Княжья доля Елманов Валерий

Глава 15

Каждому свое

• А нам на белое и черное
• Себя никак не разделить,
• Ведь свет в нас вплавлен в нечто темное
• И потому душа горит.

Л. Ядринцев

На следующий день ни Минька, ни Славка долго ждать себя не заставили — заявились с самого утра, о чем тут же доложил Константину Епифан:

— Там мальчонка тот, которого в лесу подобрали, к тебе, княже, просится. Слово молвить хочет. Да еще тот молодец буйный, который тиуну твоему руку отломил, тоже с ним.

— Зови, — распорядился Константин. — А сам будь рядом. Ежели что, кликну.

Епифан молча кивнул и вновь исчез, зато в дверях появились Минька со Славкой.

— Дверь, — произнес негромко Константин.

Славка нахмурился недоумевающе. Потом до него дошло, и он закрыл за собой дверь.

— Выспались, поели? — поинтересовался Константин.

— Да нормально, — пожал плечами Славка. — Епифан у тебя шустрый мужик. И спать уложил, и покормил с утра.

— Правда, вместе со слугами, — съязвил Минька. — Но мы понимаем, не князья, чай. И на том спасибо.

— Не за что, — в тон ему отозвался Константин. — И вот еще что. Сразу начнем первый урок придворного этикета. Зашли к князю, поклонились низко, спросили: «Вызывал, княже?» — и молча слушаете, что я скажу. Между прочим, Епифан заметил, как вы сюда без поклона вломились.

— Прямо сейчас приступать? — ершисто осведомился Минька, а Славка добавил, ерничая:

— Никакой жалости у тебя, княже, к своим верным слугам. А ну как спина переломится? Как служить тебе дальше будем?

— Дураки вы оба, — беззлобно парировал Константин и обреченно махнул рукой на Миньку. — Ну он-то ладно, сопля еще, не понимает ни черта, а тебе стыдно должно быть.

— Мне двадцать три на самом деле, — сразу обозлился Минька. Ссылки на юный возраст достали его еще в двадцатом веке, среда более солидных коллег, которые, правда, кроме немалого количества прожитых лет, почти ничего в активе не имели. Учитывая, что здесь ему на вид и вовсе лет тринадцать, впереди этих подколок тоже светило предостаточно.

— А Вячеславу, — парировал Константин, — двадцать восемь было. А мне так вообще под сорок. И не о годах речь. Просто другие, если заметят, что дите не кланяется, решат, что неразумен еще, глуп, что с мальца возьмешь — научится. А тебе-то, — заявил он Славке, — уже восемнадцать, не меньше. Тут другие разговоры будут. Скажут, что князь ему позволяет много, видать, подобрел шибко, и тоже соответственно себя поведут.

— Непривычно просто как-то, — неловко улыбаясь и чувствуя собственную неправоту, пожал плечами Славка. «Да и унизительно», — очень хотелось ему добавить, но он сдержался. Однако Константин точно угадал его мысли, потому что тут же добавил:

— Ты, Вячеслав, человек военный и должен понимать, что этот поклон — никакое не унижение, а просто как бы узаконенная форма приветствия, ну, — он замялся, подбирая нужные слова, и наконец нашелся: — Типа отдания воинской чести начальнику. Я старше тебя по воинскому званию — князь, то бишь генерал или как минимум полковник. Ты же едва-едва в дружину зачислен, да еще учиться всему надо — стало быть, в звании курсанта, не выше. Только там рука к головному убору прикладывается, а здесь поклон отвешивается — вот и вся разница.

— Ну, если отдание воинской чести — тогда убедил. — Славка тут же как-то неловко согнул спину под прямым углом и ворчливо осведомился: — Хватит, что ли?

— Ниже, ниже, — безжалостно давил голос Константина. — Рукой должен пола коснуться. Вот теперь нормально. А ты, орел, особого приглашения дожидаешься? — обратился он к Миньке, который, нахмурившись, глядел на князя.

— Насколько я помню, — взбрыкнул тот, — отдание воинской чести обоюдное. Вот он тебе отдал, теперь ты ему должен. А иначе нечестно будет.

— Ну, не двадцатый же век кругом! Здесь свои правила, — возмутился непонятливостью Миньки Константин и наконец-то, чуть ли не в первый раз, встретил со стороны Славки поддержку. Тот отвесил звонкий подзатыльник по вихрастой голове мальчишки и безапелляционно заявил:

— Я, курсант, кланяюсь, а ты, сопля зеленая, еще и в суворовцы не пролез, а туда же, взбрыкивать. В чужой монастырь со своим уставом не ходят — слыхал такое?

— Ну, слыхал, — буркнул Минька.

— Тебе же сказано, что унижаться никто не заставляет, а отдать средневековую воинскую честь обязан, коль тебя на службу приняли.

— Какую службу? — не понял Минька. Константин тоже вопросительно посмотрел на Славку и поинтересовался:

— О чем это ты?

— Неужели не помнишь, как он вчера к тебе просился? Я так думал, что ты его принял, коли с собой прихватил. Но в конце концов не поздно и передумать, если он так кочевряжится. Нехай по его спине опять тиун своей шелепугой[34] прошвырнется. — И в ответ на удивленный взгляд Константина широко улыбнулся. — Я это слово уже на третий день пребывания здесь запомнил, после того как ею по мне прогулялись от души. Вот странно, — удивился он. — Мозги в голове находятся, а знания куда лучше совсем через другое место доходят. Может, наш Ньютон это как-то объяснить сможет.

Он повернулся к Миньке и тут же отвесил ему еще один звонкий подзатыльник.

— Ну, что застыл. Репетируй, — и, решив проявить великодушие, заявил: — Чтобы тебе не скучно было, я с тобой вместе прием отрабатывать буду. Делаем раз. — Он низко согнулся, касаясь рукой пола. Минька, засопев, принял такую же позу.

— Рукой, рукой до пола доставай, — вошел в азарт Славка.

— Да не могу я, — пыхтел Минька. — У меня ноги слишком длинные.

— Значит, ниже склоняйся, — не признавал никаких оправданий Славка. — Вот так нормально. Делай два — весело разогнулись и сразу, пока не забыли урок, повторим. Делай раз. Делай два. Раз. Два. Раз. Два. А теперь отдание средневековой воинской чести в комплексе, без подсчетов. И… Ну вот, — облегченно сказал Славка, разогнувшись. — Видишь, это совсем не больно.

Он ласково похлопал Миньку по плечу, но тот набычившись, недовольно сбросил его руку.

— А вот злиться ни к чему, — заметил Константин.

— Правильно, — подхватил Славка. — Нет чтобы со старших товарищей пример брать. Я вон капитан, хоть и бывший, а перед гражданским человеком, шпаком то есть, спину согнул, и ничего зазорного. Потому как он сегодня мой воинский начальник, а я простой дружинник.

— Верно говоришь, — согласился Константин. — Но только одна маленькая оговорка. Я и в нашем веке хоть и шпаком, как ты говоришь, был, но воинское звание имею.

— Ефрейтор поди? — благоговейно вопросил Славка.

— Бери выше.

— Тогда младший сержант? — попытался угадать Славка и после отрицательного ответа неожиданно и для Миньки, и для Константина вновь склонился до земли. — Неужто до самых высоких чинов дошли? До самого старшины дослужились? Тогда слава вам и почет.

— До капитана, — кратко ответил князь, после чего Славка издал какой-то непонятный звук, будто он чем-то подавился, и поднял голову, не разгибая спины.

— Врешь, — недоверчиво протянул он.

— Нет. В институте лейтенанта дали. Два года взводом командовал. Потом старшего присвоили. А недавно, лет пять назад, вспомнили неожиданно и капитана дали. Запаса, разумеется.

— Ага, — озадаченно произнес Славка, не зная, как еще отреагировать на неожиданную новость, и тут же, наконец-то разогнувшись, скрывая нахлынувшее смущение, напустился на Миньку: — Ты понял, вахлак. С тобой два офицера нянчатся уже битый час, а ты еще нос воротишь. И то ему не эдак, и это не так. Ну, ничего-ничего. Мы тебя втроем живо научим Родину любить.

— А кто третий? — все еще хмурясь, спросил Минька.

— Как это кто, — изумился Славка. — Он, я и шелепуга. Без нее, родимой, никак. Это тебе не двадцатый век. Чай, средневековье, людишек не хватает, где уж тут на каждого дурака гуманизма набраться.

— Ладно вам над человеком издеваться, — наконец не выдержав, заулыбался Минька.

— Ну а раз ладно, стало быть, приступим к делу, — Константин уселся и скомандовал: — Позовите-ка мне Епифана. Он там возле двери топчется.

— Слушаюсь, княже, — мгновенно согнулся в низком поклоне Славка и, приоткрыв дверь, крикнул: — Эй, Епифан, князь тебя самолично кличет, видеть желает. — И тут же повернулся к Константину, угодливо склонив голову набок и заглядывая в лицо князю: — Ладно ли, княже?

— Ладно, — не стал подлаживаться под его дурашливость Константин и, улыбаясь, торопливо, чтобы успеть до появления Епифана, сделал последнее замечание: — Если бы еще ерничать перестал, вовсе цены бы не было.

— Звал, княже? — пробасил возникший в дверях Епифан, и Славка не успел ничего ответить.

— Этому молодцу конягу надо дать добрую, одеть как подобает, да бронь[35] и еще меч… крыжатый[36], — вспомнил князь вовремя, всего чуть-чуть помешкав в перечислении. — Да еще засапожник[37]. Ну, словом, все как дружиннику. Берем мы его.

— Ясно, княже, — кивнул утвердительно Епифан.

— Думаю, что дня через три после пирка с боярами Ратьша проверит, какова выучка у дружины моей. Силу, ловкость, сноровку в ратном деле, да в стрельбе из лука, да на мечах, так что воям скажи, пусть готовятся. Этому же, — Константин указал на Миньку, — поутру завтра приготовь пятерых холопов обельных и телег штуки три, не менее. Да припасов побольше, дней на двадцать. Ну и бронь со всем прочим не помешает.

Епифан недоверчиво покосился на изобретателя.

— Малец вовсе. Кто его слушать будет? — усомнился он.

— Найди послушных холопов. Да скажи, что, ежели они все будут делать в точности так, как он велит, и ежели он все сыщет, что надо, чрез полгода волю дам всем.

— Эдак мы вовсе без людишек останемся, — возразил Епифан. — Негоже так-то.

— А сколько их ныне у нас? — осведомился князь.

— При дворе с десяток, да в полях еще десятка два спину гнут.

— А кто они такие — половцы или кто еще? Я что-то запамятовал.

— Да какие там половцы, — махнул рукой Епифан. после чего, недоверчиво глянув на князя, спросил: — Или впрямь не помнишь? Опять?

— Точно, — подтвердил Константин и, дабы окончательно убедить в этом Епифана, принялся, болезненно морщась, растирать пальцами виски.

— Эко скрутило, — сокрушенно вздохнул стремянной и, вспомнив вопрос князя, усмехнулся в бороду. — Наши холопы, рязанские.

— Это как же? — опешил от неожиданности Константин.

— Так, — пожал стремянной плечами. — Их тебе князь Глеб подарил как твою долю.

— Какую долю? — вновь не понял князь.

— Ну, когда позапрошлым летом ты да князь Глеб с пронским князем свару учинили. Три сельца пограбили, посады у Пронска пожгли — тогда и холопов заимели. Поначалу больше было, да ты их по боярам своим раздал.

— Вот как, — протянул Константин, не зная, что тут еще сказать. Краем глаза он увидел, как недовольно нахмурился Славка, как презрительно усмехнулся Минька — вот, мол, она какая, власть-то княжеская. Да и у самого на душе кошки заскребли. Конечно, он знал и про смердов, и про холопов, в том числе обельных или полных, но впервые услышал, что таковых и у него самого немалое число, да еще каких — своих же рязанских мужиков.

— Тогда скажи так. Тем, кто пожелает с мальцом идти и назад вернется, все исполнив по чести, через год отсюда домой вольным человеком на коне уедет, — медленно произнес Константин, взвешивая каждое слово, и в конце речи украдкой, краем глаза заметил, как просветлели лица обоих, а Минька и вовсе заулыбался.

— Так остальные все заволнуются, — глухо произнес Епифан, и по его лицу, надежно укрытому черной бородой, нельзя было узнать, как он сам отнесся к этой новости.

— Им тоже волю пожалую, едва только этих отпущу.

— Если люди домой вернутся, немало свечей в церкви за твое здравие возгорится, княже, — вновь так же глухо произнес Епифан. — А дозволь узнать, с боярскими холопами как будет?

— Это не мое дело — боярское, — вздохнул Константин. — А то получится: правой рукой дадено, а левой назад взято. — И снова вскользь отметил, как омрачились лица бывших жителей двадцатого века.

— И моя сестрица тоже останется? Ты ж обещал, княже. Одна она у меня и осталась на всем белом свете, никого более нет, — голос Епифана звучал уныло и безнадежно, и Константин скорее догадался, нежели увидел, что тот посильнее сжимает дрожащие губы, дабы не увидел князь, не разглядел чего под бородой.

Лица стоящих у двери Миньки со Славкой еще больше вытянулись.

— Прости, княже, что не сдержался, на людях к тебе с просьбой дерзкой посмел обратиться, но мне сегодня человечек верный доподлинно сказывал, что на нее Митрошка, сынок боярский, уже губы свои слюнявые облизывает. У холопки, вестимо, заступы нет. — И он вновь выжидательно уставился на князя.

— Сейчас иди, — кашлянул Константин. — Я тут им пока наказ дам, а потом зайдешь сызнова. Не боись, — он ободряюще подмигнул Епифану, — что-нибудь да надумаем.

— Ага-ага, — закивал стремянной и уже на выходе низко поклонился. — Благодарствую, княже.

Едва он ушел, как к столу подскочил Минька:

— Видал, какие дела творятся? Не-ет, тут без революции никак не обойтись. Всех вас под одну гребенку драть надо. — И он с силой хряпнул детским кулачком по дубовой столешнице.

— И меня тоже? — грустно усмехнулся Константин.

— А ты чем лучше других? Всего ничего княжишь, а уже во вкус вошел. Небось, от власти отрекаться не собираешься?

— Не собираюсь, это ты верно заметил, — Константин говорил устало, но тон его был уверенный. — Пойми, свято место пусто не бывает. Уйду я — придет другой, куда хуже. Для всех остальных-то это в порядке вещей. Или силой предлагаешь порядки менять? А с кем? С крестьянами да ремесленниками? А у бояр с князьями дружины.

— Свое войско создадим, — крикнул Минька. Славка, опасливо прикрыв поплотнее дверь, подсел рядом.

— Нет, тут и впрямь что-то менять надо. Не сгоряча, конечно. Тут не шашкой махать — раз и все. Но и то, что сейчас творится, тоже не дело, — поддержал он мальчишку.

— Не дело, это ты верно говоришь. Но и сгоряча точно нельзя за такое браться, — Константин, указав на Славку, посоветовал Миньке: — Ты его бы хоть послушал. Я ведь согласен целиком и полностью. Конечно, надо много чего менять. Но ведь не сразу. Иначе опять семнадцатый год будет. С одной стороны бояре с князьями встанут, а с другой — я с крестьянским войском. А за них еще половцы подпишутся, Церковь горой встанет. Одолеем мы махину эту? Да ни за что.

— Ну, оружия мы тоже накуем — все рабочие, то есть ремесленники, за нас горой будут. Опять же порох у нас будет, а это мины, гранаты, пушки, а в перспективе пистолеты и ружья, — уже более рассудительно, слегка остыв, заявил Минька.

— Так ты же сейчас бунта требуешь, когда ничего этого и в помине нет, — всплеснул руками Константин.

— Ну, сейчас да — рано, — вздохнул Минька, с трудом отказываясь от своей красивой, но утопической мечты.

— Слава богу, понял, — даже перекрестился Константин на висящие в углу мрачные образа икон. — Вот я тебя и посылаю на поиски завтра.

— А чего искать-то? — не понял Минька.

— Сам же говорил, — удивился князь. — Тебе для пороха нужны калиевая селитра, древесный уголь и сера. Вот езжай и ищи. Людей даю, будешь у них начальником. Где искать-то, ты хоть представляешь? — спросил он после недолгой паузы.

Минька вяло махнул рукой.

— Древесный уголь сами состряпаем. Калиевая селитра? Ну, это тоже не смертельно. Сам калий находится даже в поташе. Ты же историк — знаешь.

— Поташ знаю. Его из древесной золы испокон веков добывали, и сейчас наверняка этим занимаются, — пояснил Константин, повернувшись к Славке.

— Ну а сама селитра — это калий и плюс азот. С ним тоже проблем не будет.

— Остается достать серу? — подытожил Константин.

— Тоже не страшно. Из пирита извлечем.

— Из чего? — не понял Славка, с уважением посмотрев на Миньку, и даже протянул было руку, чтобы погладить его по голове, но потом передумал.

— Из пирита, — повторил тот. — Ну, минерал такой. Цитирую упрощенное название для особо тупых. — Он как бы между прочим посмотрел невинно на Вячеслава, потом на князя и, поджав губы, произнес: — Серный колчедан. Между прочим, один из самых распространенных минералов класса сульфидов.

— Какого класса? — Вячеслав приставил ладонь к уху и склонился поближе к Миньке.

— Сульфидов! — гаркнул ему туда малолетний изобретатель и довольно заулыбался, когда оглушенный Славка, отпрянув, принялся энергично прочищать его, ворча при этом:

— Говорила мне, дураку, мамочка в детстве, учи, сынок, географию. Нет же, идиот, не послушался.

— Это не география, — хмыкнул Минька, — а химия.

— И про химию мне мамочка говорила, — покладисто согласился с ним Славка.

— И еще геология, — ехидно добавил тот.

— И про…. Нет, позвольте, ее в школе не было. А, ну да, говорила мне мамочка — иди, сынок, в институт учиться, — сменил пластинку Славка. — Так ведь нет, прямо как в пословице получилось. Было у мамы три сына: двое умных, а третий — офицер.

— Если это к нам применить, — добавил Минька, желая отыграться за все, — то получится, что один умный, а двое — офицеры.

— Причем один в запасе, — тут же поддержал его Славка.

Константин слушал их, улыбаясь и понимая, что идут последние секунды такой полнейшей расслабухи. Завтра-послезавтра эти болтуны разъедутся и вернутся очень не скоро. «Если вообще вернутся», — мелькнула в голове шальная мысль, но он тут же отогнал ее от себя, суеверно боясь накликать беду. Наконец Костя решил, что веселье пора заканчивать, и оборвал весельчаков.

— Стало быть, ты задачу уже понял? — обратился он к Миньке. — Ничего пояснять не надо?

— Да ясно все. Поиск компонентов для пороха, — пожал тот плечами.

— Ну а если ясно — действуй. Епифан со Зворыкой тебя всем снабдят. Будут все обращаться к тебе «господине». Для авторитета, — пояснил Константин. — И имей в виду, что полное имя от Миньки здесь Миней, а тебя, как я полагаю, Михаилом в двадцатом веке звали?

— Ну да, — недоуменно ответил тот.

— Уменьшительное от него будет Михалка. Но лучше, если полностью, а то и по имени-отчеству.

— Так смеяться будут.

— Два-три дня, ну, с недельку от силы. Зато потом уважения прибавится. К тому же с тобой дружинники будут, так что до откровенных насмешек не дойдет, а если умение проявишь, то вмиг авторитет поднимается. На Руси знатоки да специалисты уже сейчас в почете.

— Только панибратством не увлекайся, старина. Оно, конечно, не армия и не внутренние войска, но начальник в любом деле должен быть, и если вась-вась со всеми будешь, то сразу слушаться перестанут, — добавил Славка.

— А главное — лишнего не сболтни, — предостерег его Константин. — Помни, что порох — это наше секретное оружие, и если догадается кто, из чего его производят, то уж нужную пропорцию найти — раз плюнуть. Да и на привалах, по вечерам не больно-то рассказами увлекайся, а то трепанешь чего-нибудь, про восстание Спартака, к примеру, или про нашу революцию, так потом беды не оберешься.

— Так что ж мне, молчать, блин, все время? — не выдержав, взорвался Михалка. — А если спросят что-нибудь?

— Спросят — ответь, — осадил его Константин. — Только не торопясь, степенно. А насчет молчать — это ты в самую точку попал. Очень уж у тебя речь загрязнена атавизмами разными от двадцатого века.

— Атавизм, кажется, пережиток прошлого? — Славка скорчил невинную рожу, но бесенята в его глазах так и прыгали.

— Верно, — согласился Константин. — Но в данном случае это пережиток будущего.

— Красиво сказано, — немедля восхитился бывший спецназовец и толкнул в бок Михалку: — Учись, Минька, как надо из щекотливых положений выползать. Легким движением руки, пардон, языка с ног на голову переставил — и все. Вот это по-княжески. Это я понимаю. Ой, да ты у нас переименованный, а я все по-старому. Извиняй, Михалка.

— А ты не больно тут веселись, — утихомирил его Константин, не давая начаться очередной словесной перепалке. — Сейчас Михаил Юрьевич нас покинет, и я тобой займусь. Вплотную.

— Тогда я останусь, — заинтересовался грядущей веселой перспективой Михалка. — Не хочу кайф упускать.

— Ты уже его весь упустил, — повернул к нему голову Славка. — Он у тебя весь в том веке остался. А здесь средневековье. Тяжелая работа, князь и я, а вместо кайфа шелепуга, — вовремя ввернул он про плетку, после чего Минька помрачнел, вспомнил что-то неприятное и, вяло махнув рукой, пошел к двери, но на полпути остановился и хитро глянул на оставшихся.

— Кстати, вот вы меня шугаете все время, пристаете с ерундой разной, а у меня деловое предложение есть. Чуть не забыл из-за ваших глупостей.

— Какое?

— Насчет ускорения процесса. Я предлагаю запараллелить его и пустить двумя линиями.

— Переведи, — попросил Славка. Константин молчаливо присоединился к его просьбе.

— Пусть кузнецы по моим выкладкам и чертежам приступают к отливкам форм, — охотно пояснил Минька. Быть в центре внимания ему нравилось всегда. К тому же это здорово помогало думать. При наличии благодарных слушателей он не только охотно и в достаточно популярной форме излагал уже созревшие идеи, но еще и с искрометной легкостью, безбожно импровизируя, тут же, на ходу, совершенствовал их, вносил новшества в придуманное ранее.

— Отливки должны быть разных размеров и форм. Все тщательно пронумерованы. Основных видов — два. Наступательная граната типа РГ-42 и оборонительная типа лимонки. Главная задача, чтобы их сделали — это где-то штук сорок-пятьдесят — к моему приезду. Получится, что у меня будет порох готов, одновременно и формы, куда его засыпать. Помимо этого — учитывая требуемую вами секретность, а также взрывоопасность пороха и необходимость строго соблюдать специфику его хранения, — надо построить специальные помещения. Что-то типа складов и мастерских. Это тоже с тебя, княже, — и, нарочито нахмурив брови, добавил: — Чтоб к моему приезду все было готово, а не то… — И, не зная, что еще сказать, в качестве убедительной концовки он с силой грохнул кулачком по столу, но тут же возмущенно зашипел, потирая ушибленную руку, и гордо пошел на выход.

— Ну, вылитый Кулибин, — восхищенно пропел Славка вслед уходящему Миньке. — Вот что делает с человеком нежелание пахать и сеять, как все добрые люди. Идеи так и посыпались горохом.

— Ты заканчивай тут остроты метать, — призвал бывшего спецназовца к порядку Константин. — Он, кстати, все умно и правильно сказал и, в отличие от тебя, уже завтра делом займется.

— Извини, — ухмыльнулся тот. — Я ж только пока мы одни. Считай, что это у меня реабилитация психологическая.

— От чего?

— От всего хорошего. В нашем веке — Чечня. Я же только-только возвращался оттуда, когда меня в поезде прихватило. Ну а начиная с февраля — новый век, новые знакомства, а главное, — он зябко передернул плечами, — масса потрясающих и неизгладимых впечатлений.

— Извини, старина. Искренне сожалею…

— Но помочь ничем не могу, — перебив, продолжил Вячеслав. — Мне это уже говорили. Правда, в том веке. В этом еще нет — ты первый.

— Как раз помочь могу. Если хочешь, конечно, — не согласился с ним Константин.

— Интересно, чем же?

— Экипировка твоя — дело пустячное, можно сказать, минутное. На отдых и привыкание к новым условиям даю тебе три дня. Пей меды, ходи рыбу ловить на Оку. Здесь клев о-го-го какой. Лопай от пуза, на солнышке валяйся.

— А потом?

— Ну, тут уж извини. Смотр дружины делать буду вместе с Ратьшей, а ты поглядишь, кто на что горазд. Потом с Константином, тезкой своим, в лесок отправлю. Он тебя две недели учить будет. Или три. Словом, пока не обучишься. Что-то типа курса молодого средневекового бойца. Ну а после в дружине послужишь пару месяцев. Присмотришься. Кто из воев, ну, это воины так здесь называются, — сразу поправился Константин, чтобы Славка все понял, — годится лишь для того, чтобы девок щупать, или пришел в дружину, чтобы сладко спать, сытно жрать да мародерничать и простых жителей обижать, — возьмешь на заметку. Оставишь лишь чистых духом, за Русь душой болеющих, народ любящих и за князя своего готовых хоть в огонь, хоть в воду, хоть к черту на рога.

— По принципу личной преданности, значит, — Славка криво ухмыльнулся. — А меня, стало быть, в главные стукачи вербуешь. — И он начал медленно привставать с лавки.

— Сядь! — хряпнул князь кулаком по столешнице. — Я понимаю, что у тебя нервы ни к черту, но ты хоть до конца дослушай. Преданность должна только в том заключаться, чтобы не боялись со мной идти куда угодно. Если увидишь, что я не в ту сторону повернулся, можешь не только сам уходить, но и всю честную компанию с собой прихватить.

— Ого, какая привилегия сразу, — восхитился Славка и тут же ехидно осведомился: — Это ты мне по блату такие льготные условия предлагаешь?

— Между прочим, в этом веке на Руси не только простые крестьяне, но и дружинники, да даже бояре всегда вольны были в выборе своего князя. И поменять его тоже беспрепятственно могли. Не понравился — развернулись и ушли к другому. Так что никакого блата, обычная практика. Только ты мне пообещай, что вначале в глаза все выскажешь. Вдруг ты ошибаешься. Подумаешь, что я одного добиваюсь, а я совсем другого хочу.

— Ну, это я могу пообещать, — мрачно буркнул Славка.

— Что же касается стукача, то это ты тоже напрасно ляпнул. Мне имена не нужны, ты их сам повыгоняешь, когда я тебя начальником над всеми поставлю или, как здесь говорят, тысяцким.

— Ух ты, — качнул головой мгновенно смягчившийся будущий начальник. — Командиром полка, стало быть, назначаешь.

— Бери выше, — улыбнулся Константин. — Министром обороны. Только сделаем мы так. После того как ты месячишко в рядовых покрутишься, назначу тебя десятником. И тут уж ты не зевай, отбирай к себе под начало тех, кто позже и сотни, и тысячи возглавить сможет. Преданность преданностью, но смышленость человека, пожалуй, поважнее будет. Услужливый дурак, знаешь ли, может такой вред принести, какого и от врага не получишь. Мне бездари не нужны, тем более что я сам во многих вопросах абсолютный профан. А раз так, то единственная верная возможность продержаться у руля, чтобы княжеское кресло подо мною не закачалось, так это окружить себя профессионалами высшей пробы. Да чтоб в каждом деле не один человек был, а хотя бы два-три. Знаешь, как в футболе. Чтоб на любую позицию всегда запасной был, если основной игрок вдруг травму получит.

— Разумно, — согласился Вячеслав. — Дальше я в сотники, а их в десятники всех, так?

— Точно, — подтвердил Константин. — Ну а потом ты в тысяцкие, своих первых — в сотники, а всю сотню — в десятники. И дальше муштруешь.

— А дальше-то зачем? — не понял Вячеслав.

— А затем, чтобы каждый сотник твою тысячу вести мог. И не только твою, а любую. Да не одну, а две-три. Словом, сколько дадут.

— И откуда же ты возьмешь столько народу?

— А мужиков призывать будем и учить ратному делу. Чтобы, если половцы навалятся, так в каждой деревне на их десяток наш только один погиб бы. Сейчас же все наоборот, вот они и лазят по чужим огородам безбоязненно. А чего им опасаться-то? Пока князь с дружиной соберется, их уже ищи-свищи, как ветра в поле.

— А если в самой степи облаву сделать?

— Сил немерено надо. Так что не получится. К тому же, знаешь, лучше известное зло, нежели неизвестный ужас. Это я про татар, — тут же пояснил Константин свою мысль. — Не забудь, что через семь лет нас всех Калка ждет.

— А половцы при чем?

— Они первый, самый страшный удар татар выдержали. Кстати, где-то в районе Северного Кавказа.

— О господи, — застонал Вячеслав. — Неужели ты мне сейчас скажешь, что нам придется опять туда ехать?

— А ты сам как мыслишь, лучше у себя на земле драться и кучу народу положить или на чужой территории и малой кровью истребить гадов?

— Где-то я эту последнюю фразу слышал, и, по-моему, она сильно сказкой отдает, — не удержался, чтобы не сострить, Вячеслав. — Эдакой романтической, красивой, но несбыточной.