Каждый вдох Спаркс Николас
– Ваш сосед, – скорее утвердительно, нежели вопросительно, сказала Хоуп.
– Были такие слухи. До меня они донеслись лишь несколько лет спустя, но, думаю, дед и Родни все знали и винили себя в случившемся – как ни крути, они косвенно причастны к смерти мамы. С тех пор ее память окутана странным молчанием. Мне казалось, что ни Родни, ни дед больше не желают иметь со мной ничего общего. Вот я и пошел своей дорогой.
– Не представляю, как вы выдержали. Вам же, наверное, было невероятно тяжело и одиноко?
– Да.
– А сосед так и не ответил за свое преступление?
Тру подобрал с песка витую ракушку, оказавшуюся со сколом с одной из сторон, покрутил ее и отбросил в сторону.
– Сосед погиб при пожаре через год после гибели моей мамы. Он совершенно обнищал и жил в Хараре в какой-то лачуге… Но об этом я узнал лишь несколько лет спустя: как-то вечером дед немного перебрал и сказал, что этот тип получил по заслугам. Тогда я уже работал гидом.
Посмотрев на Хоуп, Тру увидел, что она обдумывает услышанное.
– Вашего деда подозревали?
– Уверен, что да. Но в Родезии, если ты богатый белый, правосудие можно было купить. Может, сейчас уже не так откровенно, но тогда… Дед умер свободным человеком. Сейчас фермой управляют Родни и мои сводные братья, а я стараюсь держаться от них как можно дальше.
Хоуп удивленно покачала головой.
– Ничего себе, – сказала она. – Никогда такого не слышала. Теперь понятно, почему вы ушли с фермы и не очень хотели говорить на эту тему. Тут есть о чем задуматься.
– Да, – согласился Тру.
– А вы уверены, что человек, к которому вы приехали, ваш настоящий отец?
– Нет, но шансы велики, – и он рассказал Хоуп о письме, фотографии и билетах на самолет.
– На фотографии действительно ваша мама?
– Насколько я ее помню, да, но… на сто процентов нельзя быть уверенным. Все ее фотографии сгорели при пожаре, а к Родни я лишний раз стараюсь не подходить.
Хоуп посмотрела на него с уважением:
– Да, жестоко жизнь обошлась с вами.
– В чем-то да, – пожал плечами Тру. – Но зато у меня есть Эндрю.
– А еще детей вы не хотели?
– Ким хотела, но я заболел корью, в качестве осложнения – бесплодие. Так что при всем желании…
– Это и стало причиной развода?
Тру покачал головой:
– Нет. Мы просто разные люди. Нам и жениться, наверное, не стоило, но Ким забеременела, а я знал, что такое расти без отца, и не хотел такого для Эндрю.
– Вы сказали, что мало помните маму, но какие-то воспоминания у вас все-таки есть?
– Она имела обыкновение сидеть на веранде за домом и рисовать. Но это я запомнил только потому, что сам начал рисовать вскоре после ее гибели.
– Вы рисуете?
– Когда не играю на гитаре.
– Хорошо?
– Эндрю нравится.
– А с собой у вас никаких рисунков нет?
– Сегодня утром начал новый, а так в альбоме есть и другие.
– Как бы мне хотелось посмотреть… если вы не возражаете.
Пирс уже остался далеко позади, впереди показались коттедж и трехэтажная вилла. Хоуп шла молча, и Тру догадывался, что она потрясена услышанным. Такая откровенность была не в его характере: обычно он мало говорил о прошлом и сейчас гадал, отчего сегодня в нем проснулось красноречие.
Но в душе Тру знал – это его реакция на женщину, идущую рядом. Когда они дошли до лестницы, ведущей к коттеджу, Тру осознал – ему хочется, чтобы она знала, кто он на самом деле. Хотя бы потому, что ему кажется – он уже знает ее.
После того что Тру рассказал о своем детстве, Хоуп казалось неправильным оборвать разговор поспешным прощанием. Она показала на коттедж:
– Не хотите подняться и выпить бокал вина? Такая прекрасная ночь, я собиралась немного посидеть на веранде…
– Бокал вина – с удовольствием, – отозвался Тру.
Хоуп поднялась первая и, когда они дошли до веранды, указала на кресла-качалки под окном:
– Шардоне будете? Сегодня открыла.
– Замечательно, благодарю вас.
– Сейчас вернусь, – сказала она.
Что я делаю, удивлялась Хоуп, зайдя в коттедж и оставив дверь чуть приоткрытой. Она в жизни не приглашала мужчину на бокал вина перед сном. Оставалось надеяться, что ее поведение не произведет двусмысленного, ложного впечатления. При мысли о том, что Тру может подумать, у Хоуп слегка закружилась голова.
Скотти забежал в дом за хозяйкой, часто виляя хвостиком в знак приветствия. Хоуп нагнулась погладить питомца.
– Ну и что в этом такого? – шепотом спросила она. – Он поймет, что я просто веду себя по-соседски приветливо! В дом же я его не приглашаю.
Скотти только сонно смотрел на хозяйку.
– Тебя только спрашивать…
Взяв из буфета два бокала на тонких длинных ножках, Хоуп налила вина до половины и хотела включить на веранде свет, но подумала, что освещение будет слишком резким. Свечи были бы в самый раз, но такая романтика точно введет гостя в заблуждение, поэтому она включила лампу на кухне. Свет из окна слегка освещал крыльцо и веранду. Так-то лучше.
Держа в руках бокалы, она ногой открыла дверь. Скотти выскочил на крыльцо и подбежал к калитке, готовый идти на пляж.
– Не сейчас, Скотти, завтра сходим!
Пес, как обычно, и ухом не повел. Хоуп подошла к креслам-качалкам. Когда она подала Тру бокал, их пальцы на мгновение соприкоснулись, и от этого по ее руке пробежала дрожь.
– Спасибо, – сказал Тру.
– Пожалуйста, – пробормотала Хоуп, все еще справляясь с волнением от его прикосновения.
Скотти по-прежнему стоял у калитки, всем видом напоминая хозяйке об ее истинном предназначении в жизни. Хоуп была только рада отвлечься:
– Я сказала, завтра пойдем! Отдыхай пока. Ложись!
Терьер смотрел на нее, выжидательно виляя хвостом.
– По-моему, он ничего не понимает, – пожаловалась она. – Либо ждет, что я передумаю.
– Красивый у вас пес, – улыбнулся Тру.
– Да, только убегает куда вздумается и лезет под машины, правда, Скотти?
Услышав свое имя, пес активнее завилял хвостом.
– У меня тоже когда-то была собака, – сказал Тру. – Правда, недолго… Это был отличный товарищ.
– А что с ней случилось?
– Лучше вам не знать.
– Ну расскажите!
– Ее задрал и сожрал леопард. Я нашел то, что осталось, на ветках дерева.
Хоуп уставилась на него:
– Вы правы, лучше бы я не знала.
– Совсем другой мир.
– Это точно, – Хоуп задумчиво покачала головой. Они долго пили вино молча. У окна в кухню вились мотыльки, ветровой конус трепетал под легким бризом. Волны накатывали на берег, и на веранде был слышен шорох гальки – словно трясли банку с камушками. Тру не отрывал взгляда от океана, но Хоуп казалось, что он наблюдает и за ней. Его глаза замечали все.
– Вы будете скучать по Сансет-Бич? – спросил он наконец.
– В смысле?
– Ну, когда кто-нибудь купит коттедж? Я видел на фасаде объявление: «Продается».
«Ах да…»
– О, я буду очень скучать! Кто угодно жалел бы об отсутствии возможности здесь отдыхать. Этот коттедж у нас очень давно, я даже представить себе не могла, что когда-нибудь его продадут.
– А почему ваши родители приняли такое решение?
Едва прозвучал вопрос, как Хоуп вспомнила все свои тревоги.
– Папа болен, – сказала она. – У него болезнь Лу Герига. Вы знаете, что это такое? – Когда Тру покачал головой, Хоуп объяснила и добавила, что в бесплатных клиниках и по медицинской страховке можно получить лишь часть необходимого лечения. – Родители продают все, что могут, чтобы соответствующим образом переоборудовать дом или оплатить профессиональный уход.
Хоуп крутила бокал в руках, собираясь с духом.
– Хуже всего неопределенность… Я боюсь за маму – не представляю, как она будет без отца. Пока мама делает вид, что у них все в порядке, но мне кажется, потом от этого ей станет только хуже. Папа, напротив, вроде бы смирился с диагнозом или держится, чтобы не травмировать нас… Иногда мне кажется, я одна беспокоюсь о будущем!
Тру ничего не сказал, поглубже устроился в кресле и внимательно смотрел на Хоуп.
– Вы думаете о том, что я сказала? – решилась спросить она.
– Да, – признался Тру.
– И?
Его голос был тихим, когда он заговорил:
– Конечно, это тяжело, но беспокойство ничем не поможет ни им, ни вам. Уинстон Черчилль говорил, что тревога – это ручеек страха, текущий через разум, и, если ей позволять, она прорежет глубокое русло, куда канут все прочие мысли.
На Хоуп это произвело большое впечатление.
– Черчилль? – с уважением переспросила она.
– Дед его очень уважал и постоянно цитировал. Но, думается мне, тут Черчилль прав.
– А разве вы сами не волнуетесь за Эндрю?
– Вы уже знаете, что это не так.
Хоуп не сдержала улыбки:
– Ну, хотя бы честно признаетесь!
– Иногда с незнакомцами проще всего быть честным.
Она понимала, что Тру говорит не столько о ней, сколько о себе. Оглядевшись, Хоуп увидела вокруг темные коттеджи: Сансет-Бич походил на город-призрак. Она отпила вина, чувствуя, как приятный покой разливается по телу, окружая ее ореолом, словно мягкий свет от лампы.
– Нетрудно понять, почему вы будете скучать по этим местам, – нарушил молчание Тру. – Здесь удивительно тихо.
Хоуп заговорила, вспоминая вслух:
– Мы проводили тут почти каждое лето. Когда мы с сестрами были маленькие, то постоянно плескались в воде. Я научилась кататься на доске вон там, у пирса. Получалось не блестяще, но меня устраивало. Я часами там плавала в ожидании хорошей волны и видела, не поверите, акул, дельфинов, даже двух китов, правда издали! А когда мне было лет двенадцать, я заметила плывущее дерево, и вдруг оно как вынырнет в двух метрах от меня! Я увидела усатую морду и оцепенела от страха, даже крикнуть не могла, а в голове одна мысль: что это за чудовище, бегемот или морж? Но как только я убедилась, что оно не планирует меня есть, мне захотелось его рассмотреть. Я даже гребла, чтобы не отстать. Так мы и плавали часа два. Это один из самых поразительных случаев в моей жизни.
– И кто это оказался?
– Ламантин, морская корова! Их много во Флориде. Здесь их тоже часто видят у берега, но мне вот больше не довелось. Робин мне до сих пор не верит, говорит, я все придумала.
Тру улыбнулся.
– Я вам верю. И мне нравится ваш рассказ.
– Ну еще бы, в нем же фигурирует животное… Слушайте, пока вы здесь, вам обязательно надо увидеть еще одну уникальную штуку, пока погода не испортилась.
– Какую же?
– Вы должны завтра сходить к «Родственным душам». Это за пирсом, на соседнем острове, но во время отлива можно дойти пешком. Как увидите американский флаг, начинайте плавно сворачивать к дюне – и мимо не пройдете.
– Я что-то не понял про родственные души.
– Пусть это будет сюрпризом. На месте разберетесь.
– Все равно не понимаю.
– Поймете.
Хоуп видела, что ей удалось разбудить в нем любопытство.
– Завтра я собирался порыбачить, если удастся достать наживку.
– Наживка есть в магазине у пирса, но вы успеете и то и другое, – заверила Хоуп. – Отлив начнется часа в четыре.
– Надо подумать. А что вы завтра делаете?
– Привожу в порядок голову и ногти перед свадьбой и хочу поискать новые туфли. В общем, женские заботы.
Тру кивнул и отпил еще глоток вина. На веранде царила атмосфера естественности и спокойствия. Некоторое время они синхронно качались в креслах, любуясь великолепным звездным небом, но когда Хоуп с трудом подавила зевоту, она сообразила, что Тру пора идти. Он уже допил свой бокал и будто прочел ее мысли.
– Мне, наверное, пора, – начал он. – День был долгий… Спасибо за вино.
Хоуп понимала, что так будет правильно, но все равно почувствовала разочарование.
– Спасибо за ужин.
Тру отдал ей бокал и направился к калитке. Поставив бокалы на стол, Хоуп последовала за ним. У выхода Тру остановился и обернулся. Хоуп почти физически ощущала исходившую от него энергию, но когда он заговорил, голос прозвучал негромко:
– Вы необыкновенная женщина, Хоуп. Надеюсь, у вас с Джошем все наладится. Ему очень повезло.
Эти слова застали ее врасплох, но Хоуп понимала, что Тру говорил искренне, не осуждая и ничего не ожидая для себя.
– Конечно, у нас все наладится, – сказала она скорее себе, чем ему.
Тру открыл калитку и начал спускаться на пляж. Хоуп немного проводила его. Скрестив руки на груди, она смотрела, как он идет по настилу к краю дюны. Пройдя около четверти пути, Тру обернулся и помахал ей. Хоуп помахала в ответ. Когда он отошел совсем далеко, она вернулась на веранду. Подхватив бокалы, Хоуп отнесла их в раковину и удалилась в спальню.
Раздевшись, она подошла к зеркалу. Первой мыслью было, что пора худеть, но в целом Хоуп осталась довольна своим видом. Конечно, хорошо иметь гибкое тело, способное украсить спортивный журнал, но она просто по-другому устроена, ей никогда не стать худышкой. Еще девочкой Хоуп мечтала быть немного повыше, хотя бы как сестры, однако, глядя на свое отражение, она думала о том, как Тру смотрел на нее, об интересе к ее словам, о комплиментах ее внешности. Хоуп не хватало мужского внимания, и не только как традиционной прелюдии к сексу. Она пыталась разобраться в своих чувствах и расставить все по местам, но понимала, что это опасная почва.
Отвернувшись от зеркала, Хоуп пошла в ванную умываться. Стянув резинку с волос, она провела по ним расческой, чтобы не запутались к утру. Подойдя к чемодану, взяла пижаму, но, поколебавшись, бросила ее обратно в чемодан и достала из шкафа второе одеяло.
Она терпеть не могла мерзнуть по ночам, поэтому забралась под два одеяла и закрыла глаза, чувствуя себя сексуальной и в кои-то веки находясь в гармонии с собой.
Рассвет и сюрпризы
Утром Тру прошел мимо коттеджа, неся ящик с рыболовными снастями и удочку. На ходу он отметил, что краска на перилах сильно облупилась и некоторые столбики совсем сгнили, но все равно этот коттедж подходил ему куда лучше, чем трехэтажная вилла, слишком большая и чересчур современная. Тру так и не разобрался, как включать кофемашину. Он бы остался доволен и одной чашкой, но уже понял – не судьба.
После рассвета прошел час, и Тру думал, проснулась ли Хоуп. Нельзя было понять, горит ли в коттедже свет, однако на веранде никого не было. Тру поймал себя на мысли о бойфренде Хоуп и покачал головой: о чем только думает этот человек? Несмотря на жизнь в буше, Тру понимал, что на свадебное торжество мужчина просто обязан сопровождать свою женщину, и неважно, ладят они или в ссоре, как выразилась Хоуп.
Тру невольно представил, какая она утром, пока не приведет себя в порядок. Даже с припухшими глазами и растрепанными волосами Хоуп все равно будет красива. Иную красоту ничем не спрячешь. Когда она улыбалась, изнутри нее точно пробивался теплый свет, а слушая ее певучую речь, можно было забыть обо всем на свете. В ее акценте было что-то мягкое и протяжное, напоминающее колыбельную, и когда Хоуп рассказывала об Эллен или описывала ламантина, Тру готов был слушать ее целую вечность.
Хотя небо заволокло тучами, утро казалось теплее вчерашнего. Воздух был очень влажным, ветер усилился. Значит, Хоуп оказалась права насчет дождей в выходные. В Зимбабве перед грозой воздух тоже пронизан почти таким же смутным напряжением.
На пирсе сидели человек десять с удочками. Один мужчина начал быстро сматывать леску – клюнуло. С такого расстояния нельзя было разглядеть, кто попался на крючок, но Тру принял это за добрый знак. Вряд ли стоит оставлять себе улов: холодильник забит едой до отказа, к тому же потрошить и чистить рыбу совершенно не хотелось – нож в ящике оказался тупым, однако сам процесс ловли уже интересен.
Войдя в магазин, Тру увидел, что полки в центральных проходах заняты продуктами и напитками, у задней стены стоит гриль и можно купить горячей еды, а всевозможные снасти для рыбаков развешаны на крючках и стеллажах. У входа стоял кулер с наклейкой: «Наживка». Тру выбрал пару контейнеров с креветками и отнес к кассе. Пришлось уплатить еще и сбор за разрешение удить с пирса. Забрав сдачу, Тру вышел, отметив, что здесь есть телефонный автомат, и направился на пирс. Солнце порой пробивалось сквозь плотные облака, заливая океанскую гладь ослепительным блеском.
Большинство рыбаков устроились на самом конце, и Тру, рассудив, что они лучше знают, что делают, сел поближе к ним. В отличие от остальных снастей, удочка оказалась почти новой, и, насадив наживку на крючок и прикрепив грузило, Тру приступил к рыбалке.
В углу негромко играла кантри-музыка из радиоприемника. Как ни странно, Эндрю был большим поклонником Гарта Брукса и Джорджа Стрейта, хотя Тру представления не имел, где сын мог их услышать. Когда несколько месяцев назад Эндрю, заговорив на эту тему, встретил недоуменный взгляд отца, то потребовал, чтобы папа послушал «Friends in Low Places». Песня и впрямь оказалась запоминающейся, но ничто не могло повлиять на его преданность «Битлз».
Сознательно или нечаянно Тру выбрал ту сторону пирса, откуда был виден коттедж Хоуп. Он думал о вчерашнем ужине и прогулке, сознавая, что с Хоуп ему весь вечер было удивительно легко. При всей головокружительной страсти к бывшей жене Тру редко чувствовал себя так с Ким: ему всегда казалось, что он ее разочаровывает. Они остались друзьями, но иногда от нее веяло сдержанной досадой, особенно когда дело касалось времени, проводимого с сыном.
Еще Тру понравилось, как Хоуп говорила о подругах и семье – с искренним неравнодушием. Она не просто сочувствовала, а сопереживала, а такие люди редкость. Это ощущалось, даже когда разговор шел об Эндрю.
Вспомнив о сыне, Тру жалел, что поторопился с вылетом – все равно он не увидит отца до субботы. Странно, что старик не позвонил с объяснениями, но это раздражало Тру только в связи с Эндрю. Утром он проснулся с острой тоской по сыну и решил обязательно позвонить в Хараре из телефонного автомата в магазине. Звонить наверняка придется за счет вызываемого абонента, но Ким позволит ему вернуть деньги по возвращении. Учитывая разницу во времени и зная, что Эндрю сперва будет в школе, а потом ему нужно сделать уроки, Тру мог спокойно рыбачить еще часа два. Он уже считал дни до понедельника, когда улетит домой.
Да вот только…
Снова вглядевшись в коттедж вдалеке, он улыбнулся, увидев, как Хоуп сходит по настилу, а затем по ступенькам, а Скотти энергично тянет хозяйку вперед. На пляже она отстегнула поводок, и терьер пустился по берегу радостным галопом. Чаек рядом не было, но пес обязательно их найдет. Наблюдая за ними, Тру гадал, думает ли о нем Хоуп, и надеялся, что вчерашний вечер понравился ей не меньше, чем ему.
С каждым шагом она удалялась от пирса. Силуэт становился все меньше, но Тру по-прежнему смотрел ей вслед, и тут леска дернулась. Он ловко потянул удочку вверх, заглубляя крючок, и леска тут же натянулась до отказа. Тру наклонил удочку вперед и стал крутить катушку, отпуская леску ровно настолько, чтобы не лопнула. Его всякий раз поражало, насколько же сильны рыбы, большие и малые: сплошные мышцы. Сейчас он играл с рыбиной, зная, что в конце концов она выдохнется.
Продолжая крутить катушку, Тру смотрел, как из воды показалась странного вида рыба. Он вытащил ее на пирс, не зная что с ней делать. Рыбина была овальная, плоская, с глазами на спине. Придерживая ее мыском ботинка, чтобы не трепыхалась, Тру взял из коробки плоскогубцы, надел перчатку и начал вытаскивать крючок, стараясь не очень повредить рыбе рот. Сзади послышался голос:
– Вот так камбала! Всем камбалам камбала! Такую стоит оставить.
Подняв глаза, Тру увидел пожилого человека в бейсболке и слишком больших для него футболке и штанах. Передних зубов у него не было, а тягучий, гнусавый акцент, гораздо сильнее, чем у Хоуп, делал знакомые слова почти неузнаваемыми.
– Значит, это камбала?
– А ты будто камбалы не видел?
– В первый раз вижу.
Человек прищурился:
– Откуда же ты такой взялся?
Тру подумал, слышал ли этот человек вообще о Зимбабве, и ответил просто:
– Из Африки.
– Из Африки?! А по тебе так и не скажешь!
Тру вытащил крючок, кинул плоскогубцы в коробку и поднял рыбу, готовясь бросить ее в море. Человек заговорил снова:
– Ты чего это, а?
– Да вот, отпустить хочу.
– А может, мне отдашь? Мне что-то не везет вчера и сегодня, а камбалой я бы с удовольствием поужинал.
Тру, поколебавшись, пожал плечами:
– Конечно.
Мужчина подхватил камбалу и пошел на другой край пирса, где рыбина отправилась в маленький кулер.
– Спасибо! – крикнул он.
– Да пожалуйста…
Тру снова насадил наживку и забросил удочку. Хоуп уже превратилась в смутно различимое пятнышко вдалеке.
Но он все равно узнал ее и долго-долго не мог оторвать от нее глаз.
Хоуп внимательно следила за Скотти, подзывая его всякий раз, как он убегал к дюне, правда, пес и не думал слушаться. Надеяться, что Скотти вдруг начнет выполнять команды, – пустое занятие. Поведение собаки вполне согласовывалось с тем, как все пошло с раннего утра.
Проснувшись, Хоуп услышала, что на кухне звонит телефон. Наспех завернувшись в одеяло, она побежала ответить и сильно ударилась мыском об угол стены. Спросонья ей показалось, что звонит Джош, но уже через секунду она вспомнила про разницу во времени. В трубке буквально захлебывалась рыданиями Эллен, выдавливая отрывочные слова и задыхаясь от слез. Хоуп даже предположила, что свадьбу отменили, и не сразу поняла, что Эллен плачет из-за погоды. Подруга ужасно расстроилась из-за дождя, который должен начаться после обеда и грозит затянуться на все выходные.
Хоуп такая реакция показалась несколько преувеличенной, но Эллен была безутешна, несмотря на все доводы. Правда, Хоуп лишь изредка удавалось вставить слово: телефонный разговор превратился в сорокаминутный слезливый монолог о несправедливости жизни. Подруга все бушевала, а Хоуп, прислонившись к кухонному столу и поджав ногу – палец еще болел, – соображала, заметит ли Эллен, что она отложила трубку, если быстренько сбегать в туалет. Хоуп очень хотелось в туалет, и когда она наконец смогла попрощаться с Эллен, ей пришлось сбросить одеяло и, хромая, добираться до уборной как можно быстрее.
Затем, как будто по велению некоего кофейного божества, ополчившегося на них с Тру, у Хоуп сломалась кофеварка: огонек мигал, но вода не нагревалась. Хоуп уже готова была вскипятить воду и налить ее во вчерашнюю гущу, но Скотти скулил у дверей. Если его не вывести, он сделает лужу. Натянув что под руку попалось, Хоуп повела пса на пляж, надеясь спасти утро спокойной прогулкой. Однако со Скотти это оказалось невозможным: терьер уже дважды удирал на дюну по чужим лестницам и настилам, либо погнавшись за кошкой, либо вознамерившись довести хозяйку до сердечного приступа, и приходилось лезть за ним. Но пристегнуть поводок тоже нельзя, тогда Скотти или будет все время тянуть хозяйку вперед, или надуется, а у Хоуп совсем не было желания это терпеть.
Но, несмотря на все это…
Слушая сетования Эллен по телефону, Хоуп заметила, как Тру прошел мимо коттеджа с удочкой на плече, и невольно улыбнулась. Ей до сих пор не верилось, что они действительно поужинали вместе. Вернувшись мыслями к вчерашнему разговору. Хоуп удивлялась, какой приятный получился вечер и как естественно, легко и непринужденно они общались.
Вот интересно, последует ли он ее совету и сходит ли к «Родственным душам» после рыбалки? Учитывая надвигающийся дождь, завтра будет поздно… Но тогда ведь и она туда не доберется! После укладки и педикюра как раз останется время наведаться к почтовому ящику, и сейчас, гуляя по пляжу, Хоуп решила так и сделать.
Но надо было спешить, иначе она опоздает. В салон в Уилмингтоне ей к девяти, на педикюр в одиннадцать, а еще надо подобрать другие туфли – бордовые лодочки, выбранные Эллен для подружек невесты, немилосердно жали. Ехать, наверное, придется по пробкам… Хоуп сократила прогулку, позвав Скотти и повернув назад. Вскоре пес промчался мимо нее, свесив язык набок. Провожая его взглядом, Хоуп невольно посмотрела на пирс. Там находились люди, но с такого расстояния они все были почти точками. Хоуп стало любопытно, повезло Тру сегодня или нет.
В коттедже она вытерла Скотти полотенцем, наскоро приняла душ и оделась в те же джинсы, блузку и босоножки, что и накануне. Но, посмотрев в зеркало, Хоуп почувствовала, что выглядит иначе – красивее и даже желаннее. Она поняла, что видит себя глазами посторонних – так Тру смотрел на нее вчера вечером, когда они сидели в «Клэнси».
Вместе с этим открытием пришло и новое решение. Пошарив в ящике под телефоном, Хоуп нашла то, что искала. Написав записку, она вышла через заднюю дверь и спустилась на пляж. Поднявшись по соседней лестнице к трехэтажной вилле, она подсунула листок под щеколду на калитке – здесь Тру обязательно найдет записку.
Вернувшись тем же путем, Хоуп подхватила сумку и пошла к двери. Садясь в машину, она глубоко вздохнула, гадая, что-то теперь будет.
Тру не сразу понял намерения Хоуп.
Он видел, как она вышла на веранду спустя минут сорок после прогулки со Скотти и поднялась к большой вилле. Его кольнула досада, что Хоуп пришла с ним увидеться, а его нет на месте, но она остановилась у калитки. Наверное, колебалась, входить или нет. Буквально через несколько секунд Хоуп вернулась в свой коттедж, и больше он ее не видел.
Странно.
Хоуп не выходила у него из головы. Легко было бы счесть эти чувства за обычное увлечение, вспыхнувшее от безысходности. Ким, без сомнения, поддержала бы эту мысль: с самого развода бывшая жена регулярно спрашивала, нашел ли Тру себе кого-нибудь или нет, и шутила, что он настолько разучился знакомиться, что, пожалуй, влюбится по уши в первую женщину, которая только посмотрит на него.
Однако дело было не в этом. Тру не пылал пламенной страстью к Хоуп и не так уж истосковался по женской ласке, однако он не мог не признать, что находит ее очень привлекательной. По иронии судьбы причиной тому отчасти стала бывшая жена. В свое время он убедился: Ким прекрасно осознает свою красоту и всю жизнь использует ее для собственной выгоды. А Хоуп вела себя совершенно противоположным образом, хотя была не менее красива, чем Ким, и Тру интуитивно тянулся к ней, как порой, заканчивая рисунок, он шестым чувством понимал: вот так должно быть.
Тру знал – не нужно думать о таких вещах, из этого не может выйти ничего хорошего. Не только потому, что в понедельник ему улетать, а Хоуп днем раньше вернется к своей жизни, где у нее есть мужчина, за которого она надеется выйти замуж, пусть сейчас они и в ссоре. И не потому, что с учетом планов на выходные Тру вряд ли увидит ее еще раз.
Почувствовав новый рывок, он поводил рыбу, угадал момент и подсек. После некоторой борьбы, которая его удивила, Тру вытащил на пирс рыбину, не похожую на камбалу, но все равно неизвестную. Пожилой человек в бейсболке снова подошел и встал рядом, когда Тру начал вытаскивать крючок.
– Эх, и здоровенная же мерлуза! – восхитился он.
– Кто?
– Да мерлуза, а может, лобан! Тоже стоит оставить. Вкусная, если с толком приготовить… Я к тому, если вы и ее выбросить решили…
Тру подал ему рыбину, и лобан тоже исчез в кулере.
Дальше на крючок попадалась разная мелочь, и незаметно подошло время звонить Эндрю. Подхватив удочку и ящик со снастями, Тру вернулся в магазин, разменял денег и подошел к телефонному автомату. Дозвониться до оператора международной связи удалось ценой полуминутного ожидания и нескольких скормленных автомату монет, но в конце концов Тру услышал в трубке знакомые длинные гудки.
Ответила Ким, согласившаяся заплатить за международный звонок, и подозвала к телефону Эндрю. Сын засыпал Тру вопросами об Америке, которую знал в основном по фильмам, и остался разочарован, услышав, что на американских улицах нет постоянных перестрелок, людей в ковбойских шляпах и кинозвезд на каждом углу. После этого беседа перешла в привычное русло. Тру слушал, как Эндрю пересказывает, что успел за последние дни, и от звука детского голоса сжималось сердце – ведь их разделяло полмира.
В свою очередь, Тру рассказал сыну о пляже и описал двух пойманных рыбин, а еще упомянул Скотти и как ходил выручать пса. Они проговорили дольше, чем планировал Тру, – почти двадцать минут, прежде чем в трубке послышался голос Ким, напоминавшей Эндрю, что ему нужно доделывать уроки. Через несколько секунд разговор продолжила уже она:
– Он по тебе скучает.
– Знаю. Я тоже по нему скучаю.
– Ты уже виделся с отцом?
– Нет, – и Тру рассказал о встрече, перенесенной на субботу. Дослушав, Ким кашлянула: – А что там с собакой, которую сбила машина?
– Все оказалось не так серьезно, – ответил Тру и вкратце повторил свой рассказ, случайно упомянув имя Хоуп. Ким тут же среагировала:
– Хоуп?
– Да.
– Женщина?
– Ну, соответственно.
– Я так понимаю, вы нашли общий язык?
– Что заставляет тебя так думать?
– Потому что ты знаешь ее имя, значит, ты с ней говорил, а ты с женщинами уже сто лет не общался. Расскажи мне о ней.
Читать бесплатно другие книги:
