И оживут слова. Часть II Способина Наталья

Добронега же сделала вид, что не услышала вопроса:

— Здесь позавтракаем. Я попросила девочек сюда принести, — пояснила она и принялась мыть руки.

Я не стала спорить, поскольку понятия не имела, как здесь принято.

— А Злата с нами будет?

Добронега поправила платок, разгладила рукав платья, подол. Я заволновалась:

— Со Златой все в порядке?

— Да, — нарочито спокойный голос Добронеги совершенно не соответствовал ее виду.

Она сейчас вела себя так же, как когда они вливали в меня лекарство. Тогда ласковые голоса совсем не соответствовали тем взглядам, которыми Добронега и Радим смотрели на меня. Я что, веду себя, как Всемила перед приступами?

       – Я хорошо себя чувствую, – произнесла вслух я.

       – Хорошо, – эхом откликнулась Добронега.

       – У Златы точно все в порядке? – тут я запнулась и поняла, что здесь никто не говорит «в порядке», и каким-то шестым чувством уловила, что Добронега тоже это заметила. Так, точно она не слышала меня эти несколько месяцев, а здесь вдруг услышала. Будто написанная и придуманная мной некогда Свирь защищала меня от разоблачения, а оказавшись в чужом городе, я разом растеряла все свои обереги. Мы стояли друг напротив друга в просторной комнате, и мне казалось, что повисшее напряжение можно ощутить почти физически.

       – Что-то случилось? – севшим голосом спросила я.

       – Нет, – ответила Добронега и улыбнулась ненастоящей улыбкой, такой, какой не улыбалась мне никогда. Такой, какой не улыбалась Всемиле.

       Я почувствовала, что щеки вспыхнули и по спине побежал озноб. Я набрала в грудь воздуха, неловко им поперхнулась, откашлялась, заправила волосы за ухо, осознавая, что веду себя как преступник, застуканный на месте преступления. Но вся беда была в том, что именно так я себя и чувствовала, хотя причины понять не могла.

       – Может, тогда к Злате сходим? – неуверенно предложила я.

       Почему я не могла перестать повторять имя Златы, я не знала.

       – Не нужно, пусть отдыхает, – отрезала Добронега.

       Я обхватила себя за плечи, пытаясь справиться с невесть откуда взявшейся дрожью. Я почему-то вспомнила то чувство, когда впервые пришел Радим, и мне казалось, что ткань мироздания натянулась, и вот-вот что-то произойдет… словно весь этот мир противился тому, что я явилась сюда обманом. Вот и сейчас я чувствовала то же самое: будто этот мир меня выталкивает, не желая больше принимать. При этом не было недомогания, которое вызывала святыня. Я-то считала, что буду медленно угасать, но физически сегодня я чувствовала себя гораздо лучше, чем все последние недели. Зато эмоционально держалась из последних сил, чтобы не сорваться в истерику, потому что понимала, что что-то произошло. Что-то изменило отношение Добронеги ко мне. При этом я точно знала, что ничто в этом мире не способно повлиять на отношение Добронеги к Всемиле. А это значит… Нет, я не могла даже просто додумать эту мысль до конца. Мне нужна была помощь.

       – А где Олег? – снова попыталась я наладить диалог, понимая, что готова на все, лишь бы увидеть Альгидраса, потому что я не справлюсь одна.

       – Не знаю, – ответила Добронега. – С воинами, верно. Княжич просил никому не сказывать о том, что в дороге было.

       Казалось, общая тайна должна была ослабить напряжение, но это не помогло.

       В этот момент дверь отворилась и в покои вошла та самая девочка, которая не говорила. Она поставила на стол поднос, поклонилась Добронеге и выбежала из комнаты. Я проследила за ней взглядом, потом тупо уставилась на принесенный ею завтрак. Здесь были вареные яйца, свежеиспеченный хлеб, масло и, вероятно, какая-то каша, во всяком случае, что-то белое лежало в глиняных тарелках. Я отчего-то почувствовала острое желание заплакать и, покосившись на Добронегу, поняла, что за эти месяцы привыкла к тому, что она относится ко мне, как мама. Сейчас все было иначе. Она смотрела на меня, как на чужого человека.

       – Да что случилось? – не выдержала я, чувствуя, что слезы начинают течь по лицу.

       Я понимала, что только все усугубляю, но остановиться уже не могла. Недосягаемый, как звезды, Альгидрас существовал сейчас где-то в параллельной вселенной, населенной мужчинами, которым не было никакого дела до женских слез, я же стояла в княжеском тереме, напротив женщины, во взгляде которой не было и тени привычной нежности – лишь недоверие и настороженность. Я закрыла лицо руками, ожидая обличительной речи, злых слов, обвинений, но никак не ожидала, что Добронега вдруг подойдет, сожмет мои плечи, а потом притянет к себе.

       – Девочка, девочка, – произнесла она, и я почувствовала, как она качает головой.

       А потом теплая рука коснулась моих волос, и я разрыдалась еще сильнее.

       В комнату снова заглянула девочка, и я резко отпрянула от матери Радима. Та поправила кику, улыбнулась девочке и сказала ей зайти позже. Моим надеждам на то, что ситуация прояснится, не суждено было сбыться. Добронега молча села за стол и указала мне на место напротив. Я послушно опустилась на лавку и придвинула к себе миску. Есть не хотелось, но сидеть просто так было невозможно. Добронега ела, не поднимая головы. Я последовала ее примеру, окончательно уверившись, что что-то произошло, и не имея никакой возможности выяснить, что именно. Мать Радима больше не смотрела в мою сторону, но я откуда-то знала, что ей сейчас ничуть не лучше, чем мне.

       После завтрака немая девочка унесла посуду, а потом вернулась и осталась у нас почти на целый день – Добронега учила ее плести кружево. Добронега будто избегала оставаться со мной наедине. Мне же не оставалось ничего другого, кроме как достать прихваченное с собой в дорогу вышивание и устроиться на большом сундуке, поставив на подоконник лампу. Я слушала дождь за окном и думала о том, что все бы отдала сейчас за возможность выйти из натопленных покоев и уйти куда глаза глядят. Но здравый смысл заставил меня вдеть нитку в иголку и заняться привычным в этом мире женским занятием.

       Раньше мне казалось, что я никогда не смогу повторить ровные аккуратные стежки Всемилы, сейчас же я осознала, что, вероятно, вышивание – мое тайное призвание. Стежки ложились ровно, один к другому, и на желтоватой ткани постепенно появлялось крыло бабочки. Наверное, я не смогла бы придумать узор от начала до конца, как удавалось Всемиле, хотя возможно, я просто не пробовала, но зеркально отображать уже существующую половину узора у меня получалось неплохо. Добронега то и дело бросала странные взгляды… не на меня, а на пяльцы в моих руках. Словно ее удивляло то, что я делала.

       День тянулся бесконечно. Пообедали мы здесь же, поужинали тоже. Добронега несколько раз выходила проведать Злату. Меня она с собой не звала, сказав, что Злата кашляет и не хватало мне тоже заболеть. Я просто кивнула, понимая, что дело совсем в другом, но я не могу ничего изменить.

       К вечеру на меня накатила такая меланхолия, что впору было взвыть. Жутко хотелось в Свирь. Еще очень хотелось увидеть Радима и убедиться в том, что с ним все по-старому, что он по-прежнему смотрит на меня как на хоть и нерадивую, но любимую младшую сестру. Я гадала, как скоро смогу увидеть Альгидраса, и почему-то верила, что он сможет объяснить мне происходившее здесь. Засыпала я с невеселыми мыслями. Даже дошла до того, что всерьез решила, будто Добронега может причинить мне вред, пока я сплю.

       Однако ночь прошла, а ничего страшного со мной не случилось. Сквозь приоткрытые ставни светило солнце, и это чудесным образом улучшило мое настроение. Я спрыгнула с кровати, огляделась, поняла, что опять одна в комнате и у меня есть несколько минут, чтобы прийти в себя.

       Умываясь и одеваясь, я старалась придумать план. Мне нужно было непременно увидеть Миролюба. А еще лучше Альгидраса. Я должна с ними поговорить. Впрочем, долго планы строить не пришлось – в комнату вернулась Добронега. Я напряженно вглядывалась с лицо матери Радима, отыскивая следы вчерашней отчужденности. Она выглядела уставшей, точно не спала всю ночь, однако улыбнулась мне, разом напомнив утро после погребения, когда накануне меня напоили отваром, и я так же выискивала любую странность в поведении Добронеги. Но сегодня мать Радима смотрела на меня почти как раньше, и я немного успокоилась. Окончательно успокоиться не давало это самое «почти». Про Злату я не спросила. Побоялась.

       К моему огорчению, оказалось, что этим утром мы завтракаем с Милонегой. Завтрак накрыли на небольшой террасе, выходившей в сад. Я смотрела на альпийскую горку и думала, что нигде не видела здесь домов с террасами и таких садов. Было странное чувство, будто Милонега принесла сюда частичку другого мира. И, в свете моей истории, опасения эти могли быть не беспочвенными.

       Добронега с Милонегой разговаривали о каких-то травах, вспоминали общих знакомых. Я с трудом могла представить, какие общие знакомые у них могут быть, однако радовалась, что моего участия в разговоре не нужно. Милонега то и дело бросала на меня короткие взгляды, и если я не успевала отвернуться, она неизменно улыбалась, как мне казалось, даже благосклонно.

       После завтрака Милонега повела нас в сад. Я снова обратила внимание на то, что она хромает, и про себя подумала, что, наверное, ей не стоило бы так утруждать себя. Однако, разумеется, не посмела ничего сказать. Милонега вела нас петляющими дорожками, рассказывая то об одном, то о другом растении. Добронега расспрашивала ее с видимым с любопытством. А меня снова и снова удивляло, что, если верить словами Милонеги, большинство растущих здесь растений было привезено издалека. Около альпийской горки я не выдержала:

       – А это что? – спросила я, указывая на мелкие голубые цветы, торчавшие между сложенных камней.

       Милонега повернулась и посмотрела так, словно я должна была знать, и мое сердце екнуло. Но тут же она улыбнулась ласковой улыбкой, протянула руку и вдруг коснулась моей щеки.

       – А это память, – ответила она.

       Я бросила быстрый взгляд на Добронегу, однако по ее лицу поняла, что та тоже не знает, что это за растения.

       – Здесь могила моей любимой собаки, – огорошила меня Милонега, и я отступила на шаг назад, потому что до этого мои ноги касались нижнего ряда камней.

       – Тосковала я по ней очень, – буднично произнесла Милонега, но отчего-то мне стало не по себе. – Вот Миролюбушка и придумал.

       Я тут же вспомнила слова Миролюба о том, что его мать немножко не в себе. Как реагировать, я не знала, поэтому просто кивнула и присела на корточки, чтобы рассмотреть цветочки. Теперь они мне уже сто лет как были не нужны, но как закончить этот нелепый разговор, я не знала. К счастью, позади нас послышались шаги, и, обернувшись, я увидела Миролюба. Он был в одной рубахе, без куртки, без плаща, несмотря на то, что с утра было достаточно прохладно. Пустой рукав был подвернут и обвязан тесьмой вокруг плеча. Я подумала, что гораздо проще было бы шить княжичу рубахи без рукавов, но почему-то этого не делали.

       Миролюб поздоровался с нами, поцеловал руку матери и улыбнулся ей, а я снова обратила внимание на то, с какой нежностью он на нее смотрит. С нежностью и грустью. Он спросил о том, как нам спалось, как прошел вчерашний день, сам ответил точно на такие же вопросы матери, и из его ответов я сделала вывод, что вчера его в Каменице не было. Когда Миролюб взмахнул рукой, я увидела, что его кисть с внешней стороны пересекает след от свежего ожога. Я так увлеклась разглядыванием его раны, что пропустила момент, когда все замолчали. Миролюб сказал: «Эй», и я подняла голову. Оказалось, что все смотрят на меня.

       – Уснула, – весело сказал Миролюб. – Я у Добронеги разрешение спросил погулять в городе.

       – А можно? – спросила я.

       Добронега ничего не сказала, вместо нее ответила Милонега.

       – Идите уж, коли обе матери разрешают. Только смотрите мне, – строго добавила она, будто Миролюб меня не в город звал, а на вечернее свидание.

       Я растерянно посмотрела на Добронегу, потому что понятия не имела, что нужно надеть, надолго ли мы идем, как себя вести… Куча вопросов и ни одного ответа. И Добронега, точно прочитав мои мысли, взяла меня за руку и сказала:

       – Скоро выйдет она, – напомнив мне этим детство, когда мы с друзьями звонили друг другу в дверь и спрашивали «а Маша (Оля, Петя) выйдет?», и мамы говорили «идите погуляйте, скоро выйдет».

       Я пошла с Добронегой, в очередной раз удивившись тому, как хорошо она здесь ориентируется, и спустя пятнадцать минут на мне было темно-бордовое простое платье, на плечах плотная шаль и кожаная сумка на поясе. Добронега оставалась напряженной и молчаливой, и я не решилась больше ни о чем спрашивать, надеясь, что со временем все разрешится само собой.

Добронега дала мне кошель с монетами на случай, если я захочу что-то купить. Мое сердце привычно екнуло, и в памяти сразу всплыли нелепые объяснения Альгидраса, когда он пытался сориентировать меня в стоимости здешних денег. Я поняла, что мне представился неплохой шанс выставить себя дурой еще и перед Миролюбом, однако от души понадеялась, что, как в прошлый раз, если придется что-то покупать, то он изъявит желание заплатить за подарок сам. Либо, в конце концов, я могу упереться и не покупать вообще ничего. С этими невеселыми мыслями я последовала за Добронегой, и на этот раз, выйдя на крыльцо, мы очутились в том же дворе, в котором нас встречал князь, когда мы только прибыли в Свирь. Миролюб уже ждал там. Он разговаривал с пожилым воином. На воине был синий парадный плащ, на Миролюбе же — обычный, темно-серый. Я оглядела его, пытаясь понять, вооружен ли он, но не заметила ничего даже на поясе. Интересно, в Каменице никто не носит оружия? Здесь настолько безопасно? Миролюб увидел меня и улыбнулся так, что я сразу почувствовала себя первой красавицей на деревне. Я улыбнулась в ответ и, спускаясь с крыльца, позволила поддержать себя под локоть, хотя в этом не было никакой необходимости.

Я ожидала, что за воротами опять окажется куча народа, но мы оказались на почти пустой улице. Сегодня стало видно, что дома здесь не отделены глухими заборами, как в Свири, и стоят гораздо ближе друг к другу.

— А у вас здесь дворов нет? — не удержавшись, спросила я.

Миролюб помотал головой:

— У тех, что на окраине, есть, а здесь больше княжий люд живет.

Вероятно под «княжьим людом» он подразумевал что-то типа знати, тех, кто побогаче.

Я с любопытством глазела по сторонам, отмечая, что дома здесь совсем не такие, как в Свири. Они были ниже — если в доме Добронеги на крыльцо вело семь ступеней, то здесь в большинстве домов их было всего три, а то и две.

— Как у вас дома низко стоят, — снова не удержалась я.

— Здесь земля другая, — пояснил Миролюб.

Я впервые задумалась о том, выходит ли Стремна из берегов. Если да, то это объясняет то, что все дома в Свири подняты так высоко над землей.

А еще дома в Каменице были больше. Пожалуй, с дом Добронеги. Таких крохотных домиков, как у Велены, я не увидела. И при всем при этом они были совершенно не нарядные: простые, без резьбы, без каких-либо украшений. И люди здесь были не нарядные. Обычные совершенно люди, часть даже в одежде из некрашеной ткани. Они проходили мимо, несли корзины, ведра, какие-то свертки, кланялись Миролюбу, ставя меня в нелепейшее положение, потому что я не знала, должна ли кланяться в ответ, так что я изображала что-то вроде полукивка-полупоклона и очень надеялась, что веду себя подобающим образом.

Мы какое-то время шли по центральной широкой улице, а потом Миролюб потянул меня за локоть и кивнул в сторону переулка:

— Пойдем, нас кое-кто ждет.

Я не успела даже удивиться тому, что нас может кто-то ждать, как Миролюб толкнул невысокую дверь под невнятной деревянной вывеской и заглянул внутрь, согнувшись в три погибели. Из-за двери послышались мужские голоса, чей-то смех. Заходить Миролюб не стал, напротив, сделал шаг назад и закрыл дверь. Я в удивлении уставилась на него, пытаясь разгадать этот маневр. Однако дверь тут же вновь открылась, и из-за нее, тоже пригнувшись, но, конечно, не так сильно, как Миролюб, вышел Альгидрас.

— Ой, — опешила я. — Ты здесь откуда?

Альгидрас сделал какой-то неловкий жест, и я вдруг поняла, что он явно не знает, как объяснить свое присутствие здесь. Я обернулась к Миролюбу. Тот улыбнулся так, будто полдня готовил мне сюрприз.

— Пойдемте, столицу покажу, — бодро произнес Миролюб и первым зашагал по переулку.

А я стояла, смотрела на Альгидраса и понимала, что ничего не могу с собой поделать, но отвести от него взгляд просто не в силах. Он выглядел немного уставшим, немного взъерошенным и был до безобразия родным.

— Сейчас княжича потеряем, — Альгидрас улыбнулся и кивнул головой в сторону ушедшего Миролюба.

Я двинулась по переулку, то и дело оглядываясь через плечо. Альгидрас шел сзади. Я не выдержала и трех шагов — повернулась и спросила:

— Это ничего, что я здесь с вами?

Альгидрас пожал плечами. Жест получился немного нервным. Я поежилась и продолжила путь.

— Это у него спрашивать надо, — услышала я.

— Он меня у Добронеги отпросил… Кстати, о Добронеге! — я крутанулась на пятках, и Альгидрас, шедший позади, едва не врезался в меня. — Альгидрас, мне кажется, она о чем-то догадывается, — пробормотала я.

Он бросил напряженный взгляд через мое плечо — на Миролюба, как я поняла, — и сказал:

— После поговорим.

— После у нас может не быть возможности, — прошипела я, однако послушно развернулась и продолжила путь.

Альгидрас пристроился рядом, насколько позволяла ширина переулка.

— Она смотрит на меня странно.

— И все? — спросил Альгидрас, и было в этом вопросе столько пренебрежения к женской мнительности, что мне мигом перехотелось с ним разговаривать. Впрочем, я тут же закусила губу и поняла, что все без толку — я не могу на него злиться.

— Я не знаю, как это объяснить… Я что-то чувствую, — сказала я и покосилась на него.

На этот раз он нахмурился.

Миролюб ждал нас на выходе из переулка. Солнце светило ему в лицо, и он, прищурив один глаз, наблюдал за нашим приближением. Выглядел он при этом на редкость расслабленно.

— Миролюб здесь иной, — проговорила я.

— В Каменице-то? — Альгидрас дернул плечом. — Он здесь хозяин.

— Он сказал тебе, что никому не рассказал о встрече с отрядом Алвара?

Альгидрас кивнул. Мы наконец дошли до Миролюба.

— Ну, после уж поговорите, — выдал тот и, легонько коснувшись моего плеча, вклинился между мной и Альгидрасом.

Впрочем, Альгидрас недолго шел с краю, потому что почти сразу же споткнулся на какой-то рытвине. Миролюб его подхватил, расхохотался, и как-то так получилось, что все-таки я оказалась между ними. Я старалась не думать о странности ситуации, об уместности этой прогулки, поэтому просто разглядывала окружавшие нас дома.

Эта улица была не такой широкой, как та, что вела к дому князя, хотя дома здесь были такими же большими. А еще под окнами некоторых из них, что отдельно меня удивило, висели ящики с цветами. Миролюб увидел, что я смотрю на эти ящики, и пояснил:

— Это материна забава в Каменице прижилась.

И я в очередной раз подумала, что у княгини очень странные увлечения.

Через какое-то время я поняла, что эта улица не только уже, но еще и гораздо многолюднее. Люди сновали туда-сюда, приветствовали Миролюба, с любопытством косились на меня, на Альгидраса же почти не обращали внимания. По большому счету, все было не так плохо, как в Свири, можно сказать, что нас здесь практически никто не дергал.

Миролюб куда-то уверенно нас вел. Наконец, у углового дома, где стоял столб — настоящий такой столб, как будто верстовой, на нем даже было что-то написано, только я, естественно, не поняла, что, — Миролюб свернул. Мы с Альгидрасом свернули следом и оказались на небольшой площади.

Вероятно, это был городской рынок. Он почти ничем не отличался от рынка рядом со Свирью. Такие же яркие ткани, заморские безделушки, крикливые торговцы и острый запах пряностей. Впрочем, присмотревшись, я поняла, что чужеземев, если они и были, было очень мало: чужой речи я не услышала. В первый момент я порадовалась, потому что мне вспомнился Назим с его неприятным цепким взглядом, однако через секунду меня словно кипятком окатило, когда я поняла, что Миролюб вправду привел нас на рынок, а, значит, мы наверняка будем что-то покупать. Я беспомощно оглянулась на Альгидраса, но он смотрел не на меня, а, нахмурившись, изучал ближайший к нему прилавок. На прилавке были разложены ножи, части конской сбруи и вещи, назначения которых я не знала. Миролюба в это время остановил какой-то человек, и мне не оставалось ничего, как тоже начать разглядывать прилавки. На соседнем прилавке тоже лежали наконечники для стрел и копий, тетивы для луков и прочее оружие. Смотреть на это мне было не очень интересно, поэтому я, сама не заметив, стала разглядывать Альгидраса.

Альгидрас, казалось, полностью погрузился в изучение товаров на прилавке, однако, когда я зацепилась взглядом за небольшой шрам на его скуле и задумалась, почему не видела его раньше, он вдруг резко обернулся ко мне:

— Что?

— Что «что»? — спросила я, невольно делая шаг назад.

— Почему смотришь?

— Нельзя?

— Можно, — Альгидрас пожал плечами, но при этом досадливо отвернулся, точно я испортила ему настроение.

Миролюб продолжал разговаривать с незнакомцем, впрочем, увидев, что мы отошли от прилавка, повернулся к нам и сделал извиняющийся жест. Я замахала руками, давая понять, что, мол, никаких проблем, мы подождем, сколько нужно. Затем я повернулась к Альгидрасу, намереваясь продолжить разговор о Добронеге, однако не успела и рта раскрыть, как он спросил:

— Как ты себя сейчас чувствуешь?

— Я… хорошо. Знаешь, я себя чувствую здесь гораздо лучше, чем в Свири. У меня перестала кружиться голова, и тошнить перестало, и…

— Да-а? — задумчиво протянул Альгидрас, и смотрел он на меня при этом так, как будто мои новости его совсем не порадовали. Он что же, мечтал, чтобы я скорей умерла?

— Почему ты так смотришь?

Он покачал головой, ничего не ответив. В это время рядом возник Миролюб.

— Выбрали что-то?

Мы дружно замотали головами.

— Ну, пойдемте тогда, — Миролюб двинулся вдоль рядов, и я пошла за ним, даже не оглянувшись на Альгидраса, твердо зная, что он тоже идет рядом.

Я задумалась, что же связывает их с Миролюбом. Ведь они явно не испытывали друг к другу симпатии, неужели это все ради свитков?

Народу на рынке было мало. Альгидрас, успевший поравняться со мной, вдруг взглянул куда-то в сторону и замер, точно наткнулся на стену. Я быстро посмотрела в том же направлении и увидела неподалеку группу людей, которые разговаривали с каким-то торговцем. В этот момент один из них — молодой мужчина — оглянулся, скользнул по нам рассеянным взглядом и начал было отворачиваться, но вдруг его губ коснулась улыбка, и он медленно повернулся в нашу сторону.

— Кто это? — спросил Миролюб у меня над ухом.

Я пожала плечами, однако тут же поняла, что вопрос был адресован не мне.

— Старейшина Савойского монастыря, — медленно проговорил Альгидрас с усилившимся акцентом.

— Алвар? — спросила я, однако Альгидрас не ответил, продолжая смотреть на приближавшегося к нам человека.

Почему-то я ожидала, что Алвар будет выглядеть по-другому. Хотя Альгидрас говорил, что Алвар молод, — сколько он сказал? Двадцать четыре весны? — на деле оказалось, что выглядит он даже моложе, несмотря на аккуратную черную бородку. Алвар был темноволос, темноглаз, со смуглой кожей. Одежда сразу выдавала в нем и его людях чужеземцев: темно-зеленые плащи спутников Алвара были украшены вышитым узором, непохожим на те, которые я видела здесь. На самом Алваре плаща не было. Его серо-зеленая куртка напоминала камзол, расшитый так же, как плащи его людей. Наверное, это что-то означало, но задуматься об этом я не успела, потому что меня вдруг окатило волной жара и я почувствовала резкое головокружение. Оно было настолько сильным, что я невольно ухватилась за запястье Миролюба, пытаясь удержать равновесие. Головокружение было сродни тому, что накатывало на меня в Свири, однако намного сильнее. У меня зазвенело в ушах, и мир пошатнулся. Дышать стало нечем.

Я наблюдала за приближением Алвара словно сквозь мутную пелену, чувствуя, как кровь пульсирует в ушах. Кажется, Миролюб что-то спрашивал, но я не могла ничего ответить. А потом Альгидрас взял меня за руку, и все прошло. Меня накрыло волной такого облегчения, какого я не испытывала никогда в жизни. Облегчения и благодарности. Я повернулась к Альгидрасу, сама не зная, зачем, то ли поблагодарить, то ли сказать, что все уже хорошо, однако он никак не отреагировал на мое движение, продолжая все так же пристально смотреть на Алвара. Миролюб тоже замолчал и, вытянув запястье из моей ослабевшей хватки, вдруг перехватил мою руку и сжал покрепче. Я понимала, что вряд ли такое возможно, но это выглядело так, как будто он тоже почувствовал, что со мной произошло. Я была благодарна им за эту молчаливую поддержку. Теперь у меня было достаточно сил для того, чтобы вновь посмотреть на приближавшихся людей.

Алвар остановился в нескольких шагах от нас и церемонно поклонился Миролюбу, приложив ладонь к сердцу:

— Да будут добры к тебе Боги, светлый княжич.

Он говорил с тем же акцентом, что и Альгидрас, только его речь звучала не так певуче и поэтому раздражала. Впрочем, возможно, раздражала она меня оттого, что это была именно его речь. Сейчас я уже ни секунды не сомневалась в том, что именно он был причиной моего состояния.

Миролюб вернул ритуальное приветствие, и только глухой мог посчитать его тон радушным. Впрочем, Алвара это, похоже, ни капли не смутило. Он еще раз улыбнулся княжичу и перевел взгляд на меня. Я почувствовала, как сердце в груди заколотилось, однако ничего не произошло, и кажется, мы с Алваром поняли это одновременно. Его губ коснулась улыбка, и, когда он посмотрел на Альгидраса, в его взгляде светилось веселое удивление. И так это веселье не вязалось с мрачным настроением нашей компании, что мне захотелось сказать какую-нибудь гадость, чтобы подпортить настроение и ему. Меж тем он произнес церемонную фразу о том, что никогда доселе не видал такой красоты и что княжичу достался настоящий драгоценный камень, который будет украшать долгие годы его княжество, а я подумала, что это цветистое восточное приветствие совсем не идет ему. И даже не потому, что эти слова были просто словами и на самом деле он так не думал, а потому что было видно — он не привык их говорить. Когда он закончил, я выдавила из себя некое подобие улыбки, означавшее, что я принимаю комплимент. Однако Алвар уже потерял ко мне интерес и всем корпусом повернулся к Альгидрасу. Пальцы Альгидраса, все еще сжимавшие мою ладонь, напряглись. Впрочем, он тут же взял себя в руки. Алвар же раскрыл объятия и сделал шаг вперед. Мне до смерти не хотелось, чтобы Альгидрас к нему подходил, несмотря на то, что я была уверена — сейчас Альгидрас сможет дать Алвару отпор. Смешно. У меня не было никаких оснований так верить в его силу, но я верила. При этом мое сердце все равно замерло от страха, когда Альгидрас выпустил мою ладонь и шагнул к Алвару.

— Брат Альгар, — промолвил тот, делая шаг навстречу не спешившему в его объятия Альгидрасу и стискивая его плечи. Альгидрас все-таки обнял Алвара в ответ.

В тот момент, когда их объятия сомкнулись, создалось впечатление, будто сам воздух задрожал. Я искоса посмотрела на Миролюба, пытаясь удостовериться, не схожу ли я с ума. По расширившимся глазам княжича я поняла, что он тоже это заметил. Меж тем, объятия уже давно должны были бы закончиться, однако ладонь Алвара, соскользнув с плеча Альгидраса, переместилась теперь на его спину, замерев между лопатками.

— Сколько весен мы не виделись, брат? — вполголоса произнес Алвар по-словенски, явно играя на публику.

— Ровно седмицу назад виделись, — напряженно ответил Альгидрас.

Алвар расхохотался, закинув голову, и, разжав объятья, сделал шаг назад.

— Никак не меняется, — покачав головой, сказал он Миролюбу, точно жалуясь на нерадивого младшего брата.

— Напротив, — ответил Альгидрас и вернулся на свое место рядом со мной.

— Мою радость при виде тебя извиняет то, что седмицу назад мне так и не довелось тебя обнять, — церемонно произнес Алвар и слегка склонил голову, вновь прижав ладонь к сердцу.

Альгидрас никак не отреагировал, продолжая разглядывать старейшину Савойского монастыря так, словно не мог решить, что делать дальше.

— Не ожидал увидеть тебя здесь, — наконец сказал он.

— Я знаю, брат. Знаю, — произнес Алвар, и отчего-то это прозвучало как угроза.

Миролюб кашлянул, и все взоры устремились на него.

— Так что же нужно старейшине Савойского монастыря в землях моего отца? — спросил Миролюб, даже не пытаясь придать своим словам вежливую интонацию. Впрочем, казалось, Алвара это ничуть не смутило. Он снова склонил голову в церемонном поклоне, словно извиняясь перед княжичем за то, что не сразу обратил свое внимание на него, и тут же произнес:

— Прости меня, великий княжич, что я совсем позабыл о приличиях, увидев здесь горячо любимого брата.

Я покосилась на Альгидраса, ожидая, что он как-то отреагирует на то, как охарактеризовал его Алвар, однако тот все так же разглядывал Алвара с абсолютно нечитаемым выражением лица.

— Почему ты назвал меня великим? — спросил Миролюб, изрядно удивив меня этим вопросом. — Что ты можешь знать обо мне?

Я вся превратилась во внимание, потому что мне тоже было очень интересно, что же может поведать Алвар о Миролюбе из того, чего не знаю я. А знала я прискорбно мало.

Тонкие губы Алвара растянулись в вежливой улыбке, которая, однако, не коснулась его глаз.

— Мне многое открыто, княжич. Ты велик как делами, так и помыслами. Особенно помыслами.

Миролюб улыбнулся в ответ, и улыбка эта получилась очень жесткой.

— Я повторяю свой вопрос: что ты можешь знать обо мне, чужеземец?

В этот момент он даже не пытался выглядеть радушным хозяином этих земель.

— Я с превеликим удовольствием отвечу на все твои вопросы, княжич. Для меня несказанная честь беседовать с тобой, — вновь церемонно поклонился Алвар. — Однако, я думаю, сейчас не время и не место.

— С чего ты решил, что время и место будешь выбирать ты? — спросил Миролюб, в упор глядя на Алвара. — Назови хотя бы одну причину, которая может удержать меня от того, чтобы не взять тебя под стражу прямо сейчас.

Краем глаза я заметила, как Альгидрас подобрался и обернулся к Миролюбу.

— Прости, коль обидел тебя, — обезоруживающе улыбнулся Алвар. — У меня и в мыслях не было говорить что-либо, что может огорчить тебя, княжич. Всему виной ваш язык, мне очень сложно говорить на нем. Если сомневаешься, спроси Альгара — ваш язык тоже давался ему хуже прочих.

Мне очень не понравилось то, как Алвар настаивает на своей близости с Альгидрасом, и то, что Альгидрас никак это не опровергает. Вспомнив сцену с людьми Алвара в лесу, я порадовалась тому, что рядом с нами нет воинов из дружины князя. Впрочем, мы были на рыночной площади, горожане сновали туда-сюда, и многие могли слышать этот разговор. А памятуя о том, что слухи здесь летели быстрее ветра…

Я посмотрела на Миролюба, ожидая его решения. Тот возвышался над всеми нами, как утес над камнями. Это придало мне уверенности, и я изо всех сил постаралась отогнать мысль о том, что Алвар и Альгидрас не совсем люди и обладают силами, с которыми Миролюб вряд ли сможет справиться.

Миролюб чуть прищурился, окинул Алвара медленным взглядом с ног до головы и отрывисто сказал какое-то слово, добавив: «Нынче вечером». Алвар еще раз поклонился, улыбнулся Альгидрасу, потом улыбнулся мне, и, несмотря на то, что его лицо отличалось правильными чертами, а его улыбка, если смотреть объективно, была красивой, мне он показался отвратительным… потому что испугал.

Глядя вслед Алвару и его людям, я подумала, что они похожи не на заморских гостей, а скорее на отряд бойцов, странно одетых, но двигающихся с выверенной четкостью. Стоило им отойти на несколько шагов, как четверо человек переместились так, что совершенно скрыли собой Алвара.

— Хорошо обучены эти братья, — заметил Миролюб вполголоса, красноречиво покосившись на Альгидраса.

— Они воины, — откликнулся Альгидрас, не отрывая взгляда от удалявшейся группы.

— Что еще я должен о них знать? — спросил Миролюб, поправляя край плаща так, чтобы тот укрывал левую руку. При этом я вдруг поняла, что он с напряжением ждет ответа Альгидраса.

Альгидрас набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул и пробормотал:

— Давайте посидим?

— Тебе плохо? — тут же спросила я.

Он повернулся, скользнул по мне невидящим взглядом, и я поняла, что ему действительно плохо. Альгидрас был очень бледен, на висках его выступил пот.

— Эй, хванец, ты как? — неловко спросил Миролюб.

Альгидрас вместо ответа кивнул и огляделся по сторонам, отыскивая взглядом, куда можно присесть.

— Вон там, — Миролюб указал рукой в сторону лавочки в углу площади.

Мы направились туда, и стоило нам приблизиться к лавочке, как Альгидрас тут же на нее опустился. Сев, Альгидрас вздохнул, утер лоб ладонью, посмотрел на влажную руку, вытер ее о штаны, а потом, задрав голову, медленно и четко произнес, глядя на Миролюба:

— Самое главное, что тебе нужно знать, княжич, это то, что ты не должен ходить на эту встречу.

— Почему? — тут же откликнулся Миролюб.

Альгидрас ответил с усилившимся акцентом, подбирая слова:

— Алвар опасен. Это… как ходить ночью в лес без оружия и верить, что дикий зверь не причинит тебе вреда.

— Чем он опасен?

— Алвар… — Альгидрас вздохнул, словно раздумывая. — Я не могу это объяснить.

— Уж попробуй как-нибудь, — настаивал Миролюб.

— Алвар обладает силой, которую… вы не поймете до конца.

— Глупцами нас считаешь? — недобро прищурился Миролюб.

Альгидрас какое-то время разглядывал княжича, прежде чем помотать головой. Выглядел он и вправду плохо, так, словно ему не мешало бы прилечь.

— Может, пойдем? — негромко произнесла я, и они оба уставились на меня так, точно успели забыть о моем существовании.

— Ты посидишь тут немного? — хмуро спросил Миролюб Альгидраса.

Альгидрас кивнул, потом посмотрел на меня и произнес:

— Хорошо все.

Миролюб взял меня за запястье и потянул в сторону рядов. Расстояние до торговцев мы прошли в молчании. Я старательно перешагивала через лужи, удивляясь, как не заметила их, когда мы шли сюда. Миролюб шел напрямик, не слишком обращая внимания на то, что его сапоги и весь низ плаща пачкаются жидкой грязью. Когда я замешкалась, решая, перепрыгнуть или обойти очередную лужу, Миролюб чуть сильнее сжал мое запястье, и я, почувствовав что-то металлическое, бросила быстрый взгляд на его руку, с удивлением заметив перстень, который не видела ранее. В Свири он ничего подобного не носил, только браслет, которым крепился рукав его рубахи. Я перепрыгнула через лужу, Миролюб наконец выпустил мою руку и деловито спросил:

— Сладкое любишь?

Я с удивлением уставилась на него, но он, похоже, не шутил. Мне ничего не оставалось, как растерянно кивнуть. Положив ладонь мне между лопаток и слегка подталкивая вперед, Миролюб уверенно направил меня к одному из лотков. Он купил два яблока в меду, которые были нанизаны на тонкие выструганные прутики. Первое яблоко Миролюб протянул мне, прежде чем забрать второе у торговца. Я разглядывала лакомство и думала о том, что в своем мире никогда не пробовала яркие, глянцевые, как будто нарисованные сахарные яблоки, которые продавались на всяких увеселительных мероприятиях.

— Можно есть прямо здесь? — спросила я.

Миролюб впервые за долгое время улыбнулся и просто кивнул. Я осторожно откусила кусочек. Яблоко было мягким и очень сочным. А еще невероятно сладким.

— Нравится? — спросил Миролюб.

Я кивнула:

— Очень необычно, но вкусно.

Миролюб усмехнулся чему-то и проговорил:

— Пойдем к хванцу.

В этот раз мы обошли площадь по большой дуге. Миролюб выбирал места посуше. Я жевала яблоко, больше не чувствуя вкуса, и в моем мозгу билась мысль, что я только что себя выдала. Всемила не могла в первый раз пробовать это лакомство. Я смотрела на спину Миролюба, укрытую плотным плащом, вновь и вновь прокручивала в голове его реакцию на мои слова и понимала, что он не был удивлен. Не обратил внимания? Или же все было гораздо хуже?

Альгидрас, увидев наше приближение, вскинул голову, однако вставать не спешил. Перед ним, привалившись спиной к его ногам, лежала замызганная псина. Альгидрас ласково гладил доверчиво подставленную шею и что-то бормотал собаке.

— Как у него так получается? — не удержалась я.

Миролюб лишь хмыкнул.

Когда мы подошли совсем близко, собака встала и потрусила прочь, то и дело оглядываясь на Альгидраса. Тот отряхнул руки, обтер их о штаны, поднялся и с недоумением уставился на протянутое ему медовое яблоко.

— Ну, бери, чего стоишь? — неловко пробормотал Миролюб, подпихивая угощение практически под нос Альгидрасу. Тот перехватил прутик, поднял совершенно обалделый взгляд на княжича и спросил:

— Это мне?

— Тебе, тебе.

Альгидрас посмотрел на меня, потом снова на княжича.

— Я такое не ем, — недовольно проговорил Миролюб. — Пока болел, — он дернул укрытой плащом левой рукой, — меня ими так закормили, что теперь даже смотреть в их сторону не могу.

Альгидрас откусил кусок яблока и, задумчиво прожевав, сказал:

— На острове такого не было. Или, может, не помню? А в монастыре сладости не жаловали, — он тут же усмехнулся, словно что-то вспомнив: — Хотя Алвар раз мне орехи в меду приносил. Когда меня по его вине чуть не запороли до смерти.