Каждый вдох Спаркс Николас

Ужин на веранде

Дорога от пирса до «Клэнси» занимала несколько минут. Заведение понравилось Тру еще до того, как он поднялся с пляжа на террасу: оттуда доносилась музыка, голоса посетителей и смех. Вверху лестница заканчивалась деревянной аркой, украшенной рождественской гирляндой с белыми лампочками и выцветшими буквами, составлявшими название ресторана.

Террасу освещали составленные группами факелы тики – пламя трепетало на ветру. Облупившиеся барные столики со стульями от других гарнитуров у перил как бы обрамляли деревянные столы в центре, половина из которых оказались свободны. В зале тоже были пустые места. Слева располагалась кухня, а в баре, где почти никого не было, стоял музыкальный автомат. На каминной полке красовалось пушечное ядро, а декор в этой части зала был выдержан в морском стиле, там висели старинный деревянный штурвал (дань уважения Черной Бороде) и морские сигнальные флажки. Пока Тру осматривался, из распашных дверок появилась официантка лет пятидесяти, несшая поднос с едой.

– Вы присаживайтесь, где нравится, в зале или на террасе, – сказала она на ходу. – Сейчас я вам меню принесу.

Вечер был слишком хорош, чтобы сидеть в помещении, и Тру занял один из барных столиков у перил, сев лицом к океану. Луна только-только поднялась над горизонтом, водная гладь в ее свете слегка серебрилась, и Тру вновь остро ощутил контраст между Сансет-Бич и знакомым ему миром, пусть в основе своей они и были схожи. Ночью буши темны, таинственны и полны скрытых опасностей; океан сейчас казался таким же. Днем Тру легко решился сплавать до пирса, но страх плыть ночью таился в нем на глубоком, почти подсознательном уровне.

Официантка принесла меню и поспешила обратно на кухню. Из музыкального автомата звучала песня, которую Тру, как обычно, не знал: сопровождая туристов, он нередко слышал, как речь заходила о фильмах или телешоу, которых Тру никогда не видел; так же обстояло дело с песнями и рок-группами. Он, естественно, знал «Битлз» и пел их песни под гитару, а еще Боба Дилана, Боба Марли, Джонни Кэша, Криса Кристофферсона, «Иглз» и Элвиса Пресли, смотря по настроению. Песня из музыкального автомата показалась ему интересной, хотя, на вкус Тру, в аранжировке чересчур усердствовал синтезатор.

Он пробежал глазами меню, приятно удивившись большому выбору морепродуктов, помимо вездесущих бургеров и жареной картошки. К сожалению, морепродукты в основном предлагались сильно прожаренными. Выбор в итоге сузился до тунца на гриле и морского окуня на сковороде. Тру закрыл меню и снова принялся смотреть на океан.

Официантка вынесла с кухни поднос с напитками, останавливаясь у некоторых столиков, и ушла в зал, даже не посмотрев в сторону Тру. Он несколько удивился, но решил, что торопиться некуда, впереди вся ночь.

Почувствовав какое-то движение у входа, Тру поднял глаза и с изумлением увидел Хоуп, ступившую на террасу. Они, наверное, спустились на пляж одновременно. На мгновение Тру даже подумал: может, она видела его и пошла за ним, но прогнал эту мысль, удивляясь самому себе. Тру отвернулся к океану, чтобы Хоуп не заметила его взгляд и не решила, что он ее рассматривает, но поймал себя на том, что думает об утреннем знакомстве.

Ее улыбка, вдруг понял он. Ему очень нравится ее улыбка.

Хоуп удивилась, насколько в «Клэнси» все было по-прежнему. Отец любил это заведение не в последнюю очередь за постоянство – он часто говорил дочери, что чем радикальнее меняется мир, тем уютнее становится «Клэнси», – но она-то знала, что папа ходит сюда ради лимонной меренги. Мать нынешнего владельца «Клэнси» якобы десятилетиями доводила фамильный рецепт до совершенства и получала голубую ленту победителя на шести ярмарках штата кряду, а теперь говорят, что этот десерт у них переняла «Мэри Кэллендер», сеть ресторанов в Калифорнии. Как бы там ни было, лучше порции лимонной меренги в качестве завершения дня у океана и придумать нельзя: в ней идеально сочетались сладость и кислинка, давая тот самый неповторимый вкус.

Хоуп оглядела террасу. Сколько раз они с родителями ездили в Сансет-Бич, но никогда не ели в зале, не стала Хоуп пробовать и сейчас. Справа три столика у перил были заняты, слева свободных было больше. Хоуп машинально двинулась влево и замерла при виде Тру.

Глядя, как он сидит один за столиком, Хоуп невольно задумалась: зачем он все-таки приехал в Сансет-Бич. Тру сказал, что незнаком с человеком, с которым якобы должен встретиться, но из Зимбабве сюда не близкий путь, и даже ей известно, что Сансет-Бич не входит в число популярных курортов. Кто же столь важный заставил его приехать?

И тут Тру в знак приветствия помахал рукой. Хоуп, поколебавшись, решила, что нужно хотя бы поздороваться, и направилась к его столику. Вблизи она вновь обратила внимание на потертый кожаный браслет и расстегнутую на груди рубашку; в таком виде его легко было представить в буше.

– Здравствуйте, Тру! Вот не ожидала вас здесь встретить…

– Взаимно.

Хоуп ждала, что еще он скажет, но Тру только молча смотрел на нее чуть дольше, чем позволяли приличия, и она немного смутилась. В возникшем молчании Тру явно чувствовал себя непринужденно. Хоуп перебросила через плечо волосы, убранные в хвост, стараясь не выдать волнения.

– Как прошел ваш день? – спросила она.

– Довольно бедно на события. Я ходил плавать. А вы?

– Прикупила продуктов и занималась всякими пустяками. Слушала, как вы играли на гитаре.

– Надеюсь, я не помешал?

– Ничуть, – заверила Хоуп. – Мне понравилось.

– Это хорошо. Есть вероятность, что некоторые песни вам придется слушать снова и снова.

Она оглядела столы и кивнула на меню, лежавшее перед Тру:

– Давно ждете?

– Не очень. Официантка, кажется, занята.

– О, обслуживание здесь всегда медленное. Дружелюбное, но медленное, как и все в этой части света.

– Ну, в этом есть свое очарование, – Тру показал на стул напротив: – Не хотите ко мне присоединиться?

Едва он спросил, как Хоуп почувствовала, что наступает важный, значимый момент. Предложить соседу чашку кофе после того, как он спас твою собаку, – это одно, а вот поужинать с ним – совсем другое. Спонтанный или нет, ужин обладает многими особенностями свидания. Ей показалось, Тру прекрасно понимает, о чем она сейчас думает. Хоуп ответила не сразу, пристально глядя на него в неровном свете факелов. Она помнила прогулку по пляжу и разговор на веранде; Хоуп подумала о Джоше, Лас-Вегасе и ссоре, в результате которой оказалась в Сансет-Бич одна.

– С удовольствием, – наконец сказала она, осознавая, что говорит это искренне. Когда Хоуп отодвинула стул, Тру встал и помог ей сесть поудобнее. Когда он вернулся на свое место, она себя положительно не узнавала. Собственная смелость показалась Хоуп довольно экстравагантной, и она потянулась к меню, словно это простое действие могло вернуть ее с небес на землю. – Можно?

– Конечно.

Хоуп открыла меню, чувствуя на себе взгляд Тру.

– А что вы решили заказать? – спросила она, надеясь, что непринужденный разговор за столом успокоит ее странные чувства.

– Тунца или окуня. Я собирался спросить официантку, что вкуснее, но, может, вы поможете советом?

– Тунец здесь всегда вкусный, моя мама только его заказывает. У «Клэнси» договор с местными рыбаками, поэтому тунец у них каждый день свежий.

– Значит, тунца.

– Мне тоже надо брать тунца. Крабовые котлеты очень вкусные, но они жареные.

– И?

– Лишний жир сразу осядет на бедрах.

– По мне, так вам не о чем волноваться. Вы прекрасно выглядите.

Хоуп ничего не ответила, но кровь прилила к щекам: преодолена еще одна черта. Конечно, комплименты слушать приятно, но это еще больше напоминает свидание. Такого Хоуп не предвидела и не ожидала. Она вглядывалась в меню, но строчки прыгали. Наконец она отложила его в сторону.

– Предположу, что вы решились на крабовые котлеты, – заключил Тру.

– Как вы узнали?

– Привычки и традиции придают изменениям налет нежелательности.

Такой ответ мог прозвучать из уст английского аристократа в обшитой дубовыми панелями библиотеке загородного имения – образ, мало совпадающий с человеком, сидевшим напротив.

– У вас просто уникальный слог, – с улыбкой заметила Хоуп.

– Вот как?

– Сразу очевидно, что вы не американец.

Ее слова явно позабавили Тру.

– Как там Скотти? Резвится по-прежнему?

– Как обычно неугомонный и непослушный, только, по-моему, разобиделся, что я сейчас не взяла его с собой. Как минимум, огорчился.

– Ему очень нравится гоняться за птицами.

– Потому что он их не ловит. Если бы поймал, наверное, не знал бы, что дальше делать.

Подошла официантка, казавшаяся чуть менее занятой, чем несколько минут назад:

– Вы уже решили, что будете пить?

Тру взглянул на Хоуп. Она кивнула.

– Мы готовы заказывать, – ответил он и назвал официантке выбранные блюда, спросив, есть ли местное разливное пиво.

– Прости, дорогой, – отозвалась официантка, – у нас тут без изысков и ничегошеньки разливного. «Будвайзер», «Миллер» и «Курс», зато холодное.

– Тогда «Курс», – попросил Тру.

– А вам? – обратилась она к Хоуп.

Хоуп много лет не пила пива, но по какой-то причине ей вдруг очень захотелось. К тому же немного пива успокоит нервы.

– Мне тоже.

Официантка кивнула и отошла, оставив их наедине за столом. Хоуп взяла салфетку и расстелила на коленях.

– А вы давно играете на гитаре? – спросила она.

– Начал, когда был в учениках у проводников. Один из гидов имел обыкновение играть по вечерам в лагере и вызвался меня научить. Остальному я подучился со временем. А вы играете?

– Нет. В детстве меня начинали учить на пианино, но я бросила. Вот сестра хорошо играет.

– У вас есть сестра?

– Две, – похвасталась Хоуп. – Робин и Джоанна.

– Вы с ними часто видитесь?

Она кивнула.

– Стараемся почаще. Мы все живем в Роли, но собираемся вместе только по праздникам или на дни рождения. Робин и Джоанна обе замужем, но работают, и дети на них, так что тут не до встреч…

– С моим сыном Эндрю примерно та же история.

Подошла официантка с тяжелым подносом и выставила на стол две бутылки пива. Хоуп удивленно наклонила голову:

– Не знала, что у вас есть сын.

– Ему десять лет. Из-за специфики моей работы он большую часть времени проводит с матерью.

– А что за специфика?

– Шесть недель я работаю, затем две недели дома.

– Наверное, вам обоим нелегко.

– Иногда, – согласился Тру. – Но другого Эндрю не знает, и я говорю себе, что он уже привык. А когда мы вместе, то придумываем много развлечений. Эндрю огорчился, узнав, что я уезжаю на неделю.

– Вы ему уже звонили?

– Нет, планирую позвонить завтра.

– А какой он, ваш Эндрю?

– Любопытный. Умный. Красивый. Добрый. Впрочем, я сужу пристрастно, – широко улыбнулся Тру и отпил пива.

– Так это естественно, он же ваш сын. А он тоже хочет стать гидом в буше?

– Говорит, что хочет, и вроде всегда с удовольствием ходит в буш. С другой стороны, Эндрю недавно заявил, что хочет водить гоночные машины, стать ветеринаром и сумасшедшим ученым.

Хоуп улыбнулась.

– А вы что думаете?

– Рано или поздно он сам примет решение, как и все мы. У гидов особая жизнь, это не для всех. Мой брак развалился в том числе потому, что меня практически не бывало дома. Ким заслуживает чего-то получше.

– Судя по всему, вы прекрасно ладите с бывшей женой?

– Да. Она легкий человек и прекрасная мать.

Хоуп взяла свое пиво, невольно зауважав Тру за то, как он отзывается об экс-супруге: это многое говорило и о ней, и о нем.

– Когда вы возвращаетесь в Африку?

– Утром в понедельник. А когда вам уезжать в Роли?

– В воскресенье. В понедельник мне на работу. А когда у вас встреча?

– В субботу. – Тру отпил и медленно опустил бутылку на стол. – Я приехал знакомиться с отцом.

– Вы хотите сказать, встретиться с отцом?

– Да нет, знакомиться. Я его никогда не видел. В письме, которое я получил, сказано, что он уехал из Зимбабве до моего рождения и узнал о моем существовании совсем недавно.

Хоуп чуть не открыла рот от удивления, но спустя несколько мгновений все же решилась спросить:

– Не представляю, как бы я жила, не зная моего отца. Должно быть, после письма у вас голова пошла кругом?

– Да, пожалуй. В моей жизни возникло необычное обстоятельство.

Хоуп покачала головой:

– Не представляю, как завести разговор в такой ситуации… Или о чем спрашивать…

– А я знаю, – Тру немного отвернулся. Когда он заговорил снова, его голос почти терялся в шуме прибоя: – Я хочу спросить его о моей матери.

Этого Хоуп не ожидала и не знала, что он имеет в виду. Ей показалось, что на лице собеседника на мгновение отразилась печаль, но когда он вновь повернул голову, это выражение исчезло.

– Судя по всему, нас обоих ожидают знаменательные выходные, – заметил Тру.

Его желание сменить тему было очевидным, и Хоуп тактично воздержалась от вопросов, хотя ей было очень любопытно.

– Надеюсь, обойдется без дождя, иначе с Эллен случится истерика.

– Вы говорили, вы подружка невесты?

– Да. К счастью, платье очень стильное.

– Какое платье?

– Ну, подружки невесты надевают одинаковые платья, выбранные невестой, а у невесты не всегда хороший вкус.

– Вы, кажется, судите по опыту.

– Я в восьмой раз подружка невесты, – вздохнула Хоуп. – Шесть подруг и две сестры. А красивые платья были максимум дважды.

– А что случается, если вам не нравится платье?

– Ничего, просто потом ненавидишь фотографии. Если я когда-нибудь выйду замуж, выберу подружкам самые безобразные наряды в качестве мести.

Тру засмеялся, и Хоуп вдруг поняла, что ей нравится его смех – глубокий и урчащий.

– Вы этого не сделаете.

– Отчего же, однажды платья были ядовито-салатовые и с рукавами-буфами! Это моя Робин удружила. Мы с Джоанной до сих пор подкалываем ее по этому поводу.

– Давно она замужем?

– Девять лет, – отозвалась Хоуп. – Ее муж Марк – страховой брокер, такой тихоня, но очень хороший человек. У них три мальчика. А Джоанна вышла за своего Джима семь лет назад. Он юрист, и у них две девочки.

– Вы, видимо, очень дружны.

– Да, – согласилась Хоуп. – Мы и живем близко, но если машин много, дорога занимает минут двадцать… Но там, откуда вы родом, это, наверное, пустяк…

– В крупных городах вроде Хараре и Булавайо тоже есть пробки. Вы бы удивились.

Хоуп попыталась представить себе эти города, но воображение ей отказало.

– Мне неловко признаться, но когда я думаю о Зимбабве, в памяти всплывают только картинки из телепередач о природе: слоны, жирафы… Я знаю, что в Зимбабве есть города, но я, вероятно, неправильно их себе представляю.

– Местные города такие же, как везде в мире. Есть приличные районы, а в иные лучше не заходить.

– А у вас бывает культурный шок, когда вы приезжаете из буша в город?

– Каждый раз. Несколько дней привыкаю к шуму, машинам и обилию людей. Но это может быть и оттого, что я вырос на ферме.

– Ваша мама владела фермой?

– Нет, мой дед.

– А как ребенок, выросший на ферме, оказался в итоге гидом в буше?

– Это длинная и непростая история.

– Все хорошие истории длинные и непростые. Может, все же поделитесь?

Подошла официантка с тарелками. Тру допил свое пиво и заказал еще бутылку, Хоуп последовала его примеру. Рыба пахла превосходно. На этот раз официантка быстро принесла напитки, вернувшись с двумя бутылками раньше, чем Тру и Хоуп успели попробовать еду. Тру поднял бутылку, показав, что Хоуп должна сделать то же самое.

– За прекрасный вечер, – просто сказал он, чокаясь.

Пожалуй, из-за некоторой формальности тоста в непринужденной атмосфере «Клэнси» Хоуп вдруг поняла, что ее волнение незаметно испарилось. Она подумала, что все дело в искренности Тру, в какой-то его подлинности, природном умении быть собой, и это лишний раз укрепило ее во мнении, что многие люди проводят жизнь, играя придуманную роль, вместо того чтобы оставаться собой.

– Возвращаясь к вашему вопросу, я не против поговорить на эту тему, но не знаю, насколько она подходит для ужина. Может быть, позже?

– Хорошо, – пожала плечами Хоуп. Отрезав кусочек крабовой котлеты, она отправила его в рот, зажмурившись от наслаждения. Заметив, что Тру попробовал тунца, она спросила: – Ну, как?

– Насыщенный вкус, – похвалил он. – А у вас?

– Очень сложно не съесть обе, но в воскресенье мне необходимо влезть в платье…

– Да к тому же стильное…

Ей польстило, что он так точно запомнил ее слова. За ужином они рассказывали друг другу истории. Хоуп говорила об Эллен, упомянув некоторые из ее веселых подвигов, но обелив худшую часть прошлого подруги: например, обойдя молчанием бывшего дружка-наркодилера. Она рассказывала о своих приятельницах, о женском клубе, а потом разговор незаметно перешел на семью: что такое расти у родителей-учителей, которые настаивали, чтобы дети учились планировать свой день и самостоятельно делали уроки. Описывала кроссы и катание на лыжах, с восхищением отзываясь об искусной отцовской методе, по которой он тренировал всех своих дочерей. Вспоминала, как пекла пироги вместе с мамой. Не обошла она и свою профессию, поделившись подробностями о бешеном ритме работы в отделении неотложной помощи и о пациентах и родственниках, которые тронули ее сердце. Временами образ Джоша тоже мелькал в памяти, но Хоуп даже удивилась, как редко и невзначай это было.

На небе уже высыпали звезды. Пенные буруны прибоя светились под луной, а поднявшийся легкий бриз приносил на террасу запах моря. Факелы тики трещали и шипели, отбрасывая на столики оранжевый отсвет. Заходили и уходили другие посетители, а вокруг становилось все тише и спокойнее: разговоры прерывались лишь приглушенным смехом, из музыкального автомата звучали одни и те же песни.

Когда тарелки опустели, подошла официантка с двумя порциями лимонной меренги. Едва Тру попробовал кусочек, как сразу понял: Хоуп не преувеличивала, превознося достоинства фирменного блюда этого заведения. За десертом говорил в основном Тру. Он рассказывал о разных лагерях, где работал, о своем друге Роми и о том, как Роми иногда пристает к нему с просьбами сыграть на гитаре после долгого трудного дня. Тру рассказал Хоуп еще немного о своем разводе с Ким и долго говорил об Эндрю. По интонациям было ясно, что он уже соскучился по сыну, и Хоуп снова подумала, как же ей хочется своего ребенка.

Чувствовалось, что Тру абсолютно устраивает то, кем он является, и жизнь, которую он выбрал, но Тру искренне беспокоился, достаточно ли он хорош как отец. Хоуп предположила, что это нормально, но его честность в этом вопросе подкупала. Она не привыкла к такому задушевному общению, особенно с незнакомым человеком. Не раз Хоуп невольно подавалась вперед, желая лучше расслышать, но тут же, спохватившись, выпрямлялась на стуле. Позже, когда Тру со смехом рассказывал, каким был неуклюжим, когда Эндрю только-только принесли из родильного дома, Хоуп ощутила неожиданную симпатию к своему собеседнику. Он, бесспорно, красив, но ей вдруг стало легко представить, что эта беседа за ужином станет началом новой жизни и долгих разговоров между ними.

Устыдившись, она прогнала эту мысль – волею судьбы они на несколько дней оказались соседями, и ничего больше. Однако душевная теплота не покидала ее, и Хоуп чувствовала, что краснеет чаще обычного.

Когда принесли счет, Тру спокойно взял его. Хоуп предложила заплатить поровну, но он покачал головой, сказав лишь:

– Прошу вас, позвольте мне.

На востоке уже собирались тучи, иногда закрывая луну, но Тру и Хоуп продолжали говорить, пока не ушли последние посетиели. Когда они наконец поднялись со своих мест, Хоуп посмотрела на своего спутника, удивляясь царящему на душе спокойствию. Они двинулись к выходу, и Хоуп, увидев, что Тру открыл и придержал для нее калитку, вдруг поверила, что этот ужин стал прекрасным завершением одного из самых удивительных дней в ее жизни.

Прогулка в темноте

За годы работы гидом перевидав тысячи туристов, Тру хорошо научился считывать людей. Когда Хоуп спустилась на пляж и повернулась к нему, он ощутил ауру умиротворения, которого не было, когда они заметили друг друга в «Клэнси». Тогда от нее исходила осторожность, неуверенность, может быть, даже опаска. Им ничего не стоило обменяться дежурными любезностями и расстаться без обид, но Тру так не поступил. Отчего-то ему показалось, что ужин в одиночестве не поможет этой женщине одолеть демонов, с которыми она борется.

– О чем вы думаете? – спросила Хоуп. Ее певучий акцент ласкал слух. – У вас сейчас был такой отвлеченный вид!

– Я думал о нашем разговоре.

– Наверное, я слишком много болтала?

– Вовсе нет. – Следуя уже устоявшемуся порядку, они вместе шли по пляжу, ступая еще неторопливее, чем утром. – Мне было интересно узнать о вашей жизни.

– Не понимаю почему. В ней нет ничего интересного.

«Потому что меня влечет к тебе», – подумал Тру, но говорить не стал. Вместо этого он перешел к тому, о чем Хоуп ни словом не упомянула за весь вечер:

– А что он за человек, ваш бойфренд?

По ее лицу было заметно, что она смущена вопросом.

– Откуда вы знаете, что у меня есть бойфренд?

– Вы сказали, это он подарил вам Скотти.

– Ой, точно! – на секунду Хоуп сжала губы. – Что же вы хотите знать?

– Все, чем вы захотите поделиться.

Хоуп чувствовала, как босоножки зарываются в песок.

– Зовут Джош, по профессии хирург-ортопед. Умный, успешный и вообще… хороший человек.

– А вы давно встречаетесь?

– Шесть лет.

– Серьезный срок.

– Да, – согласилась Хоуп. Тру показалось, что она пытается убедить в этом себя.

– Полагаю, он тоже приедет на свадьбу?

Несколько шагов Хоуп шла молча и только потом ответила:

– Да нет… Джош тоже приглашен, но решил махнуть в Лас-Вегас с друзьями. – Она невесело улыбнулась. Улыбка выдавала ее огорчение. – Мы поссорились, но все уладится, я уверена.

Это объясняло, почему Хоуп не говорила о нем за ужином. И все же…

– Мне жаль это слышать. Простите, что заставил вас об этом вспоминать.

Хоуп кивнула. Тру заметил какое-то существо, бежавшее по песку прямо перед ним.

– Кто это? – удивился он.

– Краб-призрак, – тут же отозвалась Хоуп, радуясь возможности сменить тему. – По ночам они выходят из своих ямок в песке. Совсем безобидные.

– Тут их много?

– Я не удивлюсь, если мы увидим сотню-другую.

– Хорошо, что предупредили. – Впереди стал заметен пирс, казавшийся в темноте пустым и заброшенным. Вдали Тру увидел огни проходившего мимо рыболовецкого траулера; большое зеркало глубокой черной воды отделяло его от берега.

– Можно задать вам личный вопрос?

– Конечно, – разрешил он.

– Почему вы хотите спросить отца о вашей матери? Это как-то связано с причинами, побудившими вас стать гидом?

Тру улыбнулся ее проницательности.

– Вообще-то да, связано. – Он сунул руку в карман, не зная, с чего начать, и в итоге ответил просто: – Я хочу спросить своего отца о матери, потому что я не знаю, какой она была. Что она любила, что ее печалило, о чем она мечтала. Мне было всего одиннадцать лет, когда ее не стало.

– Это ужасно, – тихо сказала Хоуп. – В таком юном возрасте…

– Мама тоже была юной, – возразил Тру. – Она родила меня, будучи совсем молодой. Случись это пару лет спустя, произошел бы скандал, но все случилось сразу после войны, и мама была не единственной юной девушкой, влюбившейся в вернувшегося с фронта солдата. Мы в нашей глуши были, можно сказать, отрезаны от цивилизации, поэтому, кроме работников фермы, обо мне никто долгое время даже не знал. Дед выбрал тактику молчания; в конце концов правда вышла наружу, но это уже оказались остывшие новости. Мама была совсем молода, красива и как дочь богатого человека считалась завидной партией. Но, как я уже сказал, мне все время кажется, будто я ее совершенно не знаю. Ее звали Эвелин, но я не слышал, чтобы в доме о ней говорили или хотя бы произносили ее имя после того, как ее не стало.

– Другие родственники, вы имеете в виду?

– Мой дед и Родни, отчим.

– А почему?

Тру проводил взглядом еще одного пробежавшего мимо краба-призрака.

– Ну… чтобы корректно ответить на этот вопрос мне придется обрисовать вам в общих чертах свою семейную ситуацию. – Он вздохнул. Хоуп выжидательно смотрела на собеседника. – Когда я был мальчишкой, с нашей фермой граничила соседняя, где было много хороших, плодородных земель и источников воды. Табак быстро становился самой выгодной культурой, и дед хотел прибрать к рукам побольше табачных плантаций. Когда речь заходила о бизнесе, он не знал жалости. Сосед в этом убедился, когда отклонил предложение продать свою ферму: дед попросту отвел львиную долю ручьев с его земли на свою.

– Это же незаконно?

– Наверное, да, но дед знал нужных людей в правительстве, и ему все сошло с рук. Он всесторонне портил жизнь соседу, но тот за своим управляющим был как за каменной стеной. Однако все знали, что этот управляющий заглядывается на мою мать, и в конце концов дед сделал предложение, от которого тот не смог отказаться, – долю в нашей ферме и возможность быть поближе к моей матери. Управляющий перешел работать к нам. Это и был Родни.

– Который стал вашим отчимом?

Тру кивнул.

– С его приходом урожай табака почти сразу увеличился вдвое. Когда соседняя ферма оказалась на грани разорения, дед предложил соседу заем, которого не дал бы никто другой. Но это лишь отсрочило неизбежное, и в конце концов дед отобрал его ферму в счет долга, получив ее в собственность почти за гроши. И снова пустив воду по прежним руслам, стал еще богаче. Все это тянулось несколько лет, и мама постепенно подверглась чарам Родни. Они поженились, у них родились близнецы – Аллен и Алекс, мои сводные братья. Все получилось так, как планировали дед и Родни, но однажды ночью наша усадьба загорелась. Я выпрыгнул из окна второго этажа, Родни вынес близнецов, а мама так и не выбралась.

Тру услышал, как Хоуп беззвучно ахнула:

– Ваша мама погибла в огне?

– Те, кто вел следствие, заподозрили поджог.