Железные амбиции. Мои победы с Касом Д'Амато Тайсон Майк

«Разум всегда преподносит нам вещи в гораздо худшем свете, чем они есть на самом деле» – это был еще один жизненный принцип, который Кас заставил нас запомнить, и мне пришлось не раз убедиться в правоте этих слов. Наш мозг привык преувеличивать масштабы некоторых проблем. Многие этого не осознают и попусту беспокоятся о разных мелочах. Понимание этого очень помогло мне в жизни, хотя Кас использовал данный принцип в отношении бокса и противников на ринге. Другие менеджеры и тренеры практически не занимались психологией своих боксеров, и это заметно выделяло Каса на их фоне. Искренне верю в то, что он был настоящим гением, и безумно благодарен ему за то время, которое я провел с ним, и за все то, чему он меня успел научить».

Хэдли даже открыл в Мемфисе свой собственный боксерский центр, где он преподает стиль ведения боя «пик-а-бу». Хэдли вспоминал: «Однажды мы с Касом сидели за обеденным столом, и он поделился своей мечтой. Ему хотелось бы, чтобы его боксеры, изучив этот стиль, в дальнейшем преподавали его и он получил широкое распространение. Если кому-то предоставляется возможность передавать наследие Каса, то это замечательно, потому что он был великим человеком».

Марк Медал, который выиграл первый чемпионский титул в полусреднем весе по версии Международной боксерской федерации, в начале 1980-х годов приехал в Кэтскилл, чтобы провести спарринг-бой с Мэтью Хилтоном. Короткое общение с Касом произвело на него сильное впечатление. Он и сегодня вспоминает об этой встрече: «В тот день, когда я проводил с Мэтью спарринг-бой, ко мне подошел Д’Амато: «Нам нужно поговорить». Я обернулся, а он мягко потрепал меня по щеке и сказал: «Ты будешь хорошим боксером! Продолжай делать то, что [твой тренер] Эмиль [Гриффит] говорит тебе, и ты станешь отличным бойцом». Я вообще-то не склонен проявлять эмоции и расхваливать окружающих, но этим парнем я восхищаюсь. Он был очень скромным. Слова «нет» для него не существовало, он так и сказал мне об этом. Я спросил у него: «Почему вы даете нам все, о чем мы просим?» И он ответил: «Я просто не знаю, что значит слово «нет». Я не умею отказывать». Даже его манера говорить делала тебя более уверенным. Если у тебя был рост 5 футов 7 дюймов, то в разговоре с ним ты начинал себя чувствовать так, словно ты вырос до 6 футов 2 дюймов[191]. Я всегда испытываю сильное волнение, думая о нем. Находясь рядом с Касом, становишься на порядок лучше».

Джоан Матис, мать Бастера Д’Амато Матиса, тоже находилась под сильным впечатлением от личности Каса. Она рассказала нам: «Я очень любила его. Мне было так же грустно, как и Бастеру, когда он ушел от Каса. Казалось, что-то оборвалось внутри меня, потому что я чувствовала – с этого момента все пойдет под откос. Бастер не мог забыть Каса». Ее сын до сих пор занимается боксом сам и тренирует других бойцов. Получив научную степень в области спортивного менеджмента, он вместе с другими специалистами работает над тем, чтобы преобразовать методику на основе «мешка Вилли», изобретенную Касом, в то, что он называет «рингом Вилли». Сам Бастер Д’Амато Матис поделился своими планами: «Сейчас я пытаюсь усовершенствовать методику Каса. Используя все те навыки и знания, которые я получил, работая по системе, основанной на «мешке Вилли» и со стилем ведения боя «пик-а-бу», я намерен разработать некоторые принципиально новые техники, которые станут инновацией в подготовке боксеров».

Мне известны спортсмены, которые никогда не встречались с Касом, но тем не менее восприняли его философию. К ним относится Лоренцо Маулдин, игрок профессионального футбольного клуба New York Jets. Его друг Марио Коста как-то процитировал Каса: «Лиши себя удовольствий, и в конце концов ты будешь вознагражден». Лоренцо записал фразу в телефон, и теперь эта мантра звучит в раздевалке клуба New York Jets перед каждой игрой.

Пол Манджамеле начал тренироваться у Каса в Gramercy в 1971 году. Он был племянником Карузо и подавал большие надежды, поэтому остановился в Кэтскилле, как только там открыли спортзал. Через три года он оказался перед выбором: профессиональный бокс или колледж. После долгих раздумий он выбрал учебу. Со временем он стал генеральным директором компании, владеющей международной сетью ресторанов. Однако даже 45 лет спустя он хорошо помнит учение Каса:

«Я похож на Каса форматом поменьше. То, кем я являюсь сегодня, – прямой результат опыта, приобретенного в общении с ним. Я имею в виду дисциплину, поддержание хорошей спортивной формы, умение перехитрить противника. Он учил меня: «Послушай, даже в разгар схватки ты должен помнить про свой план на бой, потому что обычно люди, когда они взволнованы, забывают о нем. Ты обязан строго придерживаться плана, который составил, когда был еще хладнокровен, спокоен и собран. Вот почему нужно тренироваться. Необходимо каждый день отрабатывать свой план на бой. Когда тебе наносят удары и ты взволнован, не надо суматошно размахивать руками в надежде, что попадешь по сопернику. Ты должен строго придерживаться плана на бой, контролировать ситуацию, держать руки поднятыми, голову опущенной, подбородок вниз, глаза вверх».

В бизнесе все абсолютно так же. Держать руки поднятыми – значит защищать себя с флангов. Мне приходится исхитряться, чтобы, как говорится, попытаться заглянуть за угол. Что планируют мои конкуренты? А какие тенденции усилятся в моем деле? Какие вкусовые характеристики войдут в моду? Как развить уровень обслуживания, чтобы создать прочные деловые связи вне ресторанного бизнеса? Все зависит исключительно от твоего опыта. Все совершенно так же, как в боксе. За исключением того, что в боксе если ты просчитаешься, то тебя ударят. Здесь же придется менять методику обслуживания, меню или другие вещи, порой весьма затратные.

Кас однажды поделился со мной: «Не в твоих силах контролировать мысли противника, но ты можешь навязать ему свою волю». Согласно его концепции, это реально сделать в том случае, если сохранять спокойствие, хладнокровие и выдержку, следовать выбранной стратегии, никогда не отклоняясь от нее. Должен сказать, что навязывание своей воли – это как раз то, что я использую сегодня в бизнесе. При этом никто об этом даже не подозревает. Например, у меня есть франшиза. Другими словами, вы платите мне за использование моего бренда. Я беру с вас лицензионную плату, при этом вы действуете под моим торговым знаком. В дальнейшем я начинаю навязывать вам свои правила. Я хочу, чтобы вы пользовались только моими рецептами, моим меню и моими услугами, чтобы ваш персонал проходил подготовку только у меня. Мы должны совместно навязать нашу коллективную волю конкурентам, чтобы завоевать новый сегмент рынка. Я представляю это в качестве делового предложения. Каким же образом мы можем диктовать свою волю, сохранив наш бренд и тем самым нейтрализовав возможную конкуренцию? Именно этим мы сегодня и занимаемся. Чем это отличается от схватки на ринге? Ничем. Я не способен повлиять на чьи-то мысли, но могу навязать свою волю».

Пол со слезами в голосе вспоминает о том, как ушел от Каса и Камиллы после трех лет проживания в их доме: «Я хорошо помню тот день, словно это произошло вчера. Мне было очень трудно сделать этот шаг, потому что мы через многое прошли вместе. Я не так часто обнимал их, но на этот раз я решился. Кас неохотно обнял меня в ответ и сказал, что любит меня. Я помню, как смотрел на них в зеркало заднего вида. Это был последний раз, когда я видел Каса. Расставание далось мне очень тяжело, потому что наши отношения переросли бокс, для меня они стали частью жизни. Мне сейчас шестьдесят два года, а я помню все очень отчетливо. У меня никогда не было деда, и Кас по существу стал им. Он воспитал меня так, как не смог бы мой собственный отец. За это я всегда буду вспоминать моего наставника с любовью и нежностью и ценить все, что он когда-то сделал для меня».

Однажды мы с Касом прогуливались по Нью-Йорку, и к нам подбежал громадный доминиканец, весивший, наверное, более 300 фунтов[192]. Рыдая, он сжал старика в своих чудовищных объятьях: «Кас, ты помнишь меня?» Оказалось, этого парня мой учитель тренировал много лет назад. Вот какое воздействие Кас оказывал на людей. При одном воспоминании о нем они начинали утирать глаза. Все, с кем мы разговаривали о Касе, не могли удержаться от слез. Уверен, что большинство боксеров, которых он тренировал и с которыми сталкивался каждый день, тоже начнут плакать, если завести с ними разговор о Касе. Он удивительным образом воздействовал на всех, с кем общался. В чем была его стратегия? Он указывал на наши самые большие недостатки, самые досадные слабости. А затем подвергал нас испытанию, чтобы заставить работать над ними. Он всегда пытался превратить нашу слабость в силу.

Идеи Каса получили распространение в образовательной сфере. Один из профессоров в области делового администрирования назвал методику Д’Амато по организации боксерских тренировок «моделью для углубленного развития управленческих талантов». Руководитель программы по подготовке специалистов Высшей школы педагогических наук Гарвардского университета заявил, что считает Каса «сильным преподавателем с четким пониманием цели и способностью формировать уверенность, которая позволяет различными способами постигать реальность во всей ее сложности».

Все, кто когда-либо работал с Касом, любят цитировать его высказывания. Лично мне нравится следующая фраза: «У каждого есть план, пока его не ударят по лицу». Буквально Кас выразился так: «У каждого есть план, пока ему не выбьют зубы». Так говорили в 1940-е годы.

Однако Д’Амато был далек от того, чтобы выступать сухим интеллектуалом-ментором. Находиться рядом с ним всегда было крайне интересно. Он напоминал Финиаса Барнума. Однажды Джо Коланджело после того как развелся с первой женой, привел к Касу свою новую девушку, у которой были определенные проблемы с собственными детьми. Кас поговорил с ней, причем их беседа через некоторое время сосредоточилась на астральном опыте и тому подобных вещах. «Выйдя от Каса, она буквально парила над землей от воодушевления, – рассказывал Джо. – Молодая женщина была готова свернуть горы. Благодаря Касу ее охватила эйфория от осознания, что она в состоянии решить все свои проблемы».

Брайан Хэмилл, который тренировался у Каса, а затем стал фотографом мирового уровня, по сей день восхищается харизмой учителя: «У него есть качества гуру. Я продолжаю говорить о нем так, будто он все еще рядом. До сих пор ощущаю его присутствие. Любой человек, который когда-либо встречался с Касом, – даже если результатом встречи стала ссора, – задумавшись о том, кто больше всех повлиял на его гребаную жизнь, должен признаться сам себе, что это был Кас Д’Амато. Он – культовая личность. Есть подобные фигуры в литературе, философии, фотографии – перечень можно продолжать бесконечно. Но в боксе есть только один подобный человек – это Кас. Он выше всех остальных на несколько порядков».

Я до сих пор постоянно вспоминаю о Касе. Думаю, что это знакомо всем его ученикам. Когда у меня возникает чувство беспокойства по тому или иному поводу, когда я начинаю на пустом месте сомневаться, все ли правильно сделано, когда я испытываю стресс, – я просто полностью отделяю себя от своих эмоций, отрешаюсь от них. И тогда чувство тревоги перестает для меня что-либо значить. Это методика Каса.

Уверен, Касу понравилось бы то, что я о нем рассказываю. Он всегда хотел, чтобы история его жизни была явлена миру. О нем писали и говорили так много неправды, что он желал, чтобы истина наконец вышла наружу. Когда Кас был еще жив, он несколько раз начинал работать над своей автобиографией, но эти проекты так и не были завершены. Тем не менее он всегда беспокоился о том, каким его запомнят. После первого поединка между Паттерсоном и Йоханссоном в его адрес были выдвинуты обвинения в нарушениях. В результате Кас потерял лицензии Атлетической комиссии штата Нью-Йорк. Один из ключевых вопросов, которые ему задавали на слушаниях Комиссии, касался телефонных звонков, совершенных из дома Каса боссу мафии Толстяку Тони Салерно. И Кас, и его друг Чарли Блэк, и его заклятый враг Билл Розенсон – все они под присягой свидетельствовали о том, что никогда не делали этих звонков. Однако подозрение относительно возможных связей Каса с мафией, которое так и не было развеяно, способствовало тому, что комиссия отозвала лицензии. В ходе подготовки этой книги нам удалось выяснить, кто на самом деле звонил Тони Салерно. Когда рукопись была уже практически готова, Ларри Ратсо Сломан позвонил Бетти, племяннице Каса и дочери Тони Д’Амато. Она наконец раскрыла эту тайну: «Это был Эмиль Ленс. Он явился причиной всех неприятностей Каса. Именно он звонил по телефону моего дяди, из-за чего у Каса появились большие проблемы и Атлетическая комиссия штата Нью-Йорк отстранила его от работы».

Теперь картинка полностью сложилась. Эмиль Ленс был независимым промоутером, который бросил вызов Норрису и Международному боксерскому совету и содействовал боксерской карьере Флойда Паттерсона. Он также был промоутером первой защиты чемпионского титула Паттерсона. Это произошло после того как Кас выступил с публичной критикой в адрес Международного боксерского совета и заявил, что Флойд больше никогда не примет участия в состязаниях, к организации которых будет иметь отношение Норрис. При этом нам известно, что Ленс, тем не менее, был вынужден контактировать с мафиози. Такое происходило сплошь и рядом. Здесь был тот случай, когда мафии удалось вовлечь в свои схемы различных людей, включая Карбо и Палермо, которые действовали в своих собственных интересах и одновременно выступали против Норриса тогда, когда им это было удобно. Но почему же Бетти вспомнила о причастности Ленса к этим звонкам после стольких лет? Сама она объясняет это следующим образом:

«Ленс «кинул» моего отца. Наибольшие доходы отец получал от работы в баре, а Ленс, будучи владельцем заведения, должен был делать отчисления в службу социального страхования. Когда Ленс закрыл бар, мой отец устроился менеджером в его боулинг-клуб. Как оказалось, Эмиль незаконно удерживал те деньги, которые он должен был направлять в службу социального страхования. Поэтому, выйдя на пенсию, отец оказался без социального пособия».

Однако другие вопросы, связанные с первым поединком между Паттерсоном и Йоханссоном, а также с участием в деле Толстяка Тони, все еще остаются без ответов. Неужели Кас действительно держал своего лучшего друга Чарли Блэка в неведении о причастности Толстяка Тони к организации боя? Могло ли получиться так, что Кас согласился с финансированием Розенсона из мафиозных источников? Возможно, он просто хотел быть уверенным в том, что схватка состоится? Каса страшила мысль о том, что защита Флойдом чемпионского титула может сорваться. Это дало бы Норрису, заклятому врагу Каса, шанс вернуться в бизнес и снова заняться организацией чемпионских поединков в супертяжелом весе. Кас был готов работать с боксерами, контролируемыми мафией, – такими, например, как Рой Харрис, – до тех пор, пока деятельность Норриса в боксерском бизнесе была блокирована.

В конечном счете Кас на самом деле конфликтовал не с Карбо и Палермо, а с Норрисом, Гибсоном и Международным боксерским советом. Не следует забывать о зафиксированном полицией разговоре, состоявшемся между Биллом Дейли и Джеки Леонардом в Лос-Анджелесе. В ходе беседы Дейли сообщил промоутеру следующее: «У Карбо и Блинки никогда не возникнет к тебе никаких претензий, если ты можешь без их помощи решать все проблемы и делать свое дело. Не напрягайся без лишней необходимости. Ты должен платить только в том случае, если это именно они устраивают для вас состязания, а затем ваш боксер в результате этих боев выигрывает чемпионат». Кас именно так и действовал: он смог без помощи мафии решить все проблемы и сделать свое дело, перехитрив Норриса. Таким образом, у Карбо и Палермо не было к Д’Амато никаких претензий. Они возникли у Норриса, которого Кас обвел вокруг пальца. Карбо и Палермо никогда не контролировали и не стремились контролировать чемпионов в тяжелом весе. Эл Уэйл обычно платил им за организацию поединков с участием Рокки Марчиано, но они, по существу, никогда не контролировали этого боксера. И когда Гибсон и Норрис пытались оказать давление на Карбо, чтобы тот заставил Каса выставить Паттерсона против претендента на чемпионский титул от Международного боксерского совета, они не смогли добиться своего. Как мы помним, Карбо лишь пожал плечами и сказал, что Норрис никогда не получит этот бой, потому что Кас «сумасшедший».

При подготовке этой книги мне вспомнилось много чего о Касе и о самом себе. Я вспомнил, например, историю о том, как однажды, уже после роспуска Международного боксерского совета, к Касу пришел Норрис и поинтересовался, не хочет ли тот тренировать боксеров, подконтрольных Совету, или быть их менеджером. Мой наставник не мог поверить в дерзость этого парня. Он просто тяжело посмотрел на этого ублюдка и ответил ему: «Что? После всего того дерьма, через которое ты заставил меня пройти, думаешь, я буду работать на тебя? Убирайся отсюда к чертовой матери! Я хочу, чтобы это ты работал на меня, а не наоборот!»

Внимательно изучив все громкие заявления Каса, можно убедиться в том, что он всегда вел речь о своей борьбе с Международным боксерским советом, а не с мафией. Думаю, что он проводил различие между Норрисом с его ребятами и мафиози старой закалки, такими как Карбо и Палермо. Однако мы знаем, что Норрис контактировал с мафиозными структурами и парни из этих структур были завязаны на других гангстеров, помимо Карбо. Так, Норрис имел связи с криминальной группировкой Капоне. Через Капоне он был знаком с видными мафиозными боссами, включая таких парней, как Мейер Лански. Этим знакомствам в немалой степени способствовала вовлеченность Вирца в организацию азартных игр и в распространение спиртных напитков в Лас-Вегасе – об этом рассказал его собственный помощник Трумэн Гибсон. Известно также, что Норрис был близок с Альбертом Анастазией. Когда Норрис находился в нью-йоркской больнице после одного из сердечных приступов, ему каждый день присылали свежие цветы от этого гангстера. Таким образом, у Норриса были связи с мафией, но это были другие криминальные структуры, не имевшие отношения к Карбо.

Кас отметил это различие, беседуя с Полом Цукерманом, писателем, который работал над книгой о моем учителе в то время, когда я жил в Кэтскилле. Кас, в частности, сказал Полу: «Я сражался не с мафией, а с Международным боксерским советом. Думаю, стоит написать об этом. У меня нет цели бросать вызов этим людям, с которыми у меня не было конфликтов. Я противостоял только Совету. Я боролся с этой организацией и с теми личностями, которые были связаны с ней. У Совета были негласные партнеры, в то время это так называлось. Эти ребята никуда не пропали, они и сегодня на своих местах. Мне просто не хотелось бы муссировать эту тему».

Иногда Кас прибегал к хитроумным приемам, создавая путаницу в вопросе, с кем он на самом деле сражается. Тем самым он стремился сбить своих врагов с толку. В биографии Нормана Мейлера, написанной Питером Мансо и увидевшей свет через два года после смерти Каса, цитируются высказывания моего учителя о его связях с Салерно и Карбо. Упомянув о том, что его крестовый поход против Международного боксерского совета критиковался «ветеранами» журналистики, которые каждую неделю получали конверты от Совета, Кас рассказал о потрясающей статье Мейлера, посвященной первому поединку между Паттерсоном и Листоном: «Все написанное им – правда, равно как и то, что Норман сообщает о моих связях с Толстяком Тони – мошенником Толстяком Тони Салерно. Однако этот парень не имел отношения к Международному боксерскому совету. В действительности я общался и с Фрэнки Карбо. Вопреки распространенному мнению, Карбо не был гангстером, он был просто крутым парнем, который контролировал менеджеров по боксу, используя для этого Гильдию менеджеров. Это была вполне приличная организация. Однако впоследствии, когда Джо Луис ушел с ринга, Международный боксерский совет стал жестко контролировать всех главных претендентов на чемпионские титулы, не разрешая им выступать на ринге без своего согласия. Совет, таким образом, получил контроль над всеми чемпионскими титулами, а не только над титулами в тяжелом весе».

Уф! Давайте-ка разберемся! Во-первых, Мейлер никогда не говорил, что Кас «связался» с Толстяком Тони. На самом деле он утверждал как раз обратное: «Выяснилось, что Д’Амато прямо или косвенно получил деньги за организацию поединка [между Паттерсоном и Йоханссоном] через человека по имени Толстяк Тони Салерно. Д’Амато утверждал, что не замешан в сомнительных связях, на самом же деле это был весьма элегантный ход мафии для того, чтобы затянуть его в свои сети. В равной степени возможно, что после многих лет борьбы с каждой ветряной мельницей, встречавшейся на его пути, Д’Амато пришел к трудному решению в большевистском духе: нельзя сделать омлет, не разбив яйца».

Идем дальше. Кас заявил, что имел дело с Фрэнки Карбо, который, как он добавил, «не был гангстером». Это, должно быть, стало новостью для всех тех парней, которых Карбо приговорил, защищая интересы мафии. Наряду с этим Кас рассказал о чрезвычайных мерах безопасности, которые ему пришлось принять, чтобы избежать возмездия со стороны людей Норриса: «Дошло до того, что я спал в задней комнате своего спортзала со служебной собакой в качестве соседа по комнате. Не то чтобы я опасался пули – такое обычно не практикуется, – но мальчики Норриса могли решить проблему таким образом, что все выглядело бы как несчастный случай. Я перестал ездить в метро, потому что оно всегда переполнено и тебя очень легко столкнуть с платформы под приближающийся поезд. Кроме того, я знал, что окружение Норриса пользуется достаточно сильным влиянием в политических кругах, чтобы договориться с копами и подставить меня, поэтому я всегда зашивал свои карманы, чтобы никто не мог подбросить мне наркотики. Поймав меня с запрещенными препаратами, они пожизненно запретили бы мне заниматься боксерским бизнесом. Я просто старался заранее просчитать все возможные варианты».

Кас рассказывал историю сражения с Норрисом и Международным боксерским советом до конца своих дней. Он представлял себя благородным рыцарем в сверкающих доспехах, сражающимся со злыми язычниками. У него была высокая миссия – очистить мир бокса от нечисти. Однако чтобы сделать это, предстояло испачкаться в грязи. Сделать подобное на законных основаниях, в рамках правового поля, было нереально, так как в этом случае кто-то обязательно пострадал бы. Если же это был вариант с яйцами для омлета, то Кас не особенно гордился подобными вещами. В разговорах со мной он подчеркивал: «Я ненавижу мафию. Она заставляет итальянцев страдать. А я против всех, кто заставляет итальянцев мучиться. Мафия выставляет всех нас в плохом свете».

Кас по большей части избегал общения с гангстерами. Как-то он сказал Полу Манджамеле: «Я всегда пытался держаться от них подальше, даже если вызывал этим их недовольство. Однако я никогда не боялся смотреть этим ублюдкам в глаза». Кевин Руни сообщил одному из журналистов: «Камилла однажды призналась, что Кас знал всех парней из мафиозных структур. Они просто выросли вместе. Но Кас игнорировал друзей детства, которые стали гангстерами. Он так и не женился на Камилле, потому что опасался, что мафиози могут давить на него, угрожая убийством жены. Кас не был параноиком. О нем часто писали и говорили в этом духе, но это было не так. Он просто был очень умным парнем».

Кас понимал, что Норрис и его друзья обладали огромным влиянием и могли добраться до него в Европе с такой же легкостью, как и в Америке. От них невозможно было спрятаться. Он знал, что у этих парней длинные щупальца. Ему также было известно, на что они способны. Вот почему Кас не страдал манией преследования, он просто проявлял осторожность, и у него было на это полное право.

Гэй Тализ поделился своими размышлениями с писателем, который готовил книгу о Паттерсоне: «Кас был забавным человеком, однако, по моему мнению, он балансировал на грани психоза или паранойи». Наряду с этим в одной из своих статей для журнала New York Sunday Times в 1962 году он написал:

«Д’Амато преуспел в мире бокса потому, что его безграничная подозрительность, его кажущаяся паранойя – это именно то качество, которое необходимо для выживания и процветания среди варваров от бокса. Сам Д’Амато говорил: «Я должен держать своих врагов в недоумении. Пока они находятся в замешательстве, я могу нормально работать со своими боксерами. Однако я не стремлюсь к чувству безопасности. В тот момент, когда человек познает этот состояние, его чувства притупляются и он начинает постепенно, незаметно для самого себя умирать. Также мне не нужны никакие удовольствия. Чем больше удовольствий от жизни ты получаешь, тем больше у тебя развивается страх смерти».

Ввязавшись в схватку с Международным боксерским советом, Кас мог больше не беспокоиться об отсутствии безопасности в своей жизни. Теперь у него на спине отчетливо прорисовывалась огромная мишень. Джимми Гленн, который в свое время был тренером Паттерсона, а сегодня является владельцем лучшей в Нью-Йорке пивнушки под названием Jimmy’s Corner, изложил нам свое мнение на этот счет: «Касу требовалась защита, потому что он был слишком упрямым парнем. Кто-то должен был прикрывать его, потому что мафии было наплевать, что с ним произойдет: если бы потребовалось, его бы прикончили, не задумываясь».

Трудно забыть участь, постигшую Рэя Арсела в Бостоне. Даже Джо Луис упоминал о мафии. В 1972 году в интервью он сообщил одному из журналистов: «С 1969 года у меня начались проблемы. Одно время моя жизнь действительно была в опасности. Меня пытались убрать с дороги. Я совсем не был болен, когда меня положили в больницу в Денвере. Это мафия оказала давление на мою жену, чтобы она уговорила меня сделать это. Но все проблемы в конечном итоге были улажены». Когда его спросили, чувствует ли он сейчас себя в безопасности, он ответил: «Конечно же, нет. Они могут вернуться в любое время. И я знаю совершенно точно только одно: твои лучшие друзья тебя же и подставят. Они запросто могут прикончить тебя».

Вышло множество книг и документальных фильмов, утверждающих, что Сонни Листона убили мафиози, которые сделали ему инъекцию чрезмерной дозы героина. Джеки Леонард, хотя и настучал на Карбо и Палермо, умудрился выжить, потому что покинул страну и всю оставшуюся жизнь работал инженером на различных стройках в Саудовской Аравии и Вьетнаме. До этих стран щупальца мафии не смогли дотянуться.

Неужели Кас действительно находился в опасности или он был просто параноиком, беспричинно опасавшимся гангстеров? Сам учитель как-то сказал мне, что Международный боксерский совет несколько раз «заказывал» его. Но я тогда был молод и, конечно же, не был в курсе всей предыстории, о которой мы узнали при подготовке этой книги. Теперь то, что я услышал от него, обретает для меня особый смысл. Тогда Кас также рассказывал, что по упомянутой выше причине он никогда не возвращался домой одним и тем же путем. Вероятно, именно поэтому он также старался никогда не ночевать в одном и том же месте два раза подряд. Именно в связи с этим он поселил Камиллу в Квинсе – в квартире, про которую никто не знал и куда он мог незаметно для всех проскользнуть.

Нам с Ларри Ратсо Сломаном не давал покоя один вопрос, касавшийся отношений моего наставника с Чарли Блэком. Тот факт, что они до последнего оставались в дружеских отношениях, наводил на мысль о том, что Чарли сделал для Каса какое-то очень важное дело. Настолько важное, что оно намного перевесило все те проблемы, в которые Чарли исподтишка втянул Каса, когда привлек Толстяка Тони к организации поединков с участием Паттерсона. Что ж, ближе к концу нашей исследовательской работы, которая сопровождала подготовку этой книги, мы наконец нашли ответ на этот вопрос. Ратсо позвонил Кэрол Д’Амато Ротмунд, дочери Рокко Д’Амато. Поговорив с ней около получаса, Ратсо догадался задать следующий вопрос:

– Вам что-нибудь говорит имя Чарли Блэк?

– Да, конечно, – ответила Кэрол. – Помню, как отец все время упоминал этого человека.

– А вы можете вспомнить, в каком контексте упоминалось это имя?

– Он говорил, что Блэк помешал мафии убить моего дядю. Они хотели сделать это. Я в это верю, потому что отец никогда мне не лгал.

Это чрезвычайно интересная и полезная для нас информация. К 1966 году Кас начал все чаще бывать в северной части штата Нью-Йорк, а к концу 1960-х он навсегда покинул Нью-Йорк. Когда мы поговорили с Ником Беком, близким другом Джимми Джейкобса, и он сообщил, что, побывав в квартире Каса и Джима в Нью-Йорке, он был шокирован царившим там беспорядком. Джим, увидев его удивление, пояснил: «Мы подумываем о том, чтобы найти для Каса что-нибудь получше». Затем Джимми добавил, что они намерены поселить Каса за пределами Нью-Йорка, сопроводив это загадочной для Ника фразой: «Кас за свою жизнь нажил много врагов. Он даже не ездит в метро, потому что боится, что кто-нибудь столкнет его на рельсы».

Кас сам подтвердил, что его переезд в северную часть штата был связан с угрозой со стороны мафии. Лиза Скотт, которая пишет для информационного интернет-агентства Fight News.com, взяла интервью у Кевина Руни, и тот поделился с ней подробностями об этом переезде. По его утверждению, Кас тогда сказал ему: «Это не паранойя. У меня есть основания предполагать, что мне могут навредить, и я действовал соответственно». Когда Ратсо снова позвонил Нику Беку, чтобы разобраться в обстоятельствах отъезда Каса из Нью-Йорка, тот вспомнил фразу Джейкобса о том, что он увез Д’Амато из города, опасаясь возможных враждебных действий со стороны мафии. Вот почему Кас переехал в Райнбек.

Вот тут-то на сцене и появляется Чарли Блэк. Близким другом и соратником Блэка, тем самым человеком, который, по существу, спас поединок между Паттерсоном и Йоханссоном, влив в его организацию необходимое количество денег, был Толстяк Тони Салерно. Так уж совпало, что у Толстяка Тони в Райнбеке имелось огромное поместье. Джой, жена доктора Гросса, управлявшего в Райнбеке медицинским реабилитационным центром, рассказала нам: «В этом районе собралось много гангстеров, но при этом было тихо. Толстяк Тони был одним из них. Они с Касом встречались в разных укромных местах. Это была часть той банды, которая, как я думаю, помогала Д’Амато».

Майк Д’Аттилио, воспитанник Каса, который затем стал работать в ФБР, подтвердил, что мой учитель дружил с близким родственником Толстяка Тони, но «держал это в строжайшей тайне. Это еще один пример того, каким Кас являлся манипулятором. Сторонясь этих гнусных парней, он, если это служило его цели, обращался к ним и использовал в своих интересах».

Связи Каса с Салерно не были секретом для многих в мире бокса. Антрепренер Дон Маджески рассказал одному из журналистов, что он как-то сидел в пиццерии Patsy’s в Восточном Гарлеме вместе с Биллом Дейли, менеджером по боксу, который в свое время предложил Джеки Леонарду сотрудничать с Палермо. Дейли указал на парня в широкополой шляпе и сообщил, что это «истинный менеджер» Паттерсона. Это был не кто иной, как Тони Салерно. Дейли сказал, что ходят слухи, будто Толстяк Тони купил для Каса дом в Райнбеке. Маджески высказался по этому поводу следующим образом: «У Д’Амато просто была своя собственная мафия, которая защищала его».

Кас оставался в Райнбеке до 1970 года – до того момента, когда он практически за одну ночь переехал в Кэтскилл, узнав что в окрестностях объявился «один из парней» Норриса. Возникает вопрос: когда Джимми привел Толстяка Тони посмотреть на мой спарринг-бой в спортзале Каса в Кэтскилле, был ли это просто светский визит? Или же Салерно пришел, чтобы определиться, как бы ему сподручней получить кусочек меня за очень большую услугу, которую он оказал Касу много лет назад? «Думаю, Салерно хотел извлечь выгоду из сложившейся ситуации, – считает Джо Коланджело, который присутствовал при этой сцене. – Мне кажется, они пришли к деловому соглашению. Если только Салерно ставил перед собой какую-то цель, остановить его было невозможно. Оставалось только продумывать какие-то варианты». К тому времени Толстяк Тони был ближайшим помощником главы семьи Дженовезе и только что был назначен ее «номинальным боссом», чтобы отвлечь внимание от реального босса – Винсента Подбородка Джиганте.

Для Каса бокс олицетворял саму жизнь. Как он считал, необходимо заранее разрабатывать план действий вне зависимости от того, выступаешь ты на ринге, едешь на войну или работаешь на заводе. Он был уверен – если ты научился укреплять свою волю и закалять характер, ты способен проявить настойчивость и противостоять любой угрозе, встретившейся на пути. Не знаю, каким образом Кас смог так повлиять на меня. Как мне объяснить это своим детям? Я был трудным ребенком, периодически попадал в различные исправительные заведения, а потом встретил пожилого тренера, который занимался подготовкой боксеров, и именно он дал мне установку на всю оставшуюся жизнь. Когда мне было шестнадцать, я уже знал, что стану чемпионом мира, потому что Кас убедил меня в этом. Я всегда верил, что у меня особая судьба, даже пока рос в трущобах Бруклина. Но когда я встретил Каса, он четко определил, что именно это за судьба, и у меня в голове все разрозненные цепочки замкнулись в единую схему.

До встречи с Касом я был погружен в такую безысходность и отчаяние! Мои дети никогда не смогут понять этого. У них нет такого желания проникнуть в суть вещей и такого стремления добиться успеха, как у меня. Им неведома жажда славы, которая всегда преследовала меня, даже после того как я уже стал чемпионом. До сих пор все события в жизни представляются мне каким-то ответственным чемпионатом. Вовремя довезти детей в школу – важный вызов, и, если я проиграю, это будет настоящей катастрофой. Все должно быть правильно, я должен все время выигрывать. Если мы смотрим фильм в нашем домашнем кинотеатре и я совершил какой-то промах, например забыл о попкорне, то это настоящий апперкот! Мы собрались смотреть кино, а я забыл попкорн – гребаный лузер! Именно в результате общения с Касом я научился жить под этим постоянным гнетом ответственности – все время побеждать! Я привык чувствовать себя комфортно, даже когда меня окружают сплошные неудобства. Идея Каса о стремлении к совершенству вышла за пределы ринга и стала составной частью моей жизни, потому что Кас воспитал меня таким. Иногда, когда мы выходили из спортзала, чтобы отправиться домой, он спрашивал: «А где твои перчатки?» – «Черт, я забыл их!» – «Ты забыл перчатки?!» Добиваясь моего совершенства, он готов был загрызть меня за малейшую оплошность.

Перед выступлением на своем моноспектакле я миллион раз перечитываю сценарий, листаю его снова и снова. Иногда мне помогает телесуфлер, но я все равно стараюсь держать весь текст в памяти. Мне может показаться, что какого-то слова я не понимаю до конца, и это начинает отвлекать меня, поэтому я просто старательно запоминаю все подряд. Я всегда нахожусь в состоянии полной готовности, чтобы избежать провала.

Кас однажды сказал мне: «Я продаю людям мечты». Когда я услышал это, мое сердце просто оборвалось. Действительно, ведь если вдуматься, Кас всучил мне какое-то фуфло, и я его приобрел. Я повелся на это. Он продал мне историю о том, что чемпион мира в тяжелом весе – это властитель мира, и я купился. Я никогда не помышлял о себе как о чемпионе-тяжеловесе, у меня не было ничего общего с ним. Чемпион в тяжелом весе непременно должен быть большим и сильным. Но я просто влюбился в себя и в саму идею выполнения той миссии, которую возложил на меня Кас. Это стало моим компасом, и вся моя жизнь отныне была подчинена движению к заветной цели. Для меня все стало на свои места. Кас учил меня на собственном примере. Он вел жизнь затворника, отказываясь от удовольствий, жертвуя всем ради предстоящего успеха. И я перенял этот образ жизни и, по существу, следую по этому пути и сегодня. Это не могло не оказать на меня определенного влияния, потому что я импульсивная личность. Наряду с этим у меня была крайне низкая самооценка. Это было удивительное сочетание – низкая самооценка и заоблачное самомнение, которое культивировал во мне Кас. Абсолютное противоречие.

Но что могло помешать мне купить мечты Каса? Энтузиазм заразителен. Кас был самым уверенным в себе человеком, которого я когда-либо встречал. Я не устаю задавать себе вопрос: «Как этот парень догадался, что я стану чемпионом мира?» Я так и не смог найти ответа. Возможно, он и не знал этого. Кас провел более 40 лет, тренируя боксеров разного уровня, так что он накопил громадный опыт. Может, он просто рассчитывал на то, что, по его собственному выражению, «молния ударит дважды в одно и то же место». В любом случае я рад, что это произошло.

Заметив у меня комплекс неполноценности, Кас начал вести борьбу с ним и сформировал у меня высокое самомнение, внушив, что я выше и лучше остальных. Кас не успел как-то сбалансировать этот аспект, который в конечном итоге вышел из-под контроля. Ему не предоставилось возможности приступить к проработке компромиссного варианта: «Майк, ты должен вести себя следующим образом. Ты лучше остальных, но тебе не следует кричать об этом на каждом углу». Я же, будучи тринадцатилетним пацаном, не уставал – в строгом соответствии с первоначальным планом Каса – настаивать на своей исключительности: «Я собираюсь стать олимпийским чемпионом, а через несколько лет – самым молодым чемпионом мира в тяжелом весе!» Кас основательно запудрил мне мозги.

Тот период, когда мы с Касом строили грандиозные планы, был самым счастливым временем в моей жизни. Наша цель состояла в том, чтобы добиться оглушительного успеха и доминировать над остальными. И мы сделали это. А затем – бац! – и его не стало. Наша с Касом схема не годилась для реального мира. Став старше и начав встречаться с более разумными женщинами, я обратил внимание на то, что они буквально менялись в лице, когда я произносил эти слова – «доминирование», «превосходство», «главенство». Они оскорбляли их. Эти слова способны ранить любого. Кас жил постоянной борьбой со своими врагами, но это не помогло мне в жизни как гражданину, как члену общества.

Благодаря моей жене я сумел разорвать этот порочный круг. Однажды мы пошли на танцевальное шоу, и на меня многие в зале обращали внимание. Жена сказала: «Они любят тебя!» А я бросил высокомерно: «Я ничего другого от них и не ожидал». Она тут же переменилась в лице. Я прочитал в ее глазах: «И я замужем за этим дерьмом?» Конечно же, она не стала говорить этого вслух, но я прекрасно понял, что скрывалось за ее молчанием. До этого момента мне не приходило в голову, что она смотрит на подобные вещи иначе. Моя жена – скромный человек, и я понял, что не смогу дальше быть с ней, если только не изменю своего мировосприятия. Вот почему у меня никогда раньше не было глубоких отношений с женщинами. И у Каса тоже не ладилось в этом плане по той же причине. Я никогда не говорил об этом, но ведь так оно и было – у него ведь никогда не было хороших отношений, потому что он не смог ужиться с самим собой. И мне это тоже не удавалось – однако затем я вырвался из этой западни.

Кас заставил меня поверить в то, что причинять людям боль – благородное дело. Кто-то должен был поставить меня на место. Я готов был пустить пулю в лоб, осознав, в каком дерьме я оказался. А ведь я просто делал то, что мне велел этот парень, и все его советы срабатывали. Кроме того, Кас был ярким актером. Помните ту историю, когда крутые парни пришли к нему в Gramercy с угрозами, а он медленно подошел к двери и распахнул ее, чтобы все в спортзале могли видеть происходящее? Тогда Кас был готов умереть на сцене. Он хотел, чтобы ему поклонялись, как какому-нибудь благородному революционеру-мученику вроде Жан-Поля Марата. И я похож на Каса в этом отношении. Доведись мне сейчас умирать, я бы хотел, чтобы весь мир наблюдал за этой сценой. Не пара ниггеров на заплеванном углу, увидев, как я умираю, швырнут мне жалкий пятак. Пусть зрительным залом станет целый мир. По большому счету Кас был простым человеком, но вел себя как генерал. И я делал все, что он мне велел. Это была жесть сверх всякой меры, но для меня это было потрясающим опытом. Теперь я так уже не считаю. Я готов признаться лишь в том, что это было лучшее время в моей жизни. Только представьте: тебе четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет, и никто не рискует с тобой связываться, потому что твой отец – крутой парень, настоящий мужик, готовый, черт возьми, надрать задницу самому Алану Дершовицу[193]. Он считает, что он лучше всех в любой области: «Что воображает о себе этот адвокатишка? Да я знаю больше законов, чем этот парень! Он просто начитался всякой всячины, а я проштудировал работы Кларенса Дэрроу![194]»

Кас мастерски владел искусством устрашения, превратив его в целую науку. Он остерегался всех и каждого, но его самого запугать никто не мог. Ему нравилось повторять: «Я могу опасаться их, но я не побоюсь их убить». Этот пожилой белый парень многому меня научил, он помог мне понять, что значит быть по-настоящему крутым! Мне нравилось вместе с ним проходить через все испытания, которые выпали на нашу долю, однако сейчас у меня накопились определенные обиды. Почему я должен был пахать так усердно, что у меня теперь артрит всех суставов? Я вкалывал как вол, чтобы компенсировать свою низкую самооценку, а теперь испытываю дикие боли во время движения. У меня повреждены кости ног, переломана спина. Я даже не подозревал об этих травмах, потому что постоянно выступал. Мне под силу выйти на ринг снова, но по существу я теперь полная развалина.

Кас все время придирался ко мне, без конца приставал с какими-то претензиями: «А что это ты задумал? Ты ведь явно что-то замышляешь. Уверен, за моей спиной что-то происходит». Он всегда держал меня в напряжении. Поначалу он мог изводить меня всевозможными придирками, а затем в моем присутствии, словно меня нет, рассказывал людям, какой я великий боксер. Я не мог понять, как себя вести, что делать. Я находился в полном смятении. Этот парень, прочитав мне совершенно уничижительную нотацию, принимался жизнерадостно нахваливать меня по телефону, хвастаясь моими успехами: «Правда, у меня дерзкий паренек? Удар у него сокрушительный, а?» А затем он вешал трубку, смотрел на меня и говорил: «Ты мне внушаешь отвращение!» Мне уже пятьдесят лет, и я все никак не могу понять, зачем это было нужно.

Кас часто упоминал о том, что многие его предали. Все эти Бенедикты Арнольды[195]. Он говорил: «Если вы не готовы выслушать все это дерьмо, то грош вам цена!» Он враждовал, по существу, с самыми близкими ему людьми. Однако, что касается меня, то я никогда не бросал его. Я научился говорить его словами и даже завершать начатые им фразы. Кас хотел, чтобы я думал, как он, – и я именно так и делал. Вот почему многие покидали его – он буквально сводил окружающих с ума. Некоторые из тех, кто уходил, были дурными людьми, но кого-то он просто довел, и это следует честно признать. Кас и меня сводил с ума. Я был предан ему, а он изводил меня.

Кас никогда не мог находиться в мире с самим собой. Он из тех парней, что любят быть на виду. Ему нужен был громкий успех. С возрастом я все больше понимаю Каса. Он хотел общественного уважения. Получив его – после того как Паттерсон, несмотря на все проблемы, выиграл чемпионский титул, – он стал одним из самых влиятельных людей в мире бокса. И ему это понравилось. Он оттолкнул от себя многих людей, которые могли бы стать его союзниками. Он настроил против себя независимую прессу, талантливых спортивных журналистов, готовых к сотрудничеству. Кас был слишком высокомерен и не желал ни у кого просить помощи. У него появилось так много врагов, что он стал параноиком. Он стал жить в постоянном страхе, опасаясь, что вокруг него одни враги. Когда не уверен, кто на самом деле враждебно относится к тебе, ты подозреваешь каждого и со всеми обращаешься так, словно они желают тебе зла. Я знаю это по себе. Когда у меня возникают приступы паранойи, я начинаю подозревать, что мои жена и дети плетут против меня интриги.

Но мне не хотелось бы казаться слишком критичным по отношению к моему наставнику. У него была тяжелая жизнь. Он видел слишком мало счастья. В то время, когда Кас рос в Бронксе, итальянцы сталкивались с очевидной дискриминацией. Они испытывали давление со стороны как местного сообщества, так и итальянской мафии. В те дни, если ты был итальянцем, мафия полностью распоряжалась тобой. Кас не познал любви матери, его отец умер в муках у него на руках, а любимый брат был убит полицейским. На его долю пришлось немало грязи. У него уводили воспитанных им боксеров, его предавали те, кого он считал своими друзьями. Когда же он, наконец, нашел меня, то скончался прежде, чем увидел, как я стану чемпионом мира. Настало время, когда я превратился в самого выдающегося боксера, – но это произошло уже без него. Тем не менее я – его творение, его воспитанник, его боец. Кас должен был бы присутствовать при моем триумфе. Он любил хвастаться: «Мой мальчик побьет любого на этой планете!» И я привык повторять вслед за ним: «Я – величайший боксер на планете!» Но я слишком зазнался. Мне не сравниться с Мухаммедом Али, который тоже любил громкие фразы, но при этом мог очаровывать окружающих. Я же был просто маниакальным, злобным дикарем: «Посмотри на меня, ублюдок, я откушу твой гребаный нос!» Меня никто не принуждал, я сам хотел быть таким парнем. Я хотел походить на Каса, хладнокровного и жестокого.

Когда мне было пятнадцать лет, я смотрел на своего противника так, словно готов сожрать его. Я был так увлечен своей игрой, что никогда не улыбался, если меня представляли сопернику, не пожимал ему руку. Это был мой способ как следует настроить себя на предстоящий бой. Кас часто рассказывал мне о боксерах, которые так поступали, и мне хотелось быть похожим на них. Я начитался книг о Гарри Гребе, Джоне О’Салливане, Джиме Джеффрисе, которым – еще до появления на ринге Мухаммеда Али – нравилось нести всякую ахинею, пугавшую окружающих. Они говорили лишь о том, как лучше всего покалечить противника: «Эй, давай мы не будем драться на ринге! Почему бы нам не встретиться один на один, заперев дверь изнутри? Тот, кто выйдет наружу, и будет считаться чемпионом».

Когда Кас умер, я продолжал выступать на ринге, но при этом утратил боевой дух. Думаю, я так и не оправился после его смерти. Мне не хочется вспоминать об этом, но я был очень зол на Каса, когда он ушел. Очевидно, это была оборотная сторона моей любви к нему. Я не могу этого объяснить. То, что у меня сейчас есть: большой дом, шикарные машины, уважение ко мне, семья, дети, – все это является его творением. Не уверен, что я действительно заслужил это сам. Я просто хотел быть чемпионом мира в тяжелом весе, известным во всем мире. У меня не было выбора, все так и должно было случиться. Когда мне исполнилось восемнадцать, я стал воплощением монстра, который причинял всем боль и наводил на всех ужас. Это было круто – для меня и для Каса. Он указал мне, в каком направлении следует двигаться, чтобы достичь этой цели любой ценой: «Ликвидируй все на своем пути, жертвуй всем!» Это была темная сторона луны: «Я никому не позволю встать поперек моей дороги – ни семье, ни матери, ни сестре, ни брату, ни детям».

И вот я достиг этой цели. Мне двадцать лет, и я знаменит на весь мир. Но я – всего лишь дрессированная обезьяна. Ты звезда и не обращаешь внимания на то, что чувствуют другие. А они начинают смеяться над твоими нелепыми шутовскими жестами. И ты в отместку просишь кого-нибудь из своей команды надрать им задницы. Какой идиотизм! Это было уже слишком. Ты выходишь на улицу, и на тебя в пределах одного квартала может наброситься тысяча ублюдков. Кас всегда говорил: «Не поддавайся из-за своей славы или денег ложному чувству безопасности. Не иди на поводу у соблазна, думая, что ты способен избежать смерти». Кас привил мне импульсивную агрессивность. Бывали случаи, когда какой-нибудь парень подходил ко мне за автографом, и я вдруг бил его по лицу. Сейчас я даже не могу поверить, что был таким тупым отморозком: «На что это ты уставился?» И – бац! Вот почему мне пришлось нанять телохранителей, которые защищали окружающих от меня. После смерти Каса я был просто невежественным монстром, никого не уважающим ниггером, живущим в мире фантазий. Это была моя Эра дрессированных обезьян.

В то время я должен был быть благодарен всем и за все, но этого не происходило. За последние несколько лет я научился испытывать чувство благодарности и по-настоящему ценить Каса. Кто еще мог найти неотесанного идиота и превратить его в такого парня, которым я сейчас являюсь? Вот пример того, как Кас влияет на мою жизнь даже сегодня. Каждый раз, отправляясь в наш дом в Хендерсоне, мы проезжали мимо одного роскошного здания. Кики, моя жена, всегда говорила, что если только мы когда-нибудь будем еще переезжать, то именно сюда. Я даже представил себе, как мои дети играют на большом участке перед домом. И я был просто убежден в том, что рано или поздно мы будем здесь жить. Мои дети должны были расти здесь, это придало бы им уверенности в себе. Я воображал, как здорово всем нам будет. На каком-то этапе Кики даже пыталась меня отговорить от этой затеи: «Милый, мы этого просто не потянем!» Но я ответил ей: «Нет, лучшего варианта не найти. Мы не должны упустить его».

Однако мы не могли всерьез рассматривать покупку этой недвижимости, поскольку у нас все еще оставалась большая задолженность перед адвокатами, которые вытащили меня из банкротства. Но однажды Кики увидела, как какой-то парень делает фотографии дома, чтобы выставить его на продажу. Она созвонилась с владельцами, вложила в этот проект много сил, нашла источники финансирования, и мы получили его – дом нашей мечты. Позитивная визуализация. День за днем мы добились своего.

Иногда я задаюсь вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы Кас все еще был жив. Во-первых, мы бы с ним монополизировали боксерский бизнес. Все считают, если бы Д’Амато прожил подольше, он бы поработал над моим характером. К черту мой характер! Никто не может себе представить, на что я стал бы способен. Я научился бы отправлять людей в кому и в конце дня по указанию учителя выводить их обратно. Вообразите, если бы мы воплотили все то дерьмо, о котором твердил Кас! А сколько сделок он бы заключил! Однако никто не смог бы оттолкнуть меня от него, никто не заставил бы поверить в то, что Кас – плохой парень. Единственным моим желанием было, чтобы он видел, как я выступаю на ринге и побеждаю в больших боях. Но этому не суждено было случиться. Знаю, что в свое время я не оставался бы столь самоуверенным, будь Кас по-прежнему рядом. Я не стал бы нести разной пурги, от которой у всех волосы вставали дыбом. Кас хотел, чтобы я был молчаливым убийцей, а все разговоры он брал на себя.

Все могло сложиться по задуманной схеме: Кас везде сопровождает меня, заправляет делами, а я занимаюсь своим прямым делом. После смерти Джима у Кейтона возникли бы серьезные проблемы, и Кас спустил бы на него всех собак. Возможно, он даже поколотил бы Кейтона. И уж, совершенно точно, никакого Дона Кинга не появилось бы на горизонте. Кас оставался бы моим промоутером и организовывал все поединки. Только вдумайтесь: я победил всех боксеров, которых выставил против меня Дон, и он после этого практически вышел из дела, а впоследствии взял Кейтона к себе в партнеры. Будь Кас жив, Дон бы просто обанкротился.

Пока я избивал на ринге Бербика, Кас критиковал бы отдельных личностей, демонстрируя незаурядность мышления. И он до бесконечности говорил бы что-то в следующем духе: «А ведь это всего лишь мальчик, ему двадцать лет! И при этом он только что нокаутировал чемпиона в тяжелом весе, ему понадобилось на это лишь два раунда! Если бы у Майка не украли победу, он стал бы олимпийским чемпионом!»

Однажды я сказал бы ему: «Кас, у меня тут наклевывается свидание с девушкой по имени Робин». И он не позволил бы мне связаться с этой сучкой, и в моей жизни было бы гораздо меньше дерьма. Кас сделал бы все, чтобы отвратить меня от нее: «Держу пари, ее киска чертовски сухая, ни капли смазки». Затем он посоветовал бы держаться Энджи. А можете себе представить, как бы он вел себя с прессой? Он разговаривал бы только с одним или двумя парнями, которым доверял, а всех остальных демонстративно игнорировал бы. И моего позорного поражения в поединке с Джеймсом Дугласом учитель никогда не допустил бы. Не было бы и других неудач, которые постигли меня в моей карьере после ухода Каса. Пусть не нокаутом, но я бы все равно одержал верх, как в схватке с Джеймсом Костоломом Смитом. Для Каса все мои соперники были «задницей», даже хорошие боксеры: «Да это просто мальчик для битья!»

Все, что случилось в моей жизни, произошло не просто так. Я был слишком эмоционально привязан к Касу. Посмей кто-нибудь сказать что-то неуважительное о нем в моем присутствии, я мог бы запросто убить остряка. Кас верил в то, что на ринге можно погибнуть героем. Ты просто не сдаешься, и тебя уносят на щите. Этакая смертельная схватка за честь своего рода. Вначале мне нравилась эта идея, но теперь я понимаю, что нет ничего важнее жизни. Никакие трофеи и чемпионские титулы, никакая слава не могут значить больше твоей жизни и жизни тех, кого ты любишь. Но в то время я был бы первым, кто хочет умереть с почестями на ринге. Это неблагодарная миссия. И я, судя по всему, был самым большим простаком из всех, кто рискнул сыграть в эту игру.

Тем не менее, окажись Кас сейчас рядом, он бы сказал: «Майк, ты должен драться, бездельник!» Он был очень жестким. Если вдуматься, его не назовешь приятным человеком. Мой наставник имел привычку резко и открыто уничижать людей. Немногие удостоились хорошего слова от него. Даже у самого отличного парня Кас умел найти недостатки: «У него кишка тонка. Он сдастся при первых же проблемах на ринге». Карузо отлично знал Каса и его характер. По его словам, «будь Кас сегодня жив, Майк стал бы чемпионом разговорного жанра, даже в пятьдесят лет».

Какими успехами, черт возьми, я смог бы похвастаться, если бы Кас сейчас был здесь? Он взял бы под жесткий контроль все мои дела. Он заставил бы моих сыновей выступать на ринге. Амир бросил бы школу, чтобы сделать профессиональную карьеру, имея за плечами всего около 25 боев. Мигель проводил бы любительские поединки. Если бы Кас вдруг узнал, что женщины-боксеры в наше время тоже могут зарабатывать, он бы и Майки затащил на ринг. А заодно и Рейну. Я не преувеличиваю! Он побеседовал бы с их матерями – и наверняка убедил бы их отдать дочерей на его попечение: «Я дам вашим детям втрое больше, чем может Майк».

У него был дар уговаривать людей, убеждать их, просто убалтывать. Стань Кас мотивационным оратором, он превзошел бы Тони Роббинса[196] и ту даму, которая написала «Секрет»[197]. Выступив перед инвестиционной группой в Олбани всего за несколько месяцев до смерти, он поразил всех своими рассуждениями о позитивном мышлении и преодолении страхов. Он использовал свою схватку с Международным боксерским советом, чтобы поразмышлять о том, что слово «невозможно» должно быть исключено из лексикона успешного человека:

«Надо преодолеть в себе страх. Я сделал это, начав войну с Международным боксерским советом. В то время фонды семьи Норрисов составляли где-то от 50 до 500 миллионов долларов. Этот клан обладал огромным влиянием. Меня считали сумасшедшим, когда я решился противостоять ему. Но у меня было преимущество: опыт, знания и страстное желание. А это самое главное. Без желания ты – ничто. Все считают, что прежде всего надо быть умным, но самое главное – это мотивация, драйв. Позволю себе вернуться к своей войне с Международным боксерским советом. К началу 1950-х Норрис очень четко организовал деятельность этой организации. В результате, если ты не сотрудничал с ними, ты не получал никакой работы вообще. Сегодня есть три или четыре независимых промоутера, и любой, у кого имеется хоть какой-то потенциал, может попытаться организовать встречу. Но в то время даже думать о противостоянии таким людям, как Норрис, считалось утопией. Вот почему я не терплю слово «невозможно». Вот почему нельзя думать о том, что какая-то цель нереальна. Так уж устроено: как только возникнут какие-либо внешние обстоятельства, ваш ум всегда найдет оправдания, чтобы избежать кризисных ситуаций и уклониться от конфронтации любого рода.

Я всегда сравниваю это с переходом по подвесному мостику. Переправившись на другую сторону и зная, с какими опасностями вам придется сейчас столкнуться, вы рубите этот мостик, чтобы отрезать пути к отступлению. Теперь остается идти только вперед и побеждать. Возможность повернуть назад исключена. Что бы вы теперь ни делали, нужно думать только об одном – о победе. Не бойтесь поставить себя в такое положение. Вы будете поражены тем результатом, которого сможете достичь. Никто по-настоящему не знает своих возможностей, пока не попробует реализовать их. Именно так я смог одержать верх над Международным боксерским советом – хотите верьте, хотите нет. Я никогда не позволял себе предположить свое поражение. Что бы я ни делал, я всегда нацеливался только на победу».

Ты приходишь к Касу слабым, и он делает тебя сильным. При этом ты начинаешь зависеть от этой силы и не хочешь покидать учителя, потому что он – источник этой энергии. Меня без конца спрашивают: «Как получилось, что Кас не воспитал еще одного такого же парня, как ты? У Каса был один ты и больше никого». Тот, кто задает этот вопрос, ровным счетом ничего не понимает. Кас был единственным человеком, которому удалось тронуть меня до глубины души. Я уже не раз повторял эту мысль: если бы мне показалось, что я не оправдал надежд своего наставника, то я бы предпочел, чтобы он пристрелил меня. Мне было бы легче, если бы он избил меня, но перестал смотреть на меня как на разочарование своей жизни. Я всегда стремился быть его лучшим учеником, хотел побеждать и быть первым на ринге, чтобы он мог гордиться мной. Я – прирожденный манипулятор. Я был похож на женщину, которая добивается внимания к себе. Прекрасно понимаю, что имел в виду Паттерсон, когда сказал в интервью одному из журналистов: «Кас совершил много ошибок, но чем больше меня пытаются настроить против этого человека, тем больше я начинаю ценить его. К счастью, он не женщина. Иначе я подумывал бы о том, чтобы жениться на нем».

Прочитав массу книг об учении дзен, Кас и сам стал похож на сурового мастера. Складывалось впечатление, что он действовал чересчур грубо и иррационально, но его ученикам хотелось подчиняться своему наставнику. Такова реальность. Человеческое «я» должно быть раздавлено, чтобы он мог стать профессионалом. Но эго – это настолько мощная субстанция, что ее нельзя уничтожить. Оно поднимает вас на немыслимые высоты. Человеческое «я» иллюзорно и наряду с этим реально. Кас не любил работать с людьми, уже определившимися в жизни. Ему нужны были парни с недостатками, с жизненными проблемами. Он снимал шелуху их нравственных травм, а это очень болезненный процесс. Затем он формировал в них самолюбие – и тем самым устанавливал свою власть над ними. Именно поэтому его фраза: «Я считаю, что не смог достичь своей цели, если не сделал человека независимым» не соответствует реальности. Мне не удалось стать независимым от Каса. И я не могу вспомнить никого, кто смог. Флойд попытался сделать это, а потом, много лет спустя, признал: «Самой большой ошибкой, которую я когда-либо совершал, было то, что я ушел от Каса».

Как далеко пойдет ученик, уже не забота наставника. Указав правильный путь, мастер должен позволить ему дальше идти одному. Чтобы ученик выдержал одиночество, учителю остается только одно: освободить своего ученика от себя, мастера, всем сердцем призывая его двигаться вперед дальше его самого, будучи самим собой, «на плечах учителя поднимаясь все выше и выше».

Ученик, каким бы путем он ни шел, может потерять своего учителя из виду, но забыть о нем он не сможет никогда. Ради него он готов на любую жертву. Характерное для новичка почитание, исключающее всякую критичность, и спасительная вера уже зрелого творца перерастают в чувство неиссякаемой благодарности. Многочисленные примеры совсем недавнего прошлого доказывают, что эта благодарность превосходит все обычные мерила.

…Однажды я спросил мастера, как позже, вернувшись в Европу, мы сможем продвигаться вперед без него, и он сказал: «…Вы дошли до ступени, на которой учитель и ученик – это уже не двое, а одно. А значит, вы можете расстаться со мной в любое время. Даже если между нами окажутся широкие моря, во время тренировок я всегда буду рядом. Мне нет необходимости просить вас не отказываться от занятий ни под каким предлогом, не нужно увещевать вас, чтобы вы каждый день проводили церемонию, хотя бы без лука и стрелы, или, по крайней мере, правильно дышали. Ведь я уверен, что теперь вы не сможете отказаться от духовной стрельбы из лука. Никогда не пишите мне об этом, но время от времени присылайте снимки, чтобы я мог видеть, как вы натягиваете лук. Тогда я буду знать все что нужно. Только к одному я должен вас подготовить. Вы оба за эти годы изменились. И это благодаря стрельбе из лука – глубинному состязанию стрелка с самим собой. До сих пор вы, наверное, этого почти не замечали, но неизбежно почувствуете, когда на родине снова встретитесь со своими друзьями: все будет не так, как раньше. Вы уже многое видите по-другому, у вас появилась новая шкала ценностей. Со мной тоже так было, через это проходит каждый, кого затронул дух этого искусства». На прощание, которое не было прощанием, мастер протянул мне лучший свой лук: «Стреляя из этого лука, вы почувствуете, что в нем присутствует мастерство мастера. Не давайте его в руки любопытным. И если вам его не осилить, не храните на память! Уничтожьте его, чтобы не осталось ничего, кроме кучки пепла!»

«Дзен в искусстве стрельбы из лука», Ойген Херригель[198].

Бесполезно продолжать спрашивать: «Почему Кас выбрал именно меня? Как он понял, что я стану чемпионом мира, после трех раундов спарринг-боя в том затхлом старом спортзале? А что было бы, не облажайся я в Споффорде и не угоди в исправительную школу Трайона? А как обстояло бы дело, если бы Бобби Стюарт не устроился на работу в Элмвуде? А что, если бы Кас не убежал стремглав из Райнбека в попытке избежать столкновения с грозным помощником Норриса?» Я попал к Касу, потому что это было предопределено свыше. Учитель сказал мне: «Я ждал тебя!» И я верю, что именно так оно и было. Иногда лежа в постели и уже засыпая, в середине дремотного разговора с женой я в глубокой задумчивости произношу: «Когда я родился, Касу было пятьдесят восемь лет. Сейчас мне пятьдесят. Возможно, я – дурной человек, но к тому времени, когда мне стукнет пятьдесят восемь, я буду в возрасте моего спасителя. Так что придется подождать еще немного, пусть даже еще немного пострадать, пока не придет это время».

Кас поставил на меня всю свою жизнь. Он рискнул сорока годами своей репутации. Когда он заявил во всеуслышание, что я стану одним из величайших тяжеловесов всех времен, его просто подняли на смех. Ему говорили: «Кас, он слишком мелкий. В нем нет и шести футов роста, а весит он всего 190 фунтов[199]. У него ничего не выйдет». Однако все получилось. Весь мир знает мое имя в результате усилий того человека, который даже не успел получить от моего успеха хоть какое-то удовлетворение. Мы с Касом много говорили о моем будущем триумфе с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Он как-то сказал мне: «Ты войдешь куда-нибудь – и все будут рукоплескать тебе стоя». Однажды я зашел в один чикагский ресторан, и все посетители этого гребаного заведения встали и принялись мне аплодировать. И я подумал: «Вот же черт!»

Я прочел много статей о Джеке Демпси, которого очень любил. В честь этого бойца даже назвали крупную и шуструю рыбу. Когда пилоты назвали отрезок пути к аэропорту Лас-Вегаса «маршрутом Тайсона», потому что он пролегал над моим прежним домом, я был этим очень взволнован. Я старался не показывать этого на людях, но сам себе говорил: «Вот ты и встал в один ряд со своими героями».

Вскоре после смерти Каса я дал интервью спортивному телеканалу ESPN: «Если вести речь о моей боксерской карьере, то это даже не десятая доля того, что Кас Д’Амато сделал для меня и многих других людей. Конечно, бокс занимал значительное место, но на него приходилась лишь малая часть тех отношений, которые существовали между нами. Кас был для меня отцом, и мне больше нечего к этому добавить. Он любил меня, а я его. Он прожил долгую жизнь, целых семьдесят семь лет, вероятно, дольше, чем смогу прожить я. Теперь он ушел, но шоу должно продолжаться! Никому не под силу как-то повлиять на это. И шоу продолжается!»

Несколько лет назад спортивный журналист Уильям Макнил опубликовал обо мне книгу «Взлет Майка Тайсона, тяжеловеса». Макнил – специалист в области статистики, и в конце книги он сравнил мой послужной список – с учетом первых 35 поединков – с достижениями Демпси, Луиса, Марчиано, Мухаммеда Али, Холмса и Формана. У меня и Джорджа Формана получились лучшие результаты. «Статистика боев Майка Тайсона за первые 35 выступлений выгодно отличается от показателей самых известных чемпионов в супертяжелом весе, – написал Макнил. – Его послужной список сравним со списком Джорджа Формана, который также был известным боксером-нокаутером с мощным ударом. Однако перечень побед Тайсона – первые 35 выступлений – включал семь боев с чемпионами мира или бывшими чемпионами, в то время как Форман не мог похвастаться такими же рекордами». Это правда: никто не победил больше чемпионов мира в супертяжелом весе, чем я. Демпси проиграл три из своих первых 35 боев, Джо Луис – один. Это доказывает, что Кас знал, как максимально разумно распланировать мои поединки. Я просто не мог потерпеть поражение. У Каса все было заранее просчитано. Нокаутировав Бербика, я заявил: «Теперь я самый молодой чемпион в тяжелом весе, и этот результат никто не сможет побить». До настоящего момента все именно так и есть.

Могу ли я быть честен со своими читателями? Хотя бы просто с точки зрения рационального аналитического отношения к боксу. Трудно вырастить еще одного такого парня, как я, который мог бы зарабатывать столько же денег. Ни один другой боксер не понимал этого вида спорта так хорошо, как я. Современные бойцы понятия не имеют, как надо развлекать зрителей. Они не знают, чего хочет зрительный зал. У них недостает усидчивости изучить прошлое, ознакомиться с биографиями боксеров старой школы. Кто из них зачитывался Диккенсом? Знают ли они, что Джин Танни и Бенни Леонард дружили с Джорджем Бернардом Шоу, а Микки Уокер общался с Хемингуэем? Многие из молодых спортсменов не интересуются историей бокса. Эти парни выходят на ринг исключительно ради денег, и даже если ими движет жажда славы, они все равно не понимают, какие традиции лежат в основе всего. Пусть меня изображали жутким монстром или никчемным человеком, но я представитель старой школы. Я никогда не забывал о легендах бокса. Нанося удар, которому я научился у Бенни Леонарда, Гарри Греба или Рэя Робинсона, я всегда впоследствии объяснял, что это был их прием, который я перенял у них.

В шестнадцать лет у меня уже был внутренний стержень, а у современных боксеров его, похоже, нет. Они вряд ли думают, что за ними наблюдают небеса. Я же в свое время верил, что все мифические герои и боги войны – Ахилл, Арес и все остальные, равно как и боксеры старой школы, следят за мной. Поэтому я должен оставаться на высоте и стараться изо всех сил. Благодаря Касу я понял, что выступаю на ринге с целью заслужить бессмертие, а не для того, чтобы получить VIP-столик в элитном ночном клубе или лучшем казино Лас-Вегаса. Когда Кас в беседах со мной упоминал о бессмертии, он говорил не только обо мне, но и о себе. Я дрался не только ради своей славы, но и ради его тоже. Никто не любил боксеров и бокс больше, чем Д’Амато. Он посвятил свою жизнь служению боксу. Он отдал всего себя бедным итальянцам Бронкса и одержимым парням вроде меня, Паттерсона, Кевина Руни и Джо Джулиано. Мы упорно тренировались, выкладывались на ринге, но это того стоило.

Морт Шарник – один из друзей Каса, консультант по вопросам бокса на телеканале CBS – уже после смерти Д’Амато решил сделать о нем программу. Морт планировал включить в нее отрывок из одного интервью. На вопрос о том, что он думает о своем наследии и смысле жизни, мой учитель ответил: «Все, что я хочу сделать, прежде чем уйду, – это оставить маленькую царапину на большом камне. Это будет напоминанием о том, что Кас Д’Амато был здесь». Тебе это удалось, Кас. Теперь на этом камне есть две царапины, одна рядом с другой. Всякий раз, когда кто-нибудь упомянет Майка Тайсона, он вспомнит и о Касе Д’Амато. Да будет так до скончания времен.