Убегай! Кобен Харлан

Глава седьмая

Эш наблюдал за тем, как объект подрулил к ветхому дому на две семьи.

– Это «кадиллак»? – спросила его Ди Ди.

– Похоже на то.

– А точнее – «эльдорадо»?

Ди Ди вечно болтала без умолку.

– Нет.

– Ты уверен?

– Это «Эй-Ти-Эс». «Кадиллак» перестал выпускать «эльдорадо» в две тысячи втором году.

– Откуда ты знаешь?

Эш пожал плечами. По этой части он был спец.

– У моего папочки был «эльдорадо», – сказала Ди Ди.

Эш сдвинул брови:

– У твоего папочки?

– А что, думаешь, я его не помню?

Ди Ди с шести лет скиталась по интернатам и приемным семьям. Эш в первый раз попал в интернат в четырехлетнем возрасте. И на протяжении следующих четырнадцати лет он успел сменить более двадцати. Ди, вероятно, не меньше. И три раза в течение всего восьми месяцев они оказывались в одном и том же интернате.

– Он купил, конечно, подержанный. Типа очень подержанный. Днище совсем проржавело. Но папочка любил эту машину. Он разрешал мне сидеть на переднем сиденье, рядом с ним. И даже не пристегивал. А кожа на сиденьях! Она вся потрескалась. Я все ноги себе исцарапала. Короче, он включал громкую музыку, а иногда и сам подпевал. Это я лучше всего помню. У него был хороший голос, у моего старика. Он улыбался и начинал петь, а потом типа отпускал баранку и рулил одними запястьями, врубаешься?

Эш конечно врубался. А еще он знал, что ее папочка одной рукой держал баранку, а другую запускал своей юной доченьке между ног, но сейчас было не время поднимать этот вопрос.

– Папочка любил эту проклятую машину, – сказала Ди Ди и надула губки. – Пока…

Эш не выдержал.

– Пока что? – спросил он.

– Наверное, тогда все и пошло наперекосяк. Когда папочка узнал, что это за машина.

Когда она говорила «папочка», Эш всякий раз морщился.

Объект вышел из машины. Крупный, крепкий парень в джинсах, истоптанных ботинках – дешевая подделка под фирму «Тимберленд» – и фланелевой рубахе. Лицо заросло бородой; камуфляжной окраски бейсболка «Ред сокс»[15] слишком мала для его тыквы.

Эш указал на него подбородком:

– Наш клиент?

– Похоже на то. Что будем делать?

Объект открыл заднюю дверцу машины, и из нее выскочили две девчушки с ярко-зелеными школьными ранцами за плечами. Дочери, Эш это знал. Ту, что повыше, зовут Келси, ей десять лет. Младшую – Кира, ей восемь.

– Подождем, – ответил он.

Эш сидел в кресле водителя. Ди Ди на переднем сиденье рядом. Эш не видел ее три года. Он уж думал было, что ее нет в живых, а тут вдруг совсем недавно снова встретились. Ему казалось, что встреча пройдет неловко – слишком много воды утекло, – но они быстро освоились, и все стало по-прежнему.

– Так что там случилось? – спросил Эш.

– Что?

– С «эльдорадо» твоего папаши. Когда все пошло наперекосяк? Что он узнал?

Улыбка сползла с ее лица. Ди Ди заерзала на сиденье.

– Не хочешь, можешь не говорить.

– Нет, – сказала она. – Я хочу.

Оба уставились через переднее окно на дом объекта. Эш положил руку на бедро, где висела кобура с пистолетом. У него были свои инструкции. Он не знал, что натворил этот здоровяк – впрочем, как и любой в его списке, – но, как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.

– Однажды мы пошли пообедать в крутой ресторан, где готовят рыбу, – начала Ди Ди. – Бабушка еще была жива. Поэтому платила она. А папа ел только мясо, а рыбу не выносил. То есть реально не выносил.

Эш понятия не имел, к чему она ведет.

– Ну вот, подходит официант и давай читать нам, какие в тот день были лучшие блюда. А в руках у него была черная доска, и на ней мелом записаны блюда. Шикарно, да?

– Да.

– В общем, официант добрался до этих рыбных блюд – у него еще был такой дикий акцент – и, значит, говорит: «Наш повар очень рекомендует…» Тут этот официант указывает рукой на свою доску, будто это автомобиль в телеигре «Правильная цена»: «…гриль-дорадо с грецким орехом, петрушкой и соусом песто».

Эш повернулся и посмотрел на нее. Можно было подумать, что и годы, и все, что ей довелось испытать, неблагоприятно скажутся на внешности Ди Ди, но выглядела она еще красивее, чем раньше. Золотистые светлые волосы сплетены в тугую, толстую косу, падающую на спину. Губы пухлые, лицо – кровь с молоком. Глаза зеленые с ярким изумрудным оттенком, скорей всего, это из-за контактных линз или какой-то особой косметики.

– А папочка просит его повторить это, название рыбы, и официант повторяет, а папочка…

Черт возьми, когда она перестанет так его называть.

– …а папочка уже так и кипит. Ну вот, а потом вскочил и выбежал из ресторана. Стул перевернул и все такое. Представляешь, его машина, его суперкрутая машина названа в честь какой-то паршивой рыбы! Папочка просто не мог этого перенести, понимаешь?

Эш посмотрел на нее:

– Ты это серьезно?

– Конечно серьезно.

– Эта машина не названа в честь рыбы.

– Ты что, не слышал про рыбу под названием «дорадо»?

– Слышал, конечно, но Эльдорадо – это такой мифический город в Южной Америке, где много золота.

– Но ведь и рыба тоже, ты не согласен?

Эш ничего не ответил.

– Эш?

– Ну да. – Он вздохнул. – Да, и рыба тоже.

Объект вышел из дома и двинулся к гаражу.

– С ними со всеми надо устроить по-разному? – спросил Эш.

– Не знаю, как насчет по-разному, но сделать надо так, чтобы между ними не обнаружилось никакой связи.

То есть сейчас не должно быть так, как было в Чикаго. Но все равно у него было большое пространство для маневра.

– Не спускай глаз с дома, – сказал он.

– Разве в этот раз я с тобой не пойду?

Кажется, она обиделась.

– Нет. Садись за руль. Не выключай двигатель. Не спускай глаз с двери. Если кто-нибудь выйдет, сразу звони.

Он не стал повторять приказ. Объект скрылся в гараже. Эш вышел и направился туда же.

О своем объекте он знал вот что: зовут его Кевин Гано, он уже двенадцать лет женат на своей школьной возлюбленной по имени Кортни. Семья из четырех человек живет на верхнем этаже этого двухквартирного дома на Девон-стрит в Ревире, штат Массачусетс. Полгода назад Кевина уволили с мясокомбината Олстона в городе Линн, где он проработал предыдущие семь лет. С тех пор он пытался найти другую работу, но безуспешно, поэтому в последний месяц Кортни пришлось устроиться на прежнюю работу секретарши в приемной туристической фирмы на Конститьюшн-авеню.

Кевин, пытаясь тоже приносить какую-то пользу семье, в два часа дня забирал девочек из школы. Поэтому сейчас он дома, в то время как почти все жители этого рабочего района на работе и кругом все тихо и спокойно.

Когда в дверях появился Эш, Кевин стоял перед верстаком и развинчивал DVD, а может, Blu-ray-плеер – он подрабатывал починкой всяких приборов. Он поднял голову и дружелюбно улыбнулся Эшу. Эш улыбнулся в ответ и наставил на него ствол пистолета.

– Только не шуми, и все будет хорошо, – сказал он.

Эш вошел в помещение и закрыл за собой дверь. Он продолжал держать Кевина на мушке и не спускал с него глаз. Кевин стоял перед ним, все еще с отверткой в руке.

В правой руке.

– Чего вы хотите?

– Положи-ка отвертку, Кевин. Будешь слушаться, и никто не пострадает.

– Черт возьми, – сказал Кевин.

– Что?

– Ты же дал мне увидеть твое лицо.

Точно подмечено.

– Об этом не беспокойся. Я изменил внешний вид.

– Вот хрень, – сказал Кевин.

Он бросил взгляд на боковую дверь – похоже, хотел было метнуться туда.

– Келси и Кира, – предостерег его Эш.

Услышав имена дочерей, Кевин застыл на месте.

– У тебя два варианта. Если побежишь, я тебя пристрелю. Потом мне придется устроить все так, будто это неудавшееся ограбление. Это значит, что мне надо будет пойти в дом. А чем там занимаются Келси и Кира, Кевин? Домашнее задание делают? Или телик смотрят? Может, перекусывают? Впрочем, это не важно. Я войду и устрою там нечто столь ужасное, что ты будешь счастлив, что оказался мертвый.

Кевин помотал головой, в глазах его стояли слезы.

– Прошу вас…

– Или же ты прямо сейчас бросишь эту свою отвертку.

Кевин повиновался. Отвертка звякнула о бетонный пол.

– Я не понимаю… Я же никому не причинил зла. Зачем вы это делаете?

Эш пожал плечами.

– Прошу вас, не трогайте моих девочек. Я сделаю все, что вы хотите. Только не надо… – Он судорожно сглотнул и стал как будто немного выше ростом. – И… и что теперь?

Эш подошел к нему и приставил ствол пистолета к его виску. Кевин закрыл глаза, и Эш спустил курок.

Протяжное эхо выстрела громко раскатилось внутри гаража, но Эш сомневался в том, что кто-то снаружи обратит на это внимание.

Кевин свалился на пол, он был уже мертв.

Эш действовал быстро. Вложил пистолет в правую руку Кевина, нажал на спусковой крючок, и пуля вошла в землю. Теперь на его руке останутся частицы пороха. Потом он залез в задний карман брюк Кевина, достал мобильник и приложил большой палец убитого, чтобы зайти в меню. Быстро нашел номер его жены.

С обеих сторон имени Кортни стояло по сердечку.

Сердечки. Рядом с именем жены Кевин поставил сердечки.

Эш набрал простой текст:

МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ. ПОЖАЛУЙСТА, ПРОСТИ МЕНЯ.

Нажал на «Отправить», бросил мобильник на верстак и направился к машине.

Только не спешить, приказал он себе. Не надо торопиться, надо идти спокойно.

По прикидкам Эша, шансов на то, что пройдет сценарий самоубийства, – 80–85 из 100. Огнестрельное ранение в голову, в правый висок жертвы, так почти всегда делает правша, если стреляет в себя. Эш сразу обратил внимание на то, в какой руке Кевин держал отвертку. Потом текстовое сообщение, в котором явно идет речь о самоубийстве. Следы сгоревшего пороха на правой руке. Наличие лишней пули можно понять так, будто в первый раз Кевин струсил и выстрелил мимо, а потом взял себя в руки и довел дело до конца.

Так что сценарий самоубийства, вероятнее всего, прокатит. Восемьдесят, восемьдесят пять процентов, а может, и все девяносто, если учитывать, что Кевин потерял работу и, скорее всего, очень по этому поводу переживал. Если коп попадется слишком шустрый и умный, возможно, он поймет, что не все тут срастается. Например, было маловато времени, чтобы поставить Кевина на ноги перед вторым выстрелом, поэтому может случиться, что какой-нибудь умник-криминалист потратит деньги на изучение траектории пули и обратит внимание на то, что выстрел был произведен почти на уровне пола.

Кто-нибудь, возможно, даже заметил Эша или его автомобиль прямо сейчас, и это тоже могло бы вызвать некоторые вопросы.

Но все это очень маловероятно.

В любом случае они с Ди Ди успеют удрать далеко. Машину как следует вымоют и где-нибудь бросят. И концы в воду.

Эш был мастак на такие штуки.

Он уселся на пассажирское сиденье. Ни одна занавеска на окнах не пошевелилась. Не скрипнула ни одна дверь. Ни одной машины не проехало мимо.

– Ну, что он?.. – спросила Ди Ди.

Эш кивнул.

Ди Ди улыбнулась, и машина тронулась с места.

Глава восьмая

Когда Саймон вернулся домой, Ингрид встретила его у двери. Они обнялись.

– Только успела рухнуть в кровать, – сказала Ингрид, – как заявилась полиция.

– Знаю.

– Вдруг зазвенел дверной звонок. А я все никак не могла проснуться, – кажется, целая вечность прошла. Думала, это доставка… хотя меня всегда берегут от подобных вещей.

Под теми, кто ее бережет от подобных вещей, она подразумевала консьержей. Раз в неделю Ингрид дежурила ночью в отделении реанимации. И все консьержи знали, что на следующий день она отсыпается, поэтому, если случалась какая-нибудь доставка, курьер должен был оставлять товары внизу. В половине седьмого возвращался с работы Саймон и забирал их.

– Я кое-как натянула на себя спортивный костюм. Приходит полицейский. И давай выпытывать, есть ли у меня алиби. Будто я подозреваемая.

Саймону, конечно, все это уже было известно. Ингрид связалась с ним, как только консьерж сообщил, кто трезвонит в дверь. А потом Эстер послала своего сотрудника, чтобы во время допроса он был рядом с Ингрид.

– И еще только что звонила Мэри из реанимации. Оказывается, копы наведались и в больницу, чтобы проверить, была ли я там. Ты представляешь?

– Они и у меня требовали алиби, – сказал Саймон. – Эстер считает, что это просто обычный порядок.

– Все равно я не понимаю. Что конкретно случилось? Убили Аарона?

– Умышленное убийство, да.

– А где Пейдж?

– Похоже, никто не знает.

Тут подошла Ласло и стала скрести Саймона лапой по ноге. Оба посмотрели на собачку и увидели ее умоляющий взгляд.

– Давай вдвоем прогуляем ее, – сказал Саймон.

Через пять минут они пересекли западную часть Центрального парка и вышли к Шестьдесят седьмой улице; туго натянув поводок, Ласло тащила их за собой. Слева от них, на виду, однако в несколько укромном месте, расположилась крошечная игровая площадка, оформленная в ярких, кричащих тонах. Казалось, совсем недавно они приводили сюда играть сначала Пейдж, затем Аню, а потом уж и Сэма, но с тех пор прошла целая жизнь. Они сидели тогда на скамейке, вся площадка была перед ними как на ладони, даже головой вертеть не обязательно, и на душе было хорошо и спокойно – это место посреди огромного парка в этом огромном городе, расположенное всего в квартале от их дома, казалось совершенно безопасным.

Они прошли мимо знаменитого ресторана «Таверна на лужайке» и, повернув направо, двинулись на юг. Мимо прошествовала колонна школьников в одинаковых желтых футболках – так они более заметны и не потеряются во время экскурсий или походов на природу. Саймон подождал, пока они отойдут подальше, за пределы слышимости.

– Убийство, – сказал он. – Это чудовищно.

На прогулку Ингрид надела длинный легкий плащ.

– Продолжай, – сказала она и сунула руки в карманы.

– Все тело Аарона было обезображено.

– Как это?

– Тебе в самом деле нужны подробности? – спросил он.

– Странно, – сказала Ингрид, сдерживая улыбку.

– Что странно?

– Ведь ты терпеть не можешь насилие даже в кино, – сказала она.

– А ты врач, который при виде крови даже бровью не поведет, – договорил он за нее. – Но может быть, сейчас я это понимаю лучше.

– Что именно?

– То, что сказала мне Эстер, нисколько меня не шокировало. Возможно, потому, что это реальность. Просто реагируешь – и все. Как ты с пациентом в реанимации. Когда это на экране, всегда есть чудесная возможность отвернуться и не смотреть. А в реальной жизни…

Он замолчал.

– Ты не закончил, – сказала Ингрид.

– Это глупо, я понимаю. По данным источников Эстер, убийца перерезал Аарону горло, хотя, по ее словам, это еще мягко сказано. Рана была такая глубокая, что голова почти отделилась от тела. Еще ему отрезали три пальца. И еще отрезали…

– У живого или уже у трупа? – деловито, как настоящий врач, спросила Ингрид.

– Что?

– Я про ампутацию. Он был еще жив, когда ему резали пальцы?

– Не знаю, – сказал Саймон. – А это имеет какое-то значение?

– Может быть.

– Не понимаю.