Зимний излом. Том 1. Из глубин Камша Вера
– Мне кажется, здесь сыро, – перла вперед капитанша, – и много насекомых и змей.
– Да, здесь встречаются гадюки, – Реджинальд выглядел так, словно это он развел ползучую пакость, – и комары, но от них есть средство. Если натереться настойкой из листьев ветропляски, они почти не кусают.
– Если ею часто мазаться, – вмешалась Айрис, – ну... У Ричарда и Дейдри все хорошо, а мы с Эдит задыхаемся.
– Эдит больна? – всплеснула руками Луиза. – Бедное дитя! Когда вы будете жить в Эпинэ, обязательно возьмите сестру к себе. Там такой здоровый климат.
– В Эпинэ? – не поняла Айри. Ну еще бы, наша заговорщица если и собирается замуж, то никак не за жениха.
– Когда кончится война, – уточнила Луиза, – вы же с супругом не станете проводить все время в столице, особенно когда... ваш брак, ммм, принесет плоды.
– Да, конечно, – встрепенулась забывчивая невеста, – мы с Робером уедем в его владения, и я возьму туда Эдит. Робер меня любит, он позволит. Я и Дейдри возьму, и Дейзи. Это моя молочная сестра, она будет рассказывать сказки моим детям.
Вот и славно. Если с Айрис заговорят об Эпинэ, она больше не собьется, а вот виконт... Несчастный влюбленный, особенно такой, как Реджинальд, услышав подобные откровения, должен перемениться в лице, а он и в ус не дует. Неужели в заговоре с кузиной? Вряд ли, просто все понял. Толстяк не обязан быть дураком, да и Манрик в казначействе ослов не держал. Ну да кошки с ним, с влюбленным кузеном, он предан до мозга костей, а вот слуги... Если Айрис примется бегать по замку и целоваться с кормилицами, к вечеру от тайны и хвостика не уцелеет.
– Айрис, позвольте вам дать один совет, – нудным голосом произнесла Луиза, ковыряясь в корзинке с нитками. – Вы не просто возвращаетесь в отчий дом, вы возвращаетесь невестой Повелителя Молний и Первого маршала Талигойи. Я бы посоветовала вам воздержаться от фамильярностей со слугами. Берите пример с вашей достойной матушки и ведите себя как знатная дама.
– Госпожа Арамона права, – внезапно брякнул Наль, – тебе и в самом деле... То есть ты слишком откровенна...
Луиза выдернула из корзинки первый попавшийся клубок, оказавшийся бледно-сиреневым, и глянула на Ларака. Бедняга был красен, как мешок вареных раков. Несчастный, ему бы в какую-нибудь коровушку влюбиться, хотя чего в чужих постелях клопов искать, в своей бы копнулась. Виконт возмечтал о герцогине, делов-то? Мещанка, втрескавшаяся в кэналлийского соберано, лучше, что ли?
Айрис пожевала губами, по привычке оттянув воротник. Девочка была серьезна, как дайта в лесу, сейчас стойку сделает.
– Наль, – ресницы ей нужно красить, ресницы и брови, – я тебе очень благодарна... За все. Ты такой хороший друг, такой... Я обидела тебя тогда, с Бьянко... Но я... Мне было очень плохо.
– Я понимаю, – благородный влюбленный не догадался хотя бы сжать ручку предмета обожания, а ведь такой повод!
Святая Октавия, она только виконтов не учила за герцогинями ухлестывать, да и все равно толку не будет! А вот младшая Дрюс-Карлион Налю бы подошла, а он ей. Если никого не повесят, нужно будет извернуться и их свести.
– Наль, – ресницы Айрис дрожали, губки, впрочем, тоже. – Как хорошо, что ты со мной поехал.
И вправду хорошо, хотя кто его знает, что у этого Реджинальда в голове. К жениху он не ревнует, но это не значит, что он не ревнует вообще.
– Надор ведь уже близко? – Луиза вдернула сиреневую нитку в иголку и теперь думала, что с ней делать.
– Близко, – кивнула Айрис, – вот переедем Лебединку, и сразу будет поворот в холмы.
– Когда мы доедем до развилки, – Реджинальд снова покраснел, – я... Я послал солдата вперед, к отцу. Мы подождем его в гостинице, очень хорошей... Очень. «Надорский герб», даже Савиньяки там останавливались. Отец приедет вечером. Будет лучше, если о... о приезде Айрис тетушку предупредит он.
– Святой Алан! – На расшитую крылатыми уродами скатерть шлепнулось нечто большое, малиновое, мокрое. Матильда не сразу сообразила, что это перчатка. Богато изукрашенная, шестипалая, огромная, впору памятнику. На малиновой замше золотился герб – свинья на блюде в обрамлении сосновых ветвей. Вокруг краги шла какая-то надпись. Робер подцепил истекающее соусом страшилище вилкой и подтянул поближе.
«Владельцем сей перчатки, – прочел вслух Повелитель Молний, – является благородный и свободный Суза-Муза-Лаперуза граф Медуза из Путеллы».
– Откуда взялась эта дрянь, – внучек с отвращением глянул на выуженный из жаркого подарочек, – и при чем тут медуза?
– Такую перчатку, или весьма похожую, я и герцог Окделл видели в Лаик, – вступил в разговор герцог Придд. – Это был розыгрыш, зашедший, впрочем, весьма далеко.
– Что за розыгрыш? – Робер перевернул малиновую уродину, тыльная сторона была пуста.
– Некто подобным образом объявил войну капитану Лаик, человеку весьма злобному и недалекому, – сообщил Придд. – Любопытно, что та перчатка тоже была с левой руки. И была точно так же обнаружена во время обеда. Если не ошибаюсь, она плавала в бульоне...
– А теперь ее сунули в мясо, – перебил Альдо, – и я хочу знать, кто.
– Кто-то из слуг, – предположил Дэвид Рокслей, – на кухне или по дороге в столовую. Нужно узнать, вдруг кто-то служил в Лаик.
– Это маловероятно, – за что Матильда не терпела Придда, так это за то, что сам Леворукий не знал, что у него на уме. Издали Спрут напоминал Анэсти, что вызывало у вдовствующей принцессы рвоту, вблизи они рознились, как лед и желе, вдобавок к старости протухшее.
– За стол сели все одновременно, – в голосе Робера сквозило раздражение, – значит, перчатку положили раньше.
– Весьма вероятно, герцог, – Валентин Придд тонко улыбнулся, – но слуги Лаик не производили впечатления шутников, а проказы Сузы-Музы были откровенно школярскими. И я бы не сказал, что умными. Впрочем, капитан Арамона иного отношения не заслуживал. Не правда ли, герцог Окделл?
Ричард не ответил, только подбородок вздернул. Матильда и раньше слыхала о распетушившихся Повелителях, но во всей красе увидела обоих лишь сегодня. Недопески смотрели друг на друга волками, особенно Дикон. Эх, юность, юность... То тявкает, то скулит, то хвост ловит!
Остывающее жаркое грустно пахло майораном и базиликом. Оно хотело, чтоб его съели.
– Ну его к кошкам, этого капитана. – Робер прикрыл глаза руками, провел ими к вискам. Бедняга, он когда-нибудь спит? – Нужно узнать, где и как сунули в соусник эту дрянь. Мог оказаться во дворце кто-то из бывших унаров? Герцог Придд и герцог Окделл не в счет, они были с нами.
– Не готов ответить. – Рокслей с ненавистью глянул на шестипалого уродца. – Это какая-то бессмыслица...
– Господа капитаны гимнетов, – внучек хлопнул рукой по столу, тоненько и трусливо звякнули бокалы, – это ваше дело – следить за тем, чтоб в королевские блюда не попадало ничего лишнего. Сегодня подложили перчатку, завтра это будет яд!
– Ваше Величество, – виконт Мевен поднялся из-за стола. – Будут приняты все меры. Мы просим разрешения немедленно заняться поисками.
– Для того чтобы исполнять свои обязанности, разрешения не требуется, – объявил Альдо. И где только набрался, паршивец? – Отправляйтесь.
Мевен с Рокслеем выскочили за дверь ошпаренными кроликами. Ноздри короля талигойского раздувались, Робер перебирал бахрому скатерти, Дикон то краснел, то бледнел...
– Твою кавалерию, – не выдержала Матильда, – мы обедаем или нет? Кто бы ни подсунул эту дрянь, она не ядовитая, а без сметанного соуса еще никто не околел.
– Забыла про Мупу? – от внучка несло царственностью, как от кобеля псиной. – А вот я помню. Я права не имею забывать. И ты не имеешь, потому что наша жизнь – это жизнь Талигойи.
Взять бы что поухватистей, и по башке! Его жизнь – жизнь Талигойи... Да кому она нужна, твоя жизнь, кроме дуры бабки, дуры девки да Окделла с Эпинэ.
– Тебе голова, только чтоб корону нацепить, нужна? – рявкнула вдовица. – Стал бы отравитель перчатками расшвыриваться. Дикон, этот Суза-Муза кого-то насмерть затравил?
– Судары.... Ва... ше Высочество, – начал Дикон, – в Лаик было... Капитан Арамона...
– Ты так и осталась алаткой, – перебил мямлящего Ричарда внук, – и ничего не понимаешь. Талигойя стоит на крови Раканов. Этот Медуза своим шутовством пытается уравнять короля с олларским прихвостнем.
– Лучше быть алаткой, – отрезала вдовица, – чем дурой. А будешь с памятниками бодаться и могилы разрывать, еще и не так огребешь! Не хочешь, чтоб тебя с Парамоном равняли, не парамонь!
Альдо отшвырнул салфетку. Неудачно – угодил в бокал, тот опрокинулся, покатился по столу, свалился на мозаичный пол, разлетелся вдребезги. Его Величество вскочило и вылетело из комнаты, саданув тяжеленной дверью. Король, твою кавалерию! Матильда рывком пододвинула к себе блюдо с какими-то загибалами. Напрочь остывшими. Сама виновата, нужно было остаться у Левия, а не бежать, задравши хвост, исполнять семейный долг. И сыта была бы, и в дурь очередную не влезла.
– Ричард, герцог Придд, – торопливо произнес Робер, – у вас есть какие-то предположения насчет шутника?
– Имя Сузы-Музы оспаривали шестеро, – пояснил Повелитель Волн, – но все они, насколько мне известно, находятся за пределами столицы. За исключением Ричарда Окделла.
Зря она одернула Альдо при этой твари подколодной! Дику только полезно увидеть сюзерена без перьев, Робер – свой, а Спрут чем меньше видит, тем лучше.
– Я могу предположить, кто был Сузой-Музой, – Ричард зыркнул на однокорытника, как жена на любовницу, – и этот кто-то не торопился объявиться.
– Сузой-Музой может оказаться кто угодно, – герцог Придд двумя пальцами взял злосчастную перчатку и аккуратно положил на блюдо, – кроме Эстебана Колиньяра, разумеется. Герцог Окделл, что случилось с теми уликами, которые нашли в вашей комнате? Вам их вернули?
Все вышло предельно глупо, потому что граф Ларак заявился раньше, чем его ждали. Докладывать о гостях в гостинице было не принято, и мерзнущая Луиза предстала пред графом в накинутом на черное дорожное платье плаще Айрис. Несчастный застыл в дверях, созерцая дуэнью в герцогских одеждах. Такой худой и бледный отец и такой круглый, краснолицый сын. Бывает же!
Айрис при виде дядюшки пронзительно захохотала и тут же закашлялась, вцепившись во вскочившую Селину.
– Добрый день, Айрис. Добрый день, сударыня, – граф Ларак подмел пол престарелой шляпой, которой уже ничто не могло повредить. – Я счастлив приветствовать вас в Надоре. Вы не слишком утомлены дорогой?
Утомлена. Как гусыня, которую сунули в корзинку и везут на ярмарку. Дорогу как-нибудь переживет, а дальше на воде мечом писано. Капитанша, стараясь не думать об алой тряпке с гербом Эпинэ и растрепанных волосах, присела в реверансе.
– Благодарю вас, сударь, вы, без сомнения, уже знаете, что...
– Я выхожу замуж за Робера Эпинэ, дядя, – Айрис выставила вперед браслет, словно рапиру. – Мы любим друг друга. Робер – Первый маршал Талигойи, а к алтарю меня отведет Альдо Ракан. Он будет великим королем.
– Дорогая, – голос Эйвона задрожал, неужели он еще и плачет по любому поводу? Совсем как причетник из Кошоне, что шмыгал носом над раздавленными улитками и скисшим молоком, – я так рад за тебя. Брак по любви, что может быть прекрасней, но все так неожиданно. Твоя матушка поражена.
– Я выйду замуж за Робера, – нараспев произнесла Айри. Унимает кашель, и это в первый же день, а что дальше будет?!
– Разумеется, выйдешь, – простонал граф Ларак, – это достойная партия, очень достойная, но пойми. Твоя матушка...
– Злится, что я сбежала, – докончила невеста Повелителя Молний. – Она сама виновата. Я не бабкина шаль, куда бросишь, там и будет валяться. Я и Дейдри с Эдит увезу в Эпинэ, увезу и выдам замуж за графов Савиньяк! Они будут моими вассалами, и они еще не женаты.
– Это было бы прекрасно, – с чувством произнес граф Ларак и тотчас поправился: – Я имею в виду, если ты найдешь сестрам достойных женихов, но, девочка моя, я просил бы тебя не огорчать матушку. У нее слабое здоровье.
– Это у меня слабое здоровье, – отрезала юная нахалка, – и у Эдит, а матушка здорова, только ей не нравится быть здоровой. Ей вообще жить не нравится.
– Айрис, – ну и разговорчик, у бедняги Эйвона, не ровен час, сердце прихватит, – дорогая, я думаю, вам следует пойти переодеться. Селина вам поможет. Кстати, граф, разрешите представить вам мою дочь.
– И мою подругу, – Айрис схватила Селину за руку и подтащила к родичу. – Она вместе со мной и Луизой сидела в Багерлее. Манрики отправили туда Катарину Ариго, а мы остались с ней.
– Ее Величество, то есть госпожа Оллар, писала об этом, так же как и его Величество Альдо, – граф еще разок поклонился. – Ваше мужество, сударыня, равно вашей красоте. Вы – достойная дочь вашей прекрасной матушки.
Издевается? Нет, Лараки на такое не способны. Впрочем, рядом с Мирабеллой и стекляшка бриллиантом покажется, значит, нужно изваляться в пыли, и чем скорее, тем лучше. Луиза осторожно освободилась от чужого плаща, намереваясь бросить его на стул.
– Сударыня, позвольте помочь, – рука в облезлом рукаве перехватила мягкую ткань. – Я так надеялся увидеть вас снова, и вот вы в Надоре. Это огромная радость для нас.
А вот сударыня бы предпочла, чтоб нынешняя встреча была первой. Мирабелла вряд ли забыла визит в особняк Алвы и оказанный ей прием. Любопытно, что скажет вдовица Окделла, узнав, что теперь в доме Ворона заправляет ее сынок: проклянет или потребует пересчитать тарелки и выслать ей опись?
– Благодарю вас, сударь. Боюсь, наше знакомство произошло при весьма странных обстоятельствах.
– Ее Величество, – бедняга забыл, что Катарина сейчас не королева, – во время аудиенции объяснила, что вы выполняли ее распоряжение. Мирабелла... То есть герцогиня Окделл благодарна вам за то, что вы предупредили скандал.
Ай да Катари, выручила! Неважно, что у мягкой киски свои делишки, главное – Луиза Арамона въедет в Надор не как прислужница Алвы, а как доверенное лицо Катарины Ариго. Хорошая позиция, просто отличная.
Глава 3
Устричное море
399 года К.С. 15-й день Осенних Молний
– Весла-ать! Весла сушить! Весла-ать! Весла сушить! Весла-ать...
Удары литавр, ритмичное уханье барабана, отрывистые команды. «Влюбленная акула», как могла, спорила со шваном, северным морем, временем. Где-то за пределами сшившего серую воду со свинцовыми облаками горизонта готовится к бою, а может, уже и дерется Вальдес. Где-то ворочаются в беззащитном заливе чужие, полные вековой враждой корабли. Где-то под всеми парусами спешат на подмогу марикьяре, а внутри заточившего галеру заколдованного круга только небо, вода и нетерпение.
– Вижу, – крик дозорного, долгожданный и все равно неожиданный в этом сером плену, – паруса справа по носу!!! Вижу!
Луиджи бросился на бак, на ходу поднося к глазам подзорную трубу. Это было как во сне, когда раз за разом перед тобой проходит одно и то же. Вроде бы просыпаешься, открываешь глаза, и перед ними все тот же кошмар или, наоборот, радость.
Снова серые жемчужины отрывались от горизонта, катились по колышущемуся серому шелку, росли, меняли очертания, разрывая больше не безнадежный горизонт.
Барабан забил чаще, Луиджи ничего не приказывал, так решил палубный теньент. Или Ленуцца. Или сама «Влюбленная акула». Галера рвалась навстречу эскадре, как гончая к охотничьей кавалькаде. К трем кавалькадам!
Марикьяре шли тремя большими колоннами, серебристая полумгла неохотно выпускала из объятий мачты, реи, темные носовые фигуры. Корветы, фрегаты, линеалы кренились под напором ветра, рассекали тяжелую темную воду, вырастая на глазах.
Первым расправлял крылья молодой воин с ястребиной головой, в спину «Крылатому» дышал чудовищный конь, а мористей вытягивалась бесконечной цепью кордебаталия, за которой угадывался арьергард.
– «Зимняя молния»! – завопил Берто, узнавая головной корабль. – Берлинга! И «Алвасете»...
– А не «Прекрасная Рамона»? – подбежавший Марио успел одеться для боя.
– «Алвасете», – теньент вспомнил, что нужно быть степенным. – «Рамона» в кордебаталии, а третий – «Ноймар».
Берто называл имена без колебаний, Он знал всех, угадывал по носовым фигурам и оснастке, только для Луиджи это были просто корабли. Красивые, серокрылые звери, вышедшие на охоту. Хищные, уверенные в своих силах, они шли по следу себе подобных.
– Альмейда! – узнал Ниччи. – Первый в кордебаталии.
– А где ж ему быть? – засмеялся Луиджи. Вообще-то место флагмана в середине колонны или хотя бы в конце первой десятки, но у марикьяре свои правила.
Корабли пошли медленней, на вантах засуетились крохотные фигурки. Не прошло и десяти минут, как эскадра сложила крылья. Огромные линеалы тяжело покачивались среди холодных волн, по стеньгам ползли сигнальные флаги – Альмейда созывал своих адмиралов.
Ветер развевал гюйсы, вымпелы, кормовые флаги[51]. Белые – авангард, черные – кордебаталия, желтые – арьергард.
– Шлюпку на воду!
– Есть шлюпку на воду!
Рыцарь черного дерева был уже совсем рядом. Над головой поднявшего забрало короля реяло его знамя, серебристые отсветы плясали по суровому лицу, казалось, Франциск сосредоточенно морщит брови.
Луиджи прыгнул в шлюпку, следом соскочили Берто и Варотти. Как же без него!
– Весла на воду!
За румпель Джильди взялся сам, он больше не мог только смотреть. Матросы гребли быстро, слаженно, с короткими передышками. После тяжеленных галерных бревен шлюпочные весла казались игрушками. «Франциск» стремительно приближался, превращался в закрывавшую горизонт стену. Пушечные порты нижних палуб были наглухо задраены, чтоб не добралась шалая волна. Перед боем их откроют, и в темные дыры зло и весело глянут изголодавшиеся орудия.
– Баста! – скомандовал Джильди. Весла дружно поднялись, завизжали блоки, кто-то весело ругнулся, кто-то в ответ хохотнул, вниз поплыл штормовой трап.
«Кунигунда» взяла на три румба влево. Рулевой, подчиняясь приказу, крутанул штурвал, повторяя маневр. Шван ударился о паруса, с новой силой натянув отсыревшую ткань, «Ноордкроне» пошла быстрее, сзади верной тенью скользнул «Пламень небесный». Если б не случайность, «Огонек» стал бы судьбой Зеппа, но капитан флагмана не смог пройти мимо лейтенанта, как две капли воды похожего на боцмана с «Зиглинды», на которой началась его служба. Шаутбенахт фок Шнееталь заговорил с лейтенантом и понял, что не ошибся. Боцман Канмахер приходился Зеппу дедом.
– Йозев Канмахер-младший принесет мне удачу, – объявил Адольф фок Шнееталь, и его ходатайство было удовлетворено. Это сухопутчики плюют на приметы и не слушают судьбу, а море глупости не терпит и еще меньше терпит лодырей и хвастунов. Путь наверх крут и долог, особенно для боцманского внука. Можно сколько угодно мечтать о том, как ты спасаешь адмирала или сбиваешь вражеский кейзер-флаг[52], но мечты мечтами, а служба – службой. Адмиралом просто так не станешь.
Недовольно бухнул большой колокол, мелкой, раскатистой дробью отозвались барабаны. «Вторая готовность!»
– Можно подумать, нас ждет форменное сражение, – хмыкнул Зепп, давая дорогу матросам-водолеям, окатывавшим и без того сырую палубу водой.
Кожаные переборки офицерских кают были скручены и подняты кверху еще утром, матросские койки убраны в сетки и заперты в кубрике, над шканцами и баком натянуты плетенные из линей сетки. Когда «Ноордкроне» вступит в бой, они удержат обломки мачт и рей, если таковые будут.
– Порядок есть порядок, – скорчил кислую рожу присоединившийся к приятелю Руппи. – Хотя ты прав, все неприятности достанутся Доннеру. Как и вся слава. Лучшее, на что можем надеяться мы, это обстрел фортов у торгового порта.
– Если к вечернему приливу управимся, – не преминул заметить Йозев, – сложностей с высадкой не будет.
– Есть еще второе место, – напомнил Руперт, – южнее военной гавани. А что до сложностей... Нас ждут, Зепп.
Тоже мне новость! Тайну может сохранить моряк, но не купец, а талигойские шпионы хлеб даром не едят. «Случайно прибитый шваном» к талигойскому берегу каданский негоциант своими ушами слышал, как в торговом порту болтали о реквизированных кораблях.
– Если фрошеры будут настолько любезны, что утопят Хохвенде в луже, – пообещал Зепп, – обязуюсь поставить свечку святому Эберхарду и купить пленным бочку вина.
– Не ты один, – подхватил шутку Руппи, – фрошеры утонут в вине. Идет, легок на помине!
Голенастый генерал в роскошном плаще промаршировал на ют. Обветренная физиономия фок Шнееталя скривилась, но Хохвенде это не смутило. Он продолжал что-то объяснять, размахивая перед капитанским носом затянутой в белую перчатку клешней.
– Ну почему я не фрошер, – простонал Руперт, – под коленки и за борт!
– А ему не пора к своим? – Зепп кивнул на север, там, где, выстроившись в две нестройные колонны, ползли невидимые с «Ноордкроне» купцы. – И почему бы нам не сбросить с хвоста это украшение? В бою от этих куриц сплошная маета, пускай подождут у бережка.
– Ледяной не оставит их без присмотра, – скривился фок Фельсенбург. – Он должен убедиться, что Вальдесу до них не добраться. Представляешь, что натворит волк в этаком курятнике?
Альмейда стоял, широко расставив ноги, неподвижностью и внушительностью напоминая носовую фигуру. Надеть шлем или хотя бы шляпу марикьяре не удосужился. Занятый своим пистолетом Бреве едва ли доставал верховному адмиралу до плеча. Второй адмирал был хмур и собран, а Филипп Аларкон улыбался, чуть ли не мечтательно глядя вдаль.
– Приветствую вас на борту «Франциска», капитан Джильди, – первым, как и положено, заговорил капитан флагмана. – Волны и ветер да будут к вам добры.
– Благодарю. – Марикьяре не так далека от Фельпа, но об обычаях и приветствиях островитян Луиджи знал не так уж много. – Они вошли в залив.
– Хорошая новость. – Альмейда по-прежнему напоминал статую, но статую, вздумавшую заговорить. – Что вы еще видели?
– В авангарде шестнадцать линеалов, – говоря по чести, отвечать следовало Берто, но теньент за какими-то кошками изображал субординацию, – не самых крупных. От шестидесяти пушек до сорока шести. Два семидесятипушечника. Третий и восьмой. Теньент Салина считает, что восьмой – это может быть Вернер.
– Это было бы слишком хорошо. – Бреве убрал пистолет и вытер руку об отнюдь не адмиральскую куртку. – Сколько их всего?
– Около шестидесяти вымпелов. – Может, Берто был прав и стоило задержаться и сосчитать поточнее? – Идут решительно, прямо к порту. Купцов мы дожидаться не стали.
– Если они вошли в залив, значит, купцы с ними, – заметил Салина, – иначе затея лишается смысла. Без солдат Хексберг не взять. Значит, они есть.
– Есть ли, нет ли, – пожал плечами Берлинга, – но Вальдес уже дерется.
– Вряд ли, – сощурился Аларкон, – наш друг подоспел раньше, чем Кальдмеер вышел к фортам. Все только начинается.
– Пожалуй, – наклонил голову Салина, – но это не повод для задержки. Альмиранте, прошу разрешения отбыть на «Марикьяру».
– Сейчас отбудешь. – Альмейда вытащил флягу, отхлебнул, сунул Салине. – За удачу! Эномбрэдастрапэ!
– Эномбрэдастрапэ! – улыбку командующего арьергардом доброй не назвала бы и собственная мать. – За удачу. Пусть плачут не наши жены!
– Мы вернемся, – пообещал Берлинга, – они – нет! Эномбрэдастрапэ!
– С нами море и с нами ветер. – Филипп Аларкон высоко поднял руку с флягой, прорвавшее облака солнце блеснуло на серебре, выхватив витиеватую надпись «Каммориста, 383». – За удачу! Твое слово, капитан!
– За победу, – сказал Луиджи и едва не подавился чем-то чудовищно крепким. – Эномбрэдастрапэ!
«Вижу противника», – передал Доннер. Уже! Они с Руппи ждали этого мгновенья целый день, и все равно все случилось неожиданно, словно под ногами разверзлась пропасть, одновременно ледяная и пылающая.
– Гром и молния! – от хваленого спокойствия Руппи остались одни осколки. – Вот так и начнешь жалеть, что ты не в авангарде!
Большой судовой колокол ударил четырежды. Барабаны забили «Поход во славу кесаря», горнисты, подтянув животы, замерли, ожидая приказа. Сейчас Олаф Кальдмеер махнет бело-синим платком и горны запоют «Победа Дриксен угодна Создателю».
– Господина лейтенанта фок Фельсенбург к господину адмиралу, – прокричали совсем рядом, – срочно.
– Прости, Зепп, – Руппи стиснул плечо приятеля, – зовет. Если что, удачи тебе.
– И тебе тоже, – начал Йозев, но Руперт уже умчался на ют. Зепп подошел к самому борту и уставился в море. Скоро раздастся «Офицерам и матросам занять свои места!», лейтенант Канмахер в очередной раз проверит свои пушки – и все! Другие будут драться, а ему придется смотреть, если только Шнееталь не захочет усилить расчеты нижних палуб за счет верхней.
Ударил колокол сигнальщиков. Очередная новость «От Доннера. Главные силы противника, двадцать один вымпел». Бешеный вышел навстречу со всем, что смог собрать. Доннеру наверняка понадобится помощь, иначе к вечернему приливу просто не успеть. Пусть линеалов у фрошера двенадцать, а остальное – мелочь: фрегаты и корветы, но пушки стоят и на них, нельзя забывать и о брандерах.
– Лейтенант Канмахер, – премьер-лейтенант Ойленбах в новом, с иголочки, мундире довольно улыбался, – у нас с вами сегодня будет неплохой день.
– Да, господин премьер-лейтенант, – оттарабанил Зепп. Ойленбах был отличным артиллеристом, добрым человеком и справедливым начальником, под началом которого служить было бы одно удовольствие.
– Признайтесь, Канмахер, – потребовал Ойленбах, – сегодня вы жалеете о том, что не служите на второй палубе.
– Это так, – признался Зепп, – я сейчас думал о том, что орудийные расчеты тяжелых пушек стоит усилить.
– Вы – хороший артиллерист, Йозев, – кивнул премьер-лейтенант, – я говорю это вам сегодня, перед боем. Молодые люди лучше сражаются, если они уверены в своих силах. Не так ли, молодой офицер?
– Да, господин премьер-лейтенант! – Зепп с трудом сдержал счастливую улыбку: Ойленбах не имел обыкновения хвалить зря.
– Нам скоро будет пора идти к нашим пушкам. – На шканцах мелькнул желтый лекарский кафтан, и артиллерист заторопился к своему приятелю. – Но я говорил с капитаном. Если мне потребуются люди, вы поступите в мое распоряжение. Вы рады?
– Я счастлив поступить в ваше распоряжение, – щелкнул каблуками Йозев, и это действительно было так. Он не подведет добряка Ойленбаха, Шнееталя, Кальдмеера, кесаря.
– Что ж, до встречи.
Артиллерист исчез, Руппи не возвращался, снова отзвонили сигнальщики, по стеньгам поползли флаги – оранжевые и красные. «Всем убавить парусов», – велел флагман, – «Каравану лечь в дрейф». «Арьергарду охранять караван».
«Ноордкроне» быстро и легко освобождалась от лишних парусов, замедляя бег. Кому-то из кордебаталии повезет принять участие в бою, не в тупой стрельбе по каменным стенам, а в настоящей морской баталии. Линия против линии, корабль против корабля, хотя, если повезет, Вальдеса можно взять и «в два огня».
– Проклятье, – по всем признакам Руппи был близок к убийству. – Ты представляешь, что мне приказано! Я должен проводить эту свинью собачью к купцам и оставаться с ним, пока не будет сигнала «К высадке».
– Ох ты, – огорчился Зепп, – что же это?
– Олаф боится, что этот гроссе потекс запутается в сигналах, – шепнул приятель, – и все изгадит. Вообще-то это правильно, но почему именно я?!
Глава 4
Дорак и Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 15-й день Осенних Молний
Марсель Валме был искренне рад встрече с графом Тристрамом. Граф был далеко не столь счастлив, но проявил понимание и без возражений проследовал в гостиницу «Крылатый баран». Не стали буянить и две дюжины вояк в странного вида мундирах, с готовностью отдавшие оружие брату генерала Шеманталя. Это, без сомнения, характеризовало их с лучшей стороны. Или не их, а Орельена с его адуанами, поймавшими курьера, который мог помериться ушами с самим дуксом Андреатти.
Обладатель выдающихся органов слуха стремился к Фоме. В его сумке, помимо всякой ерунды, обнаружилось письмо, уведомлявшее урготского герцога о скором приезде полномочного посла Талигойи графа Джона-Люка Тристрама. Такую персону было грех пропустить, и ее не пропустили.
Марсель два дня подряд вставал с петухами, глотал отвратительный шадди и болтался в обществе Шеманталя под сенью мокрых дерев, поджидая бывшего секунданта Ги Ариго. Жертвы оказались не напрасны – господин посол был встречен со всеми возможными почестями, хотя это его отнюдь не порадовало. В Нохе, во всяком случае, Джон-Люк волновался заметно меньше.
– Вы часто вспоминаете ваших покойных друзей? – полюбопытствовал Валме, заворачивая коня в гостеприимно распахнутые адуанами ворота.
– С тех пор произошло слишком много событий, – промямлил гость. Он по-прежнему не рвался обнажать шпагу за ту сторону, на которой родился. Это было разумно. И противно. Тристрам вместо дядюшки Шантэри! Фу...
Виконт вытащил часы. Как он и думал, приближалось время обеда. Марсель с сомнением посмотрел на несостоявшегося посла. Даже если Тристрама придется повесить, это никоим образом не является поводом его не кормить.
– В «Баране» вполне сносная кухня, – Валме кивнул адуану, и тот услужливо взял посольского коня под уздцы. – Кэналлийского не обещаю, но вина Савиньяка тоже неплохи.
– Откуда вы взялись? – Тристрам явно не принадлежал к числу поклонников местных сортов винограда. – Я полагал, вы в Фельпе или Валмоне.
– К сожалению, не могу ответить вам любезностью на любезность, – признался Марсель, устраиваясь за чистеньким столом, – ибо на ваш счет до недавнего времени не полагал ничего. Тем не менее мы превесело проведем время. Вы мне расскажете, что происходит в Олларии, а я вам поведаю о бордонских красотках и бегающих башнях.
– У меня частное дело в Урготе, – Джон-Люк Тристрам угрюмо покосился на расположившегося у дверей адуана. Адуан чесал за ухом Котика. Котик улыбался. Милое животное, и так любит пряники.
– Прелестная группа, – заметил наследник Валмонов, – я подумываю о том, чтоб завести парочку варастийских волкодавов. Они очень понятливы и неприхотливы. Возвращаясь же к нашему разговору, вынужден заметить, что частных дел у полномочных послов не бывает. Ваше – не исключение. Кстати, не просветите меня на предмет странного создания на вашем плече?
– Это Зверь Раканов, – Джон-Люк на глазах становился все более и более хмурым, – герб Его Величества Альдо Ракана.
– Оно, в смысле величество, рискует стать посмешищем, – предупредил Марсель. – Свиноголовые существа редко вызывают уважение, а с крыльями и щупальцами тем более.
– Этому символу несколько тысячелетий, – вяло обиделся Тристрам.
– Ну и что? – не понял Марсель. – Птице-рыбо-дева тоже не молоденькая и все равно дура. С возрастом, мой друг, никто не хорошеет. Вы что-то хотите сказать?
– Я еду в Ургот по приказу признанного Церковью и многими державами короля. Вы меня задерживаете, принуждаете свернуть. По какому праву?
– Зачем оно вам, это право? – зевнул Валме. – У меня в десять раз больше людей, чем у вас, вот и все. Хозяин!..
– Виконт, – на лице Тристрама проступили красные пятна, которые ему удивительно не шли, – вас никогда не волновало ничего, кроме вашей персоны, моды и дамских прелестей, так...
– А теперь волнует. – Марсель повернулся к подбежавшему трактирщику. – Любезный, подайте сырный суп-пюре и тушеного зайца с черносливом. Вино то же, что вчера.
– Слушаюсь, сударь, – бараний заправила опрометью бросился на кухню. Он был неплохим поваром и славным человеком. Куда более приятным, чем сидящий рядом с Марселем.
– Господин капитан, – Орельен Шеманталь с маху опустился за стол, – мы открыли шкатулку с письмами. Вот они.
– Замечательно, – Марсель глянул на облепленные печатями бумаги. Верительные грамоты он опознал сразу же, кроме них было еще два послания. Фома читал письма к Ворону, а капитан Валме читает письма к Фоме. Как справедлив этот мир.
– Виконт, – начал Тристрам, – я должен вам заявить со всей определенностью...
– Я вас внимательно слушаю, – заверил Марсель, поддевая хлебным ножом печать с четырехглавым чудищем, но собеседник отчего-то замолчал. Марсель немного подождал и развернул письмо. Почерк был довольно красивым.
«Возлюбленный брат наш, Фома», – начало было многообещающим. Принц со Зверем набивался в родственники к герцогу с золотом. Валме поправил воротник и изготовился читать дальше.
– Сударь, – возопил несостоявшийся посол, – что вы себе позволяете?! Меня ждет Его Величество герцог Урготский.
– Не переживайте, – Марсель отправил в рот парочку оливок, хотя есть, говоря по правде, хотелось не слишком. – Его Величество Фома предоставил мне определенные полномочия, так что, вскрывая письма, я не совершаю ничего предосудительного.
– И все же я требую объяснений, – шпаги у Тристрама больше не было, иначе он вел бы себя тише. Виконт подмигнул Орельену:
– Займите нашего гостя, пока я ознакомлюсь с корреспонденцией. Граф, этот молодой человек знает множество занимательных историй про одного весьма примечательного вора. Они вам понравятся.
Джон-Люк набрал воздуха, готовясь к достойному ответу. Воистину дипломата из него не выйдет, дипломаты отвечают сразу. Марсель подхватил добычу и перебрался вместе с ней и оливками поближе к камину. Его не то чтоб знобило, но рядом с огнем он всегда чувствовал себя уютней.
«Наши державы самим Создателем предназначены для того, чтоб главенствовать в Золотых землях, – писал самозваный братец Фомы. – Было бы уместным скрепить наш союз браком. Мы наслышаны о прелести и уме урготских принцесс, и мы просим брата нашего Фому...»
Каков он, этот Ракан, которому все равно, на ком из сестер жениться? Он ни разу не видел ни Юлию с ее гаданиями и баронами, ни Елену, улыбавшуюся, когда любая другая превратилась бы в фонтан слез. Елена и дорвавшийся до власти подонок! Да за одно это Альдо надо утопить к зубаньей бабушке, как выражается незабвенный Дерра-Пьяве.
«В знак того, что наше предложение принято, мы просим вернуть Талигойе древнюю реликвию, находящуюся на хранении у Вашего величества, – требовал жених. – Исполнение нашей просьбы мы расценим как...»
Дальше шла обычная дипломатическая мура. Второе письмо и вовсе предназначалось принцессам. Эдакое кукареканье, пересыпанное сахаром и миндальной крошкой. Засевший в Олларии петух явно воображал себя пупом земли. Это было бы смешно, если б не Алва, положивший шпагу перед одним ничтожеством, спасая другое. Марсель с трудом подавил желание швырнуть раканью писанину в камин.
Образцы монаршего почерка и печатей могли пригодиться, как и верный вассал Повелителей Скал. Начесать шерсти можно даже с паршивой овцы, если знать, с какой стороны заходить. К столу Валме вернулся одновременно с притащившим первый поднос трактирщиком.
– Сударь... – Марсель зачерпнул из супницы, распробовал и кивнул трактирщику. – Очень недурно, рекомендую... Я прочитал ваши письма и вынужден вас огорчить. В Урготе вам делать нечего. Граф Шантэри прекрасно справляется с обязанностями посла, а дочери Фомы никогда не свяжут свою судьбу с человеком, на гербе которого изображены свиные головы. И это не говоря о том, что, называя себя братом урготского герцога и при этом добиваясь руки его дочерей, Альдо Ракан является или лжецом, или же извращенцем.
– Я не узнаю вас, Валме, – на физиономии Тристрама застыло выражение человека, уснувшего в постели любовницы, а проснувшегося на одной подушке с бабушкой жены.
– Не узнаете? – Марсель отправил в рот еще одну ложку сырного супа. – Это доказывает лишь вашу ненаблюдательность. Оставим эту тему. После ужина господин Шеманталь препроводит вас и ваших солдат в Тронко. Или до ближайшего дерева.
– Что? – Тристрам оттолкнул миску со злополучным супом. – Что вы сказали?
– Только то, что у вас, как и у любого на грешной земле, есть выбор. Либо вы говорите, что за реликвии ищет Ракан, мне. Либо сообщаете это закатным кошкам. Они, как известно, еще любопытней обычных.
– Меч Раканов, – выдавил из себя Тристрам. – Фердинанд отдал его Ворону.
Вот оно что! Клинок с лиловым камнем, осенние лилии, скрипки маэстро Гроссфихтенбаума, кричащие о неизбежности... За какими кошками Алве понадобились реквиемы? Деньги девать некуда было?!
Марсель Валме вытащил пистолет и аккуратно положил рядом с собой.
– Граф Тристрам, надеюсь, вы будете столь любезны, что после обеда расскажете мне о господине Ракане и его приятелях все, что знаете или хотя бы слышали. Хозяин, нам понадобится отдельная комната и шадди.
Разумеется, слуги ничего не знали, не видели и не слышали. Никого, хотя бы отдаленно похожего на обитателя Лаик, ни Ричард, ни Валентин не опознали. Все караулы стояли на месте, гимнеты клялись, что видели только слуг и придворных, хотя Суза-Муза не подряжался ходить в малиновых штанах и звенеть бубенцами.
– В конце концов, это становится глупым, – выразил общее мнение Дэвид Рокслей. – Не знаю, чего добивался этот мерзавец, но дураками он нас уже выставил.
Читать бесплатно другие книги:
