Дань псам. Том 1 Эриксон Стивен
Бывший сержант вжался в спинку стула.
– Вот-вот, я о них слышал… Проклятье… Дура, ты убила меня!
– Да успокойся, – встряла Дымка. – Мураш, она тебя дразнит. Правда. Ведь правда, Хватка?
– Ну…
– Хвать, лучше скажи ему, если не хочешь выковыривать из горла его ножичек.
– Ладно, ладно, я пошутила. Подразнила, и хватит. К тому же тех, кого по жизни холодит, яд не берет.
– Вы обе меня, кажется, за кретина держите!
Видя, что женщины возражать не собираются, фаларец зарычал, выхватил у Дымки кувшин и демонстративно в несколько глотков осушил его. Огромный кадык скакал вверх-вниз, как будто Мураш случайно проглотил пробку.
– Кретин, зато бесстрашный. – Дымка покачала головой.
Мураш облизал усы, грохнул кувшином об стол и смачно рыгнул.
Официантка тем временем принесла на дальний столик бутылку светлого абрикосового нектара. О чем-то поговорив с приезжими, она дернула головой и удалилась. Милая толстушка и родственник Калама от души плеснули себе выпивки, затем подняли бокалы и, качнув ими в сторону малазанцев, пригубили.
– Только взгляните, какие прекрасные оттенки зелени, – сказала Дымка, улыбаясь.
А женщина уже вовсю шагала в их направлении.
Мураш схватился за рукоять своего гладия.
– Вы нас убить хотели, что ли? – угрюмо проговорила женщина по-малазански, но с сильным акцентом. – Пойло отвратительное!
– К нему привыкаешь, – невинно моргая, ответила Дымка.
– Правда? И когда же?
– Я слышала, бальзамировщики от него без ума.
Женщина фыркнула.
– Проклятые мезланы. Что ж, война так война. Сами напросились.
Она развернулась и нетвердой походкой отправилась назад к товарищам.
Официантка словно ожидала своего выхода, поскольку появилась буквально сразу после того, как гостья из Семи Городов упала на стул. Они еще о чем-то поговорили. Женщина дернула головой, и официантка удалилась.
Через некоторое время она подошла к столику малазанцев с изысканной переливающейся всеми цветами бутылкой в форме гигантского насекомого.
– Это вам! – грубо бросила официантка. – И больше я в ваши игры не играю, какие бы чаевые вы ни пообещали. Думали, я вас не раскусила? Тут две женщины с мужчиной, там двое мужчин с женщиной! Меня воротит от таких, как вы. Вот я нажалуюсь владельцу, и он запретит вам появляться. С нас не убудет!
Задрав голову, девушка развернулась и гордо удалилась куда-то в недра ресторана – видимо, туда, где с присущей им мрачной тревогой прячутся владельцы.
Малазанцы долго молчали, уставясь на причудливой формы бутылку.
Хватка попыталась сглотнуть, но во рту все пересохло.
– Мужское или женское?
– Женское, – противно пропищал Мураш, будто кто-то его схватил снизу. – Пахнуть должно… приятно.
– Следует признать, войну они выиграли, – сказала Дымка, откашлявшись.
Хватка посмотрела на нее.
– Устроили настоящую бойню.
– Нам что, придется это выпить? – простонал Мураш.
Спутницы молча кивнули.
– Что ж, – начал Мураш, – как-то я врубился прямо в роту Багровой гвардии…
– Ты упал с дерева…
– …и вышел из свалки живым. А однажды я встретился лицом к лицу с диким вепрем…
– И вовсе не диким. Это была Тротцева зверюшка, а ты просто верещал, как свиноматка.
– …и в последнее мгновение перепрыгнул через него…
– Он тебя в стену впечатал.
– …Так что если у кого-то и достанет смелости сделать первый глоток, то у меня.
С этими словами Мураш схватил бутылку, рассмотрел клеймо на пробке.
– «Зеленый морант». Дешевка. Эх, была не была.
Обычно молочко разливали наперстками и подавали исключительно женщинам, желавшим забеременеть. Действует или нет, неизвестно. Возможно, организм переживает такую встряску, что беременность – единственный выход. Лишь бы не пить эту гадость снова.
Хватка достала светлый платок и помахала им над головой. Теперь придется дать им комнату и недельный постой. Надо же, посрамили мезланов. Боги, как давно нам не встречалась достойная компания.
Ради этого даже не жалко выпить кворлского молочка.
Мураш сделал глоток, поставил бутылку и тут же отрубился. Со стула он сполз мягко, будто без костей – судя по грохоту, они все перекочевали в голову.
Ну, почти не жалко. Хватка вздохнула и взяла бутылку.
– Как хорошо, дорогая, что нога у тебя выхолощена, – сказала она Дымке.
– Ты имеешь в виду – стерильна?
– Хотелось бы верить, но я не настолько наивна, – ответила Хватка. – Перед тем как выпьешь, проследи, чтобы они заказали нам повозку.
– Обязательно. До завтра, милая.
– До завтра.
Карга скакала вокруг зачарованного постамента, кося глазом на странный призрачный вихрь над ним. Сила чародейства Высшего алхимика была сладкой и дурманящей, словно пыльца опиумного д'баянга; от демона же разило чем-то неприятным и чужим. Впрочем, для Великой воронихи и ее сородичей этот аромат чужим не был.
– А ты смел, – обратилась она к Баруку, который, сложив руки, стоял перед постаментом. – Масштабы твоей силы и воли внушают уважение.
– Благодарю, – отозвался Высший алхимик, глядя на призванного и плененного им демона. – Наши беседы были… весьма содержательны. Конечно, перед нами не истинное физическое воплощение – скорее дух, отделенный от тела.
– И глаза у него нефритовые, – заметила Карга и раскрыла клюв в беззвучном смехе. – Что он тебе поведал? – спросила она, помедлив.
Барук улыбнулся.
Чиллбайс, сидевший на каминной полке, издавал неприличные звуки и похабно жестикулировал пухлыми ручонками.
– Пришпиль эту тварь к стене, – прошипела Карга. – Ну или хотя бы отправь ее обратно в трубу, с глаз моих долой.
Барук пропустил жалобы воронихи мимо ушей.
– Его тело сейчас очень и очень далеко. Мне удалось мельком его увидеть. Поразительно, насколько оно похоже на человеческое. Я смог заполучить духа, потому что он пребывал в медитативном состоянии и почти полностью за пределами тела. Он делает едва ли десяток вдохов за колокол. Это очень духовная личность, Карга.
Великая ворониха снова обратила взор на привидение. Вгляделась в его нефритовые глаза, изломанные струйки искр, пульсирующие в такт замедленному биению сердца.
– Выходит, ты знаешь, – сказала она.
– Да. Этот демон родом из мира Павшего.
– Говоришь, он медитировал? Искал своего бога?
– Вполне вероятно, – пробормотал Барук. – Потянулся к нему… и отдернулся.
– От боли, от безжалостного пламени страданий.
– Скоро я отправлю его восвояси.
Карга расправила крылья и спланировала на пол. Склонив голову, одним глазом уставилась на Высшего алхимика.
– Так это не праздное любопытство.
Барук удивленно посмотрел на ворониху, потом отвернулся.
– У меня недавно был гость.
– В самом деле?
Алхимик помолчал, подыскивая слова, затем покачал головой.
– Не совсем.
– Он сидел в кресле?
– Нет, Карга, едва ли это было приемлемо.
Ворониха рассмеялась.
– Престол Тени, да?
– Не притворяйся, будто удивилась. Твой господин прекрасно осведомлен о таких вещах. Скажи мне, где остальные?
– Остальные – кто?
– Боги и богини – те, кто содрогается при каждом чихе Увечного Бога. Те, кто так хочет войны, лишь бы воевали другие. Только не передавай ничего из этого своему господину. Не знаю, что Престол Тени предложил Аномандру Рейку, но на твоем месте, Карга, я бы предупредил хозяина. Когда имеешь дело с Тенью, ни в чем нельзя быть уверенным. Ни в чем.
– Так и есть, так и есть, – сказала Великая ворониха, похихикав, и тут же встретила подозрительный взгляд со стороны алхимика. – Люди, Барук, один за другим водружают камни лишь для того, чтобы потом повалить их, так же один за другим. Разве бывало иначе? Они копают ямы, а затем засыпают их. Мы, Великие вороны, тоже строим гнезда, а через год разрушаем их, потому что того требует безумный червяк, живущий в черепе. Вот, взгляни на своего демона. Духовность ничего не дает, ведь плоть требует постоянного внимания к себе. Отправь его восвояси, пусть начинает заживлять разорванные сухожилия, покамест товарищи наблюдают его отстраненный взгляд и по глупости жаждут сами достичь такой же просветленности.
Карга наклонила голову.
– Ты ведь не заставил его молиться усерднее, а, Барук?… Так я и думала. Увы, это бесполезно, поверь мне – кто, как не я, имеет право на подобные суждения? И да, знай: мой господин не слепец и никогда им не был. Он стоит перед высоким камнем и проследит, чтобы тот упал. Так что, старый друг, держись на безопасном расстоянии.
– Это как же? – проворчал Высший алхимик.
– Отправь духа восвояси, – повторила Карга. – Обрати внимание на угрозу, которая крадется к тебе в ночи. Очень скоро она расплетет твои лучшие защитные чары, дабы тем самым объявить о своем приходе и показать свое… отчаяние. – Ворона поскакала к ближайшему открытому окну. – Я же должна удалиться – так быстро, насколько позволят мне крылья.
– Погоди, Карга. Ты задержалась, видимо, что-то хотела узнать. И узнала.
– Верно, – ворониха снова захихикала.
– Что же это?
– Всего лишь подтверждение, чтобы успокоить моего господина.
– Подтверждение чего? Ах да, того, что Престол Тени говорил правду.
И Карга захихикала в третий раз, ведь число три лучше двух (не то чтобы ворониха верила в приметы), – а уж в третий раз она бы точно захихикала, так пускай здесь, чем где-нибудь еще. Осторожность! Осторожность превыше всего!
– Прощай, Барук!
Как только алхимик закрыл окно за черноперой курицей, Чиллбайс поднял голову и заверещал:
– Она идет! Она идет!
– Да… – вздохнул Барук.
– Несущая смерть!
– Не сегодня, малыш. Лети-ка к Дэрудан, и побыстрее. Передай от меня, что та, что раньше охотилась на нас, вернулась. И хочет поговорить. А затем скажи Дэрудан, пусть как можно скорее приходит сюда. Уверен, она понимает всю срочность.
Чиллбайс спорхнул (а точнее, свалился) на пол перед камином, заполз в тлеющие угли и скрылся в трубе.
Барук хмуро посмотрел на призванного демона, а затем легким мановением руки освободил его. Энергетический вихрь ослаб и погас. Возвращайся домой, заблудшая душа. Благословляю тебя.
С этими мыслями Барук обратился к стене, через которую должна была пройти она.
Воркан.
Ее саму алхимик уже не боялся – его страшила причина появления Госпожи Убийц. Впрочем, у него наготове была довольно грубая отповедь.
Ты всех убила, женщина. Всех, кроме меня и Дэрудан. Да, теперь нас только трое.
И втроем нам нужно попытаться предотвратить возвращение Тирана.
Ох Воркан, сколько жерновов ты привела в движение этой ночью.
Может, стоило обратиться за помощью к Аномандру Рейку? Нижние боги, эту помощь Баруку предложили чуть ли не прямым текстом – при условии, что он верно понял слова Карги, а их он понял верно. Допустим, он согласится. Нужно ли говорить Дэрудан с Воркан? А как же иначе?
Им бы это явно не понравилось, а в особенности Воркан. И их хрупкий союз (хрупче и представить невозможно) рассыпался бы, так и не родившись.
Барук, тебе следует быть с ними открытым и честным. Обратись к ним с просьбой. Иначе никак.
И все же, когда стена перед ним пошла рябью, расплылась и из нее осторожно вышла женщина, Барук понял, что не сможет. И не станет.
Итак, их осталось лишь трое, и сил предотвратить приход Тирана у них не хватит, даже при поддержке Рейка… Не хватит.
А значит, один из нас неизбежно предаст остальных, дабы выслужиться перед Его возвращением. Выслужиться, как же. Скорее уж вымолить себе пощаду.
Один из нас предаст остальных.
Может, Дэрудан. Может – эта.
А может, и я. Чем боги не шутят?
Он стоял в тридцати шагах от входа в таверну «Феникс» и не сводил с нее взгляда. Древние ступеньки, потрепанная вывеска, которую так и не удосужились поправить. Сотню ударов сердца он смотрел, как люди входят и выходят, но до сих пор не увидел ни одного знакомого лица: будто бы все, кого он прежде знал, испарились, исчезли. Теперь чужие сидели за его столиком, пили из его кружек, улыбались официанткам и отпускали скабрезные шуточки в их адрес.
Резчик представил, как входит внутрь и с отвращением глядит на толпу незнакомцев, вторгшихся в этот уголок его памяти и вытеснивших самого Резчика. Прочь, иди прочь – к той новой жизни, которую себе нашел. В таверне «Феникс» тебе нет места. И в Даруджистане тоже.
Возврата быть не могло. Умом Резчик понял это уже давно, но только теперь волна осознания захлестнула его и чуть не раздавила. Да и разве внутри он тот же, каким был много лет назад? Разве может он так же смотреть на вещи после всего, что видел и пережил?
Сердце колотилось в груди. Каждый удар неизбежно уходил в прошлое и больше не повторялся. Сходство обманчиво. Можно сколько угодно убеждать себя, что механизм неизменен, что каждое его движение одинаково, что сознание человека способно легко перемещаться в любой момент жизни, не влияя на восприятие. Это не так.
Грубо обтесанные камни в сырых стенах, разбавленный желтый свет, льющийся из застекленных окон, даже голоса, стук глиняных кружек и металлических чарок, смех, доносящийся из-за дверей, – от всего этого у Резчика к горлу подступала желчь.
Остался ли там вообще хоть кто-нибудь знакомый? Лица постарели, плечи ссутулились, вокруг глаз разрослись усталые морщинки. Обрадуется ли кто-то, увидев его? Узнает ли? А даже если узнает – ну обнимутся, ну похлопают друг друга по спине… Дальше что? Неловкие взгляды, пустое молчание – и пропасть, растущая с каждым мгновением.
Легчайший шорох сапог в двух шагах за спиной. Резчик вихрем развернулся и присел, выхватывая кинжалы. Левая рука приподнята для защиты, лезвие опущено. Правая делает молниеносный выпад…
…Человек в плаще с удивленным вздохом отшатывается, встречая кинжал невесть откуда взявшимся тесаком-тжалуком…
Резчик, не меняя позы, вывернул запястье – и глубоко полоснул противника кинжалом по ладони. Затем подался вперед и взмахнул другой рукой, целясь незнакомцу под колено.
Тот уклонился, но не удержал равновесия и чуть было не упал прямо на Резчика. Резчик, однако, ловко скользнул влево, стараясь обоими кинжалами достать противнику до бедра.
Поразительно, но тяжелый тесак отбивал все удары, а в свободной руке незнакомца мелькнул еще один такой же загнутый клинок. Он резко отвел его за спину – на случай, если Резчик решит зайти сзади. Тому пришлось быстро уклоняться. Балансируя на одной ноге, левой рукой он метнул кинжал незнакомцу в лицо…
Сноп искр – противник отбил летящий клинок. Немыслимо.
Резчик мгновенно вытащил еще один кинжал и приготовился совершить очередную атаку, однако вовремя спохватился и ушел в глухую оборону. Тяжелые тесаки с невероятной быстротой вращались у него перед носом.
Их что, два? Два?!
– Стой! – выкрикнул Резчик. – Стой! Раллик? Это ты?
Противник опустил свои тжалуки. С лезвия правого капала кровь, что текла из распоротой руки. Под капюшоном сверкнули темные глаза.
– Раллик, это же я, Рез… Крокус! Крокус Новичок!
– Так я и подумал сначала, – пророкотал Раллик, – а потом спешно изменил мнение. Но теперь узнаю: да, это ты. Повзрослел… Боги, меня и впрямь долго не было.
– Я поранил тебе руку… прости.
– Это ты меня прости, Крокус. Ты что же, теперь в Гильдии? Кто тебя обучал? Уж точно не Сэба Крафар. Никак не разберу, что за стиль…
– Стиль?… А, нет, я не в Гильдии. Совсем нет, Раллик. Я… Погоди. Говоришь, тебя долго не было? Ты уезжал из Даруджистана? Куда? Когда? После той ночи у Колловой усадьбы? Но…
– Да-да, это и вправду ты, – вставил Раллик.
– Нижние боги, как я рад тебя видеть! Если бы я сразу тебя узнал… А вообще, опасно вот так вот подкрадываться сзади. Я ведь чуть тебя не убил!
Раллик Ном внимательно изучал Резчика.
Того вдруг проняла дрожь, и он, спрятав оружие, стал искать кинжал, который метнул.
– Два мясницких тесака – кто еще такими орудует? Надо было сразу догадаться, как только сверкнул первый. Прости меня, Раллик. Инстинкты взяли свое.
– К моему предостережению ты, я вижу, не прислушался.
Столько лет прошло, но Резчику не было нужды спрашивать, о каком предостережении речь. Он прекрасно помнил те злые, мрачные слова.
– Я готов был прислушаться, Раллик, правда, – произнес он, отвлекаясь от поисков ножа. – Я ведь уплыл отсюда с малазанцами. С Апсалар, Скрипачом и Каламом. Мы вчетвером отправились в Семь Городов. Вот там-то все и… изменилось.
– Когда ты вернулся, Крокус?
– Сегодня. Вот только что. – Резчик с тоской поглядел на дверь «Феникса». – Я даже внутрь еще не успел зайти. Все так… изменилось. Это слово меня прямо преследует. Впрочем, на что я рассчитывал?… – Он снова принялся рыскать в поисках ножа. – Проклятье! Куда он подевался, Худ его побери?
Раллик привалился спиной к стене.
– Тот кинжал, который ты метнул мне в горло?
– Д-да… Прости, мне очень…
– Очень жаль, я понял. Так вот, в горле его нет, но посмотри в левом плече.
– О, кровь густа! В прекрасном Даруджистане сотня тысяч сердец, и все как одно бьются ради бодрейшего и щедрейшего завсегдатая таверны «Феникс»! Того, что сидит за самым роскошным столом – правда, Мизе надо бы разобраться с гнутой ножкой, нет, не моей, хотя это было бы весьма приятно, пусть и за пределами обычных услуг, оказываемых в сем заведении… Так о чем Крупп говорил? Ах да: сидит за столом в миролюбивейшей компании, способной развеселить эту ночь! Поведайте же всеведущему Круппу, о друзья, отчего светлы ваши лица, но тревожны глаза? Разве Крупп не обещал вам изобилие благ? Разрешение от страхов? Кошельки, набитые блестяшками и драгоценностями? Пейте, пейте… О, прошу извинить, пока не принесли, но скоро принесут – вот самое важное обещание для тех, кто решит поднять кубок за это, за то и, может, за что-то еще!
– У нас есть новости, – вставил Ожог, будто сам удивившись своим словам. – Если хоть на мгновение захлопнешь рот, то услышишь.
– Новости! К чему они, когда Крупп сам ходячая новость? Подробности, домыслы, отклики обычного люда на улице – и всё в мгновение ока, за один выдох. Чего еще надо? Явно не это безумие, которое мы вынуждены наблюдать каждую неделю. Сколько мотков холстины тратятся на то, чтобы какой-то велеречивый кретин изливал мерзопакостные слухи! Тряпье для нищих, бумага подтереть зад или промокнуть кляксы – Крупп негодует, глядя на популярность причинности и сенсационности! Прощелыги ныне зовут это профессией! Как будто сторожевой собаке нужно официальное признание, чтобы оправдать слюну и лай! Что же стало с правилами приличия? С приличными правилами? То, что прилично, редко правильно, и это верно – точно так же, как и то, что оборотная сторона всегда порочна. Весьма колкая ирония, вам не кажется? Крупп же, обладающий столь дружелюбным характером…
– Мы нашли Торвальда Нома!
Крупп удивленно посмотрел на Леффа, затем на Ожога, затем – видимо, заметив на его лице отражение собственного недоумения, – снова на Леффа.
– Сногсшибательно! И что же, вы бесцеремонным образом вручили его косматому ростовщику Гаребу?
Ожог еле слышно выругался.
– Нет, мы устроили получше. – Лефф облизнул губы. – Торвальд выплатит весь долг Гаребу, но для этого он сначала заплатил нам. Потом и Гареб рассчитается с нами. А значит, мы заработаем дважды!
Крупп воздел пухлый палец, на котором, к своему неудовольствию, заметил пятно чего-то непонятного.
– Постойте-ка, постойте-ка. Значит, Торвальд вернулся и уже успел вам заплатить? Тогда почему же Крупп платит сегодня за выпивку? Ах, не трудитесь, разрешите Круппу самому ответить на свой вопрос! Просто Торвальд лишь пообещал заплатить, а доверчивые Лефф с Ожогом купились, так? Он просил вас дать ему одну ночь, лишь одну – и все будет замечательно!
– Как ты догадался?
Крупп улыбнулся.
– Дорогие мои недалекие друзья, если Гареб об этом услышит – если он прознает, что вы отпустили злполучного Торвальда Нома, то быть вашим именам в том злосчастном списке. Вам не останется иного выхода, кроме как сдаться самим за большую награду, вот только вам ее не видать, ибо Гареб спрячет вас где-нибудь да расчленит. Ох, грядет катастрофа!
– Торвальд Ном был нашим подельником, – спокойно сказал Лефф, хотя по лицу градом катил пот. – Он дал нам слово. Если же он его не сдержит – что ж, еще никто не кидал Леффа с Ожогом, не раскаиваясь потом. Тебя тоже касается, Крупп. Вздумаешь заложить нас Гаребу…
– Беру помилуй! Крупп никогда бы так не поступил, дорогие мои вспыльчивые друзья! Вовсе нет, Крупп опасается листков, что ныне в грязных руках уличных мальчишек на каждом углу – истинная чума, охватившая Даруджистан! Листки эти зловеще охочи до слухов и скоры на сенсации, а кому ведомо, из какого множества источников они черпают сведения? И Крупп обеспокоен, о чем они расскажут завтра!
– Уж лучше бы им молчать, – процедил Ожог одновременно испуганно и воинственно.
– Что ж, мои славные друзья, пора нам прекратить сегодняшний спор! – Крупп небрежно, но вместе с тем картинно взмахнул руками. – Грядут чрезвычайно важные события. Крупп ощущает их неизбежную… неизбежность. Он чувствует это в воздухе, в дуновении ветерка, в покачивании огонька свечи, в дрожащих лужицах эля, в скрипе ступенек… в стуке дверей. Чу! Номы и цветы! Ножи и кровь! Лица бледные и расстроенные! Прочь от Круппова стола, ничтожные зеваки из праздной толпы! Здесь скоро произойдет удивительнейшая встреча!
Тело Раллика тяжелело с каждым шагом, однако Резчик все-таки доволок его до входа в таверну. Боги, он умер… Я убил своего друга… О боги, за что…
Толкнув плечом дверь, Резчик втащил убийцу внутрь.
За стойкой он увидел Мизу, а рядом с ней – Ирильту. А слева от него, расширив глаза, замерла…
– Салти! Раллик ранен… Нам нужна комната… И лекарь…
Миза уже выхватила убийцу из рук Резчика.
– Худов дух, кто ж его так покромсал?!
– Мне очень… – начал Резчик.
Но тут к нему подошла Ирильта; от нее пахло элем и чесноком. Ее лицо вдруг стало близко-близко, и на губах Резчика отпечатался смачный поцелуй, язык высунулся из приоткрытых губ, как червяк из червоточины.
Резчик отстранился – и немедленно попал в объятия к Салти. Та крепко сжала его, да так, что дышать стало нечем. Руки у нее мощные: не меньше дюжины лет таскала кувшины и подносы.
– Жить будет, надо только кровь остановить, – сказала Миза, склонившись над Ралликом, которого уложила на полу рядом со стойкой. – Судя по виду, на него напали сразу трое, а то и четверо.
Она поднялась и бросила на стойку окровавленный кинжал. Со всех сторон напирали зеваки, стараясь получше разглядеть клинок нездешней выделки.
– Малазанцы! – прошипел кто-то.
Вырвавшись из объятий Салти, Резчик стал проталкиваться сквозь толпу.
– Пустите! Это мой кинжал!
– Твой?! – удивилась Ирильта. – Что все это значит, Крокус?
– Раллик подкрался со спины, неслышно, будто убить меня хотел. Я защищался… Все вышло случайно… Миза, он точно выкарабкается?
– Да это же тот щуплый воришка! – воскликнул один из зевак. Его лицо, выражающее нечто среднее между недоверием и удивлением, казалось смутно знакомым.
– Ирильта назвала его Крокусом, – добавил стоящий рядом. – Поговаривают, он что-то сделал, когда опустилась луна. То ли колонну свалил, то ли… Ты, случаем, не помнишь, Ожог?
– Я запоминаю только нужное, Лефф. Да, порой и другие вещи вклиниваются, бывает. В общем, раньше он был карманником, работал на Круппа.
– Больше нет, как видишь, – хмыкнул Лефф. – Теперь он в Гильдии убийц!
– Да нет же! – крикнул Резчик, вдруг чувствуя себя нескладным юнцом, каким был раньше. Лицо залилось краской, уши запылали. – Миза, а где остальные? В смысле…
Миза подняла руку – на ней отпечаталась Ралликова кровь.
– Он ждет тебя, Крокус. Иди, он все за тем же столиком, – сказала она и обратилась к зевакам: – Эй, пропустите его! Чего столпились, рассаживайтесь!
Ну и что теперь делать? Грандиозное возвращение псу под хвост. Да и все остальное тоже. Не глядя на Мизу, Резчик забрал кинжал. Толпа перед ним расступилась, и он увидел…
В углу, за своим привычным столиком, сидел пузатый коротышка с сальными волосами и блаженно улыбался. Замызганные манжеты, выцветший жилет, весь в пятнах. На заляпанном столе – блестящий кувшин и две кружки.
Обычный воришка-карманник, мастер лазать по девичьим спальням, доверчивый дурачок, который всем смотрит в рот, – все это был я. А вот и Крупп. Хоть кто-то не меняется.
Резчик сам не заметил, как дошел до стола, рухнул на поджидавший его стул и схватил кружку.
– Я сменил имя, Крупп. Теперь меня зовут Резчик. Более подходящее прозвище, как думаешь? Особенно в свете того, что я сделал с Ралликом.
Почему же мне хочется разреветься?
Толстяк вскинул брови.
– О, Крупп понимает, Крупп сочувствует. Жизнь летит кувырком, но Крупп, конечно же, и здесь исключение, ибо для него жизнь танцует. Поразительно, сколь многим эта правда глаза режет. Неужели самого существования человека достаточно, чтобы вызвать такую неизбывную злость? Похоже на то, иных вариантов нет. Всегда найдутся те, мой дорогой друг, кому подмигивание – оскорбление, улыбка – обида, а юмор – повод для ненависти, ведь смех – это скрытое презрение. Дорогой Резчик, поведай Круппу, считаешь ли ты, что все мы равны?