Звездный десант Хайнлайн Роберт
— Ничего, сэр. Слушаюсь, сэр.
Крауза вздохнул.
— Сынок, я принял на себя определенные обязанности по отношению к тебе, и я постараюсь устроить все наилучшим образом, — он прикинул, что можно рассказать мальчику. Мать сказала, что, если бы Баслим хотел, чтобы мальчик знал содержание послания, он передал бы текст на интерлингве. С другой стороны, коль уж Торби овладел языком Семьи, он вполне справился бы с переводом. Вероятнее всего, он забыл текст.
— Торби, ты знаешь, к какой семье принадлежишь?
Юноша удивился:
— Моя семья, сэр, — это «Сизу».
— Верно! Но я спрашиваю о семье, в которой ты был до того, как появился на корабле.
— Вы говорите о папе? О Баслиме?
— Нет, нет! Он был твоим приемным отцом — таким же, как и я. Что ты знаешь о семье, в которой родился?
— По-моему, у меня никогда не было семьи, — уныло пробормотал Торби.
Сообразив, что задел больное место, Крауза поспешно возразил:
— Нет, нет, сынок, ты вовсе не обязан разделять мнения людей, с которыми ты сейчас живешь. Если бы не было фраки, с кем бы мы торговали? Как бы тогда жили Люди? Родиться среди Людей — это счастье, но и родиться фраки вовсе не зазорно. Каждый атом Вселенной имеет свое предназначение.
— Я ничего не стыжусь!
— Ну-ну, не волнуйся.
— Извините, сэр. Мне нечего стыдиться своих родственников. Просто я не знаю, кто они были. Из всего, что мне известно, могу предположить, что они были Людьми.
Крауза не мог скрыть удивления.
— Что ж, может, так оно и было, — медленно произнес он.
В основном рабов покупали на планетах, которые порядочные Торговцы даже и не посещают, многие рождаются в поместьях своих хозяев… но какой-то их процент составляли Люди, захваченные пиратами. Вот этот парень… интересно, пропадал ли какой-нибудь корабль Торговцев в соответствующее время? Капитан подумал, нельзя ли во время Встречи заняться установлением личности юноши, покопавшись в записях коммодора.
Но даже и этим не исчерпывались все возможности. Некоторые старшие офицеры небрежно относятся к обязанностям, связанным с идентификацией новорожденных, а некоторые дожидаются очередной Встречи. Мать, например, никогда не считалась с расходами на длинные передачи через N-космос и требовала, чтобы дети регистрировались немедленно, — на «Сизу» не терпели расхлябанности.
Представим себе, что мальчик был захвачен на торговом корабле, а его данные так и не попали к коммодору. Какая несправедливость — потерять права, положенные человеку по рождению!
В голову капитана закралась мысль. Ошибку можно исправить несколькими путями. Пропадал ли какой-нибудь Свободный Корабль? Крауза не помнил.
Говорить об этом он тоже не мог. Было бы очень здорово вернуть мальчику его предков! Эх, была бы только возможность…
Крауза заговорил о другом:
— В каком-то смысле, парень, ты всегда принадлежал к Людям.
— Извините, отец?
— Баслим был почетным членом нашего сообщества.
— Что? Как это, отец? Какого корабля?
— Всех. Его избрали на Встрече. Видишь ли, сынок, когда-то очень давно случилось нечто постыдное. Но Баслиму удалось все уладить. И теперь все Люди в долгу перед ним. Я не могу рассказать тебе больше. Хочу спросить: ты думал о женитьбе?
Такая мысль даже не приходила Торби в голову: больше всего он хотел узнать о том, что сделал отец и как он стал одним из Людей. Но он понял, что его старший собеседник наложил на эту тему запрет.
— Нет, отец.
— Твоя бабушка считает, что ты начал всерьез заглядываться на девушек.
— Да, сэр, бабушка всегда права… но я этого не сознавал.
— Холостой мужчина неполноценен. Впрочем, мне кажется, что ты еще недостаточно взрослый. Смейся вместе со всеми девушками, но ни с одной не дели печалей и помни о наших обычаях.
Крауза подумал, что, согласно пожеланию Баслима, он должен обратиться к Гегемонии за помощью и выяснить, откуда же родом мальчик. И будет не совсем удобно, если Торби женится раньше, чем представится такая возможность. Между тем за месяцы пребывания на «Сизу» юноша значительно повзрослел. К беспокойству капитана примешивалось неприятное ощущение того, что, пускаясь на поиски настоящих (либо мнимых) родителей Торби да еще не вполне представляя себе, как этого добиться, он нарушает взятые на себя обязательства перед Баслимом.
И тут ему в голову пришла замечательная идея.
— Знаешь что, сынок? Вполне возможно, девушка, которая тебе нужна, вовсе не на нашем корабле. На женской половине их не так уж и много, а ведь женитьба — дело серьезное. Жена может поднять твой статус, но может и обратить его в ничто. Так что давай пока не думать об этом. На Встрече ты сможешь познакомиться с сотнями подходящих девушек. И если ты встретишь ту, которая тебе понравится и которой понравишься ты, мы обсудим это с бабушкой. Если она одобрит твой выбор, скупиться мы не станем. Идет?
Такое решение сулило отсрочку в решении проблемы, и это было очень кстати.
— Отличная мысль, отец!
— На том и покончим, — Крауза с облегчением подумал, что, пока Торби будет встречаться с «сотнями» девушек, он сможет порыться в архивах и ему не придется пересматривать свои обязательства перед Баслимом до того, как он справится с этой задачей. Парень вполне может оказаться чистокровным потомком Людей — его достоинства делали его происхождение от фраки весьма сомнительным. Если так, то пожелания Баслима будут исполнены в точном соответствии с духом и буквой его послания. Ну а пока — забыть!
Прошагав около мили, они вышли к окраине города. Поглядывая на блестящие лосианские корабли, Торби с раскаянием подумал о том, что едва не сжег одну из этих прекрасных машин. Но потом ему вспомнились слова отца о том, что выбор цели не входит в обязанности стрелка.
Они вступили в зону уличного движения, и Торби тут же забыл о своем беспокойстве. Лосиане не пользуются ни автомобилями, ни такой роскошью, как носилки и портшезы. Пешком они передвигаются вдвое быстрее бегущего человека, а в случае спешки берут некий аппарат, внешний вид которого наводит на мысль о реактивной тяге. Четыре, а порой все шесть лап просовываются в рукава, оканчивающиеся чем-то вроде коньков. Тело поддерживается рамкой, на которой установлен и двигатель (принципа его действия Торби так и не понял). Одетые в такой своеобразный костюм механического клоуна, лосиане носились, словно маленькие ракеты, пренебрегая элементарной безопасностью, рассыпая вокруг себя искры, издавая пронзительный визг. На поворотах они напрочь забывали о трении, инерции, гравитации и тормозили в самый последний момент. Потоки пешеходов и механизированных лихачей свободно смешивались, причем правил дорожного движения, по-видимому, не было и в помине. Казалось, что возрастного ограничения на право вождения тут не существовало, и самые юные лосиане представляли собой лишь еще более бесшабашную копию старших.
Торби даже засомневался, сможет ли он улететь с этой планеты живым. Лосиане мчались навстречу Торби по чужой полосе движения («своих» полос тут вовсе не было), останавливаясь у самых его ног, со свистом проносились мимо — так близко, что у него перехватывало дыхание и бешено колотилось сердце, — но тем не менее всякий раз благополучно избегали столкновения. Торби едва успевал уворачиваться. После нескольких таких прыжков он счел за лучшее следовать примеру своего приемного отца. Капитан Крауза спокойно и упрямо продвигался вперед, как бы рассчитывая на то, что сумасшедшие водители сочтут его неподвижным предметом. Торби усомнился было в правильности такой тактики, но… по-видимому, здесь невозможно было поступать иначе.
Торби никак не мог понять городскую планировку. Машины и пешеходы устремлялись всюду, куда только можно было проехать или пройти, и разделения на общественные и частные территории, по-видимому, не существовало. Они прошли по площади, которая напомнила Торби рынок, а затем, поднявшись по пандусу, — сквозь некое строение, не имевшее отчетливых границ: ни вертикальных стен, ни крыши, а потом вновь вышли наружу и спустились вниз сквозь арку, под которой был проход. Торби полностью потерял ориентировку.
Однажды ему показалось, что они проходят сквозь частный дом — им пришлось проталкиваться в толпе, которая была занята чем-то вроде званого обеда. Гости только убирали конечности с их пути.
Крауза остановился.
— Мы почти пришли. Сейчас мы нанесем визит одному фраки, который покупает наш товар. Мы встречаемся, чтобы утрясти кое-какие недоразумения, возникшие в ходе торгов. Он оскорбил меня, предложив плату; сейчас нам предстоит вновь стать друзьями.
— Мы что, собираемся отдать товар даром?
— Что бы тебе ответила бабушка? Нам уже заплатили, но сейчас я отдам ему товар бесплатно, а он подарит мне торий в знак своей симпатии ко мне. Обычаи лосиан не позволяют им заниматься таким мерзким делом, как торговля.
— Они не торгуют друг с другом?
— Конечно, торгуют. Выглядит это так: один фраки дает другому то, что у него просят. И тут — разумеется, чисто случайно — у второго оказываются в наличии деньги, которые он спешит безвозмездно всучить первому. Потом выясняется, что оба подарка имеют одинаковую стоимость. Лосиане очень хитрые деляги: нам ни разу не удалось вытянуть из них хотя бы незначительную поправку.
— К чему же такие нелепости?
— Если задумываться над тем, почему фраки поступают так или этак, можно свихнуться. Находясь на их планете, ты должен приспосабливаться к местным обычаям… так будет лучше всего. Теперь слушай и запоминай. Во время встречи состоится дружеский обед, но… для лосиан это неприемлемо: они «теряют лицо». Поэтому между нами будет установлен прозрачный экран. Твое присутствие необходимо, потому что там будет лосианин-сын, точнее — дочь. Фраки, с которым я встречаюсь, — мать семейства, а не отец. У меня сложилось впечатление, что у лосиан мужчины находятся в подчиненном положении. Но обрати внимание: когда я буду говорить через переводчика, я стану говорить как мужчина.
— Почему же?
— Потому что они достаточно хорошо осведомлены о наших обычаях, чтобы знать, что у нас заправляют мужчины. Если ты вдумаешься, то поймешь, что в этом есть определенная логика.
Торби задумался. Кто был главой Семьи? Отец? Или, может быть, бабушка? Разумеется, старший офицер, отдавая распоряжение, подписывает его «по приказу капитана», но это лишь для того, чтобы… нет. Хотя, как бы то ни было…
Внезапно Торби пришло в голову, что во многих отношениях нелогичны именно традиции Семьи. Но капитан продолжал:
— На самом деле мы не станем есть: это не более чем условность. Тебе подадут сосуд с зеленой тягучей жидкостью. Поднеси его ко рту, но не пей: выест кишки. И… — капитан запнулся, оглядываясь на промчавшегося в опасной близости очередного ездока, — …будь внимателен, и ты сумеешь понять, как вести себя в следующий момент. О, я совсем забыл! Я спрошу, сколько лет сыну хозяина, и потом такой же вопрос будет задан тебе. Отвечай «сорок».
— Почему сорок?
— Потому что в их понятии сорок лет — самый подходящий возраст для ребенка, который начинает помогать отцу.
Наконец они прибыли на место и опустились на корточки напротив двух лосиан, к которым сбоку примостился еще и третий. Разделявший их экран был сделан из материала, напоминавшего прозрачную ткань, и Торби прекрасно видел сквозь него. Он пытался смотреть в оба, слушать и вникать, но шум дорожного движения постоянно его отвлекал. Ракетки проносились мимо и даже порой между сидящими, пронзительно и весело визжа.
Хозяева начали беседу и обвинили капитана в каком-то злонамеренном поступке. Переводчика было почти невозможно понять, но он проявил удивительное мастерство в употреблении бранных выражений интерлингвы. Торби не мог поверить своим ушам и ожидал, что отец либо тут же повернется и уйдет прочь, либо затеет скандал.
Однако Крауза спокойно выслушал и выступил с вдохновенной, исполненной поэтики речью, обвиняя лосиан во всевозможных пороках — от сутяжничества до тунеядства и торговли наркотиками.
Произнесенные слова настроили договаривающиеся стороны на дружественный лад. Лосианин преподнес капитану торий и выразил намерение подарить ему своих сыновей и все свое имущество.
Крауза с благодарностью принял дар и выразил желание расстаться со своим «Сизу» и всем, что было на борту.
Затем стороны сделали широкий жест и вернули друг другу подарки. В итоге был сохранен «статус кво» и каждый оставил у себя лишь то, чем уже завладел к нынешнему моменту: лосианин — несколько центнеров листьев верги, Торговец — контейнеры с торием. Оба сошлись во мнении, что верга и торий — сущая безделица, пустяк, не более чем символ нежной дружбы. В приливе нахлынувшего чувства лосианин подарил капитану своего сына, и Крауза тут же преподнес ему (или ей?) Торби. Последовавший затем обмен мнениями выявил, что оба они слишком молоды, чтобы покидать родные стены.
Возникшее затруднение было разрешено предельно просто: дети обменялись именами. Торби стал обладателем имени, которое ему вовсе не нравилось и которого он даже не мог произнести. Затем последовал «обед».
Торби даже представить не мог, как можно пить эту отвратную зеленую бурду. Поднеся ее ко рту, он почувствовал, как его ноздри опалило огнем, и закашлялся. Капитан предостерегающе посмотрел на него.
«Поев», они тут же двинулись в обратный путь. Никаких «до свидания», просто поднялись с места и отправились восвояси. Пробираясь, словно лунатик, сквозь уличную толчею, капитан Крауза рассеянно произнес:
— Для фраки они очень неплохие существа. Никакого авантюризма, и притом кристально честны. Меня всегда интересовало, что бы они стали делать, кабы я принял всерьез какой-нибудь из их подарков. Вероятно, отдали бы без всяких возражений.
— Не может быть!
— Не скажи. Ты вполне мог бы уйти отсюда, таща за собой этого лосианского мальца.
Торби умолк.
Покончив с делами, Крауза помог ему сделать покупки и сориентироваться на местности, что принесло юноше немалое облегчение, ибо он не знал ни что купить, ни как пройти к кораблю. Отец привел его в лавку, хозяин которой говорил на интерлингве. Лосиане производят массу вещей, исключительно сложных на вид, о назначении которых Торби мог только догадываться. По совету капитана он выбрал маленький полированный кубик, внутри которого, если его потряхивать, проецировались бесконечные виды Лосиана. Торби протянул продавцу одну из проволочных «банкнот», и тот дал ему сдачу в виде целого ожерелья «монет». Затем лосианин вручил юноше покупку и подарок «от заведения».
Торби передал продавцу через Краузу свои пожелания, что может предложить взамен лишь свою признательность до гробовой доски. Процедура приобретения сувенира закончилась обменом вежливыми оскорблениями.
Наконец на горизонте показался космопорт, и, увидев вдали родные контуры «Сизу», Торби почувствовал облегчение.
В каюте сидел Джери, задрав ноги на стол и заложив руки за голову. Он хмуро посмотрел на Торби.
— Привет, Джери!
— Здравствуй.
— Выходил в город?
— Нет.
— А я прогулялся. Смотри, что я купил! — Торби протянул племяннику волшебный кубик. — Потряси его, и каждый раз новое изображение.
Джери посмотрел одну картинку и вернул кубик обратно.
— Очень интересно.
— Ты чего такой смурной? Съел что-нибудь не то?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
Джери опустил ноги на палубу и посмотрел на Торби.
— Я возвращаюсь в компьютерную.
— Что?
— Да нет, статуса я не потерял. Придется опять заняться обучением новичков.
Торби похолодел.
— Ты хочешь сказать, что меня выставляют?
— Нет.
— Так что же случилось?
— Мату обменяли.
Глава 11
Обменяли Мату? Навсегда? Маленькую Матти с серьезными глазами и веселым смехом? Торби ощутил, как накатывает грусть, и, к своему удивлению, осознал, насколько это для него существенно.
— Не верю!
— Не валяй дурака!
— Когда это случилось? Куда ее отправили? Почему мне ничего не сказали?
— Ясное дело, на «Эль Нидо»; кроме «Сизу», это единственный корабль Людей в лосианском порту. Мата ушла около часа назад. Я не предупредил тебя потому, что сам не знал… до тех пор, пока меня не вызвали в бабушкину каюту, чтобы я попрощался с сестрой. — Джери нахмурился. — Когда-нибудь это должно было произойти… но я думал, что бабушка не отпустит Мату до тех пор, пока она не утратит навыков стрельбы.
— Тогда зачем, Джери? Почему?
Джери встал и холодно произнес:
— Больше я ничего не могу сказать, мой приемный двоюродный дядя.
Торби пихнул его обратно в кресло.
— Не увиливай, Джери. Я твой «дядя» только потому, что меня так назвали. Но я по-прежнему все тот же бывший фраки, которого ты обучал мастерству стрельбы, и мы оба знаем это. Так поговорим как мужчина с мужчиной. Давай выкладывай все начистоту.
— Тебе это не понравится.
— Уже не нравится! Матти ушла… Слушай, Джери, в каюте нет никого, кроме нас. Что бы там ни было, ты должен рассказать мне все. Клянусь тебе сталью «Сизу», что Семья никогда об этом не узнает.
— Нас может подслушать бабушка.
— Если так, то я приказываю тебе говорить и беру всю ответственность на себя. Впрочем, едва ли сейчас бабушка слушает: обычно в это время она уже сидит за карточным столом. Говори же!
— Ладно, — Джери мрачно посмотрел на собеседника. — Ты сам напросился. Значит, ты хочешь сказать, что не имеешь ни малейшего понятия о причинах, побудивших бабушку выставить с корабля мою сестренку?
— Конечно, нет. Иначе я бы не спрашивал.
Джери нетерпеливо фыркнул.
— Торби, я знал, что ты малость недалек. Но не подозревал о том, что ты глух, слеп и нем.
— Оставь свои комплименты. Расскажи суть дела.
— Мату обменяли из-за тебя. Из-за тебя, — Джери с отвращением посмотрел на Торби.
— Меня?
— Из-за кого же еще? С кем Мата чаще всех играла в мяч? С кем сидела рядом в кинозале? Подумай, кого из новых членов Семьи постоянно видели рядом с девушкой, принадлежащей к одному с ним сообществу? Я намекну тебе — его имя начинается на «Т».
Торби побледнел.
— Джери, мне и в голову не приходило…
— Значит, ты был единственным на корабле, кто этого не видел, — Джери пожал плечами. — Впрочем, тебя я не обвиняю. Это была ее ошибка. Она выбрала тебя, тупой клоун! И лишь одного я не мог себе представить — что ты ничего не знаешь. Я не раз пытался тебе намекнуть.
В таких делах Торби разбирался не лучше, чем невинная птаха в баллистике.
— Я не верю.
— Веришь, не веришь… какая разница? Все это видели. Впрочем, это могло сходить вам с рук, пока все было открыто и невинно — а я внимательно следил, не переступаете ли вы грань, — если бы сестрица не потеряла головы.
— Что же произошло?
— Она кое-что сделала и тем привлекла внимание бабушки к нашему идиоту-стрелку. Мата пришла к ней и попросила, чтобы ее удочерил кто-нибудь из другой семейной ветви. Святая простота! Она решила, что раз уж ты усыновлен, то не имеет никакого значения тот факт, что она твоя племянница, — остается лишь немного переиграть, и она сможет выйти за тебя замуж, — Джери хмыкнул. — Если бы тебя усыновили в другой ветви, у нее еще могло бы что-то получиться. Но она, очевидно, рехнулась, если решила, что бабушка — бабушка! — согласится на такой скандал.
— Да, но… мы ведь, в сущности, не были родственниками. Да я и не собирался жениться на ней.
— Ну, хватит! Я уже устал от тебя.
Торби бродил по кораблю, не желая возвращаться в каюту и встречаться с Джери. Он чувствовал себя потерянным и одиноким. Торби был совершенно сбит с толку: жизнь Семьи казалась столь же странной, а обычаи непонятными, как у лосиан.
Ему не хватало Маты. До сих пор у него не возникало такого ощущения. Общество девушки было приятным, но таким же привычным, как трехразовое питание и прочие удобства, к которым Торби уже привык, живя на корабле. И вот теперь он скучал без нее.
Если уж она так этого хотела, то почему они не исполнили ее желание? Не то чтобы Торби мечтал об этом, но… коль скоро ему все равно суждено обзавестись женой, Мата была бы ничуть не хуже любой другой. Она нравилась Торби.
Наконец он вспомнил, что на корабле есть человек, с которым можно об этом поговорить. И Торби отправился со своей печалью к доктору Мейдер.
Постучавшись в ее дверь, он тотчас же услышал: «Войдите!» Она встретила его, стоя на коленях в груде своих вещей.
— А, Торби! Очень хорошо, что ты пришел. Мне сказали, что ты вышел в город, и я боялась, что разминусь с тобой.
Она говорила на английском Системы, Торби отвечал ей на том же языке.
— Вы хотели меня видеть?
— Чтобы попрощаться. Я возвращаюсь домой.
— Ой, — Торби вновь ощутил болезненный толчок — такой же, как когда он услышал от Джери о Мате. Внезапно его охватила волна тоски по отцу. Он взял себя в руки и ответил: — Мне очень жаль. Я буду скучать по вас.
— И я тоже буду скучать, Торби. В этом огромном корабле ты был единственным человеком, рядом с которым я ощущала себя словно дома… это странно, ведь твоя и моя жизни отстоят друг от друга так далеко, как только возможно. Мне будет не хватать наших с тобой бесед.
— И мне тоже, — простодушно ответил Торби. — Когда вы уходите?
— «Эль Нидо» отправляется в полет завтра. Но я должна перебраться не позже сегодняшнего вечера. Мне нельзя опоздать к старту, иначе я не смогу попасть домой еще несколько лет.
— «Эль Нидо» идет на вашу планету? — В голове мальчика начал складываться фантастический план.
— Нет, нет. Корабль направляется на Таф Бету IV. Но там бывают почтовые корабли Гегемонии, и на них я смогу добраться домой. Слишком удачный шанс, чтобы упустить его.
Хитроумный план померк в голове юноши — он с самого начала был нелеп. Торби мог решиться поселиться на незнакомой планете, но Мата не была фраки.
Доктор Мейдер продолжала:
— Все устроила старший офицер. — Она невесело улыбнулась. — Она была рада избавиться от меня. Я даже надеяться не могла, что у нее что-то получится: я хорошо помню, с каким трудом мне удалось попасть на «Сизу»; полагаю, за этим стоит какая-то сделка, о которой бабушка не упоминает. Итак, я покидаю вас… и мне вновь предстоит полная изоляция на женской половине. Не беда: я потрачу это время на обработку полученных мною данных.
Эти слова напомнили Торби о том, что Маргарет может встретиться на женской половине с Матой. Смущаясь и запинаясь, он принялся объяснять, о чем пришел поговорить. Доктор Мейдер слушала его со всей серьезностью, продолжая упаковывать вещи.
— Я знаю, Торби. Я услышала об этом печальном деле гораздо раньше, чем ты.
— Маргарет, вы когда-нибудь сталкивались с подобной нелепицей?
Она замялась.
— Да, мне нередко доводилось слышать и о еще более глупых вещах.
— Но ведь ничего такого не было! И если Мата захотела, то почему бабушка не пошла ей навстречу… вместо того чтобы отправлять девушку к чужим людям?
Женщина-фраки улыбнулась.
— Это самое необычное признание в любви, какое я когда-либо слышала, Торби.
— Вы могли бы отнести ей записку?
— Если ты хочешь передать свои уверения в вечной любви или что-нибудь в этом духе, то нет, не могу. Бабушка сделала для своей внучки самое лучшее, что было в ее силах. Сделала это быстро, с любовью и мудростью. Сделала это, исходя из интересов Маты, а не сиюминутных потребностей «Сизу», ведь Мата была превосходным стрелком. Бабушка, как и подобает старшему офицеру, исходила из высших соображений; она обдумала глубинные общие интересы и решила, что они перевешивают потерю одного стрелка. Я проникаюсь все большим уважением к бабушке, ведь, между нами, я и на старости лет остаюсь глупой девчонкой, — она вдруг улыбнулась. — Лет через пятьдесят Мата тоже примет подобное мудрое решение. Семья «Сизу» — очень крепкий клан.
— Провалиться мне на месте, если я что-нибудь понимаю!
— Это оттого, что ты почти такой же фраки, как и я… и не имеешь моей подготовки. Торби, о большинстве вещей можно говорить, плохи они или хороши, только зная истинную их подоплеку; сами по себе плохи или хороши немногие вещи. Поступки, которые квалифицируются в определенном обществе как правильные или неправильные, действительно являются именно таковыми. Возьмем такой обычай Людей, как экзогамия. Ты, вероятно, думаешь, что это способ уменьшить опасность мутаций. По крайней мере, в корабельной школе вас учили именно так.
— Конечно. И потому я не могу понять, зачем…
— Секундочку. Ты не можешь понять бабушкиных возражений. Но для Людей чрезвычайно важно устраивать браки между членами экипажей разных кораблей. И не в генах дело — они имеют второстепенное значение, — а в том, что корабль слишком мал, чтобы быть устойчивым изолированным обществом. Корабли должны постоянно обмениваться идеями и достижениями, иначе тот же «Сизу», да и сама культура Людей погибнут, так что закон соблюдается строжайшим образом. Малейшее отступление от закона — то же самое, что крохотная пробоина в борту корабля, появление которой ведет к гибельным последствиям, и устранить их можно лишь самыми решительными мерами. Ну… теперь ты понимаешь?
— Э-э… нет, не думаю.
— Сомневаюсь, что сама бабушка отчетливо понимает это; она лишь знает, что хорошо и что плохо для Семьи, и действует дальновидно и решительно. Ты все еще хочешь отправить записку?
— Ну, что ж… не могли бы вы передать Мате, что мне очень жаль — нам не удалось попрощаться.
— Ммм… хорошо.
— Вот и отлично.
— Теперь чувствуешь себя лучше?
— В общем, да… ведь вы говорите, что так будет лучше для Маты. — Торби внезапно взорвался: — Но, Маргарет, я не понимаю, что творится со мной! Мне казалось, что все стало на свои места, и вот теперь моя уверенность рассыпалась в прах. Я мыслю и чувствую как настоящий фраки и сомневаюсь, смогу ли я стать истинным Торговцем.
Лицо собеседницы внезапно омрачилось.
— Ты уже был свободен. И эту дурную привычку трудно преодолеть.
— Как вы сказали?
— Тебе довелось испытать серьезные потрясения. Твой приемный отец — я имею в виду первого, Баслима Мудрого, — купил тебя и усыновил, дав тебе такую же свободу, какой пользовался и сам. И вот теперь второй твой отец, поступая из самых лучших побуждений, усыновил тебя и тем самым сделал тебя рабом.
— Что вы, Маргарет! — возразил Торби. — Как вы можете такое говорить?
— Если ты не раб, то кто же?
— Ну, я — Вольный Торговец. Во всяком случае, отец надеется, что я смогу им стать, если мне удастся избавиться от моих привычек фраки. Но я не раб. Люди свободны. Семья состоит из свободных Людей.
— Все вместе вы свободны… но не по отдельности.
— Что вы имеете в виду?
— Люди свободны. Это составляет главный предмет их гордости. Любой Торговец скажет вам, что именно свобода делает Людей Людьми и отличает от фраки. Люди свободны, странствуя средь звезд и нигде не пуская корней. Столь свободны, что превращают свой корабль в суверенное государство, которое никого ни о чем не просит, странствует, где хочет, дерется с любым врагом, не нуждается ни в каком пристанище, не вступает ни с кем в союз, который бы его не устраивал. О да, Люди свободны! Старушка Галактика еще не ведала такой полной свободы. Общество, насчитывающее менее сотни тысяч человек, царствует в пространстве в четверть миллиарда кубических световых лет, и эти люди совершенно вольны двигаться в любую сторону в любое время. Такой культуры не было никогда и, быть может, не будет. Свободны, как само небо… более свободны, чем звезды, поскольку те движутся твердо установленными путями. Да-да, конечно, Люди свободны! — Женщина некоторое время молчала. — Но какой ценой куплена эта свобода?
Торби заморгал.
— Я скажу тебе. Нет, бедность тут ни при чем. Такого высокого уровня жизни, как у Людей, история еще не знала. Доходы от вашей торговли просто баснословны. За них не приходится платить ни физическим, ни душевным здоровьем. Мне не доводилось видеть общества, в котором болели бы так мало. Не приходится платить и счастьем либо самоуважением. Но ваше счастье полно самодовольства, а гордыня почти греховна — разумеется, гордиться вам есть чем. Но за свою беспрецедентную свободу вы платите… самой свободой. Нет, я не говорю загадками. Люди свободны… за счет потери личной свободы каждого из вас, и капитан со старшим офицером отнюдь не являются исключением: они лишь еще более несвободны, чем кто бы то ни было из вас.
В ее словах звучала неподдельная ярость.
— Как мы можем быть свободными и несвободными одновременно? — возразил Торби.
— Спроси Мату. Торби, ты живешь в стальной темнице, вне которой ты проводишь не более нескольких часов за много месяцев. Правила внутреннего распорядка на корабле значительно строже, чем в любой тюрьме. То, что целью этих правил является сделать вас всех счастливыми — и они это делают, — сейчас неважно. Вы должны повиноваться им. Вы спите, где прикажут, едите по звонку и только то, что предложат, — и совершенно несущественно, что пища вкусная и качественная, важно то, что вас не спрашивают, чего вы хотите. Девяносто процентов времени вы делаете то, что вам прикажут. Вы так стиснуты правилами, что большая часть того, что вы говорите, — не живая речь, а предписанный ритуал. За целый день можно не произнести ни одной фразы, которой не было бы в законах «Сизу». Верно?
— Да, но…
— «Да» без всяких «но»! Скажи, Торби, у кого из Людей меньше свободы? У рабов? Можешь ли ты подобрать слово точнее?
— Но нас нельзя продать!
— Рабство часто существовало в форме, не допускавшей продажу или покупку людей. Их просто передавали по наследству. Так же, как на «Сизу». Быть рабом означает принадлежать хозяину и не иметь надежды на перемены. Вы — рабы, которые называют себя Людьми и не могут даже мечтать о воле.
Торби нахмурился.
— Вы полагаете, что именно из-за этого я чувствую себя так противно?
— Мне кажется, рабский ошейник, который не беспокоит твоих товарищей, потому что они родились в нем, начинает душить тебя, ведь ты уже был свободен. — Женщина осмотрела свои пожитки. — Мне пора отправляться на «Эль Нидо». Поможешь мне?
— Буду рад.
— На встречу с Матой не рассчитывай.
— Я и не думал об этом, — соврал Торби, — только хотел помочь вам. Мне очень жаль расставаться.
— Честно говоря, я рада, что отправляюсь домой, но мне не хочется прощаться с тобой, — она помедлила. — Я тоже хотела бы тебе помочь. Антрополог никогда не вмешивается, но я уже ухожу, а ты никогда не был частичкой этой культуры. Ты сможешь понять намек старой женщины?
— Вы совсем не старая!
— Еще одна любезность. Я уже бабушка, хотя старший офицер, пожалуй, удивилась бы, услышь она это от меня. Торби, мне казалось, что ты сумеешь привыкнуть к этой тюрьме. Теперь я в этом не уверена. От привычки быть свободным не так-то легко избавиться. Милый, если ты почувствуешь, что не в силах это выдержать, дождись, когда корабль опустится на планету, где царят свобода, демократия и гуманизм, и беги отсюда прочь. Это нужно сделать до того, как бабушка решит тебя женить, ибо промедление — твоя погибель!
Глава 12
От Лосиана к Финстеру, от Финстера к Тоту IV, от Тота IV к Вуламурре — «Сизу» прокладывал свои пути в пространстве диаметром в девяносто световых лет. В центре этой сферы располагалась легендарная Терра, колыбель человечества. «Сизу» никогда не опускался на этой планете; Люди предпочитают миры, где выше прибыль, где меньше полиции и торговля не связана головоломными статьями налогового законодательства.
История «Сизу» утверждала, что первый корабль Семьи был построен на Терре, и там же появился на свет первый капитан Крауза, который был (по слухам) урожденным фраки. Но с тех пор Семья сменила шесть кораблей, а история «Сизу» была верна только в общих чертах, незначительные подробности вполне могли оказаться искаженными. Тот «Сизу», сталь которого служила домом нынешнему поколению Семьи, был зарегистрирован в Новой Финляндии, на Шиве III… в этот порт корабль более не возвращался, но местные налоги уплачивались регулярно — это давало Семье законное право в погоне за прибылью свободно перемещаться в цивилизованном секторе Галактики. Администрация Шивы III понимала нужды Вольных Торговцев и не докучала им инспекциями и проверками, пока те исправно платили положенные взносы. Очень многие корабли Людей сочли удобным зарегистрироваться на этой планете.
На Финстере Торби познакомился еще с одним способом ведения дел. Здешние фраки, известные науке под замысловатым латинским названием и которых Люди называли «эти чертовы мошенники», жили в телепатическом симбиозе с лемуроподобными существами, обладавшими очень сложными развитыми конечностями. Предполагалось, что неуклюжие доминирующие монстры мыслят, а лемуры — работают своими тонкими руками.
Планета поставляла на рынок чудесно ограненные камни, медную руду и водоросли, содержащие алкалоид, нашедший применение в психиатрии. Оставалось лишь догадываться о том, что еще здесь можно приобрести. Местные жители не имели ни устной, ни письменной речи, так что общение с ними было крайне затруднено.
Читать бесплатно другие книги:
