Железные амбиции. Мои победы с Касом Д'Амато Тайсон Майк

– Послушай, а Дон Нессет живет, случайно, не в том же направлении, что и я? – поинтересовался Драгна.

– По-моему, он поселился где-то неподалеку от Сан-Бернардино, – ответил Леонард.

– Нет, его дом в Уэст-Ковине, ведь так? – продолжал давить Драгна, язвительно усмехаясь. – Он живет там вместе с женой и ребенком, не правда ли?

Леонард лишь кивнул в ответ. Затем Блинки снова порекомендовал Леонарду взять Нессета за шиворот, как следует встряхнуть и поставить на место. После ухода Блинки и Драгны Леонард получил уведомление о выселении – его аренда площади в Hollywood Legion Stadium расторгалась через пять дней. Так прошел еще один «день в раю».

Леонард обратился в полицию Лос-Анджелеса, после чего его домашний телефон, а также весь офис поставили на прослушивание.

Гибсон созвонился с Норрисом, а тот, в свою очередь, связался с Блинки, который отозвал цепных псов, отослав их на Восточное побережье. Однако Палермо не удержался и решил напоследок произвести еще один выстрел по Нессету и Леонарду. В среду утром Сика уже ждал Леонарда, когда тот пришел в свой офис. Затем пожаловал Нессет, а вскоре после этого нагрянул Палермо. Сика напомнил Нессету, что его боксеру «повезло» завоевать чемпионский титул и в этой связи должны быть выполнены некоторые обязательства. Нессета это высказывание задело до глубины души. Он ответил, что готовил своего боксера в течение двух лет и тот добился чемпионского титула без посторонней помощи.

– Тебе, как я вижу, нравится веселиться в одиночку, – резюмировал Блинки.

Нессет решил сменить тему и возмутился теми преследованиями, которым они с Леонардом подверглись за последнее время. Палермо в ответ заявил:

– Ты прав, никаких преследований и вымогательств. Ничего подобного не повторится. Заметано.

Гости встали, собираясь уходить, и уже на выходе из кабинета Блинки наклонился и шепнул Леонарду в самое ухо: «Джеки, ты засален!» К сожалению, он говорил так тихо, что магнитофон полицейского управления Лос-Анджелеса не смог зафиксировать эти слова.

В тот же вечер Блинки по указанию Норриса улетел домой. Однако он не сдержался и стянул несколько журналов и упаковку жевательной резинки, пока расплачивался в магазине аэропорта за пачку крекеров. Следивший за ним полицейский арестовал гангстера за мелкую кражу. Палермо доставили в центр города, и ему пришлось внести залог в размере 500 долларов. Пока оформляли необходимые документы, капитан полиции задал Блинки несколько вопросов о целях его визита в Лос-Анджелес, и тот ответил, что никогда не слышал ни о каком Луи Драгне и не встречался ни с Сикой, ни с «его парнями». И вообще, он прилетал в город не по делам, а с чисто «неофициальным визитом».

Трумэн Гибсон решил попробовать другую тактику. Поскольку, чтобы вразумить Леонарда, ставка на «плохого парня» не сработала, он попытался переориентироваться на «хорошего парня». На эту роль был выбран Билл Дейли, длительное время считавшийся в мире бокса уважаемым менеджером, – на самом же деле этот человек был близок как к Карбо, так и к Норрису. Он должен был стать «голосом разума». Однако его беседы с Леонардом доказали невероятную проницательность Карбо и Палермо. Билл Дейли прилетел в Лос-Анджелес вместе с Трумэном Гибсоном 11 мая. Они зарегистрировались в отеле Ambassador, после чего Гибсон позвонил Леонарду – тот на несколько дней уехал в Мексику – и сообщил, что вынужден завтра уехать из города, но оставляет вместо себя Дейли, чтобы тот «разобрался со всем этим бардаком». 13 мая Билл Дейли навестил Леонарда в его офисе и сообщил:

– Ты попал в адскую передрягу и зажат с обеих сторон. Теперь у тебя проблемы с клубом и все из-за тех дел, что вы на пару с Нессетом организовали вместе с Касом Д’Амато.

– Я не имею к этому отношения! – запротестовал Леонард. – Мы никогда даже не обсуждали это с Доном!

– Не знаю, чем тебе помочь. Ты расстроил все восточные штаты. Все обвиняют друг друга. Все разочарованы: Норрис, Гибсон, Карбо, Палермо.

На это Леонард ответил, что он покончил с боксерским бизнесом и ведет переговоры с Нессетом и Чарджином о продаже им своего клуба.

– Как ты собираешься теперь поступить с Нессетом? – спросил Дейли. – Тебе следовало с самого начала обратиться ко мне. Не пойди ты к этому проклятому Блинки, мне удалось бы сэкономить Нессету целую кучу денег. Я мог обратиться к Карбо, и тебе не пришлось бы делать никаких выплат, если бы это не были действительно крупные поединки. Я мог заявить, что получаю 15 процентов и позволяю Нессету оставить их себе. Но ты отправился к Блинки, который готов на все, лишь бы не лезть в карман Карбо. В итоге Мистеру Серому пришлось бросить Палермо какую-то мелочовку. Да, ты попал в чертовски неприятную переделку.

Они договорились продолжить разговор на следующий день в гостиничном номере Дейли. Утром, перед тем как отправиться в отель, Леонард заехал в разведывательный отдел полицейского управления Лос-Анджелеса, где на него повесили подслушивающее устройство. И это сработало.

Разговор с Дейли напоминал мастер-класс по борьбе с мафией в боксе. Дейли начал с нападок на Нессета:

– Этот старикашка слишком много болтает. Он решил использовать те же грязные приемы, благодаря которым продаются автомобили, и вместе с Трумэном вздумал обмануть всех, пойти на открытый конфликт, заявив: «А идите к черту! Никто больше не получит никаких денег!» Он, как опоссум, прикинулся мертвым, пока не получил чемпионский титул.

Леонарду пришлось вернуться к тому, что прозвучало накануне из уст Дейли, чтобы это было зафиксировано прослушкой:

– Билл, ты вчера сказал, что никому не позволят выбраться из этого дерьма, ведь все чемпионы будут делать одно и то же, черт возьми!

– Совершенно верно! – с готовностью подтвердил Дейли. – Всех будут иметь одинаково. Я знаю, как они собираются действовать. Тебя никто не будет удерживать – просто начнут изводить, чтобы ты по собственной воле встал в общий строй. Если кто-то откажется, кому надо намекнут – мол, с этим упрямым парнем хорошо бы потолковать. И с несговорчивым парнем будет покончено раз и навсегда. Все решается элементарно.

Затем Дейли сообщил Леонарду, что Трумэн Гибсон «сорвал джекпот» – на бандитском жаргоне это означает «иметь проблемы». Он объяснил, что Гибсон очень зол на ту организацию, которую Нессет и Кас создают в противовес Национальной боксерской компании Норриса. «Я и представить себе не мог, что этот Нессет возьмет барьер и продолжит игру, – процитировал Дейли Гибсона. – Меня пытаются уничтожить. К черту, я сам уберу их!» И в очередной раз повторил: «Он чертовски зол, этот Трумэн».

Затем Дейли объяснил, как Карбо и Палермо обеспечивают контроль над чемпионами по боксу: «Будь у меня два чемпиона, я бы без конца устраивал гребаные вечеринки, радовался и валял дурака. Я бы не стал никому докучать. А эти мудозвоны только тем и занимаются, что качают права и пытаются всем навредить. Конечно же, они совершали глупость, когда указывали этому боксеру, с кем драться. Но у них были на то причины. Дело в том, что они не могли так же поступить с другими. Они никогда не диктовали Вискузи, менеджеру Харриса, с кем драться его боксеру и как надо это делать. Они не могли приказать Уэйлу, кого ему надо брать для поединка с Марчиано. У Уэйла все тут же окупается, как у гребаного игрового автомата. Как только у него появляется новый боец, он моментально получает для него право на титульный бой. Фрэнки не любит Уэйла как человека, потому что тот – просто гребаная жирная свинья. Для Уэйла все сводится к коммерции. Карбо закрывает на все это глаза, пока эти деятели остаются на плаву и поддерживают свой – а заодно и его – доход. Вот так они и живут. И они будут бултыхаться до тех пор, пока их делишки будут сходить им с рук».

Далее Дейли произнес фразу, которая не просто поразила меня, но и помогла понять, что же связывало Карбо и Каса: «Запомни: если ты получишь чертов титул сам, тебе не будут мешать. Если ты собственными силами справишься со всем, прорвешься через все барьеры и все преодолеешь, тебе не будут препятствовать ни в чем. Тут они соблюдают правила».

Кас именно так и поступил. Он перехитрил Норриса и прорвался через все препятствия, чинимые Международным боксерским советом. Но при этом он никогда не угрожал Карбо и не обманывал его. Д’Амато ни разу не критиковал Карбо в прессе. Он всегда преследовал только Норриса. Мой учитель вырос среди гангстеров и понимал их мотивы. Думаю, они испытывали взаимное уважение. Берни Гликман был менеджером, связанным с мафией, но он любил своих боксеров и, так же как Кас, делал приличные выплаты из собственного кармана, чтобы поддерживать их. Гликман подверг риску свой законный бизнес и обанкротился из-за своего участия в боксерских махинациях. Думаю, Карбо уважал Д’Амато, и ему было плевать на то, что боксер Каса в супертяжелом весе одержал верх над боксером Норриса. Мистер Серый никогда не занимался тяжеловесами, а менеджером Арчи Мура был Док Кернс. Последний испытывал неприязнь к Карбо, что было взаимно. Поэтому, когда Норрис пожаловался Фрэнки на Каса, мафиозо отказался что-либо предпринимать, заявив, что Д’Амато «сумасшедший». Гангстер действительно не имел ни малейшего желания быть втянутым в войну между Норрисом и Касом.

Однако титул чемпиона мира в полусреднем весе – это уже другой разговор. Карбо занимался этим дивизионом более четверти века, поэтому Гибсон «сорвал джекпот» по той простой причине, что позволил чемпионскому титулу в этом весе ускользнуть от Мистера Серого.

– Гибсон, пока он жив, не хочет новых проблем в лице очередного Нессета, – сказал Дейли Леонарду. – Но, похоже, теперь с Трумэном покончено.

Леонард вспомнил, как Гибсон описал ему свою встречу с Карбо: «Господи, он устроил мне настоящий ад! А вдобавок ко всему вмешался этот полоумный Норрис».

– Этот случай должен был убедить Норриса в том, что Трумэн совершил ошибку, – сказал Дейли. – Он одобрил поединок, но, как ты знаешь, Дон Нессет уже принял участие в известном тебе заговоре, и все пошло насмарку.

Вот тут-то и замаячил на горизонте «хороший полицейский». Дейли в красках описал, что Карбо и его ребята могут сделать с Нессетом. Затем он привел в пример историю одного парня, который пытался обмануть Карбо в 1953 году и жестоко поплатился. Этого человека звали Рэй Арсел, и он был отличным тренером, участвовал в телевизионной рекламе, которая критиковала организуемые под эгидой Норриса «Поединки в пятницу вечером». Вдобавок ко всему Арсел начал делать выплаты одному своему воспитаннику, который хотел порвать с Карбо. Но его боксер не решился на этот шаг, а на улице с Рэем поговорили по душам двое парней из Бостона, вооруженных свинцовыми трубами. Эта встреча произвела на Арсела сильное впечатление, после чего он восемнадцать лет не занимался боксом.

– В отношении Нессета что-то замышляется. Они способны бросить чертову…

– Гранату? – прервал Леонард измышления Дейли. – Подорвать его крыльцо, веранду, сделать что-то в этом роде?

– Арсел тоже считал себя слишком умным. Ему повезло, что он не погиб, – сказал Дейли.

– Он, наверное, даже не понял, что произошло.

– Только представь, как кто-то подкрадывается к нам, пока мы с тобой разговариваем, и… – нагнетал напряжение Дейли.

– Господи Иисусе! Когда Карбо позвонил мне…

Дейли перебил его:

– Знаешь, что они придумали? Они используют обрезок трубы. Простой свинцовой трубы. И заворачивают ее в кусок газеты. Это все, что им требуется. Такой самодельной битой наносится пара ударов. Обычно этого достаточно, чтобы убить. Двумя ударами тебе ломают череп и бросают в бессознательном состоянии. Никто не обращает на случившееся внимания, так как не было никакой перестрелки – ведь у тебя нет оружия. Тебя бросают в толпе или просто на улице. А обрезок трубы сразу же выбрасывают. И свидетелей не остается.

– Именно об этом Фрэнки меня и предупреждал, – пробормотал Леонард. – Он сказал: «У нас везде есть друзья. Мне даже не нужно отсюда уезжать». И я понятия не имею, где Карбо в это время находился. Не знаю, откуда именно он звонил.

– Рэю повезло, что он выжил, – сказал Дейли, не клюнув на приманку. – Несчастный идиот! Он просто свалял дурака. У него не было никакого гребаного права делать это. Он работал с Карбо много лет. Фрэнки нашел для него Тедди Яроша[95], дал ему и этого боксера, и того боксера и всегда тесно сотрудничал с ним. Сукина сына надо было наказать. И для этого привлекли пару ребят из Бостона.

– Как могли сделать и здесь, если бы понадобилось достать Дона и меня. В этом случае не стали бы прибегать к местным, которых мы знаем, – предположил Леонард.

– Верно. Сика в этом случае сидел бы дома, – отреагировал Дейли. – Или находился бы у всех на виду за просмотром шоу Дона Риклса[96].

– И ты почувствуешь лишь – бум! Будешь лежать там и не понимать, что, черт возьми, произошло.

– Честно говоря, не представляю себе, как они собираются обойтись с Нессетом. Но они же хотят сделать это каким-то гребаным способом! У него, например, есть салон подержанных автомобилей, поэтому запросто можно придумать варианты, – предположил Дейли.

– Да, он работает там. Бизнесом управляет его брат, – заметил Леонард.

– Ты знаешь, где это заведение? – спросил Дейли.

– Конечно. Оно рекламируется по ящику, – ответил Леонард.

В процессе разговора Леонард пожаловался, что его преследуют: «В последние два дня кто-то бродил вокруг, видимо, проверяя, как я живу. Хотели убедиться, что поблизости никого нет. Вчера вечером одна и та же машина объехала квартал четыре или пять раз и каждый раз тормозила возле моей тачки. Жена это заметила, когда поливала газон. Было темно, и она позвонила мне. Я стал высматривать эту машину, но, совершив очередной круг, они больше уже не останавливались».

Разговор перешел на Дона Чарджина, промоутера и друга Нессета, проживавшего в районе залива Сан-Франциско. Этот человек познакомился с Касом в Нью-Йорке и планировал переехать в Лос-Анджелес, чтобы вступить во владение клубом Джеки Леонардо. Он собирался оставить последнего в качестве антрепренера. Все это противоречило интересам Норриса и Гибсона.

– Чарджин должен был заглянуть вчера вечером, но не пришел. Его и сегодня не было. А Джо Сика хочет с ним встретиться. Он же может все испортить, – заявил Леонард.

– Сика знает Чарджина? – удивился Дейли.

– Нет. Он только вчера прочитал в газете [о покупке клуба]. И ему, естественно, сразу же захотелось связаться с Чарджином. Дона уже ищут. Направили несколько машин на север, пытаясь выяснить, где можно его найти. Попробуй отпугнуть его, – попросил Леонард.

– Кого-нибудь обязательно пошлют в Сан-Франциско, чтобы встретиться с Сикой и передать, чтобы он отстранил вас всех. Это заставит парня задуматься. И он скажет: «Слушай, мы не хотим, чтобы твои деньги пострадали, но клуб полетит к чертям собачьим. И все из-за какого-то долбаного придурка вроде Дона Нессета. Ты не хотел бы поговорить с ним?

Они вернулись к исходной точке. «Хороший полицейский» не переубедил ни Леонарда, ни Нессета. Это очень дорого обойдется и Карбо, и Палермо, и Гибсону.

Центральные издания начали все чаще комментировать попытки Каса расширить рамки титула чемпиона в супертяжелом весе и полностью взять под контроль боксерский бизнес. 19 мая, всего через несколько дней после того как Дейли покинул Лос-Анджелес, L.A. Times опубликовала статью под следующим заголовком: «Д’Амато строит собственную империю». Розенсон и Ирвинг Кан упоминались в качестве помощников Каса. В тот же день газета L.A. Mirror News опубликовала более объемную – первую из двух запланированных – статью Мюррея Олдермана «Менеджер чемпиона Паттерсона выступает в качестве спасителя бокса». Журналист провел некоторое время в Нью-Йорке, и его репортаж зафиксировал, каким был Кас на этом решающем этапе своей жизни:

«Касу 51 год, он весь седой и постоянно щурится. У него небольшое брюшко – следствие переедания на нервной почве – и массивный подбородок неаполитанца. Вплоть до 1956 года, когда Паттерсон выиграл чемпионский титул, у него никогда не было места, которое можно было бы назвать домом. Теперь Кас проживает в небольшой аккуратной двухкомнатной квартире с видом на Бродвей. Там есть роскошный бар и массажное кресло. Никаких кроватей. Когда в два или три часа ночи после прогулки с Касом вы уже готовы отправиться на боковую, он поднимается в свою квартиру и начинает обзванивать весь мир. Однажды его телефонный счет за месяц составил полторы тысячи долларов. Десять дней подряд – я специально подсчитывал – Кас может не ложиться спать. Он просто принимает душ, бреется и продолжает работать, время от времени подремывая в кресле. К чему этот безумный график? Д’Амато искренне верит, что только он способен вернуть боксу прежнее уважение, только ему под силу спасти этот вид спорта «от злых сил Джима Норриса и Международного боксерского совета». Решение суда о роспуске Совета им в расчет не берется.

«В боксе ничего не изменилось, и ситуация в любой момент может ухудшиться, – мрачно прогнозирует он. – Мне приходится драться в одиночку. Вместе со своими боксерами я постоянно наращиваю мышцы. Пока длится эта война, я отказываюсь от женщин и спиртного, потому что они могут быть орудием моих врагов». Это реальность Д’Амато. Человек из его ближайшего окружения утверждает, что видел ночью, как Кас поднимался в лифте с бумагами в одной руке, сжимая в другой нож. Однажды в коридоре возле своей квартиры Д’Амато схватил за горло некоего незваного гостя. Иногда он уезжает из города, чтобы встретиться с нужными людьми, поскольку, по его словам, «подозревает, что телефон прослушивается Международным боксерским советом. Слишком часто секреты выходят наружу». Кас видит врагов повсюду. На мой вопрос, чем он занимается в свободное время, он ответил: «Я пытаюсь вырастить на затылке третий глаз, чтобы ко мне не подкрались сзади со стилетом».

По иронии судьбы вендетта Д’Амато против сил зла вызвала в прессе лишь насмешки. Журналисты критиковали его скрытность и манеру пересыпать свою речь намеками. «Меня высмеивают, – пожимает плечами Кас, – потому что я выступаю против Международного боксерского совета. Критика в мой адрес необоснованна». Что принес Д’Амато его крестовый поход? Сам он так отвечал на этот вопрос: «Раньше мои долги составляли 30 тысяч долларов. Теперь я должен от 50 до 60 тысяч». На вопрос, стоило ли оно того, он заявлял: «Неужели вы считаете, что я не хочу есть и спать, как все нормальные люди? Думаете, в 51 год мне интересны гонки на выживание? Сейчас я больше, чем когда-либо, втянут в эти шпионские игры».

20 мая Атлетическая комиссия штата Калифорния провела публичные слушания о заговоре с целью покушения на Дона Джордана. Леонард должен был давать показания, но он находился на грани нервного срыва. Карбо все еще числился в бегах, а Блинки уехал из города. Однако Гибсон, Сика и Драгна должны были присутствовать в зале и слушать показания. Леонард попросил парня, который собирался задавать вопросы в ходе заседания, не выставлять его стукачом, так как опасался, что в случае публичного разоблачения обвиняемые просто «прикончат его». Джеки заявил Атлетической комиссии, что Палермо попытался надавить на Дона Джордана, заручившись поддержкой Карбо. Однако, по словам Леонардо, он сообщил Палермо, что Нессет – менеджер Дона Джордана – не пойдет на это, после чего «последовали обычные бандитские угрозы».

Трумэн Гибсон после приведения к присяге рассказал суду, что прилетел в Лос-Анджелес убедить Палермо воздержаться от любых угроз в адрес Леонарда и Нессета. Гибсон признался, что позвонил Норрису с целью сообщить о том, что происходит. А вскоре после этого с ним связался Палермо. В беседе с ним Гибсон сказал, что тот «вел себя нелепо и глупо» и он не понимает, какого черта нужно было делать в Лос-Анджелесе. Он также велел Палермо «исключить делишки из разряда высоких ботинок на пуговицах».

Заслушав показания, Атлетическая комиссия проголосовала за то, чтобы просить начальника разведывательного отдела полицейского управления Лос-Анджелеса провести расследование в отношении Карбо, Палермо, Сики, Драгны и Гибсона. Руководитель комиссии передал ФБР и прокурору Лос-Анджелеса все показания, включая данные «прослушки». После этого было созвано Большое жюри.

Тем временем Д’Амато был вынужден решать свои проблемы в Нью-Йорке. Он в очередной раз попытался навязать сопернику Флойда американского менеджера, имевшего тесные связи с самим Касом. Эти попытки были отмечены в мемуарах Ингемара Йоханссона. В своей книге боксер рассказал о визите Билла Розенсона и Эдвина Швайга, адвоката Каса, в Швецию: «Они предложили мне контракт, который гарантировал титульный поединок с Паттерсоном. Я прочел документ и отказался. Никто не смог бы убедить меня подписать это, даже ради участия в чемпионате мира. Контракт был просто грабительским. От меня требовалось согласие на американского менеджера, который получил бы 33 с небольшим процента от моей прибыли. Эти 33 процента в конечном итоге были сокращены до десяти. Мой менеджер получал частичное право ежегодно назначать в Америке один из моих поединков, при этом последнее слово все же оставалось за мной. Я имел право сам принимать решения по всем остальным поединкам. Кроме того, я брал на себя обязательство не выступать за Международный боксерский совет или его преемников».

Менеджером, которого пытались навязать Ингемару, был Гарри Дэвидоу. Этот человек в течение многих лет являлся партнером Каса и руководил тренажерным залом Gramercy, пока Д’Амато служил в армии. К этому времени Дэвидоу уже десять лет не имел лицензии менеджера и зарабатывал на жизнь тем, что владел кондитерской (она же закусочная) в Бруклине. Ходили слухи, что в этом заведении можно, купив молочный коктейль, сделать ставку. Журналистов заинтересовала личность Дэвидоу, поэтому, когда он предстал перед Атлетической комиссией штата Нью-Йорк, они уделили его показаниям особое внимание.

Вопрос: Мистер Дэвидоу, верно ли, что контракт между вами и Йоханссоном был подписан лишь при условии, что последний получает право сражаться за чемпионский титул?

Ответ: Нет, сэр.

Вопрос: Являетесь ли вы всего лишь подставным лицом Д’Амато в этом деле?

Ответ: Я так не думаю.

Затем для дачи показаний был вызван Йоханссон.

Вопрос: Пока шли переговоры о поединке, рассматривалось ли на каком-либо этапе предложение о том, чтобы вашим менеджером стал ваш отец?

Ответ: Когда в ходе обсуждения был поднят этот вопрос, мне сообщили, что отец не может выступать в роли моего менеджера.

Гельфанд: Уточните, пожалуйста, кто именно сообщил вам, что отец не может быть в США вашим менеджером.

Ответ: Мистер Д’Амато.

Гельфанд: Прошу занести в протокол, что ни законы, ни правила Атлетической комиссии штата не запрещают отцу боксера стать лицензированным менеджером.

Вопрос: Вы осознавали, что сражаться за чемпионский титул вы смогли бы, только взяв мистера Дэвидоу в качестве своего американского менеджера, на чем настаивал мистер Д’Амато?

Ответ: Не думаю, что получил бы право на такой поединок, если бы не это соглашение.

Вопрос: Правда ли, что до того как вы подписали контракт с Дэвидоу, в котором предусмотрена выплата ему десяти процентов от вашей прибыли, Д’Амато предложил вам взять американского менеджера по его выбору? И этому менеджеру вы должны были бы заплатить одну треть вместо десяти процентов?

Ответ: Да.

Вопрос: Были ли вам предложены другие кандидаты на должность менеджера?

Ответ: Нет.

Комиссия, практически не совещаясь, приняла отрицательное решение по вопросу о выдаче лицензии менеджера.

Председатель: Комиссия единогласно отклонила поданную Гарри Дэвидоу заявку на получение лицензии менеджера.

Гельфанд: Господин председатель, мне бы хотелось кое-что добавить к вынесенному решению. Мы не будем рассматривать и утверждать какой-либо контракт между Дэвидоу и Йоханссоном, потому что при ближайшем рассмотрении все это весьма дурно пахнет. Очевидно, что Дэвидоу действует как подставное лицо Д’Амато, чтобы удержать интерес к карьере этого человека после этого поединка.

Дэвидоу: Вы обвиняете меня в том, что я марионетка в чьих-то руках?

Гельфанд: Если вас не устраивает подобная характеристика, очень жаль. Все случившееся достойно порицания.

Буквально через несколько дней появились слухи о конфликте между Касом и его промоутером Биллом Розенсоном. Розенсон отправился к Артуру Дейли из издания Times. Последний не относился к числу друзей Каса и легко поддался сладким речам своего гостя. «Что касается Д’Амато, то с меня хватит! Я сыт всем этим по горло!» – заявил Розенсон Дейли. Журналист так описал сложившуюся ситуацию со слов Розенсона:

«Почти год излишне старательный Розенсон уступал властным требованиям недоверчивого Каса. Однако теперь Билл набрался мужества для решительного шага, чтобы бросить вызов рыцарю, чьи благородные доспехи за последние недели заметно потускнели. Нападки, которые Д’Амато позволил себе в отношении Атлетической комиссии, и его завуалированные угрозы перенести предстоящий титульный поединок из Нью-Йорка в другое место не просто встревожили начинающего промоутера. Они привели его в ярость. Вчера он больше уже не мог сдерживаться и дал своему гневу выход.

«Один-единственный человек, Д’Амато, заставил всех усомниться в перспективах титульного поединка, – поведал мне Розенсон сдавленным, дрожащим от волнения голосом. – После изобличительных высказываний Каса в адрес Атлетической комиссии штата Нью-Йорк все цитируют его заявление о готовности перенести встречу с учетом возникших у него подозрений относительно деятельности Комиссии штата и всех, кто оказался вовлечен в эту ситуацию, включая меня. Однако я намерен занять твердую позицию… Я не потерплю вмешательства [в планы проведения поединка в Нью-Йорке], даже если инициатива исходит от самого Д’Амато. Возможно, этот поединок станет последним, который я буду организовывать, но я должен придерживаться своих принципов. Я не собираюсь следовать ничьим приказам и не поддамся запугиванию!»

Все это было полным бредом. Кас никуда не собирался переносить поединок из Нью-Йорка, даже после того как члены Атлетической комиссии проголосовали против выдачи лицензии Гарри Дэвидоу. Однако Розенсон хотел использовать вынесенное решение и публично заявить о том, что Кас вынудил его отказаться от своей доли прав на трансляцию поединка по телевидению, радио и в кинозалах. У него никогда и не было таких прав ни в одном из боев, которые он организовывал для Каса. Но Артур Дейли проглотил это нелепое обвинение и посвятил свою колонку измышлениям Розенсона:

«Интересам Розенсона был нанесен серьезный ущерб. Чего ожидать дальше? Я не знаю. Как бы там ни было и что бы Д’Амато ни предпринял в дальнейшем, его действия свидетельствуют о том, что он опасается поединка между Паттерсоном и Йоханссоном или пытается уничтожить промоутера, который отказывается подчиниться его требованиям, или хочет бросить вызов Атлетической комиссии и взять над ней верх, или считает себя более могущественным, чем любая фигура в мире бокса и общественной жизни страны. Теперь Д’Амато оказался перед дилеммой. Теоретически он мог бы отказаться от поединка, заявив, например, о том, что Паттерсон получил серьезное увечье. Но Флойд слишком честен, чтобы притворяться, и слишком горд, чтобы участвовать в подобных махинациях. Единственная альтернатива для Д’Амато – выйти из игры, отказаться от поединка без объяснения причин. Но ему это обойдется слишком дорого. Он останется в полном одиночестве. Это обернется для него настоящей катастрофой».

29 мая 1959 года, через два дня после статьи Дейли о Розенсоне, детективы из Нью-Йорка, люди прокурора Хогана и полицейские штата Нью-Джерси окружили неприметный дом в городке Хадден, штат Нью-Джерси. Внутри находился Фрэнки Карбо, который за последние 15 месяцев исколесил весь земной шар и сейчас не собирался покорно выходить наружу. По крайней мере, через парадную дверь. Как и полагается крутому парню, он попытался выпрыгнуть в окно, выходившее на задний двор, и оказался в объятиях двух детективов. Гангстер сдался без боя. Джон Бономи, помощник окружного прокурора и руководитель расследования по делу Карбо, вздохнул с облегчением. Хоган привлек к этому делу 35 детективов. Теперь Карбо был у них в руках. Взволнован был не только Джон Бономи, который много лет спустя рассказывал Дэвиду Ремнику[97]:

«Полицейские испытывали благоговейный трепет при виде Карбо. Они поинтересовались, можно ли сопроводить его на завтрак. Судя по всему, они считали, что перед ними настоящая знаменитость. Мне пришлось объяснить, что Карбо вместо обслуживания в ресторане будет закован в наручники и к нему будет приставлена вооруженная охрана. Все это время мне невольно вспоминалась знаменитая фотография Джона Диллинджера[98], на которой он запечатлен рядом с улыбающимся прокурором – незадолго до того как сбежать. Мне не нужна была такая реклама».

Карбо прохлаждался в тюрьме в Кэмдене, штат Нью-Джерси, после того как ему было отказано в освобождении под залог. А на Западном побережье ситуация стала накаляться. Через пять дней после ареста Мистера Серого на Джеки Леонарда, находившегося в гараже своего дома в Лос-Анджелесе, было совершено нападение. К нему подкрались сзади и дважды ударили по голове свинцовой трубой. Тот же почерк, о котором ему в свое время рассказывал Дейли, излагая историю, приключившуюся с Арселом. Леонард получил сотрясение мозга и спустя неделю все еще страдал от частичного паралича лицевого нерва.

На следующий день после нападения Дон Чарджин, партнер Каса в Окленде, собирался лететь в Лос-Анджелес, чтобы переговорить с Леонардом о покупке его Голливудского боксерского клуба. Однако Чарджину позвонили и пригрозили: «Держись подальше от Лос-Анджелеса. Видел, что случилось с твоим приятелем?» Звонившему был известен даже номер рейса Чарджина. Излишне говорить, что тот никуда не полетел.

Журнал Sports Illustrated разместил информацию о нападении на Леонарда. В репортаже также упоминалась статья Реда Смита «Боксу требуется доктор», где обозреватель обратился к Карбо с саркастической просьбой вернуться. На этот раз автор, который не был называн по имени, подвергся жесткой критике:

«В апреле этого года один из самых талантливых спортивных журналистов, высмеивая страхи и запутанные действия Каса Д’Амато, менеджера Флойда Паттерсона, иронично сообщил читателям: «Индустрия кулачных боев пропадает без дурного влияния могущественного босса, способного спасти ее прежде, чем она зачахнет и умрет от Духовного Подъема». Он призвал Карбо вернуться, «чтобы восстановить благотворное сияние коррупции». «Фрэнки, возвращайся!» – проворковал он в заключение. Что ж, эпохе, когда такая строка могла быть написана – пусть даже саркастически – и с наслаждением прочитана, отныне наступил конец».

Нового тона при освещении этих событий придерживался и Керли Грив, спортивный редактор журнала Examiner, издававшегося в Сан-Франциско. Он писал: «Новость о жестоком избиении Джеки Леонарда с трудом укладывается в голове. Происшествие возвращает нас во времена Капоне, подрывает саму основу законности и правопорядка. Это пощечина всем порядочным людям».

Однако затем стали происходить странные вещи. Начальник полицейского управления Лос-Анджелеса Уильям Паркер, который изначально охарактеризовал инцидент с Леонардом как «типичное гангстерское нападение», неделю спустя изменил свое мнение, опубликовав следующее заявление: «После анализа и оценки тщательно собранной информации наши следователи, назначенные для ведения дела, пришли к единодушному мнению: физические факты не подтверждают ранее опубликованное сообщение о нападении на мистера Леонарда. К настоящему моменту установлено, что мистер Леонард страдает от острой физической недееспособности, создающей иллюзию нападения».

Сам Леонард заявил по этому поводу следующее: «Я знаю совершенно точно лишь то, что у меня сильно болит голова». Но его преследователи не ограничились «иллюзией нападения». Через некоторое время в дом Леонарда бросили бутылку с зажигательной смесью, а его стали преследовать незнакомцы угрожающего вида, которые выкрикивали в его адрес: «Грязный стукач!» Поговаривали также, что обитателям городских трущоб предлагали 250 долларов за то, чтобы они избили его. В конечном счете факт реального нападения на Леонарда чуть позже засвидетельствовал один из приятелей Джо Сики.

По мере приближения поединка между Паттерсоном и Йоханссоном Кас попытался организовать рекламную кампанию, чтобы изменить сложившееся в прессе неблагожелательное отношение к себе и своему боксеру. Он написал для журнала Look статью от первого лица – она была опубликована 5 июня, – в которой подробно рассказал о своей битве с Международным боксерским советом и призвал американскую общественность признать талант Паттерсона. При подписании 10 июня контракта о предстоящем поединке Д’Амато впервые за несколько недель пообщался с Биллом Розенсоном, а затем доброжелательно поприветствовал всех спортивных журналистов, которые в последний год резко критиковали его.

Тем временем Норрис перешел в наступление на Каса. В разговоре с Гарри Грейсоном, известным обозревателем, чьи статьи печатались в более чем шестистах изданиях, он хвастался: «Поговорим начистоту. Сонни Листон – мой боксер. Я считаю его лучшим… И я собираюсь следовать за Паттерсоном по всей стране, пока не загоню в угол и не выясню, действительно ли он умеет драться». Норрис слегка кривил душой, утверждая, что Листон был «его боксером», поскольку у него не было лицензии менеджера. Тем не менее эти слова были недалеки от истины, так как Сонни Листон в значительной мере находился под контролем Карбо и Палермо. Основная часть интервью Норриса Грейсону сводилась к идее о том, что, несмотря на роспуск Международного боксерского совета по решению суда, эта организация продолжала держать индустрию в своем кулаке. Норрис припас несколько зловещих намеков для Каса: «Д’Амато может случайно угодить под машину, понимаете, о чем я?»

Люди Норриса пытались сорвать поединок между Флойдом и Ингемаром, подав судебный иск. Они утверждали, что у Эдди Мейчена, который в первом раунде был нокаутирован Ингемаром, в рамках достигнутого соглашения оставалось право на бой-реванш. Защита утверждала, что это соглашение недействительно, так как было достигнуто «под давлением», и в любом случае речь идет о контракте не с Мейченом, а с ныне распущенным Международным боксерским советом. Защита вызвала Томми Лоуграна – преданного Касу бывшего чемпиона мира в полутяжелом весе. Томми подтвердил, что подобный пункт о бое-реванше для нетитульного поединка является «экстраординарным». В конце концов судья отказался вынести запрет на предстоящий бой, и подготовка к нему продолжилась.

Флойд тренировался в своем привычном спортзале в Нью-Джерси. По существу, это была настоящая дыра. Мебель разваливалась, краска на стенах облупилась, шторы свисали лохмотьми. Но сам Паттерсон выглядел полностью готовым к схватке. Он провел на ринге более пятисот раундов со спарринг-партнерами и был в отличной физической форме. В свою очередь, описывая подготовку Йоханссона к предстоящему бою, пресса уделяла основное внимание не его работе на ринге, а той шикарной обстановке, в которой он находился, и его нескромному образу жизни. Ингемар тренировался в роскошном гостиничном комплексе Grossingers в Борщковом поясе[99] штата Нью-Йорк и жил в особняке – настоящей «архитектурной жемчужине». Боксер нередко заглядывал на городские вечеринки. Нат Флейшер из журнала Ring, не принадлежавший к числу сторонников Каса, дал следующий комментарий в интервью шведским репортерам, освещавшим поединок: «Ингемар питает слабость к ночной жизни и танцам. Его методы тренировки противоречат всем принятым правилам. Титульный бой вызывает у меня серьезную обеспокоенность. Изначально я отдавал предпочтение Йоханссону, считая, что именно он станет новым чемпионом мира. Однако теперь я начинаю сомневаться в том, что он сможет это сделать. Йоханссон не готовится к схватке так, как должен это делать претендент».

Другие спортивные журналисты, отметив крайне невыразительные публичные спарринг-бои Йоханссона, даже высказали предположение, что он, возможно, что-то скрывает. Никак не проявлялся его легендарный удар правой – «Молотом Тора», – с помощью которого он в свое время нокаутировал Мейчена. Журналист Гарри Грейсон писал: «Его левая рука, ощупывающая пространство, по своей неэффективности может соперничать с Женевской конференцией. Его правая, которой он мог бы поразить дракона, похожа на невидимку, подобно Паттерсону в промежутках между поединками».

Итак, Паттерсон считался фаворитом в соотношении 5–1. Розенсон заявил прессе, что ставит на Ингемара полмиллиона долларов: «Если Йоханссон выиграет, у меня будет заказной бой-реванш, который принесет мне 500 тысяч долларов».

Оптимизм Розенсона пошел на убыль после того, как он по причине мощных ливней был вынужден отложить поединок на сутки. Как результат зрителей на огромном стадионе набралось всего 21 961 человек, а билетный сбор стал его единственным источником дохода от боя.

В начале схватки Ингемар выглядел несколько неуверенно. Весь первый раунд Флойд явно доминировал на ринге. Затем Ингемар решил прибегнуть к одному трюку. Много лет спустя в фильме, снятом Джимом Джейкобсом, Кас объяснил, в чем заключался прием шведского боксера:

«Йоханссон стал выбрасывать джебы левой, обычные джебы, без видимого намерения нанести Паттерсону ощутимый ущерб. Это были очень короткие удары, он выбрасывал их буквально на три или четыре дюйма[100]. Через некоторое время я понял, что происходит, и был поражен. Метод, который использовал Йоханссон, был похож на тот, что применяют шулеры в карточном фокусе «Три карты Монте» или при игре в наперстки. Шулер обманным движением привлекает ваше внимание к тому, что на самом деле не произойдет, с тем чтобы добиться того, что он хочет. Жулик все обставляет таким образом, что карта за долю секунды исчезает из поля вашего зрения.

Паттерсон сосредоточил внимание на этих ударах, потому что они постоянно повторялись, почти гипнотически заставляя следить за левой рукой Ингемара. Джебы сыпались снова и снова, и когда Йоханссон увидел, что Паттерсон полностью сосредоточился на его левой руке, выбросил – очень медленно и лениво – хук левой с одновременным быстрым ударом правой. Настолько быстрым, что правая рука попала в цель задолго до того, как успела бы левая. И Паттерсон, сосредоточив все внимание на левой руке противника, пропустил от него сильный удар справа».

В третьем раунде Флойд оказывался в нокдауне семь раз, после чего рефери Руби Голдстейн остановил бой. Итог поединка стал шоком. Говард Коселл смог первым из журналистов выскочить на ринг и взять у Флойда интервью для радио.

– Что произошло, Флойд? – спросил он.

– Говард, меня пробили, – получил он честный ответ.

Затем микрофон перехватил Кас: «Должен заявить следующее: впервые в истории бокса вы увидите, как побежденный чемпион в тяжелом весе вернет себе свой титул».

Тем временем появился Розенсон, который радостно предложил: «Давайте устроим для Йоханссона вечеринку!» Жена Флойда пыталась противостоять толпе, хлынувшей на ринг. «Мне нужно добраться до него! Мне нужно добраться до него!» – повторяла она, пока подруга не увела ее подальше от хаоса, творившегося на ринге и в зале. Флойду потребовался час, чтобы прийти в себя и провести встречу с журналистами. Один из репортеров спросил его, был ли удар правой, нанесенный Йоханссоном, самым сильным из тех, которые он до сих пор получал. «По всей видимости, да», – ответил Флойд.

На следующий день читатели были ошеломлены: большинство экспертов в качестве победителя боя назвали Флойда. Среди них был и Джек Демпси, который сделал свой прогноз несколькими днями ранее. «Мне очень понравился Йоханссон, – сказал он, – однако автор, пишущий для меня речи, не позволил бы мне сказать этого». Мартин Кейн из Sports Illustrated, отыскав Каса и Чарли Блэка неподалеку от Бродвея, выразил им свое сочувствие и пригласил побеседовать в буфете. В ответ Кас заявил, что у него пропал аппетит. На прямой вопрос Кейна, остался ли Д’Амато верен своим принципам, тот ответил: «Вряд ли я изменился, когда Флойд стал чемпионом. Не думаю, что изменился сейчас. Все мои мысли сосредоточены только на Флойде. Но он – умный парень и понимает, что у случившегося есть свои причины, даже если в данный момент и не осознает, как это могло произойти. Я в силах объективно оценить ситуацию и сохранял свою беспристрастность в конце поединка. В этот момент меня прежде всего беспокоил Чарли, у которого больное сердце. Затем мне пришла в голову мысль: а хватит ли мне денег, чтобы расплатиться со всеми долгами!»

Чарли Блэк попытался как-то подсластить горечь поражения:

– После того как Шмелинг нокаутировал Луиса, писали, что последний покинул ринг[101]. Однако он этого не сделал – его унесли 12 человек. Я это точно знаю, так как присутствовал там. А твой боксер, Кас, ушел на своих двоих.

– Да, знаю, – уныло отреагировал Д’Амато.

На следующий день Розенсон уже публично считал свои дивиденды. «Это лучшее, что произошло в боксе с тех пор, как Фрэнки Карбо попал в тюрьму, – заявил он прессе. – Вчерашняя встреча дала понять: никогда нельзя предугадать, что произойдет, если на ринг выходят два отличных боксера. Отныне никто никогда не будет обращать внимание на ставки в соотношении 5 к 1. Они ровным счетом ничего не значат. В матче-реванше я получу хорошую долю дополнительных гонораров. Можете не сомневаться, именно так и будет».

Начинающий промоутер в итоге потерял на этом поединке около 40 тысяч долларов. Паттерсон заработал больше полумиллиона, а Ингемар – половину этого. Но деньги боксер смог получить не сразу. Согласно судебному иску Трумэна Гибсона и Эдди Мейчена к Ингемару, финансовые средства последнего были временно заблокированы.

Безусловно, проигрыш Паттерсона дал Артуру Дейли шанс возложить на Каса полную ответственность за произошедшее и продолжать поддерживать своего человека, Розенсона. Спустя три дня он напишет: «Драматическое поражение, которое нанес Флойду Паттерсону Ингемар Йоханссон, не просто потрясло мир бокса. Оно изменило всю его географию и структуру… Будучи менеджером Паттерсона, сварливый Кас не только подбирал соперников для своего чемпиона, но и руководил каждой защитой титула, играя роль закулисного промоутера. Более того, он вступил в союз с Ирвингом Каном, генералом кинозально-телевизионного бизнеса, который должен был выступить в качестве «ангела-хранителя», обладающего неограниченным запасом финансовых средств. На Билла Розенсона, начинающего промоутера, чьи находчивость и предприимчивость в первую очередь сделали этот поединок возможным, было оказано беспрецедентное давление… Спасти Розенсона могло только одно – драматическая победа красавца шведа. Следовательно, на смену монополии Норриса не придет никакая новая мафиозная структура. Д’Амато и его союзники остановлены. Бой-реванш станет эпопеей на миллион долларов. И Розенсон будет дирижировать оркестром, не позволяя Д’Амато взять ни одной неверной ноты на своем казу»[102].

Паттерсон тяжело переживал поражение. Он заперся в своем доме, закрыв все двери и окна, чтобы полностью изолироваться от внешнего мира. За первые три недели он выходил только дважды – и только для того, чтобы проверить поврежденную барабанную перепонку. Кас просил Говарда Коселла и Джеки Робинсона[103] навестить Флойда и подбодрить его. Арчи Мур прислал Флойду бодрое письмо, в котором уверял, что тот вполне может вернуть себе чемпионский титул. Флойд стал постепенно приходить в себя – а затем прочитал газетную колонку Джимми Кэннона, в которой говорилось: «Теперь всем очевидно, что [Паттерсон] – вовсе не компетентный тяжеловес, а марионетка, притворившаяся великим чемпионом. Как только истинный тяжеловес по-настоящему ударил его правой, он развалился на части. Уже слишком поздно начинать все сначала. Сознание своей неполноценности превратило гордого парнишку Паттерсона в столичного отшельника. Отчаяние сотворит с ним то же, что правая рука Йоханссона, если они вновь сойдутся на ринге. И чем больше пройдет времени до этой схватки, тем ниже Паттерсон будет низвергнут».

Эта статья вновь повергла Флойда в глубокую депрессию. Было похоже, что он может из нее и не выйти. Затем жена, наконец, уговорила его сходить вместе в кино. Когда они подошли к кинотеатру, Флойд поднял глаза на афишу и увидел надпись: «Запись поединка между Йоханссоном и Паттерсоном». Они тут же вернулись домой. Из депрессивного состояния Флойда вывел визит в детскую клинику, где он увидел маленького мальчика, умиравшего от лейкемии. «Кто ты такой, чтобы жалеть себя?» – подумал он и в тот же день позвонил Касу, попросив найти тренировочный лагерь где-нибудь в лесу.

Пока Флойд зализывал раны, Билл Розенсон обдумывал, как расправиться с Касом. Он всегда стремился стать главной фигурой в боксерском бизнесе и для достижения цели готовился нанести удар исподтишка. В течение нескольких месяцев, предшествовавших схватке между Паттерсоном и Йоханссоном, он пытался создать союз с семейством Зекендорфов, богатых застройщиков из Нью-Йорка. Ради этого Розенсон был готов сократить прибыль от участия Толстяка Тони Салерно и Чарли Блэка. Наклевывалась пятилетняя сделка, пока Зекендорфы не выяснили, что какое-либо участие Розенсона в дополнительных доходах от поединка не планируется. Осознав, что их деньги уйдут в «черную дыру», здравомыслящие Зекендорфы пошли на попятную.

То, что произошло в дальнейшем, разные источники истолковывают по-своему. В этой связи достаточно трудно определить, кто дал правдивые показания, а кто солгал перед подкомитетом сената, расследовавшим несколько лет спустя коррупцию в боксерском бизнесе. Розенсон, например, утверждал, что на следующий день после того как Флойд потерял свой титул, к нему в офис пришел нью-йоркский спортивный обозреватель Джо Уильямс и, представившись хорошим другом Джима Норриса, сообщил, что чикагский магнат хотел бы встретиться. Они договорились, что, если Розенсона не будет в офисе, Уильямс оставит для него закодированное сообщение: «Свидание с сыном состоится». Розенсон не хотел, чтобы кто-либо в офисе знал о его отношениях с Норрисом, опасаясь, что эта информация может дойти до Каса и тот откажется от боя-реванша.

В свою очередь, Норрис изложил другую версию. По его словам, Уильямс позвонил ему, чтобы сообщить о желании Билла Розенсона пообщаться. Наверное, не имеет значения, кто инициировал идею о встрече, потому что у обоих фигурантов дела был общий интерес: навредить Касу. Итак, 2 июля Розенсон и Норрис сошлись в доме Уильямса. По утверждению Розенсона, когда они с Норрисом остались в кабинете одни, тот сообщил об учреждении новой компании, предназначенной «для организации чемпионских поединков по всему миру». Розенсону было предложено возглавить эту компанию. Подкомитету сената Норрис сообщил следующее: он просто хотел выяснить, что у Розенсона на уме, поскольку тот имел контакты с новым чемпионом мира в супертяжелом весе. Магнат, в частности, заявил: «Я знал, что у меня нет шансов заполучить Паттерсона. Отныне появился новый чемпион в супертяжелом весе. Существовала вероятность организовать одно его выступление под эгидой нашей организации или еще что-то в этом роде. Возможно, он не был настроен против нас».

Остальную часть встречи стороны затруднились вспомнить из-за огромного количества алкоголя, выпитого в тот вечер. Розенсон отметил, что разговор «стал несколько бессвязным», но оба собеседника согласились еще раз вернуться к обсуждению возникших идей.

На следующий день Розенсон вылетел в Лос-Анджелес, воодушевленный мыслью, что теперь он находится на орбите мультимиллионера и у них есть общие интересы. Пока он беспечно сидел в Лос-Анджелесе у своего бассейна, Джеки Леонард, который уже оправился от побоев, находился в том же городе, но в другой его части. Промоутер из Окленда Дон Чарджин был напуган угрозами ребят Карбо и не давал Джеки денег, необходимых для поддержания на плаву Голливудского боксерского клуба. Испытывая отвращение ко всей этой ситуации, Леонард бросил боксерский бизнес и занялся продажей автомобилей. При этом неизвестно, упал ли он столь низко, чтобы продавать товар для Дона Нессета.

Пока Розенсон был в Лос-Анджелесе, ему позвонил Трумэн Гибсон, который здесь же занимался организацией поединка в интересах Национальной боксерской компании. Они встретились, чтобы обсудить перспективы создания нового Всемирного боксерского объединения. Розенсон был настолько воодушевлен этой затеей, что вернулся в Нью-Йорк на неделю раньше и приступил к подготовке боя-реванша между Паттерсоном и Йоханссоном.

Чего Билл Розенсон не учел, так это уличной смекалки Толстяка Тони Салерно и его адвоката Винса Велеллы, который отстаивал интересы Салерно в процессе приготовления к первой схватке между Флойдом и Ингемаром. На следующий же день после возвращения из Калифорнии, 14 июля, Билл получил телеграмму от Велеллы, где сообщалось: «Розенсон не должен предпринимать никаких действий от имени корпорации Rosensohn Enterprises, принадлежащей также Толстяку Тони и Чарли Уайту» – той организации, которая владела промоутерскими правами на проведение боя-реванша.

Как Розенсон заявил сенатскому подкомитету, Салерно был расстроен тем, что бой фактически лишился финансирования и ему не полагалось доли от прибыли. По мнению Розенсона, убытки были обусловлены тем, что он назвал «формулой Д’Амато»: «[Д’Амато] разработал формулу, согласно которой его боксер может заработать на своем поединке, а промоутер – нет, и эта схема предполагает, что промоутер должен получить 50 процентов от чистой билетной выручки. Остальные 50 процентов принадлежат боксерам: 30 – Паттерсону, 20 – Ингемару». Розенсон не упомянул, что Флойд и Ирвинг Кан разделили всю дополнительную выручку.

Салерно и Велелла были расстроены слухами, поступавшими из Калифорнии. Их обеспокоенность отразилась в телеграмме, отправленной за подписью Тони на имя Розенсона: «Я озадачен отсутствием информации и советов от вас, а в особенности появившимися сообщениями о том, что Калифорния будет заниматься организацией следующего поединка». Розенсон немедленно позвонил Велелле и попросил связать его с Тони. «Не знаю никакого Тони», – ответил адвокат.

Затем Розенсон набрал Гибсона и сообщил ему, что все вот-вот «взлетит на воздух». Трумэн предложил ему приехать в Чикаго и переговорить с Норрисом. И 20 июля все они наконец-то встретились. Когда был поднят вопрос о телеграмме Тони, Норрис, по словам Розенсона, «дал понять, что знает Салерно и может вмешаться». Гибсон вновь озвучил зародившуюся в Калифорнии идею о создании Всемирного боксерского объединения, в руководство которого войдут они втроем, а также Джек Соломонс – ведущий промоутер Международного боксерского совета в Европе, – советник Ингемара Эдвин Альквист и сам Йоханссон. Розенсон был в восторге от предложения Норриса: ежегодная выплата в размере 100 тысяч долларов в течение пяти лет, доля акций в новой компании, годовая зарплата в 35 тысяч долларов и оплата дополнительных расходов, включая содержание машины и квартиры. Азартный игрок сорвал джекпот, даже не принимая участия в игре! Теперь все, что нужно было сделать, – это подписать соглашение с Йоханссоном и Альквистом. Юристы Норриса должны были согласовать все детали по созданию компании, чтобы этот шаг не противоречил антимонопольному судебному решению в отношении Международного боксерского совета.

Розенсон в этой ситуации немного пожадничал. Он полагал, что Rosensohn Enterprises, которая в то время переходила во владение Толстяка Тони и Винсента Велеллы, для него больше ничего не значила. Поэтому он предложил продать треть своих акций Норрису. Последний проявил заинтересованность и согласился выплатить 25 тысяч долларов.

На следующий день для Розенсона все пошло наперекосяк. Артуру Вирцу, который по существу являлся мозговым центром, не понравилась идея Джима Норриса «удостоить» Велеллу своим партнерством. Теперь уже Розенсон был взбешен тем, что Норрис отказывается от сделки. Адвокат Розенсона предложил Норрису просто одолжить Биллу 25 тысяч долларов с акциями в качестве единственного обеспечения, а затем, если акции будут проданы, Розенсон вернет деньги Норрису и они поделят прибыль. Норрис на эти условия согласился.

Но Билл Розенсон в очередной раз знал далеко не все. Когда Норрис довел до сведения своих юрисконсультов все детали создания новой компании, те пришли к следующему выводу: «Мы приблизились к опасной черте, чуть было не нарушив антимонопольное судебное решение». Позже на слушаниях сенатского подкомитета Норрис заявил: «Естественно, когда юристы огласили свое заключение, это, безусловно, охладило наш пыл». Как вскоре станет ясно, лживый Джим в очередной раз слукавил.

На этом этапе Розенсон принял весьма неудачное решение, которое в значительной степени определило его дальнейшую судьбу как боксерского промоутера. Вернувшись в Нью-Йорк, он пообщался по телефону с неким журналистом, который сообщил ему, что Велелла и Ирвинг Кан, находясь в Швеции, отзывались о нем крайне нелицеприятно. Розенсон вначале решил не брать эти слова на веру. Однако затем ему позвонил шведский репортер, который довел до его сведения, что Ирвинг Кан публично отозвался о нем как о «бесчестной и некомпетентной» личности. Также Кан сообщил о своем намерении на пару с Велеллой принять необходимые меры для защиты интересов Йоханссона.

Эти слова подтолкнули Розенсона к решительным действиям. На следующий день, 22 июля, он негласно посетил Джона Бономи в офисе окружного прокурора Хогана и настучал на Толстяка Тони, Чарли Блэка и Велеллу. А также раскрыл всю подноготную о себе самом. Представители окружной прокуратуры были крайне рады получить эти сведения и немедленно предоставили Розенсону полицейскую защиту.

Неделю спустя корпорация Rosensohn Enterprises в отсутствие Билла Розенсона провела собрание акционеров. Ирвинг Кан, владелец TelePrompTer и бывший босс Розенсона, был избран председателем совета директоров. Действие предыдущего контракта, согласно которому закреплялись права корпорации TelePrompTer на трансляцию первого поединка между Паттерсоном и Йоханссоном, было распространено и на бой-реванш. Кас, очевидно, позабавился бы, узнав о заявлении Розенсона об уходе из собственной корпорации и о его готовности продать треть акций кому угодно, «даже Madison Square Garden».

Несмотря на то что после их общения 20 июля Норрис заявил о своем нежелании поддерживать в дальнейшем Розенсона, он вместе с Гибсоном встретился с ним в своей квартире 3 августа. Билл получил кредит в размере 25 тысяч долларов, и было принято решение о том, что они с Гибсоном на следующий день вылетят в Париж, чтобы встретиться с Джеком Соломонсом и Эдвином Альквистом. Розенсон не стал сообщать своим собеседникам о тайном визите в окружную прокуратуру. Когда Норриса заслушивали в подкомитете сената о состоявшейся 3 августа встрече, он смог припомнить лишь некоторые детали. Сенатор Кифовер, тем не менее, проявил настойчивость: «Вы оплатили [Розенсону] расходы на поездку в Париж, чтобы он там провел переговоры об этой международной организации. Она, должно быть, имела для вас большое значение?» «Да, сэр, – ответил Норрис. – Чемпионат мира по боксу в тяжелом весе всегда имеет большое значение».

На следующий день в Париже царило настоящее безумие. Все фигуранты зарегистрировались в одном отеле, и дело закипело. Сначала Розенсону предстояло встретиться с глазу на глаз с Альквистом и Ингемаром и вразумительно объяснить им, почему он ушел из собственной компании. Затем он, Гибсон, Соломонс и Альквист встретились, чтобы обсудить детали плана по созданию новой компании. Все, казалось, остались довольны. Особенно Розенсон, который даже решил отправиться в Канны, чтобы спустить там часть из тех 25 тысяч долларов, которые Норрис ссудил ему.

На следующий день газеты пестрели заголовками о том, что окружной прокурор Хоган начинает расследование «промоутерской деятельности», которая осуществлялась за кулисами поединка между Паттерсоном и Йоханссоном. Согласно заявлению Хогана, дело должен был вести его помощник Джон Бономи, арестовавший Карбо.

Репортер Sports Illustrated позвонил в Швецию, чтобы узнать реакцию Ингемара и его советника на последние события. Услышанные им комментарии вряд ли прозвучали музыкой для ушей Каса, Кана и Велеллы. Йоханссон вновь выразил свое недовольство по поводу ситуации с Дэвидоу: «Скажу вам такую вещь. Я больше не собираюсь драться, пока эта история с Дэвидоу не будет закрыта раз и навсегда. Мне нравился [Д’Амато] и то, как он высказывался в наши первые встречи. Он утверждал, что все должно служить интересам боксера. Однако происходящее в настоящий момент делается вовсе не для этого. И дело тут даже не в деньгах, а в моей репутации. По словам Д’Амато, быть менеджером чемпиона в тяжелом весе очень важно. Если они думают, что могут мной помыкать, должен предупредить, что я этого не позволю. У них будут неприятности. Возможно, я не такая уж большая шишка, но я все же чемпион. И они больше не должны третировать Билла Розенсона. Мне известно, что раньше некоторые вещи он делал по принуждению Д’Амато. Я хочу дать Флойду еще один шанс и встретиться с ним на ринге, потому что это принесет большие деньги, но я не собираюсь драться ради интересов Кана и Д’Амато. Они не заставят меня пойти на это».

Альквист, в свою очередь, заявил, что он счастлив узнать о намерениях Хогана провести расследование обстоятельств, относящихся к организации поединка: «Знаете, мне симпатичен Д’Амато. Я думаю, что на него просто дурно влияют другие люди. И в первую очередь я имею в виду Швайга, адвоката Д’Амато. В первый раз, когда я встретил этого человека в его кабинете, он стал хвастаться, какую сумму ему должен Д’Амато. Беда Каса состоит в том, что он никому не доверяет. Как я могу положиться на человека, который никому не верит? Тем не менее он мне нравится, за исключением его высказываний о Международном боксерском совете. Когда мы с ним только познакомились, он отвез нас в какое-то место на Лонг-Айленде, охраняемое собаками, и шесть часов подряд рассказывал о Совете. Что за человек Велелла? Я его не знаю лично, но мне известен этот тип людей. Они привыкли помыкать нами, чертовы ублюдки. Кан и Велелла – очень жадные люди. Деньги для всех нас многое значат, но для них они – самое главное в жизни».

Между тем Розенсон пытался довести до окружающих собственное видение происходящих событий. Он предложил репортеру Sports Illustrated Гилу Роджину 24 июля организовать ему в Швеции интервью, пообещав поделиться эксклюзивной информацией о подготовке встречи. В соавторстве с Роджином Розенсон написал для журнала большую статью, в которой, спасая свою задницу, утверждал, что Кас обманул его в вопросе дополнительных прав и заставил передать Велелле и Чарли Блэку по одной трети доли в своей компании. Велелла же якобы после этого вытеснил Розенсона из предприятия и вместе с Ирвингом Каном попытался противодействовать организации поединка с Йоханссоном. Однако Ингемар, по утверждению Розенсона, не позволил осуществиться этому саботажу. В статье не прозвучала информация о том, что Розенсон взял Толстяка Тони в долю, поскольку у него самого не хватало средств на организацию боя.

Журнал Sports Illustrated заглотил наживку. В редакционной передовице, сопровождавшей статью, Мартин Кейн, один из немногих друзей Каса из числа журналистов, писал: «Если только Флойд не получит шанса вернуть себе чемпионский титул, то вина ляжет на Д’Амато, который стремится к власти и добивается – с ущербом для самого себя – возможности контролировать все процессы. А бокс, как и остальные виды спорта, живет фактором риска. В противном случае он бы не был спортом».

Кас был взбешен этим, по его мнению, предательством со стороны союзников в Sports Illustrated. Столкнувшись с Роджином, он заявил: «Я готов отрезать тебе ноги ниже колена!» Вообще-то, Кас старался держаться подальше от прессы и не делать публичных заявлений о происходящем. В отличие от него, Велелла был рад пообщаться с журналистами. Когда его спросили, почему Розенсон ушел из своей компании, Велелла ответил: «Он лишь мальчишка, который пытается делать мужскую работу. Он уволился, потому что не склонен подчиняться приказам. Ему принадлежит несколько весьма странных заявлений, которые не подтвердить документально, при этом все, что он говорил, является полуправдой». Когда журналисты поинтересовались у Розенсона, не поступало ли в его адрес угроз, он ответил, что «не знает, фигурируют ли в этой истории представители криминала». И Велелла, и Розенсон отрицали, что Карбо имеет какое-либо отношение к организации поединка. И в конечном итоге они оба сказали правду.

Хоган созвал то же самое Большое жюри, которое осудило Карбо, и приступил к заслушиванию показаний главных фигурантов, включая Велеллу и Чарли Блэка, чей адвокат заявил, что его клиент не имеет каких-либо интересов в Rosensohn Enterprises и «никогда не был подставным лицом Д’Амато».

Настало время для ответных контратак со стороны Каса. Кан дал интервью New York Times, в котором ответил на заявление Розенсона, назвавшего его своим заклятым врагом: «Вот уж воистину, я – его злейший враг. Этот парень два с половиной года назад пришел ко мне без цента в кармане. Я взял его к себе, назначив на должность вице-президента корпорации. Я вложил четверть миллиона долларов в оборудование, предоставил ему контракт на два года… и кредит в размере 15 тысяч долларов, который он еще не вернул. Это сделала не корпорация TelePrompTer, это сделал я, его заклятый враг». Кан также заявил, что полностью доверяет Касу: «Что касается элементарной честности Д’Амато и его компетентности, то у меня нет причин сомневаться в них, как их не было тогда, когда мы встретились впервые. Он помогает людям. Очень многие боксеры получают его поддержку. И он, между прочим, никогда не добивался широкого общественного признания. Этот человек не имеет и четверти того, что заслуживает. Я не знаю, какой у него счет в банке, но вряд ли там сумма больше пяти цифр».

Инициированное окружным прокурором Хоганом расследование и та огласка, которую оно получило, по всей видимости, подтолкнули генерального прокурора штата Нью-Йорк Луиса Лефковица начать собственное разбирательство. Его офис опубликовал заявление, в котором говорилось: «Предварительные обсуждение и опрос показывают, что предполагаемые контакты промоутеров поединка с другими лицами и компаниями, связанными с трансляцией и фактической организацией чемпионских боев, могут являться прямым нарушением антимонопольного законодательства штата Нью-Йорк».

История прошла полный круг. Теперь в отношении Каса было начато расследование для выявления тех же самых нарушений, за которые в свое время был наказан Норрис и его Международный боксерский совет.

Большое жюри продолжило свою работу. Для дачи показаний был вызван Фрэнк Эриксон, букмекер, который вместе с гангстерами Фрэнком Костелло и Мейером Лански ежегодно зарабатывал 10 миллионов долларов. В суд был также вызван букмекер Розенсона Гилберт Бекли. После этих судебных заседаний Хоган заявил прессе: «У нас нет ни малейших доказательств того, что поединок был договорным или что предпринимались какие-либо попытки сделать его таким». Однако у него вызывал обеспокоенность тот факт, что Розенсон перед боем дважды встречался с Эриксоном и Бекли: «Мы считаем, что в ходе этих встреч обсуждались вопросы, имевшие отношение к промоутерской деятельности Розенсона, а также к организации поединка, его финансированию и ряду других аспектов».

13 августа Кас провел целый день в офисе окружного прокурора Хогана и полчаса давал показания перед Большим жюри. В конце дня Эдвин Швайг, его адвокат, выступил с заявлением о том, что Д’Амато не даст никаких комментариев. В тот же день Розенсон, прибывший в Канны на отдых, сообщил прессе, что «предпочел бы сейчас не комментировать» заявление Хогана о том, что он встречался с «представителями преступного мира» Эриксоном и Бекли. На следующий день Хоган попросил Розенсона прервать отпуск и вернуться для дальнейшего слушания по делу, поскольку вновь вскрывшиеся факты противоречат его предыдущим показаниям.

Начинающий промоутер стал терять свой нимб. 17 августа Атлетическая комиссия штата Нью-Йорк приостановила действие промоутерских лицензий как самого Розенсона, так и его компании Rosensohn Enterprises. Мартин Кейн и журнал Sports Illustrated решили на всякий случай перестраховаться в вопросе поддержки Розенсона: «Выявившиеся свидетельства того, что Розенсон получал финансовую поддержку от мафиози, выставляют начинающего промоутера в гораздо менее приятном свете, чем прежде. Следует, однако, отметить, что он сам обнародовал эти факты, обеспечив тем самым Хогану возможность начать генеральную уборку». Не стоит недооценивать всей важности той телеграммы, которую Гибсон направил Норрису: «Сегодня Розенсон лишился лицензии промоутера. Переговорил с Джеком [Соломонсом]. История дошла до Лондона. Эдди [Альквист] не хочет, чтобы Розенсон присутствовал на нашей встрече, назначенной в соответствии с планами на воскресенье. Увидимся в субботу. Подписано: Трумэн». Он также сообщил Норрису, что Йоханссон и Альквист теперь хотят, чтобы Розенсон вышел из дела, но при этом готовы вести переговоры о сотрудничестве с Норрисом!

На следующей неделе Йоханссон поднес свой «Молот Тора» к подбородкам всех, кто участовал в подготовке боя. В журнале Life был опубликован эксклюзивный материал от первого лица. Статья вышла под названием «Я сражаюсь с воровской шайкой от бокса». Швед, очевидно, взбешенный тем, что его финансовые средства были заморожены по судебному иску Международного боксерского совета из-за его поединка с Эдди Мейченом, пригрозил отказаться от матча-реванша и забрать с собой чемпионский титул в тяжелом весе:

«Я не могу сражаться одновременно с Паттерсоном и воровской шайкой от бокса. Схватка с целой бандой может занять некоторое время, но она для меня сейчас на первом месте потому, что я чувствую: меня грабят… На днях я получил телеграмму от Флойда, в которой он просил меня «выполнить свои обязательства» по матчу-реваншу. Мне нравится Паттерсон. Он хороший парень и заслуживает шанса вернуть себе титул. Но самая большая проблема Флойда – это Кас Д’Амато, его менеджер. Д’Амато – это маленький Наполеон, который руководит действиями Флойда Паттерсона и пытается подчинить себе всех остальных. Вы знаете, что случилось с Наполеоном: вначале он потерял голову от власти, а в конечном итоге лишился всего. Д’Амато действует аналогичным образом. Он пытался управлять мной, настаивая, чтобы один из его приспешников стал моим менеджером в Америке. Разве это не мило? К счастью, Атлетическая комиссия штата Нью-Йорк не поддержала его требования. Но попытка Д’Амато контролировать меня была только началом. Странные вещи стали происходить, как только я вернулся в Швецию. Где-то в середине июля я получил письмо от своего адвоката в Нью-Йорке. Он сообщил, что не может получить информацию о выплатах в соответствии с правами на трансляцию поединка по радио и телевидению, а также в кинозалах. Мой юрист беседовал на эту тему с Ирвингом Каном, руководителем компании TelePrompTer, которая приобрела эти права. Прочитав имя Ирвинга Кана, я вспомнил, что слышал, когда был в Америке: Д’Амато и Кан партнеры, и по этой причине я вряд ли смогу получить столько, сколько мне полагается».

Далее Ингемар писал, что его советник Альквист разговаривал с Каном по телефону. Как сообщил Ирвинг, Розенсон допустил слишком много ошибок и потратил слишком много денег, поэтому ему не следует быть промоутером следующего поединка. Альквист в ответ высказал пожелание, чтобы Розенсон остался и вернул себе потерянные деньги. «Да он не потерял и четверти своих средств! – вспылил Кан. – Все деньги в организацию боя вложил Велелла!» 20 июля Ингемар и Альквист встретились с Каном и Велеллой в Швеции. На то, чтобы обрисовать ситуацию, у Кана ушло не менее двух часов. Шведы впервые узнали, что Билл Розенсон больше не является владельцем Rosensohn Enterprises. Две трети корпорации, а также контракт Розенсона на матч-реванш теперь принадлежали Велелле. Розенсон был вынужден пойти на этот шаг, не предупредив шведскую сторону. Все права на трансляцию поединка по телевидению и радио, а также его показ в кинотеатрах Розенсон продал Кану еще до организации боя. Американцы предложили Эдди Альквисту организовывать их встречи в Европе. «Вы не можете купить меня!» – фыркнул в ответ швед.

Шведскую сторону также проинформировали о том, что второй бой состоится в Филадельфии. Такое решение принял Кас. «Я требую, чтобы со мной советовались по вопросу места проведения встречи, – возмущался Ингемар. – Некоторые действия Д’Амато выглядят похлеще тех, на которые он жаловался, обвиняя Международный боксерский совет». Затем Ингемар углубился в вопрос о том, каким образом Розенсон мог продать свою долю, не посоветовавшись с ним, и кто должен отвечать за этот шаг: «Мне кажется, я понял, кто стоит за этим. Это человек с тяжелым взглядом, холодной улыбкой и крепким рукопожатием – Эдвин Швайг, адвокат Каса Д’Амато, его мозговой центр». Когда в январе накануне первого поединка Швайг был в Швеции, он сказал Ингемару следующие слова: «Д’Амато – неврастеник. Он потратил все свои деньги на борьбу с Международным боксерским советом. Теперь он должен мне 50 тысяч долларов». «Я тогда еще подумал: «Бедный Наполеон!» А теперь вся эта мозаика сложилась для меня в цельную картину», – писал Ингемар. В августе шведский боксер получил уведомление от Швайга на поступление первой части выплат за дополнительные права. Его доля тогда составила 1050 долларов. Потом он узнал, что если он 22 сентября не примет участие в матче-реванше, то Швайг, Кан и Велелла подадут на него в суд с требованием вернуть все те выплаты, которые он должен был получить.

Прибывший в Швецию Розенсон признал себя виновным в совершении массы ошибок, но при этом подчеркнул, что его вынудили это сделать. Ингемар окрестил его Плачущим Биллом. Он считал, что Билл, скорее всего, лжет, но все же решил дать ему еще один шанс. 6 августа Розенсон встретился с Альквистом и Ингемаром в Париже. Шведы были потрясены, увидев, что Розенсон привел с собой Трумэна Гибсона из Международного боксерского совета. Ингемар писал:

«Мы не хотели иметь ничего общего с этой подозрительной организацией. Я сказал Гибсону: «Не понимаю, как вы осмелились даже подумать о том, что мы будем с вами общаться! Вы подали судебный иск против нас – и теперь не рассчитывайте на разговор даже после того, как все это закончится». Мы решили больше не обсуждать эту встречу, однако уже на следующий день вся эта история появилась в газетах. Кому мне теперь верить? Неужели Билл Розенсон оказался болтуном? Велелла, Кан, Швайг, Д’Амато – меня просто тошнит от всех них. Но я рад, что кто-то сможет остановить этих людей. Жулики и гангстеры должны уйти прежде, чем я выйду на ринг, вне зависимости от того, что будет зафиксировано в контракте».

Далее Йоханссон определил, что будет драться с Флойдом «при соблюдении трех условий:

1. Еще до приезда в Америку для участия в поединке я должен иметь на своем счету в банке полагающиеся мне деньги.

2. Я должен совершенно точно знать, кто организует следующий бой, кто кем руководит и кто кому принадлежит. Я также хочу быть в курсе того, кто является покровителем Д’Амато и откуда его спонсор Велелла берет деньги. «Не беспокойтесь о деньгах, – заявил Велелла моему другу Эдди, – мы не ограничены в средствах». Хотелось бы уточнить, что это значит.

3. Я должен дождаться окончания расследования.

Не думаю, что требую слишком многого после того, как со мной обошлась воровская шайка от бокса».

Похоже, теперь все оказались вне игры: Кас и Велелла, Кан и Розенсон, Норрис и Гибсон. Однако затем Касу пришла в голову блестящая идея. Он знал, что и Ингемар, и Альквист боготворили Джека Демпси. Через несколько дней было объявлено, что Демпси назначен директором по организации боев и советником Rosensohn Enterprises. Демпси был человеком бесспорной честности, поэтому искренность его заявления не вызывала сомнений: «Я не брался за эту работу, пока мои юристы не заверили меня, что Винсент Велелла и Ирвинг Кан – честные люди, с которыми можно открыто вести дела». LOL, как написала бы моя дочь.

20 августа Розенсон встретился с Норрисом в вестибюле лондонского отеля. Норрис действовал с напускным безразличием. Через несколько лет он заявит в подкомитете сената о своем негативном настрое против Розенсона, так как тот «представил дело таким образом, что он, Йоханссон и Альквист были весьма близки и шведы не сделали бы ни одного шага без его, Розенсона, одобрения». Однако Бономи, талантливый следователь окружного прокурора Хогана, который был временно командирован в подкомитет сената, смог выяснить истинную причину прохладного отношения Норриса к молодому промоутеру.

Бономи: Мистер Норрис, разве не по этой причине вы дистанцировались от мистера Розенсона в Лондоне? В период между встречей в Париже и вашим общением с мистером Розенсоном в Лондоне выяснилось, что последний был связан с человеком по имени Толстяк Тони Салерно, не так ли?

Норрис: Это как-то связано. Да, вполне определенно.

23 августа Джек Демпси, Винсент Велелла, Ирвинг Кан и адвокат Каса Швайг вылетели в Лондон, а затем сели в тот же самолет, на котором Ингемар летел в Швецию. В Лондоне Йоханссон встречался с Норрисом, Гибсоном и Соломонсом. Журналистам Демпси заявил, что за его визитом не стоит каких-либо личных или финансовых интересов: «Моя миссия здесь состоит в том, чтобы разобраться с возникшим беспорядком и способствовать тому, чтобы боксерский бизнес стал честным делом. В последние годы бокс в Америке оказался под контролем представителей преступного мира. Он заслуживает лучшей участи, и пришло время все исправить». Винс Велелла, адвокат Толстяка Тони Салерно, стоял в это время рядом и улыбался. Он готов был платить Демпси 500 долларов в неделю за его услуги.

В тот же день Розенсон, прервав свой отпуск, вновь давал показания перед новым Большим жюри штата Нью-Йорк. Затем он выступил с покаянием перед журналистами: «Я знал, что при организации боксерских поединков могут присутствовать некоторые сомнительные моменты, но никогда не думал, что они когда-нибудь будут обнародованы». На вопрос, были ли вовлечены деньги мафии, он ответил: «Я не могу утверждать, что в этих вопросах не было денег преступного мира. Могу лишь подтвердить, что я знал: при организации состязаний могут возникать подозрительные ситуации. Я веду речь об определенных личностях, а вы сами можете сделать собственные выводы». Он осознал всю опасность ситуации, узнав, что Демпси лоббирует интересы парней Каса, поэтому заявил прессе, что не намерен вмешиваться в матч-реванш, потому что «все еще держит треть акций Rosensohn Enterprises».

В течение нескольких дней Велелла со своими помощниками достиг соглашения о матче-реванше с Ингемаром и Альквистом. Именно Велелла выступит промоутером поединка. Дэвидоу выбыл из игры. Ингемар должен был получить полный отчет обо всех деталях организации боя. А Розенсон смог возобновить свой отпуск. «Теперь я знаю, что Билл Розенсон не был подходящим человеком для подготовки поединка», – дипломатично высказался швед.

События, происходившие в Нью-Йорке, позволили прояснить, что мафиози, который, оставаясь за кадром, самым активным образом участвовал в деле, был Толстяк Тони Салерно. Розенсон наконец-то признался в этом, пусть и косвенным образом. Однако, несмотря на все заслушанные показания, присяжные Большого жюри пришли к выводу, что никаких законов не было нарушено, и отказались выносить какие-либо обвинительные заключения. Чтобы сохранить лицо, Хоган заявил, что информация, полученная окружной прокуратурой от свидетелей, выявила два направления, по которым Атлетическая комиссия штата Нью-Йорк может продолжить расследование: «Первое – это элемент участия преступного мира в организации поединка. Второе – странная роль Д’Амато во всем этом деле. Получалось, Кас обладал такой властью, что контролировал Паттерсона, через Дэвидоу пытался управлять Йоханссоном, а используя Блэка, умудрялся влиять на различные аспекты подготовки состязания».

В то время Кас этого не мог знать, но высказывание Хогана будет преследовать его до конца жизни.

Журналисты, получившие звонкую оплеуху за свою некомпетентность, теперь должны были как-то исправлять ситуацию. Артур Дейли из Times, провозгласивший мессией бокса начинающего промоутера, который ловко обманул его, решил использовать для этого свою излюбленную боксерскую грушу – Каса. Признав, что Розенсон был «амбициозным молодчиком, который пытался прыгнуть выше головы» и не погнушался брать наличные у Салерно, Дейли постарался перевести стрелки на Каса:

«Окружной прокурор без колебаний признал причастность преступного мира к организации поединка, но не увидел оснований для судебного преследования за что-либо, кроме как за лжесвидетельство. Тем не менее он сбил плюмаж самопровозглашенного Белого Рыцаря, Каса Д’Амато, чей крестовый поход во имя спасения бокса, похоже, был не чем иным, как походом ради интересов самого Д’Амато. Этот рыцарь ополчился на ветряную мельницу Международного боксерского совета Джима Норриса и уличил эту организацию в связях с Фрэнки Карбо, тайным королем ринга. Однако теперь он сам обвиняется в том, что флиртовал с Салерно – мафиози и лучшим другом таких выдающихся граждан, как Триггер Майк Коппола, Джо Рао, Джо Адонис и им подобные». Процитировав призыв Хогана к Атлетической комиссии штата Нью-Йорк расследовать деятельность Каса, Дейли в заключение ханжески призвал вообще запретить бокс: «Бокс – это спорт трущоб. Может быть, уже пришло время покончить с ним… Международному боксерскому совету, по крайней мере, удавалось вполне профессионально осуществлять руководство в этой области. Что же касается неумелых дилетантов, то у них все получается из рук вон плохо, и алчный рэкет все еще держит этот бизнес под контролем. Вести речь об отмене бокса, возможно, было бы слишком сурово. Но этот уличный спорт находится в столь отвратительном состоянии, что никакой альтернативы на ум не приходит».

Журнал Sports Illustrated высмеял высокопарный слог Дейли и его наивное представление о том, что Норрис когда-либо стремился играть роль святого и заниматься генеральной уборкой боксерского бизнеса. Напротив, было отмечено, что в течение долгих лет именно из-за Норриса этот бизнес был в полном дерьме. В то же время нападки на Каса по-прежнему имели место. Так, в одной из публикаций ему приписывался «необычайно изощренный ум, который подошел бы скорее Наполеону и Макиавелли, чем святому Георгию. Перестав быть аутсайдером и оказавшись на коне, он утратил черты потенциального святого, которые в его отношениях с новым промоутером и потенциальным чемпионом переродились в нечто дьявольское». Sports Illustrated не удержался и от насмешек над Розенсоном, приветствуя тот «энтузиазм Лиги плюща», который он привнес в бокс. Автор статьи продолжает: «Однако Розенсону не хватило опыта, сообразительности и, как оказалось, элементарного мужества, чтобы справиться с тайной преступной группировкой или же противостоять откровенным попыткам Каса Д’Амато сохранить хлебное место вне зависимости от того, кому удастся сместить его чемпиона».

Человек, который произвел революцию в боксе, продемонстрировав, как можно гарантировать финансовую состоятельность боксеров, при этом всегда ставил интересы своих бойцов на первое место, поддерживал десятки парней, начинающих и ушедших с ринга, теперь изображался интриганом, чьей целью было лишь собственное благополучие. Уф!

Всем хотелось прославиться. Губернатор Калифорнии Пэт Браун заявил, что он поддержит идею упразднения бокса, если в национальном масштабе не будут приняты необходимые законы. Сенатор Кифовер, который в предыдущем году проводил слушания по боксерской тематике, заявил о готовности вновь заняться расследованием в этой сфере. Джимми Кэннон, ведущий журналист, писавший на тему бокса, заявил в очередной статье: «Бокс – это мусорная свалка спорта». Даже Трумэн Гибсон неожиданно включился в эту игру. Сообщив, что Национальная боксерская компания вступает в партнерство с Джеком Соломонсом, он объявил, что вместе с Норрисом будет бороться за контроль над боксом на федеральном уровне.

15 сентября Розенсон давал показания перед Атлетической комиссией штата Нью-Йорк. Это мероприятие получило название «Расследование предполагаемых нарушений при организации боя между Паттерсоном и Йоханссоном за титул чемпиона мира в тяжелом весе». Розенсон продолжал лгать, что Кас вынудил его сделать Чарли Блэка партнером и заставил отказаться от дополнительных прав. Члены комиссии также приостановили действие лицензии Каса, так как он не явился в суд для дачи показаний. Вместо этого он отправился на пароме в Пуэрто-Рико, где планировался бой Хосе Торреса. Кас не отвечал на повестки окружного прокурора, генерального прокурора и Атлетической комиссии штата Нью-Йорк по рекомендации своего адвоката Джулиуса Новембера.

На следующий день перед Атлетической комиссией штата Нью-Йорк предстал Велелла, который опроверг утверждение о том, что являлся прикрытием для Салерно. Он настаивал, что все деньги, вложенные в организацию поединка – 250 тысяч долларов, – были его собственными финансовыми средствами. Два дня спустя показания давал Чарли Блэк. Члены Атлетической комиссии попытались установить возможную причастность Каса к организации боя. В ответ Блэк заявил о том, что Кас ничего не знал об участии в этом деле Толстяка Тони. Временами происходившее на слушаниях Атлетической комиссии напоминало сцены из фильмов с участием братьев Маркс[104]. Показания Блэка начались с заявления его адвоката о том, что Чарли страдает «сердечным расстройством» и «болезнью Бергера»[105], поэтому быстро устает, и ему в любой момент может потребоваться перерыв. Затем сам Чарли Блэк рассказал, что был осужден за букмекерство в 1942 году и повторно в 1943-м. Согласно его показаниям, до 1958 года он являлся менеджером по боксу. Когда его спросили, чем он занимается в настоящее время, он ответил: «Ничем». После этого разговор перешел непосредственно к теме расследования. Когда Блэку задали вопрос о встречах, состоявшихся в 1958 году, он ответил: «Я не помню никаких встреч, поскольку это было слишком давно. Не могу в этой связи ответить ни положительно, ни отрицательно».

Далее последовали вопросы касательно общения Блэка с Салерно и Розенсоном в конце декабря:

«Вопрос: Вы встречались с Салерно в конце декабря?

Ответ: Возможно.

Вопрос: Вы говорили о Розенсоне?

Ответ: С Салерно?

Вопрос: Да.

Ответ: Ну он знает Розенсона. Поэтому, пожалуй, мы могли его обсуждать.

Вопрос: Я спрашиваю, происходило ли это на самом деле.

Ответ: Мы могли это делать. Ну, а о чем конкретно шла речь, я не помню.

Вопрос: Вы разговаривали с ним в связи с поединком между Паттерсоном и Йоханссоном?

Ответ: Я не помню, о чем был разговор.

Вопрос: Вы говорили о Велелле?

Ответ: Мы могли это делать. Он ведь друг Велеллы.

Вопрос: Мне известно, что он друг Велеллы».

Своими расплывчатыми ответами Чарли Блэк сводил с ума членов Атлетической комиссии.

«Вопрос: Не обсуждали ли вы с Д’Амато в декабре что-либо, касающееся встречи между Паттерсоном и Йоханссоном?

Ответ: Нет, сэр.

Вопрос: Советовали ли вы Д’Амато в то время что-либо в отношении боя между Паттерсоном и Йоханссоном?