Нелюбимый Доманчук Наталия
— Да знаю я!
Она расцепила руки и сделала шаг назад.
— Не хочешь, да? Не видишь меня больше своей женой?
Сашка замотал головой:
— Не в этом дело. Ты мне тогда призналась, что не любишь. И это была правда. Настоящая, хоть и горькая. Но с тех пор ничего не изменилось. Я не вижу… не чувствую твоей любви… а без нее счастливой семейной жизни не получится.
— А что я должна сделать? Признаться тебе? — в ее глазах появились слезы.
— Для начала признайся самой себе. И поверь в это сама. А там посмотрим… — он медленно обошел ее и вышел из палаты.
Даша узнала, что у невесты Сашки случилось горе, забрала Настеньку и обещала прийти в обед. Голос, когда она говорила с мамой, был уж чересчур ласковым:
— Прости меня, пожалуйста. Я вся на нервах… Совершенно не контролирую себя сейчас. Можно я приду после обеда и все тебе расскажу? А там ты уже решишь, осуждать меня или нет…
Веру похоронили в закрытом гробу. Ксюша совершенно не понимала, что происходит, она только внимательно наблюдала за происходящим и успокаивала старшую сестру, которая, к сожалению, понимала все. Помянули Веру в тесном семейном кругу.
Девочки в доме освоились, уже перестали цепляться за дядю Сашу и охотно оставались наедине с Аленой и даже Давидом.
У Сашки накопилось много дел: урегулировать последствия аварии, уладить все вопросы с опекой, устроить девочек в школу…
— Ну что случилось? Ты каждую секунду вздыхаешь! — спросил его Давид, когда они остались одни в офисе.
— Девчонок надо в школу определить… Пока Аля в больнице и девочки на мне, то, наверное, надо выбрать что-то тут неподалеку?
— К чему тебе сейчас этим голову забивать? Конец мая, учеба у Лизы почти закончилась. У Ксюши еще не началась. До сентября уйма времени. Ты бы лучше в душе своей разобрался.
— Так просто, думаешь? Ты сильно разобрался в своей?
Давид улыбнулся:
— Я выгляжу страдающим? Мечущимся? Вздыхающим каждую секунду?
Сашка бросил на него короткий взгляд и заметил:
— Ну и счастьем от тебя тоже не прет!
— Все нормально у меня, Сашка. Все хорошо. А найду сына — будет еще лучше. Всю свою оставшуюся жизнь ему посвящу.
— А если он не твой, а от насильника?
— Мой. У того урода детей быть не могло. Я уже все узнал, сам лично анализы его видел. Сперма его была никудышная… Поэтому они и взяли детей из приюта… а потом насиловали их, — Давид грубо выругался и стукнул по столу кулаком.
— Дав… прости, но я должен задать тебе этот вопрос.
Давид кинул:
— Валяй!
— Если бы ты не знал, что у нас с Алей были отношения и я ее люблю, ты бы…
Давид резко встал и опять стукнул по столу кулаком, прерывая речь племянника:
— Нет! Никогда! Закрыли тему!
Даша пришла после обеда. Алена разбирала вещи девочек, которые привез водитель из квартиры, где они проживали с Верой, и составляла список, что им еще купить.
Ксюша сразу взяла Настеньку за руку и повела в комнату:
— У меня есть наклейки и цветные карандаши, пойдем покажу!
Даша бросила взгляд на девочек и спросила у мамы:
— Вижу, тебе скучать не дают? Это теперь Сашкины?
Алена кивнула и пригласила дочь на кухню.
— Я не буду ничего, не суетись! — сразу заявила Даша. — Ты лучше присядь, я расскажу тебе свою историю и потом… не знаю, что потом…
— Рассказывай.
— Ох. Значит так… Почти сразу после Мальдив я познакомилась с одним парнем… он всего на год меня старше. Сын богатых и очень… влиятельных родителей. И у нас… сорвало крышу. У обоих. Сразу. Это была моя первая любовь. Вот чтобы бы вот так… ну ты поняла, да?
Алена кивнула, но все же спросила:
— А с Артемом не было такого чувства?
Даша замотала головой:
— В Артеме мне всегда нравилось, что он сходил по мне с ума и любил до потери пульса. Ну и вы твердили: хороший парень, твердо стоит на ногах, отличная партия для тебя… Вот я за него и вышла. А потом со мной случилась эта любовь… и я совсем голову потеряла.
— Дальше, — попросила мать.
— А дальше мы стали с Федором думать, что нам делать, — она посмотрела на маму и дополнила, — да, Федор — это тот, в кого я влюбилась. А потом мы поссорились и… разошлись. Я была уверена, что он прибежит за мной через пять минут, но через пять дней он завел себе новую девушку.
— Понятно. И ты, конечно же, страдала и продолжала его любить?
— Мама, я — не ты! Это ты ждала и любила папу много лет! Я же сразу посылаю мужчину далеко в лес. Я его послала и забыла. И решила вернуться к Артему. Он мне заказал самолет, и я полетела к нему. Первые два дня все было хорошо, а потом мы с ним чуть повздорили, и я со злости рассказала ему о Федоре.
Алена прикрыла лицо ладонями.
— Что? Ты бы предпочла молчать и не говорить ему об этом?
— Я бы предпочла не изменять мужу с другим мужчиной.
— Ну вот. Так и знала, что ты так скажешь. Ты же у нас святая…
— Ну что за глупости, Даша? Не обязательно быть святой, чтобы быть верной.
— Мама, я влюбилась! Это была не просто измена, это любовь!
— Угу, — кивнула Алена, — и где сейчас твоя любовь? Жива-здорова? Или заболела и умерла?
Даша развела руками:
— Ну вот так получилось. Но проблема ведь не в этом! А в твоем любимом Артеме! Он меня, как собачонку, взял за шкирку и вышвырнул на улицу. Потом, правда, подъехал его водитель и отвез меня в аэропорт. Но с тех пор он говорить со мной не хочет. Сказал, что подает на развод.
Алена тяжело вздохнула и спросила:
— А ты рассчитывала, что он простит тебе измену?
— Ну это же он меня любит, он меня два года добивался, в ножках валялся и хотел получить в жены. И где теперь его любовь?
— О Боже, Даша! Я и не думала, что ты такая…
Алена пыталась подобрать слова, а дочь не унималась:
— Какая? Ну какая я?
— Глупая!
Даша замолчала и встала со стула, потом опять села, и Алена попыталась объяснить дочке очевидные вещи:
— Когда люди встречаются, их влюбленность частенько разная по накалу. Иногда мужчина любит сильней, иногда женщина. Но когда они создают союз, то это уже не важно! Они — одно целое. Они сложили свои чувства в один сосуд и теперь всю оставшуюся жизнь пользуются, когда необходимо. Берут понемногу, когда, например, нужно простить. Добавляют понемногу, когда, например, чувствуют поддержку и внимание партнера… Оба должны стараться поддерживать это тепло в сосуде, понимаешь? Нельзя сказать мужу: вот ты меня любишь, ты и терпи все мои выходки. Никто не будет этого терпеть долго. От плохих поступков сосуд истощается, от хороших — наполняется. Измена — это не просто предательство, это сильнейший удар по самолюбию мужчины.
— Почему ты на его стороне? — возмутилась Даша. — Почему никто не интересуется из-за чего я это сделала?
— Ты же уже объяснила — влюбилась.
— Вот именно! У Артема было миллион женщин. А у меня он был первым. Я не вижу ничего страшного в том, чтобы познать другого мужчину. Это опыт. Он мне был необходим. После этого я много чего поняла, между прочим. И даже зауважала свое мужа…
— Только наверняка потеряла, — закончила за нее Алена.
— Не нужно было признаваться, да?
Алена выглядела невероятно расстроенной, и Даша понимающе кивнула:
— Понятно, не надо было изменять…
Она прижала ладони к щекам и жалобно попросила:
— Мам, поговори с ним, пожалуйста. Я все осознала. Честное слово! И Давида с Сашкой попроси заступиться за меня. Пожалуйста!
Вечером за ужином, когда девочки ушли в свою комнату, Алена рассказала Сашке и Давиду про Дашу.
— Помню, как прочитала одно умное высказывание и так оно мне понравилось: «Не нужно воспитывать детей. Воспитывайте себя. Все равно они будут похожи на вас». Оказывается, все это не так. Нужно быть примером, конечно, но и объяснять самые очевидные вещи тоже необходимо. Она… не понимает… до сих пор не понимает самое важное!
— И не поймет. Пока свои шишки не набьет, — хмуро прокомментировал Давид.
Артем приехал на дачу через неделю. Принес Алене огромный букет сирени и по маленькому букетику роз Ксюше и Лизе.
— Слышал, у вас пополнение в семье, поздравляю! — похлопал он по плечу Сашку. — Дети — это чистый кайф!
Девочки чувствовали себя хорошо, уже полностью освоились, с удовольствием учились играть в теннис, помогали садовнику ухаживать за цветами, постоянно крутились на кухне и рвались помочь испечь пирог, уж очень им нравились вечерние посиделки всей семьей.
Давид сам лично приготовил плов в огромном казане, и все расположились на веранде. Вечер выдался теплым.
— Наконец-то открыли дачный сезон, — сказал он, — в этом году поздновато, конечно.
Алена не знала, как начать разговор с Артемом. Давид это понял и заговорил первым.
— Да понимаю я все, — махнул рукой Артем, — что молодая она, глупая, но и вы меня тоже поймите…
Алена его перебила:
— Я понимаю. Поэтому прошу только одного — не спеши. Дай себе и ей время.
— Не смогу… не хочу… Я не могу сказать, что меня как отрезало, но…
— Тебя обида просто гложет. Мама правильно говорит — просто пока ничего не решай. Обожди! — высказал свою точку зрения Сашка.
— Давид Валентинович, скажите честно, вы бы простили? — спросил Артем.
Давид улыбнулся:
— Честно? Сейчас? Когда мне ого-го сколько лет? Да. В тридцать пять, конечно, нет.
— А что меняется с возрастом? Мужское самолюбие падает?
— Нет. Просто ценишь все по-другому, потому что меньше времени осталось и хочется любить… хочется быть счастливым… И к ошибкам других относишься проще…
— Ладно… Я возьму тайм-аут и подумаю. Месяц. Два. Три…
У Давида зазвонил телефон, он ответил, а потом вскочил и громко сказал:
— Что? В каком году? Фамилию и адрес!
Ему что-то объясняли, он слушал, но не выдержал и крикнул:
— Адрес, мать вашу, вы можете мне адрес дать? Хорошо, как ее фамилия? Марина Власова? А мальчика как зовут? Семен? У вас полчаса найти мне ее адрес! — рявкнул он, положил трубку в карман и присел на скамейку: — Нашли моего сына… Его усыновили еще в 2014 году…
Артем встал из-за стола, подошел к Давиду и тихо сказал:
— Я абсолютно ничего не понимаю, но Марину Викторовну и ее сына Семена я знаю.
— Ты знаешь их? — Давид хотел крикнуть, но вышло только хриплое шипение. — У мальчика нет кисти?
— Да… я ему… мы с Мариной Викторовной протез сделали. Марина Викторовна была женой моего покойного отца…
Давид поднялся и вцепился в лацканы пиджака Артема:
— Адрес! Дай мне ее адрес!
— Поехали, я отвезу!
— Нет. Я сам. Я сам! Просто дай адрес.
Артем назвал улицу, дом и номер квартиры, и Давид побежал к автомобилю.
Время сшивать
Давид хотел остановиться перед дверью, отдышаться, но он так мечтал поскорей увидеть сына, что не мог себе позволить ждать.
Дрожащей рукой он нажал на звонок и через мгновение увидел женщину.
Слезы предательски потекли по его щекам, он изо всех сил пытался их сдерживать, но не мог. Женщина удивленно смотрела на него и, открыв дверь шире, сказала:
— У вас что-то случилось? Чем я могу помочь?
Давид сделал шаг в квартиру, попытался улыбнуться и застыл, увидев, как из комнаты вышел мальчик с такими же синими, как у него глазами, и с таким же ежиком непослушных волос на голове.
Еще два шага, и мужчина опустился перед ним на колени и чуть не умер от счастья. Машинально достав из кармана платок, он вытер соленую влагу с щек и протянул ему руку. Мальчик еле заметно улыбнулся и подал ему свою руку с протезом:
— Я — терминатор! — сказал он и пошевелил металлическими пальцами.
— Семен, зайди, пожалуйста, к себе в комнату, — тихо, но уверено сказала женщина.
Мальчик растерялся, посмотрел на мужчину, потом снова на мать, нехотя повернулся и направился в свою комнату.
Давид встал с колен и обратился к женщине:
— Простите меня, ради Бога, я просто не удержался… Я…
— Отец Семена. Это я уже поняла…
Ее взгляд не был доброжелательным, и Давид понимал почему, поэтому он решил сразу ее успокоить:
— Я пришел к вам с миром! Я не собираюсь отбирать у вас ребенка. Я просто… — он замолчал, потому что не знал, что сказать.
Была бы его воля, он бы прямо сейчас схватил своего сына и ушел вместе с ним. Но он понимал, что не может так поступить с женщиной, для которой его сын стал родным. Наверняка это было так…
— Я просто хочу быть с ним… — в его глазах опять появились слезы, и он принялся оправдываться, хотя со стороны это вероятно выглядело жалобами на судьбу, — я не знал о его существовании. Узнал всего месяц назад. У меня нет детей. И Семен… это моя единственная надежда… Я просто хочу быть рядом. Наблюдать, как он растет, поддерживать его… Я не обижу ни вас…
Женщина его перебила:
— А где его мать?
Давид смутился, но все же ответил:
— Она… есть… Она тоже не знала, что ее сын выжил. Ей сказали, что он умер при родах.
Женщина заплакала, прикрыв рот ладонями, и замотала головой:
— Вы его отберете у меня!
— Нет, нет, я вам обещаю!
Она махнула рукой и направилась в комнату. Сев на диван и закрыв лицо руками, она разрыдалась.
— Никто у вас не отберет Семена, пожалуйста, поверьте мне!
Она подняла на него заплаканное лицо:
— Вы хотите сказать, что ваша жена откажется от него сейчас, когда узнала, что он жив?
— Послушайте, — он сел рядом с ней, — я вам гарантирую, что он останется с вами. Но разве плохо будет, если его будете любить не только вы, но и я и… его родная мать? Чем больше любви мы ему дадим, тем счастливей он будет. Разве нет?
Она недоверчиво посмотрела на него и отвела взгляд, раздумывая над его словами, а потом тихо сказала:
— Не забирайте его, пожалуйста! У меня не может быть детей и Семен — это все, что есть у меня!
Давид вздохнул:
— Послушайте… Марина?
Она кивнула.
— Вам придется поверить мне на слово. Я бы очень хотел его забрать прямо сейчас, но я тоже человек. И нормальный… не сволочь какая-то. Я не обижу вас, обещаю. Все, что я прошу, — видеть своего ребенка, проводить с ним все свое свободное время, подарить ему свою отцовскую любовь. Все. Он будет жить тут. Я только буду приходить к нему. Иногда гулять с ним… Вы же не будете против этого?
Женщина немного успокоилась и еле заметно кивнула.
— Можно я зайду к нему в комнату? Поговорю с ним? Познакомлюсь чуть ближе?
Она нерешительно кивнула.
— Я, наверное… сначала должна вам кое-что рассказать про него… Еще в доме малютки ему поставили диагноз — аутизм. Чуть позже я его попыталась опротестовать, потому что очевидных симптомов у него почти не было. Да, он немного сложно устанавливал контакт с людьми и иногда пытался оградиться от внешнего мира, но дома его поведение было идеальным. Да и в школе он тоже легко находил контакт с теми детками, которые его не обижали. Но год назад умерла моя мама, а у Семена с ней был очень близкий контакт, они проводили вместе все свободное время… После ее смерти… — ее голос задрожал. — Он… очень изменился. Стал убегать из дома, из школы, мы находили его, я с ним разговаривала, но… он твердил только одно — «Мне надо», и все. Его состояние ухудшилось… он практически меня не слышит… я очень удивилась, что он послушал и зашел в комнату, когда я его попросила сейчас.
— Я понял. Не переживайте. Разберемся. Найдем самых лучших врачей на свете, и я сам лично постараюсь ему заменить вашу мать, к которой, как я понял, он был очень сильно привязан.
Марина кивнула, а Давид поднялся с дивана и выжидающе посмотрел на нее.
— Да, конечно, идите…
Он радостно потер руки и направился в комнату к сыну.
Семен ждал его, и, когда Давид закрыл за собой дверь, пошел к нему навстречу, поднял руку с протезом и спросил:
— Знаешь, как эта штука работает?
Конечно, Давиду бы сейчас хотелось рассматривать не протез, а своего мальчика. Ему безумно хотелось обнять его, прижать к себе, взъерошить ежик его волос, как он часто это делал близнецам, Ваньке и Сашке, но он понимал, что испугает его этим, поэтому дотронулся до металлического протеза и сказал:
— Та-а-ак, давай посмотрим…
— Мне дядя Артем его купил. Смотри, что он умеет делать!
Мальчик подошел к столу, металлическими пальцами взял со стола малюсенький блестящий винтик и поместил на ладонь Давида.
— Это киберпротез! У меня есть разные насадки, я сейчас учусь прыгать на скакалке. А еще я могу ручку держать и карандашами рисовать, но я по привычке это делаю левой рукой. Мама говорит, что надо учиться и правой рукой работать.
Давид пытался сосредоточиться на том, что его ребенку было интересно, но у него плохо получалось. Он рассматривал его лицо, даже протянул руку, чтобы дотронуться до щеки, как мальчик спросил:
— Ты мой папа, да?
Давид дотянулся до его волос, чуть пригладил выступающий чуб и признался:
— Да. Я твой папа.
— А где ты был?
— Я не знал про тебя… Месяц назад узнал, что у меня есть ты, и стал искать. И вот… нашел… теперь я с тобой навсегда.
— А где моя мама?
Давид растеряно посмотрел на сына, он и не догадывался, что Семен знает, что он неродной.
— Марина меня взяла из детского дома двадцатого ноября. Она была в желтом платье.
Мальчик повернулся и направился к столу. Усевшись на стул, он стал перебирать тетради на столе, перестав обращать на Давида внимание. Но мужчина не собирался сдаваться, он пошел за сыном и стал расспрашивать его про любимые предметы в школе, про его увлечения, но почти сразу понял, что ребенок замкнулся, потому что отвечал односложно и не на все вопросы.
Вдруг у него на столе зазвонил будильник, мальчик отключил его и через секунду в комнату вошла Марина.
Семен, увидев маму, направился в ванную, а Марина объяснила Давиду:
— Он забывается, когда чем-то увлечен, а будильник его хоть как-то дисциплинирует. Уже десять, пора спать. Завтра последний школьный день.
Давид стоял посреди комнаты и осматривал ее, как будто только что сюда вошел: шкаф для одежды и небольшой диванчик слева, справа письменный стол со стулом и три полки, у окна небольшой табурет. Все, больше из мебели ничего не было. Он понимал, что Семену пора спать, но развернуться и уйти не мог. Не мог оставить своего сына. Он растеряно смотрел по сторонам, и его взгляд упал на мягкий ковер у диванчика.
— Я, наверное, сейчас испугаю вас своей просьбой, но можно мне сегодня переночевать тут? — и он кивнул на темно-синий ковер.
Марина растерялась. С одной стороны, она понимала мужчину и его нежелание расставаться с сыном, но с другой стороны, спать на ковре?
— Давайте я постелю вам в гостиной? И дверь можем оставить открытой.
В комнату зашел Семен. Он снял одежду, аккуратно сложив и поместив ее на полку, вытащил из шкафа пижаму и надел ее. Прыгнув в постель, он накрылся одеялом.
— Спокойной ночи, сынок, — Марина наклонилась и поцеловала его в макушку.
— Спокойной ночи, — Давид погладил сына по голове, и мальчик отвернулся к стене.
Марина выключила свет, и они оба вышли из комнаты.
— Может, чаю? — спросила она робко.
— С удовольствием.
Они направились на кухню, Марина включила электрический чайник и принялась что-то искать в ящиках.
— Где-то у меня было варенье… абрикосовое…
Она выпрямилась и посмотрела на Давида, который стоял посреди кухни и молчал.
— Присаживайтесь, — она указала на небольшой диванчик, — и я, и Семен… мы склонны к полноте, поэтому я дома не держу никаких сладостей… Простите, даже угостить вас нечем. Есть курица, могу салат из овощей быстренько сделать, если вы голодны.
— Да мне пока ничего не хочется, — мужчина устало присел на диванчик.
Марина налила в чашки чай, одну подала Давиду, другую взяла сама и села напротив:
— Я вас понимаю… Вы только нашли его и вам бы хотелось с ним не расставаться, но ведь он никуда не денется.
— Да, головой я это понимаю, — он стукнул указательным пальцем по любу, — а вот душой… мне хочется его обнимать. Скажите… вы мне сказали, что он убегает из дома? Почему?
— Не знаю. Он и с психологом три раза в неделю общается. И я пыталась выведать, и Артем… — она запнулась, — Артем — это сын моего покойного мужа. У него с Семеном очень хорошие отношения…
— Я знаю Артема. Это он и дал мне ваш адрес.
Женщина удивленно посмотрела на Давида.
— Он муж моей племянницы.
— Даши? — ахнула Марина.
Давид кивнул и первый раз за вечер улыбнулся:
— Вот видите, мы уже нашли общих родственников.
— Это хорошо, — женщина немного расслабилась и выдохнула, — Артем нас не обидит, он… хороший парень.
— Простите… можно мы еще немного про Семена поговорим? Вы говорите, что не понимаете, почему он убегает? А как вы его находите? Он сам возвращается?
— На самом деле да. Когда он первый раз сбежал в воскресенье утром из дома, пока я готовила на кухне завтрак, то вернулся к десяти вечера как ни в чем не бывало. Правда мы за это время чуть с ума не сошли. Потом Артем прицепил к нему кучу жучков — в телефон, в обувь, через пару недель приделал чип в протез. И потом уже, когда он опять сбегал, то найти его было просто.
— И где вы его находили?
— Всегда в метро. В разных районах города.
— И что он говорил? Он хоть как-то объяснял свой побег?
Читать бесплатно другие книги:
