Беременна от мажора Мельникова Надежда

– Инфаркт, скорая, авария! Мама дорогая, нас что, прокляли?

И в этот момент из-за пальмы высовывается моя наглая Машка.

– Я очень извиняюсь, женщины, ой, в смысле уважаемые дамы, короче: моя подружка, – выталкивает она меня со стула, – она отличница. У неё лучший показатель синхронного перевода на нашем потоке. А ведь это неспроста считается самым сложным видом устного перевода, – размахивает руками Машка, входя в роль. – Переводчик-синхронист переводит фразы прямо в тот момент, когда оратор эти фразы произносит, – она таращит глаза, демонстрируя, как это круто. – Так вот, Иванка может отставать от говорящего не больше, чем на полфразы, представляете?

Руководительница практики осматривает наши джинсы и майки, затем поворачивается к рыдающей сотруднице.

– Меняйтесь шмотками, лучше так, чем никак.

– Господи, – продолжает вздрагивать Вика, явно испугавшись моей персоны в конференц-зале, но всё же расстёгивая пуговицы белоснежной рубашки и стягивая черную узкую юбку. От безысходности, не иначе.

***

– Слушайте, я не уверена, что это хорошая идея, – пытаюсь как-то остановить творящееся вокруг безумие, пока одна из офисных барышень дёргает мои волосы расческой, стараясь собрать их в пучок на макушке.

Я перепугалась и нервничаю. Одно дело переводить за преподавателем на парах и совсем другое – бизнес-встреча каких-то там американцев и генерального директора, от одного имени которого все трясутся.

– Думаю, ваш злой и суровый босс и сам знает английский. Ему необязательно для этого нужна студентка третьего курса.

– Он знает, но предпочитает думать о бизнесе, а не вслушиваться в чьё-то произношение и слэнг, так ему комфортнее.

– Тихо, сейчас я вкратце объясню суть беседы, – резко перебивает меня наша руководительница и вместе с плачущей Викой, подталкивает в сторону лифта. – Речь пойдёт о расширяемом языке деловой отчетности. Широко используемый в мире открытый стандарт обмена деловой информацией позволяет выражать с помощью смысловых средств общие для участников рынка и регулирующих органов требования к представлению бизнес-отчетности и существенно уменьшить время на контроль и анализ отчетности, структурировать её в любой форме и сделать машиночитаемой, то есть расширяет возможности её использования в рамках компьютерного анализа по всему миру.

У меня голова кружится. Я ничего не понимаю. Машка не отпускает и придерживает меня ввертикальном положении, я еле передвигаю ноги, руки дрожат, цифры на табло лифта прыгают и не хотят стоять прямо.

Я пытаюсь спорить:

– Вы понимаете, что британский и американский английский – это не одно и то же, – быстро тараторю. – Сложность для тех, кто изучает английский, в том, что в этом языке нет стандарта. Учить приходится два варианта: британский и американский, это если не учитывать австралийский, индийский, южноафриканский диалект. В общем, я не очень-то сильна в американском.

– Нам неважно, как ты переведшь, главное, чтобы ты там вообще была, тогда нас не выгонят с работы.

Лифт звякает и двери раскрываются, в отличие от предыдущего этажа здесь коридора нет, и я сразу с разгона влетаю в огромный зал, где несколько девушек расставляют минеральную и фруктовую воду.

Разворачиваюсь к зеркалу. Мне удивительно хорошо подошли Викины вещи, и хотя хвастаться я не люблю и не умею, но эта черная юбка на мне сидит лучше, чем на самой хозяйке. А ещё мне выдали сменку кого-то из бухгалтерии, и несмотря на то, что на шпильках я стою второй раз в жизни, у меня даже получается делать это ровно.

Насколько я помню по учебе и документальным фильмам, я должна стоять справа от сидящего оратора. Обычно такие встречи длятся не больше часа, ну опозорюсь и домой пойду. Между лопаток от страха течет капелька пота. Так и стою возле центрального стула, когда снова звякает лифт.

И кровь тут же стынет в жилах. Боже, не может быть. Только не это.

– Егор Валентинович, это ваш сегодняшний переводчик – Иванка. Она проходит у нас практику, но могу вас заверить, что уже сейчас её без преувеличения можно назвать квалифицированным переводчиком, – представляют меня генеральному, и я чувствую, что просто не могу отлепить язык от нёба и поздороваться.

Мы с Диминым папой смотрим друг на друга целую минуту, не меньше. В груди теплится маленькая надежда – вдруг не узнал?

Но он тянет руку, ухмыляется и жмёт мою ладонь, глядя прямо в глаза.

– Ну здравствуй, Иванка.

В тёмном костюме, крупный, спортивный, хоть и немолодой, мужчина смотрится угрожающе эффектно. Встреть я его при других обстоятельствах, наверняка бы восхитилась его мужественной внешностью. Он привлекательный, но я ведь знаю, кто он такой. Хотя прекрасно понимаю, что в такой толпе мне ничего не угрожает, но всё равно… жутко.

В ушах гремит сердце.

Димин отец отодвигает для меня стул, указывая место рядом с собой. И, стиснув зубы, я повинуюсь. Сразу же узнаю его туалетную воду: она такая очень взрослая, мужская, кричащая о статусе хозяина. Схватив со стола карандаш, я сдавливаю его пальцами. Отвлекаюсь.

– Хотите воды, Иванка? Наши гости заглянули на производство, немного опаздывают.

Медленно кивнув, соглашаюсь на воду.

Сейчас в Красинском – так оказывается звучит их фамилия – нет угрозы или агрессии, даже наоборот, он смотрится всемогущим, но как будто бы разумным и знающим всё на свете. Не знаю, как ему удалась подобная метаморфоза, но все женщины вокруг смущаются, пытаясь ему угодить.

Постепенно места за столом заполняются.

– Немного душновато, не находите, Иванка? – улыбается мне Димин папа, заставляя повернуться к нему.

Я бы очень хотела сейчас упасть в обморок, но вот что удивительно: из-за дурного правильного воспитания и покладистости я не могу сейчас просто убежать. Я не в силах допустить, чтобы из-за моих страхов уволили тех женщин, которые меня сюда привели. Ну не идиотка ли?

– Включите кондиционер посильнее. Если что-то понадобится, сразу же скажите. – Продолжает за мной ухаживать Димин отец. – Сейчас уже все соберутся, не волнуйтесь, Иванка. Похоже, я тут самый пунктуальный.

По коже пробегает мороз. У него глубокий голос. Он сильный человек, обладающий властью, а я беззащитная студентка в логове паука.

Сижу к двери спиной, но при очередном звяканье лифта, слышу голос, который никогда в жизни не забуду. И моя жизнь кардинально меняется. Бывает же такое. Порыв сильного ветра, и всё, что казалось таким романтичным и солнечным, превращается в пепел. Он тут, но…

– Спасибо, лапочка, распечатай мне, пожалуйста, договор от «Верфикса» и положи на стол к трём, – хриплый мужской глубокий смех.

Слышу Диму, но не вижу его:

– Я просмотрю его после совещания, – уточняет он.

Распечатать я ничего не могу, поэтому сразу понятно, что это он говорит не мне. Он так назвал другую девушку! Так же, как звал меня! И кажется, что я падаю в чёрную дыру, где стремительно тонут все мои надежды и мечты. Хочу проснуться и сбежать из того кошмара, в который попала.

«Лапочка»… как же просто, не нужно запоминать имя. Об этом я не задумывалась, а сейчас поняла так отчетливо. Я думала, что я «лапочка», а оказывается, даже баба, умеющая нажимать на кнопки принтера и варить кофе лучше всех в этом стеклянном клоповнике, тоже «лапочка». Что уж говорить про всех остальных?

Дима обходит стол, жмёт протянутые руки, улыбается. На нем тоже чёрный костюм и белоснежная рубашка. Ему очень идёт, он как будто актер или какая-то другая суперзвезда, от которой невозможно оторвать глаз. В руке чашка кофе. Он занимает своё место возле самой молодой девушки из совета директоров и, обменявшись с ней улыбками, здоровается.

А потом он замечает меня.

И проливает кофе.

К нему кто-то подбегает, девочки начинают суетиться, вытирать пятно. А Дима такой красивый, широкоплечий, невероятный и яркий брюнет с горящими чёрными как ночь глазами, смотрит прямо на меня, так и застыв с перевёрнутой чашкой в руках. Я тоже смотрю на него. Прощаясь.

Не смогу с этим смириться. Знала ведь, что глупо надеяться, будто бы он сошёл по мне с ума и я так сильно ему понравилась, что он так же, как и я, влюбился с первого взгляда. Тупо и по-детски. Но я вот вижу его и чувствую, как его «лапочка» в сторону другой колет мне сердце тупой иголкой.

Я себя знаю, для меня это сродни настоящему предательству. Думаю, за эти дни – после меня – у него уже были другие девушки.

Не знаю, почему я так сильно разочарована, ведь это всего лишь слово. Но я дышала им всё это время, а он улыбается другим девушкам, так же легко, как и мне. Раздаёт это слово обыденно и легко. С разочарованием приходят отрезвление и грусть.

Лифт снова раскрывается.

– Давайте встанем и встретим наших гостей. – Неожиданно, впрочем, вполне галантно Димин отец подхватывает меня под локоть, указывая направление.

Подчиняюсь: встаю и, развернувшись на высоких каблуках, иду туда, куда ведёт меня он. Какая в самом деле разница, куда идти? Это будет мне уроком на всю оставшуюся жизнь. Пора взрослеть и перестать строить воздушные замки, где меня должен спасти прекрасный принц, потому что их не существует. И папа прав: меня действительно использовал избалованный мажор, который захотел повторить это ещё раз, пригласив на пьяную вечеринку в какой-то коттедж такого же богатого мажора, как и он сам.

***

Я стою возле генерального с каменным лицом. Знаю, что легко поддаюсь влиянию, боясь обидеть, расстроить и разочаровать. Страдая от привитого с детства повышенного чувства ответственности, я исключительно обязательный человек и в своих обязательствах перед другими мало думаю о себе и своей жизни.  Но как бы сильно ни ломали меня родители, я похожа на своего отца.  И у меня бывают светлые моменты, когда, взбрыкнув, я теряю границы. Так было той ночью с Димой, так бывало и раньше. Так – я точно знаю – будет прямо сейчас.

Мне хреново, я чувствую себя обманутой и использованной, внутри меня разрастаются злость и упрямство. Это потом придёт осознание, и меня будет мучить совесть, но прямо сейчас я не планирую даже смотреть в его сторону.

– Переведи, пожалуйста, следующее, – спокойно просит генеральный, и я подчиняюсь.

Стоя рядом с его отцом, который продолжает оказывать мне знаки внимания, я как будто всё ещё слышу, как Дима назвал другую девушку «лапочкой». Не знаю, почему это так сильно задело меня. Ведь это логично.

Люди говорят одно и то же, используют одни и те же приёмы, чтобы понравиться, даже цветы покупают одинаковые, потому что считают, что они амые лучшие. Но я не могу смириться!

Сжимая зубы и давясь улыбкой, я почти ощущаю, как крошится эмаль. Его «лапочка» звучит в ушах ударом в медный барабан, словно средство оповещения населения о стихийном бедствии. Не могу успокоиться! Это не мелочь, мне больно, и я очень, очень зла на него.

– Как вы добрались?

Седовласый старичок, похоже, главный среди американцев, смеётся больше других. Он выдаёт целую тираду о самолётах и регистрации. Благодарит за шикарную гостиницу. Я перевожу, стараясь передать смысл как можно ближе. Я очень волнуюсь, но, кажется, получается.

– Неплохо, Иванка, совсем неплохо, – хвалит меня Красинский-старший, наклоняясь к самому уху и прикасаясь к моей спине.

От его близости по коже снова ползёт мороз, но обида на Диму сильнее. Плевать на его отца, на людях он не тронет.

Как я могла отдаться Диме? Как? Вроде не дура, но как я умудрилась повестись на его разговоры и улыбку? Я на него не смотрю и чувствую, как мир раскололся на две части.

– Больше шансов, – на автомате перевожу слова американца, – на рынке нам нет равных, наши программы выполняют нужную задачу без лишнего технологического мусора.

И хотя поначалу меня немного трясёт, я втягиваюсь в работу, собираюсь. Улыбаясь группке из штатов, продолжаю переводить, иногда сбиваюсь и путаюсь, но в общем, как мне кажется, выгляжу достойно.

К счастью, гостей я понимаю, несмотря на американский английский. С обидой задрав подбородок, выдаю чёткий конструктивный перевод. Жаль, меня не видят мои преподаватели.  Они бы наверняка гордились мной. Откуда только силы берутся? Это вечером я буду реветь в подушку, сейчас не покажу ему даже виду.

Генеральный стоит слишком близко, он хоть и разговаривает с американцами, обмениваясь смехом и шутками, то и дело прикасается к моему плечу. Это очень раздражает, но я терплю.

Красинский приглашает нас всех к столу. Отодвигает для меня стул, будто я не простая практикантка, а важная, уважаемая персона. Узнай мы друг друга сегодня, я бы даже восхитилась его поведением. Но рядом со мной монстр. Вот только мне всё равно. Я чувствую, что Дима смотрит на нас.

Технические термины даются мне сложно, и без подготовки, уверена, иногда выдаю полную ересь. Но по-другому никак. Сами виноваты, что толкнули меня в самую гущу событий. Беседа длится больше часа, я многое не понимаю, но стараюсь как могу.

– Максимизация выбора. – Складывает Красинский руки в замок, опираясь на них подбородком и показывая, что он уже принял решение, он очень доволен. – Открытый стандарт создаёт справедливый конкурентный рынок для реализаций. Он не привязывает потребителя к определённому поставщику или группе поставщиков. И меня это устраивает. Так что, я думаю, пора переходить к подписанию документов. Есть возражения?

Все молчат, боятся перечить генеральному. И, конечно же, решение здесь принимает только Егор Валентинович, но в следующую секунду я слышу голос Димы:

– Я не согласен – считаю, надо ещё раз всё взвесить и рассмотреть предложения «Сиско» или «Нист».

Лицо Красинского-старшего каменеет. А я впервые поднимаю глаза на Диму. За столом тишина, он смотрит на своего отца, и этот холодный пронзительный взгляд похож на лезвие ножа.

– Мы всё обдумали, и решение принято.

– Там методы современнее и условия выгоднее.

– Иногда важны старые связи.

– Егор Валентинович, надо ещё раз обдумать, – настаивает Дима, посмевший перечить отцу.

Старшего раздражает собственный сын, ставящий под сомнение его авторитет. Не слышно даже шелеста бумаг, настолько тихо в зале. Между отцом и сыном ведётся немой диалог.

– Давайте прервмся на ланч! – грозно выдает Красинский-старший, затем добавляет улыбку. – Смена часовых поясов нешуточное испытание.

А я, заворожнная происходящим, молчу.

– Иванка, переведи, – приказывает генеральный, и я, отмерев, быстро выполняю.

Все кивают, смеются, переговариваются и начинают вставать, скрипя стульями. Затем группками движутся в сторону лифта. Не знаю, что мне делать, первая мысль – бежать. Но я понятия не имею, должна ли переводить на ланче.

– Дима, проводи дорогих гостей в наш ресторан, там уже всё готово.

Очевидно, он пытается избавиться от сына. Я делаю резкий шаг в сторону.

– Иванка, я впечатлён, – окликает меня Красинский-старший.

Это в лесу он незнакомый мужик, пытающийся завалить меня на траву. Здесь он бог и царь. Он генеральный директор, а я должна пройти практику и получить зачет.  Зал медленно пустеет, я паникую.

– Спасибо. Мои услуги понадобятся и дальше, или я могу идти? – Случайно пересекаюсь с ним взглядами.

Мне не нравится, как много внимания он уделяет моей персоне. Разве я не обслуживающий персонал? Красинский-старший нарочно говорит тихо, почти шёпотом, чтобы я подошла ближе. Вот же хитрая сволочь.

– Я должен извиниться, наша первая встреча, – он заставляет меня смотреть ему в глаза, – вышла ужасной, мне очень неловко. Я понятия не имел, насколько ты талантливый переводчик, ты держалась на высоте. Есть нарекания, но ты ведь ещё студентка.

Прячу руки за спину и втыкаю ногти в ладони, медленно отступая. Боюсь оставаться с ним наедине.

– Извинения приняты, я пойду.

– Ты не можешь меня бросить, Иванка, – он снова улыбается, как будто нежничает, а я обхожу стол, отступая. – Я не справлюсь дальше без тебя. В этом наряде ты просто прекрасна, образ деловой леди – это прям твоё, – осматривает меня с ног до головы, делая комплимент.

Его крупная фигура загораживает проход, и я не знаю, что мне делать, за спиной закрывается лифт. Ну вот и всё.