Северное сияние Робертс Нора
— Никаких повреждений, свидетельствующих о борьбе. Вокруг раны — следы пороха. Мы можем быть уверены, что он был правша?
— Можем. Я проверил.
Так. Мешки на руки надел. Для более детального исследования. Сфотографировал тело, место преступления, даже входную дверь со всех сторон сфотографировал. Свидетельские показания сняты по горячим следам и запротоколированы. Здание заперто и опечатано полицейской пломбой.
Бэрк четко сработал на месте, подумал Кобен. И избавил его от изрядной доли работы.
— Давайте-ка осмотрим его как следует, может, что приметим? В карманах смотрели?
— Бумажник, початая пачка «Тамса», мелочь, спички, блокнот, карандаш. В бумажнике — права, кредитки, тридцатка наличными, семейные фотографии. В кармане куртки — мобильник, опять спички и пара шерстяных перчаток.
Нейт продолжил:
— Я обыскал пикап, припаркованный возле редакции. Документы на машину — на владельца и жену. Карты, инструкция к машине, открытая коробка патронов к «браунингу», пачка мятных пастилок, несколько карандашей и ручек, еще один блокнот. Все это — в бардачке. В блокнотах куча рукописных заметок. Какие-то памятки, идеи статей в газету, наблюдения, номера телефонов. В багажнике — аптечка и инструменты. Машина была не заперта, ключи — в зажигании.
— Ключи в зажигании?
— Да. Знакомые показывают, он имел привычку ключи не вынимать, да и машину запереть вечно забывал. Все изъятые вещдоки расфасованы, подписаны и внесены в опись. Они у меня в участке под замком.
— Мы их заберем. И его, конечно. Пусть медэксперт даст свое заключение. Но очень похоже на самоубийство. Мне еще с женой его надо поговорить, с обоими свидетелями и кем-то, кто может быть в курсе его отношений с Патриком Гэллоуэем.
— Он не оставил жене записки.
— Не понял?
— Ничего личного. Да и в компьютере только самые общие слова.
— Послушайте, Бэрк. Мы с вами прекрасно знаем, что предсмертные записки редко бывают похожи на то, как их изображают в кино. Слово, конечно, за медэкспертами, но из того, что я видел, я делаю вывод о самоубийстве. Из записки следует, что он связан с делом Гэллоуэя. Мы отработаем эту версию, посмотрим, что удастся найти в подтверждение. Я не собираюсь ограничиваться одной версией, но и закрыть два дела сразу тоже, согласитесь, заманчиво.
— Для меня эта версия пока не убедительна.
— А вы перепроверьте.
— Не будете возражать, если я копну поглубже? Без огласки, — добавил он.
— Свое время будете тратить. Только мне палки в колеса не ставьте, хорошо?
— Я все понимаю, Кобен.
Простое действие — постучать Кэрри в дверь — далось Нейту нелегко. Вторжение к женщине, убитой горем, казалось верхом жестокости. Слишком хорошо он помнил, как переносила Бет смерть Джека. А он был бессилен ей помочь. Сам тогда лежал на больничной койке, одурманенный операционным наркозом, снедаемый горем, чувством вины и яростью.
Сейчас — никакого личного горя, напомнил он себе. Вина? Есть немного — за то, что пришлось ее терзать в такую минуту. Ярости тоже нет. Сейчас он был полицейский.
— Сейчас она меня видеть не может, — сказал Нейт Кобену. — Если сыграете на этом, может, сумеете выудить из нее побольше.
Он постучал в дверь двухэтажного домика. Открыла рыжеволосая девушка, и Нейту пришлось напрячь память.
— Я Джинни Мэнн, — поспешила представиться она. — Друг семьи. Можно сказать, соседка. Кэрри наверху. Отдыхает.
— Сержант Кобен, мэм. — Он достал удостоверение. — Мне бы очень надо поговорить с миссис Хоубейкер.
— Мы постараемся ее долго не мучить. — Художница, вспомнил наконец Нейт. Пишет пейзажи дикой природы, их много в здешних галереях, да и на Большой земле тоже. Три раза в неделю ведет уроки рисования в школе.
— Мы с Арлин Вулкотт пришли за детьми присмотреть. Мы сейчас все на кухне. Стараемся их чем-то занять. Схожу наверх, посмотрю, может, Кэрри проснулась.
— Будем признательны. — Кобен вошел в дом. — Мы тут подождем.
— Симпатичный домик, — заметил он, когда Джинни ушла. — Уютный.
Удобный диван, отметил про себя Нейт, просторные кресла, яркие покрывала. Пейзаж с весенним лугом на фоне белых гор и синего неба, — надо понимать, творение рыжеволосой художницы. На столиках, помимо всякой всячины, какая есть в любом доме, фотографии детей в рамках, другие семейные снимки.
— Они женаты лет пятнадцать, наверное. Раньше он работал в одной газете в Анкоридже, потом перебрался сюда и стал издавать собственную. Раз в неделю — номер. Она работала вместе с ним. Собственно, они вдвоем все это и тянули — с помощью… как их, бишь? — стрингеров, кажется? Печатали статьи о местном житье-бытье, кое-какие фотографии, брали новости из агентств. Старшему из детей около двенадцати, это девочка. Младший — мальчик, десять лет, помешан на хоккее.
— За те несколько недель, что вы здесь, вы много узнали.
— Гораздо больше я узнал за несколько часов сегодняшнего дня. У нее первый брак, у него — второй. Она сюда перебралась года на два раньше его. Переехала по программе педагогического обмена. Потом преподавать бросила, когда он газету стал делать, но иногда ее и сейчас в школу зовут — на подмену.
— Почему он сюда переехал?
— Это я пока выясняю. — На лестнице показалась Джинни, она вела Кэрри, и Нейт умолк.
— Миссис Хоубейкер? — Кобен сделал шаг вперед. Голос у него был спокойный и сдержанный. — Я — сержант Кобен из полиции штата. Примите мои соболезнования.
— Что вам нужно? — Ее глаза в бешенстве остановились на Нейте. — У нас траур.
— Я понимаю, как вам сейчас тяжело, но мне необходимо задать вам несколько вопросов. — Кобен бросил взгляд на Джинни. — Если хотите, подруга может присутствовать.
Кэрри покачала головой:
— Джинни, побудь, пожалуйста, с детьми. Подержи их на кухне, хорошо? Не надо им этого слышать.
— Конечно. Ты позови, если я буду нужна.
Кэрри прошла в гостиную и опустилась в кресло.
— Спрашивайте, что вам нужно, и уходите. Я не желаю вас видеть у себя в доме.
— Во-первых, я должен вас уведомить, что тело вашего мужа мы заберем в Алкоридж для экспертизы. Мы вам его вернем, как только произведем все необходимые действия.
— Хорошо. А потом вы найдете его убийцу. Что бы он ни говорил, — быстро добавила она, негодующе сверкнув глазами в сторону Нейта, — а я своего мужа знаю. Он бы никогда не поступил так со мной и детьми.
— Вы мне позволите присесть?
Она пожала плечами.
Кобен сел на диван напротив Кэрри и слегка подался вперед. «Молодец, — подумал Нейт. — Разговаривает как бы доверительно, на сочувственной ноте. Начал со стандартных вопросов. Это правильно».
Но после нескольких вопросов Кэрри вдруг переменилась.
— Я все это уже ему рассказывала. Зачем вы спрашиваете у меня одно и то же? Вы получите точно такие же ответы. Может, вам лучше заняться поисками убийцы?
— Вы не знаете, кто мог желать вашему мужу зла?
— Знаю. — Ее лицо осветило какое-то жуткое удовольствие. — Тот, кто убил Патрика Гэллоуэя. Я вам скажу, как все было. Макс, наверное, что-то раскопал. Если он работал в маленькой газетенке — это еще не значит, что он был плохой репортер. Он что-то узнал, и кто-то, для кого эта информация представляла опасность, убил его, пока он не начал действовать.
— Он с вами о чем-то таком говорил?
— Нет, но он был явно расстроен. Обеспокоен. Сам не свой. Но это не значит, что он убил себя. Или кого бы то ни было. Он был добрый человек. — По щекам Кэрри потекли слезы. — Я спала с этим человеком почти шестнадцать лет. Изо дня в день работала с ним бок о бок. У меня от него двое детей. Неужели вы думаете, я не знаю, на что он способен, а на что — нет?
Кобен переменил тактику:
— Насчет времени, в какое он вчера ушел, вы уверены? Она вздохнула, смахнула слезу.
— Я знаю, что в десять тридцать он еще был здесь. И что утром его не было. Что вы еще от меня хотите?
— Вы показали, что он держал пистолет в бардачке. Кто еще мог об этом знать?
— Да все.
— Он никогда не запирал бардачок? И машину?
— Макс в половине случаев туалет-то оставлял открытым, уж тем более на ключ ничего не запирал. Оружие, которое у нас в доме, я держу под замком, а ключ храню у себя, потому что он такой рассеянный… Этот пистолет любой мог взять. И взял.
— Не припомните, когда он из него в последний раз стрелял?
— Нет. Точно не скажу.
— Миссис Хоубейкер, ваш муж не вел дневника? Журнала?
— Нет. Придет какая мысль — он ее тут же и запишет. На чем попало. Прошу вас, уходите. Я устала, я хочу побыть с детьми.
Выйдя на улицу, Кобен задержался у машины.
— Все-таки кое-что не стыкуется. Было бы неплохо порыться в его вещах, бумагах, поискать что-нибудь, касающееся Гэллоуэя.
— Мотив?
— Вот-вот. Вы сможете этим заняться?
— Почему бы нет?!
— Я должен везти тело в Анкоридж, на экспертизу. И еще я хочу быть там, когда привезут Гэллоуэя.
— Буду вам признателен, если вы мне сообщите, когда его доставят. Его дочь захочет на него взглянуть. А вдова будет настаивать на том, чтобы тело для захоронения передали ей.
— Да, она мне уже звонила. Когда его спустим и проведем опознание, пусть родственники сами свои вопросы решают. Дочь может приехать и посмотреть, но, вообще-то, у нас его пальцы в компьютере есть. Он же привлекался пару раз за наркотики. Как только получим тело — мигом узнаем, Гэллоуэй это или нет.
— Я ее пришлю. И вашу версию отработаю. Постараюсь выполнить роль посредника между вами и семьей покойного. А взамен попрошу копии всех документов, касающихся обоих дел. В том числе и служебных записок.
Кобен обернулся на аккуратный домик и на засыпанный снегом двор.
— Вы всерьез полагаете, что кто-то инсценировал это самоубийство, чтобы сокрыть преступление шестнадцатилетней давности?
— Я только прошу копии всех бумаг.
— Хорошо. — Кобен открыл правую дверцу. — Ваш лейтенант сказал, у вас хороший нюх.
Нейт сел за руль.
— И?
— Хороший — не всегда значит верный.
ГЛАВА 15
Надеяться надо было только на самих себя. А их было только четверо — он сам, двое его замов и Пич. Нейт собрал всех у себя в кабинете, велев прихватить стулья.
Перед ним на столе стояла тарелка с арахисовым печеньем и дымящийся кофейник — любезность Пич. «Почему бы нет?» — подумал он и взял печенье.
Махнув Отто и Питеру, Нейт проговорил:
— Начнем с того, что нам дал опрос свидетелей.
— Пьер Летрек как будто слышал звук, похожий на выстрел. — Отто достал блокнот и деловито перелистал странички. — Говорит, смотрел кино по кабельному. Сначала сказал, «Английский пациент», я ему: «Пьер, не пудри мне мозги, когда это ты смотрел такое кино?» Он тогда: «Откуда тебе знать, Отто, что я смотрю у себя дома?» Я говорю…
— Отто, короче!
Тот нахмурился и оторвал глаза от своих скрупулезных записей.
— Я только хотел дать по возможности полную картину. В ходе допроса он признался, что на самом деле смотрел какую-то клубничку вроде «Блондинок из космоса». По его мнению, фильм кончился в районе полуночи, тогда он пошел в ванную… опорожнить мочевой пузырь… — Нужное выражение было найдено после многозначительного покашливания Пич. — Поскольку хлопок был похож на выстрел, он, в силу природного любопытства, выглянул из окна туалета. Никого не увидел, но заметил, что пикап Макса — то есть покойного — запаркован у заднего входа в редакцию. После этого он лег спать.
— Он считает, это было в районе полуночи?
— Шеф? — Питер поднял руку. — Я проверил программу, фильм кончился в четверть первого. По показаниям мистера Летрека, он прямо от телевизора прошел в туалет, и почти сразу раздался выстрел.
— Больше он никого не заметил? Или, может, машину?
— Никак нет, сэр. Отто несколько раз его переспрашивал, но он все повторял одно и то же.
— Кто-нибудь еще что-то слышал или видел?
— Дженнифер Велч, кажется, что-то слышала. — Отто пролистнул несколько страничек. — Они с Ларри — это ее муж — уже спали, а потом ее как будто разбудил какой-то шум. У них ребенок восьмимесячный, и, по ее словам, она очень чутко спит. В тот момент, как она проснулась, малыш заплакал, поэтому она не может точно сказать, что именно ее разбудило. Но время совпадает с тем, на которое указал Пьер. Говорит, когда она встала к ребенку, то посмотрела на часы — было почти двадцать минут первого.
— Как расположены эти два дома по отношению к заднему входу в редакцию? — Нейт показал на мел и доску, которые специально приобрел в Угловом и повесил на стену. — Отто, нарисуй.
— Я могу, — вызвалась Пич. — Они рисовать ни шута не умеют, ни тот, ни другой.
— Спасибо, Пич. — Нейт опять повернулся к помощникам. — Эти двое были единственные, кто что-то слышал?
— Это все, — подтвердил Отто. — Есть еще Хэнке Финкл, у него собака посреди ночи залаяла, но на время он не посмотрел — швырнул в нее башмаком и опять уснул. Вообще-то, у нас тут выстрелом мало кого удивишь.
— А не удалось выяснить, говорил ли Макс с кем-нибудь в последнее время?
Получив отрицательный ответ, Нейт повернулся к доске. Пич поняла его буквально. То, что она изобразила, был не схематический план, а настоящий рисунок части улицы с домами и деревьями. На заднем плане даже был воспроизведен силуэт горного хребта.
— Нейт? — Отто поерзал. — Не хочу никого критиковать, но, похоже, официальная версия будет — самоубийство, тем более что штат заберет тело. Им и дело закрывать, не наша это забота.
— Возможно. — Он открыл досье. — Все, о чем мы тут с вами говорим, должно оставаться в этих стенах, если от меня не поступает других распоряжений. Всем ясно? Вот что было у Макса в компьютере. — Он зачитал текст предсмертной записки. — Какие будут комментарии?
— Не правдоподобно, — тихо сказала Пич. Она так и держала в руке мел, — Я понимаю, я тут человек маленький, но, по-моему, это неправда.
— Почему?
— Не представляю, чтобы Макс мог кому-то причинить зло, даже в кошмарном сне. И, насколько я припоминаю, Макс относился к Пэту почти восторженно, он для него был почти кумир.
— Да? А все, с кем я говорил, утверждают, что они едва были знакомы.
— Это в какой-то степени верно, я не говорю, что они были закадычные друзья, но Пэт умел к себе расположить.
Хорош собой, обаятельный — когда хотел, а это почти всегда было так. Играл на гитаре, гонял на мотоцикле, ходил в горы, а под настроение мог на много дней уйти в лес. Его постель грела самая сексуальная женщина в городе. И у него была очаровательная дочка, которая его боготворила. — Она положила мел, отряхнула руки. — И все ему было по фигу. И еще он владел пером. Я помню, Макс хотел его привлечь к своей газете. Думал заказывать ему приключенческие очерки. Я это знаю от Кэрри. У них с Максом как раз отношения начали принимать серьезный оборот, и она немного беспокоилась из-за Пэта, ведь тот был большой сумасброд.
Нейт кивком попросил продолжать, Пич налила себе кофе и глотнула.
— А у меня как раз был заключительный этап третьего развода. Я была для Кэрри благодарной слушательницей, а взамен могла поделиться с ней. Мы в те дни много говорили. Она все беспокоилась, как бы Пэт не втянул Макса в какую-нибудь авантюру. По ее словам, Макс называл Пэта олицетворением Аляски. Жить полной жизнью, жить на свой лад, плевать на все правила — вот что он в это вкладывал.
— От восхищения один шаг до зависти.
— Бывает. — Пич задумчиво откусила печенье. — Но мне трудно себе это представить. Прости, шеф, но мне сейчас надо идти. Кэрри нужна поддержка. Все, о чем мы говорили, останется между нами.
— Хорошо. Никому ни слова. — Он встал и подошел к доске.
Пич нарисовала и дорогу, идущую позади здания редакции, и даже обозначила ее название — Лосиный проезд. Теперь Нейт вспомнил: большую часть дома Летрека занимал гараж. Пьер держал небольшую механическую мастерскую в городе, и его жилье служило продолжением работы. Оно располагалось на противоположной от редакции стороне, через два дома на восток.
А вот дом Велчей, наподобие бунгало, стоял точно напротив газеты. Двухэтажный дом Ханса Финкла был чуть выше гаража Летрека.
Пич изобразила и другие дома и конторы и все надписала своим аккуратным почерком.
— Молодец, Пич. А теперь мы с вами начнем фиксировать все наши действия в ходе расследования вот на этом стенде. — Нейт подошел к пробковой доске на подставке, позаимствованной в мэрии. — С любого документа, имеющего отношение к Гэллоуэю или Хоубейкеру, снимаем копию и вешаем сюда. Ребята из штата уже прошерстили редакцию, но тебя, Отто, я попрошу вместе со мной проделать это еще раз — вдруг что упустили. А тебе, Пич, поручаю заняться домом Хоубейкеров, поискать возможные улики в вещах Макса. Кэрри, конечно, будет пока этому противиться. Но, надеюсь, у тебя это получится лучше, чем у меня.
— Хорошо. У меня такое впечатление, что тебя эта записка тоже не очень убедила. А если ты в нее не веришь…
— Ни во что нельзя верить, пока не собраны все детали, — перебил Нейт. — Питер, тебе надо будет связаться с той газетой в Анкоридже, где работал Макс. Надо выяснить, чем он там занимался, кому непосредственно подчинялся и почему уволился. Потом оформишь все это в виде отчета. На машинке. В двух экземплярах. Один должен лежать у меня на столе сегодня до конца работы.
— Слушаюсь, сэр.
— И всем вам задание на дом. Вы все жили в этом городе, когда исчез Пэт Гэллоуэй. Я — нет. Поэтому вам предстоит сесть и вспомнить все, что было за несколько недель до и после его исчезновения. Записывайте все, что придет в голову, даже если вам кажется, что это не имеет никакого отношения к делу. Что слышали, что видели, какие мысли в голову приходили. Ты, Питер, был тогда ребенком, а взрослые люди иногда делают или говорят какие-то вещи, забывая о том, что рядом дети.
Он приколол к доске фотографии Гэллоуэя и Хоубейкера, условно поделив пространство пополам.
— Мне необходима информация по одному чрезвычайно важному вопросу: где находился Макс Хоубейкер, когда Гэллоуэй покинул город?
— Столько лет прошло — нелегко будет это установить, — заметил Отто. — Кроме того, Гэллоуэя могли убить и через неделю после ухода. Или через месяц. А то и через полгода.
— Будем двигаться шаг за шагом.
— Но что мы пытаемся раскопать, если Макс сознался в убийстве и покончил с собой? — удивился Отто.
— Это пока всего лишь предположение, Отто. А не факт. А факты таковы: у нас два трупа, с разницей в шестнадцать лет. Из этого и будем исходить.
Выезжая из города, Нейт даже не заехал к себе в гостиницу. В «Приюте странника» его ждало бы слишком много вопросов, а отвечать ему пока было нечего. Лучше уклониться от расспросов, пока у него нет официальной версии.
В любом случае его тянуло на простор, в морозную ночь, к ледяному сиянию звезд. Удивительно, но ему начинала нравиться здешняя непроглядная тьма. Он и не помнил, чтобы ему когда-то приходилось начинать и заканчивать рабочий день без намека на солнечный свет.
Солнце ему не требовалось. Ему была нужна Мег.
Она должна узнать новость от него. Он опять должен нарушить ее мирную жизнь ужасным известием. Если после этого она вздумает выставить его за дверь, придется силой прорываться в дом.
Несколько последних месяцев он прожил отшельником. И неизвестно, почему затворничество далось ему легко — оттого ли, что он не слышал людей, пытавшихся его нарушить, или оттого, что никто особенно и не пытался.
В любом случае теперь он знал, насколько мучителен процесс возвращения к людям. Насколько жгучи и болезненны эмоции и ощущения, пробуждающие к жизни. И теперь он знал, что Мег ему небезразлична и у него достанет сил уберечь ее от того, что он пережил сам.
Но сегодня ему требуется от нее кое-что иное — все, что она знает и помнит об отце, — для воссоздания полной картины преступления, которое он расследует.
Без своей работы он не мог жить. Он нуждался в этой изматывающей, нервной, суматошной полицейской работе. Его мускулы снова были в деле, и это тоже оказалось болезненно. Но это была необходимая боль. Без нее очень легко опять впасть в оцепенение.
В доме горел свет, но самолета на месте не было. Рядом с домом стоял пикап Джекоба. Нейт слегка встревожился.
Дверь в дом была открыта. В потоке света он успел заметить Джекоба — и тут к нему кинулись собаки. Шутливо отбиваясь, он окликнул:
— Мег?
— Взяла еще заказ. Повезла охотников в лес, там и заночует.
— Часто она так? — спросил Нейт, взойдя на крыльцо.
— Да. Приехал вот собак покормить. Да заодно отопитель у нее в машине проверю. Это, кстати, тоже часто случается.
— Значит, она вам звонила?
—. По радио. Если есть хочешь — жаркое готово.
— Не откажусь.
Джекоб прошел на кухню, Нейт прикрыл за собой дверь. Радио в доме было включено, настроено на местную станцию. Нейт бросил куртку на подлокотник кресла, в этот момент диджей объявил композицию Баффи Сент-Мари.
— Ну и денек у тебя выдался, — заметил Джекоб, помешивая жаркое.
— Вы, стало быть, в курсе?
— Ничто не разлетается с такой скоростью, как дурные вести. Только паршивый эгоист мог так поступить — покончить самоубийством и оставить сиротами жену и детей. Жаркое горячее, хлеб свежий, угощайся.
— Спасибо. — Нейт сел. — А Макс был эгоист?
— Все мы эгоисты, особенно когда впадаем в отчаяние.
— Отчаяние — штука очень индивидуальная, не думаю, что это то же самое, что эгоизм. Скажите, а вы помните, когда Макс приехал в город и стал издавать газету?
— Он был молодой и энергичный. Целеустремленный, — добавил Джекоб и налил две чашки кофе.
— И приехал сюда один?
— У нас многие так.
— Но он тут быстро друзьями обзавелся.
— И это не диво. — Джекоб улыбнулся. — Я, правда, в число его друзей не входил, хотя и врагами мы не были. Кэрри его обхаживала. Сразу на парня глаз положила и упорно добивалась своего. Не красавец, не богат, не семи пядей во лбу — но что-то она в нем углядела и решила заполучить. Женщины часто видят то, что спрятано глубоко.
— А из мужчин он с кем дружил?
Джекоб поднял брови и глотнул кофе.
— Он со многими ладил. Так, во всяком случае, казалось.
— Я слышал, он в горы ходил. Вы никогда его не доставляли?
— Было дело. Если не ошибаюсь, летом ходил на Денали и на Дебору. Неплохой альпинист был. А еще я пару раз отвозил его с компанией на охоту. Хотя Макс не охотился — только записывал в блокнот и фотографировал. Еще куда-то летали — материал какой-то собирал. И всегда с фотоаппаратом. Когда Кэрри рожала, я их обоих отвозил в Анкоридж. Оба раза. А что?
— Любопытно. А он никогда не ходил в горы с Гэллоуэем?
— Лично я их вместе туда не отвозил. — Взгляд у Джекоба стал напряженный. — А какое это имеет значение?
— Простое любопытство. И раз уж я такой любопытный человек — скажите: Патрик Гэллоуэй был эгоист?
— Да.
— Просто «да»? Без уточнений?
Джекоб все пил свой кофе.
— Ты не просил уточнений.
— Какой он был муж? Отец?
— Муж он был никудышный, и это еще мягко сказано. — Джекоб наконец разделался с кофе и пошел к раковине мыть чашку. — Но кто-то скажет, что и жена у него была не сахар.
— Вы, например?
— Я бы сказал, этих двоих много что связывало, но они это «много» коверкали как вздумается, каждый — в своих интересах.
— Их связывала Мег?
— Ребенок всегда цементирует семью. Они ей и в подметки не годились.
— В каком смысле?
— Умом, силой, стойкостью, душевной щедростью она превосходила их обоих.
— Больше на вас похожа?
Джекоб повернулся к нему с бесстрастным выражением.
— Мег принадлежит себе. А теперь мне пора.
— Мег знает о том, что произошло с Максом?
— Она ничего не говорила. Я — тоже.
— Она не говорила, когда вернется?
— Если погода позволит, она должна их привезти назад послезавтра.
— Не против, если я тут заночую?
— А Мег бы не возражала?
— Думаю, нет.
— Тогда с чего бы мне возражать?
Вечер прошел в обществе лаек и за тренажерами. Вопреки ожиданиям, снова тягать гирю ему даже понравилось.
Он не собирался копаться в ее вещах, но сейчас, оставшись один, Нейт вдруг поймал себя на том, что бродит по дому, сует нос в шкафы, в ящики комодов и тумбочек.
Он знал, что ищет — фотографии, письма, памятные вещицы, оставшиеся от отца. Он рассудил так: если бы Мег была здесь, она сама бы ему их показала.
В спальне, на верхней полке шкафа, над вешалкой с одеждой, поразившей его соседством легкого шелка и теплой фланели, он нашел два фотоальбома. Рядом лежала обувная коробка, набитая фотографиями, которые Мег еще не успела привести в порядок.
Он сел на кровать и начал с альбома.
На фотографиях в пластиковых карманах он моментально опознал Патрика Гэллоуэя. Моложе, чем тот, кого засняли ребята в пещере. Длинноволосый, бородатый, вечно в джинсах клеш, футболке и бандане — в конце шестидесятых — начале семидесятых так все одевались.
Фотографию, где Гэллоуэй стоял рядом с большим мотоциклом, Нейт рассмотрел внимательнее. На заднем плане был океан, с правой стороны от Пэта — пальма, рука его поднята в победном жесте.
«Это еще до Аляски, — решил Нейт. — Наверное, Калифорния».
Были и другие его фотографии. На одной он сидел с задумчивым видом у костра и перебирал струны гитары. На многих фотографиях он был с молодой Чарлин. У нее тогда были длинные светлые волосы, все в непослушных локонах, и смеющиеся глаза за темными очками с модными тогда голубоватыми стеклами.
Она была красавица. Настоящая красавица. Стройная фигурка, округлые щечки, полные, чувственные губы. Навскидку, ей и восемнадцати не было.