В клетке. Вирус. Напролом Скальци Джон

– Кто такие Дженкинс и Зе?

– Вы их пока не знаете, – сказала Ванн. – Это два богом проклятых идиота. Но есть и хорошие новости. С этим, – она снова показала на экран, – и другими мелкими делами, которые нас доставали на этой неделе, теперь будут разбираться они. А мы сможем сосредоточиться на настоящей работе.

– То есть мы все-таки не уходим в отпуск, – резюмировал я.

– Вы можете уйти, – сказала Ванн. – Но лично меня попытка покушения реально взбесила. Я хочу найти людей, которые это организовали, и размазать их по стенке. Кстати, Шейн, пока вы спали, случилось еще кое-что.

– Что на этот раз?

Ванн повернулась к Тайле и близнецам.

– Можно мне? – спросила она и дотронулась до монитора, чтобы пролистать страницы.

Перебрав с десяток, она остановилась на одной публикации и вывела ее на весь экран. Перед нами повисла эмблема «Акселеранта».

– Этот мерзавец Хаббард покупает у правительства «Агору», – сказала Ванн. – Сервера, здание и все остальное. Он отнимает у хаденов личное пространство.

Я уже хотел ответить, когда в поле зрения всплыла иконка вызова. Звонил Тони.

– Ты где? – спросил я, соединившись.

– В управлении ФБР. А ты?

– Дома. В отпуске по здоровью.

– Отлично. Тогда мчусь к тебе.

– В чем дело? – спросил я.

– Я бы предпочел поговорить об этом где-нибудь в укромном месте.

– Насколько укромном?

– Насколько получится.

– И все-таки что случилось?

– Ты был прав, – сказал Тони. – Когда говорил, что я ошибаюсь. Но все еще хуже. Ты даже не представляешь насколько.

– Наденьте очки, – сказал я Ванн.

Она надела специальные очки и кивнула:

– Подключайте.

Я пропинговал ее и пригласил в свое лиминальное пространство, потом вошел сам.

На моей платформе стоял какой-то трил. Это была Ванн.

Она протянула вперед руки, изучая свое изображение.

– Значит, вот на что это похоже, – сказала она и посмотрела на меня. – А вы, стало быть, так выглядите.

– Удивлены? – спросил я.

– На самом деле я раньше как-то не задумывалась над тем, что у вас есть лицо… То есть я не это хотела сказать… – смутилась она.

Я улыбнулся и подумал о том, что Ванн впервые видит мою улыбку.

Она огляделась вокруг:

– Да это же пещера Бэтмена, мать его.

Я рассмеялся.

– Что смешного?

– Просто вы напомнили мне кое-кого из прошлого, – сказал я. – Подождите, мне надо впустить Тони. – Я отправил ему доступ.

Он вошел, осмотрелся и наконец выдал:

– Просторно.

– Спасибо, – сказал я.

– Смахивает на пещеру Бэт…

– Расскажи нам плохие новости, – перебил я.

– Ладно.

Над нашими головами появилось изображение нейронной сети.

– Это сеть Бренды Риз, – сказал Тони. – Модель производства «Лактурн», а если конкретнее, то «Овидий 6.4». Стала довольно распространенной восемь лет назад и работает – ну, то есть работала – на самом современном программном обеспечении, существующем для этой модели. Мне несколько раз доводилось писать для нее патчи, поэтому я неплохо знаком с ее конструкцией и возможностями. – Он повернулся к Ванн. – Вы спрашивали, можно ли запереть интегратора с коммерчески доступной сетью.

– А вы сказали, что нет, – напомнила Ванн.

– Я сказал, что это маловероятно. Потому что код, который позволял это делать с мозгом Сани, писали специально под сеть, также, в свою очередь, специально сделанную для того, чтобы запирать интеграторов, передавая все управление клиенту. То есть целевой софт для целевой сети.

– Но ты ошибся, – заметил я.

– Да, ошибся, – подтвердил Тони.

– Почему?

– Потому что сделал неправильный вывод о сети в голове Джонни Сани. Я сказал тебе, что это не опытный образец, а конечный продукт. Так и есть. Но, кроме того, это и показательный экземпляр, который демонстрирует, что если ты действительно хорошо знаешь и железо, и софт, то сможешь дать клиенту полный контроль над телом интегратора. Просто никто еще не пробовал этого делать – по крайней мере, насколько нам известно. Может, только какие-нибудь говнюки из АНБ[20].

– Не отвлекайтесь, – попросила Ванн.

– Простите, – сказал Тони. – Сани показал, что такое возможно. Теперь осталось только воплотить этот показательный экземпляр в уже существующих обычных сетях. А для этого надо отвечать двум условиям. Первое – досконально, до мельчайших подробностей, знать сети, которые используешь. По-настоящему хорошо знать матчасть. И второе – быть гребаным гением программирования.

– Хаббард, – заключил я.

Тони задумчиво почесал нос:

– «Лактурн» – второй из крупнейших производителей сетей после «Санта-Аны», а Хаббард прославился именно своим участием в проектировании. На программистских форумах полно душераздирающих историй о том, как он рвал в клочья первые проекты своих инженеров за безвкусицу.

– А какой он программист? – спросила Ванн.

– Это его первая профессия, через нее он и попал в отрасль. «Хаббард текнолоджиз» была создана для обслуживания устаревших компьютерных систем, по-прежнему используемых корпорациями, а когда потом он заболел вирусом Хаден, то сосредоточился на создании софта для трилов, а также для сетей, оставшихся беспризорными после того, как сделавшие их компании ушли с рынка. Когда-то лично он сделал большой вклад в программирование. В сетях используется система программирования, основанная на известной иерархии Хомского. Изобрел эту систему не Хаббард, но именно он написал почти всю версию 2.0, к тому же он член совета Ассоциации хаденов, которая утверждает новые версии кода.

– Ассоциации хаденов, говоришь, – пробормотал я.

– Что не так? – спросил Тони.

– Погоди-ка. – Я быстренько прошерстил свою электронную почту, нашел письмо и показал его Ванн и Тони. – Из Лос-Анджелеса наконец ответили о ниндзя-триле.

– О чем о чем? – удивился Тони.

– Потом объясню, – сказал я. – Главное, что этот трил не был серийной моделью, это была недорогая лицензионная версия, которую Ассоциация хаденов предлагает потенциальным производителям из развивающихся стран для использования на их территории. Такие трилы не купишь ни в Северной Америке, ни в Европе, ни в развитой Азии.

– Получается, на вас напал импортный трил, – заключила Ванн.

– Его могли сделать и здесь в единичном экземпляре, – возразил я. – Для этого нужен лишь промышленный 3D-принтер и робот-сборщик.

– И у кого есть такой набор? – спросила Ванн.

– Да почти у любого проектного бюро или изготовителя, которые занимаются полномасштабным моделированием. Ребята из Лос-Анджелеса обещали поискать получше, но это займет время. Сейчас для меня главное то, что Хаббард имеет отношение и к языку кода для сетей, и к конструкции напавшего на меня трила.

– Что может оказаться чистым совпадением, – заметила Ванн.

Я уже открыл рот, чтобы ответить, но тут вмешался Тони:

– Запомни свою мысль. А я скажу, почему Хаббард – это тот, кого вы ищете. Только сначала мне надо объяснить вам пару вещей.

– Хорошо, объясняйте, – разрешила Ванн.

Тони повернулся ко мне:

– Помнишь, я говорил тебе, что в самом начале сети очень часто взламывали?

Я кивнул.

– Теперь это сделать не так просто, – продолжал он. – Для начала архитектуру сетей усложнили, чтобы к ней было труднее написать программу, а также случайно ее хакнуть. Но это очень слабая мера защиты. Обычно честолюбивые хакеры еще и высококлассные программисты. Поэтому разработчики пошли дальше, и теперь все апдейты и патчи должны поступать только от проверенных поставщиков, которых идентифицируют по хешу в заголовке патча. При загрузке патча сразу начинается проверка хеша, и если источник подтверждается, то программа грузится и устанавливается. Если нет – она автоматически стирается и создается отчет.

– И это невозможно обойти, – сказала Ванн.

– Не то чтобы совсем невозможно, – ответил Тони. – Но трудно. Для этого нужно украсть хеши, причем так, чтобы они оставались рабочими. Когда я тестировал эти системы на безопасность, большую часть времени я пытался получить проверочный код. Тут во многом помогает знание психологии. Можно заставить людей думать, что я их босс и мне нужен их хеш, или найти способ заглянуть им через плечо, когда они пишут код, или еще какая-нибудь хрень в таком духе.

– И как ты этого добивался? – спросил я.

– Разными способами. Один из моих самых любимых – когда я привязал к игрушечному квадрокоптеру с дистанционным управлением корзинку, насыпал в нее конфет и запустил в программистское крыло здания «Санта-Аны». Коптер летал от стола к столу, программисты получали конфеты, а я – фото с их работающих мониторов. В тот день я добыл восемь хешей.

– Очень мило, – похвалил я.

– Все любят конфеты, – философски заметил Тони.

– Значит, кто угодно может украсть хеш и попасть в чью-нибудь сеть, – сказала Ванн, чтобы вернуть разговор в деловое русло.

– Верно, – подтвердил Тони. – Но даже с хешем проблема для хакера все равно остается, ведь ему надо зайти через парадную дверь. Все только и ждут украденных или подделанных хешей и злонамеренных кодов. Потому каждый патч сначала распаковывается и запускается в «песочнице» – это такая безопасная виртуальная машина. Если код содержит угрозу, она там проявится и будет устранена. Есть и другие меры безопасности. В общем, я все это к тому, что очень трудно протащить в сеть подозрительный код обычным путем. Даже для гениального хакера это долгий путь, причем в никуда. – Он повернулся к Ванн. – Поэтому я и говорил вам, что это маловероятно.

– А потом Риз попыталась меня убить, – напомнила Ванн.

– На самом деле в том, что я ошибся, меня убедило не это, – признался Тони. – Меня осенило, когда Крис сказал, что Риз попыталась бежать от взрыва, после того как умышленно выдернула чеку. Если предположить, что контроль все-таки осуществлялся через парадную дверь, должна была остаться запись – о том, что патчи установлены, несмотря на запрет, что «песочница» запустилась для их проверки и сам результат проверки, подтверждающий их подлинность, а также хеши программиста и компании, которая их отправила. Ничего подобного там не было.

– Значит, зашли с черного хода, – заключил я.

– Так и есть, – сказал Тони. – Догадайся как.

Первой догадалась Ванн:

– Мерзавец сделал это во время интегрирования.

– В точку! – подтвердил Тони. – Когда клиент соединяется с интегратором, следует процедура опознавания, а затем открывается двухсторонний информационный поток. По идее, этот процесс должен быть полностью отделен от внутренней работы сети, и так и есть, но… программа неидеальна. Если знаешь, где искать, можно найти точки доступа к сетевому софту. И тогда получается вот что. – Он увеличил изображение сети, сосредоточившись на узле, который включал ресивер для клиентского информационного потока. – Это интерполятор, – показал он. – Если информационный поток прерывается на миллисекунду или даже меньше, интерполятор подбирает данные по обе стороны разрыва и заполняет его усредненными значениями. Но для этого ему нужно иметь доступ к обработке данных из сети. Получается брешь в брандмауэре. Именно это Хаббард и использовал. – Фотография сети преобразовалась в схему. – Думаю, он сделал вот что. Сначала подтвердил обмен данными с интегратором. После чего намеренно начал создавать в информационном потоке пропуски именно такой продолжительности, чтобы сработал интерполятор. А потом использовал доступ интерполятора к процессору, чтобы сгрузить туда исполняемый файл. Делается это столько раз, сколько нужно, чтобы файл скачался целиком. Потом он распаковывается и переписывает софт. Поскольку файл поступает напрямую в процессор, не нужно никакой «песочницы». Стадия проверки тоже пропускается, значит хеш также не нужен. Это очень маленький файл, поэтому сети интегратора не нужно отключать сеанс, чтобы его запустить. Интегратор никогда даже не узнает, что его подправили.

– Так какого же черта этот дефект до сих не исправили? – спросила Ванн, как мне показалось, не на шутку встревожившись.

– Ну подумайте сами, – сказал Тони. – Это действительно серьезная программная ошибка, но дорожка, которая к ней ведет, очень и очень узкая. Для начала о ней надо просто знать. Потом надо получить техническую возможность ею воспользоваться. Плюс иметь для этого технические средства, ведь далеко не каждый среднестатистический хаден способен в своей голове внедрить в информационный поток умышленные пропуски. Это требует какого-то специфичного оборудования между клиентом и интегратором, а, насколько я знаю, его не существует. Значит, его надо создать. Никто не устранил этот косяк, потому что до сих пор никто вообще не считал это косяком. Так – безобидной странностью. Попросту говоря, нужен был Лукас Хаббард, чтобы им воспользоваться.

– Но Бренда Риз никогда не интегрировалась с Хаббардом, – возразил я. – Она работала с Сэмом Шварцем.

– Хаббард создал алгоритм и средства, – сказал Тони. – Когда они есть, их может применить кто угодно.

– Сэм Шварц – юрист Хаббарда, – напомнила Ванн. – Кому, как не ему, помогать своему боссу.

– К тому же не слишком нравственный юрист, – заметил Тони. – Но вы правы. Хаббард вполне мог привлечь Шварца и провернуть это вместе с ним.

– Похоже, ты твердо уверен, что главный виновник – Хаббард, – сказал я.

– Похоже, это ты твердо уверен, что главный виновник – Хаббард, Крис, – ответил Тони.

– Да, но я хочу знать: ты так считаешь, потому что я так считаю, или есть другая причина?

– Я так считаю, потому что так считаешь ты, – сказал Тони. – А еще потому, что масштаб подобных дел – я имею в виду и случай с Брендой Риз, и трагедию с Джонни Сани – требует ресурсов или небольшой страны, или очень богатого человека. Но главное, я так считаю из-за кода.

– Из-за кода, – повторила Ванн.

– Да, – подтвердил Тони; схема над нами исчезла, и на ее месте появились строчки кода. – Вы много знаете о Хомском? – спросил он. – Я говорю о языке программирования, а не о человеке.

– Ничего не знаю ни о том ни о другом, – ответила Ванн.

– Крис?

– Ничегошеньки.

Тони кивнул:

– Язык программирования назвали в честь ученого-лингвиста Хомского, потому что он создавался для общения с глубинными структурами мозга. Получился эдакий «глубинный язык» – почти каламбур. Прелесть этого языка в том, что он поразительно гибкий. Если его выучить, по-настоящему выучить, можно найти всевозможные пути для решения любой проблемы и любой задачи. Это крайне важно для нейронных сетей. Они должны быть гибкими, ведь каждый мозг уникален. Поэтому и язык, на котором вы пишете к ним программы, должен быть не менее гибким. Вы еще следите за моей мыслью?

– Как-то все очень таинственно, – заметил я.

– Этого я и добивался, – сообщил Тони. – Язык Хомского должен быть таинственным, потому что он создавался для прямой связи с мозгом. Но есть и оборотная сторона. Поскольку язык Хомского позволяет найти множество решений одной и той же конкретной проблемы, программисты, свободно пишущие на нем, в конце концов развивают свой собственный, ни на кого не похожий почерк. Если потратить действительно много времени для изучения кода, в конце концов можно сказать, кто его написал.

– Как определить писателя по нескольким строчкам?

– Да, точно, – подтвердил Тони. – У одного сплошь описания, а у другого одни диалоги. Здесь то же самое. Как и у писателей, среди программистов есть хорошие, есть средние, а есть бездарные. И если ты уже видел их программы раньше, то сможешь определить авторство по первой же строчке.

Тони показал на экран с кодом:

– Это код из мозга Бренды Риз, он является модификацией последней доработанной версии, со всеми исправлениями, для «Овидия 6.4». – Он вывел на экран еще несколько строчек. – А это код программы в голове Джонни Сани. Сходство полное. Их писал один и тот же человек.

На экране появилась третья колонка.

– Этот код Хаббард написал в то время, когда еще выпускал патчи и обновления в «Хаббард текнолоджиз». Поверьте мне на слово: если прогнать все эти три кода через какой-нибудь семантический или грамматический анализатор, настроенный под язык Хомского, зеленые огни загорятся по всей панели. Все они написаны одним и тем же человеком – Лукасом Хаббардом.

– Мы можем использовать это в суде? – спросила Ванн.

– Об этом вам надо спросить у адвоката, – сказал Тони. – Но что касается меня, то я могу заявить под присягой: да, черт возьми, все это писал один парень.

– Этого хватит? – спросил я у Ванн.

– Чтобы засудить его? – уточнила она, я кивнул. – За что?

– За убийство Бренды Риз – раз. И за убийство Джонни Сани – два.

– Но мы же считаем, что не он убил Риз, а Шварц, – возразила Ванн. – И мы по-прежнему не можем внятно объяснить, что связывало его и Сани.

– Да бросьте вы, Ванн, – возмутился я. – Мы же оба знаем, что это он.

– Если мы пойдем в суд с тем, чем сейчас располагаем, юристы Хаббарда, начиная с того же Шварца, размажут нас по стенке, – сказала она. – Я знаю, Шейн, вам эта работа не так уж и нужна, а мне нужна. Поэтому – да, это Хаббард. Так давайте сделаем абсолютно все, что в наших силах, чтобы прижать его. – Она повернулась к Тони. – Что у вас еще?

– Есть парочка моментов. Первый касается кода Риз.

– Что с ним? – спросила Ванн.

– Он не обходит ее долговременную память. Либо Хаббард не смог найти способ, как это осуществить, что вполне возможно, так как расположение нейронной сети принципиально другое, либо он решил не тратить на это время, потому что…

– Потому что не собирался оставлять ее в живых, после того как он или Шварц ее используют, – договорил за него я.

– Ну да. Теперь вы знаете, почему она таскала с собой гранату.

– Значит, она была в курсе все это время, – сказала Ванн. – Все осознавала в полной мере, просто не могла остановить свое тело.

– Да, и у нее не было никакой возможности выгнать клиента из своей головы, – добавил Тони.

– Твою ж мать, – прошептала Ванн и на секунду отвернулась.

Тони озадаченно посмотрел на меня. «Позже», – проговорил я одними губами, потом спросил у Ванн:

– С вами все в порядке?

– Если мы все-таки выкатим тело Хаббарда, после того как все это закончится, следите за мной очень внимательно, – сказала она. – Иначе я не удержусь и пну этого мудака по яйцам.

– Обещаю, – ухмыльнувшись во весь рот, ответил я.

Она повернулась к Тони:

– Вы говорили о двух моментах.

– Когда я выяснил, как именно Хаббард проник в мозг Риз, я решил еще раз посмотреть на мозг Сани, чтобы понять, что я пропустил вначале, когда не знал всего. И обнаружил вот это. – Он очень быстро прокрутил код на экране, пока не остановился на каком-то довольно большом блоке.

– Что это? – спросил я.

– Я сам сначала не въехал. Подумал, бессмыслица какая-то. А потом понял: этот блок программы преобразует часть нейронной сети в антенну.

– Во что? – удивленно спросила Ванн.

– Ладно, пусть в передатчик. Он передает сигнал данных интегратора, но не в сеть. Он сам прикидывается сетью.

– А это обязательно должен быть сигнал данных интегратора? – спросила Ванн.

– Что вы хотите этим… – Тони вдруг запнулся, а когда до него дошло, не смог сдержать стон.

– Да в чем дело-то? – Похоже, я был единственным в своем же собственном лиминальном пространстве, кто совершенно ничего не понимал.

– Вот же долбаный Хаббард, – не выдержала Ванн. – Мы все никак не могли понять, почему Джонни Сани пытался интегрироваться с Николасом Беллом. А он вовсе не пытался. Он служил чертовым ретранслятором для Хаббарда.

Я с минуту поразмышлял об этом.

– Значит, получается, когда вы допрашивали Белла…

– Это был никакой не Белл, – перебила она меня, – а Хаббард. Всегда чертов Хаббард. Эта сволочь водила нас за нос с самого начала.

– Чтобы подобраться к Кассандре Белл, – продолжил я.

– Да, – согласилась Ванн.

– С какой целью? – спросил я.

– Вы что, за новостями не следите? – рявкнула Ванн. – До вас не доходили слухи о марше протеста в воскресенье? Только представьте, что случится, если Кассандру Белл убьет ее собственный брат, а потом еще начнет нести какую-нибудь антихаденскую чушь. Да после этого весь Вашингтон спалят.

– Да, но зачем? – снова спросил я. – С какой стати затевать бунт?

– Чтобы обрушить рынок, – подсказал Тони.

Мы с Ванн удивленно посмотрели на него.

– Я же вам говорил, что стараюсь быть в курсе, – сказал он. – Так я нахожу работу. После утверждения Абрамса—Кеттеринг связанные с хаденами компании или занимаются слиянием, или вообще уходят с рынка. Инвесторы уже выводят капиталы. Крупный мятеж в Вашингтоне до смерти напугает эти компании и всех их инвесторов. Все они свалят со сцены. И тогда «Акселерант» спокойно подберет остатки и сам решит, какую компанию проглотить, а какой дать умереть. Да еще прославится тем, что стабилизировал сектор, хотя на самом деле просто устранил конкурентов. На одном слиянии с «Зебринг-Уорнер» он сэкономит миллиарды.

– Но какой во всем этом смысл? – усомнился я. – Абрамс—Кеттеринг вот-вот отберет у этих компаний всю прибыль. Кормушку прикрыли. Ты же сам говорил.

– Вы же знаете, что такое AOL, верно? – спросил Тони.

– Что-что? – не поняла Ванн.

– AOL, – повторил он. – Когда-то очень популярная компания по предоставлению информационных услуг. Сделала миллиарды, обеспечивая людям доступ в интернет через их телефоны. Коммутируемый доступ, помните? Была одним из крупнейших интернет-провайдеров в мире. Потом люди перестали использовать телефонные линии для выхода в сеть, и компания сильно подсократилась. Но еще долгие годы продолжала получать миллиардные прибыли, ведь даже несмотря на то что модемы свое отжили, миллионы пользователей по-прежнему сохранили их. Старые люди просто не хотели ничего менять; одни сохранили их как запасной вариант, а другие вообще забыли, что подписались, а когда вспомнили, компания сделала процедуру отписки слишком утомительной, чтобы ею заниматься.

– Милая история, – сказала Ванн. – И в чем соль?

– А в том, что в конечном итоге хаденов в Штатах все равно остается больше, чем народу в штате Кентукки. Каждый год в среднем заболевает еще тридцать тысяч, и их никуда не денешь. Так что даже значительно сокращенный рынок может приносить большие деньги, если его подоить. А уж Хаббард постарается выжать из него все.

– Потому что он сам хаден, – сказал я. – Он один из нас.

– Правильно, – подтвердил Тони. – Отсюда и покупка «Агоры». Он добивается расположения хаденов.

– После этого он без труда подомнет любую другую компанию, имея на своей стороне большинство клиентов-хаденов. «Агора» – мощный фактор, – подумал я вслух.

– И опять в точку, – сказал Тони. – А потом «Акселерант» сделает две вещи. С выуженными у хаденов деньгами вложится в какой-нибудь другой сегмент рынка, ведь даже сейчас компаний, связанных с хаденами, у него меньшинство, и будет готовиться к тому дню, когда министерство здравоохранения признает трилы и нейронные сети не просто медицинским оборудованием и разрешит их использовать всем поголовно. Это и есть его конечная цель. Хаббард грезит о том дне, когда все получат трилы, все пойдут на «Агору» и больше никто не почувствует себя старым.

– Поэтому он и мог позволить себе потратить миллиард на то, что никогда не выйдет на рынок, – заметил я.

– А еще потратил кучу бабла на очевидно чмошные компании, – добавил Тони. – Хаббард метит не в падающий хаденский рынок, а в тот, что придет на его место. Именно этот новый рынок он хочет создать и стать там полноправным хозяином.

– Вы действительно думаете, что у всего этого именно такая подоплека? – спросила Ванн.

– Агент Ванн, для вас я скажу иначе. Если вы с Крисом не арестуете Хаббарда на этих выходных, в понедельник я вкладываю все свои средства в акции «Акселеранта».

Ванн на секунду задумалась, потом повернулась ко мне:

– Ваши предложения?

– Вы что, серьезно? – спросил я. – Мы сделаем это сейчас?

– Ваша первая рабочая неделя еще не закончилась, – ответила она.

– Да, неделя была нелегкая, – пробормотал я.

– Мне нужно знать, что вы думаете об этом, ясно? Я спрашиваю не ради каких-то гребаных нравоучений или прочей хрени. Все это касается вас. Лично вас. И таких, как вы. Поэтому скажите мне, как лично вы хотели бы поступить, Крис.

– Я хочу прижать сукина сына, – сказал я. – Прижать их обоих – и Хаббарда, и Шварца.

– То есть вы хотите арестовать их, – подчеркнула Ванн.

– Да, но не прямо сейчас.

– Объяснитесь.

Вместо ответа я улыбнулся ей и посмотрел на Тони:

– Код Хаббарда.

– И что? – спросил тот.

– Сможешь пропатчить его?

– То есть закрыть дыру в интерполяторе?

– Да.

– Легко, – сказал Тони. – Теперь, когда я все знаю, залатаю без проблем.

– А сможешь сделать немножко больше? – спросил я.

– А ты заплатишь мне немножко больше?

– Да, Тони, – ухмыльнулся я. – Оплата включена.

– Тогда я весь твой. Хаббард, конечно, крут, но и я не пальцем деланный.

– Что вы задумали? – спросила у меня Ванн.

– До сих пор мы во всем на шаг отставали от Хаббарда.

– Точное наблюдение, – похвалила Ванн. – А теперь попытаемся его опередить?

– Это и не нужно. Главное – прибыть к финалу в одно время с ним.

– И как же вы намерены это сделать?

– Ну, как сказала бы наша общая подруга Тринх, это потребует от вас немного вашей фирменной расхлябанности.