Железные амбиции. Мои победы с Касом Д'Амато Тайсон Майк

– Мистер Д’Амато, меня зовут Кассиус Клей[55]. Я хочу стать боксером и приехал сюда с братом, чтобы увидеть Флойда Паттерсона, – сообщил Али.

– Что ж, у меня найдется для тебя пара билетов, – сказал Кас.

После поединка Али подошел к Касу поблагодарить его.

– Если я смогу хоть немного прославиться, мне бы хотелось, чтобы вы были рядом, – признался он.

Кас в ответ улыбнулся:

– Ну, мы поговорим об этом, когда придет время. А как ты собираешься вернуться в Кентукки?

Али ответил, что они на машине.

– Сколько у вас денег? – поинтересовался Кас.

– Нам хватит, – уверил его Али.

– Покажи! – настаивал Кас. Али вытащил двадцатидолларовую купюру.

– Нет, этого недостаточно, – сказал Кас и вручил ему двести долларов.

Эта сцена произвела на Али огромное впечатление. Годы спустя, уже будучи чемпионом мира и владея собственным тренировочным лагерем в Дир-Лейк, он любил задавать вопросы, услышанные тогда от Каса, молодым болельщикам, которые приезжали посмотреть на его спарринг-бои, а затем давал им деньги на обратную дорогу.

На протяжении многих лет Али несколько раз просил Каса стать его менеджером, но тот тогда тренировал Паттерсона. Кроме того, он не хотел задеть Анджело Данди, который теоретически был тренером Али. На самом деле великий боксер тренировался сам, а Данди лишь получал зарплату. У Каса же издавна сложились напряженные отношения с Анджело. Он завидовал скандальной известности Данди, считая его всего лишь незаслуженно прославленным капитаном группы поддержки. Вся эта шумиха жутко злила моего учителя. Меня же такая ситуация приводила в замешательство, потому что Анджело, напротив, всегда любил и уважал Каса.

Несмотря ни на что, Али долгие годы поддерживал тесные отношения с Касом. Они вместе разрабатывали стратегию действий, обсуждали, как побеждать на ринге и в жизни. Перед боем с Листоном Кас подсказал Али, что его противник всего-навсего хвастун и для того чтобы победить, нужно лишь драться в привычном стиле, ничего не страшась. Когда первый бой между Али и Листоном[56] был отложен из-за срочной госпитализации Мухаммеда по поводу грыжи, Кас неотлучно дежурил в бостонской больнице. Пока Али везли в операционную, Кас объяснял репортерам, что в случае благополучного исхода встреча состоится, как запланировано.

После того как Али отобрал у Листона титул чемпиона, он отправился в Пуэрто-Рико, чтобы посмотреть бой Хосе Торреса, которого тренировал Кас. Увидев Д’Амато, он указал на него и заявил репортерам, следовавшим за ним:

– Это лучший в мире учитель бокса!

Когда Али лишили титула за отказ воевать во Вьетнаме, никто не поддерживал его больше, чем Кас. Вместе со своим другом Джимом Джейкобсом Кас выпустил документальный фильм об Али и принял участие в подготовке телепрограммы «Выясни отношения с Касом и Али». Отснятый материал – свидетельство того, как уважали и любили друг друга два этих человека.

Али: Каса можно увидеть издалека, особенно когда светит солнце, потому что его лысина сияет. Кас Д’Амато – гений бокса. Он знает о боксе все. Этот человек может подробно рассказать вам обо всех боксерах, начиная с самого первого и кончая мной. Он не похож на тренера или менеджера по боксу, поскольку выглядит консервативно. Скорее вы примете его за сенатора или конгрессмена. Он – Библия бокса. К тому же он некрасив, и это только добавляет ему шарма. Эй, Кас, мне просто интересно на тот случай, если придется искать себе нового тренера: кто-то сказал мне, что вы работаете не ради гонорара. Это правда?

Кас: В каком смысле, ради гонорара?

Али: Я имею в виду, что плохого в жалованьи?

Кас: Нет, я работаю не для этого. Я ведь не рабочий и не служащий.

Али: Я мог бы платить вам 150 долларов в неделю.

Кас: 150 долларов в неделю? Мне?

Али: Ну хорошо, 250. Это лучшее, что я мог бы предложить.

Кас: Ты можешь предложить мне хоть 250 долларов в минуту, это не имеет никакого значения. Я работаю не ради зарплаты.

Али: Но это довольно приличные деньги.

Кас: В таком случае и отрабатывай их.

Али: Я – работодатель.

Кас: Ты? Мой работодатель? Серьезно? Единственное, на что ты можешь надеяться, – это стать моим партнером.

Али: Хорошо, путь будет 300 долларов в неделю.

Кас: Мне совершенно все равно, хоть 300 долларов в минуту!

Али: 350 в неделю!

Кас: Да хоть 350 в минуту, я бы все равно отказался. За минуту! А о неделе даже и разговора быть не может.

Али: Похоже, мы не сможем договориться.

Кас: Совершенно верно! Вот с этим я не могу не согласиться.

Таким было общение двух гордых Козерогов[57]. Однако Кас стал более серьезным, рассказывая об Али в документальном фильме «Также известен как Кассиус Клей»:

– Характер плюс мастерство – это признак великого боксера, потому что боец, обладающий этими качествами, способен подняться с канваса после сокрушительного удара и одержать победу над сильным противником. Именно на характер ты всегда можешь рассчитывать в сложных обстоятельствах. Он ведет боксера вперед, помогает побеждать.

Кас всегда считал, что ни у кого не было такого волевого характера, как у Али.

Али не выступал более трех с половиной лет, и Кас разработал несколько остроумных планов, которые позволили бы боксеру провести бой с Джо Фрейзером без разрешения Атлетической комиссии. На тот момент Комиссия приостановила лицензию Али после его отказа от призыва на военную службу. Сначала Кас решил устроить поединок перед небольшой аудиторией на борту речного судна, ходившего по Миссисипи. Чтобы попасть на него, любителям бокса пришлось бы заплатить бешеные деньги. По сравнению с выступлением перед обычными зрителями бой в присутствии элиты произвел бы настоящий фурор. Когда задуманное не удалось воплотить, у Каса родилась другая идея. Он решил использовать экскурсионную баржу, которую предполагалось поставить на якорь в десяти милях от берега за пределами США. Еще одна задумка заключалась в том, чтобы организовать бой в индейской резервации или в округе Колумбия, поскольку эта территория не относилась ни к какому штату и, таким образом, не требовалось разрешение Атлетической комиссии, чтобы санкционировать мероприятие. Однако самой креативной идеей Каса было поручить Норману Мейлеру написать пьесу, финальным актом которой стал бы призовой бой между Али и Фрейзером.

Вернувшись на ринг, Али вначале уступил свой чемпионский титул Джо Фрейзеру. Однако после победы во втором поединке он решил встретиться с Джорджем Форманом, который ранее выиграл свой титул у Фрейзера. Форман был здоровенным парнем с пушечным ударом, и Али беспокоился об исходе схватки. Перед посадкой в автобус, который должен был отвезти его из лагеря на Дир-Лейк в Нью-Йорк, откуда ему предстояло вылететь в Заир, Али попросил своего ближайшего помощника Джина Килроя дозвониться в Кэтскилл.

– Кас, как мне драться с этим парнем? – спросил Али.

– Тебе нужно учесть его сильные стороны, чтобы превратить их в слабые, – ответил тот. – Форман не уважает тебя. Он считает, что ты не в состоянии пробить его. Поэтому надо поступить следующим образом: настройся уже в первом раунде нанести мощный удар правой и достать Формана. Твой самый первый удар должен быть сделан правой, и бить надо на поражение.

Это была достаточно странная инструкция. В поединке на звание чемпиона никто не настраивается на сильный удар правой на первой минуте первого раунда.

– Не понимаю, как это сделать. Объясни все Джину, – произнес обескураженный Али и передал трубку Килрою.

– Кас, вспомни, что Джордж Форман сделал с Джо Фрейзером. Вспомни, что он сделал с Кенни Нортоном, – попытался объясниться Килрой.

– Но это был не Али! – закричал Кас так, что было слышно во всем Дир-Лейке.

Али повесил трубку и сообщил Джину, что собирается действовать, как велел Кас.

А вот как Норман Мейлер описывает первый раунд между Али и Форманом в Заире:

«Гонг! Раздался всеобщий вздох облегчения, и Али через ринг ринулся на противника. Он казался таким же мощным и решительным, как Форман, и держался так, словно именно он представлял собой настоящую угрозу. Когда между бойцами оставалось буквально полтора метра, они отшатнулись назад, словно одноименные полюса магнита. Затем Али двинулся вперед, Форман устремился навстречу, и они принялись двигаться по кругу, делая ложные выпады. Казалось, ринг наэлектризован, и вот Али нанес первый пробный удар левой. Не достал. А затем последовал молниеносный прямой удар правой, словно кувалда врезалась в голову ошеломленного Формана. Без сомнения, это был звук мощного попадания. Зал ахнул. Теперь события на ринге могли развиваться как угодно – Форман уже пропустил серьезный удар. За последние несколько лет никто не пробивал его с такой силой, ни один спарринг-партнер на такое не осмеливался. Форман в ярости бросился вперед, но Али только усугубил нанесенное оскорбление, схватив чемпиона мира за шею и грубо нагнув его голову. Мухаммед тем самым дал противнику понять, что он гораздо жестче, чем это могло показаться на первый взгляд, и готов выяснять их отношения по-мужски… Али не просто танцевал, он порхал из стороны в сторону, выбирая момент для атаки. Форман действовал так же. Секунд через пятнадцать Али опять нанес внезапный удар. И вновь правой, и вновь мощно. Раздался такой звук, словно бейсбольной битой изо всех сил врезали по арбузу…

На следующий день пресса пестрела от восклицательных знаков: «Он пробил его правой!» Али не наносил ударов так уверенно уже семь лет. Чемпионы не валят с ног других чемпионов атакующим ударом правой. По крайней мере, не в первом раунде».

На следующее утро после того как Холмс жестоко побил Али, Кас все еще пребывал в шоке. Как и следовало ожидать, раздался телефонный звонок – это был Килрой. Али хотел поговорить с Касом. Я сидел неподалеку, весь обратившись в слух.

– Как ты мог позволить этой заднице избить тебя, Мухаммед? Ведь он никчемный боксер, дилетант, просто гребаная задница! Зад-ни-ца!! – орал Кас в трубку.

Я разрыдался. В словах Каса было столько искренней боли, что они пронзали меня насквозь. Каждый раз, когда он выкрикивал слово «задница», весь дом словно сотрясался от его гнева. Через какое-то время Кас сменил тему:

– У меня здесь молодой черный парнишка, который обязательно станет чемпионом мира в тяжелом весе. Я хочу, чтобы ты велел ему слушаться меня, хорошо? Ему почти пятнадцать, и он будет чемпионом.

Затем он протянул мне трубку. Все еще всхлипывая, я сказал Али, что мне очень жаль. Мухаммед ответил, что он вынужден был принимать лекарства, которые истощили его силы, но в следующий раз, вернувшись на ринг, он непременно победит Холмса. Тогда я поклялся: «Когда я вырасту, я побью его за тебя». У меня ушло чуть больше семи лет, чтобы выполнить данное ему обещание.

Несколько месяцев спустя я увидел еще один поединок, который буквально потряс меня. Мой герой Роберто Дюран проводил матч-реванш с Шугаром Рэем Леонардом. Их первый бой укрепил мою страсть к боксу, и теперь я с нетерпением ждал второго. Однако Кас решил слегка умерить мой пыл:

– Дюран не выиграет второй бой. Он никогда больше не достигнет прежнего уровня. Он, можно сказать, уже дохляк.

Кас оказался прав. Мы следили за противостоянием боксеров по телевизору. Леонард в течение шести раундов умело ускользал от Дюрана, стремительно передвигался вокруг него, заставлял противника мазать. В седьмом раунде Леонард стал уже откровенно издеваться над Дюраном. В одном из эпизодов он сделал обманное движение, имитируя подготовку к боло-панчу[58] правой, а затем врезал сопернику прямо в нос джебом левой. Дюран чувствовал себя настолько униженным, что ближе к концу следующего раунда повернулся спиной к Леонарду, махнул рукой и сказал судье: «No ms»[59].

Я расплакался. Мне было тяжело на сердце, потому что все принялись ругать моего героя. Для Каса, например, было совершенно немыслимо, чтобы кто-то мог махнуть рукой и прекратить бой. По его понятиям, ты должен драться до конца, просто костьми лечь на ринге. Если вздумаешь прекратить бой, Кас не выйдет на ринг и не будет сюсюкаться с тобой, он просто бросит тебя там, как последнюю собаку. Много лет спустя жена Рэя Арсела, легендарного тренера, рассказала, что тот скандальный уход Дюрана с ринга разбил ее мужу сердце и отнял у него годы жизни.

Несколько дней я находился под гнетущим впечатлением от поражения моего кумира. Мрачнее тучи я бродил по дому, и Кас начал беспокоиться за меня. Спустя восемь месяцев, когда Дюран вернулся на ринг, чтобы провести бой с Нино Гонсалесом, парнем из штата Нью-Джерси, мой наставник отвел меня в сторону:

– Я хочу, чтобы завтра днем ты посмотрел со мной один бой. Дюран будет драться с Нино, отчаянным пуэрториканцем из Бейонна.

Кас расхваливал Гонсалеса как только мог. Поединок оказался довольно ровным, и Нино даже нанес Дюрану рассечение. Прошло время, прежде чем я понял, зачем Касу понадобился наш совместный просмотр этого боя: ему не хотелось, чтобы я слишком увлекся тем, кто способен уйти с ринга. Но я остался верен Дюрану, а тот, вернувшись на ринг, выиграл еще три титула. Этот боксер показал, что не стоит сдаваться – даже после того, как ты однажды сделал это.

Поселившись у Каса, я принялся заниматься в спортзале семь дней в неделю без каких-либо исключений. Помимо тренировок с Бобби Стюартом, который изредка наведывался к нам, учитель заставлял меня проводить спарринг-бои с местными парнями-тяжеловесами. Мы никогда не пользовались боксерскими шлемами. Кас считал, что шлем дает боксеру ложное чувство безопасности и без него появляется более четкое представление о том, откуда выброшен удар. Кроме того, ты проявляешь бо`льшую осторожность, чтобы избежать этого удара.

Мне удалось научиться новому трюку – так называемому «ослепляющему» удару. Ты выбрасываешь джеб и на долю секунды задерживаешь перчатку на лице своего противника. Удар надо завершить прежде, чем рефери сделает тебе предупреждение. Твоя перчатка на долю секунды ослепляет противника, а ты мгновенно смещаешься вправо и, найдя нужную точку опоры, проводишь комбинацию «6-5-2» согласно цифрам на «мешке Вилли». Это убийственный прием.

После схватки между Али и Холмсом Кас решил, что я уже достаточно подготовлен для своего первого боя. Каждую неделю Тедди Атлас или Ленни Дэниелс, еще один воспитанник Каса из числа взрослых парней, возили нас в Бронкс на бои в спортзале Нельсона Куэвы. Нельсон научился боксировать у Каса еще в спортзале Gramercy. Он был настолько впечатлен добротой наставника, бесплатно тренировавшего детишек из своего района, что решил сделать то же самое для детей Бронкса. Скопив 14 тысяч долларов, Куэва открыл боксерский клуб Apollo в Форт-Апач, самом криминальном районе Бронкса. Устраиваемые здесь поединки прозвали «курилками». Это были нелегальные бои, на которые приходила поглазеть галдящая, совершенно отвязная толпа местных. Они поднимались на три лестничных пролета, залитых мочой и усеянных использованными шприцами, платили по три доллара за вход, накачивались ромом из бумажных стаканчиков, дымили вонючими сигарами – отсюда и пошло название «курилки» – и делали ставки.

Мне пришлось участвовать в этих нелегальных поединках, потому что я был слишком хорошо развит физически для любительских соревнований «Серебряные перчатки» (версия «Золотых перчаток» для парней 8–15 лет). Джон Кондон из компании Madison Square Garden, едва взглянув на меня, запретил мне участвовать в этихсоревнованиях. Действительно, я выглядел устрашающе. «Не могу позволить тебе драться на нашем турнире, – объяснил он мне. – Ты покалечишь маленьких белых детишек». Он был добрым малым и прекрасно разбирался в конъюнктуре, так что я его отлично понял.

В первый мой приезд в Бронкс я мог лишь наблюдать за боями, поскольку не нашлось никого в моей весовой категории. В тот вечер было только два тяжеловеса, которых уже поставили в пару. Поэтому организаторы позаботились о том, чтобы один из этих парней на следующей неделе вернулся для встречи со мной. Все оставшиеся дни я готовился к своему первому бою, но когда вновь добрался до Бронкса, то был напуган до полусмерти. Мне довелось наблюдать, как этот парень дрался неделю назад, и я знал, что вполне могу победить его. Тем не менее я был напуган и неуверен в себе. Это был мой первый настоящий бой в присутствии зрителей, и меня все больше накрывал страх. Я спустился вниз подышать свежим воздухом. Прямо через дорогу находилась станция метро второй линии. Примостившись на ступеньках, ведущих к надземке, я размышлял, не сесть ли мне на поезд. После этого мне оставалось лишь выйти на станции «Рокавей-авеню» и пройти три квартала до дома матери.

Было невыносимо от мысли, что меня побьют и я подведу других. Хотя в конечном итоге мной просто руководил страх быть униженным. В этот момент мне вспомнилась книга «В этом углу» Питера Хеллера и ее главная мысль о том, что все великие боксеры испытывали страх. В голове вдруг всплыли поучения Каса насчет самодисциплины. Я взял себя в руки и вернулся в спортзал.

Мне предстоял поединок с высоким пуэрториканцем, обладавшим огромной прической в стиле «афро». Ему было восемнадцать – на четыре года больше, чем мне. Два раунда мы активно боксировали, а в третьем он от моего удара повалился на канаты, и я провел апперкот. В результате капа моего соперника улетела в шестой ряд, и он отрубился. Будучи весьма эмоциональным парнем, я поставил ногу на моего противника, находившегося без сознания, и вскинул руки вверх. Сегодня Нельсон при упоминании того боя преподносит все так, будто мне пришлось наступить на парня, которого я нокаутировал в своем углу, чтобы перешагнуть через него, добираясь до нейтрального угла. Чушь собачья! Я сделал это намеренно. Толпа принялась освистывать меня, и, чтобы избежать беспорядков, Нельсон объявил ничью.

Кас попросил Нельсона отчитаться после окончания боя, поэтому тот, позвонив моему учителю, сообщил: «Мне очень жаль, что приходится в этом признаваться, но Майк, нокаутировав соперника, сделал то, что зрителям не понравилось, поэтому пришлось объявить ничью». Он рассказал, как все произошло, но Каса это ничуть не обеспокоило. Ему всегда нравилась моя горячность.

Я продолжал ходить в спортзал Нельсона, и у меня там все складывалось весьма удачно. Во всех боях победа оставалсь за мной, и большинство из них я завершил эффектными нокаутами. Вскоре уже стало трудно подобрать соперников для меня, поэтому иногда я просто наблюдал за этими безумными схватками. Нельсону часто приходилось изменять счет, чтобы наши парни не выигрывали все бои подряд. Зачастую случалось так, что на ринг выходит боец, который выглядит как профессионал, и все исключительно на его стороне, – а его метелят по-черному в первом же раунде! И тогда могли начать менять ставки прямо посреди боя! Однажды Тедди попал в крутую переделку, потому что ему не понравилось, как оценили поединок. Нельсон сначала разбил кубок о голову судьи, который полез в драку с Тедди, а затем достал пистолет. Настоящий Дикий Запад.

Я объехал всю страну, участвуя в этих нелегальных «курилках». Иногда бои проходили в каких-то сараях на заднем дворе. Кас всегда учил: «Ты должен быть уверен в себе. Можешь драться с парнем хоть в гостиной его дома в присутствии членов семьи, состоящей сплошь из чинуш, – все равно нужно победить». Мы соглашались на встречи в любых местах. Как правило, Кас не сопровождал меня. Накануне поездки в Массачусетс, Род-Айленд или Огайо он усаживал меня перед собой и отрывисто инструктировал в следующем духе: «Послушай, сегодня вечером за тобой будут наблюдать мои друзья. Они позвонят мне после боя, и я бы хотел, чтобы их трясло от восторга». Такие напутствия меня, безусловно, воодушевляли. После них мне доводилось сидеть по три часа в самолете, чувствуя, как бешено бьется сердце. Потом я никак не мог дождаться выхода на ринг, чтобы начать метелить всех подряд, используя те приемы, которым научился у Каса. Возможно, меня следовало бы назвать придурком высшей лиги, но я уже увяз по самую макушку во всей этой дряни. Кас втянул меня в эту историю, а я с удовольствием в нее погрузился. Может сложиться впечатление, что я жалуюсь, но это не так – все было круто.

Мне предоставилась возможность проверить теорию Каса о страхе. Я еще никогда не испытывал на ринге этого чувства, разве что во время боя с Бобби Стюартом. От предстоящих же спаррингов с новыми партнерами мне становилось не по себе. Каса заводило, когда я признавался ему в своих ощущениях. Ему это нравилось. Он знал, как направить это чувство на пользу дела. Все отрабатывалось страхом. Касу хотелось, чтобы ты реагировал как робот и все делал по его команде. Он объяснил мне разницу между страхом и запуганностью. Последняя мешает тебе выступить на потенциально самом высоком для тебя уровне. Страх же как раз помогает достичь этой планки. «Опасайся своего противника, но не бойся причинить ему боль», – советовал Кас. Многим невдомек, что, добившись безусловного контроля над страхом, человек испытывает эйфорию, так как начинает верить в свою непобедимость. Лишь немногие, буквально один или два процента людей, способны достичь этого уровня. Но как только тебе удастся, щелкнув у себя в голове необходимым тумблером, обеспечить контроль над страхом, ты просто переродишься и станешь неукротимым.

Издевательства, через которые тебе пришлось пройти в детстве, останутся в памяти на всю жизнь. Ты этого никогда не забудешь и ни за что не захочешь вернуться в то время, чтобы вновь испытать отчаяние. Вот почему мне всегда нравился имидж крутого сукина сына: «Не смотри на меня так, сволочь, иначе тебя мать родная не узнает!» Кас понимал, что иногда приходится причинить кому-то боль, иначе достанется тебе. Попав на ринг, я в каком-то смысле получил возможность поквитаться с теми, кто украл у меня детство. Никто больше никогда не будет издеваться надо мной. Теперь всякий раз, выходя на ринг, я представлял себе, что мой соперник – это тот, кто доставал меня когда-то давно. На полном серьезе. Я поступал так не для того, чтобы мотивировать себя. Просто мне безумно хотелось власти и славы.

Прознав о моей эмоциональной реакции на первые победы в «курилках», Кас решил применить новый метод, чтобы заставить меня расслабиться, отвлечься от наносного и сосредоточиться на основной цели. Когда я впервые начал тренироваться у него, он рассказал мне о сеансах гипноза, и теперь настало время прибегнуть к ним. Я был воодушевлен этой идеей, поскольку опасался, что мои нервы и неуверенность подведут меня. Вместе с другими боксерами, тренировавшимися у Каса (иногда это был Том Патти, в другой раз братья Хилтоны из Канады), я залезал в обшарпанный универсал, и мы отправлялись в Манхэттен к Джону Хэлпину. Этот человек служил в Департаменте социального обеспечения штата Нью-Йорк. Он посещал подготовительные медицинские курсы, но бросил их, когда началась Вторая мировая война. После ее окончания Хэлпин увлекся гипнозом и открыл офис на Сентрал-Парк-Уэст. Там он пытался помочь тем, кто страдал зависимостью от еды, табака, алкоголя или наркоты.

Кас узнал о Хэлпине от своего друга, мануального терапевта, и мгновенно сблизился с ним на почве интереса ко всему, что связано с человеческим подсознанием. Оказавшись в кабинете Хэлпина, мы по его указанию укладывались на пол, и сеанс начинался. Когда мы погружались в гипнотическое состояние, слово брал Кас, по очереди обращаясь к каждому. Он затрагивал те задачи, которые нам не давались. Тренер считал необходимым разговаривать со мной лично, пока я находился под гипнозом. Ему хотелось, чтобы я усваивал наставления, произносимые именно его голосом. Он говорил:

– Чем больше ты слышишь мой голос, тем глубже погружаешься в гипноз. Сейчас ты общаешься со своим подсознанием. Ты – боевая машина, Майк. Лучший боксер, которого когда-либо создавал Бог. Я говорю это не потому, что пытаюсь заставить поверить в то, чего на самом деле нет. Тебе действительно все это под силу. Ты рожден для этого. Мир еще никогда не видел такого бойца, потому что никто так яростно не выбрасывает удары в комбинации. Твоя цель – причинить как можно больше боли. Ты одновременно безбашенный и невозмутимый. Интеллектуально ты выше всех вокруг.

Кас, как правило, говорил в течение часа, и его слова накатывали как волны. Я будто выходил за пределы своего тела, наблюдая за моим наставником, сидевшим в кресле, и за собой, распростертым на полу. Когда Хэлпин выводил меня из гипнотического сна, мы возвращались домой. После сеансов я не чувствовал себя иначе, но выступал лучше, как и другие ребята, которые ездили вместе со мной. На следующий день после сеанса я мог услышать в спортзале: «Вот это да! Какая разница! Парень стал гораздо спокойнее вести себя на ринге». И результат не исчезал бесследно спустя несколько дней. Прошедшие через гипноз демонстрировали очевидные успехи.

Безусловно, внушение действовало не всегда и не на всех. Однажды я поехал на Сентрал-Парк-Уэст вместе с Мэтью и Алексом Хилтонами, веселыми шальными канадцами. Алекс прогулял всю ночь, и поэтому у Хэлпина он, улегшись на пол, сразу же заснул. Он не только крепко спал, но еще и храпел при этом. Кас, который плохо слышал, не понял, что происходит, и пришел в сильное возбуждение: «Смотрите, смотрите – он под гипнозом!»

Кас начал устраивать сеансы гипноза у себя дома. Это могло происходить перед тренировкой или даже накануне поединка. По его приказу я ложился на пол в гостиной или усаживался в большое удобное кресло, и он проводил мне релаксацию мышц: голова, руки, ноги тяжелели. Как только я полностью расслаблялся, он начинал свой обычный речитатив о том, что я самый жестокий и стремительный боксер, которого когда-либо знал мир.

Иногда он давал мне более конкретные указания:

– Джеб – это твое оружие. Он у тебя как таран. Твоя цель – вогнать нос противника в его затылок. Ты наносишь удары жестко и яростно. После каждого удара двигай головой. Ты – божья кара, ты – бич божий! Мир запомнит твое имя отныне и во веки веков… Я говорю тебе все это не потому, что ты не способен на подобное. Ты как раз создан для такого. Мне нужно, чтобы ты расслабился, тебе станет легче.

Все это походило на настоящее шаманство. Но я в него верил. Касу даже не требовалось находиться рядом. Я мог сидеть в своей комнате, а его голос доносился до меня почти телепатически. У меня получалось загипнотизировать самого себя, и в раздевалке перед поединком, погрузившись в транс, я повторял наставления Каса.

Кас заставлял всех, кто у него тренировался, практиковать самовнушение позитивного настроя. Он заявлял своим боксерам:

– Не всем удается стать чемпионами, но применяя те принципы и методы, которым я тебя научу, ты непременно добьешься успеха в любом деле. Моя цель состоит в том, чтобы развить у человека характер, в результате чего он приобретает навык добиваться успеха вне зависимости от сферы деятельности и сложности задач, стоящих перед ним.

Он настаивал на том, чтобы мы конкретизировали эти самовнушения и учитывали, формулируя их, свои собственные проблемы. Так, например, вместо общей фразы «День за днем во всех отношениях я становлюсь все лучше и лучше», следовало произносить: «День за днем я чувствую себя все спокойнее и спокойнее, я все четче контролирую происходящее на ринге, я становлюсь все лучше и лучше». Или же: «С каждым днем состояние моей распухшей лодыжки все улучшается и улучшается».

Кас заставлял меня совмещать сеансы гипноза с самовнушением. Как результат вместо слащавого «С каждым днем я становлюсь все лучше и лучше» теперь я внушал себе, что день за днем превращаюсь в самого свирепого боксера, которого когда-либо видел мир. Целые дни напролет я убеждал себя:

– Я лучший боксер в мире, никто не может победить меня, я лучший боксер в мире, никто не может победить меня.

И чем больше я это говорил, тем сильней в это верил.

Помимо использования сеансов гипноза и самовнушения, Кас стал поощрять меня за любые успехи на ринге. Он соблазнял меня разными вещичками. Одежда в то время была моей слабостью, поэтому Кас коварно интересовался:

– Тебе нужна эта кожаная куртка? Хочешь такие шикарные кроссовки? Тогда выигрывай турнир. Помни, ты должен воспринимать своих соперников как источник дохода.

После победы на местных или региональных соревнованиях он вознаграждал меня, хотя порой у меня могли возникать сомнения в ценности или полезности этих призов:

– Посмотри-ка, ведь правда, замечательная вещь? Бьюсь об заклад, ты просто мечтал о ней!

Конечно же, главный приз полагался за победу на чемпионате в тяжелом весе. Кас был глубоко убежден, что стать чемпионом мира в тяжелом весе гораздо важнее, чем выиграть президентские выборы в США.

У Каса бывало туго с деньгами, и наш бюджет оставался весьма ограниченным. Однако, по его мнению, со мной следовало обращаться как с настоящим принцем. Штат Нью-Йорк выделял на меня скромную сумму, и когда я заявлял о желании иметь летнюю кожаную куртку, на которую ушло бы 90 процентов субсидии, предназначенной для приобретения школьной формы, Кас бурчал:

– Ты готов потратить все эти бабки на один кожан? Мне еще нужно купить тебе носки и нижнее белье.

Но деньги он, побухтев, выдавал. Его близкий друг Джимми Джейкобс и деловой партнер Джейкобса Билл Кейтон выделяли средства, необходимые для покрытия всех расходов в Кэтскилле.

Кас использовал еще одну тактику, чтобы вдохновлять меня. Она заключалась в том, чтобы приглашать в Кэтскилл боксеров мирового уровня. Например, у нас тренировался Вилфред Бенитес[60]. Когда он показал свой чемпионский пояс, мне показалось, что я смотрю на Святой Грааль. Также в Кэтскилл повидаться с Касом приезжал Джерри Куни[61], и, не помня себя от восторга, я взял у него автограф.

Все это было частью попыток укрепить мою уверенность в собственных силах. Когда я приехал в Кэтскилл, моя самооценка стремилась к нулю. Я никогда никому не завидовал, пока не встретил Каса, который пробудил во мне это чувство: «Ты должен получить это. Ты вполне можешь победить того парня, ты лучше его». Кас обычно не пользовался формулировками типа: «Ты мог бы стать лучше, если бы усердно работал». Он предпочитал такие фразы: «С какой стати у него это должно быть, а у тебя нет?» И произносил он эти слова весьма угрожающе.

Я был скрытным, коварным чуваком из Бруклина, обладавшим крайне низкой самооценкой, суетливо и без толку распихивавшим окружающих. Меня восхищали другие парни, которые были старше и харизматичнее. А теперь Кас объявлял во всеуслышанье, что я стану самым молодым чемпионом мира в тяжелом весе. И я заслужил это. Я смог дожить до такой удивительной фигни. Накопившаяся во мне злость заставляла меня сгорать от желания причинить кому-то сильную боль. И делалось это лишь ради того, чтобы оставить свой след в истории. Мне хотелось стать лучшим в своем деле. Кас посвятил меня в свой план, и у меня не было ни малейших сомнений в том, что он осуществится. Я, высокомерный ублюдок, бахвалился тем, что стану самым молодым чемпионом в супертяжелом весе, даже не предполагая, что этим могу задеть или оскорбить кого-то.

Успешное погружение в намеченный образ стало возможным благодаря тому, что я был хамелеоном. Подумать только: Кас заставил меня прочитать Ницше, когда мне было пятнадцать. Я с трудом мог правильно произнести свое имя по буквам, но считал себя чертовым суперменом. Раньше я ходил в «курилки» и спортклубы для участия в незаконных боях. Это были просто отвратительные выгребные ямы с бандюками и отморозками, строившими из себя крутых уличных парней, реальных пацанов. Я смотрел на них, они глазели на меня, и все мы были всего лишь кучкой подонков. А теперь я считал себя благородным гладиатором, готовым к решающей битве, хотя и оставался обычным придурком пятнадцати лет от роду. Моя жизнь была жалкой и убогой. Я смотрел мультфильмы или кино про карате и бокс, без конца занимался онанизмом, при этом считая себя аристократом!

Мне не терпелось броситься в бой. Я никак не мог дождаться своего появления в переполненном зале, заранее предвкушая аплодисменты, которыми меня встретят. У меня было ощущение, что я стою на сцене и никто раньше не видел такого талантливого актера. Окружающие, должно быть, решили, что у меня поехала крыша. Я злобно зыркал на всех, ни с кем не разговаривал. Если Кас заводил с кем-либо беседу, не представив меня, я просто молча сверлил этого человека взглядом. Когда мне протягивали руку для рукопожатия, я игнорировал этот жест. У меня вошло в привычку не мыться перед боем, чтобы вогнать себя в самое паршивое, насколько это возможно, состояние анархии. Но при этом я не допускал абсолютного хаоса, у меня все было под контролем. Касу нравилось, что я изображал из себя злобного молодчика. Он не возражал против идеи о хаосе, если при этом удавалось сохранять хладнокровие.

В голове Каса гвоздем засела идея о психологии бокса. Ему не давала покоя мысль о том, что он не в полной мере отработал на мне свою концепцию. Этого лысого человека в летах заботил лишь я, поскольку только в увязке со мной ему рисовались собственные грандиозные перспективы. Кас заставил меня поверить в то, что со мной должны обращаться как с божеством, потому что я был величайшим. И я пытался осчастливить этого парня, подыгрывая ему. Утверждаете, что я самый выдающийся? О’кей, пусть будет так – я вжился в предложенный образ. Но теперь я страдаю манией величия и одновременно низкой самооценкой, потому что мой наставник был крайне искусным манипулятором. Замечательно, что благодаря Касу я больше не чувствовал себя уродом и куском дерьма, но намеченный им план был явно перевыполнен. Это было даже не тщеславие. Я возомнил себя идолом. Кас утверждал, что если бы у пророков были сыновья-боксеры, то даже они не смогли бы победить меня, ведь я его боец. Мне нравилось рассказывать налево и направо о том, как я стану олимпийским чемпионом. После этого я собирался провести ряд профессиональных боев и завоевать чемпионский титул в тяжелом весе. И наконец, мне суждено было превратиться в величайшего чемпиона в истории бокса. Никто не мог понять, что я такое несу, – а это Кас умело промыл мне мозги, заставив поверить в свою идею. Для меня это вошло в плоть и кровь. Я бахвалился, даже не замечая этого.

Первым серьезным испытанием на пути к олимпийскому золоту стали юношеские Олимпийские игры. Вплоть до их начала я бился в «курилках». Концепция Каса заключалась в том, что я должен участвовать в турнире с максимально возможным опытом за плечами. «Всегда в боевой готовности!» Мой первый поединок на юношеской Олимпиаде в штате Нью-Йорк должен был состояться в Саратоге, однако мой соперник отказался от участия в соревновании. Это не было неожиданностью, поскольку мое имя становилось все более известным. Я выиграл следующие три боя, нокаутировав противников, и 24 июня 1981 года направился в Колорадо-Спрингс для участия в поединках за национальный титул. Чтобы завоевать его, мне предстояло победить в трех боях за четыре дня. Это было практически нереально – если бы не Кас. Перед моим отъездом он напомнил:

– Не забывай, что другим парням предстоит пройти через то же, что и тебе.

Свои первые два боя с Хесусом Эспарасой и Рэнди Уэсли я завершил нокаутом в первом раунде. После каждого поединка я звонил Касу. Он велел мне сохранять спокойствие и пообещал, что с каждой победой моя популярность будет расти. Кас не преминул рассказать мне о боксерах, которые, выиграв этот турнир, в последующем стали чемпионами. Он также порекомендовал не забывать про джеб и удары по корпусу. Я немного нервничал, потому что не имел опыта таких выступлений, но мне очень хотелось победить. Мне был нужен этот кубок.

В ночь накануне финального боя мне не спалось. Утром перед поединком я побегал, потренировался и немного вздремнул. Затем мы с Тедди Атласом перекусили и направились в спорткомплекс. В раздевалке я побоксировал с собственной тенью. Потом супервайзеры проверили мои перчатки, после чего можно было отправляться на ринг. Чуть ранее мне уже удалось поглазеть на предыдущие схватки из коридора. Это занятие задавало правильный настрой. И вот я поднялся на ринг. Мне предстояло драться с крупным мексиканцем по имени Джо Кортес. О нем было известно лишь то, что он тоже нокаутировал всех своих противников. Но я был в лучшей форме и выглядел опытным боксером. Хотя у него за плечами было больше боев – его послужной список включал 13 побед против 4 поражений, – я казался более бывалым.

Я вышел на ринг абсолютно уверенным в себе. Мне доводилось боксировать со взрослыми мужиками, а этот парень был моим ровесником. Прозвучал гонг, и я бросился на противника. Левой я отправил мексиканца на канаты, а затем, осыпав его целым шквалом ударов, смог провести прямой правый в подбородок – и вырубил парня. Так я установил рекорд на юношеской Олимпиаде, завершив бой нокаутом за восемь секунд. Запрыгав на месте, я зарыдал от радости, как последний придурок. Все вышло просто здорово. Я забрал свой кубок, мы вернулись в отель и позвонили Касу. Он был очень взволнован и в разговоре называл меня «чемпионом». На тот момент это был самый быстрый нокаут в истории бокса.

– Сегодня вечером я собираюсь расслабиться, – заявил я Касу. – Не хочу, чтобы моя башка еще больше распухла от всех этих волнений.

Когда мы вернулись в Кэтскилл, Кас убедил городские власти вывесить огромный баннер в честь моей победы. Дома меня ждал превосходный торт. Касу всегда нравились выпечка и мороженое. Через неделю поединок показали по кабельному спортивному телеканалу ESPN, а приятель Каса, работавший в местной газете, разместил в ней объявление о трансляции повтора. Мы закатили вечеринку, и Кас пригласил на нее всех парней из спортзала и их родителей, а также кое-кого из местных лидеров. Всем было приятно, что о городе упомянули по телевидению. Кас, конечно, не преминул объявить, что я прославлю нас на всю страну.

Я превратился в кого-то вроде местного героя. В школе моя популярность заметно выросла. Местные жители подходили ко мне на улице и похлопывали по спине со словами: «Эй, однажды ты станешь чемпионом!» Ту же реакцию я встретил в Бруклине. Совершенно незнакомые люди, не стесняясь, обращались ко мне: «Ты ведь Майк Тайсон? Я видел тебя по телевизору». Для меня, совсем еще ребенка, это было просто ошеломительно: любители бокса в разных уголках страны знали, кто я такой.

Через несколько дней после моего возвращения Кас заглянул ко мне в комнату и сказал:

– Тебе нужно какое-нибудь хобби. Не все дни будут такими же насыщенными, как теперь, когда ты стал чемпионом. Предстоят и более скучные времена. Поэтому тебе необходимо чем-то занять свой мозг.

Раньше мы обсуждали все это, готовясь к моим будущим успехам. «Не могу дождаться, когда ты, наконец, станешь чемпионом, – говорил во время таких бесед Кас. – Мы будем разъезжать по миру и устраивать поединки. У нас получится помочь очень многим». Идея Каса оказывать помощь нуждающимся состояла в том, чтобы давать деньги негритянским церквям. Он считал это лучшим способом помочь чернокожим.

В качестве подарка за победу на юношеской Олимпиаде Кас дал мне денег на голубятню. В свое время он сам занимался этим в Бронксе и настоял на том, чтобы я завел птиц в Кэтскилле. Он оказался весьма проницательным в этом вопросе. Голуби требовали кучу времени. Я полюбил своих птиц.

Теперь, когда я вернулся с Национального турнира, Кас ужесточил режим моих тренировок, уделив гораздо больше времени спарринг-боям. Он не был сторонником бега, считая его пустой тратой времени. Вместо этого он старался наполнить каждый мой день отработкой техники и спаррингами. Я боксировал с Бобби Стюартом, когда ему удавалось приехать к нам, и с местными парнями, для которых я был слишком опытен. Спустя какое-то время Кас стал нанимать для меня спарринг-партнеров, однако лишь немногие из них смогли остаться: для них были непривычны мои скорость и жесткость. Кас же добивался того, чтобы я полностью выкладывался во время тренировок. Поэтому, когда я попадал по своему партнеру – бац! – и соперника начинало болтать, я не останавливался – бац! бац! бац! бац! бац! – пока не срубал его окончательно. По мере роста моего мастерства через меня ежедневно стали проходить два или три спарринг-партнера.

Иногда случалось так, что новичок проводил на ринге со мной всего один раунд, после чего уезжал на первом же поезде, в панике бросив все свои вещи. В этом случае мы с Томом Петти перетряхивали его барахло, отбирая что-либо стоящее. Однажды нам достались превосходная кожаная куртка фирмы Nike и не менее классные ботинки из крокодиловой кожи. Тот парень перезвонил и сказал, что его обувь стоит три тысячи, а куртка – пять и что он хочет получить свои вещи обратно. Мы с Томми обедали за общим столом и слышали, как Кас ответил: «Не имею ни малейшего понятия о каких-то вещах. Ты все забрал, когда уходил». Он был крайне зол на этого молодчика. Когда ты так поступаешь, Касу становится наплевать на тебя, хоть сдохни. Он еще мог понять, если ему говорили: «Послушай, Кас, я неважно себя чувствую. Мне сегодня, похоже, что-то отшибли. Вряд ли я смогу выйти на ринг». Но он не уважал тех, кто посреди ночи отпрашивался ненадолго и больше не возвращался. Если парень говорил, что у него здорово саднит после пропущенных ударов, Кас делал ему обезболивающий массаж, а затем объяснял: «Тебе надо действовать вот так!» Он тренировал моих чертовых спарринг-партнеров! Он специально поступал так, чтобы мне было сложнее драться. Когда я допускал промахи, он подсказывал им: «Когда он вот так ошибается, сразу же наноси удар как можно сильнее. Как можно сильнее, ты услышал меня?»

Мои спарринги обычно проходили следующим образом. Я выходил на ринг, а Кас стоял за его периметром, держась за верхний канат. «Двигай головой! – выкрикивал он. – Выше руки, двигай головой! Выше руки после ударов!» Когда раунд заканчивался и я возвращался в угол, Кас давал мне более подробные инструкции, например: «Держись к нему ближе, чтобы он не мог проводить апперкоты».

Как-то мне дали нового спарринг-партнера, и во время перерыва он крикнул: «Это сильный парень, Кас!» Мой учитель весь просиял:

– Я же говорил это! Специально предупредил, чтобы он не застал тебя врасплох. Он знает, как драться. Он очень хорош в этом.

Когда бой завершился и я подошел к Касу расшнуровать перчатки, тот заявил:

– Всегда отмечают, какой ты сильный, но почему-то редко замечают, какой ты умный. Не будь ты таким сообразительным, ты получал бы гораздо больше ударов.

– Похоже, я был не в ударе сегодня, – ответил я, так как привык принижать себя.

– С тобой все было в порядке, – возразил Кас. – Ты не мог правильно понять и оценить, что происходит, а мы, наблюдая отсюда, могли. Так что все в порядке.

Кас обычно приглашал одного из своих друзей посмотреть вместе с ним на мои спарринг-бои. Он громко подбадривал меня, а потом шептал своему приятелю что-то вроде:

– Я натренирую его тело, но ему еще предстоит обрести силу в другом отношении. Он пока еще не такой жесткий и агрессивный, как можно было бы подумать, глядя со стороны. Обычно при встрече со мной восклицают: «У тебя есть этот Тайсон, который просто обожает драться и наносить увечья! Он ничего не боится!» Пока еще это не так. Но когда я доведу с ним дело до конца, он станет именно таким.

Кас пришел к выводу, что я уже готов к спаррингу с профессионалами. После пяти любительских боев он отправлял меня драться с профи! Обычно все устраивалось стремительно. Как-то в Кэтскилле объявился Фрэнк Бруно[62], и Касу пришлось звонить в школу, чтобы забрать меня с занятий для спарринга с ним: «У нас тут внезапные обстоятельства. Кое-кто заболел, и Майку нужно срочно вернуться домой».

Из всех спарринг-партнеров моим фаворитом был Марвин Стинсон. Этот талантливый боксер-любитель дрался со знаменитым кубинцем Тео Стивенсоном и многими известными русскими бойцами. В то время он был основным спарринг-партнером Ларри Холмса. Кас хотел, чтобы я какое-то время поработал с Ларри, однако тот ответил: «Я не собираюсь тренироваться с любителями». Спустя неделю после начала моих спарринг-боев с Марвином Кас поинтересовался у него: «Что ты думаешь насчет Майка?» И тот ответил: «Он вполне мог бы боксировать с Ларри».

Марвин был просто потрясающим парнем. В результате наших тренировок я достиг совершенно другого уровня. Поначалу мне было очень трудно попадать по нему, и пришлось приноровиться, чтобы наносить точные удары и набирать очки. Сперва он побеждал, и в этом нет ничего удивительного, ведь у него было гораздо больше опыта. Он ловил меня на ошибках и часто пробивал. После каждого боя с ним мне не терпелось на следующий же день начать новый поединок, чтобы проявить себя с лучшей стороны. И все равно я заметно нервничал, зная, что он будет действовать жестко. Кас объяснял мне вчерашние ошибки, а Марвин присоединялся к нему: «Когда я делаю это движение, ты реагируешь таким образом, а тебе следует поступать вот так». Они оба учили меня боксу.

Вскоре после победы на юношеских Олимпийских играх я отправился в Бруклин навестить маму. Я был очень взволнован. Став совсем другим человеком, я приобрел просто заоблачную уверенность в себе. Теперь у меня не было никаких сомнений в том, что я – лучший в мире боксер. До встречи с Касом мне и в голову не пришло бы произнести подобное вслух, поскольку на улице за такие слова просто надрали бы задницу. Когда я вошел в квартиру, мама оглядела меня с головы до ног и воскликнула: «Ого, ты отлично выглядишь!»

– Мама, я стану самым молодым чемпионом мира в тяжелом весе. Мой менеджер говорит, что я буду лучшим в мире и никто не сможет победить меня, – похвастался я.

– Ну, Джо Луиса в конце концов побили, и Кассиуса Клея тоже, – предостерегла она меня. – Ты должен быть осторожен, всегда найдется кто-нибудь лучше тебя. Нужно научиться превозмогать поражения так же достойно и стоически, как и встречать победы.

Мне не хотелось выслушивать подобные банальности, и я самодовольно ответил:

– У меня не будет времени переживать поражения, потому что все мои силы уйдут на одни только победы.

Я просто вывалил наружу весь тот морок, который вбил в мою голову Кас. Затем я вытащил газетные вырезки о моей победе на юношеских Олимпийских играх и разложил их на столе перед ней.

– Всегда найдется кто-нибудь лучше, сынок, – твердо повторила она.

– Тот человек, о котором ты говоришь, стоит перед тобой. Это я. Я такой человек.

Касу удалось ослепить меня идеей о моем величии. Зачем только я это сказал! Мама отодвинулась от стола, проигнорировав газетные вырезки, и ушла в другую комнату. Ей, очевидно, и в голову не могло прийти, что ее сын так изменится. Она была твердо уверена, что мне суждено сдохнуть на улице.

Остаток моего пребывания в Бруклине прошел достаточно однообразно. Никаких грабежей или драк. Только мрачные упоминания о том, что многие из моих друзей совершили серьезные проступки и расплачиваются за это. Когда я вернулся в Кэтскилл, мне позвонил мой приятель Джон. Он шлепнул кого-то, и для него было слишком опасно оставаться в нашем районе, а идти ему было некуда. Я пригласил его пожить у Каса, пока все не уляжется. Он приехал на поезде, и мой наставник буквально в течение минуты переговорил с ним, после чего согласился приютить. Все выглядело нормально. Вот только Кас понятия не имел, что укрывает беглеца, который кого-то застрелил.

Свое первое поражение я потерпел в ноябре 1981 года в «курилке» Род-Айленда. Я дрался с парнем старше меня – ему исполнился 21 год. Этот Эрни Беннетт был местным чемпионом и собирался стать профессионалом. Зрительный зал был переполнен. Все три раунда между нами шла ожесточенная схватка. Толпа не переставала вопить даже во время перерывов, когда мы сидели по углам. Казалось, это лучшее выступление в моей жизни, особенно если учесть, что в последнем раунде от моего удара соперник вывалился за ринг через канаты. Но это был его родной город, и у меня украли победу.

Всю обратную дорогу от Род-Айленда до самого Кэтскилла я неудержимо рыдал. Однако дома Кас встретил меня с широкой улыбкой на лице:

– Слышал, ты здорово дрался. Оставайся сегодня дома, отдохни.

Но в мои планы не входило торчать дома. Беннетт поставил мне здоровенный фингал, и мне не терпелось похвастаться им в школе.

– Майк, что случилось? – спрашивал у меня каждый.

– Проиграл, – отвечал я.

– Ничего себе, неужели тебя поколотили?

– Все нормально, я проиграл хорошему боксеру. Не волнуйтесь, ребята. Придет время, и я стану чемпионом, – говорил я им.

Кас всегда оставался на высоте, когда утешал своих боксеров, потерпевших поражение. Он прекрасно понимал, что в такие моменты мы больше всего нуждались в его поддержке. Лично я после своего проигрыша впал в глубокую депрессию. Однако Кас тут же появился передо мной с «Энциклопедией бокса» и заявил:

– Послушай, Майк! Вот чемпион, на которого ты равняешься. Он занесен в списки Международного зала боксерской славы. Но вот смотри: его нокаутировали в первом же бою. Мало того, он был отправлен в нокаут и в третьем своем поединке. Эти парни, на которых ты смотришь снизу вверх, все они проигрывали. Но ты знаешь их имена по той причине, что они не сдались и не ушли. Армстронг не сдался. Бенни Леонард не сдался, а ведь его трижды нокаутировали, прежде чем он стал чемпионом. Ты ведь этого не знал, не правда ли?

Наставления Каса заключались в том, что запрещено впадать в уныние. Ты можешь плакать, жаловаться, скулить, вести себя, как стервозный ниггер, – но ни в коем случае нельзя отчаиваться. Нужно вернуться на ринг с таким видом, словно это ты нокаутировал своего соперника, а не он тебя.

В то время я был слишком чувствителен. Кас ненавидел это во мне. Порой я просто взрывался эмоциями, и чаще всего подобное случалось в школе. В этом отношении Кас мало чем мог помочь. У него самого был менталитет Брюса Ли. По его мнению, ты всегда был обязан пребывать в полной боевой готовности. На ринге и вне его. Кас считал, что в любую минуту надо быть готовым к жесткой уличной драке. Для убедительности он любил повторять историю из своего детства о том, как Бешеный Пес приставил пушку к его голове:

– Я жутко боялся разрыдаться, ведь, если он не убьет меня, все решат, что я слабак. Но если я сдержусь и он меня прикончит, то обо мне будут говорить еще долго, поскольку я проявил себя как мужчина, стоя под дулом пистолета.

Даже после победы в своем первом юношеском национальном чемпионате я оставался довольно тихим, замкнутым и угрюмым. Также у меня наблюдались расстройство пищеварительной системы и проблемы, связанные с половым созреванием. Я всегда был достаточно толстым ребенком. В нашей семье все страдали от ожирения. После поединков я обычно поглощал тонны еды и, конечно же, набирал вес. Полагаю, это все были проблемы роста, которые накладывались на мое желание добиться успеха в боксе. У меня полезли прыщи. Я быстро возбуждался, а девушки пока не завел. Однако по-настоящему меня волновало только одно – как стать чемпионом.

Мне хотелось усвоить указания Каса насчет контроля над разумом, но зачастую это было нелегко. Иногда перед поединком у меня прямо в раздевалке случался настоящий приступ. Я рыдал не переставая, а затем выходил на ринг и как ни в чем не бывало делал отбивную из своего противника. Это была работа, приходилось поступать так, как положено. Возможно, мне просто нравились мелодрамы с собственным участием.

Однако одно дело, когда такие сцены происходили в раздевалке, и совсем другое, если они случались в школе. Это уже становилось опасным. Кас всегда спешил уладить подобные инциденты. Он смертельно боялся, что власти могут забрать меня у него. Потребовалось какое-то время, чтобы Кас узнал о моем странном поведении в школе, потому что всякий раз, когда домой направляли отчет о состоянии дел, я перехватывал почту и заметал следы. В конце концов просто раздался звонок из школы. Таким образом, Кас и без отчета был уведомлен о том, что мои дела обстоят хуже некуда, и устроил мне допрос с пристрастием. Мы жили душа в душу, а потом – бац! – и все насмарку.

Как-то я затеял ссору в школьном автобусе. С нами ехал один из учителей, но я отказывался его слушать. Я не привык, чтобы кто-то, кроме Каса, командовал мной. Он сам же и приучил меня к мысли, что все остальные мне не указ. Поэтому я не испытывал уважения к представителям власти, пусть даже школьной, – ведь они не были Касом. В другой раз я швырнул ластик в учителя, и меня собирались исключить. Кас отправился к директору, мистеру Бордику, который, кстати, тоже был итальянцем. Кас сразу же стал раскручивать эту тему. Он принялся расспрашивать: «Вы из Италии? А откуда ваша семья?» Он не стал с ходу лезть в бутылку: «Эй, парень, что ты творишь?», а прежде всего поинтересовался, откуда директор родом. Получив эти сведения, он мог понять, что представляет собой человек. Вот по каким критериям итальянцы оценивают тебя. Разве это не полная ахинея?

Кас был просто помешан на контроле. Когда Камилла возвращалась домой с продуктами, только он мог разложить их по нужным местам. Они порой ругались, если Камилла приносила из магазина меньше пятнадцати банок с тунцом. Кас просто обожал эту рыбу. После того как меня стали ругать в школе, его контроль усилился. Он заходил в мою комнату и начинал допрос:

– Что ты сегодня делал? Ты должен был выполнить ряд заданий. Где твоя домашняя работа?

Иногда мне было достаточно лишь слегка пошуметь в своей комнате, чтобы он начинал кричать с лестницы:

– Эй, что это ты там делаешь?

– Кас, я здесь живу, – отвечал я в таких случаях.

Если вдруг я вворачивал в речи какое-то новое словцо, которому выучился в школе, он мог наброситься на меня:

– Откуда ты узнал это слово? Я его не использую и никогда не произносил. С кем это ты общался?

Любое нарушение размеренного ритма жизни он воспринимал как заклятого врага. Однажды вечером я задержался на школьных танцах и позвонил Касу предупредить, что вернусь домой поздно, поскольку придется ждать такси. Он не на шутку разволновался:

– Пора ложиться спать. У нас нет времени дожидаться, пока ты возьмешь такси. Бегом домой!

И я, уйдя с танцев, в костюме-двойке и парадных туфлях рысью мчался домой. В таком неподходящем для бега облачении мне пришлось преодолеть три мили.

Когда я возвращался с прогулки, Кас устраивал мне очередной допрос с пристрастием:

– Как фильм? С кем ходил? Как их фамилии? Что у них за семьи?

Кас не хотел, чтобы кто-то другой оказывал на меня влияние и вкладывал мне в голову свои идеи. Он велел мне держаться подальше от тех, кто проявлял ко мне повышенный интерес. Это было похоже на то, как мать велит тебе не общаться с соседским мальчишкой, а вы с ним лучшие друзья.

Однажды из-за моего поведения Кас пошел на крайние меры. Он объяснил директору младших классов, что я «особенный», и в отношении меня должны быть сделаны определенные «поблажки». Мне было пятнадцать, и порой я понятия не имел, как себя вести. Например, мне не было известно о том, как общаться с девушками. Они дразнили меня, а я в ответ лез с кулаками – в Браунсвилле мужчины постоянно дрались с женщинами. И вот однажды, сцепившись в школе с девчонками, я погнался за ними и ворвался в женский туалет.

Когда Касу доложили об этом инциденте, он вызвал меня в гостиную и предупредил:

– Если ты и дальше будешь так себя вести, тебе придется уехать отсюда. Я не собираюсь зря тратить свое время.

Эти слова пронзили меня насквозь, и я принялся рыдать. О боже! Кас выглядел смущенным. Было очевидно, что для него это стало полной неожиданностью. В нарушение всех своих принципов он обнял меня и прижал к себе. «Все будет в порядке. Все будет хорошо», – бормотал он, на какое-то мгновенье превратившись из злобного парня в милого старикана.

Случившийся со мной нервный срыв имел веские основания. Я не хотел покидать этот дом, для меня подобная ситуация стала бы глубокой травмой. Помимо всего того, что Кас вбил в мою голову насчет чемпионских перспектив, мне нравилось жить в нормальной семье. Раньше я никогда не испытывал таких чувств. Здесь я завел новых друзей, начал осознавать, что нужен кому-то. И куда мне теперь было деваться? Обратно в Браунсвилл? Ряды моих приятелей там редели день ото дня, особенно под Рождество или Новый год – именно тогда большинство из них погибало на улице в попытке раздобыть денег. Каждый год после праздников мы с друзьями собирались и интересовались друг у друга: «Ну, что нового?» И всякий раз оказывалось, что кого-нибудь из наших корешей застрелили во время грабежа: «Серьезно? Того пацанчика, который только вчера вечером тусил с нами? Он еще так от души хохотал. Его убили?»

Мне нужно было какое-то время, чтобы прийти в себя после угрозы Каса. Когда Камилла заметила, что я хандрю, она направилась к нему:

– Что случилось с Майком? Почему он плачет? Все в порядке?

– С ним ровным счетом ничего не произошло, – ответил тот. – С Майком все хорошо.

Камилла все же узнала, в чем было дело, и встала на мою защиту:

– Куда он пойдет? Ему просто некуда деваться!

После этого случая я стал тренироваться еще усерднее – если только такое было возможно. Я работал без продыху и увеличивал нагрузку каждый день. Когда я возвращался из спортзала, у меня оставались силы лишь на то, чтобы доползти по лестнице в свою комнату. С того дня у меня больше не было с Касом серьезных ссор. Я знал, что нахожусь здесь со вполне определенной целью и скорее умру, чем откажусь от нее.