Дань псам. Том 2 Эриксон Стивен

Дальше снова появлялся белый песок, усеянный ржавыми пятнами от тысяч и тысяч гвоздей и заклепок, в изобилии рассыпанных вдоль всей линии прибоя. Деревянные обломки лежали валом, и в одном месте за валом неровные ступени вели в устье пещеры.

Это был на самом деле тоннель, уступами поднимающийся сквозь мыс и оканчивающийся в самой большой постройке городка, наполовину каменном, наполовину бревенчатом складе. Здесь грабители кораблей делили добычу, с трудом притащив ее с берега. Выгодное предприятие, если хорошенько подумать. Дает работу всем — и тем, что разжигают ложные маяки, и тем, что выводят тяжелые баркасы за риф, обдирают тонущие суда, попутно приканчивая дубинками выживших матросов и убеждаясь, что утонувшие утонули как следует. Местные легенды, состряпанные ради сомнительного оправдания разбойного ремесла, толкуют о неких давних набегах пиратов, о том, как кто-то (то ли Староста, живущий здесь с начала веков, то ли широко известный в узкой округе Гачерж Засадник — впрочем, он давно умер, и у него не спросишь) намекнул, что если море охотно приносит убийц к берегу, почему бы не принести смерть вероятным убийцам? Его идеи пали в плодородную почву и укоренились, их заботливо окучивали — молотами, палками, огнем и камнем. Вскоре рыбная ловля на опасных отмелях сменилась гораздо более прибыльными занятиями.

О, сети забрасываются и сейчас, особенно в спокойный сезон, когда и клев хороший; кто может отрицать, что рыба стала благословенно многочисленной, крупной и жирной? Как же, совсем недавно они чуть не опустошили все проклятое море!

Пляж стал уютным, особенно для крабов и чаек, что пируют на выбрасываемых волнами телах. Пляж помогает волнам очистить кости, а потом отдает назад для захоронения в морской пучине. Но на этом быстро угасающем закате нечто необычно ползло по берегу. Необычное тем, что было еще живым. Крабы разбегались с его пути так быстро, как позволяли крошечные ножки.

Вода стекала с существа. Оно встало. Окаймленные алым глаза осмотрели окрестности, найдя ступени и зияющую пасть тоннеля. Еще миг — и оно направилось внутрь, оставляя глубокие отпечатки. Море постаралось тут же стереть их.

— Думаете, я не могу видеть, что творится в вашем черепе, Квел? Вы первый в очереди, а мы трое лежим в ряд, широко раздвинув ноги. Вы заныриваете резвее, чем кобель под покосившийся плетень. Рекканто следующий, потом Гланно, Джула и Амба, и Маппо, и Грантл и, наверное, даже чертов неупокоенный…

— Погоди-ка, — вмешался Трелль.

— Даже не пытайся, — фыркнула Чудная Наперстянка.

Они шли назад в таверну — Наперстянка впереди, мужчины стараются не отстать. Ее малый рост не имел значения, как и то, что на два ее шага приходился один мужской.

— А потом, — продолжала она, — может, и Джагут выпрыгнет и встанет в очередь, и к рассвету мы понесем жутких монстров, полуТреллей, полуДжагутов, полуобмоченных колдунов, полу…

— Близнецов? — подсказал Квел.

Она метнула в его сторону злобный взгляд. — О, как смешно.

— По любому, — добавил Квел, — уверен, оно так не работает, а работает совсем не так…

— Откуда вам знать? Нет, я, Полуша и Финт улепетываем отсюда сразу, как соберем вещи — а вы нас нагоните по дороге. Треклятая деревня пусть идет к Худу с Бедаском Поллом Коруссом Агапе во главе. Они поганые грабители, и если кто и заслужил проклятие, так это они.

— Не могу не согласиться, — вставил Маппо.

— Не лезь мне под юбку, Трелль.

— Что? Я не…

Квел фыркнул: — Ты не носишь юбку, Чудная. А если бы носила, было бы проще…

Она вихрем развернулась: — Чего это проще, Квел?

Он резко остановился и отвернулся. — Извини. Неужели я думаю вслух?

— Вы думаете, что проклятие на городке — это плохо. Еще вы думаете подождать и поглядеть, что получится.

— Ладно, я все понял, Чудная. Расслабься. Вы втроем уходите, так? Мы починим карету и поедем за вами. Все как ты сказала.

Она снова повернулась и двинулась к таверне.

Грантл увидел, что трое ушедших спешно возвращаются к таверне. Он крикнул, привлекая их внимание, и поспешил навстречу.

— Мастер Квел, ваш возчик похож на груду ломаных костей, но еще дышит.

— Ну, нам точно пора натянуть треклятые постромки, — прорычал Квел. — Я займусь целением, а на это требуется время. Просто великолепно! Чинить карету некогда! Почему никто мне не помогает? Ты, ведьма — иди и исцели Гланно…

— Не смогу! О, я умею накладывать лубки и прижигать раны, но ему вроде бы требуется гораздо большее — правильно, Весельчак?

Татуированный воин пожал плечами: — Наверно.

— Даже не пробуй, — буркнула она и ушла в таверну.

Грантл уставился ей вслед. — Это о чем? Что она имеет в виду?

— Лезть под юбку, — объяснил Квел.

— Но у нее нет…

— Не в том дело, — вздохнул маг. — Ты думаешь как мужчина. Вот твоя ошибка. Наша общая ошибка. Вот почему мы тут стоим как дураки. Если бы мы подошли и сказали: «Эй, Чудная, мы даже думать не думаем», знаешь, что она ответила бы? «И что со мной не так? Я уродина или что?» И тогда мы опять встанем дураками…

Грантл озадаченно поглядел на Маппо. Тот кивнул с загадочным видом.

Квел оправил влажную одежду. — Тогда веди меня к нему, Грантл.

В дальнем конце загона находились конюшни; за ними — погрузочная платформа из потемневших от дождей досок. Дальше начиналась стена большого и прочного склада. Джула и Амба помогли Гланно сесть, а Картограф, срезанный с колеса, ходил кругами, почесываясь и стирая навоз в лица, шеи и гнилой одежды.

Гланно успел дойти до одиннадцатой любви всей своей жизни, женщины по имени Хербу Наст. — … она носила на шее лису — не мех, понимаете, а целое животное — в наморднике, когти обернуты шелковыми веревочками… но сильнее всего я запомнил глаза. Паника, понимание, что ты оказалась в самом страшном из кошмаров. Не то чтобы она была красива, скорее на козу похожа — знаете, эти длинные кудрявые волосы на подбородке — но я же говорил, я люблю эксперментизировать женщин? Говорил. Точно наверняка говорил. Мне нравилось видеть в их глазах десятилетия и десятилетия скучной жизни, а потом прихожу я, прямо как свежий весенний дождик к засохшей маргаритке. Ой, о которой я? Лиса, коза, паника, встряска…. точно, Хербу Наст…

Тут он замолчал так резко, что ни Джула, ни Амба не заметили внезапной, зловещей тишины и продолжили переглядываться и пересмеиваться, как делали в течение всего монолога Гланно. Тем временем фигура, возникшая на краю платформы — ее прибытие и заморозило язык во рту Гланно Тряпа — прямиком двинулась к ним. Лошади загрохотали подковами, сгрудились в самом дальнем углу загона.

— Пока никого не потеряли. Это хорошо, — сказал Квел на пути к загону.

— Не знал, что в практикуете Денал, — заметил Грантл.

— Ну, не совсем так. У меня есть эликсиры, мази, притирания с Высшим Деналом, на случай срочной необходимости.

— Как сейчас.

— Может быть. Посмотрим.

— Сломанные ноги…

— Ему же не нужны ноги, чтобы вести карету? К тому же он может отказаться от моей помощи.

— Почему бы?

— Расходы на лечение вычитаются из доли. После исцеления может случиться так, что не Гильдия будет должна ему, а он ей. — Маг пожал плечами: — Некоторые отказываются.

— Ну, он просил вас позвать. Думаете, для того чтобы отказаться?

Они дошли до стенки и замерли.

— Кто это, во имя Худа? — спросил Грантл, щурясь на высокую фигуру в лохмотьях, стоящую перед братьями Бревно.

Квел что-то пробормотал. — Ну, я могу лишь догадываться… но скорее всего это жена Старосты.

— Он женат на Джагуте?

— Был, пока не похоронил. Но потом двор обрушился в море, забрав ее с собой. Она выбралась и, готов спорить на всю прибыль от поездки, она не в самом хорошем настроении. — Тут он улыбнулся Грантлу: — Мы можем поправить дела. Да, мы можем все поправить!

Уверенность его тут же была поколеблена, потому что Джула и Амба решили напасть на Джагуту. Трое с ревом сцепились в клубок, пинаясь, царапаясь и кусаясь; вскоре они упали. Многорукая масса тяжело заворочалась в навозной жиже.

Квел и Грантл перескочили через стенку и побежали к ним.

Гланно Тряп выкрикивал нечто нечленораздельное и старался отползти подальше.

Джагута испустила волну магии — оглушительный грохот, разрыв — загон и ближайшие дома запрыгали. Заморгав от внезапной слепоты, Грантл влез в жижу. Он слышал, как падает сзади Квел. Ослепительный мерцающий свет продолжал изливаться, порождая резкие тени.

Гланно снова вопил.

Когда зрение вернулось, Грантл, к собственному удивлению, увидел, что оба брата еще живы. Они даже ухитрились схватить Джагуту за руки и крепко прижать к почве. Женщина рычала и дергалась.

Выхватив сабли, Грантл продолжал путь. — Джула! Амба! Что вы делаете?!

Два грязных лица поднялись — оба мрачные, искаженные гневом.

— Болотная ведьма! — сказал Джула. — Одна из болотных ведьм!

— Мы не любим болотных ведьм! — добавил Амба. — Мы УБИВАЕМ болотных ведьм!

— Мастер Квел сказал, эта нам поможет. Помогла бы, если бы вы не напрыгнули на нее!

— Сруби ей голову! — сказал Джула. — Обычно это работает.

— Я не буду рубить ей голову. Отпустите ее, вы двое…

— Она напала!

Грантл присел. — Джагута, прекрати рычать. Послушай! Если тебя отпустят, ты не будешь драться?

Глаза ее пылали пламенем. Женщина еще подергалась и замерла. Сияние глаз угасло. Она несколько раз тяжело вздохнула и кивнула: — Ладно. А теперь убери двух этих дураков!

— Джула, Амба — отпускайте ее.

— Отпустим, только сначала сруби голову.

— Отпускайте, Бревна, или я ваши головы срублю.

— Сначала Амбе!

— Сначала Джуле!

— У меня две сабли, ребятки, так что срублю одновременно. Устроит?

Братья приподнялись на локтях и уставились друг на дружку.

— Нас не устроит, — сказал Амба.

— Тогда отпускай ее.

Они отвалились от Джагуты; она вытянула руки из грязи и встала на ноги. Марево магии истончилось и пропало. Тяжело дыша, Джагута повернулась лицом к братьям Бревно. Те катились по грязи, пока не столкнулись и не замерли, глядя на нее парой волков.

Сжимавший руками голову Квел подковылял к ним. — Идиоты, — пропыхтел он. — Джагута, ваш муж проклял селение. Трелке — вонан. Вы сможете что-нибудь сделать?

Она пыталась отчистить гнилую одежду от навоза. — Вы не отсюда. Кто вы, люди?

— Мимо проезжали, — сказал Квел. — Но повозке нужна починка — у нас раненые…

— Я намерена уничтожить городок и всех, кто в нем живет. Вам не нравится?

Квел облизал грязные губы, скорчил гримасу. — Это зависит… вы включаете нас в планы уничтожения?

— Вы пираты?

— Нет.

— Грабители кораблей?

Нет.

— Некроманты?

— Нет.

— Тогда, — сказала она, снова сверкнув глазами на братьев, — думаю, вы можете жить.

— Ваш супруг сказал, что проклятие останется даже если он умрет.

Она оскалила тусклые клыки. — Соврал.

Квел глянул на Грантла. Тот пожал плечами и сказал: — Мне не нравится идея бессмысленной бойни… но грабители кораблей — отбросы человеческой расы.

Джагута пошла к каменной ограде. Все смотрели ей вслед.

— Мастер Квел, — подал голос Гланно. — Лубки принесли?

Квел метнул Грантлу очередной взгляд: — Я же сказал — любитель дешевки.

Солнце наконец поднялось, украсив горизонт огненным ободком. Наступил последний день деревни грабителей на Краю Беды.

Бедаск Полл Корусс Агапе стоял у окна башни, наблюдая, как жена идет по улице. — Ох, — пробормотал он, — у меня неприятности.

За несколько мгновений до рассвета Кедевисс откинула одеяла и вышла в темноту. Различила его силуэт. Он сидел на большом валуне и смотрел на север. Кольца вращались на цепочке, блестя как пойманные звезды.

Хруст мокасин по гравию выдал Кедевисс. Скол повернул голову, смотря на ее приближение.

— Ты больше не спишь, — сказала она.

Скол промолчал.

— С тобой что-то случилось, — продолжила она. — Когда ты проснулся в Бастионе, ты … изменился. Я думала, это последствия одержимости. Теперь не уверена.

Он положил цепочку и спрыгнул с камня, ловко приземлившись. Чуть помедлил, расправляя плащ. — Изо всех них, — сказал он вполголоса, — ты самая умная, Кедевисс. Видишь то, чего не видят другие.

— Я стараюсь всему уделять внимание. Ты хорошо скрывался, Скол — или как теперь тебя зовут.

— Похоже, недостаточно хорошо.

— Каковы твои планы? Аномандер Рейк увидит все в тот самый миг, как ты покажешься на глаза. Не сомневаюсь, он будет не один.

— Я был Глашатаем Тьмы, — сказал он.

— Сомневаюсь.

— Я был Смертным Мечом Чернокрылого Лорда, самого Рейка.

— Но ведь не он избрал тебя? Ты поклонялся богу, не ответившему ни на одну молитву. Богу, который, по всей видимости, вообще не знает о твоем существовании.

— И за это, — шепнул Скол, — ответит.

Ее брови взлетели: — Это поход ради мести? Если бы мы знали…

— Что вы знаете или не знаете, мне не интересно.

— Смертный Меч служит.

— Я сказал, Кедевисс, что был Смертным Мечом.

— Но уже не являешься. Так кто же ты теперь, Скол?

В зернистом сумраке она различила улыбку на его лице — и что-то темное в глазах. — Однажды над Бастионом раскрылся садок. Оттуда выпала машина и…

Она кивнула: — Да, мы ее видели.

— Она несла новорожденного бога. Нет, не намеренно. Нет, механизм летающей повозки по самой природе своей создавал врата, странствовал из Королевства в Королевство и бросал сеть, и в сеть эту попался бог — ребенок. Принесенный сюда…

— И что случилось со странником?

Скол пожал плечами.

Кедевисс изучала его, склонив голову набок. — Нам не удалось?

Он глядел на нее с легкой усмешкой.

— Мы думали, будто изгнали из тебя Умирающего — но на деле загнали его еще глубже. Уничтожив пещеру — мир, в котором он обитал.

— Вы прекратили его муки, Кедевисс. Оставив только … голод.

— Рейк уничтожит тебя. А мы, — продолжала она, — не станем сопровождать тебя в Черный Коралл. Уйди прочь, божок. Мы сами отыщем путь…

Он улыбался. — Придете первыми? Неравная выйдет гонка — я с моим голодом и вы с вашими ссорами. Рейк мне не страшен — Тисте Анди меня не пугают. Они увидят во мне сородича. Пока не будет слишком поздно.

— Божок, ты проник в мозг Скола и думаешь, что познал Тисте Анди? Должна сказать — ты ошибаешься. Скол был варваром. Невеждой. Дураком. Он ничего не знал…

— Тисте Анди мне не интересны — о, я убью Аномандера Рейка, ибо он заслуживает смерти. Я напитаюсь им, заберу силу. Но нет, я ищу не Коралл, а то, что лежит рядом, в кургане за городом. Другого юного бога — столь юного, столь беззащитного, столь наивного. — Он снова расцвел в улыбке. — И он знает, что я иду.

— Придется нам самим останавливать тебя?

— Вам? Нимандеру, Ненанде? Вам, щенкам? Не смеши, Кедевисс.

— Если…

Атака была молниеносной — рука сомкнулась на ее горле, вторая зажала рот. Она ощутила, как ломается гортань. Пошарила у пояса, ища кинжал… Он развернул ее и бросил наземь так резко, что голова ударилась о камень. Кедевисс теряла сознание, движения стали неуклюжими. Что-то текло из его руки в зажатый рот, что-то, заставившее онеметь губы, челюсти. Проникшее в глотку. Густое как смола-живица. Она подняла взор, увидела мутный блеск в глазах Умирающего Бога — нет, уже не умирающего, освобожденного — и подумала: «Что мы наделали?»

Он шептал: — Я мог бы остановиться. Ты стала бы моей. Какое искушение.

Но мерзость, истекавшая из руки, только нарастала, разбухала, скользя словно жир, проникая в горло, разворачиваясь в кишках.

— Но ты можешь вырваться — всего на миг, но этого хватит, чтобы предупредить. Не могу такого позволить.

В местах касания яда рождалось мгновение экстатического желания, растекалось по телу… но тут же проглатывалось онемением и еще чем-то… темным. Она могла ощутить, как гниет заживо.

«Он меня убивает». Но понимание не смогло пробудить ушедшие силы.

— Видишь ли, остальные мне нужны, — шептал он. — Чтобы мы могли придти компанией, чтобы никто ничего не заподозрил. Мне нужен путь внутрь, вот и всё. Погляди на Нимандера. — Он фыркнул. — В нем нет коварства. Совсем нет. Он будет моим щитом. Моим щитом.

Он уже не сдавливал ей шею. Не было нужды.

Кедевисс смотрела на него, умирая, и в последний миг подумала: «Нимандер… безобидный? О, но ты не…» А потом наступило ничто.

Ничто, о котором не смеют говорить жрецы, не пишут священные книги, которое не славят провидцы и пророки. Ничто ничто. Ожидание души.

Пришла смерть, и душа ожидает.

Араната открыла глаза, села, коснулась плеча Нимандера. Тот пробудился, вопросительно оглядел на нее.

— Он убил Кедевисс, — едва слышно сказала она.

Нимандер посерел.

— Она была права, — шептала Араната. — Нужно быть осторожными. Ничего не говори, никому, или все умрут

«Кедевисс».

— Он утащил тело к пропасти, сбросил. Теперь создает видимость ее небрежности — будто бы она поскользнулась. Он придет к нам, объятый испугом и горем. Нимандер, не выказывай сомнений, понял?

И она увидела, что горе затмило в нем все иные страсти — по крайней мере, на время. Хорошо. Это необходимо. Увидела, что гнев, ярость еще придут, но станут нарастать медленно. И она сможет поговорить с ним, придать нужные силы.

Кедевисс первой увидела истину — или так кажется? Однако Араната знала: смиренность Нимандера — не врожденный порок, не фатальная слабость. Нет, смиренность — выбор, им сделанный. Путь его жизни. И этому были свои причины.

Легко увидеть такое — и понять неправильно. Легко увидеть в смирении падение, поверить, что падение необратимо.

Скол совершил эту ошибку в самом начале. Как и Умирающий Бог, считающий, что мысли Скола несут истину.

Она опустила взор, увидела, что слезы не потекли по его лицу, что он ждет появления Скола с вестью о трагической случайности. Араната кивнула и отвернулась, изображая, что спит.

Где-то за пределами лагеря ждала душа, недвижная, как испуганный заяц. Грустно. Араната глубоко любила Кедевисс, восхищалась ее умом, ее чувствительностью. Почитала ее преданность Нимандеру — даже если Кедевисс сомневалась в причине смерти Фаэд, она видела, что тайна Фаэд до сих пор подавляет Нимандера.

Если тебе удается сохранить верность, поняв всё, зная жестокую истину — перед тобой открываются все тайны сочувствия.

«Кедевисс, ты — чудный дар. А теперь твоя душа ожидает, как и должна. Ибо это участь Тисте Анди. Наша судьба. Мы должны ждать.

Пока не окончится ожидание».

Эндест Силан стоял спиной к восходящему солнцу. И к городу, к Черному Кораллу. Воздух был свеж, в нем еще веяло дыхание ночи; вьющаяся вдоль Залива дорога казалась тусклой бесцветной лентой. В полулиге к западу она пропадала в зарослях черного можжевельника. Никакого движения.

Покров навеки опустившейся на город темноты задерживает солнечные лучи — только склоны холма справа от них исчертили золотистые полосы, да белой стала дымка над темной гладью Залива.

— Будут, — сказал Аномандер Рейк, — неприятности.

— Знаю, Лорд.

— Непредвиденные осложнения.

— Да, будут.

— Я пойду пешком, пока не достигну леса. Вне чужих глаз. По крайней мере пока.

— Вы ждали слишком долго, Владыка?

— Нет.

— Тогда все хорошо.

Аномандер опустил руку на плечо Силана:- Ты был другом, которого я не заслуживаю.

Эндест Силан сумел лишь покачать головой в отрицании.

— Если приходится жить, — продолжал Аномандер Рейк, — приходится принимать риск. Иначе жизни наши не будут отличаться от смерти. Не бывает борьбы слишком тяжелой, слишком неравной, ведь даже проиграв — если мы проиграем — мы будем знать, что жили.

Эндест кивнул, ибо способность говорить покинула его. Наверное, по лицу текут слезы — но душа высохла — внутри черепа, за глазами… сушь. Отчаяние — горн, выжигающий все, оставляющий только золу; однако жар остается даже в золе, раскаленной, потрескивающей, огненной.

— День начался. — Рейк отвел руку, надел перчатки. — Прогулка по дороге… я буду наслаждаться, друг мой. Буду помнить, что ты стоишь здесь и следишь за мной.

И Сын Тьмы вышел в путь.

Эндест Силан взирал. Воитель в развевающемся плаще, с длинными серебряными волосами. Драгнипур — скованный ножнами взмах.

Небо наливалось синевой, тени прятались, отступая по склону. Золото запятнало верхушки деревьев. Аномандер Рейк помедлил на опушке, оглянулся и высоко поднял руку.

Эндест Силан сделал так же, но движение заставило его задохнуться. Рука упала.

Тогда далекая фигура повернулась.

И пропала под деревьями.