Дань псам. Том 1 Эриксон Стивен

Глава шестая

«Когда оглядываешься назад, великие военные гении прошлого чудесным образом превращаются в некомпетентных кретинов, а некомпетентные кретины нынешнего – в великих военных гениев. Вот дверь, и не забудьте забрать с собой все свои патетические „если бы да кабы“…»

Слова императора Келланведа по случаю поражения Верховного совета Фалара (Крастово судилище)

Здесь когда-то произошло землетрясение. Каменный массив почти лигу в длину просто рухнул в море, образовав фьорд. Никакого илистого наноса, поскольку массив состоял из вулканических пород: обсидиана и пемзы. Верхняя часть расселины представляла собой отвесную стену. Ближе к воде она расходилась в стороны, а в устье, на расстоянии с четверть лиги друг от друга, торчали две небольшие скалы.

Дно фьорда уходило вниз под уклоном. Во внутренней части глубина составляла не более пятнадцати ладоней. В прозрачной воде виднелись разбитые каменные блоки и белые кости – остатки гробниц и погребенных в них к'чейн че'маллей.

По обеим сторонам расселины тянулись руины, в том числе завалившаяся яггутская башня. В небе над изломанной грядой холмов, дальше к северу, парило расплывчатое пятно, похожее на рубец, – след от врат. Оно источало боль и прогорклую, навязчивую вонь, такую же сухую, как и истерзанный ландшафт вокруг.

Путник долго стоял и смотрел на врата. Уже два дня прошло с того момента, как его выбросило на этот берег, а пресной воды он до сих пор не нашел. Медвежья кровь какое-то время подкрепляла его, но она была соленой, и теперь от нее страшно мучила жажда.

За свою жизнь он пережил столько заговоров с целью убить его, что кто-то менее стойкий уже давно бы сдался: свихнулся или покончил с собой на радость людям и богам, желавшим ему смерти. Было бы по-своему справедливо, погибни Путник именно теперь – из-за того, что не смог найти ту самую необходимую для выживания влагу.

Но он сдаваться не думал. Он слышал, как над ухом иронично, но при этом с нежностью посмеивается бог – его заклятый враг. Надо только пройти глубже на материк, и пустошь уступит место пыльной степи, а затем травянистым лугам. Главное – продержаться и дойти.

Медведя он освежевал, а шкуру скрутил и перекинул через плечо. Смотрелось жутко, но зато она отбивала запах и отпугивала большинство хищников. Конечно, к дичи (если она тут вообще водится) пришлось бы подкрадываться с подветренной стороны, но так было бы и без шкуры.

Путник оказался на побережье Морна – совсем не там, где планировал совершить высадку на Генабакисе. Впереди ждал длинный пеший переход, но к этому он уже привык. Как и к угрозе поражения.

Повернувшись спиной к морю, он отправился в путь. Под сапогами хрустело черное пузырящееся стекло. Блики утреннего солнца слепили, воздух дрожал от жара, по коже обильно тек пот. На дальнем конце котловины, где-то в тысяче шагов – хотя глазам, конечно, доверять не стоило, – над горизонтом вздымалась гряда черного песка.

Вскоре стало ясно: гряда впереди не обман зрения, а дюны из обсидиановой крошки, сверкающей на солнце так, что режет глаза. Поднимаясь по ним, Путник как будто слышал легкие завывания, хотя ветра пока не ощущал. За дюнами в жарком мареве снова простиралась гладкая, невзрачная равнина, и конца-краю ей было не видать.

Ноги по колено утопали в песке, но гребень Путник преодолел. Ему снова почудилось, что завывает ветер. Он поднял голову и увидел впереди некий силуэт: высокий трон, а на нем – фигура, окутанная нечеткими тенями. По правую руку от нее, в нескольких шагах, стояла еще одна фигура в темно-сером плаще. Капюшон был откинут, открывая обветренный профиль и копну коротко стриженных черных волос.

Из-за трона возникли Гончие. Из-под их лап облачками взмывала пыль и потом медленно оседала. Бэран, Зубец, Бельмо, за ними – Шан, Крест и еще два пса, Путнику не знакомых. Оба белые, как кость, с глазами цвета оникса. Более подтянутые, чем остальные, с длинными шеями и покрытые шрамами. Та, где недоставало шерсти, проглядывала темно-синяя кожа. Держась парой, они отошли далеко вправо и стали водить носом по воздуху. Остальные Гончие направлялись прямиком к Путнику.

Он стал спускаться им навстречу.

Первой к нему подошла Шан и, обвивая его, как кошка, принялась тереться у ног. Путник положил левую руку на ее гладкую черную шею. Следом приблизился старик Бэран. Правой рукой Путник потрепал его по мускулистой щеке, чувствуя пальцами узор заросших шрамов, заработанных за века ожесточенных схваток, и огромные зубы под грубой, но все еще мягкой кожей. Он посмотрел псу в светло-карие глаза, но был вынужден отвести взгляд: слишком много печали и жажды покоя, унять которые он не мог. Бэран прижался головой к ладони Путника, потом высунул мускулистый язык и лизнул ему руку.

Окруженный гигантскими тварями, кроме двух с белой шерстью, Путник направился к трону. Котильон кивком головы поприветствовал его.

– Жутко выглядишь, старый друг.

Чтобы не отвечать взаимностью, Путник просто улыбнулся. На лице Котильона отпечаталась такая усталость, какой не бывало в его бытность смертным по имени Танцор, соправителем великой империи. Где же дары божественного статуса? В чем их прок, если они приносят только боль, а возьмешь в руки – кровоточат ладони?

– Глядя на вас обоих, – сказал Путник и посмотрел на Престола Тени, – я понимаю, что у меня все в порядке.

– Поверь, это ненадолго, – прошипело божество на троне. – Где твое войско, Первый меч? За тобой только пыль.

– А где же твои подданные, о повелитель пустыни?

– Обмен любезностями окончен. Старый друг, ты отягощен… Хи-хи-хи, нечасто мне доводится говорить подобным языком! Ах, старые друзья, где-то они сейчас? Как глубоко пали? Рассеялись по всем ветрам и слепо бродят кругами, не зная пути…

– У тебя никогда не было столько друзей, Келланвед.

– Итак, ты отягощен. К ночи тебя ждет смерть от обезвоживания, а до ближайшего ключа на равнине Ламатат четыре дня пути, если не больше.

– Понятно.

– И куда бы ты ни попал после гибели, тебя непременно сыщет твой старый друг.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Чтобы позлорадствовать над твоим поражением.

– Худ не злорадствует.

– Какая жалость. Значит, тогда он найдет тебя, чтобы не позлорадствовать. Суть не в этом, а в том, что ты потерпишь поражение.

– Неужели, Келланвед, тебе есть дело, добьюсь ли я успеха или проиграю?

Ответил Котильон:

– Как ни странно, да.

– Почему это?

Прямолинейность вопроса застала богов врасплох. Престол Тени хмыкнул.

– Ты думаешь, мне есть до тебя дело? Едва ли. А если задуматься, то и вовсе нет. Мы помочь тебе хотим, дубина стоеросовая. Упрямый, настырный и воинственный болван. Ума не приложу, почему мне взбрело в голову считать тебя старым товарищем! Ты слишком глуп, чтобы я водил с тобой дружбу! Вот, взгляни, даже Котильон не в состоянии вынести твою тупость.

– Напротив, она меня веселит, – поправил Котильон с искренней усмешкой. – Сразу вспоминаются наши, скажем так, прения в штабном шатре во время кампании. Пожалуй, самый главный признак старой дружбы в том, что отношения между товарищами не меняются.

– Как и твои приторные речи, – сухо заметил Престол Тени. – Слушай, Путник, или как ты там теперь зовешься, мои Гончие проведут тебя к спасению. Каково сказано, а? Мы же дадим тебе бурдюков с водой, сушеных фруктов и так далее – что там еще нужно смертным для существования? Память уже подводит. Впрочем, не важно.

– И что потребуете взамен?

Прошла дюжина ударов сердца. Ответа не было.

Лицо Путника медленно ожесточилось.

– Вы не заставите меня отклониться от намеченной цели. А попробуете задержать…

– Что ты, нет, конечно. – Престол Тени замахал призрачной рукой. – Даже напротив. Мы понукаем, подстрекаем тебя: спеши, сойдись со своим врагом лицом к лицу. И пусть никто и ничто не преграждает тебе путь.

Взгляд Путника стал еще угрюмее.

– Успокойся, Первый меч, – тихо засмеявшись, сказал Котильон. – Он говорит правду. Мы на самом деле рады поддержать тебя в твоем начинании.

– Я не стану с ним торговаться.

– Мы знаем.

– Думаю, вы не до конца понимаете…

– Мы понимаем.

– Я собираюсь убить Худа. Я собираюсь лишить жизни бога Смерти.

– Удачи! Ты справишься! – произнес Престол Тени.

И снова молчание.

Котильон сделал шаг вперед, держа в руках невесть откуда взявшиеся припасы, и положил их на землю.

– Шан укажет дорогу, – сказал он тихо и отступил.

Путник бросил взгляд на двух новых Гончих.

– А эти откуда?

На лице Котильона мелькнула тревога, потом он пожал плечами.

– Трудно сказать. Они… просто возникли…

– Это я их призвал, да! – заявил Престол Тени. – Белого зовут Блед, а того, что еще белее, – Локк. Семь – важное число, необходимое.

– Ты их не призывал, – сказал Котильон.

– Конечно, призывал! Откуда еще им здесь взяться?… Точно я призвал, только не помню когда. Наверное, смотрел на звезды и загадал желание? Нет, то была воля столь неодолимой силы, что сама Бездна не смогла ей противостоять!

– Остальные как будто бы приняли их в стаю, – отметил Котильон, пожав плечами.

– А вам не приходило в голову, что это могут быть легендарные Гончие Света? – тихо спросил Путник, обращаясь к богу.

– Правда? С чего ты взял? – Котильон подмигнул ему, и вся усталость – даже бессмертие, дарованное восхождением, – вдруг испарились. Путник снова увидел перед собой, пусть и через пропасть величиной с жизнь, человека, которого когда-то называл другом.

Но заставить себя улыбнуться или как-то еще отреагировать на этот жест, будто на протянутую руку, он не смог. Нельзя позволять себе такой… слабости. Ни сейчас, ни, похоже, никогда впредь. Особенно учитывая, чем стали два бывших друга. Они – боги, а богам доверия нет.

Путник наклонился, поднял меха и рюкзак.

– Который из вас выгнал медведя на берег?

– Зубец. Без еды ты бы даже сюда не дошел.

– Меня чуть не сожрали, Котильон.

– Мы всегда в тебя верили, Первый меч.

Оставался еще один – вероятно, последний – вопрос, и Путнику он дался труднее всего.

– А который из вас уничтожил мой корабль вместе с экипажем?

Котильон вскинул брови.

– Это не мы. Дассем, мы бы так никогда не поступили.

Путник вгляделся в глаза богу: они оказались человечнее, чем можно было ожидать, что, впрочем, уже давно не удивляло, – и отвернулся.

– Хорошо.

Блед с Локком нехотя и без энтузиазма пристроились в хвосте колонны, сопровождающей Путника в глубь материка. Престол Тени развернул трон так, чтобы следить, как Первый меч со свитой неторопливо удаляется на северо-восток.

Котильон, стоявший рядом, смотрел на свои ладони, на которых поблескивали лужицы пота.

– Ух, обошлось.

– А?… Ты что-то сказал?

– Если бы он решил, будто это мы устроили кораблекрушение… В общем, не хочется думать, что бы тогда произошло.

– А чего тут думать, Котильон? Он бы нас убил.

– И Гончие бы не вмешались.

– Кроме моих новеньких зверюшек! Их старая верность не держит! Хи-хи-хи!

– Обошлось, – повторил Котильон.

– Мог бы просто сказать ему правду: Маэль хотел его прикончить, очень хотел, но нам пришлось вмешаться. Тогда бы он был гораздо благодарнее.

– В данном случае благодарность – неуместная роскошь, Престол Тени. Не забывай: никто и ничто не должно отвлекать Путника от предначертанного ему. С Маэлем он разберется в другой раз.

– Да, очень хорошо. Оставим эти подробности до того момента, когда потребность в Путнике станет более, кхм, неотложной. Мы поразмыслили над его замечанием, сделанным в этот день на этом месте, и гляди: выяснили, что виновен не кто иной, как Старший бог морей! Теперь иди сюда, достань свой проклятый меч и поруби врагов на кусочки!

– Не о том нам сейчас следует размышлять, – сказал Котильон.

– Нет, конечно же нет. Мы и так все знаем! А о чем следует размышлять?

Котильон повернулся к Престолу Тени.

– Маэлю ничего не стоило убиь Путника, однако он решил всего лишь его задержать. Зачем? Вот о чем надо поразмыслить.

– Да-да, ты прав. Я на мгновение подвергся праздности и беспечности, но теперь подозрения крепнут. Он пытался его задержать, да, но зачем? Ради чего?

– Я, кажется, кое-что понял.

– Что? Говори же, ну!

– Не важно, что там задумал Маэль – его план все равно не сработает.

– Объясни?

– Маэль полагает, будто жертва пытается скрыться от охотника…

– Конечно, с чего бы ему считать иначе? Хи-хи-хи! Ничего-то Маэль не понимает, кретин!.. Ладно, давай уходить из этой кучи пепла, у меня уже в горле першит.

Щурясь от яркого солнца, Котильон смотрел на Гончих и их предводителя.

– Как мы угадали с моментом…

– Как всегда, идеально.

– Пока что.

– У нас все получится.

– Хорошо бы.

– Кого из наших новых союзников ты считаешь слабым звеном?

Котильон оглянулся на Престола Тени.

– Тебя, конечно же.

– Я имел в виду, кроме меня.

Престол Тени ждал ответа, а Котильон молчал и не сводил с него взгляда. Бог нервно заерзал на троне.

Полуночные события в одинокой таверне в селении Морско оставили у Нимандра незабываемые воспоминания. Мутные взгляды, черные рты. Вокруг глаз размазано что-то желтое. Селяне напирают на тисте анди, натыкаясь друг на друга, тычут в лицо грязными бутылками. От пойла язык у них заплетается, но в нечленораздельном бормотании можно разобрать приглашение выпить.

Однако даже без Чикова предостережения соглашаться Нимандр не собирался; сородичи, к счастью, тоже. Так они и стояли толпой на пороге, неуютно поглядывая по сторонам. В тесном помещении царил приторно-гниловатый запах пота и как будто свежеразлагающихся трупов.

Клещик подошел к Нимандру. Оба смотрели, как Чик проталкивается к стойке, а Десра неотступно следует за ним.

– Кувшин вина? Здесь? Ох, едва ли.

Нимандр склонен был согласиться. За каждым столиком народ прикладывался к одинаковым бутылкам с длинным почерневшим горлышком.

Бормотание усилилось, напоминая нескладное мычание коров на бойне. Какой-то тощий, скрюченный старик вдруг упал лицом на дощатый пол. Противно хрустнул нос. Стоявший позади мужчина будто бы этого не заметил и прошелся ему по пальцам.

– Где жрец? – спросил у них из-за спины Ненанда. – Это ведь он нас сюда позвал.

– Знаешь, Ненанда, – не оборачиваясь, произнес Клещик, – я в кои-то веки рад, что ты здесь и держишь руку на мече. Не нравится мне все это…

– Никто нас не тронет, – бросил Ненанда, но по голосу было ясно, что слова Клещика ему польстили. – Пока Чика нет рядом, скажу вам вот что: он всех нас презирает.

Нимандр медленно обернулся к воину, а Клещик сказал:

– Мы заметили. И о чем тебе это говорит, брат?

– Он видит только то, что желает видеть.

Кэдевисс слушала их разговор, и Араната тоже. Кротость у нее на лице ни с того ни с сего уступила место другому выражению, которое Нимандру было хорошо знакомо.

– Забудь об этом, Ненанда, – сказал он, чувствуя, как под одеждой его вдруг прошиб пот. – Это все не важно.

– Нет, важно, – возразил Ненанда. – Он должен знать, почему мы выжили в стольких боях, когда другие пали. Он должен понять.

– Не надо, забудьте, – настаивал Нимандр.

– Нет, на этот раз Ненанда прав, – сказал Клещик. – Прав, Нимандр. Чик решил отвести нас к этому своему Умирающему богу. Мы для него будто вещи, бессловесные…

– И бесполезные, – вставил Ненанда.

Нимандр отвернулся. Селяне падали один за другим, а потом начинали извиваться в лужах собственной блевоты, закатывая от экстаза впалые глаза.

– Если это из-за меня вы… лишились голоса, то простите.

– Прекрати нести чушь, – дружелюбно отмахнулся Клещик.

– Согласен, – сказал Ненанда. – Поначалу я злился на тебя, Нимандр. Не мог понять, почему ты молчишь. Этому самозваному Смертному мечу Тьмы стоило бы знать, кто мы и через что прошли. Потом попробовал рассказать сам, но без толку. Чик никого не слушает, кроме себя.

– А как же Десра? – спросил Нимандр.

Ненанда фыркнул.

– Она скрывает свою собственную тайну.

Такой проницательности Нимандр от него не ожидал. Однако вопрос был задан не за этим.

Клещик, впрочем, истолковал его правильно.

– Десра по-прежнему одна из нас, Нимандр. Если возникнет необходимость, она придет на помощь, не сомневайся.

– Верность едва ли числится среди добродетелей Десры, братья, – произнесла Кэдевисс презрительно. – Не стоит на нее рассчитывать.

– Хорошо, Кэдевисс, – отозвался Клещик, подтрунивая над ней, – на какие же добродетели Десры нам стоит рассчитывать?

– Когда заходит речь о выживании, чутье Десру не подводит, – ответила Кэдевисс. – Никогда. Она способна оценить ситуацию лучше и четче любого из нас. Вот в этом ее добродетель.

Чик тем временем возвращался. Десра теперь висела у него на левой руке, как обычная перепуганная женщина.

– Умирающий бог скоро явится, – сообщил Чик. Цепочку он убрал и, хотя ему явно было не по себе, излучал готовность к насилию. – Вы все уйдите. Я не хочу отвлекаться, если дело обернется скверно. Мне некогда будет вас защищать, и уж тем более я не собираюсь отвечать за вашу гибель. Так что убирайтесь, если жизнь дорога.

Вспоминая этот момент впоследствии, Нимандр понимал: надо было воспротивиться приказу, посмотреть в глаза Чику и убедить его, что он им не хозяин. Но вместо этого Нимандр обратился к остальным:

– Уходим.

Ненанда вскинул брови, дернул щекой, но ничего не сказал и, развернувшись, покинул таверну.