Дань псам. Том 1 Эриксон Стивен

Лицо человека стало еще печальнее.

– Я так и думал. Перечень предостережений вообще-то можно продолжать. Его вполне хватит до рассвета; я буду пугать тебя жуткими подробностями, а ты будешь слушать, стоя в воде. В конце ты, однако, все равно скажешь, что выбора нет, а значит, время потрачено зря. Я охрип, ты еле держишься на ногах – кому это надо?

– Ты как будто расстроен, жрец.

– Не без этого. Перечень вышел весьма поэтичным.

– Значит, тебе стоит непременно его записать, когда станешь сочинять летопись об этой мрачной ночи.

– Ценное предложение, благодарю. Что ж, проходи, вытирай ноги. И поспеши: мы готовили ритуал с того самого момента, как твое судно пришвартовалось в гавани.

– Широта твоих познаний впечатляет, – сказал Маппо и, нагнувшись, шагнул внутрь.

– Согласен. А теперь следуй за мной.

По короткому коридору, где с потолка капала вода, они вышли в более просторный трансепт с грязным, выложенным мозаикой полом, затем свернули в другой коридор, по стенам которого тянулись ниши со святынями: бесформенные куски руды, кристаллы белого, розового и лилового кварца, аметисты, звездные камни, янтарь, медь, кремень, окаменелое дерево и кости. Коридор вел в главный зал с колоннами; там, выстроившись в две шеренги, ждали послушники в коричневых одеяниях и с зажженными факелами в руках.

Маппо следовал за Верховным жрецом между послушниками, которые читали нараспев какой-то псалом на давно забытом языке.

Пол в дальнем конце зала пересекала расселина, как будто сама земля разверзлась и поглотила алтарь вместе с постаментом. Из дыры валил раскаленный пар и веяло жаром.

Печальный Верховный жрец подошел к краю расселины и повернулся к Маппо.

– Врата Огни ждут тебя, трелль.

Маппо взглянул вниз.

В расселине тек бурлящий поток расплавленных камней.

– Перед тобой видение из иного мира, – пояснил жрец. – Иначе бы Даруджистан уже превратился в пылающий шар огня, яркий, словно новорожденное солнце. Здешние пещеры наполнены газом.

– Если я туда спрыгну, то тут же зажарюсь.

– Именно так. Я догадываюсь, о чем ты подумал.

– О чем же?

– Ну и врата.

– Да, что-то в этом роде.

– Тебе следует оградиться от этих сил, пройдя упомянутый мной ритуал. Маппо Коротышка, ты готов?

– В чем суть ритуала? Наложите на меня какое-нибудь защитное заклятие?

– Нет, – ответил жрец чуть не плача. – Мы омоем тебя кровью.

Баратол Мехар видел боль в глазах Скиллары, когда та ненадолго погружалась в себя. Даже Чаур инстинктивно держался рядом с ней, словно пес, который оберегает раненого хозяина. Почувствовав на себе взгляд Баратола, Скиллара тут же расплывалась в широкой улыбке, и сердце отзывалось ноющей болью, словно кулак после удара о запертую дверь. Кузнец был уверен, что перед ним самая прекрасная женщина на свете, хоть красота ее заметна лишь со второго, а то и с третьего взгляда, как цветок в тенистых джунглях. И боль в ее глазах еще больше усугубляла его страдания.

Все-таки Резчик – непроходимый тупица. Да, здесь не обошлось без другой женщины – первая любовь, скорее всего, – но ее ведь уже нет. Пора оборвать этот якорь, нельзя же вечно тонуть. Всему виной молодость, конечно, и ловкое обращение с ножами едва ли заменит умение справляться с испытаниями, которые уготовил тебе мир. А уж тоска по тому, что уже не вернешь, – это бессмысленная трата времени.

Свою тоску Баратол давно оставил позади – где-то в пустынях Семи Городов. Разбросанные трупы, насмешливый хохот, маскирующийся под завывания ветра, неподвижная ящерица, будто подарок в протянутой обугленной руке. Мгновения безумия, в которые Баратол роптал на безжалостность времени, – причем задолго до того безумия, что захлестнуло Арен, когда появились т'лан имассы. «Слишком поздно», – говорило время, и ничем этого не исправить: ни кровью, пролитой в честь бога, ни готовностью вырезать себе сердце. «Слишком поздно». Эти слова звучали насмешкой, издевательством, которое рассудок не в состоянии стерпеть.

Эти два слова повторялись речитативом и, нарастая, превращались в злорадное эхо, перекрывавшее шум схватки, вопли разбойников и звон железа. Баратол никуда не мог деться от речитатива, он будто оглох. Слишком поздно – никуда ты не денешься. Каждый не вовремя поставленный блок, каждый пропущенный удар отзывался этими словами. Они вспыхивали перед глазами, взметывались вместе с фонтанами крови и желчи, приближая смерть. Они вырывались из-под падающих тел. Они рисовали письмена (одни и те же, без конца) на песке, куда отползали умирать раненые.

Речитатив так бы никогда не закончился, не убей Баратол всех до единого. Пощадил он лишь дюжину лошадей, которых несколько дней спустя подарил караванщикам в благодарность за то, что те спасли полумертвого воина, уняли лихорадку, промыли и прижгли раны. Платы они не приняли, поскольку ничего не могли сделать с тупой душевной болью, а раз так, то требовать вознаграждения было бы бесчестно. Впрочем, подарок – это другое, от подарка они не отказались.

В пустыне ничто не скрывало жестокого лика времени – черепа, туго обтянутого иссушенной кожей. Одинокий глаз прожигает небо, а в разверстом рту, словно на вершине горы, холодно и не хватает воздуха. Торговцы это понимали: в конце концов, они тоже пустынный народ не хуже других. Они дали Баратолу несколько бурдюков с водой, чтобы хватило до ближайшего гарнизона: «Да, чего у мезланов не отнять, так это умения строить добротные перевалочные пункты. Там всех принимают, друг».

Также они дали ему самого крепкого жеребца, оставшегося от разбойников, крепкое седло, сушеного мяса и фруктов, а еще четырехдневный запас овса и вдобавок показали дорогу, которая позволит обойти смерть. Единственную дорогу.

Смерть будет идти за ним по пятам, сказали торговцы. Сейчас она выжидает, прячется от костра, но когда Баратол отправится, жнец на длинных ногах пойдет следом, будет петь о времени, о бесконечном голоде, который не прекратится, пока не пожрет все на своем пути.

«Когда тоска настигнет тебя, друг, не попадайся ей в сети, ведь тоска – это смертоносная наживка. Попадешься, и будет тащить тебя весь остаток жизни. За что бы ты ни схватился, Баратол Мехар, все утечет сквозь пальцы. События вихрем будут пролетать у тебя перед глазами. Все яства растворятся после одного укуса, одного глотка. Тоска притащит тебя в костлявые руки жнеца, и, оглядываясь на свою жизнь в последний раз, ты обретешь ясность – печальный дар неведомого бога – и узришь все, что ты потерял, что упустил, что мог бы иметь, но не имел.

А теперь скачи, друг. И берегись силков разума».

Слишком поздно. Эти два слова преследовали его и, вероятно, будут преследовать до самого конца. Жуткий речитатив вновь зазвучал в ушах, когда он увидел распухшее от воды лицо Чаура. Слишком поздно!

Но победный вопль заглушил проклятые слова. В тот раз получилось. Он сказал нет и выиграл.

Подобные победы бесценны.

Благодаря им мужчина может держаться на плаву. Благодаря им он может без страха смотреть в глаза женщине и видеть в них…

Троица оказалась на запруженной народом улице, среди пляшущих, перебивающих друг друга огней. Со всех сторон гремели местные песни, люди с пьяной щедростью делились кувшинами и бутылками, выкрикивали поздравления. Парочки обжимались у стен, шарили руками под растрепанной одеждой. Воздух кругом пропах похотью… Баратол замедлил шаг.

– Ну и завел ты нас, – рассмеялась Скиллара. – Признавайся, шел на зов?

Чаур с раскрытым ртом уставился на ближайшую парочку, непроизвольно покачивая головой в такт ее движениям.

– Нижние боги, – пробормотал Баратол. – Я что-то отвлекся.

– Как скажешь. Все-таки плавание было долгим, и ты наверняка истосковался… ну если только Злоба не решила…

– Нет, – отрезал Баратол.

– Что ж, значит, город соблазняет тебя плотскими утехами! Вся эта улица…

– Прошу тебя, хватит.

– Баратол, ты правда думаешь, что я отстану?

Кузнец выразительно перевел взгляд на Чаура.

– Это зрелище пугает его…

– Не может быть! Оно его возбуждает, и вполне естественно!

– Скиллара, у него тело мужчины, но головой он совсем дитя.

Улыбка сошла с лица Скиллары. Она серьезно кивнула.

– Понимаю… Нехорошо получилось.

– Предлагаю уйти отсюда.

– Согласна. Давай сядем куда-нибудь поужинать, заодно обсудим дальнейшие действия. Однако подозреваю, после увиденного наш друг так просто не успокоится…

Зажав Чаура с обеих сторон, Баратол со Скилларой повели его прочь. Здоровяк сначала посопротивлялся, потом пошел сам, громко и нечленораздельно подпевая окружающим, чье пение тоже с трудом можно было назвать идеальным.

– Мы и впрямь потерянные, я погляжу, – сказала Скиллара. – Нам нужна цель… в жизни. Предлагаю начать с самой серьезной, самой насущной проблемы. Не важно, что будет завтра или послезавтра. Как провести остаток своих дней – вот что важно.

Баратол зарычал.

– Я серьезно. Если бы ты мог пожелать что угодно – все что угодно, – что бы ты пожелал, Баратол?

Второй шанс.

– А чего тут думать? С меня хватит кузницы и честного повседневного труда. Обычной честной жизни.

– Хорошо, с этого и начнем. Нужно составить список самого необходимого. Место, инструменты, гильдейские взносы и прочее.

Было видно, что она готова на все. На все, лишь бы упрятать поглубже свои собственные чувства – и держать их там как можно дольше.

Я не принимаю платы, Скиллара, но твой подарок я приму. И даже отвечу тебе взаимностью.

– Что ж, хорошо. Твоя помощь в этом деле мне точно не помешает.

– Договорились. Вот, гляди, еще куча народу. Все за столами и, похоже, едят. Нужно просто встать рядом с каким-нибудь недотепой и подождать. Думаю, место быстро освободится.

Дымка убрала голую ступню из промежности Хватки и медленно выпрямилась.

– Не дергайся, – прошептала она. – Аккуратно посмотри вон на ту троицу.

Хватка скривилась.

– Дымка, тебе делать больше нечего, кроме как заставлять меня краснеть на людях?

– Не говори глупостей. Ты же вся светишься…

– Да, от стыда! Вот, взгляни на Мураша: у него рожа, как у вареного рака.

– Она у него по жизни такая, – сказала Дымка.

– А мне все равно, – произнес Мураш, облизывая губы. – Все равно, чем вы двое занимаетесь, что на людях, что в комнате, которую вы облюбовали, с тонкими стенами, скрипящим полом и плохо закрывающейся дверью…

– Ага, которую ты должен был поправить, – огрызнулась Хватка и вполоборота поглядела на пришельцев, потом вдруг склонилась над столиком. – Нижние боги, тот, в шрамах, кого-то мне напоминает.

– Я пытаюсь ее сделать, честно. Постоянно поправляю…

– Поправляешь, конечно, а одним глазом подглядываешь в щелочку, – сказала Дымка.

– Заткнитесь, оба! – прошипела Хватка. – Вы что, не слышали меня? Говорю вам…

– Тот мужик – вылитый Калам Мехар, ага. – Мураш потыкал кинжалом куриную тушку на подносе в центре стола. – Но ведь это же не Калам? Тот был ниже, более щуплый и не такой добродушный. – Он вдруг нахмурился и подергал ус. – А кто посоветовал нам поужинать здесь сегодня?

– Тот бард, – сказала Хватка.

– Наш бард?

– До конца недели – да.

– Он хорошо отзывался об этом месте?

– Нет, просто сказал, что нам нужно сегодня здесь поужинать. Ну и еще пообещал, что оно работает всю ночь. Можно это считать хорошим отзывом? Наверное, да. Или нет. Он вообще странный.

– Курица у них чересчур тощая. И не знаю, кто ее ощипывал, но мне уже надоело выковыривать перья из зубов.

– А не надо было, Мураш, лапы есть, – сказала Дымка. – Их ведь даже не мыли.

– Как так не мыли? – запротестовал Мураш. – Они просто в соусе…

– Соус красный, а лапы были в чем-то темно-коричневом. Вот тебе, Хватка, настоящий повод для стыда: просто сходи с Мурашом поужинать.

– Лапы были вкуснее всего, – сказал фаларец.

– Вон тот точно из Семи Городов, – отметила Хватка. – Бьюсь об заклад, что все трое оттуда.

– Толстуха явно любит побаловаться ржавым листом.

– Мураш, если она толстуха, то и я тоже.

Мураш отвел глаза. Хватка отвесила ему затрещину.

– Ай! За что?!

– На мне доспех, а под ним – стеганая куртка, не забыл?

– Ну а на ней ничего нет.

– Аппетитная фигурка, – оценила Дымка. – Уверена, ее трудно застыдить.

Хватка приторно улыбнулась.

– Может, сунешь ей пальчики между ног и проверишь?

– Ай-ай, какие мы ревнивые.

У Мураша загорелись глаза.

– Дымка, а у тебя ведь ноги длинные, ты можешь их двоих ублажить! А я бы…

В стол прямо перед бывшим сержантом вонзились два кинжала. Мураш выпучил глаза и вскинул кустистые брови.

– Ну чего вы сразу-то. Я просто предложил, – пробормотал он.

– А что, если это очередной Калам? – сказала Хватка. – Коготь.

Мураш вдруг чем-то подавился, закашлялся. Придя в себя, он низко наклонился, почти лег на стол. Пожевывая усы, переводил взгляд с Хватки на Дымку и обратно.

– Если так, его надо убить.

– Зачем?

– А вдруг это он за нами охотится? Вдруг у него приказ избавиться от оставшихся «мостожогов»?

– Да кому в империи до нас есть дело? – спросила Хватка.

– Может, это бард все подстроил, а?

Дымка вздохнула и поднялась.

– Давайте я подойду к ним и спрошу.

– К чему слова? Просто пожми ей сиську, и всё. – Хватка снова улыбнулась. – Давай, Дымка, иди. Посмотри, не пошлет ли она тебе воздушный поцелуй.

Дымка пожала плечами и направилась к троице, которая как раз усаживалась за освободившийся столик.

Мураш стал снова глотать ртом воздух, дергая Хватку за рукав.

– Она идет прямо к ним!

Хватка облизнула губы.

– Вот ведь Худ, я же не буквально…

– Она уже рядом… Ее заметили… Не оглядывайся!

Баратол увидел, как в их направлении идет малазанка. Цветом кожи, чертами лица и прочими внешними данными она ничем не отличалась от местных – даруджистанок и генабариек, – но Баратол сразу угадал ее истинную природу. Малазанка, бывший военный и к тому же морпех, будь они неладны.

Скиллара проследила за его взглядом.

– Хороший вкус, кузнец. Похоже, ей нравятся…

– Тише, – прошептал Баратол.

Женщина подошла к столику, не сводя карих глаз с Баратола, и сказала по-малазански:

– Я знала Калама.

Баратол хмыкнул.

– Да уж, личность известная.

– Родственник?

Баратол пожал плечами.

– Допустим. Вы из посольства?

– Нет. А вы?

Баратол нахмурил брови и мотнул головой.

– Мы только сегодня приплыли. И я никогда не состоял на службе у вашей империи.

Малазанка, видимо, взвешивала его слова, затем кивнула.

– Мы все в отставке. Никому не доставляем хлопот.

– Да, похоже на отставку.

– Мы открыли трактир – «К'рулова корчма» называется. Усадебный квартал, рядом с Напастиными воротами.

– И как идут дела?

– Поначалу тяжело, но сейчас все устроилось. Справляемся потихоньку.

– Хорошо.

– Заходите. Первый кувшин бесплатно.

– Ладно, подумаем.

Малазанка развернулась и ушла, но напоследок взглянула на Скиллару и подмигнула ей.

– Что это сейчас было? – спросила Скиллара через мгновение.

Баратол усмехнулся.

– Ты про подмигивание или про остальной разговор?

– Спасибо, смысл подмигивания я и сама разгадала. Меня интересует разговор.

– Как пить дать это дезертиры. Приняли нас за имперских шпионов. Подумали, что я Коготь, доставляю послание от Императрицы, а для дезертиров оно всегда одинаковое. Они были знакомы с Каламом Мехаром – это мой родственник, который сначала служил Когтем, а потом перевелся к «мостожогам».

– «Мостожоги»? Я слышала про них. Более отчаянных вояк свет не видывал. Они появились в Семи Городах, а затем ушли за Дуджеком.

– В общих чертах, да.

– И они подумали, что ты пришел их убить?

– Да.

– А потом одна из них просто встала и подошла с тобой поговорить. Это или беспримерная отвага, или безнадежный идиотизм.

– В случае с «мостожогами» всегда первое, дезертиры они или нет.

Скиллара развернулась в сторону малазанцев, с вызовом рассматривая двух женщин и рыжебородого мужчину в другом конце площади. Их ответные напряженные взгляды она выдержала стоически.

Баратол с усмешкой в глазах наблюдал за спутницей и, когда она снова села прямо, налил ей вина из кувшина.

– Кстати, о храбрости…

– О нет, пресмыкательство – это не для меня.

– Знаю.

– Теперь и они тоже.

– Хорошо. Ну что, пересядем к ним?

Скиллара вдруг ухмыльнулась.

– Слушай, а давай купим им кувшин вина и посмотрим, станут ли они из него пить!

– Боги, женщина, ты ходишь по краю.

– Нет, это всего лишь игра.

– Не с огнем ли?

Скиллара улыбнулась шире и подозвала ближайшую официантку.

– Что дальше? – недовольно спросил Мураш.

– Думаю, они будут пить, – ответила Хватка.

– Меня очень пугает тот, молчаливый. Глаза у него пустые, ну точно убийца.

– Он просто недоумок, Мураш, – сказала Дымка.

– Еще хуже.

– Ну да, рассказывай. Он на голову ушибленный. Вот, взгляни, как он смотрит по сторонам и глупо улыбается – ребенок!

– Это все маскировка. Хвать, скажи ей, что это маскировка. Вон там сидит Коготь, который всех нас перережет, причем начнет с меня… Ох уж моя вечная Опоннова тяга! Я уже весь похолодел, как будто готовлюсь к роли трупа. И быть трупом совсем не здорово, поверьте мне на слово.

– Теперь понятно, откуда ногти, – сказала Дымка.

Мураш угрюмо посмотрел на нее.

Официантка, которая только что была на другом конце зала, принесла им большой глиняный кувшин.

– Вино. Подарок от той троицы.

Хватка хмыкнула.

– Ай как мило. Решили поглядеть, станем мы пить или нет. Ну-ка, Дымка, догони официантку, пусть отнесет им бутылку светлого абрикосового нектара. Алаверды, так сказать.

– Этот ужин нам дорого обойдется, – вздохнула Дымка, поднимаясь.

– Я пью только то, что купил сам, – заартачился Мураш. – Надо было взять с собой Перла или Молотка – они бы унюхали, не подсыпали ли нам какую гадость. А то бывают такие яды, что ни вкуса, ни запаха, а убивают наповал. Даже пить не нужно – достаточно только посмотреть в его направлении.

– Худов дух, Мураш, ты о чем вообще?

– Я же говорю, Хвать…

– Ладно, наливай. Посмотрим, хороший у них вкус или нет.

– Я к этому кувшину не притронусь. Вдруг его обсыпали чем-нибудь?…

– Только если разносчица с ними заодно. В противном случае она бы уже валялась мертвая, разве нет?

– Выглядит она нехорошо, как по мне.

– Ты бы тоже смотрелся так себе с шишками по всему лицу и шее.

– Шишки – один из признаков отравления местным ядом…

– Нижние боги, Мураш! – Хватка взяла кувшин, наполнила себе кубок янтарной жидкостью и сделала глоток. – Вот, видишь? Не так уж и плохо. У нас в подвале запасы, конечно, получше.

Мураш, набычившись, смотрел на нее.

Вернулась Дымка и вальяжно раскинулась на стуле.

– Сейчас принесут, – сказала она. – Ну, Хвать, как вино?

– Сойдет. Хочешь?

– Знаешь, от всей этой беготни жутко пересохло в горле, так что наливай, дорогая.

– Самоубийцы, вы обе, – сказал Мураш.

– Вот только мы почему-то не холодеем.

– Кстати, есть яды, которые убивают не того, кто его принял, а соседа, – сказала Хватка.