Вавилонская башня Семенова Мария

Вор должен сидеть в тюрьме!

Андрон Кузьмич Собакин ждал «подкидыша», который должен был отвезти его на службу. Пританцовывая на морозе, он нетерпеливо прохаживался туда-сюда на безлюдном углу Московского и Бассейной. Пять шагов туда, пять – обратно. Ему было холодно, однако тот факт, что на его бывшей земле вместо какой-нибудь заблудившейся весны царила более-менее нормальная зима, внушал оптимизм. Собакин поглядывал на тихо падавший снег и чувствовал себя так, будто годовой ритм, не пожелавший сбиться из-за близости первоисточника дымки, был его личной заслугой.

Потом, как-то совершенно незаметно, его мыслями завладел дивный образ любимой подруги, ненаглядной Клавдии Киевны. На губах майора возникла мечтательная улыбка, а взгляд утратил цепкую сосредоточенность.

Пребывая мыслями во внеземном, Андрон Кузьмич сбился с ритма «пять—пять» и начал спускаться по отлогому асфальтовому пандусу в подземный переход.

Он вздрогнул и вернулся к реальности, только когда по стенам перехода заиграли блики цветных проблесковых маячков.

– Царица Небесная, – спохватился майор, сообразив, что «подкидыш» может и уехать, не заметив его. И в этот момент до него с жуткой одновременностью дошли сразу две вещи. Первая: там, где он топтался у перекрёстка, никакого подземного перехода не было и в ближайшем будущем даже не планировалось. И вторая: больно уж многоцветными были отблески маячков. Прямо радужными. То-то они сразу показались ему подозрительно знакомыми, только он это ощущение неправильно истолковал. Вовсе не маячки светили по сторонам, а те самые зловещие радуги, которые он каждую смену выслеживал на городских улицах. А стало быть, он вовсе не спускался по пандусу под Московский проспект. Он, чья нынешняя служба состояла в том, чтобы обнаруживать дыры и всемерно ограждать от их воздействия идущих и едущих питерцев, умудрился сам, своими ногами забрести аккурат в такую дыру!

Зачем-то прихлопнув ладонью на голове форменную ушанку, майор рванулся было назад, но оказалось, что понятий «вперёд» и «назад» больше не существовало. Равно как, впрочем, «верха» и «низа». Всюду было только одно. Радужный, бешено вращающийся туман.

Андрон Кузьмич почувствовал, как наваливается несусветный, сулящий безумие ужас. Нет, не то чтобы он осознанно испугался чего-то. Или кого-то, способного таиться за неоновой вывеской этой вселенской неопределённости. Майора Собакина, вооружённого и при исполнении, не так-то легко было испугать. Это действовала сама энергетика вневременного, внепространственного континуума, вовсе не предназначенного для пребывания существ из плоти и крови. Нечто подтачивало самые корни разума, разъедало его, как опасная кислота… Андрон Кузьмич ещё крепче прижал ушанку и уже собрался закричать смертным криком, понимая, что вот сейчас спятит, – но тут навстречу и мимо с невообразимой скоростью мелькнуло нечто большое, красное с белым. Мысли майора немедленно прояснились, а ещё через мгновение под ногами образовался твёрдый каменный пол.

Собакин оказался в небольшом, скудно освещенном помещении, габаритами напоминавшем актовый зал в ГорГАИ. Оказавшись по крайней мере в привычной системе координат, Андрон Кузьмич сейчас же проверился – табельный пистолет Макарова вместе с положенной к нему запасной обоймой находился на месте, в поясной кобуре справа. Майор сунул руку за пазуху… Удостоверение покоилось в форменной рубашке, и пуговка на нагрудном кармане, как и учили, была застёгнута. Облегченно вздохнув, он оторвал свой взгляд от заколки галстука и осмотрелся.

Даже в приглушённом свете явно импортных ламп, лихо стилизованных под древние факелы, было видно, что в зале присутствовали в немалом количестве материальные ценности. Большей частью – несомненные предметы неведомого Собакину, уж точно не православного культа. Заметив в самом центре статую ладной голой бабы, Собакин путём сложной ассоциации вновь вспомнил Клавдию Киевну и с чувством произнёс:

– Ёшкин кот…

А уж как пошло бы Клавочке кольцо, блестевшее на пальце у изваяния, – простой зеленоватый металл и два камушка, красный да голубой… Умели же древние делать!

Собакин вздохнул, чуть сдвинул ушанку со лба и продолжил осмотр помещения. Мозаичный пол, драгоценная утварь и статуи, явно помнившие века… Так вот куда вынесла его дыра – в Эрмитаж! Майор огляделся, и догадка блистательно подтвердилась. Поблизости от себя Андрон Кузьмич заметил смотрителя зала, бородатого пенсионера с веничком в руках, форменную музейную мышь. На голове у дедули красовалось нечто вроде самодельной будёновки. Странно, что в зале хозяйничала не ветхая старушенция с брошкой и в войлочных тапочках, как обычно бывает, ну да не суть важно.

– А где это весь народ, отец? – кашлянув, поинтересовался майор. – Санитарный день, что ли?

Старик не ответил. Он как-то странно смотрел на Андрона Кузьмича и пятился прочь. «Ну и хрычей у нас в Эрмитаже на довольствии держат. Ещё в Гражданскую контуженных», – мысленно раскритиковал музейное начальство майор… и в этот момент раздался грохот явно несанкционированного проникновения. В помещение ворвалось с десяток здоровенных граждан мужского пола, сплошь одетых в чёрные спортивные костюмы с капюшонами.

«Во дела! Уже на бюджетные объекты наезжают, сволочи!» – возмутился Собакин.

Между тем бандитствующих элементов нисколько не смутило присутствие сотрудника органов. Они на него попросту не обратили внимания. Окружив престарелого работника культурной сферы, они принялись доставать его, что-то крича на непонятном языке (видимо, по фене) и угрожающе размахивая длинноклинковым холодным оружием.

Тут уж Собакин обнажил ствол и, дослав патрон, снял пистолет с предохранителя.

– Стоять к стене, стрелять буду! – Он решительно выдвинулся из-за колонны и, фиксируя задержанных в секторе поражения, громко велел смотрителю: – Кнопку тревожную жми, отец!

Но тот, человек преклонных лет, его как будто не понял. То ли от старческого маразма, то ли из-за шокового состояния. Он пятился к центральной статуе, ни дать ни взять желая закрыть её собой. Зато обнаглевшие бандюки, по-прежнему невзирая на то, что перед ними находился сотрудник милиции в форме, кинулись со своими свиноколами наперерез. Создавалась, таким образом, реальная угроза для жизни.

Радуясь в душе, что живой свидетель у него имеется, капитан на всякий случай выпустил первую пулю мимо – с нагаром на остальных легче будет в прокуратуре разбираться – и, плавно выбрав свободный ход, не сорвав, тут же прострелил ближайшему нападающему бедро. Однако другие – укуренные, что ли? – не отреагировали. Делать нечего, оставшимися шестью патронами Собакин положил пятерых, после чего сноровисто заменил обойму, не забыв бережно упрятать в карман отстрелянную, уже совсем с близкого расстояния засадил пулю вооруженному преступнику прямо в плечевой сустав, лишив его таким образом конечности…

И вдруг заметил, что один из нападавших, отшвырнув старика, сдёрнул украшение с пальца каменной тётки.

– Стоять!!! – Майор выстрелил в него, пытаясь стреножить, но декоративные импортные светильники, и так-то не особенно яркие, совсем потонули в облаке пороховых газов. Пуля прошла мимо цели, и наглый похититель со всех ног рванул в проём подземного перехода.

– Ах ты, гад! – Собакин, не раздумывая, пустился в погоню. Вор должен сидеть в тюрьме! С ходу окунувшись в радужное сияние, Андрон Кузьмич на секунду потерял ориентировку в пространстве. А когда реальность вновь встала на место, он увидел припорошённый снежком асфальт мостовой, знакомые фонари и – буквально в пяти метрах от себя – распростёртого в кровавой луже расхитителя общенародной собственности…

«Дымка его боится…»

…Двери второго «Мерседеса» синхронно захлопали. Выскочившие из него трое резво пустились вдогонку за Вольтанутым.

– Не ломать, просто затопчите, – напутствовал их Семён Петрович по рации. Уж что говорить, их физическая форма не шла ни в какое сравнение с жалкими кондициями убогого, давно подточенными портвейном и прочими спиртосодержащими гадостями. Разрыв быстро сокращался. Хомяков успокоенно откинулся на тёплые кожаные подушки, сочтя инцидент исчерпанным.

И, как водится, поторопился.

Надо было ему с самого начала понять: случилось одно и второе – жди третьего. Бог, как известно, троицу любит!

Совершенно неожиданно – почему-то обойдясь без медленно густеющего тумана – ударила яркая радужная вспышка. И неподалеку от юродивого на проезжей части материализовался здоровенный мужик в драном и грязном, но не потерявшем царственности красном прикиде. Да не один, а с большущей белой собакой на руках!

Собственно, Семён Петрович не особенно удивился бы, возникни перед ним ревущий боевой слон или амазонский охотник, обвитый живой анакондой. За время промысла с Вольтанутым он насмотрелся уже всякого и именно поэтому сразу сообразил, что именно было неправильно с этим беловолосым предком Арнольда Шварценеггера.

Дыра по какой-то причине не поджарила ему мозги.

Проскочив единым духом Бог знает сколько столетий, парень вывалился в двадцать первый век не бессмысленным студнем, сохранившим лишь внешнее человекоподобие, а вполне прежним собой. То бишь не терпилой безответным, а очень даже дееспособной боевой единицей. Куда там гладиаторам, сдёрнутым с арены где-то на задворках древнеримской империи! Малый в красном моментально просёк ситуацию и, спустив наземь собаку, ринулся выручать Вольтанутого. Для начала он что-то сказал обидчикам юродивого самым повелительным тоном. А когда те не послушали, невероятно красиво и быстро приласкал ближайшего хребтом о мёрзлый асфальт. Это было что-то из области боевых искусств, может быть, из того солнечного источника, откуда все каратэ и кунг-фу потом разошлись. Белая сука практически одновременно положила второго. И тоже, как заметил Семён Петрович, калечить не стала, лишь обездвижила.

Вот в этом они с её хозяином очень крупно ошиблись…

– Быка валите, недоумки!!! – бешено закричал в рацию Семён Петрович, и, словно в ответ на его крик, произошло новое явление. Прямо у обезображенного капота «Мерседеса» выпрыгнул из радужной молнии ещё один мордоворот. В чёрной лепихе и с занесённым мечом. И первое, что он сделал по эту сторону дыры…

Ну конечно – с уханьем саданул клинком по лобовому стеклу-хамелеону.

Да знал ли он, скотина безмозглая, сколько стоило это стекло?

Покажите нам того, кто на месте Семёна Петровича сумел бы совладать с нервами. Мигом всколыхнулись молодецкие навыки, давно не знавшие применения, но оттого ни в коей мере не заржавевшие. Почтенный депутат разом выхватил из кобуры пистолет. Да не какую-нибудь миниатюрную дамскую пукалку, а мощный девятимиллиметровый ствол с автоматическим снятием с предохранителя. Быстро дослал патрон, выскочил из многострадального автомобиля – и лично «сходил на мокрое», то бишь длинной очередью снёс фехтовальщику половину башки. Рефлекторно сдёрнув с пальца клиента гайку с двумя сверкальцами, Степан Ильич выпрямился… и аж похолодел. В нескольких шагах от себя он вдруг узрел своего злейшего по нынешним временам врага. Нет, не саблезубого тигра, не взбешённого мамонта – какое там! Перед ним предстало нечто существенно худшее, а именно – офицер «красноголовых». С перекошенной от ярости физиономией и с дымящимся пистолетом в руке.

Бешено топоча сапожищами по асфальту, легавый с ходу кинулся к хомяковским подручным, волочившим Вольтанутого. И, когда те схватились за пушки, без всяких разговоров принялся шмалять.

– В тройке! – заорал Семён Петрович уже не в рацию, а просто так. – Замочите мента!!!

Лев Поликарпович собирался галантно доставить свою новую знакомую непосредственно в дебри Красноармейских улиц, где она проживала. Но пока он раскочегаривал успевшего остыть арахисового «Москвича», пока тот застревал на ледяных ухабах, пока, наконец, опасливо спускался с Пулковской высоты – сгустился зимний вечер, и Лев Поликарпович испросил у пассажирки разрешения ненадолго заглянуть на улицу Победы. Там, сказал он, должно быть, уже собрались его ученики, так он хоть ключ от квартиры им передаст.

Рита, естественно, не возражала.

По дороге они разговорились, профессор представился, и Рита, для которой название «Гипертех» было далеко не пустым звуком, как раз хотела спросить Льва Поликарповича, не был ли он случайно знаком с таким ужасно серьёзным дядечкой из институтской охраны по фамилии Скудин. Но в это время «Москвич» осторожно объехал припаркованные у поребрика автомобили и затормозил при въезде во двор, и фары осветили какую-то молодёжь, в самом деле стоявшую возле парадного, и…

К водительской дверце наклонился не кто иной, как Иван Степанович Скудин собственной персоной.

– Здравствуйте, Лев Поликарпович. Давайте я его отгоню. Если будет минутка, мне бы с вами посоветоваться…

Конечно, Кудеяр разглядел посторонние тени за стёклами автомобиля, а на «чердаке» – второй комплект лыж. Профессор был не один, на что, конечно, имел полное право. Но мог ли предположить полковник, что в следующую секунду из машины выпорхнет давно похороненная им «покойница» – и, недолго думая, повиснет у него на шее.

– Ванечка! Здравствуй!

В порыве чувств она даже чмокнула его в щёку. Скудин подхватил её, оторвав от земли.

– Ритка. Сестрёнка…

Она была вполне настоящая, тёплая и живая. А следом за Ритой наружу выбрался крупный, сурового вида кобель и пошёл знакомиться с хозяйкиными друзьями.

Друзей оказалось немало. Все гладили его, ласкали, почёсывали. Особенно Чейзу понравился один из них, рослый и темнокожий. Кобель пристально изучил доселе неведомый запах, а потом сел и протянул преподобному Брауну лапу.

И в это время непосредственно за углом соседнего дома, на перекрёстке Московского и Бассейной, послышались крики и звон металла, и почти сразу началась пальба. Да какая – очередями!

Скудин отреагировал без промедления.

– Глеб, Борька, вы здесь. Остальные – за мной!

Уже вылетая из-за угла на проспект, Кудеяр сообразил, что зря рефлекторно скомандовал «остальные». Кроме Гринберга, за ним последовала и старшина Ефросинья Дроновна Огонькова.

Как следует поучаствовать в сражении скудинской команде не довелось. Их, похоже, приняли за подкрепление, подоспевшее на выручку одинокому «красноголовому». Моторы трёх «Мерседесов» разом взревели, и мощные автомобили унеслись прочь, в положенные секунды набрав надлежащую по справочникам стокилометровую скорость.

На асфальте под оранжевыми фонарями осталось несколько распластанных тел… Пожалуй, меньше всех повезло уцелевшему бандиту, брошенному подельниками. Он истратил последний патрон, тщась попасть в гнавшуюся за ним белую суку, потом зачем-то бросился вслед «Мерседесам», уже исчезнувшим вдалеке…

И напоролся на Фросеньку.

Стройная девушка в камуфляже не произвела на спортивного детину впечатления серьёзной противницы. Однако хватка маленькой руки оказалась совершенно железной, а вроде бы несильный, но точно рассчитанный толчок возымел сокрушительные последствия. Бандит полетел кувырком, и встать по собственной воле ему уже не было суждено. Его кисть оказалась безжалостно подвёрнута внутрь, он взвыл дурным голосом, дёргаясь на обледенелом асфальте.

Вот такая картина отразилась в гаснувших зрачках Кратаранги, рядом с которым и произошла эта короткая схватка. Прекрасная девушка, осенённая боевым вдохновением, сквозь разлетевшиеся волосы сиял рыжий фонарь, заставляя их вспыхнуть огненным ореолом…

Подоспевший майор Собакин принялся вязать пленного по рукам и ногам. Неподалёку зашевелился юродивый, нацепил на голову сбитый в драке подшлемник, посмотрел на «красноголового», улыбнулся и одобрил:

– Моя милиция Дормидонтыча бережёт.

Андрону Кузьмичу, который уже прикидывал, как будет писать рапорт, захотелось с горя плюнуть. Ясное дело: показания психически невменяемого прокуратуру не впечатлят. Но тут в голове у него словно щёлкнуло, он чуть не выронил ремень, которым спутывал задержанного.

– Евтюхов!.. Василий Дормидонтович!.. Неужто ты?! Живой? Какими судьбами?..

Вернулась бегавшая куда-то белая сука и привела с собой Виринею. Когда подошли Скудин и Гринберг, молодая ведьма сидела на корточках рядом с раненым. Напряжённо закусив губы, она держала ладони над кровавыми пятнами на его груди, и было заметно, что пятна в размерах почему-то больше не увеличиваются. Белая сука тихо скулила, прижавшись носом к хозяйской щеке.

– Знакомые всё лица!

Гринберг похлопал убогого по плечу. Тот дотронулся до неподвижного тела и пустил слюну по подбородку:

– Дымка его боится, а Дормидонтыч – нет… – После чего спохватился: – Тьфу, зараза! Наверное, теперь не отвыкну.

И торопливо утёрся.

Ефросинья Дроновна уже говорила по мобильному телефону, вызывая «Скорую помощь».

Дорога на Дельфы

В период с… только на территории СНГ было зафиксировано… случаев исчезновения по необъяснимым причинам одушевленных и неодушевленных объектов, а также внезапное появление людей, животных и предметов, относящихся к прошедшим историческим эпохам.

…в районе российских территориальных вод неподалёку от города Сочи внезапно стало наблюдаться странное парусное судно, с которого, предположительно огнемётом, был уничтожен оказавшийся поблизости от него прогулочный морской катер. Прибывший вскоре по тревоге пограничный сторожевой корабль после предупредительного выстрела открыл стрельбу на поражение и вторым залпом неопознанное судно пустил ко дну. По косвенным оценкам специалистов, это была хеландия – византийское судно начала Х века нашей эры, обычно оснащавшееся установками для метания состава Каллиника – так называемого «греческого огня», зажигательного средства с высокой степенью адгезивности…

…в районе петербургского Центрального парка культуры и отдыха неожиданно появился ископаемый плотоядный ящер времён мезозоя. Оказавшийся поблизости милицейский наряд немедленно открыл огонь на поражение, однако короткоствольное оружие оказалось совершенно неэффективным, и только прибывшим по тревоге бойцам спецподразделения «Тверь» удалось уничтожить опасного хищника путём применения ручного противотанкового гранатомета РПГ-7. Имеются многочисленные человеческие жертвы…

…на улице Пушкина в Волгограде неизвестно откуда появился мужчина, экипированный в кольчатый панцирь и шлем с личиной, предположительно – печенежский воин конца Х века нашей эры. Будучи настроенным крайне агрессивно, он успел убить и тяжело ранить холодным оружием шестерых граждан, пока подоспевший милиционер не уничтожил его открытым на поражение огнём из пистолета Макарова…

Информация для сугубо служебного пользования.

– Дату основания Дельф знают только Боги…

Разломив ячменную лепешку с мёдом, Леонтиск протянул половину Корнецкой и не торопясь принялся жевать.

Струившийся среди обточенных камней прозрачный ручеёк весело и звонко журчал, лучи жаркого полуденного солнца едва пробивались сквозь кроны раскидистых длинноигольчатых сосен… Благодать! Жене волей-неволей вспоминалась её прежняя жизнь в мире технического прогресса. Суета, бездуховность, стяжательство и ещё раз суета. Какой бесконечно далёкой и ненужной казалась теперь эта жизнь! Как здорово было здесь!

Вот уже почти неделю она путешествовала с Леонтиском. Боготворивший Женю философ настоял на паломничестве в священный город. Он сказал, что ей было жизненно важно туда попасть. Но не затем, чтобы просто узнать своё будущее. Главное, по его словам, было постичь значение начертанного на её теле письменами высших сил.

Если верить сделанным им туманным намёкам, получалось, что смешные родинки оказывались важны чуть не для всего человечества.

– Неужели этот город настолько древний?

Корнецкая еле удержалась, чтобы не добавить: «…даже в твоё время». Она зачерпнула в ладошку воды из ручейка, и та неожиданно уколола ей нёбо мелкими пузырьками. На вкус вода оказалась почти как «Полюстровская» минералка плюс едва уловимое сладковатое послевкусие. И ещё запах. Очень тонкий и очень приятный. Казалось – если как следует принюхаться к этому аромату, непременно вспомнишь что-то очень хорошее. Наверное, Дельфы были уже недалеко. Жене вспомнилась где-то когда-то читанная статья о разломах в земной коре, о минеральных источниках, о выделении газов и о храмах, с незапамятной древности возводимых людьми в подобных местах…

Леонтиск ответил не сразу.

– Вот уже тысячу лет люди приходят туда узнавать будущее. – Философ в задумчивости отломил кусок овечьего сыра. – И немногим было отказано в этом Богами, хотя пифия удаляется в Адитон всего лишь девять раз в год, в строго определённые дни. Что же касается прозорливости оракула… Когда владыка Лидии царь Крез, замыслив битву с повелителем Персии Киром, решил узнать судьбу сражения, то для начала испытал способности множества провидцев. В одно и то же время его гонцы явились к ним и задали единственный вопрос: чем занимался их владыка в этот день? Все ответы оказались ложными. Кроме одного – того, что произнес Дельфийский оракул. «Мне ведомо число песчинок в пустыне и мера воды в море, – ответила жрица. – Я понимаю речи немого и слышу неслышимое. Ноздрей моих достигает запах черепахи, которая варится вместе с мясом ягнёнка в закрытом сосуде из бронзы». Когда Крез услышал это, он возликовал… Согласись, Евгения, трудно без наития свыше представить владыку обширного царства, занимающегося варкой похлёбки! – Улыбнувшись, Леонтиск протянул Корнецкой горсть миндаля. – Сила пророчеств традиционно связана с местом, на котором расположены Дельфы. Старинное предание говорит о том, что на одном из пастбищ пастух обратил внимание на странное блеяние овец. Подойдя, он встал среди животных – и сам вдруг заговорил не своим голосом, а потом обрёл дар прозорливца. Вскоре стали считать, что место это находится под покровительством могучих сил, которые исходили из самых недр земли. Древние связали его с Богиней Геей и назвали Её пупом. Кстати, священное изображение этого пупа – мраморный шар – хранится в Дельфийском храме. Правда, теперь там властвует лучезарный Аполлон, но прорицают всё равно женщины…

Леонтиск ненадолго замолчал, зачерпнул прозрачной воды из ручья, и Женя внезапно почувствовала, что голос его сделался печальным.

– Вопрос, начертанный на пергаменте, забирает жрец храма и передаёт его пифии. Девственница, прошедшая особое очищение, удаляется в святилище, именуемое Адитоном, и там, сидя на золочёном треножнике, вслушивается в дыхание священного пара, исходящего из-под земли. Прорицание обычно даётся в гекзаметрической форме и требует вдумчивого истолкования. Тому же лидийскому владыке было предсказано, что он погубит великое царство. Он недостаточно вник в эти слова, предпочтя услышать то, что ему хотелось. Он решил, что имелось в виду царство Кира, а на самом деле речь шла о его собственном. Мы думаем, так заповедано ради того, чтобы ум смертных усердно трудился, а не коснел в ожидании готовых ответов…

– А ведь признайся, Леонтиск, ты уже бывал там, – догадалась Женя. – И, верно, тебе открылось что-то из будущего. Не поведаешь?

Она улыбнулась, ожидая интересного рассказа, но философ, не отвечая, вдруг вскинул голову и посмотрел на неё, и глаза у него стали, как у артиста Ливанова из сериала про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, когда они отправились к Рейхенбахскому водопаду, и Ватсона отозвали обратно в гостиницу фальшивой запиской, и Холмс смотрел ему в спину, прекрасно всё понимая и молча прощаясь навеки… Женя считала сериал режиссёра Масленникова со всех сторон замечательным, но этот эпизод, по её мнению, стоил всего остального фильма.

Впрочем, продолжалось это секунду. Леонтиск отвёл взгляд, вздохнул и стал собираться.

– Нам пора, «хорошо рождённая».

Не торопясь миновали они лавровую рощицу, в которой стояла терпкая, пряная духота. Прошли через заросли черноствольных земляничных деревьев. Вступили в чащу кустарникового горного дуба…

Леонтиск вдруг остановился и прошептал, отодвигая спутницу себе за спину:

– Впереди кто-то есть!

И тут же из зарослей впереди выскочили трое мужчин.

– Андроподисты, – выдохнул Леонтиск.

Женя уже знала, кого так называли. Подлых разбойников, которые набрасывались на свои жертвы исподтишка, как правило из засады, но не довольствовались отнятием кошелька и ценных вещей. Их целью и добычей становился в первую очередь сам человек. Андроподисты захватывали свободных людей и продавали их в рабство. И тем зарабатывали себе на жизнь.

В общем, далеко не робингуды. И не предшественники Спартака.

Самый рослый из нападавших, бородатый, широкоплечий македонец, без всяких предисловий рассёк воздух короткой медной дубинкой. Дубинка аж свистнула – разбойник намеревался с ходу оглушить Леонтиска, однако не вышло. Философ удивительно ловко пригнулся и, с силой пнув врага ногой в рёбра, тут же мощнейшим ударом кулака приласкал в челюсть второго. Упав, тот выронил из рук похожий на загнутую лопату бронзовый топор с рукоятью из оливкового дерева.

Третий негодяй, мощный, крепкогрудый спартанец, быстро вытянул из-за пояса меч. Короткий клинок был железным и по форме напоминал ирисовый лист. С боевым криком «Эниалос!» спартанец ринулся на противника. Леонтиск был опытным бойцом, знакомым не только с благородным искусством греческого кулачного боя, но и с убийственной мощью панкратиона. Он понял, что дело приняло серьёзный оборот, и в его руках мгновенно возник длинный кинжал из чёрной микенской бронзы, твёрдой, как хорошая сталь.

Клинки заскрежетали один о другой… Быстро обойдя вооружённую руку врага, философ полоснул спартанца по рёбрам. Но тот, похоже, носил под хитоном нагрудник из ткани, пропитанной особым составом, от которого материя становится подобной броне. Нагрудник удержал секущий удар, и почти не пострадавший разбойник ответным выпадом проколол сопернику левое плечо.

Яростно вскричав, Леонтиск пошатнулся… В это время обладатель медной дубинки пришёл в себя и, вскочив, занёс своё оружие над головой для новой атаки. Но удара так и не последовало. Глаза македонца внезапно остановились, а ещё секунду спустя по лицу хлынула кровь, смешанная с мозговым веществом. Так и не издав ни единого звука, разбойник мешком рухнул в траву.

Это Женя Корнецкая подобрала с земли тяжёлый бронзовый топор. И с хладнокровием, немало удивившим её самоё, проломила нападавшему череп. После чего, кстати, не подумала с отвращением отбрасывать смертоносную «лопату» и в истерике визжать: ах, ах, караул-кошмар, я убила! Напротив, она вполне квалифицированно перехватила топор и оглядывалась по сторонам. «Да, убила. И ещё убью, если кто сунется. Желающие есть?»

Между тем рана, нанесённая Леонтиску спартанцем, оказалась гораздо серьёзней, чем показалось вначале. Из крупного сосуда возле ключицы толчками вылетала алая кровь. Философ продолжал сражаться с прежней отвагой, но силы уходили, движения утратили быстроту. Новый удар в грудь заставил его выронить кинжал.

Спартанец торжествующе рассмеялся, наслаждаясь бессилием жертвы, и это была его большая ошибка. Не привык душегуб до конца сохранять боевое сосредоточение, не приобрёл глаз на затылке, а зря… Неуклюжий с виду топор в Жениных руках взвился по восходящей дуге, следуя за стремительным разворотом всего тела, – и со страшной силой ударил андроподиста чуть пониже того самого затылка, оборвав смех.

Третий разбойник всё ещё валялся в глубоком нокауте. Тем не менее он был жив, а значит, мог вскоре очнуться и стать снова опасным. Женя подобрала кинжал философа, склонилась над оглушённым и с прежним хладнокровием погрузила чёрный клинок ему в горло.

Больше в зарослях никакого движения не было заметно.

Леонтиск покидал этот мир с трудом. Каждая клеточка могучего тела до последнего боролась за жизнь. Женя склонилась над ним, провела рукой по волосам, заглянула в широко распахнутые глаза уходившего… В них не было ни отчаяния, ни страха, ни даже досады. Лишь спокойное, без тени тревоги, ожидание земного конца – и того, что должно было открыться за ним.

Так вот о чём он когда-то спрашивал оракула, вот о чём не пожелал ей рассказать. Леонтиск знал день своей смерти. И давно был готов к нему.

– Дорога на Дельфы… На развилке… свернёшь влево. Прощай, богоподобная…

Тело философа затрепетало, вытянулось и застыло, а кровь, пузырившаяся на губах, начала успокаиваться. В самый последний момент эти губы осенила улыбка. Леонтиск ушёл в вечность, как и подобало истинному эллину, – собранным и спокойным.

Женино сердце наполнилось пониманием жизни, а сознание стало пронзительно ясным и всеохватывающим. Она взялась за скользкую рукоять топора и принялась рыть под невысоким миртовым деревом могилу для Леонтиска. Земля была сплошной камень. Женя без устали расшатывала тяжёлые глыбы, выворачивала их из вековых гнёзд, отваливала в сторонку…

Потом молча предала земле окончившего свой путь философа.

Когда могильный холмик приобрёл завершённый вид, она согнала бесчисленные полчища мух с тел убитых ею андроподистов и без всякой брезгливости принялась обыскивать трупы. Дойти нужно было обязательно.

Органы знают всё…

РАПОРТ

Докладываю, что… декабря, примерно в 17.00, вследствие происшедшего не по моей вине катаклизма я съехал во временной туннель, по которому меня занесло в хранилище материальных ценностей музейного типа. В нем на моих глазах было совершено разбойное нападение на присутствовавшего там гражданина с бородой преклонных лет, одетого в белое (установочные данные отсутствуют), по-видимому, материально ответственного лица, и, усмотрев в действиях нападавших элемент бандитизма, а также то, что они создавали реальную угрозу для жизни окружающих (то есть меня и деда), я, крикнув, что буду стрелять, дал предупредительный выстрел и открыл огонь по нижним конечностям, но, видимо, сказался временной переход, и все пули ложились нападавшим в пространство между верхними. Уложив их пять штук, я вдруг заметил, как один из бандитов сдёрнул ювелирную материальную ценность с женской статуи обнажённого вида и устремился во временной проход, и я, крикнув, чтобы он стоял, бросился за ним. Когда мы оба прибыли на поверхность, то я увидел его уже в застреленном качестве, на асфальте, а также заметил, что неподалёку два антисоциальных элемента совершали противоправные действия над близко знакомым мне сантехником Евтюховым В. Д. На моё появление и сделанное в их адрес замечание они отреагировали болезненно, поэтому пришлось открыть стрельбу по нижним конечностям, в результате чего и случилась указанная неприятность.

Начальник дорожно-патрульного участка майор милиции Собакин.

РАПОРТ

Докладываю, что… декабря в 20.53 часов по поступившей в районную дежурную часть телефонной заявке возглавляемый мною боевой расчёт прибыл по адресу: Московский проспект, угол дома номер 190.

В районе угла на проезжей части находились четыре мужских тела со следами огнестрельных ранений. Двое из лежавших были живы, рядом присутствовали полковник сил специального назначения Скудин И. С., майор милиции Собакин А. К. (служебное удостоверение ЛГ №…, рапорт его прилагается) и старшина сил специального назначения Огонькова Е. Д., а также психически неполноценный калека, который впоследствии оказался вполне полноценным сантехником Евтюховым В. Д.

Следуя приказу № 017, а также устным директивам руководства главка, задержанный старшиной Огоньковой Е. Д. бандит был направлен в спецгоспиталь ГУВД, но по дороге скончался в результате остановки сердца, а дважды раненный в район груди перемещённый во времени направлен в травматологическое отделение дежурной по городу больницы. Убитый майором Собакиным А. К. бандит направлен в медбюро № 8, а погибший из временного туннеля – в спецоблморг.

Командир четырнадцатого боевого расчёта старший лейтенант Хорьков.

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ

Тело застреленного… декабря в результате огневого контакта у дома 190 по Московскому проспекту идентифицируется как принадлежащее находящемуся во всесоюзном розыске гражданину Баркашову Олегу Семёновичу, 1976 года рождения, он же Цыпа, Байкал, Динамит.

Умерший по пути в спецгоспиталь ГУВД от полученных в результате рукопашной схватки повреждений идентифицирован и опознан как Волобуев Христофор Пантелеевич, 1980 года рождения, дважды судим за разбой, он же Ряба, Снайпер и Трактор.

Оба идентифицированных являлись активными членами так называемой комсомольско-амурской ОПГ, возглавляет которую бывший номенклатурный работник, ныне депутат Законодательного собрания Семён Петрович Хомяков, он же Хомяк, он же Папа.

По непроверенным косвенным данным, указанное преступное сообщество обладает значительными материальными ресурсами, имеет контрразведку и аналитическое подразделение, а также тесные связи в коррумпированных структурах власти, МВД и ФСБ.

Предпринятая два года тому назад попытка ликвидировать ОПГ силами РУБОПа ни к чему не привела, все задержанные были отпущены через семьдесят два часа.

Подготовил Христофоров.

Ну вот я и здесь!

Священные Дельфы предстали перед глазами Корнецкой только к вечеру следующего дня. Цель своего путешествия она увидела издалека. Сам город уже спрятался в густой тени гор, но белоколонный храм Аполлона ярко рдел в лучах предзакатного солнца и казался устремлённым в небо. Поневоле вспоминалась та версия древней легенды, согласно которой юный светозарный Бог именно здесь вступил в единоборство с чудовищем Пифоном, убил его и на могиле порождения Аида основал святилище, чтобы прорицать волю своего отца Зевса.

Сперва Жене показалось, что храм был совсем близко, но, как водится, до него оставалось ещё топать и топать. Пока она одолевала последние подъёмы и спуски, крылатые кони солнечной колесницы покинули свою заоблачную дорогу, спустившись за горизонт. К тому времени, когда усталая и босая Корнецкая поднялась по широкой мраморной лестнице, круглая как килик луна уже заливала всё вокруг бледным разбавленным молоком, и остывшие колонны излучали холодное серебро.

Была когда-то дивная по остроумию карикатура. Сидят два астронавта на краю лунного кратера, вид у обоих унылый. И один говорит другому: «Ну вот мы и здесь. НУ И ЧТО?..»

– Ну вот я и здесь, – вслух, хотя и негромко, повторила Женя по-русски. – Ну и что?..

Ворота святилища были уже закрыты. Женя медленно двинулась в обход и скоро заметила на западной стороне бронзовый лист, висевший на короткой цепи. Глубоко вздохнув, она трижды ударила в него кинжалом Леонтиска. Терять ей было особо нечего, и, наверное, поэтому в голову лезли всякие рожки и ножки насчёт обычаев древних – начиная от убежища, которое в греческих храмах предоставляли спасавшимся от погони, и кончая новгородским вечевым колоколом, в который мог ударить любой взыскующий справедливости. В конце-то концов, зачем они повесили тут этот гонг, как не затем, чтобы люди при необходимости пользовались? И что уж такого с ней сделают, если она придётся ну в хлам не ко двору и не ко времени? Ну, выгонят. Не убьют же, действительно.

Звон ещё витал в ночном воздухе, когда с той стороны послышались шаги.

«Если есть в этих стенах хоть какая-то святость…»

Вот приоткрылась незаметная дверь, и низкий мужской голос спросил:

– Кто ты, о женщина, и зачем ты тревожишь Богов в час, когда всё земное объято крылами Морфея?

– Путь, проделанный мною, был тернист и опасен… – Женя поднесла руку к лицу, закрываясь от бившего прямо в глаза света факела.

– Но влекла мою душу не жажда наживы, не стремление упиться богатством и славой, но, лишь следуя воле Судьбы и внимая Богов намеренью, хочу я склонить смиренно колени пред входом в обитель пророка…

Сейчас же дверь широко распахнулась. Появился бородатый мужчина огромного роста, одетый в снежно-белый хитон. Более не задавая вопросов, он повёл Женю длинным сумрачным коридором. Пока Женя прикидывала, не длинноват ли был этот коридор для внешних габаритов храма, они вышли в небольшой, ярко освещённый круглый зал. Факелы по стенам горели бездымным ароматическим пламенем – ай да древние греки!

В самом центре зала на чёрном каменном полу белым мрамором был выложен круг – символ бесконечности повторений колеса судьбы. В этом кругу стояла молодая, удивительно красивая черноволосая женщина в ярко-красной накидке. Жене сразу бросилось в глаза, до какой степени отличалась её красота от чувственной прелести той же Анагоры или Леэны. То есть она, несомненно, была хороша, но достоинство духовности, помноженной на высокое знание, делало её просто прекрасной. Жестом велев Корнецкой приблизиться, женщина приказала:

– Сними всё с себя. Не бойся.

Её гибкие, сильные пальцы уверенно коснулись завязок хитона на Жениных плечах. Вот на обнажённое тело упал свет факелов, и черноволосая, внимательно вглядевшись, воскликнула:

– Свершилось! Предначертанное свершилось!

Не давая Корнецкой одеться, она взяла её за руку и повела за собой. Скоро, миновав ярко освещенное пространство зала, они уже спускались по узкой каменной лестнице в необъятные глубины храмовых подземелий. Жене было не привыкать ходить босиком, так что гранитные плиты совсем не казались ей уж такими холодными. А вот от полного непонимания происходившего её то и дело прохватывала мелкая дрожь.

– Не бойся ничего, – чувствуя Женино состояние, ещё раз коротко проговорила спутница. И вывела её в небольшой сумрачный зал, перегороженный плотной тканью надвое. – Богоречивый, предначертанное свершилось…

Черноволосая склонилась в низком поклоне. В ответ из-за занавеси послышался сиплый, задыхающийся мужской голос:

– Тиорида, дитя моё, освети же её…

И Корнецкая почувствовала, как кто-то невидимый пристально осматривает её тело, освещённое пламенем факела.

– О Боги, чёрный день, и вправду свершилось… – Жене показалось, что голос за перегородкой сделался скорбным, но уже в следующее мгновение она от изумления даже вздрогнула, услышав негромкое: – Подойди ближе, «хорошо рождённая». Дай мне руку.

От неожиданности ноги натурально перестали повиноваться. С трудом сделав шаг, Женя приблизилась к занавеске вплотную… Одно время чуть не на каждой станции питерского метрополитена красовались якобы каменные «древнегреческие» рельефы в виде мрачноватой физиономии со вздыбленными волосами и разинутым ртом. В этот рот надо было засунуть руку, после чего опустивший монетку клиент получал бумажку с «пророчеством». Друзья много раз подначивали Женю испытать таким манером судьбу, но она неизменно отказывалась. И вовсе не из суеверных соображений. Прорицания автоматического оракула для неё были такой же фигнёй, как и туманные посулы цыганок. Ей просто казалось, что дурацкая машина должна была обязательно обжечь её или уколоть. Или вовсе сломаться и намертво защемить её руку…

Вот и сейчас, просунув ладонь в узкую щель, Женя еле сдержала бешеное желание сразу же отдернуть её. И, в общем, не зря. Её плоти коснулись человеческие пальцы, покрытые чем-то, напоминавшим старую, пересохшую клеёнку. Корнецкая мгновенно вспотела, её заколотил озноб.

Зато голос за занавесью вдруг стал красивым и сильным.

На мгновение повисла тишина, затем голос, снова ставший отталкивающе-скрипучим, с трудом выговорил:

– Иди же в свой круг Хроноса, Евгения. Тиорида позаботится об этом…

И Корнецкая услышала, как что-то подобное огромной змее, шурша чешуёй, медленно поползло за занавесью в потаённую глубину храма…

Вот тут её заколотило по-настоящему. Какие, к бесу, подземные пары из разлома, якобы содержавшие наркотические газы для одурманивания неграмотных пифий! Черноволосая окутала её плечи широким, благословенно тёплым химатионом и повела Женю в боковой проход. Там ярко горели двухпламенные лампионы, а в воздухе разливалось благоухание ароматных смол. Там снова был нормальный, живой, ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ мир, и Женя готова была целовать каждый его камень. Вот так и оценишь, только побывав у подобной завесы…

– Это придаст тебе сил. – Тиорида подала Корнецкой чашку тёплого козьего молока, смешанного с мёдом, напитка, которым, согласно легенде, вспоила Зевса в критской пещере божественная коза Амальтея. Подождав, пока Женя выпьет, жрица начала объяснять: – Знай же, есть четыре формы Хроноса. Первая – это непредсказуемое, изменчивое его течение в эпоху Хаоса. Её сменяет свободное, резко перескакивающее, расчленённое время Урана. Следом наступает жёсткая предопределённость царства Кроноса. И наконец время становится законом под властью громовержца Зевса…

Заметив, что Корнецкой захотелось добавки, рассказчица чуть заметно улыбнулась, налила из гидрии ещё и внимательно посмотрела Жене в глаза.

– Все формы Хроноса живут в человеке, и не потому ли душа его может заглядывать в будущее, не забывая о прошлом и пребывая притом в настоящем, а осознание не ведает границ и не подвластно пространству и времени… А теперь, Евгения, слушай внимательно, здесь тайна. – Тиорида скинула красное покрывало, и на её голове засверкала диадема верховной жрицы-пифии. – Есть на Гее места, где Хронос и Топос едины, век там неотличим от мгновения, а люди подобны Богам. Осознай суть легенды. Вот здесь, – черноволосая показала рукой себе под ноги, – Аполлон лучезарный уничтожил змея Пифона, разорвав временное кольцо. Тем самым он наделил понимающих властью над вечностью… Пойдем же.

Она поманила Женю рукой, и, миновав небольшой, узкий коридор, они оказались перед запертой бронзовой дверью.

Сняв со стены лампион, Тиорида отворила дверь. И, высоко подняв руку, осветила небольшую комнату, сплошь заваленную различной одеждой. Корнецкая пригляделась и ахнула. Среди прочего добра валялись… малопоношенные джинсы фирмы «Rifle».

– Да, «хорошо рождённая», ты не ошиблась, – с улыбкой проговорила пифия. Оказывается, она внимательно наблюдала за Женей. – Мы знаем будущее, но вмешаться в него мы не в силах. Это удел в нём живущих…

И добавила очень серьёзно:

– Торопись.

Корнецкая уже успела почувствовать себя в пресловутом сэконд-хенде «У Раскладушкина». Причём перед самым закрытием, когда продавцы уже складывают товар в большие полиэтиленовые мешки и пересчитывают выручку. Не мешкая, не брезгуя и особо не привередничая, она натянула на себя чьи-то брюки и свитер с чужого плеча, обулась в безразмерные боты «привет с кладбища»… И, памятуя, что на её исторической родине в момент отбытия приближалась зима, накинула на плечи толстую шубу из искусственного меха.

Внимательно посмотрев на неё, Тиорида сняла с Жениной шеи ожерелье из огненно-красного граната, подарок Леонтиска. Женя почувствовала себя окончательно осиротевшей и хотела что-то сказать, но пифия коротко пояснила:

– В вашем времени его нет.

Отворила толстую каменную дверь в глубине комнаты и жестом пригласила «хорошо рождённую» следовать за собой.

Спуск по узкой мраморной лестнице был долог. Женю даже успел заново пробрать страх, уж не спускаются ли они опять в сумеречное царство человека-змеи?.. Но потом лестница не то чтобы кончилась – дальше её ступени уходили, как в воду, в густую пелену белого искрившегося тумана. Здесь пифия остановилась и снова заглянула Корнецкой в глаза.

– Евгения, дальше иди не торопясь и представляй мысленно своё время – людей, книги, улицы… И не бойся ничего.

Она улыбнулась одними губами:

– Гелиайне – прощай…

Женя вдруг отчётливо поняла, насколько старше и мудрее её была Тиорида.

– Гелиайне… – еле слышно прошептала она. – Спасибо за всё…

Собралась с духом, шагнула вперёд – и начала медленно погружаться в осязаемо плотную туманную купель.

Надо было сосредоточиться, как велела ей жрица, но какое там! В голову, как студенту на экзамене по плохо выученному предмету, упорно лезла всевозможная чепуха. Вспомнился дурацкий сон – небоскрёбы и готический старик в инвалидной коляске, завертелись отрывки из каких-то фильмов, чуть ли не про Хищника и Чужого. Женя едва не шарахнулась назад, понимая, что этак недолго и «промахнуться», зевнуть свой единственный шанс и вылететь вообще неизвестно куда…

Туманная пелена внезапно рассеялась. Корнецкая очутилась в узкой, вытянутой пещере. Там царила кромешная темень, но это была вполне нормальная, «посюсторонняя» темень, а впереди брезжил свет. Он озарял на стенах большущие кристаллы гипса – жёлтые и коричневые. Женя невольно оглянулась… Пещера как пещера, никаких волшебных туманов.

Корнецкая вздохнула (она сама не взялась бы сказать, с облегчением или с тоской), и изо рта вылетело плотное облако пара. В пещере стоял самый натуральный мороз. Женя двинулась вперёд и вскоре выглянула в узкую расщелину.

Природа была как в кино! Величественные кедры, верхушки которых уже убелила сединой ранняя зима, мохнатые сосны, замершие в торжественной неподвижности… И синее, невероятно глубокое небо, настежь распахнутое навстречу стратосферному холоду.

«И почему не догадалась, дура, прихватить шапку?..» Ещё, наверное, нелишне было бы припасти в дорогу харчей, ведь зимний поход неизвестно куда по тайге, где растут кедры, – наверняка дело нешуточное. Ну так зря ли говорят: знал бы прикуп, жил бы в Сочи… Спасибо и на том, что зима не успела завалить лес снегом метра на полтора, да и плевок пока ещё не замерзал на лету, – с чего, как говорят, по мнению жителей таких мест, только начинаются серьёзные холода… Тем не менее стоять на месте было ни в коем случае нельзя, ноги в затрёпанных ботах и так уже мёрзли. Подняв воротник шубейки до самых ушей, Женя двинулась чуть заметной тропинкой вдоль каменистой гряды. И вскоре поняла, что зэковская баллада припомнилась ей не случайно.

С противоположного конца широкой просеки явственно доносился рёв бензопил, вгрызавшихся в древесину. Изредка раздавался предупреждающий крик, и тогда на землю, задевая соседей прощальными взмахами веток, валился очередной красавец-кедр: лёгкие планеты лишались ещё одной альвеолы. Шаг, другой – и Корнецкая почувствовала на себе тяжёлый взгляд обладателя чёрного нумерованного бушлата.

«Во даёт жизнь, откуда здесь пушнина?» – отчётливо прозвучала в Жениной голове мысль заключённого. Что касается пушнины, Корнецкая сперва истолковала было это слово применительно к своей искусственной шубе, но скоро поняла, до какой степени заблуждалась. Зэк преисполнился несбыточного вожделения:

«Ща сейф лохматый с Колюхой по тихой возьмём…»

Женя помахала зэку рукой. Она его ничуть не боялась.

И тут раздалось грозное:

– Стой, стрелять буду!

На Евгению Александровну изумлённо уставились два молодца с рожами такими же красными, как и погоны на их обтянутых шинелями плечах.

Причины и следствия

… за период с… по… на территории России наблюдалось четыре случая потери связи с находившимися в зонах боевого дежурства самолетами авиации дальнего действия с ядерным оружием на борту, после чего по совершенно непонятным причинам они входили в пике и врезались в поверхность земли…

07 ноября в 19.40 на Н-ском ракетном комплексе самопроизвольно начался отсчёт у находившейся в шахте стратегической ракеты. Все попытки остановить процесс ни к чему не привели, ликвидатор не сработал, и только благодаря решительным действиям истребителей-перехватчиков ракету удалось уничтожить на восходящем участке траектории…

20 ноября в 13.56 на М-ском химическом комбинате, специализирующемся на производстве «красного пороха», из которого изготовляются инициирующие взрыватели для ядерных боеголовок, по непонятным причинам произошёл сбой в центральном компьютере, контролирующем технологический процесс синтеза. В результате сбоя произошёл взрыв мелкодисперсной среды в реакционной камере, от которого сдетонировал весь запас «красного пороха», находившегося на складе готовой продукции. Имеются многочисленные человеческие жертвы. На месте комбината образовалась воронка диаметром 405 м, ущерб исчисляется сотнями миллионов долларов…

25 ноября в 06.34 была потеряна связь с находившимся в зоне боевого патрулирования атомным подводным ракетоносцем типа «Родина». Посланное в квадрат 17–48 поисково-спасательное судно в результате торпедной атаки было пущено ко дну, а подводная лодка по совершенно непонятным причинам на полном ходу врезалась в расположенный неподалёку подводный хребет и затонула на недоступной для подъёма глубине…

29 ноября в 07.59 на Т-ской АЭС реактор второго блока без видимых причин начал входить в неуправляемый закритический режим, и только благодаря мужеству обслуживающего персонала, а также прибывших вскоре сотрудников подразделения «Ижица» удалось локализовать процесс. Погибли 5 человек, запредельную дозу облучения получили 7 человек, радиоактивного заражения земли, воды и воздуха удалось избежать…

Сугубо закрытая информация.

Платная или бесплатная у нас медицина? Как недавно выяснили все телезрители – никто этого не знает. И даже российский министр здравоохранения – тоже не знает. Вот это и называется – дожили.

Сергей Васильевич Канавкин не торопясь размял вилкой замоченный в уксусе тоненький ломтик чушкиного бушлата. Покрутил носом… Нет, сало было отменное. Как и нос. Курносый, как раз из тех, которые кто-то придумал считать «истинно русскими». Наверное, эту глупость выродил тот же лох, который сказал, будто шмаровые, сиречь приверженные анаше, не бухают. Ещё как бухают! Канавкин единым духом принял на грудь налитое в стакаш на три пальца «шило» – чистый спирт, с утра выданный стервой старшей медсестрой для дезинфекции. Задержал дыхание… И, крякнув, смачно принялся «визжало» жевать.

Тот, кто считает, будто именно так пьют русские, да к тому же восхищается этим, просто не видал, как пьют, к примеру, словаки…

Если уж на то пошло, в физиономии Сергея Васильевича можно было усмотреть некое ускользающее сходство с Есениным. Таким гуляка-поэт, его тёзка, мог бы стать годам к сорока, если бы из него поэта убрать, а гуляку оставить. Плотная шапочка вьющихся жёлтых волос и голубые глазки на широком мясистом лице, не привыкшем одухотворяться какой-либо мыслью, о божественном вдохновении мы уже вовсе молчим.

Если говорить строго, начальный период жизни Сергея Васильевича выдался не слишком тяжёлым. Родился он в семье медиков. Решил, естественно, идти по родительским стопам, но тут же споткнулся. Вылетел со второго курса Первомеда. Однако наследственность не подвела: не сподобившись сограждан лечить, молодой Канавкин принялся… нет, не калечить. Он устроился на службу в городской морг, обмывать тех, кто попадал в руки к его бывшим сокурсникам. Там Сергей Васильевич трудился, правда, недолго. Довелось вылететь и из морга, хотя кое-кто считает, будто оттуда вылетать уже некуда. Выгнали Канавкина, конечно, не за двойки – за аморальное отношение к трупам. Нет, нет, совсем не за то, о чём вы сразу подумали!.. Всего лишь за… Ладно, обойдёмся без подробностей. В этой истории для нас с вами главное то, что, отогнав от умерших, Сергея Васильевича приставили – держитесь крепче! – к живым.

…Как тут не вспомнить историю, случившуюся с одним из авторов в восемьдесят пятом году, во время туристской поездки «По морям и землям Дальнего Востока». Корабль был уютный и вполне мореходный, но старенький и скрипучий. На встрече с экипажем нам рассказали, что лет «дцать» он транспортировал японские делегации. А теперь, в Бог знает каком возрасте, ему доверена более почётная роль – возить советских туристов! Бедная старая галоша чуть не рассыпалась от хохота, потрясшего кают-компанию…

…Итак, Сергей Васильевич, а в ту пору просто Серёга, угодил на «Скорую помощь». Коллектив, помнится, подобрался дружный. Доктор был молодой, интеллигентного вида. Болящие старушки любили его, называли сыночком, норовили сунуть в карман халата бумажный (и весьма полновесный по тем временам!) рублик. Знать бы им, что преемник Гиппократа был измучен нищенской зарплатой и тараканами в общежитии, где его поджидала супруга с тремя наследниками. Чтобы как-то преодолеть безнадюгу и иметь возможность хоть временами жить по-людски, он систематически утолял страдания больных вместо лекарства дистиллированной водичкой – врач как-никак, всё же не из-под крана шприц наполнял, – а сбережённую наркоту толкал налево. На столь же систематический промысел своих подчинённых, при каждом удобном случае облегчавших карманы пациентов, доктор внимания не обращал…

Наконец эскулапа взяли с поличным и посадили, экипаж расформировали, и Сергей Васильевич отправился трудиться в стационар. В бывшую больницу имени Куйбышева. Бывшую, поскольку к тому времени её передали под символический патронаж одного из православных святых. Святой имел к практической медицине примерно такое же отношение, как и упомянутый большевик, но кого это волнует?

Зря ли говорят, что театр начинается с вешалки… На самом переднем краю «театра теней» нашего то ли бесплатного, то ли всё же платного лечения, на пороге реанимации грудью встречал занемогших санитар Сергей Васильевич Канавкин.

Только давайте, читатель, без обобщений! Мы весьма далеки от желания возвести поклёп на «Скорую помощь» или наговорить гадостей про бывшую Куйбышевскую больницу. Просто – из песни слова не выкинешь!