Предупреждение Эмблера Ладлэм Роберт
Мысли сбивались в темное облако, однако все это время — в действительности секунды — они с Лорел неотрывно смотрели друг на друга. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь...
Время превратилось в сироп.
Но Эмблер уже не сомневался — секьюрити получили на него наводку и вот-вот появятся на балконе.
Что ж, он во многом ошибался, но кое в чем был прав. Лю Ань погибнет... Китай поднимется... армия вступит в игру, навязав стране привычный маоистский режим. Но вопреки ожиданиям ослепленных фанатизмом заговорщиков на этом события не остановятся. Пламя возмущения растечется по планете, и мир погрузится в бездну войны. Есть то, что не поддается контролю, и именно это не способны понять мастера закулисных игр. Заигравшись с огнем, они в конце концов от него же и погибнут.
Боль, гнев, ярость, сожаление переплетались в нем, как нити стального каната.
Все — начиная от «побега» и дальше — прошло по плану. Их плану. Словно ребенок, в руки которому попала карта спрятанных сокровищ, шел он по проложенному ими курсу. И этот курс привел его в Давос. К смерти.
В какой-то момент разум зашелся от боли, и в этот миг Эмблер почувствовал себя простой раскрашенной и обряженной в тряпки деревяшкой.
А разве нет?
Разве не был он жалкой марионеткой?
Небольшой монитор в кабинете для частных бесед показывал китайского лидера, выступление которого транслировалось с английским переводом. Странно, но ни Эштон Палмер, ни Эллен Уитфилд почти не смотрели на экран. Как будто, отрепетировав весь спектакль самым тщательным образом, эти двое потеряли интерес к премьере.
Кастон закрыл телефон.
— Извините, мне надо выскочить на минутку. — Он неуверенно поднялся и направился к двери. Невероятно! Дверь была закрыта изнутри.
Эллен Уитфилд тоже захлопнула телефон.
— Извините. С учетом особой деликатности нашего разговора, я подумала, что будет лучше, если нам никто не помешает. Вы бы беспокоились из-за принятых нами мер предосторожности. Как я уже объяснила, они намного шире, чем вы, похоже, предполагали.
— Понятно, — обреченно пробормотал Кастон.
Она укоризненно покачала головой.
— Мистер Кастон, вы слишком о многом беспокоитесь. То, что мы устроили, называется, говоря техническим языком, взрывом уступа. Лю Ань убит. Подозрения неминуемо падают на правительство США. Оно, разумеется, все отрицает.
— Потому что убийца как бы и не существует, — спокойно подытожил Палмер.
— Вы говорите о... Таркине, — осторожно, наблюдая за обоими, произнес Кастон. — Вы говорите о... Харрисоне Эмблере.
— Харрисоне... как вы сказали? — равнодушно спросила Уитфилд.
— Вы его запрограммировали.
— Пришлось. — В синих глазах не было и намека на сомнение. — Надо отдать ему должное. Он справился с работой просто великолепно. Мы проложили для него весьма непростой курс. Немногие прошли бы столько препятствий. Мы даже поручили Таркину устранить некоего Харрисона Эмблера. Жаль, я не смогла присутствовать при разговоре — было бы интересно понаблюдать за реакцией. Но это детали.
— И как же вы подставили Эмблера? — стараясь сохранять спокойствие, спросил аудитор.
— О, это был наш самый красивый ход, — глубокомысленно изрек Эштон Палмер. — «Und es neigen die Weisen/Oft am Ende zu Schonen sich», как написал в свое время Гёльдерлин. «И в конце мудрость часто уступает красоте».
Кастон склонил голову — блеф не был его сильной стороной.
— Я видел платежные документы, но так и не понял, как вы нашли ее. Лорел Холланд.
Уитфилд любезно улыбнулась.
— Да, Таркин знает ее под этим именем. Она великолепно сыграла свою роль. Настоящий талант. Лорна Сандерсон. Впрочем, они были достойны друг друга. Вы, наверно, знаете, что обмануть такого человека, как Харрисон Эмблер, практически невозможно.
Кастон прищурился.
— Но Лорна Сандерсон сумела.
— Да. Необыкновенно одаренная актриса. Признание получила еще в колледже. Звезда. Протеже знаменитого последователя Станиславского.
— Кто такой Станиславский?
— Легендарный театральный режиссер, разработал концепцию Метода. По этому Методу актеров учат переживать те самые эмоции, которые они проецируют на зрителей. В результате получается нечто большее, чем просто игра. Весьма полезный навык, если, конечно, овладеть им в совершенстве. Она овладела. Получила первоклассную подготовку, подавала огромные надежды. После окончания музыкальной школы Джульярда играла в ибсеновской «Гедде Габлер» и имела грандиозный успех. Могла бы стать второй Мерил Стрип.
— И что же случилось? — Вообще-то его больше интересовало, что происходит за дверью. С того места, где сидел Кастон, были слышны какие-то неясные звуки, напоминающие... да, возню.
— Обычная проблема. Лорна пристрастилась к наркотикам. Сначала амфетамин, потом героин. Стала приторговывать, главным образом, чтобы иметь постоянный запас для собственных нужд. Когда Лорну арестовали, жизнь ее фактически закончилась. Вы же знаете, какие в Нью-Йорке на этот счет законы. Продажа двух унций героина уже считается особо тяжким преступлением. От пятнадцати лет до пожизненного. Причем пятнадцать — это минимум. Вот тут мы и вступили в игру. Видите ли, такой талант встречается не каждый день. Нам удалось договориться с окружным прокурором. Лорна Сандерсон стала нашим особым проектом и оказалась весьма способной ученицей. Она разделяла наши цели.
— Итак, все прошло по плану. — Взгляд Кастона метался между Палмером и Уитфилд. Какие умники! И еще говорят о «наших целях»! Безумцы! Больше всего аудитора пугало, что оба совершенно ничего не боялись.
Внезапно дверь распахнулась. Плотная, широкая фигура заслонила собой проем. За спиной мужчины толпились какие-то люди.
Кастон повернулся.
— Тебя разве не учили, что нужно стучать?
— Привет, Клей. — Калеб Норрис посмотрел на Уитфилд и Палмера. Посмотрел так, словно его совершенно не удивляло их присутствие здесь. — Наверное, ломаешь голову, как это я додумался, во что ты влип?
— Вообще-то, Калеб, — уныло сказал Кастон, — мне бы хотелось знать, на чьей ты стороне.
Норрис хмуро кивнул.
— Что ж, думаю, сейчас узнаешь.
Пространство и время, здесь и сейчас, все стало вдруг другим. Зал заседаний — холодным, безвоздушным пространством, время — медленным ритмом глухих ударов натужно пульсирующего сердца.
Харрисон Эмблер. Он так стремился вернуть себе это имя — имя, которое совсем скоро будет всего лишь синонимом позора и бесчестья. Его переполняло отвращение к самому себе, тошнило от стыда, и все же он не мог, не желал отступать.
Должно быть, она увидела это — их зрительный контакт продолжался, — и Эмблер заметил, или почувствовал, перемену в ее лице, сокращение мышцы, предшествующее движению пальца. А может быть, он, ничего не увидев и ничего не почувствовав, понял это, потому что на какую-то долю секунды стал ею, а она стала им, и этот миг стал мигом озарения и просветления, мигом полной взаимной прозрачности, мигом слияния в единое целое, мигом общего чувства, но уже не любви, а ненависти.
Эмблер бросился на нее еще до того, как осознал, что делает. Он бросился на нее в тот самый момент, когда она потянула спусковой крючок.
Сухой треск выстрела вернул его в реальность.
Громкий взрыв вверху, последовавший вслед за выстрелом — хлопок, звон разбитого на мелкие кусочки стекла, слабое, но все же заметное падение освещенности, — подсказал, что пуля ушла в сторону и попала в лампу под потолком. Но еще прежде чем Эмблер успел понять это, острая боль пронзила живот, и только еще через мгновение сознание связало эту боль с молниеносным движением ее руки и сверкнувшим стальным лезвием. Сбитый с толку, ошарашенный, он опомнился только тогда, когда ощутил второй удар. То, что невозможно было представить, то, во что он отказывался верить, происходило наяву — охваченная дикой яростью, она била его ножом, снова и снова втыкала в него лезвие — сильнее, глубже...
Кровь вытекала из него, как вино из переполненного кубка, но это не имело значения, потому что он должен был остановить убийцу — или потерять все: имя, душу, себя самого. Собрав остававшиеся силы, Эмблер навалился на нее, стиснул ее запястья, прижал руки к полу. Вокруг кричали и визжали, но звук доходил до него словно издалека. Мир отступил, осталась только она, женщина, которую он любил, убийца, которую он не знал, и она билась и металась под ним в гротескной пародии на любовный экстаз. Глаза ее горели злобой, лицо не выражало ничего, кроме ненависти и яростной решимости загнанного в угол хищника.
Мысли его начали путаться от потери крови, силы уходили, так что рассчитывать оставалось только на собственный вес.
Издалека, из шипения белого шума, словно пробиваясь с другого континента, пришел голос.
Знаете, кого они мне напоминают? Того древнего умельца, который продавал в деревне копья и щиты и при этом утверждал, что его копье не знает преград, а его щит убережет от любого оружия.
Копье. Меч.
Фрагменты прошлого вспыхивали и тут же тускнели, меркли, как будто пленку памяти прокручивали через неисправный диапроектор. В клинике Пэрриш-Айленда именно ее тихие слова ободрения и поддержки внушили ему мысль о побеге, и даже день был выбран ею. Именно она на каждом повороте уводила его в сторону и одновременно направляла на цель. Таркин, Mensthenkenner, столкнулся с достойным противником.
Боль от открывшейся в душе раны затмила боль физическую. На мгновение он зажмурился, а потом, напрягая все силы, поднял веки.
Он всматривался в ее глаза, отыскивая в них женщину, которую знал, но видел только черноту, отчаяние проигравшего и неутихающую враждебность, и лишь в последнее мгновение, перед тем как потерять сознание, в этой черноте, в самой ее глубине. Эмблер рассмотрел мерцающее отражение — он нашел себя.
Эпилог
Харрисон Эмблер закрыл глаза, наслаждаясь ласковым прикосновением мартовского солнца. Лежа на шезлонге, он слышал мягкий, убаюкивающий плеск воды у борта рыбацкого катера, тихий свист брошенной лески. И другие звуки.
Теперь он понимал, что такое быть семейным человеком, и душу его омывали волны покоя и умиротворения. На корме негромко, насаживая на крючок наживку, переругивались сын и дочь. Мать, читая газету, время от времени посматривала то на свой поплавок, то — когда уровень шума на корме опасно повышался — на детей.
Эмблер зевнул, ощутил легкий позыв боли и поправил футболку. Повязки на животе еще оставались, но после двух операций дела шли на поправку; он сам это чувствовал, чувствовал, как возвращаются силы. По притихшей водной глади небольшого озера в долине Шенандоа прыгали солнечные блики, и хотя был еще март, воздух уже достаточно прогрелся и пропитался запахами весны. Эмблер уже решил, что не станет восстанавливать свой домик, но ему по-прежнему нравились катера, озера и рыбалка, как нравилось быть с другими, с теми, с кем можно было поделиться опытом. Впрочем, полной идиллии не получалось. Демоны в его памяти еще гонялись друг за другом. А тут еще два не умолкающих ни на секунду подростка и их острая на язык, симпатичная мамочка. Но все равно так было лучше. Реальнее.
— Папуля, эй! — В свои семнадцать мальчишка уже становился мужчиной. — У меня имбирный эль. Еще холодный. — Он протянул банку Эмблеру.
Эмблер открыл глаза и улыбнулся.
— Спасибо.
— Может быть, пива? — спросила женщина. Не молодая, но элегантная и очень забавная. — У нас где-то есть «Гиннес».
— Нет, — отозвался Эмблер. — Лучше начать с чего полегче.
Да, быть семейным человеком не так уж плохо. Пожалуй, он мог бы привыкнуть.
Жаль, семья была не его.
Стоило волне едва заметно качнуть катер, как с нижней палубы поднялся Клейтон Кастон, потный и слегка позеленевший. Бросив на Эмблера злобно-укоризненный взгляд, он положил в рот таблетку драмамина.
Линда, по крайней мере, немного разбиралась в рыбалке, а соблазнить детей большого труда не стоило. Побороться пришлось только с Клеем. Кастон оказался прав в своем скептицизме насчет тишины и покоя, хотя лишь такой законченный ипохондрик, как он, смог бы убедить себя в том, что страдает от морской болезни при полном штиле.
— Не могу поверить, что поддался на уговоры и притащился на эту тошнотворную посудину... — заныл аудитор.
— Я тебе завидую, Клей.
— А ты знаешь, что шансы утонуть в пресноводном озере намного выше шансов утонуть в море? По крайней мере, согласно статистике страховых компаний.
— Ох, перестань. Рыбалка — любимое времяпрепровождение миллионов американцев. Где еще ты получишь такое удовольствие? Может быть, тебе даже понравится.
— Я и так знаю, что мне нравится, — проворчал Кастон.
— Ты полон сюрпризов. Держу пари, иногда и сам себе удивляешься. Кто бы мог подумать, что ты разбираешься в электронике.
— Я уже говорил, — устало отмахнулся аудитор. — Помог ассистент. Все, что я знаю о коаксиальных кабелях, это их цену за метр и рекомендуемый амортизационный график. — Губы его тем не менее растянулись в самодовольной ухмылке. Эмблер и сам улыбнулся, представив лица Уитфилд и Палмера в тот момент, когда они поняли, что кабинет для частных бесед оказался, по сути, телестудией, и весь их разговор с Кастоном передавался в пресс-центр Форума.
Профессору и его протеже не понадобилось много времени, чтобы осознать последствия случившегося не только для их собственного будущего, но и для всего плана. Подобно многим другим темным авантюрам, эта не выдержала испытания светом.
Как рассказал Кастон, несколько раз посетивший Эмблера в больнице, заговорщиков по указанию Калеба Норриса арестовала швейцарская полиция. Сам же Норрис получил предупреждение от китайского контрразведчика по имени Сяо Тань. Известно, что высшие чины секретных служб серьезно изучают своих визави, но отважиться на прямой контакт с потенциальным противником способен далеко не каждый. Норрис и Тань никогда не встречались лично, но знати о существовании друг друга, и в момент крайней опасности китаец решил попросить американца о помощи напрямую. Сомнения Норриса рассеялись, когда он узнал о гибели начальника Второго управления МГБ. Кастону пришлось рассказывать историю несколько раз, прежде чем висевший между жизнью и смертью Эмблер понял, что это не сон и не наркотический бред.
Потом, когда Эмблер достаточно окреп — хотя и не настолько, чтобы вставать, — последовали и другие визиты, организованные не без участия аудитора. Дважды приходил задававший много вопросов парень из Госдепартамента по имени Итан Закхейм. Пару раз его навещал ассистент Кастона. Этот смотрел на оперативника большими глазами, часто употреблял слово супер и сравнивал Эмблера с каким-то Дереком. Побывал в больнице даже Дилан Сатклифф, настоящий Дилан Сатклифф, набравший фунтов пятьдесят лишнего веса, отчего Эмблер узнал его не с первого взгляда. Они долго разглядывали фотографии в альбоме и вспоминали давние проделки, версии которых у них несколько разнились.
— Да, — заметил, помолчав и немного переменив позу, Эмблер, — твоя карьера режиссера оказалась короткой, но весьма эффективной. Солнце — наилучший дезинфектант, верно?
Кастон вдруг заморгал и повернулся к жене.
— Дети намазались кремом от загара?
— Клей, сейчас март, — с легкой улыбкой ответила Линда. — Никто ведь не загорает.
С кормы донесся пронзительный вопль и вслед за ним крики:
— Я ее поймал!
— Нет, я! Она — моя!
Голос Андреа звенел от гордости.
— Твоя? — Баритон Макса еще не был достаточно убедителен. — Твоя? Извини, но кто забросил леску? Кто насадил червя? Я всего лишь попросил тебя подержать эту чертову удочку, пока...
— Потише, — вмешалась Линда, поднимаясь и направляясь к ссорящимся отпрыскам. — Что за выражения?
— Какие еще выражения? — огрызнулся Макс.
— В любом случае рыбешка слишком мала, и ее лучше бросить в воду.
— Слышал, что сказала мама? — обрадовалась Андреа. — Брось свою мелюзгу в озеро.
— Вот как? Теперь, значит, она уже моя? — возмутился Макс.
Эмблер повернулся к Кастону.
— Они всегда такие?
— Боюсь, что да, — со счастливым видом ответил аудитор, украдкой посматривая на жену и детей. Впрочем, теплые чувства быстро охладели. Через несколько минут, когда катер встряхнула невесть откуда взявшаяся волна, Кастон упал на стул рядом с Эмблером.
— Послушай, давай повернем к берегу, — с мольбой обратился он к оперативнику.
— С какой стати? Такой прекрасный день, чудесная вода, у нас великолепный катер — что еще надо?
— Согласен, все хорошо, но мы ведь отправились на рыбалку, верно? А сейчас вся рыба, по-моему, ушла к берегу. Вообще-то, я даже уверен в этом.
— Перестань, Клей. Твое заявление противоречит элементарной логике. — Эмблер скептически выгнул бровь. — Наиболее вероятное распределение рыбных ресурсов в это время года...
— Поверь мне, — перебил его Кастон. — Вся рыба ушла к берегу. Я это просто чувствую.
Читать бесплатно другие книги:
