Убийство в стиле винтаж Марш Найо

– Еще бы. И кто это был?

Мэйсон бросил на него несчастный, но твердый взгляд:

– К чему вы клоните? Слушайте, Аллейн, вы же не хотите связать кражу и убийство?

– Лично я предпочел бы их разделить.

– Вот черт, – пробормотал Мэйсон. – Я… не знаю.

– Когда мистер Мейер догадался, кто был вором?

– Ох ты, боже мой… Да он сам все видел.

– Неужели! Послушайте, давайте упростим задачу, как выражаются наши ученые друзья. Я назову вам одно имя – только одно. Если я ошибусь, мы оставим эту тему. Обещаю, что не буду продолжать.

– Хорошо! – ответил Мэйсон, немного повеселев.

– Ливерсидж?

Наступило долгое молчание.

– Ох ты, боже мой, – повторил Мэйсон. – Я думал, вы назовете Бродхеда. После того, что устроил вчера Палмер…

– Как мистеру Мейеру удалось увидеть вора?

– В последнюю ночь на корабле Альфред шел по коридору в свою каюту и оказался перед дверью Валери. Он только что видел ее в курительной. Ему почудилось, что в комнате кто-то есть, хотя для горничной время было совсем не подходящее. Потом он заметил, что свет в каюте не горит: там над дверью есть прозрачное окно. Зато внутри постоянно что-то вспыхивало, словно кто-то зажигал фонарик. Он стоял, не зная, как быть, и тут дверь немного приоткрылась. Напротив была мужская уборная, задернутая занавеской. Альфред спрятался за ней и стал смотреть. Он подумал, что кто-то из стюардов шарит в вещах пассажиров. Но тут дверь отворилась шире, и в коридор, крадучись и оглядываясь по сторонам, вышел не кто иной, как мистер Фрэнсис Ливерсидж. Алф говорил, что выглядело это точь-в-точь как сцена из французской комедии, и он сразу подумал: все объяснится в том же духе.

Мэйсон скорчил физиономию и задумчиво потер нос.

– Продолжайте, – попросил Аллейн.

– Тут есть один момент, который может показаться вам не совсем обычным. Трудно поверить, но после тридцати лет в бизнесе Алф оставался человеком пуританских правил. Честное слово. Он никогда не допускал, чтобы в его труппе водились всякие шуры-муры. Знаю, звучит странно, – извиняющимся тоном добавил Мэйсон, – но что было, то было. Короче говоря, он не нашел ничего лучше, как выйти из-за занавески и встать с Ливерсиджем лицом к лицу. Просто, значит, стоял и смотрел на него с упреком, собирался сказать что-то насчет того, что к хорошеньким девушкам нужно относиться с уважением и все такое, как вдруг Фрэнки заявил: «Я устроил Вэл «яблочную кровать»[39]. Лицо у него при этом было белое как полотно, руки в карманах… Альфи ответил гробовым молчанием, и Фрэнки, криво ухмыльнувшись, удалился. Что, по-вашему, сделал Альфред?

– Пошел и убедился, что кровать в «яблочном» порядке?

– В точку! – воскликнул Мэйсон, удивленно глядя на Аллейна. – Аккуратно застелена, все как положено. Тогда Альфред вернулся в свою каюту и начал ломать голову над тем, что все это значит. Он решил: Ливерсидж ждал Вэл, но потом почему-то передумал. Алф пообещал себе проследить за ситуацией и даже, если понадобится, сделать Вэл отеческое внушение. Вот так. Потом обнаружилась пропажа денег, Альфред сложил одно с другим и все понял.

– Когда он вам рассказал?

– Мы приехали в город, и он сказал, что говорил с Ливерсиджем и не сомневается – деньги взял Фрэнки. Хотя непонятно – зачем. Он и так много выигрывал в покер. Наверное, ему просто нравятся такие вещи. Альфред сказал, что вернет деньги Вэл и вычтет их из гонорара Ливерсиджа. Само собой, Ливерсидж вылетит из труппы, как только ему найдется подходящая замена. Но ради чести «Инкорпорейтед Плэйхаус» все останется между нами. Я согласился, и вопрос был решен. А теперь у меня к вам просьба, Аллейн. Я рассказал вам все, что знаю, но мне бы не хотелось, чтобы это пошло куда-то дальше. Фирма…

– Я все понимаю. Мы не станем использовать эту информацию, если она не относится к делу, – без колебаний ответил Аллейн.

Он сделал еще две-три пометки в блокноте, который вытащил во время разговора с Мэйсоном.

– Еще одни момент, – продолжил детектив. – Как вы думаете, Ливерсидж понял, что мистера Мейера не убедила его версия с «яблочной кроватью»? Я имею в виду – в момент их разговора?

– Понимаю, о чем вы. Альфред сказал, что, увидев его, Фрэнки сильно побледнел и не знал, куда деться. Хотя Альфред смотрел на него скорее с грустью, чем в гневе. Не думаю, что он пытался сделать вид, будто поверил в историю. Он считал, что Фрэнки сам себя выдал.

– Ясно, – кивнул Аллейн. – Вот что, мистер Мэйсон: мне придется рассказать вашу историю Уэйду, но я попрошу его не предавать ее гласности, если этого получится избежать. Возможно, она не относится к делу.

– Чертовски любезно с вашей стороны! Впрочем, теперь, когда на фирме висит убийство, одна жалкая кража вряд ли может все испортить, верно?

Мэйсон в отчаянии уронил голову на руки.

– Господи, я совсем выбился из сил, – пожаловался он. – Чувствую себя так, словно в груди застряло раскаленное ядро, а в животе лежит тонна опилок.

– Возможно, вам лучше принять какое-то лекарство?

– Я был у всех местных врачей. Или обратиться к Те Покиха? Говорят, что аборигены… Вы уже уходите?

– Да, мне пора. Я обещал зайти в полицию. Большое спасибо, мистер Мэйсон.

Аллейн направился в полицейский участок, где нашел Уэйда и суперинтенданта Никсона. Он дал им полный отчет о своих разговорах с Каролин и Мэйсоном. Рассказ Каролин Уэйда не впечатлил, зато он сразу ухватился за историю с Ливерсиджем.

– Это самая важная вещь, которую я до сих пор слышал, – заявил он. – Если Ливерсидж знал, что Мейер его подозревает, у него был мотив расправиться с жертвой еще в поезде. По-моему, этого вполне достаточно для ареста, шеф.

– А вы что скажете, мистер Аллейн? – спросил Никсон.

– Я пока воздержусь от комментария, – ответил Аллейн. – Если вы не против, я побеседую с Ливерсиджем и постараюсь вытащить на свет божий его темную душонку. Или хотите заняться этим сами, мистер Никсон?

– Нет-нет, – быстро возразил суперинтендант. – Мы будем только рады, если вы нам поможете, правда, Уэйд?

– Еще бы, сэр. А мне надо снова повидаться со стариной Синглтоном. Это театральный вахтер, мистер Аллейн. Он всегда пьян, но в это время суток трезвее обычного.

– Может, просто позвоним Ливерсиджу и вызовем его сюда? – предложил Никсон. – Устроим ему теплый прием.

– Да, будет весело, – мрачно отозвался Аллейн. – Вызывайте.

Никсон позвонил в отель и поговорил с Ливерсиджем, который ответил, что «уже летит на крыльях». Аллейн и Никсон скоротали время, мирно беседуя о тонкостях профессии. Наконец появился Ливерсидж – как всегда, слишком нарядный и блестящий, чтобы выглядеть естественно.

– Мистер Ливерсидж, суперинтендант Никсон, – представил их Аллейн.

– Добрый день, – важно поздоровался Ливерсидж.

– Добрый день, мистер Ливерсидж, – отозвался Никсон. – Присаживайтесь, пожалуйста. Как вы знаете, мистер Аллейн любезно согласился сотрудничать с нами в этом деле. Он хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Неутомимый мистер Аллейн! – воскликнул Ливерсидж, изящно опустившись на стул. – Чем я могу помочь, мистер Аллейн? Все еще хотите узнать, что А сказал Б после спектакля?

Детектив кивнул:

– Такая уж у меня работа. Так же, как у вас – заправлять «яблочные» кровати, чтобы лучше спалось. Или, точнее, взялось.

– Боюсь, я не уловил вашей иронии, – пробормотал Ливерсидж, лицо которого стало зеленеть.

– Вам никогда не приходилось заправлять «яблочную» кровать, мистер Ливерсидж?

– Ну, знаете! – возмущенно заговорил Ливерсидж. – Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о розыгрышах.

– Вы не любите розыгрыши?

– Нет.

– И когда вы взяли деньги у мисс Гэйнс, это не было розыгрышем?

– Не понимаю, о чем вы.

– У нас есть точные сведения, что это вы украли деньги. Подождите, мистер Ливерсидж. На вашем месте я бы не пытался отрицать. При тех доказательствах, которые мы имеем, так вы только еще больше себе повредите. Впрочем… – Он взял блокнот и карандаш. – Вы брали деньги или нет?

– Я отказываюсь отвечать.

– Понятно. Вполне разумный выбор, учитывая обстоятельства. Только имейте в виду, что в тот день, когда вы приехали в Миддлтон, после вашей беседы с мистером Мейером у него состоялась еще одна беседа – с мистером Мэйсоном. Неудивительно, ведь речь шла о репутации фирмы.

– А что Мэйсон…

Ливерсидж остановился.

– Что он нам сказал? Только то, что ему передал мистер Мейер.

– Это была шутка. Мейер все неправильно понял. Послушайте, мистер… мистер Никсон…

– Говорите с мистером Аллейном, пожалуйста, – спокойно возразил суперинтендант.

– Да, но… Хорошо. – Он неохотно повернулся к Аллейну. – Вот как все было на самом деле. Клянусь, я говорю правду. Поверьте мне. Я всегда подшучивал над Вэл, что она слишком беспечно относится к деньгам. Говорил, что рано или поздно их у нее утащат. Она только смеялась. Это было после того, как она заплатила за долг десятифунтовыми банкнотами. Я вернулся в каюту и… да, я взял деньги и вместо них набил папку… почтовой бумагой. Просто в шутку, чтобы впредь она была осторожней. Вот и все. Честное слово. Клянусь вам!

– Почему вы не сказали об этом мистеру Мейеру?

– Я пытался, но он не слушал, – ответил Ливерсидж, облизнув губы. – У него не было чувства юмора.

– Жаль. Почему вы подговорили Палмера обвинить в краже Бродхеда?

– Я… не хотел, чтобы так получилось. Говорил же вам. Он меня неправильно понял. Просто шутка. Неужели вы не понимаете?

– У меня тоже нет чувства юмора, – ответил Аллейн. – Но уверен, что присяжные будут смеяться до слез.

– Присяжные! Боже…

– Кстати, – продолжал Аллейн, – судебное разбирательство начнется завтра. И мистер Мэйсон, безусловно, будет в числе свидетелей. Думаю, вам хорошо известно…

– Я ничего не смыслю в судебных разбирательствах, – торопливо вставил Ливерсидж.

– Значит, для вас это будет интересный опыт. Впрочем, если дадите показания – правдивые показания – по этому делу, и мы поймем, что оно не имеет отношения к убийству…

– К убийству! Боже милосердный! Клянусь, я не…

– …тогда, возможно, мы не станем доводить дело до суда.

– Я дам показания, – выпалил Ливерсидж.

И он действительно их дал, а затем, подписав бумагу, удалился в самых расстроенных чувствах.

– Здорово вы его прижали, – одобрил Никсон, когда Ливерсидж ушел.

– Я по-прежнему думаю, что его надо арестовать, – вставил Уэйд. – У нас есть все: мотив, возможность – абсолютно все. Мейер мог угрожать ему разоблачением.

– Мог, – согласился Аллейн. – Вы правы, Уэйд, но я все-таки хотел бы поговорить с костюмером Хэмблдона, Бобом Парсонсом. Меня не оставляет чувство, что его показания могут быть очень полезны. Думаю, надо допросить его раньше, чем мы примем решение насчет Ливерсиджа.

– Если Ливерсидж подговорил Палмера обвинить Бродхеда, – заметил Никсон, – мы имеем дело с чем-то большим, чем обыкновенный розыгрыш.

– Верно, – кивнул Аллейн, – но все же…

– Если хотите, можете навестить Парсонса, мистер Аллейн, – предложил Никсон. – Уэйд даст вам его адрес.

Уэйд записал адрес на бумажке.

Парсонс остановился в частном пансионе недалеко от театра. Аллейн немедленно отправился туда и встретился с костюмером Хэмблдона среди кадок с геранями и фикусами.

Боб Парсонс оказался маленьким человечком с жалобным лицом, которое при каждой гримасе покрывалось сеткой морщин. Его лоб был испещрен ими так, словно кто-то отжал его для сушки, но после забыл прогладить. Оригинальную внешность костюмера дополняли неописуемая шевелюра, большой рот и пара ярких глаз. Аллейну Парсонс понравился, и он сразу приступил к делу.

– Простите за беспокойство, мистер Парсонс, но вы, наверное, слышали, что я расследую это дело с местной полицией. Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне кажется, вы можете нам помочь.

– Не хотите присесть, сэр?

– Спасибо. Расскажите, пожалуйста, как можно подробней, каковы были ваши действия после того, как вчера вечером мистер Хэмблдон отослал вас из гримерной, чтобы вы могли подготовится к вечеру?

– Мои действия, сэр?

– Да.

– Я вышел в коридор, сэр, и начал наблюдать за тем, как работают другие люди.

– В смысле: другие, а не вы? Рабочие сцены?

– Именно так, сэр. Я стоял и смотрел, как ребята вкалывают сверхурочно.

– Со своего места вы, наверное, видели почти всю сцену?

– Ну да.

– А вы не помните, в какое время это было?

– Отлично помню. Это было в десять часов двадцать пять минут.

– Господи, откуда такая точность?

– Спектакль работает как часы, сэр. Я знаю, когда он заканчивается. Занавес упал в десять двадцать пять, и я быстренько направился в гримерную мистера Хэмблдона, а он меня быстренько выпроводил. «Вам надо как следует почиститься, – заметил я. – У вас все лицо под гримом». «Я справлюсь, – отмахнулся он, – а вот вам не помешают свежий воротничок и галстук. Который час?» Я ответил: десять двадцать шесть – и ушел.

– Как долго вы стояли в коридоре?

Боб задумался, и его лицо превратилось в лабиринт морщин.

– Успел выкурить одну сигарету и взяться за вторую.

– И при этом постоянно насвистывали?

– В самую точку, сэр. Я мастер в этом деле. Меня научил папаша лет сорок назад. Он выступал на ярмарках: «Пип Парсонс, Человек-щегол», – а я был Чудо-ребенком. Отец тренировал меня днем и ночью. Не давал есть, пока не выучу урок. «Имей в виду, – говорил он, – есть только одно место, где ты не должен упражняться в своем искусстве, и это место – гримерная». Свистеть у меня вошло в привычку, но, когда я занялся своим ремеслом, пришлось быстро отучиться. Табу, сэр. Приносит несчастье. Свистишь – сразу вылетаешь с работы. Когда я только начинал, меня часто заставляли выходить из комнаты, а потом стучать и входить снова – чтобы отвести несчастье.

– Понимаю. Мисс Дэйкрес говорила мне об этом суеверии.

– Мисс Каролин ужасно его боится. Поэтому обычно я начинаю свистеть, только когда выхожу из комнаты. Скручиваю в коридоре первую сигарету и пою «Птичку в золотой клетке». То же самое было и вчера вечером, только я добавил к песне еще пару строк фальцетом. А потом закурил.

– Сколько длится «Птичка в золотой клетке»?

– Не знаю, сэр.

– Сможете ее сейчас напеть?

– С удовольствием, – сразу согласился Боб.

Аллейн достал свой хронометр. Боб уставился на висевшую на стене картину, изображавшую двух скакунов при свете молнии, поиграл мускулами на лице и увлажнил губы. Воздух пронзила легкая мелодичная трель.

– Это просто для разминки. Добавьте ее к песне. Я всегда так делаю.

Глаза костюмера заблестели, и он затянул викторианскую балладу, слащавую и протяжную, со множеством завитушек. Припев повторялся октавой выше и заканчивался на такой высокой ноте, что его почти не улавливал человеческий слух.

– Три минуты, – отметил Аллейн. – Спасибо, Боб, по-настоящему мастерское исполнение.

– В прежние времена такие вещи ценили, сэр.

– Не сомневаюсь. Когда вы закончили петь, ваша первая сигарета была свернута, так?

– Да, сэр.

– Хорошо, допустим, вы ее свернули.

Боб вынул из кармана потертый портсигар и достал из него самодельную сигарету.

– Всегда ношу с собой парочку, – заметил он, закуривая.

Аллейн снова взглянул на часы.

– Теперь, – продолжал он, – попытайтесь вспомнить, кто проходил мимо вас в это время.

Боб бросил на него выразительный взгляд:

– Понимаю. Вам нужны мои глаза. Хотите выяснить, кто где был?

– Совершенно верно.

– Когда я только вышел, многие актеры еще оставались на сцене. Но не Хэмблдон – тот всегда сразу идет в гримерную. Первым прошел мистер Кривляка Акройд, а за ним старина «Я-отлично-справился-мадам» с молодым Бродхедом.

– Вы про мистера Вернона?

– Да, сэр. Ребята прозвали его так за любимую реплику. Последними были мистер Ливерсидж и мисс Гэйнс. Они долго говорили на сцене – я не слышал, о чем, – а потом прошли мимо меня в гримерные. Помню, тут я перешел на фальцет. – Он задумчиво пожевал губами. – Короче, все разошлись по комнатам.

– Парсонс, вы свидетель моей мечты. Теперь расскажите, как они выходили.

– Попробую. Но тут надо немного пораскинуть мозгами. Нет, не волнуйтесь, я все вспомню. Ага, есть. – Он глубоко затянулся сигаретой. – Первыми были четыре джентльмена. Мистер Забавник Акройд, мистер Вернон, мистер Бродхед и мистер Ливерсидж. Все они вышли одновременно и задержались в коридоре, чтобы позубоскалить и спросить, почему я еще не во фраке и не в белом галстуке. Акройд изощрялся так, что мне стало тошно. Жалкий комедиант!

– Вам не нравится мистер Акройд?

– Это слишком громко сказано. Просто все мы люди, даже те, кто зарабатывает на жизнь, одевая «великих» актеров. Но мистер Акройд, похоже, так не думает. Я уже давно раскусил, что он за фрукт. Не только я, но и мой джентльмен, который на самом деле джентльмен, в отличие от Акройда.

– Вы имеете в виду мистера Хэмблдона?

– В точку. Он-то давно понял, кто такой мистер Сент-Джон Акройд. Так же, как и наш покойный шеф.

Боб снова прикурил и многозначительно взглянул на Аллейна.

– Почему? – спросил Аллейн. – Что случилось?

– Старая история, сэр. Однажды вечером, когда мы были в Брайтоне, Акройд забылся. Вообще-то, он не пропускает и дня без своего стаканчика виски и не особенно переживает, когда в нем совсем нет воды. А в тот вечер, похоже, принял слишком много. Короче, Акройд без стука вломился в гримерную мисс Каролин и начал к ней приставать. Представьте себе! Мисс Каролин подняла его на смех, а Хэмблдон, появившийся через минуту, назвал его пьяной свиньей. Потом дело дошло до шефа, и он, примчавшись, спустил на Акройда всех собак. Скандал! Я стоял за дверью, когда он выходил, и видел, какая у него была физиономия. Отнюдь не веселая и не забавная, зато красная, как морковь. То еще зрелище! На следующий день он долго извинялся. Удивительно, что его не вышибли сразу, но тогда мы играли важный спектакль, а замены для него не было. Шоу должно продолжаться и все такое. Но с тех пор мистер Затейник Акройд заметно присмирел. Постойте, о чем мы говорили? Ах да! Итак, мистер Бродхед и «Я-отлично-справился», а с ними мистер Ливерсидж и Акройд вышли в коридор. Какое-то время они потешались над вашим покорным слугой, а потом Акройд вроде бы ушел на сцену. Но ненадолго. Вскоре он вернулся и присоединился к остальным, и они отправились на сцену вчетвером. И никто из них больше не возвращался, пока я стоял в коридоре.

– Вы уверены?

– Да, сэр. Абсолютно. Я слышал, как они стояли на сцене и рассказывали мистеру Гаскойну, что здорово позабавились за мой счет и что я просто деревенский олух, раз боюсь пойти на вечеринку.

Боб замолчал, сердито покраснев.

– Не очень красиво с их стороны, – заметил Аллейн.

– А, пустяки, – отмахнулся Парсонс. – Так вот, сэр. После этой банды в коридор вышла мисс Гэйнс. Как обычно, она озиралась в поисках мистера Ливерсиджа и, наверное, услышала его голос на сцене. Короче, она пулей пролетела мимо и исчезла за дверью. Тут начали появляться гости с улицы. Я видел, как вы вошли вместе с нашим шефом, сэр, за вами молодой Палмер, и так далее. Мистер Гаскойн все это время стоял у двери – той, что ведет на сцену. Потом вышла мисс Макс, и мы немного поболтали. У мисс Сьюзен для каждого найдется доброе словечко. Потом выскочила Минна и набросилась на меня, возмущаясь, что я еще не переоделся. Она та еще штучка, наша Минна. С ней мы тоже немного посудачили, и я сказал, что займусь этим попозже, а Минна упорхнула обратно – прихорашиваться. Вот так все и было.

Боб замолчал.

– И потом вы пошли на вечеринку?

– Нет. Я и правда немного застенчив, сэр. Ребята из персонала – в смысле, рабочие сцены, сэр, – в это время были заняты. Готовили сцену к празднику. А то я бы заглянул к ним и перекинуться парой слов. Они там наводили лоск. Другое дело, если бы я мог пройти с обратной стороны, через черный ход. Но там только одна дверь, понимаете? Короче, я дал отбой и свернул еще одну сигарету.

Он неуверенно взглянул на Аллейна.

– Понимаю. Появляться на людях – это всегда немного напрягает.

– И я о том же, сэр. Через какое-то время появился мой джентльмен – я про мистера Хэмблдона – и спрашивает: «Эй, Боб, – говорит, – ты кого-то ждешь?» Потом он, наверное, сообразил, что мне неловко, и предложил: «Пошли, – говорит, – со мной, Боб, устроим красивый выход». Он отличный парень, сэр. Очень обходительный. Но, сказать по правде, сэр, я все равно не мог с ним пойти. Это было бы как-то неправильно, правда? Поэтому я ответил, что подожду Минну, а он только улыбнулся в ответ и сказал что-то шутливое, но милое, и направился к той двери, где стоял мистер Гаскойн. Я видел, как он что-то сказал мистеру Гаскойну, с улыбкой поглядывая на меня, и потом ушел на сцену, а мистер Гаскойн закрыл дверь, подошел ко мне и сказал: «Мы ждем вас с Минной». Тут как раз пришла Минна, я убрал свернутую сигарету, и мы пошли вместе – никто ничего не заметил. Не прошло и минуты, как появилась мисс Каролин, и вы подарили ей этого местного божка, а потом мы все сели за стол и… В общем, все знают, что было дальше.

– Разумеется. Минута – это примерно сколько, Боб?

– Что? А, понимаю. Видите ли, сэр, когда мы туда шли, все только и спрашивали, где же мисс Каролин. Поэтому мистер Хэмблдон и шеф отправились за ней, разминувшись в дверях со мной и Минной. И почти сразу вернулись, уже с мисс Каролин.

Аллейн вдруг резко подался вперед:

– Скажите мне вот что, Боб, – но имейте в виду, что это важно, очень важно. Сколько времени прошло между тем, как мисс Дэйкрес вышла из гримерной и ее появлением на сцене?

– Да почти нисколько, сэр. Буквально две секунды. Наверное, они встретили ее в коридоре.

– Боб! Вы можете поклясться, что после спектакля она ушла прямо в гримерную и не выходила оттуда, пока не пошла на праздник?

– Да, сэр. Конечно, могу. Я же говорил, что…

– Да-да, я знаю. Все в порядке. Теперь о мистере Хэмблдоне…

– С ним то же самое, сэр. Я понимаю, к чему вы клоните. Хотите узнать, кто поднимался наверх после того, как оттуда спустился шеф. Верно?

– Верно, Боб.

– Так вот, это не могли быть ни мисс Каролин, ни мистер Хэмблдон. Физически не могли. Оба ушли к себе сразу после спектакля. Я их видел. И оба не выходили из своих гримерных, пока не отправились прямиком на вечеринку. Могу поклясться на Библии, поцеловать книгу и предстать перед судьей. Этого достаточно?

– Вполне достаточно. А кто-нибудь мог выйти из гримерных так, чтобы вы не заметили его, стоя в коридоре?

– Ни в коем случае, сэр. Как говорится, черта с два. Могу поспорить, пожарные инспектора сюда не ходят. В театре есть два ряда гримерных и гардеробная сбоку. Сначала две комнаты для «звезд» и уборная мисс Макс. Потом коридор под прямым углом поворачивает, и справа у нас гардеробная, а слева – еще три гримерных.

– Да, я знаю.

– Так вот, комната мистера Комика Акройда находится сразу за гримерными «звезд» и уборной мисс Макс. Думаю, ему это очень нравится, поскольку стены там тоненькие и можно легко совать свой нос в чужие дела. Я как-то зашел к нему и увидел, что он стоит на столе, приложив ладонь к уху и закрыв глаза, и слушает, как мисс Каролин и мой джентльмен воркуют. Меня он не заметил, и я потихоньку ушел, а на обратном пути намекнул мисс Каролин, что у стен есть уши, и она сразу удалилась. Представляете? Мистер Сент-Джон Акройд!

Аллейн вспомнил тот же эпизод в версии Акройда и хмыкнул:

– Значит, в конце второго коридора нет дверей?

– Нет, сэр. Только небольшое окно. Все затянуто пылью и паутиной.

– В него может пролезть человек?

– Если только совсем маленький, сэр, и то с трудом.

– Надо будет на него взглянуть. Большое спасибо, Боб. Наверное, никто не называет вас мистер Парсонс?

– Да благословит вас Бог, сэр: я почти забыл, что у меня есть фамилия. Если и называют, то только в шутку. Уже уходите, сэр?

– Да, мне пора идти. Уже поздно, и сейчас я не могу угостить вас выпивкой, но завтра, если позволите…

– О, это очень любезно с вашей стороны, сэр! Но мне ничего не нужно. Речь идет о моем джентльмене, а я привык о нем заботиться, так что мне все это только в удовольствие.

– Разумеется, но вы ставите меня в неловкое положение, Боб. Пусть это будет просто знаком, что вы не держите на меня зла.

– Ну, если вы так на это смотрите… Большое спасибо, сэр. Спокойной ночи, сэр. Я очень надеюсь, что вы поймаете этого мерзавца. Наш шеф был прекрасным человеком. Не представляю, кто и зачем мог проломить ему голову, пусть даже и с помощью спиртного. Я всегда говорил…

Боб пустился в длинные и путаные рассуждения, не связанные с делом, и Аллейн поспешил удалиться. Он договорился с Уэйдом встретиться в театре и нашел его уже на месте.

– Ну как, мистер Аллейн? Поговорили с костюмером?

– Да, и весьма удачно.

Аллейн передал ему содержание беседы.

– Будь я проклят! – воскликнул Уэйд. – Есть о чем подумать. Как он вам показался, сэр? Надежный человек?

– Думаю, да. Он относится к вымирающему виду – настоящий кокни, без всяких примесей. Коротышка с едким умом и добрым сердцем, независимый, преданный, но острый на язык. Слышали бы вы, как он говорил об Акройде… Мы сможем проверить его показания. Я засек, сколько времени он потратил на сигарету: шестнадцать минут, с учетом того, что он несколько раз прикуривал. Песенка длится три минуты, вместе получается примерно без четверти одиннадцать. Потом он закурил вторую сигарету, которую свернул перед тем, как идти на вечеринку: допустим, это еще три минуты. Итого, он ушел из коридора без двенадцати одиннадцать. А когда все стали спрашивать, где мисс Дэйкрес, мистер Мейер посмотрел на часы и сказал: «Уже без десяти – время ее выхода», – и она появилась примерно через две минуты. Выходит, если Боб Парсонс стоял все это время в коридоре, она не могла залезть наверх.

– Если только он не пытается обеспечить алиби – ее или Хэмблдона.

– Я уже сказал, мы проверим его показания. Но если все эти люди вспомнят, что говорили с ним, будет уже неплохо. Лично я ему доверяю.

Уэйд мрачно уставился на Аллейна и вдруг крепко выругался.

– Господи, Уэйд! В чем дело?

– Проклятье, – пробормотал Уэйд. – Если то, что он сказал, правда… Мистер Аллейн, вы понимаете, что это значит?

– Разумеется. Это значит, что у нас одним махом вылетают все подозреваемые. Печальная новость. Правда, есть еще маленькое окошко…

– Надо немедленно пойти туда и взглянуть на это окно. Черт возьми, ни одного подозреваемого! Вы меня обескуражили. А как же Ливерсидж?

– Никаких шансов, – ответил Аллейн.

– Ливерсидж, на которого все указывает!

– Не только он. Ливерсидж, Бродхед, мисс Дэйкрес и Хэмблдон. Мэйсон так плотно закутан в свои алиби, что его не пробить никакими уликами. Идемте, сэр, идемте. Надо очень внимательно изучить это окно.

Глаза 21

Работа с реквизитом

Но окно в конце коридора оказалось именно таким, каким описал его Боб: грязным и заросшим паутиной. Уэйд раздраженно повернулся к Аллейну.

– Случай из серии «Кто съел наш мед», – с улыбкой произнес Аллейн.

– Я срочно поговорю с Бобом Парсонсом, – прорычал Уэйд. – И если кто-то скажет, что он соврал, я буду трясти его до тех пор, пока он не выложит всю правду.

– Конечно, все может быть, – согласился Аллейн, – но рассудите сами. Предположим, Ливерсидж – убийца. Он планирует снять противовес. Вместо того чтобы после спектакля незаметно проскользнуть к задней лестнице, что было бы довольно легко сделать, он сначала идет в свою гримерную, зная, что буквально через минуту ему придется выйти в ярко освещенный коридор, где может оказаться кто угодно. Тем не менее он соглашается на этот риск и, выйдя из комнаты, видит перед собой Парсонса. Ливерсидж знает, что Парсонс обязательно увидит, как он поднимется по лестнице: иначе говоря, может выдать его с головой. Несмотря на это, он рискует еще больше, пытаясь его подкупить. Как вы думаете, стал бы он это делать? То же самое относится и к мисс Дэйкрес. Да и вообще ко всем артистам. Уверен, увидев Парсонса, вы поймете, что его подкупить не так-то просто. Разумеется, вы должны проверить его показания, дружище, но я уверен, что он говорит правду. А теперь давайте посмотрим на театр с обратной стороны.

– С обратной стороны, сэр?

– Да. Когда я гнался за мистером Палмером, мне пришла в голову одна мысль, которую я хочу проверить. Пройдем через сцену, хорошо?

И он зашагал по коридору. За кулисами они включили дежурное освещение: две тускло-желтые лампы, мрачновато осветившие пыльную авансцену и верхушки декораций. Вокруг стояла мертвая тишина. Дверь на игровую часть сцены была открыта, и они увидели в нее накрытый белой скатертью стол, стулья в красноречивом беспорядке, куски битого стекла, охапки сухих цветов и огромную бутыль посередине.

– Все это уже можно убрать, – заметил Уэйд. – Мы прочесали каждый дюйм.

Страницы: «« ... 2627282930313233 »»

Читать бесплатно другие книги:

Небо иного мира увидел не студент и не секретный спецназовец, а обычный отставной прапорщик. Недолго...
Выпускница разведшколы Таис Саталь, на что вы готовы, чтобы исполнить свою мечту и добиться желаемог...
Всегда знала, что у меня все не так, как у людей!Вместо принца – звезда университета, вместо феи-кре...
Легендарный советский разведчик и диверсант Павел Судоплатов выполнял различные секретные поручения ...
У следователя Лены Крошиной самое трудное дело, как водится, сердечное. Не стоит врать самой себе: о...
Начало Великой Отечественной войны. И опять все неудачно для советской армии. Но стараниями нашего с...