Нелюбимый Доманчук Наталия
— Говорит: «Мне надо». И все. Он просто ездит в метро. Просто катается. Я после этого его и на карусели всякие водила, и мы даже в Питер на поезде поехали, но ему не понравилось там, почти сразу стал проситься домой. Ему не очень нравятся новые места. А вот метро, почему-то притягивает.
Давид вздохнул:
— Ладно, разберемся. Главное, что слежка за ним есть и он под присмотром. И еще. Я понял, что он знает, что вы ему не родная мать?
Марина вздохнула:
— Я понятия не имею, откуда он взял эту информацию. У нас даже бумаг об усыновлении дома нет, я их держу в сейфе на работе. Но он иногда мне рассказывает такие эпизоды из жизни… Не знаю… такое впечатление, что у него какая-то гениальная память.
— Он мне назвал точную дату, когда вы его забрали из детского дома.
Марина испуганно посмотрела на мужчину и спросила:
— И когда же я его забрала?
— Двадцатого ноября. На вас было платье желтого цвета.
— Фантастика какая-то! Как четырехлетний ребенок мог это запомнить?
— А как он в школе учится?
— Лучший ученик. По всем предметам. И книги читает совсем не по возрасту. Уже всю мою огромную библиотеку прочитал. Давно планирую пополнить, да все никак не соберусь…
Марина поднялась и снова принялась рыскать по ящикам.
— Нашла!
Она вытащила варенье, поместила его в стеклянную пиалу и подала Давиду:
— Ненавижу, когда нечем угостить гостей, но у меня давно их не было.
— Теперь часто будут! — пообещал Давид.
Женщина улыбнулась, и Давид впервые так надолго остановил свой взгляд на ней: выразительные карие глаза, немного вздернутый нос и светлые волосы до плеч. Она не была красавицей, но ласковые глаза и добрая улыбка делали ее привлекательной. И она совсем не выглядела полной или, как она утверждала, склонной к полноте — вполне стройная женщина с прекрасными изгибами. Спортивный трикотажный костюм абрикосового цвета это очень даже хорошо подчеркивал.
Марина посмотрела на мужчину и, заметив, что он ее разглядывает, смутилась и покраснела. Давид еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Ему невероятно понравилась ее реакция, но, чтобы не смущать ее еще больше, попросил:
— Расскажите о себе. Чем занимаетесь?
— Я хирург. Раньше работала в Боткинской больнице, но это далековато от дома. А с Семеном постоянно надо быть начеку, поэтому я год назад перевелась в Филатовскую, детскую, тут, совсем неподалеку.
— У зоопарка?
— Да.
— Нравится, чем занимаетесь?
— Очень. А вы?
— Я… Я закончил институт связи и информатики, но всю жизнь занимаюсь бизнесом. Господи… как же много лет назад это было… иногда даже не верится, что я такой старый.
Марина заливисто рассмеялась.
— Не стыдно вам? — хихикнул Давид. — Старость уважать надо!
— Да ладно вам! — она отпила чай и за мгновение стала серьезной. — Я, между прочим, старше вас.
Давид внимательно посмотрел на нее и теперь рассматривал, даже не скрывая, внимательно скользя взглядом по ее лицу. На вид ей было максимум сорок, никак не больше.
— Не знаю, зачем я вам это сказала… Вы сейчас подумаете, что я сумасшедшая… но я действительно прожила на этом свете больше вас…
Мужчина молчал и терпеливо ждал ее пояснений.
— Об этом только моя двоюродная сестра знает, правда, не сильно верит мне. Говорит, что я головой ударилась. Или переохладилась в холодной реке. Я действительно упала с моста в реку и пролежала в коме три месяца… но за эти три месяца… я заново прожила целую жизнь… Правда. Я ее так четко помню. Всю, до мельчайших подробностей…
— Вы побывали в будущем?
— Нет. В прошлом. Я прожила до сорока лет, а потом вернулась в прошлое и прожила еще раз почти всю жизнь заново. Правда, я хотела все исправить, но… Ох, это долгая история. И очень грустная. С тех пор прошло пять лет и я, если честно, уже сама перестаю верить в нее.
Она посмотрела на Давида, он внимательно слушал, но ее речь его не пугала.
— Так и сколько же вам лет сейчас? Восемьдесят?
— Шестьдесят девять, — она хихикнула.
— Никогда бы не подумал, что мне понравится женщина старше меня, — Давид засмеялся, — вы прекрасно сохранились. Я имею в виду внутренне. Не брюзжите, не критикуете молодежь.
Они оба еще раз рассмеялись.
— Да, я иногда даже на самокате на работу езжу!
— Ну вы вообще оторва! Беспредельная старушенция!
— Ладно, хватит обо мне. И так все понятно. Расскажите о вашей семье.
Давид пожал плечами:
— У меня большая дружная семья: четыре племянника, племянница, Даша, которую вы знаете, внучка Настенька, наверное, и ее видели, да?
Марина замотала головой:
— Нет пока, Артем только обещает!
— Вот… Ну и сноха — супруга моего покойного брата.
Марина удивилась:
— А жена?
— Я женился, когда был совсем молод, но почти сразу овдовел. Она погибла вместе с нашим не родившимся ребенком.
— Простите… а мать Семена?
— Ох… эта ужасная и очень неинтересная история… для меня лично. Это была случайная связь… всего один раз девять лет назад.
— То есть вы не вместе сейчас?
— Она… эта девушка… скорее всего станет частью моей семьи, но не в роли моей жены. У нее отношения с моим старшим племянником, и, надеюсь, они скоро поженятся, — и, увидев удивление на лице Марины, он продолжил, — да, понимаю, как странно все это звучит, Санта-Барбара, не меньше. Но такова жизнь.
— А вы ее любите, да?
— Ой, нет, что вы! Какая любовь в моем-то возрасте!
Марина улыбнулась, резко встала и включила чайник.
— Подогрею воду, а то чай остыл.
Давид не сводил с нее глаз и, когда она вдруг обернулась и их взгляды встретились, у нее на щеках опять появился легкий румянец.
Марина отвернулась и спросила:
— Вам нравится рассматривать некрасивых женщин?
Давид рассмеялся:
— Да. Это мой фетиш.
— Некрасивые женщины?
— Нет. Красивые, которые считают себя некрасивыми.
Еле сдерживая улыбку, она взяла чайник и долила в чашки кипяток.
— Вы верите в любовь с первого взгляда? — спросил Давид.
Марина чуть замешкалась с ответом и поэтому задала ему встречный вопрос:
— А что, бывает другая?
Давид хмыкнул:
— Я тоже думал, что нет. Но мой брат полюбил свою будущую жену спустя почти десять лет после знакомства.
— Это скорее исключение. Могу поспорить, что вы помните и дату, и время, когда влюбились. И даже что на ней было надето.
Давид задумался. Сначала попробовал вспомнить первую встречу с Аленой. Но нет, в памяти сохранилась только дата, когда они познакомились. А вот с Надей, своей покойной женой, он действительно помнил все: и дату, и время, и ее коротенький бежевый плащ, в котором она ежилась от холода на автобусной остановке.
— Да, — тихо ответил Давид, — я действительно помню все… А вы?
— И я все. А еще у нас с Семеном случилась любовь с первого взгляда. Мы за секунду это поняли! — она улыбнулась. — Он даже помнит, в чем я была одета! Я тоже помню: на нем была футболка салатового цвета и темные брючки.
Марина так тепло это сказала, что Давиду потребовалось немало усилий, чтобы совладать с собой и снова не разрыдаться. К счастью, у него зазвонил телефон, он посмотрел на экран и спросил:
— Я отвечу? Это племянник.
Марина не ожидала, что он будет спрашивать ее разрешения, и растеряно кивнула.
— Да, Сашка. Все хорошо. Нашел. Расскажу все завтра. У вас как? Вот и отлично. Ложитесь спать. Да, я останусь в городе. Обнимаю.
Завершив разговор, он посмотрел на Марину и спросил:
— Так… и на чем мы остановились?
Она засмущалась, но Давид ей помог вспомнить:
— Вы что-то там говорили про курицу и овощной салат.
Время обнимать
Они проговорили всю ночь: взахлеб, снедаемые нетерпеливым желанием лучше узнать друг друга и общаясь так, как будто знали друг друга всю жизнь, а потом разлучились и вот опять встретились и не могли наговориться. Это была долгая, но сумасшедшая по накалу ночь: они перешли на ты, у них случился первый поцелуй — робкий, как у школьников, но такой значащий, для обоих. Возможно, они оба поняли, что для них это последний первый поцелуй.
Будильник зазвонил ровно в семь, и оба вздрогнули от неожиданности:
— Что это? — не понял Давид.
— Жизнь. Она продолжается. — Марина запустила пальцы в его волосы и потерлась своим носом об его. — Семену в школу, мне на работу.
Она попыталась встать с дивана, на котором они сидели в обнимку, но Давид ее потянул за руку, и она снова оказалась в его объятьях:
— Какая работа? Ты о чем вообще?
Она рассмеялась:
— Давидушка, я хирург. У меня сегодня две серьезные операции.
— Тебе шестьдесят девять лет! По-моему, тебе давно пора на пенсию.
Она опять прыснула:
— В паспорте всего сорок пять. Так что увы, но надо идти поднимать Семена и самой собираться.
— А что мне делать? — расстроено спросил он.
— Может, стоить взять перерыв и подумать? — она выжидающе посмотрела на него.
— О чем?
— О нас с тобой, — Марина опустила голову и тихо спросила: — А если это не любовь?
— Да-а-а? А что же тогда? — удивленно поднял бровь Давид.
— Ну, не знаю… помешательство?
— Э, нет! Ты меня в свой старческий маразм не втягивай. Мне всего шестьдесят два! Я еще ого-го!
— А кто мне пару часов назад говорил, что «какая любовь в моем-то возрасте»? А?
— Если бы ты знала, как я еще сутки назад был далек от всего этого!
— И я даже не думала, что со мной еще раз произойдет такое…
— Я был уверен, что найду сына и всю свою оставшуюся жизнь посвящу ему. А тут… раз… и ты!
— Как снег на голову?
— Снег? Как метеорит!
— И что будем делать? — робко спросила Марина.
— Все, как положено в современном мире: женимся, ты переезжаешь с Семеном ко мне, будем жить-поживать и добра наживать.
— Жить-поживать — это уже не из современного мира, а из прошлого века, года пятидесятого…
— Ты у нас старушка, тебе видней! — и заметив, что она раскрыла рот в недоумении, притянул к себе и нежно поцеловал. Потом отстранился и, улыбаясь, покачал головой:
— Метеорит, не меньше!
Через полчаса они завтракали на кухне и обсуждали планы на день.
— Семен, ты не будешь против, если я тебя заберу со школы, и мы чуть погуляем? — спросил у сына Давид.
Мальчик застыл, отодвинул от себя тарелку, положил приборы на салфетку и еле слышно сказал:
— У меня на сегодня другие планы.
Давид не растерялся:
— А можно мне как-нибудь втиснуться в твои планы? Мне правда сегодня делать нечего. Я тебе не помешаю!
— Тебе будет скучно со мной.
— Нет. Мне будет очень интересно.
Мальчик пододвинул тарелку к себе, взял в руки приборы и кивнул:
— Ладно. Тогда в четырнадцать двадцать у школы.
Давид незаметно подмигнул Марине, и она заговорщицки ответила ему легким кивком.
Когда они втроем вышли из подъезда, их ждал автомобиль с водителем.
Давид его специально вызвал еще час назад, чтобы произвести на любимую женщину впечатление.
Он открыл перед Мариной заднюю дверцу, а водитель уже усадил мальчика.
— Зачем? — ахнула она. — Нам тут три шага пройти… мы и пешком можем.
Давид только покачал головой и указал Марине на открытую дверцу.
Она присела и, улыбаясь, прокомментировала:
— Похоже, ты очень неплохой бизнесмен, да?
Давид громко рассмеялся:
— А я о чем тебе говорю! Подумай о досрочной пенсии!
Семен с интересом рассматривал автомобиль, нажимал на все кнопочки, включил встроенный монитор себе и маме.
Пока они ехали, Давид как мальчишка наблюдал за Мариной в зеркало и еле сдерживал улыбку, наслаждаясь тем, как она смущается и отводит взгляд, когда указывает водителю дорогу. Когда они подъехали к школе, Давид ахнул:
— Родные пенаты! У меня все дети тут учились! Начиная с Сашки и заканчивая Дашей. Невероятное совпадение!
Проводив Семена до входной двери, он вернулся и присел на заднее сиденье.
— Подумаешь о выходе на пенсию? — попросил он, притянул Марину к себе и на ухо прошептал: — Давай усыновим еще одного мальчика и девочку и подарим им всю нашу нерастраченную любовь?
Она замерла. Он отстранился, заглянул в ее глаза и понял, что попал в десяточку. Она с такой теплотой смотрела на него! Он снова привлек ее к себе и еле слышно сказал:
— Люблю!
Она только успела прошептать ему в губы:
— Сумасшедший!
Пока Семен был в школе, Давид забежал домой, принял душ и поехал в офис. Сашка уже был там, искал на столе какие-то бумаги, но, увидев Давида, сразу бросился с расспросами:
— Как сын? Правда нашел? Твой? Ты уверен?
Давид вальяжно, как мартовский кот, развалился в кресле с огромной улыбкой на губах.
— Не только сына нашел. Но и… — Давид немного смутился, но продолжил, — влюбился я, Сашка!
— В кого?
— В мать Семена, — он запнулся, но быстро поправился, — в приемную мать.
— Ни фига себе! Вот прям за день? Вернее, за ночь? Ты шутишь?
Давид, продолжая улыбаться, помотал головой.
— Вижу, что не шутишь! Но разве так бывает?
— Когда ждешь всю жизнь и знаешь, чего ждешь, то это и за секунду легко понять, поверь мне.
— Класс! Выглядишь ты, конечно… Никогда тебя таким не видел!
— Счастливым?
— Да… — он немного смутился, но спросил: — А ты ведь Але разрешишь видеть сына? Правда?
Давид встал и похлопал племянника по плечу:
— Саш, что за глупые вопросы?
— Ну вдруг приемная мать против?
— Все нормально будет! Будем жить большой шведской семьей, — он засмеялся и продолжил, — шучу. Но если серьезно, то у Семена будут и две любящие матери и два отца. Я даже ему немного завидую.
— И ты прям женишься?
— Ну а как поступают настоящие мужчины? — ответил Давид вопросом на вопрос.
У Сашки зазвонил телефон, он прижал его к уху и, помолчав пару секунд, выдохнул:
— Понял. Сейчас приеду.
Он упал на стул и обреченно сказал:
— Ну вот и все. Та ниточка, которая связывала нас с Алей, порвалась. Врач звонил. Только что прооперировали ее, она потеряла ребенка.
Он обхватил голову руками и заплакал.
Давид схватил стул, сел рядом и обнял его.
— Саш, сейчас все решается. У вас могут быть дети. Пусть не она родит, а от суррогатной матери, но это будут ваши дети.
Сашка посмотрел на него:
— Дав, она… не любит меня… Ребенок хоть как-то связывал нас, а так…
— Как тебя можно не любить? Не говори глупости. Езжай к ней. Обрадуй ее, что я Семена нашел. Жалко, фотографию его не сообразил сделать, но ничего. Пусть поправится, а мы с ним сразу, вместе с тобой, конечно, придем ее проведать. Хорошо?
Алевтина уже пришла в себя после операции.
Она лежала на кровати ровно, вытянув руки по швам, и смотрела в потолок. Слез не было. Только изнутри кто-то грыз, царапал, кусал. А она лежала и терпела эту боль, успокаивая себя тем, что заслужила.
Сашка присел рядом на стул и накрыл ее холодную руку своей:
— Аль… послушай… У тебя могут быть дети! У нас могут быть дети! Да, ты не сможешь родить сама, но мы можем заплатить суррогатной матери! У нас может быть сколько угодно детей! И девочек поднимем вместе. Слышишь?
— Я очень тебя прошу — уходи! — выцедила она. — Я встану на ноги и заберу девочек. А сейчас уходи! И больше никогда не приходи, понял?
— Уйду. Но на прощанье все же скажу, что Давид нашел вашего сына. Его зовут Семен. У тебя номер Давида есть — звони ему, как поправишься.
Сашка вышел из палаты и, еле передвигая ноги, дошел до автомобиля. Открыв дверцу машины, он упал на сиденье и понял, что все кончено и ему надо как-то смириться с этой ситуацией, только вот как? Ему показалось, что сейчас он один-одинешенек на всем белом свете и никому не нужен. Он тихо заскулил, как собачонка и дал себе обещание больше никогда не искать встречи с Алевтиной. Никогда больше! Пусть приходит, забирает девочек, когда его не будет дома, но он ее больше видеть не хочет!
Все! Закрыли тему! Проехали!
Он резко выдохнул, завел движок и поехал домой. Там его хоть ждали люди, которые любили…
Пока Сашка был в больнице, Давид успел встретиться с Аленой и все ей рассказать: про сына, про Марину, про его жизнь, которая изменилась всего за одну ночь.
И еще за эту ночь он понял, что нет у него к Алене тех чувств, которые он когда-то себе придумал. Несомненно, она была ему самым близким и родным человеком и его любовь к ней была безгранична, он бы не задумываясь отдал за нее жизнь, впрочем, как и за ее детей. Но он никогда даже в мечтах не представлял себе, как целует ее. И не потому что это было за гранью дозволенного. У фантазий нет этого порога. Просто его любовь была нежная, глубокая, искренняя, но… братская.
Алена слушала его, раскрыв рот от удивления.
— Жизнь такая удивительная! Девять лет назад я совершил самый гадкий и низкий поступок в моей жизни, о котором вспоминал с содроганием и мерзким послевкусием. А сейчас этот поступок делает меня самым счастливым человеком на свете. Я так рад, что не разменивался, не кидался на первую встречную и ждал… Это того стоит! Быть надо с тем человеком, от которого дрожь по коже и легкое головокружение, с кем теряешь контроль, а поцелуй как наркотик — чистый кайф без примеси и заменителя.
Когда он закончил свою исповедь, она поднялась и, закрыв лицо руками, заплакала.
— Эй, ты чего? — не понял Давид.
Он подскочил и, растерянно расставив руки в стороны, наблюдал за ней. Но Алена вдруг резко и даже немного грубо обняла его и быстро-быстро заговорила:
— Господи, как же я счастлива! Ты не представляешь, как я мечтала увидеть тебя таким! Счастливым!
Она отстранилась, посмотрела в его глаза и закивала:
— Да, да, вот таким счастливым!
И опять прильнула к нему, крепко обнимая и совсем этого не стесняясь.
Это была как гора с плеч. Она почувствовала такое внезапное облегчение, как будто после долгой темной ночи наконец-то появилось солнце.
Он похлопал ее по плечу и тихо сказал:
— Ты не переживай. Я всегда буду рядом.
Она закивала, смахивая слезы:
— Я знаю. Мне главное, чтобы ты был рядом вот таким счастливым. И здоровым!
Они опять прижались друг к другу — как старые добрые друзья и самые родные люди на планете.
А ровно в четырнадцать двадцать Давид стоял на крыльце знакомой школы. Сколько раз он провожал и встречал племянников и даже подумать тогда не мог, что когда-то будет стоять и ждать своего сына.
Семен появился минута в минуту, без опоздания, приветливо улыбнулся отцу и указал пальцем на другую сторону Садового кольца: