Южная роза Зелинская Ляна

— Что-то Фрэн, моя кузина, давно мне не писала, я начинаю волноваться, — ответила она Натану, выходя на подъездную аллею, — и, если вам нужно что-нибудь отправить, я могу это сделать.

— Нет, синьорина Миранди, но если пришёл сельскохозяйственный журнал хозяина, то захватите его.

— Хорошо!

Она зашагала в сторону моста и подумала вдруг, что это и правда становится странно: за всё время, что она живёт в Волхарде, от Франчески пришло только одно письмо, а ведь она обещала писать ей чуть ли не каждый день. И зная Франческу, Габриэль была уверена, что первое время письма и в самом деле будут приходить очень часто. Но вот она сама уже отправила их с десяток, а ответов всё нет и нет, и её нехорошее предчувствие только усилилось.

А что если капитан хочет что-то сказать о Франческе? Пречистая Дева!

Ведь помолвку уже должны были назначить, и уж о таком радостном событии Фрэн бы написала сотню раз!

Габриэль зашагала быстрее, пытаясь себя успокоить.

Пожалуй, стоит расспросить почтаря о том, часто ли теряются письма в дороге? Мало ли — ведь Алерта так далеко…

Корнелли ждал её там же, где они виделись впервые — у дороги на окраине Эрнино. И сегодня он выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз — новая форма была с иголочки, отглаженной и чистой, и сидела на нём прекрасно. Он учтиво поклонился, церемонно поцеловал руку Габриэль, и улыбка его была такой искренней и радостной, что у неё даже на душе потеплело.

Вдруг снова захотелось оказаться в Кастиере, среди знакомых лиц, услышать родную речь, не искажённую горским акцентом, поговорить о музыке, побывать в опере, увидеть море, белые дома с зелёными ставнями и герань в глиняных вазонах, почувствовать запах апельсинов и услышать крики торговок на рынке, расхваливающих свой товар. Она даже не могла понять почему на неё так внезапно нахлынули все эти воспоминания, словно капитан Корнелли своим появлением приотворил дверь в её прошлую жизнь.

И истосковавшись по знакомым местам и людям, Габриэль жадно слушала его рассказы обо всём. Они поговорили об общих знакомых, о новостях из столицы, которые привезли с собой переехавшие в Эрнино офицеры, о здоровье родных. О Франческе Корнелли ничего не знал. И Габриэль спросила, приехали ли сюда капитаны Моритт и Федерик. Уж кузен Франчески должен знать как у неё дела.

— Никола? Нет, он всё ещё в Алерте, — пожал плечами Корнелли, — попросил увольнительную на три недели — какие-то семейные дела. Может, он и вовсе сюда не вернётся. А Федерик приедет на днях, к нам перебрасывают ещё людей — нужно укрепить заставы под Инверноном после недавних событий.

— Недавних событий? — переспросила Габриэль.

— Вы разве не слышали? Хотя, впрочем, может даже и лучше, — мрачно ответил капитан, глядя куда-то мимо неё.

— Расскажите, пожалуйста, что случилось? — спросила она с тревогой.

— Повстанцы вырезали всю заставу на излучине Ветреной реки, — ответил капитан мрачно, — проклятые гроу! Кто бы мог подумать — с помощью волков!

— Что значит «с помощью волков»? — искренне удивилась Габриэль.

— Волки ночью сняли всех наших часовых. Я сначала думал, что это были собаки, но нет, это были настоящие волки — порвали всем глотки, — капитан постучал носком сапога по камню, — кто-то привёл их туда и натравил.

— Волки что же… слушаются людей? Но… как такое возможно? — у Габриэль даже холодок пробежал по спине.

— В этом диком краю, синьорина Миранди, возможно всё, — ответил Корнелли с какой-то досадой в голосе, — знал бы я как справиться с этой проклятой горской магией! Если только перебить всех этих колдунов по одному! Уж не знаю как, но они умеют подчинять себе волю животных, иначе чем ещё объяснить то, что я видел своими глазами?

— Но как можно подчинить себе волю зверя? Да ещё волка! Это же…

Она даже растерялась, не найдя подходящих слов.

— Вы слышали что-нибудь о чьеру? — капитан посмотрел на Габриэль внимательно.

— Я кое-что читала о них в книге легенд, но это же легенды! Вы что, хотите сказать, что они, и правда, существуют? Красноглазые волки и беркуты, и …

Она развела руками.

Корнелли посмотрел куда-то вдаль на белые шапки Сорелле и произнёс задумчиво:

— Раньше я тоже не верил. Но… я уже давно на границе. В каждом клане горцев есть такие колдуны, которые умеют вселяться в лошадь или волка, вообще в какого-нибудь зверя, и заставлять его делать то, что им нужно. Понимаете, они могут видеть глазами зверя, управлять его телом, подчинять его волю… Раньше их было больше, но после восстания мы устроили настоящую охоту на них. Так что сейчас их остались лишь единицы. И мы думали, что победили, но выходит, что не всех, потому что то, что я видел под Инверноном — это сделал один из чьеру. А затем уже пришли люди и добили тех, кто спал.

— Добили?

— Да, вырезали всю заставу. Я знал этих людей… Среди них был сын синьора Алигретти, вы, кажется, знакомы с этой семьёй? Младший сын…

— Марио? Боже, как ужасно! — прошептала Габриэль.

— Да, Марио. Простите за то, что я вам это рассказываю, но, кажется, впереди нас ждут не лучшие времена. Не знаю, где они появятся в следующий раз — может и где-то под Эрнино. Теперь будем прочёсывать здесь всё. И вашему отцу, кстати, стоит быть осторожнее в полевом лагере. Я, пожалуй, заеду к нему сегодня, предупрежу — они всё-таки на отшибе и у них нет там никакой охраны. Да и к тому же я давно хотел засвидетельствовать ему своё почтение, — улыбнулся капитан.

— Спасибо, — рассеянно ответила Габриэль, а затем спросила с тревогой. — Но… скажите, получается здесь, в окрестностях Волхарда, тоже опасно? Даже днём?

— Если речь о нападениях, то чьеру предпочитают действовать ночью. Нападений днём я не припомню. Да и то — удалённая застава, где было всего два десятка человек, а здесь — гарнизон и целый город — сюда они вряд ли сунутся. Но всё же — будьте осторожны, синьорина Мирнади… на всякий случай. И, кстати, вы ничего не видели странного в Волхарде в последнее время?

— Странного? Например?

— Незнакомых людей? Чтобы кто-то необычно себя вёл? Чужие повозки? Большое количество еды неизвестно для кого? — капитан смотрел на Габриэль с участием.

— Вы же не хотите сказать, что мессир Форстер мог такое допустить? — искренне удивилась она.

— Форстер? Нет, не думаю, что он сам. Он далеко не такой дурак, чтобы после всего путаться с повстанцами. Но его люди вполне могут помогать кому-нибудь из горных братьев.

— Нет, — она задумчиво покачала головой. — Я ничего такого не видела.

— Знаете, эти повстанцы могут прятаться среди пастухов и в отгонах, и даже хозяева могут не знать о том, что среди их наёмных рабочих есть кто-то из горных братьев. А разве проверишь здесь всех пастухов или стригалей, особенно в сезон летних работ? Сейчас, конечно, стало проще, а в то время, когда я служил ещё лейтенантом, здесь были дремучие леса, а в них — полно горных братьев с ружьями, волками и со всей их магической ересью. Копали ямы, ставили ловушки… Наших много тогда погибло — в этих лесах не слишком-то развернёшься на лошади, потом отец приказал выжечь здесь всё…

— Так, значит… То есть эти леса, и правда, сожгли? — удивилась Габриэль.

— Да. По большей части. Хотя… кому-то и на руку, — криво усмехнулся капитан, — Форстер вон своего не упустил — теперь ему есть где пасти своих овец. А, может, оно и к лучшему: глядя на этого выскочку, некоторые покладистые кланы взялись за ум и тоже стали заниматься овцами. Даже решили создавать какой-то свой торговый союз: говорят, Форстер этой зимой вёл переговоры с герцогом Таливерда. Видите, синьорина Миранди, мы несём этим дикарям цивилизацию. Но, как и всегда с дикарями, им, конечно, это не нравится. Они предпочитают молиться своим идолам, трубить в рог, бегать с ружьями по лесам и убивать наших солдат.

— А… чего они добиваются? Эти повстанцы? — спросила Габриэль задумчиво. — Зачем они нападают на заставы, если война закончилась?

— Они идиоты… уж простите, синьорина Миранди! Их война проиграна уже очень давно. А после того, как подписали Трамантийский мир, им следовало бы смириться, возиться со своими овцами, а не дразнить короля. Но они то и дело убивают наших солдат. Вот из-за них и принимают закон об экспроприации… вы же наверняка слышали? Голосование за него пройдёт в следующем месяце. Собирались раньше, но всё герцог Таливерда что-то тянул — вносил уточнения. И у нас были связаны руки. Но, как только его примут, мы заберём эти земли, и уж тогда покончим с бунтовщиками быстро. А пока их прикармливают люди вроде Форстера — одна резня будет повторяться за другой.

— Вы всё-таки полагаете… мессир Форстер может быть заодно с бунтовщиками?

Капитан вдруг улыбнулся, и произнёс чуть тише и совсем другим, более игривым голосом:

— Простите, я вас напугал своими рассказами! Вам не стоит беспокоиться об этом. Я просто… привёл Форстера в пример. Сейчас-то он вряд ли помышляет о свободе для Трамантии. После того, как он разбогател на своих овцах, ему нет смысла бегать по лесам. И хотя его земли тоже скоро отойдут короне, но в накладе он не останется. Так что не думайте об этом. Давайте лучше поговорим о предстоящем празднике…

— То есть, этот закон об экспроприации… он коснётся и Волхарда? — спросила Габриэль, срывая тонкий колосок и не глядя на капитана.

— Разумеется. Отец Форстера был бунтовщиком.

— Но ведь земли принадлежат мессиру Форстеру, а он присягал короне, его мать — южанка…

— Форстера разжаловали — он больше не офицер, а ещё он отрёкся от нашей веры, хотя его мать и была южанкой — теперь ему поблажек не будет, — отмахнулся Корнелли. — Но… не думайте об этом. У него достаточно денег, чтобы прожить и без всякого Волхарда. К тому же он весьма ловкий тип: насколько я слышал, он хотел выкрутиться, женившись на одной из бари, чтобы уйти из-под действия закона. Уверен так и будет — не зря же он всю зиму обхаживал дочерей Домазо и Бруно. Перепишет Волхард на жену, а на земли бари закон не распространяется.

Капитан вдруг осёкся, словно понимая, что сказал лишнего, и Габриэль тоже смутилась. Потому что они невольно коснулись не слишком приятной темы, и вообще разговор вдруг стал каким-то натянутым.

— А о чём важном вы хотели со мной поговорить? — Габриэль посмотрела капитану в глаза. — Вы написали в записке…

— Ах это! — он улыбнулся и чуть прищурился. — Я просто очень хотел увидеть вас и не знал, захотите ли вы также сильно увидеть меня, и поэтому… я так написал. Надеюсь, вы простите мне этот маленький обман? И ещё я хотел лично пригласить вас на праздник в гарнизон на следующей неделе. Вас и синьора Миранди. Наш майор выписал даже оркестр из Ровердо. Надеюсь, это сделает мою вину за этот обман не такой тяжкой?

И он снова ей улыбнулся. А улыбаться капитан умел весьма очаровательно.

Писем от Фрэн не было. Не было и почтаря — в этот день его место занимал хмурый седой старик, какой-то его родственник — почтарь уехал в Ровердо за сургучом, бечевой и мастикой. Габриэль забрала сельскохозяйственный журнал мессира Форстера и задерживаться не стала.

Она не спеша шла обратно, разглядывая Волхард, и думала почему-то совсем не о капитане Корнелли и своей кузине, а о том, что узнала о Форстере.

…Он может лишиться Волхарда?

Это звучало, конечно, странно. Ведь в его поведении на это ничто не указывало, да и вообще никаких признаков того, что вскоре у Волхарда может появиться новый хозяин, не было.

…А если это так? И что, интересно, он тогда будет делать? Уедет в Алерту? Бросит это всё?

Залитая солнцем долина на фоне белоснежных гор, тёмный бархат елей, обрамляющих усадьбу, и прозрачное зеркало озера — расстаться с этим местом для него будет не так-то просто.

…«Я горец, синьорина Миранди, до мозга костей, до самой последней капли крови во мне…»

В этот момент Габриэль почему-то стало жаль Форстера. Может потому, что она вспомнила, как они уезжали из Кастиеры, как продавали любимые вещи, как она прощалась со своим садом, с беседкой, в которой они сидели всей семьёй, со всей их счастливой жизнью…

Здесь его дом, могилы его родных, эти горы, которые он так любит…

Служить королю и воевать за корону, а потом лишиться звания, а может, и вообще всего? Что же это была за дуэль, из-за которой его разжаловали?

Она хотела спросить об этом у Корнелли — уж он-то наверняка знал, но это бы выглядело очень неподобающе: с чего бы ей вдруг интересоваться подробностями какой-то грязной истории, произошедшей из-за женщины? И она не спросила.

…«Он отрёкся от нашей веры».

…Интересно, почему? Из-за того, что его отца повесили? Это было бы логично.

Она думала о нападении на заставу, и о чьеру, и не могла поверить в то, что всё это правда. В то, что южане сжигали леса, чтобы истребить горных братьев, что искали и убивали колдунов в кланах горцев, и в то, что кто-то может вести за собой волков, чтобы убивать других.

…Как это ужасно…

И неожиданно это красивое место — дом, окружённый зелёным шёлком трав, и озеро на фоне далёких гор — всё это стало видеться ей теперь совсем в другом, более мрачном свете.

…Легенды легендами, но что именно из этого правда?

Да и Корнелли выглядел уж слишком серьёзным, рассказывая ей о нападении на заставу. И если он верит в то, что этих волков кто-то вёл, может быть, так и было?

А в книге о легендах всё было написано слишком примитивно, сказочно и просто. И ей хотелось расспросить кого-нибудь подробнее. Но кого?

Сам Форстер, как обычно отшутится, и скажет что-то неподобающее, да и веры ему ни на полсольдо. Может, Натана?

Габриэль посмотрела на предгорья, где бродили бесчисленные овечьи стада, и представила на мгновенье, что когда-то здесь всё было покрыто лесом.

…«Мы несем этим дикарям цивилизацию».

…А нужна ли им такая цивилизация? С выжженными лесами и рядами могил?

…Огнём и мечом…

…И если уж на то пошло, то мессир Форстер своими овцами и торговым союзом принёс сюда куда больше цивилизации, чем вся армия южан.

Она не знала почему, но этот разговор оставил в её душе неприятный осадок, хотя и закончился на приятной ноте — капитан Корнелли вручил ей конверт с приглашением на праздник.

…«…собирался жениться на одной из бари, чтобы уйти из-под действия закона».

Эти слова Корнелли стали для неё откровением.

…Так вот значит, зачем он приехал на свадьбу Таливерда…

А она думала, что он искал выгодный брак по финансовым причинам — хотел расширить своё влияние и войти в Торговую палату — торговать овцами по всей Баркирре. Что-то такое ей тогда о нём говорил отец. И она всё никак не могла понять: почему той осенью он сделал предложение именно ей? Ведь она бедна и у синьора Миранди не было никаких нужных связей, разве что в научном сообществе, но какая польза торговцу от профессора? И для того чтобы попасть в Торговую палату нужно было выбирать другое средство — их семья не самый короткий путь к этой цели.

А выходит, что ему нужна была жена-бари для того, чтобы вывести Волхард из-под действия закона об экспроприации? Но тогда почему он был так настойчив именно с ней? Почему из всех девушек на свадьбе он выбрал её — ту, которая его ненавидела? А если хотел жениться именно на ней, тогда почему делал всё, чтобы она возненавидела его ещё сильнее?

Эта мысль озадачила её настолько, что она даже остановилась на мосту через озеро, и долго стояла, глядя в прозрачную воду.

Его настойчивость и тогда была ей непонятна, но теперь…

Лучиана, Паола, Селеста, Джованна… Да любая из них душу продала бы дьяволу, лишь бы увидеть то кольцо, что Форстер предлагал ей в розовом саду. И все они — бари. А Паола так вообще двоюродная племянница самого герцога Таливерда. Джованна — дочь Домазо, а он председатель Палаты. И Форстер ведь так красиво ухаживал за ними, и любая из них бы согласилась. Так почему он пришёл к ней?

Из этих размышлений Габриэль вырвало неприятное ощущение того, что кто-то смотрит ей в спину, словно струя холодного воздуха скользнула меж лопаток, заставив вздрогнуть, и она резко обернулась, глядя на густые заросли на другом берегу. Ветви плакучих ив ласкали водную гладь и в тёмном зеркале озера неспешно плыли отражения облаков. Несколько уток с выводками утят скользили по воде, но больше никого не было.

Габриэль поёжилась и чтобы скорее стряхнуть липкую паутину страха, развернулась и поспешила к воротам усадьбы.

…Ей меньше надо думать о легендах горцев!

Она отдала журнал Натану и поднялась к себе. Дверь в её комнату, как ни странно, оказалась открыта.

Кармэла стояла посреди комнаты, зажав рот рукой, а перед глазами Габриэль предстала жуткая картина: её постель изорвана в клочья, дверь внутри исцарапана, по всему полу виднеются следы золы из камина и задвижка на окне сломана. В стекле зияла приличная дыра и на раме остались клочья шерсти.

А Бруно исчез.

— Вот же паршивец! Уж я скажу хозяину! Чего-то наш пёс взбесился, — раздался за спиной голос дворецкого.

— Натан, пожалуйста, не говорите мессиру Форстеру о том, что сделал Бруно! А то он его накажет, а это я виновата — я его закрыла и ушла, а он, очевидно, волновался, — Габриэль посмотрела на него умоляюще.

— Так-то оно так, синьорина Миранди, да уж больно на Бруно это не похоже, — задумчиво произнёс Натан, — но раз вы просите — в этот раз не скажу, да только если такое ещё раз повторится…

— Не повторится, — улыбнулась ему Габриэль.

Стекло в окно вставили до приезда хозяина. Форстер вернулся уже на закате и Габриэль с ним не встретилась. И это было к лучшему, потому что ей было о чём подумать в одиночестве — она снова перечитала книгу с легендами, на этот раз ту главу, в которой говорилось о чьеру.

И если отбросить всю сказочную мишуру, которая украшала легенду о появлении первых чьеру в Трамантии, то главное, что Габриэль поняла из книги — эти люди умеют вселяться в разум животного и подчинять его себе. Могут видеть всё его глазами, ощущать всё его телом, заставить зверя делать то, что нужно человеку. Но подчинить можно не любое животное — это зависит от дара. И чем сильнее дар, тем большее количество зверей и птиц будут подвластны чьеру. А Царица гор может повелевать всеми, и это именно она наделила каждый клан крупицей своего дара, чтобы люди жили в согласии с животными.

Габриэль вспомнила, как отец рассказывал ей о диких племенах, и о колдунах, которые ходили в шкурах зверей, чтобы перенять их могущество. А ещё — как они однажды с отцом отправились в Алерте на представление — сеанс гипноза, и там человек в клетчатых штанах и странном колпаке заставлял добровольцев делать совершенно глупые вещи. И если предположить, что это вот такой же гипноз, то получается, капитан Корнелли может быть прав: чьеру, действительно, существуют, и тогда они, и правда, могли напасть на заставу под Инверноном.

Сегодня она спросила Натана о том, встречал ли он хоть одного чьеру на самом деле, но дворецкий долго и путано рассказывал ей ту же легенду, что и в книге, и в итоге Габриэль поняла — он просто не хочет об этом говорить.

Она отложила книгу, снова забралась на подоконник и принялась смотреть на звёзды. Здесь в Трамантии они были необыкновенные — большие и яркие, каких никогда не бывает в Алерте из-за морской влаги, и ей очень нравилось рассматривать ночное небо.

…А что если спросить о чьеру у Форстера? Он же сам ей дал эту книгу, вопрос будет вполне уместным… И о том, что было под Инверноном… И про закон об экспроприации. Хотя нет, это, пожалуй, будет неуместно: раз никто об этом не говорит, и он не женился на одной из бари, значит, он как-то иначе решил этот вопрос. И её интерес будет превратно истолкован. Но всё-таки… может быть, удастся выведать у него это как-то невзначай…

Она была озадачена всем, что узнала. И даже хотела вечером поговорить с отцом о легендах, но тот был настолько погружен в работу, что ровным счётом ничего не видел и не слышал. Мессир Форстер отвёл ему отдельную пустую комнату в ремонтируемом крыле, и там синьор Миранди второй день подряд ползал на коленях среди множества костей, описывая и нумеруя их, и пакуя в деревянные ящики с соломой. Он был всклокочен, бормотал что-то себе под нос, и за каждым ухом у него было заложено по угольному карандашу, он смотрел на Габриэль, словно она была из стекла, а сам шептал, ставя крестики на листе: «Малоберцовая кость… Кости заплюсны…»

Наконец она решила поговорить об этом с самим мессиром Форстером. По крайней мере, о правдивости легенд она может у него узнать, к тому же он и сам охотно говорит о магии горцев, стоит только поставить под сомнение её существование.

А ещё она весь вечер вспоминала обстоятельства их знакомства прошлой осенью, и всё пыталась понять — почему Форстер был так настойчив со своим предложением. До сегодняшнего дня она воспринимала всё это как дурацкую шутку, как его уязвлённую гордость — он всего лишь хотел выиграть пари у синьора Грассо…

Она и предположить не могла, что ему и в самом деле был так необходим брак с одной из бари. Хотя теперь ей стало понятно, почему он ухаживала так трепетно именно за Паолой, Джованной и Селестой. И каждая из них была бы согласна, если бы он сделал предложение…

А он полез изучать финансы семьи Миранди, он читал ей проповеди у пруда, предлагая подороже продать свою молодость, он стрелялся на дуэли с Корнелли в то утро, а затем сразу же приехал к ней с кольцом, и то, как он настаивал, давая ей время на то, чтобы подумать, и то, как злился — всё это говорило о том, что его предложение не было дурацкой шуткой. Несмотря на её шараду, на её колкости, на то, что она узнала о его споре и его словах о «шляпках», несмотря на все её отказы…

…«Подумайте над тем, что этот брак будет выгоден нам обоим».

Теперь она поняла истинный смысл его слов.

Она лежала в кровати, ворочаясь с боку на бок и вспоминая подробности их разговора в розовом саду, и совсем запуталась.

…Если ему нужна была бари, то почему именно она? Почему не Селеста? Почему не Паола, которая заведомо была согласна?

…«Я знаю о вас всё: что вы любите вальсы, пирожные и розы, вы сентиментальны, принципиальны и очаровательны. Вы мне нравитесь. И забудьте всё, что я говорил вам до этого: я был не прав, к дьяволу принципы, я смогу быть вам хорошим мужем, Элья!»

И всё просто потому, что она ему понравилась? Нет, нет! Это не может быть правдой…

Всё что она успела за это время узнать о хозяине Волхарда, так это то, что мессир Форстер совсем не похож на легкомысленного человека. Он умён, хитёр, бесстрашен. Он человек страстный и он опасен.

И если это не месть за то унижение, которое он испытал на свадьбе, тогда что? Зачем тогда она здесь?

…«Я не стар, не уродлив. Я приятный собеседник и хороший любовник».

И от этого воспоминания ей даже стало неловко, потому что так некстати вспомнилось, как они стояли в пещере, и она рассматривала шрамы на его груди.

…«Да и кто сказал, что вы не сможете меня полюбить?»

…Пречистая Дева! Огради меня от дурных мыслей, укажи правильный путь…

Она стала беззвучно молиться, чтобы скорей прогнать неприличные воспоминания, и не находила себе места, сон не шёл, и она всё ждала, надеясь услышать возню Бруно за дверью. Но было тихо.

Бруно так и не вернулся.

И она, наконец, заснула, скомкав одеяло и разбросав подушки.

А ночью ей снова приснился мессир Форстер.

Часть 3. Розы и шипы

Глава 17. В которой у Габриэль вопросов больше, чем ответов

Никогда ещё Габриэль не ощущала такого странного клубка противоречивых чувств, как утром следующего дня.

Во-первых, ей было стыдно.

Стыдно, кажется, вообще за всё на свете.

За то, что она была такой самонадеянной — поехала в Эрнино одна и никого не предупредила, за то, что, потеряв счёт времени за книгами, попала в эту грозу. Будь она более благоразумной, послушай Кармэлу или Натана — такого бы не случилось. И она не была бы обязана своим спасением мессиру Форстеру.

Потому что за это спасение ей было стыдно больше всего. Стоило ей вспомнить, как она кричала на него, и что была с ним наедине в той пещере, как он тащил её за собой, как обнимал, как смотрел на неё, а она так беззастенчиво разглядывала его шрамы, как ей хотелось провалиться сквозь землю.

Тогда это казалось почти нормальным — ведь она только что избежала смерти, но теперь…

И их возвращение порознь, и её ложь Кармэле, и его ложь всему Волхарду о том, что он прятался под мостом — всё это было просто невыносимо. Как она сможет смотреть ему в глаза, не становясь пунцовой с головы до пят?

Но хуже всего был тот сон, что она видела этой ночью.

Она, конечно, понимала, что сновидения это всего лишь отражения — они складываются из кусочков пережитого, перемешиваются с мыслями и тем, что глубоко волнует, но…

…ей приснился свадебный портрет мессира Форстера и его жены, только на этом портрете место моны Анжелики почему-то занимала она.

Габриэль пыталась об этом не думать, но мысли бродили по кругу, то возвращаясь к вчерашнему — к шрамам на его груди, их разговору и его словам о том, что он не ангел, то — к её сновидению и тому, что при встрече с Форстером она просто сгорит со стыда.

И она не могла понять, что изменилось?

…почему она больше его не боится, но до дрожи в коленях боится смотреть ему в глаза…

….и теперь она злится не на него, а почему-то на себя…

… и ей хочется поблагодарить его за спасение, но заставить себя сделать это она не может…

«Я не чудовище и не зверь, Элья! Но я и не ангел».

Почему ей до безумия хочется узнать, что случилось с его женой и дочерью?

И, может, стоило бы пойти и спросить его об этом прямо, не мучаясь догадками одна хуже другой, но стыд не давал сдвинуться с места.

А если он спросит, почему она хочет это узнать? И подумает неизвестно что!

Она совсем запуталась и уже не знала, где правда, а где ложь.

Потому что вчера прочитала о блуждающих грозах…

И в книге было описано всё то, что она видела: и ярко-алые молнии, танцующие над озером, и лиловые тучи, и скорость, с которой шла эта стихия в долину — всё было очень похоже. А ещё утром Йоста приехал из Эрнино и сказал, что на подъезде к городу со стороны перевала молния убила двух человек, которых гроза застала в дороге.

И этими людьми могли оказаться они с Форстером.

Ей нужно было во всём разобраться, и она старалась избегать хозяина дома всеми силами.

Наверное, Габриэль истерзала бы себя всеми этими мыслями, но вовремя появился Натан и сказал, что прибыли саженцы из Ровердо, и хорошо было бы определить их куда-нибудь, потому что мессир Форстер занят — беседует с закупщиками о подписании контрактов на поставку мяса.

Натан прислал садовника — столетнего деда Йосты и ещё двух помощников, и Габриэль увлеклась работой. Саженцы оказались трехлетками в больших деревянных кадках, они были свежими и в отличном состоянии, а некоторые из них даже цвели.

Габриэль занялась планировкой оранжереи, распределяя саженцы по цветам и высоте, и забывшись, наконец, перестала терзаться стыдом и изводить себя муками совести.

Когда они закончили, солнце уже коснулось вершин деревьев на западной стороне рощи, и отпустив работников, Габриэль посидела немного на скамейке, любуясь на плоды их трудов — розы рассадили группами, а на входе сделали арку. Осталось только поставить ещё одну скамейку и столик, тот самый, за которым любила пить чай мона Джулия.

Кармэла уже трижды приходила звать Габриэль на обед, но ей хотелось сначала закончить работу. Наконец, она встала, с удовлетворением окинула ещё раз взглядом оранжерею и направилась в дом, специально выбрав дорогу мимо конюшен, чтобы никого не встретить, вернее, чтобы не встретить мессира Форстера. Пожалуй, что обед, плавно перетекающий в ужин, она съест в своей комнате. Но, словно в насмешку над её стыдом и страхами, мессир Форстер оказался именно там.

— Синьорина Миранди! Вы очень кстати, не могли бы вы подойти! — он стоял в воротах конюшни, похлопывая ручкой кнута по голенищу, и явно был не в духе.

Сердце у Габриэль упало, и забилось часто, а руки стали холодными. Она подошла на негнущихся ногах, остановилась чуть поодаль, и увидев стоящих позади хозяина Йосту с растерянным лицом, и конюха, тихо произнесла:

— Добрый день.

— Кто вчера седлал вашу лошадь? — резко спросил Форстер, проигнорировав приветствие.

Габриэль подняла на него недоумённый взгляд.

— Йоста.

— Я так и думал. Так может, паршивец, ты объяснишь мне, как же так вышло? — Форстер посмотрел на Йосту.

— Хозяин… я не знаю…

Йоста стоял испуганный, смотрел то на Габриэль, то на Форстера, а конюх бормотал что-то про стойло, сено и Царицу гор.

— Что произошло? — спросила она с тревогой.

— Что произошло? Хм. А я вам скажу. Ну-ка вон отсюда, обалдуи! — приказал Форстер своим людям. — Идёмте! Полюбуйтесь на это!

В стойле стояла Вира и выглядела она, конечно, ужасно: вчерашняя гроза не прошла для неё даром — все бока лошади были изодраны ветками. Форстер осторожно провёл по её спине ладонью. А затем достал из кармана деревянную коробочку и посыпал на спину несчастного животного немного порошка.

— Смотрите!

На тёмной шкуре лошади, там, где её коснулись частицы порошка, отчётливо проступил странный белёсый знак.

— И что это? — спросила Габриэль недоумённо. — Какое-то клеймо?

— Клеймо? Нет! Это — печать грозы. Я ещё вчера удивился, когда вы сказали, что Вира понесла. Вообще-то это самая смирная кобыла, какие вообще попадались на моём веку. Но теперь мне понятно. Её накормили волчьей травой, и поставили этот знак.

— Но … зачем?

— Зачем? Да затем! Кто-то хотел убить вас, Элья, — жёстко ответил Форстер и впился взглядом в её лицо.

— Убить? Меня? Но… зачем? — она даже растерялась.

— Хотел бы я знать! — он смахнул порошок со спины лошади. — Уж понятно, что это сделал не обалдуй Йоста и не наш конюх, но кто тогда? Может, надоумите меня — кому вы успели здесь так насолить?

— Волчья трава? Печать грозы? — она не понимала о чём говорит Форстер. — Они хотели отравить лошадь? Что вообще всё это значит?

Убить её? Милость божья, он же это не всерьёз?

— Ну, а что, по-вашему, это может значить! Кто-то накормил Виру волчьей травой, чтобы лошади мерещилось всякое. Вот почему она понесла. А печать грозы, хм… притягивает молнию к тому, на ком она стоит. Кто-то знал про грозу, про то, что вы поедете в Эрнино, про вашу лошадь, кто-то, кто сильно вас не любит, Элья. Этот кто-то хотел травить не вашу лошадь! Этот кто-то хотел, чтобы в вас попала молния или вы сломали себе шею! Ну же, думайте, кто это может быть? — он прислонился плечом к столбу.

Габриэль вспомнила, как вчера садилась в двуколку к Натану, и заметила на холме Ханну, недалеко от того места, где едва не упала с Виры. Её серую в яблоках лошадь нетрудно было узнать издали. Сколько времени она стояла там, наблюдая, как промокшая Габриэль бредёт домой?

Но едва она обернулась, и Ханна тут же исчезла в кустах. И вот сейчас ей в голову пришло лишь то, что из всех окружающих именно Ханна ненавидит её больше всех, с того самого дня, как они впервые встретились на дороге у озера. И если кто-то и желает от неё избавиться, то это она.

Но если она скажет об этом Форстеру, то ненавидеть её будет не только Ханна, но и весь дом, потому что, судя по его лицу, он непременно накажет виновницу. Накажет Ханну ради южанки. Она вспомнила, как вчера все неодобрительно смотрели на неё, когда она вернулась в Волхард. Наказания Ханны ей точно не простят. А ей нужно как-то продержаться здесь ещё две недели.

— Не знаю, — пожала она плечами, — вам виднее, мессир Форстер, это вы мне сказали, что «такой пылкой южной красавице стоит опасаться здесь всего». Видимо, вы были недалеки от истины и знали о ком идёт речь. В отличие от меня.

— И на что вы намекаете? — он прищурился.

— Намекаю? Нет, мессир Форстер, уж простите, но я вовсе не намекаю. Это ваш дом, и это вам следует знать о том, кому в нём может прийти в голову мысль… убивать ваших гостей. А ещё, вам следовало бы сразу и прямо сказать мне о том, какие именно опасности меня здесь ждут, раз уж вы были так добры приютить нас под этой крышей. И тогда — я бы не стала выезжать на лошади одна, пряталась бы в комнате при виде любой тучки, и не попалась бы на глаза вашим стригалям! — отрезала она жёстко.

— Стригалям? Вы о чём вообще?

Габриэль рассказала ему историю о том, как встретила на кладбище Бёрда. Форстер, казалось, не слишком удивился, а лишь задумчиво посмотрел на деревья и спросил:

— Хм, скажите, а что вы делали на кладбище, Элья?

— Гуляла, — ответила она коротко, не собираясь распространятся о причинах.

— Странное место для прогулок.

— В свете того что происходит, мессир Форстер, боюсь, что скоро я смогу гулять только в своей комнате… из угла в угол! — ответила она резко. — Почему вы не сказали мне о том, что ваши работники бродят здесь, и они могут быть опасны? И что могут быть опасны не только они! Выходит, это я «кому-то насолила»? Я в этом виновата? Вы спрашиваете меня об этом так, словно я, и правда, виновата в том, что в вашем доме кто-то хочет меня убить!

Форстер молчал и разглядывал её лицо, и она тоже замолчала. В конюшне было тихо, лишь фыркали лошади, нюхая сено, да где-то снаружи позвякивали колокольчики на шеях дойных коз.

— Не бойтесь, — мягко произнёс Форстер, — и извините, я, и правда, был резок. Но вы у меня в гостях и такое происшествие… Поверьте — я найду того, кто это сделал…

Фразу он не закончил, но тон его был угрожающий.

— А кто этот Бёрд? — спросила Габриэль, чтобы сгладить неловкость момента и уйти от взаимных обвинений. — Вы его знаете? Он довольно странно выглядел для стригаля.

— Знаю? Нет, — Форстер повесил кнут на крючок, — откуда мне знать в лицо всех стригалей! А почему вы решили, что он выглядел странно?

Габриэль задумалась на мгновенье. Эта мысль где-то подспудно не давала ей покоя, а вот сейчас она вдруг чётко поняла:

— Из-за сапог.

— Сапог?

— Да. На нём были сапоги из очень хорошей кожи, из дорогой. Похожие на ваши. И пряжка на ремне, хотя ремень и старый, тоже довольно дорогая. Для того, кто нанимается на работы за пару сотен сольдо в месяц, странно ходить в сапогах за две тысячи на стрижку овец. И ещё хороший табак… Он курил трубку.

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

Гонка за успехом. Все нарастающий бум потребления. Засилье назойливой рекламы. Культ денег. Таков со...
Юный Битали Кро, поступивший во французскую школу чародейства и волшебства, ничем не отличается от и...
Даже идеальная жизнь может разрушиться в одно мгновение. В этом трогательном и эмоциональном романе ...
Ольга запуталась в своей жизни. Муж Петр совсем ее не понимает, да еще и ведет себя в последнее врем...
Большинство книг по воспитанию предлагают хитрые техники контроля и устранения нежелательного поведе...
Два брата. Разбойники, смертники.Хантеры.Они могут получить от общины в оплату за свои услуги все, ч...