Время прощать Марч Миа
– Мама, я…
– Кэт, хорошо, что ты сближаешься с двоюродными сестрами, но я не знаю, останутся ли они здесь. Может, Изабел вернется в Коннектикут, а Джун – в Портленд. Мне страшно при мысли, что ты будешь одна. Я не говорю, что ты не способна управлять гостиницей или своей жизнью, напротив, очень даже способна, но я не могу оставить тебя здесь одну, Кэт. Я была бы счастлива, собственными глазами увидев, что ты вышла замуж за Оливера. Зная, что ты в целости и сохранности. Ты понимаешь, о чем я.
У Кэт защипало в глазах. Теперь, когда мать говорила в кои-то веки без всяких экивоков о своих чувствах, Кэт жалела, что не может высказать, насколько растерянна, насколько двойственны ее собственные чувства. Но как она могла это сделать, принимая во внимание то, о чем говорила Лолли?
– Также я думала о том, как сильно любит тебя Оливер. И какой он чудесный, каким всегда был чудесным, – продолжала Лолли. – Ты помнишь, как после смерти папы вы вдвоем сидели под хвойниками между нашими домами? Оливер часами сидел там с тобой, закутанной в комбинезон, в варежках, а потом бежал к себе домой и возвращался с термосами супа и горячего шоколада. Ты долго не хотела нигде находиться, только под теми деревьями, и он сидел там с тобой часами напролет на леденящем холоде. Ему было десять лет. Как и тебе.
– Я помню, – обронила Кэт.
«Я никогда тебя не брошу, – говорил ей тогда Оливер. – Обещаю. Хочешь, поклянусь на крови?»
И несколько раз они так и поступали.
Лолли на какое-то время, казалось, потеряла мысль.
– А когда у нас с тобой был острый фарингит… пять, шесть лет назад, и Перл тоже заболела, Оливер взял на себя хлопоты по гостинице и приносил нам на подносе еду и потрясающий суп из «Обжоры».
– И горячий шоколад из кафе «Портовые огни». С толстым, сочным суфле, – подхватила Кэт, вспоминая, как Оливер менял белье на их кроватях. Приносил свежие цветы и журнал «Пипл».
– Он охранял тебя в десять лет, – сказала Лолли. – Охраняет и сейчас. Тебе повезло, Кэт. Так повезло, что ты встретила его в таком юном возрасте, что у тебя всегда была такая любовь.
«Мне действительно повезло, что у меня есть Оливер», – соглашалась про себя Кэт, думая о его красивом лице, прекрасных поступках.
«Веду себя как идиотка. Разумеется, мне повезло. Кто сказал, что я не смогу путешествовать? Для этого и существуют медовые месяцы в Париже. Отпуска, проведенные в Риме, Сиднее, в Москве… И влечение к доктору Маттео Виоле означает лишь то, что я нормальная, энергичная американка. Это не означает, что я не люблю Оливера».
– Провести эти недели, планируя твою свадьбу, – голос у Лолли стал тише, – разглядывая фотографии в свадебных журналах и составляя список гостей… Я предпочла бы это, нежели беспокойство. Даже мысли о том, какой фасон свадебного платья тебе понравится, какую еду подать на приеме, прибавляет мне сил прямо сейчас. О каком платье ты думаешь? Что-нибудь пышное, белое и затейливое? Или что-то попроще?
Кэт не помнила, когда в последний раз ощущала такую близость с матерью.
«Я подарю тебе этот праздник, мама. Мы с Оливером предназначены друг другу. Похоже, все об этом знают. Нужно всему этому довериться», – уговаривала себя Кэт.
– Я думала о чем-то простом, – услышала Кэт свой голос. – Без лишних сборок и кружев.
Лолли взволнованно улыбнулась, лицо ее просветлело.
– А как насчет венчания и приема на заднем дворе? Разве это не идеальный вариант?
– Конечно, мама.
«Может, так оно и должно быть, – думала Кэт. – Мне дважды не дали принять решение. Может, так и надо, чтобы кто-нибудь брал все в свои руки и говорил: „Послушай-ка, Оливер – лучший парень на свете, такого классного, как он, никогда не будет, и ты выходишь за него замуж“».
– Дай мне посмотреть на это кольцо у тебя на пальце.
Кэт достала его из кармана и надела. Фамильное кольцо, переходившее по наследству от прабабушки Оливера, было очень красиво – тоненький золотой ободок и круглый, сверкающий бриллиант с крохотными бриллиантиками по обе стороны от него.
– Теперь картинка правильная, – чуть заметно улыбнулась Лолли, любуясь кольцом.
«Тогда почему я по-прежнему чувствую, что это не имеет ко мне отношения?» – грустно подумала Кэт.
В пятницу кольцо сияло у нее на пальце уже два дня. Два дня поздравлений от всех в гостинице, по телефону и электронной почте от родных Оливера и их общих друзей. Кэт уже созрела для тихого вечера с семьей: только вчетвером посмотреть фильм и обсудить его, а не планы, связанные с помолвкой, свадьбой или будущим. Или миллионом вопросов о том, где они с Оливером будут жить и знают ли, что через два квартала от гостиницы продается старый викторианский дом, который очень понравится Кэт. Лиззи пришла в восторг от этой новости и завезла не менее тридцати свадебных журналов с цветными закладками на ее любимых платьях, головных уборах, туфлях, белье, украшениях и прическах. У лучшей подруги Кэт имелся также список помещений для торжеств и список фирм, обслуживающих такие мероприятия, а еще идеи насчет подарков к свадьбе и мест для свадебного путешествия. Лиззи и ее будущий жених направлялись на Гавайи. Кэт же направлялась к головной боли. Всего этого было уже чересчур много.
Она перебирала DVD-диски в гостиной. Мать поручила выбрать для пятничного киновечера что-нибудь смешное из коллекции Мэрил Стрип. Просмотр состоится в спальне Лолли. Она настолько плохо чувствовала себя в последние несколько дней, что скорее всего уснет во время сеанса. Фильмы были расставлены по темам и снабжены указателями. В разделе «Мэрил Стрип» на ярлычках значились все известные актеры, сыгравшие в этих фильмах. Клинт Иствуд. Ширли Маклейн. Томми Ли Джонс. Николь Кидман. Роберт Редфорд. Альберт Брукс.
«Защищая свою жизнь». А вот и название. Кэт взяла коробку и прочитала аннотацию на обороте. Разбившись насмерть на чудесном новом автомобиле в день своего рождения, Альберт Брукс вынужден защищать свою жизнь – особенно эпизоды, когда действовать ему мешал страх, – в суде города Судного дня, чтобы попасть на небо со своей новой любовью, Мэрил Стрип, жизнь которой была безупречна. «Веселый и искренний» – так отозвался о фильме критик.
Эпизоды, когда действовать мешал страх. У Кэт их было много. Она положила диск на плейер и пошла на кухню испечь для киновечера миниатюрный свадебный торт. На кухне Кэт всегда была бесстрашной.
«Посмотрим, насколько я бесстрашна, выпекая торт для своей свадьбы», – подумала она.
– Я давно видела «Защищая свою жизнь», – сказала сидящая в постели Лолли. Пульт лежал у нее на коленях. – Я помню, фильм очень смешной, но и заставляет серьезно задуматься, что в твоей жизни тебе, возможно, придется защищать. А ты не сможешь.
Поставив на поднос между нею и матерью, лежащей на большой больничной кровати, тарелку с ломтиком свадебного торта в миниатюре, над которым поохали и поахали Лолли, Изабел и Джун, Кэт глубоко вздохнула. На самом деле она с удовольствием приготовила для себя маленький свадебный торт, украшенный крохотными синичками-гаичками и цветочками розы ругозы, но, работая над ним, думала не о себе, Оливере или свадьбе, думала она только о торте. Как сделать его идеальным.
Однако когда она откусила первый кусок, а он получился-таки идеальным, сладкий торт наполнил ее рот горечью. Кэт действительно требовалась помощь для защиты своих чувств – как в том, чтобы выйти за Оливера, так и в том, чтобы не выходить. В увлечении Маттео Виолой – хочет она того или нет. В желании остаться, в желании уехать.
Изабел и Джун расположились на мягких складных стульях справа от кровати, на коленях Джун держала миску с поп-корном. Перл уехала на какое-то торжество, поэтому они оказались вчетвером. Кэт порадовалась, что не будет гостей, страдающих недержанием речи.
– Мне достаточно посмотреть на лицо Альберта Брукса, и я уже смеюсь, – призналась Лолли, когда в начале фильма Альберт Брукс держит смешную речь на работе. – Я имею в виду выражение его лица, как он использует голос… Он такой уморительный.
Кэт смотрела, как Альберт Брукс, играющий симпатичного, забавного рекламного работника, купил себе на день рождения «БМВ» с откидным верхом, а затем случайно попал в аварию из-за того, что искал упавший на пол салона компакт-диск (хорошо, что никто больше ими не пользуется). Он оказался в городе Судного дня, похожем немного на Лас-Вегас, где ему пришлось защищать свою жизнь на земле в ходе суда с участием защитника и прокурора, прежде чем уйти на небеса вместе с Мэрил Стрип, которая совершала на земле прекрасные поступки: например, усыновляла детей и спасала кошек из огня. Если он проиграет, его отправят назад на землю для новой попытки.
Джун принялась за свой ломтик свадебного торта.
– Боже мой, только представьте, что каждая секунда твоей жизни на самом деле записывается и будет использована против тебя при решении, можешь ли ты попасть в рай. Меня бы раз за разом отсылали назад на землю.
«Меня тоже, – подумала Кэт. – За тот момент, когда я ответила согласием на предложение Оливеpa о замужестве, потому что боялась всего – включая отказ. Или когда думала о лице и теле Маттео, находясь в постели с Оливером…»
– Да из-за средней школы мне навсегда будет заказан путь на небо, – покачала головой Изабел.
– Ха. Люди на земле используют только три процента своего головного мозга, – повторила Кэт слова адвоката Альберта Брукса. – Вот реальная причина их проблем в жизни. Это похоже на правду.
Фильм оказался добрым, забавным и интересным, веселым и искренним, как и обещал анонс на коробке. Кэт поймала себя на том, что расслабляется, с наслаждением поедая миниатюрный свадебный торт. Пока не прозвучала реплика, заставившая ее призадуматься. В точности, как предрекала Лолли.
– Думаете, это правда? – спросила Кэт. – Что страх – это туман, который мешает настоящему счастью?
– Вероятно, – отозвалась Джун. – Я знаю, в какие-то моменты боялась действовать, потому что не знала, к чему это приведет. Или просто из-за обычного страха. Это очень по-человечески.
Изабел кивнула.
– Страх услышать не то, что я хотела, неоднократно удерживал меня от разговора с Эдвардом наших проблемах.
Кэт поправила свою подушку, устраиваясь поудобнее, затем поняла, что дискомфорт у нее в душе. Во многих случаях страх удерживал ее от лов и поступков. Может, она знала, чего хотела, и лишь боялась это сделать.
– Альберту Бруксу нужно защитить девять дней жизни? – уточнила Джун. – Мне бы пришлось защищать значительно больше.
– Мне тоже, – тихо проговорила Лолли.
Кэт глянула на мать, но та взяла чай со льдом, предупреждая таким образом: не спрашивай. Может, если бы Кэт не так боялась перейти границы, она спросила бы.
«Я – третья», – подумала она.
– О-о, вот и Мэрил, – подала голос Изабел. – как смешно, что они познакомились в клубе на представлении плохого комика.
Кэт порадовалась, что наконец-то появилась Мэрил Стрип. Ее лицо, шелковистые светлые волосы, выражение лица и веселый смех сделались настолько привычными для Кэт, что она поняла: один вид актрисы ее успокаивает.
– Вот хороший вопрос, – сказала Изабел, когда начался суд над Альбертом Бруксом и на киноэкране в зале суда показали случай из его детства. – О разнице между страхом и сдержанностью. Иногда между ними очень тонкая грань.
Лолли, зевая, кивнула. Третий зевок с начала фильма.
– Слишком сильный самоконтроль может помешать вам сделать то, что действительно надо сделать. Но порой людям следует демонстрировать больше сдержанности. Иногда трудно понять, что когда применять.
Джун поставила на ночной столик пустую тарелку из-под торта.
– Ха, вот тоже хорошо – показывают его ошибочные решения из-за страха или по глупости. У меня такого было хоть отбавляй.
– У меня тоже, – согласилась Изабел. – Хотя уже давно, тетя Лолли, честно.
Кэт с облегчением вздохнула, когда мать засмеялась. Лолли притихла, сидела с серьезным лицом и, казалось, о чем-то глубоко задумалась. Кэт стало интересно, о чем же это кино ей напомнило.
– Для меня Альберт Брукс – настоящее открытие, – заявила Изабел. – Он такой забавный, такой скромный, но в его лице есть что-то настоящее – как он смотрит на нее, как говорит. Ясно, почему Мэрил в него влюбляется.
– Мне тоже, – кивнула Джун.
И я понимаю, что он имеет в виду, когда говорит, что устал от суда над собой. Но знаете, что странно? Недавно я думала о том, что я свой самый строгий критик.
– Думаю, все мы, – кивнула Изабел.
Кэт сосредоточила внимание на экране, когда Альберт Брукс сказал Мэрил Стрип, что не хочет подниматься к ней в номер и заниматься сексом, потому что боится испортить возникшие между ними чудесные и совершенные отношения. Он хотел сберечь мечту. Он делал неправильный выбор, но она понимала это. Слишком хорошо понимала.
– Ах, придется ему вернуться на землю, – сделала вывод Джун. – И попытаться снова.
Кэт вздохнула.
– Это ключ к пониманию жизни, да? Только что сказанное его адвокатом – что когда Альберт Брукс вернется на землю, ему следует не упускать подворачивающиеся возможности. Он сдерживался и теперь не может пойти в рай.
«Выйти за Оливера. Не выйти. Выйти за Оливера. Не выйти. Выйду. Не выйду Что же делать? Что это за возможность, которую я не должна упустить, и почему я не знаю?» – мучилась раздумьями Кэт.
Кэт следила, как Альберт Брукс сел в вагончик вместе с другими возвращающимися на землю и вдруг увидел Мэрил Стрип в другом вагончике, для тех, кто направлялся на небеса. Мэрил стала звать его, и он, вырвавшись, бросился к ней.
Не упустил своей возможности. Не испугался реальности любви. И отбыл вместе с ней в рай.
– Какой славный фильм, – вздохнула Джун, когда пошли титры.
Кэт включила свет на прикроватном столике.
– Мама? – произнесла она, вглядываясь в Лолли. – Ты плачешь?
Лолли вытерла глаза.
– Этот фильм всегда заставляет меня думать… – начала Лолли с печальным, тоскливым лицом. – Я не уверена, что пройду испытание в городе Судного дня. – Отвернувшись, она уставилась в темное окно.
– Мам, конечно, пройдешь, – пробормотала растерянно Кэт, гадая, что имеет в виду мать. – И не только это.
– Ладно, нажмите на паузу, – попросила Изабел. – Тетя Лолли, вы взяли к себе двух осиротевших племянниц. За одно это вы попадете в рай.
Лолли вроде бы улыбнулась племяннице, но на паузу не нажала. Все ее внимание было устремлено на телеэкран, на бегущие титры. По выражению лица матери, по особому выражению глаз Кэт поняла, что Лолли не скажет больше ни слова.
Кэт часто размышляла о личной жизни матери. За пятнадцать лет вдовства Лолли Уэллер никогда ни с кем не встречалась. Она как-то спросила, не думала ли мать когда-нибудь о «кавалере» (Лолли любила это слово вместо «бойфренд»), но та ответила: «Не смеши меня» – и добавила, что со всем этим покончила.
Покончила с любовью? По большей части Лолли – неразгаданная тайна. Но у нее есть ее гостиница, ее клубы, любимая подруга Перл, которая всегда была для Лолли как бы мудрой тетушкой. Кэт никогда не видела мать особенно радостной. Может, некоторые люди просто не бывают радостными.
Конечно, каждый раз, когда Кэт об этом думала, она отмахивалась от подобной мысли. Недостаток радости явно о чем-то говорил.
Собирая тарелки и стаканы, Кэт поняла, что мать спит или притворяется, что спит. Несколько раз за время фильма Лолли зевала, поэтому, может, и не притворяется. Но одно совершенно ясно: этот разговор мать поддерживать не хочет. Кэт было очень любопытно, о чем же думает Лолли.
– Мам? – прошептала она.
Ответа не последовало.
– Давайте перейдем в гостиную, – зашептала Изабел. – Или наверх.
– Наверх, – решила Кэт, ставя на поднос остатки мини-свадебного торта и напитки. – Там больше уединения.
Они быстро собрали с пола просыпавшиеся зерна поп-корна, навели общий порядок, выключили свет и тихонько закрыли дверь в комнату Лолли. По пути к черной лестнице они на цыпочках прокрались мимо комнаты Чарли. Джун заглянула туда и улыбнулась.
– Какой же он милый во сне.
Кэт и Изабел тоже просунули головы в дверь.
– Само очарование! – проговорила Изабел.
Счастливчик свернулся калачиком на своем обычном месте рядом с Чарли, и рука мальчика лежала поверх собачьей лапы.
В их спальне Кэт поставила на письменный стол поднос и заметила на постели Джун груду скомканных листов бумаги.
– Что-то сочиняешь?
Джун сдула в сторону выбившуюся прядь волос и рухнула на кровать. Комки бумаги подпрыгнули.
– Письмо родителям Джона. Прошло три дня, как я оставила им сообщение на автоответчике. Они до сих пор не перезвонили. Я проверяю как одержимая, поэтому пропустить не могла.
Тогда, три дня назад, они втроем допоздна сидели и обсуждали, что Джун может сказать, если кто-то из родителей Джона снимет трубку, и что сказать, если подключится голосовая почта. Джун раз десять прорепетировала перед аудиторией в лице Кэт и Изабел свою речь, пока с удовлетворением не отметила, что из ее голоса исчезли писк и нервозность, чтобы родители Джона без колебаний дали номер телефона своего сына девушке с приятным голосом. Или хотя бы заверили, что передадут ему ее номер телефона.
– Вероятно, он женат, – проговорила Джун, и лицо у нее вытянулось. – Они не собираются давать его номер первой же позвонившей женщине. Я решила, что надо написать письмо, сказать, что я познакомилась с ним в Нью-Йорке семь лет назад и что мне нужно сообщить ему нечто очень важное. И больше ничего не добавлять. Но я не знаю, как изложить все это, не показавшись ненормальной.
– Думаю, ты можешь ограничиться именно этим, написать коротко, но доброжелательно. – Изабел села по-турецки на кровать с оставшейся половиной своего куска торта. – «Нечто важное» должно хотя бы заставить их передать ему твое письмо и сообщить о звонке.
Джун прислонилась к стене.
– Я невольно гадаю, что случилось бы, если б он пришел в тот день к фонтану в Центральном парке. Остался бы со мной в Нью-Йорке, пока я не окончила колледж? Уговорил бы поехать с ним по стране и взять академический отпуск на год? Были бы мы до сих пор вместе?
– Это невозможно узнать, – вздохнула Изабел. – Пока смотрела «Защищая твою жизнь», я все думала о тех случаях, которые пришлось бы отстаивать мне – когда я действовала из чистого страха и все такое. А потом начала думать, а если бы в тот день в центре я не познакомилась с Эдвардом? Что, если бы тогда был другой наставник для подростков? Кем бы я была теперь?
Кэт перевернулась на живот, подложила руки под подбородок.
– Думаешь, ты настолько изменилась? В смысле в душе… Глубоко внутри.
– Я была той еще оторвой, – заметила Изабел.
– Могу подтвердить. – Джун улыбнулась.
– Да, и я это помню, – подхватила Кэт. – Но не потому ли, что тебя тянуло? Тянуло к тем вульгарным девчонкам. Точно так же сразу после автокатастрофы тебя потянуло к Эдварду. Дело было в тебе и в том, что притягивало или отталкивало тебя.
Изабел минуту размышляла.
– Наверное, так и есть. А мне нравится мысль о том, что я имела больше контроля над собой, чем мне казалось. Что это я реагировала на обстоятельства, а не обстоятельства контролировали меня.
Кэт кивнула. Именно это тревожило ее сейчас. Обстоятельства контролировали ее. Разница была, но грань такая тонкая, что одной ногой Кэт стояла по одну сторону, другой – по другую, но самой грани различить не могла.
– А мне знаете что интересно? – задумчиво произнесла Кэт. – Мне интересно: если бы мой отец не погиб, если бы остались живы мои тетя и дядя, если бы весь мир моей матери не изменился после телефонного звонка из полиции, пошла бы я тогда в колледж? Поступила бы в кулинарную школу или поехала на год во Францию? Соединилась бы в итоге с Оливером?
– Судьба тебе подсказала бы, – ответила Джун. – Если ты веришь в нее.
– Да, я думала, что, может, все равно встретила бы Эдварда, – произнесла Изабел. – Если не в Бутбейском региональном центре для детей, переживших утрату, то где-нибудь в другом месте.
Они помолчали.
– Мне кажется, мы всегда можем защитить свою жизнь, – прервала молчание Изабел. – Почему мы делаем тот или иной выбор. Не то что мы обязательно попали в рай. Но, по-моему, основная мысль этого фильма очень важна. Если ты чего-то боишься, разберись почему, а затем действуй без страха. Прими решение, которое действительно хочешь принять.
Кэт повернулась на кровати и уставилась на потолочный вентилятор.
– А вдруг тем не менее ты боишься, что примешь неправильное решение? Например, выйти замуж за Оливера не то, что нужно сделать? Вдруг мне суждено что-то другое?
– Думаю, ты бы поняла, – отозвалась Джун. – Разве не так, Кэт?
Кэт села, подтянув колени к груди. Кивнула, хотя на самом деле не понимала.
– Ты знаешь Оливера всю свою жизнь, – заговорила Изабел. – Мне очень нравится, что ты выходишь за него после стольких лет знакомства. Это как противоположность нашей с Эдвардом истории. Я познакомилась с ним в шестнадцать лет и вышла за него в двадцать один год. Ты точно знаешь, что получаешь. Знаешь, кто ты есть.
– Знаю ли? – переспросила Кэт… а затем удивилась, что произнесла это вслух. – Имею в виду, что я знаю Оливера. Насколько вообще можно кого-то знать. Но не уверена, что знаю себя.
– Правда? – Джун задумчиво посмотрела на Кэт. – Я всегда думаю о тебе, как о человеке, у которого все удачно складывается. Пекарское дело. Оливер. Гостиница. Это так надежно.
– Иногда мне хочется полететь в Париж и просто погулять там, пробуя пирожные в каждом квартале. Перецеловать всех красивых парней, которых увижу. Ну и переспать с некоторыми из них. Это безумие?
– Ты не тех двоих спрашиваешь, – ответила Джун. – То есть мы обе живем в подвешенном состоянии. Для нас надежность и яркое светлое будущее звучит очень заманчиво.
– Ты хочешь пересмотреть свое решение насчет замужества? – спросила Изабел. – Если так, не делай этого, Кэт.
«Но это же моя мама мечтает увидеть меня замужем. Увидеть, как меня и человека, которого обожал мой отец и в пять лет определил мне в супруги, объявят мужем и женой. Как я могу лишить ее этого, когда это единственное, что может избавить меня от двойственности», – возражала мысленно Кэт.
– Я не пересматриваю, – заявила Кэт и наткнулась на пристально-недоверчивый взгляд обеих кузин.
– Кэт, – заговорила Джун, – давай представим гипотетически, что мы с Изабел устраиваем маленькую неожиданную вечеринку по случаю помолвки завтра днем здесь, в гостинице. И давай представим, что мы пригласили родителей Оливера, его брата и кое-кого из твоих городских друзей. Ты не против?
Кэт могла вскочить и воскликнуть: «Нет, отмените ее, отмените. Если состоится вечеринка по случаю помолвки, это уже серьезно».
Но она посмотрела на свое кольцо и подумала о матери, спящей на больничной кровати.
– Конечно, я не против. И спасибо. – Изабел не сводила с нее глаз, поэтому Кэт сменила тему. – Думаешь, моя мама хорошо себя чувствует? Просто волнуется из-за… – Кэт не могла даже выговорить это.
– Думаю, да, – кивнула Джун. – Уверена, все эти разговоры о рае и суде, о защите своего выбора просто навели ее на мысли о собственной жизни.
– Меня-то уж точно навели на мысли о своей, – заметила Кэт.
В субботу Кэт разыграла удивление, когда они с Оливером вышли на задний двор «Трех капитанов» и обнаружили там небольшую вечеринку в честь их помолвки. Из Кемдена приехали родители Оливера и его брат со своей девушкой. Друзья детства тоже собрались во дворе, потягивая «мимозу» и угощаясь закусками. Кэт улыбнулась, увидев Лиззи: усадив Лолли за стол для пикника, подруга полностью завладела ее вниманием, обложившись свадебными журналами и объясняя свою систему цветового кода.
Кэт остановилась с тремя подругами, которых знала еще с дошкольного возраста, и наблюдала, как Оливера обнимает его брат, более молодая версия ее жениха, а затем его красивая девушка. Родители Оливера, Фред и Фрея, болтали с четой Нали, которые купили их дом несколько лет назад.
«Это моя будущая семья», – подумала Кэт, глотнув «мимозы».
Она всю жизнь знала этих милых людей, много лет испытывала на себе доброту Фреи Тейт. Но когда попыталась представить, как проводит праздники, дни рождения и другие торжественные события с Тейтами, то поймала себя на том, что наблюдает за Лолли, Изабел и Джун с горячим желанием защитить их. Они никогда не казались Кэт принадлежащими ей, даже мать, однако сейчас ей хотелось сбежать вместе с ними в гостиную и посмотреть там «Силквуд» или «Женщину французского лейтенанта».
– Вы знаете, какая чудесная мысль пришла мне в голову? – обратился к Лолли Оливер. – Свадьба в День благодарения, прямо здесь. Я знаю, День благодарения ваш любимый праздник, Лол.
«И до него еще целых два месяца», – поняла Кэт, у нее засосало под ложечкой.
Оливер вел себя любезно и практично, желая убедить Лолли, что она увидит, как ее дочь идет к алтарю. Последние несколько дней он слал Кэт сообщения: «Париж = Медовый месяц», «Обойдем все кондитерские, хотя с твоими пирожными ничто не сравнится».
«Неужели Оливер забыл, что я не уверена? Что я, возможно, приняла его предложение в момент слабости, когда была расстроена диагнозом матери?»
С другой стороны, он знал, что Кэт мечтала поехать в Париж. Обойти все тамошние кондитерские. Поучиться у мастеров пекарского дела.
«Неужели он пользуется моментом – снова? Или просто надеется достучаться до моей больной головы?»
Этот эпизод станет одним из тех, которые ей пришлось бы защищать в городе Судного дня. Она это знала.
«Париж – это идеально», – ответила Кэт жениху. И это правда. Просто остальное к ней не относилось. Та часть предложения, которая касалась медового месяца.
Когда девушка брата Оливера подробно излагала ей, какое платье хотела бы она сама, без рукавов, как у Кейт Мидлтон, если, скажем, Деклан Тейт сделает ей предложение, у Кэт зазвонил мобильный телефон. Маттео. Подумав, что этот звонок может касаться результатов последних анализов матери, Кэт извинилась и ушла в дом, где укрылась в дамской комнате на первом этаже.
– Маттео, прошу, скажите, что все в порядке.
– Да, – быстро ответил он. – Прошу прощения, что встревожил вас, Кэт Результатов еще нет, они придут только в понедельник утром, но мы не ожидаем изменений. Постарайтесь не волноваться. А позвонил я только узнать, как чувствует себя Лолли. Когда я ее видел, она выглядела неважно. Как она держится?
Кэт с облегчением опустила сведенные плечи.
– Это очень любезно с вашей стороны, Маттео.
Ей гораздо лучше.
Пока он рассказывал, чего ожидать от второго сеанса химиотерапии и ее воздействия на организм и как может отреагировать Лолли, Кэт поразилась своему желанию не терять с ним связи, не отключаться от этого потока знаний и мудрых слов.
– Мне нужно на обход, Кэт. Но если у вас появятся вопросы или понадобится помощь, позвоните мне. О, чуть не забыл. Я рассказал о вас своему отцу, и он хотел бы научить вас готовить его знаменитые канноли. А в обмен вы научите его готовить ваши знаменитые маффины. Маффины ему не даются, но ему хотелось бы научиться. Он пробовал ваши маффины в кафе «Огни гавани» и сказал, что они тают во рту.
Казалось, Кэт вся расплылась в улыбке – с головы до пят.
– Почту за честь показать несравненному Алонцо Виоле, как я пеку маффины. А что касается урока по приготовлению канноли – с огромным удовольствием. Стану думать, что побывала в Италии, на уроке у мастера.
– Там, куда вы всегда хотели поехать?
– В Италию, Испанию, Англию, Россию, Швецию. Я всегда мечтала объездить весь мир и обучаться пекарскому делу в каждой стране. Но я всегда нужна была здесь, поэтому мечта откладывалась.
– Что ж, несколько часов у плиты с моим отцом, и вы точно почувствуете, что побывали в Италии.
Они условились на следующую неделю, и Кэт сообразила, что лучше освободить туалет, мало ли кто ждет за дверью.
– Значит, вы позвоните в понедельник, если будут новости по ее анализам? – уточнила она, открывая дверь. Посмотрела на Изабел, которая ждала у самой двери в бокалом «мимозы» в руке. – Хорошо. Еще раз спасибо.
– Это был доктор Виола? – спросила Изабел, пока Кэт убирала телефон в сумочку.
– Он справлялся о маме. Спрашивал, как она держится, – отозвалась Кэт.
– Очень мило с его стороны.
– Его отец научит меня готовить канноли, – добавила Кэт, разглядывая свои сандалии и красно-розовый лак ногтей на ногах. – Его отец – Алонцо из Итальянской пекарни. Я и понятия не имела.
– Ты всегда хотела научиться делать канноли? – Проницательные светлые глаза Изабел испытующе смотрели на Кэт. И спрашивали не только об этом, поняла Кэт.
– Я не знала, что хочу, пока мне не предложили, – прошептала она. – А когда это случилось, я поняла, что ничего так не хочу, как этого. Здесь есть какой-то смысл?
– Да. – Изабел на мгновение сжала руку Кэт. – Я знаю, что ты имеешь в виду.
Кэт хотелось затащить Изабел наверх и расспросить о многом. Например, о том, как ее может тянуть к другому мужчине, если она любит Оливера. Не означает ли это, что она действительно не любит его и ей не следует за него выходить, или это нормально, что женщин периодически тянет к другим мужчинам, и ничего не значит?.. Или это всегда что-то значит? Это эмоциональный роман. Роман сердца. Разве это не более интимная вещь, чем секс?
«Пока в этом не разберусь, буду держать свои чувства при себе», – твердо решила Кэт.
Глава 13
В понедельник утром Изабел начала свой первый официальный день в качестве волонтера в неонатальном отделении интенсивной терапии Прибрежной больницы. Ее прикрепили к двум младенцам с желтухой – им не меньше шести дней необходимо было находиться под специальным освещением. Ее работа заключалась в том, чтобы сидеть между их инкубаторами и, если малыши проснутся, просунуть внутрь, через специальное отверстие, руку и осторожно погладить, до чего удастся дотянуться.
Она могла покормить их из бутылочки и поменять подгузники под руководством медицинской сестры. Изабел прошла инструктаж и три учебных занятия, посвященные всему – от правильного мытья рук перед входом в отделение до того, как правильно держать младенца. Теперь, когда уикэнд Дня труда прошел, а с ним и летняя суета, Изабел без угрызений совести взяла небольшой отпуск в гостинице, чтобы поработать волонтером. Но даже понедельник, неделю спустя после Дня труда, два или три номера были забронированы, и Кэт предложила подменить Изабел ради первого официального дня в больнице.
Изабел сидела, держа на руках трехдневную Хлое Мартел – красивая головка в белом хлопчатобумажном чепчике, едва ощутимый на руках вес ребенка. Изабел кормила Хлое из крохотной бутылочки, вмещающей восемьдесят миллилитров сцеженного материнского молока, и сердце ее готово было разорваться от полноты чувств.
«Я призвана это делать, – думала она. – Для своего ребенка или находясь здесь».
Она размышляла о том, какой могла быть жизнь, если бы Эдвард согласился на ребенка. У них появился бы младенец, потом он встал бы на ножки и пошел, был бы дошкольником – и однажды она получила бы ту анонимку или сама увидела Эдварда, крадущегося через задний двор. Теперь она радовалась, что не сумела его убедить.
В отделение пришла семейная пара – родители семимесячных близнецов, они тихо заговорили с медсестрой. Один из близняшек находился в плохом состоянии. Изабел увидела слезы на глазах отца. Он смахнул их и обнял жену. Изабел услышала плач матери.
«Как я вам сочувствую», – подумала Изабел и помолилась про себя, глядя в сторону близнецов, маленьких воинов.
Медсестра объяснила во время инструктажа, что состояние ребенка может в одно мгновение измениться от так себе до плохого, от плохого до худшего, от худшего к лучшему и затем до прекрасного.
– Эмми Дин родилась на шесть недель раньше срока, – рассказал ей вчера вечером по телефону Гриффин.
Он звонил каждый вечер после того, как неделю назад покинул гостиницу – иногда просто пожелать спокойной ночи, иногда поговорить. Изабел нравилось, что он уважает ее потребность узнать его не торопясь, прежде чем она сможет даже подумать о поцелуях во время долгих прогулок у воды.
С шестнадцати лет у нее был только один мужчина, и, как бы ни влекло ее к Гриффину Изабел не чувствовала себя готовой ощутить на своей руке ладонь другого мужчины. Но она предвкушала его ежевечерние звонки, у нее почти перехватывало дыхание, когда ее сотовый звонил. Она сказала Гриффину, что завтра у нее первый волонтерский день, и он ответил, что Изабел проявляет необыкновенную доброту, что Эмми две недели пробыла в больнице, прежде чем окрепла настолько, что ее забрали домой. Он три раза в день приходил к ней – утром, в полдень и вечером, и каждый раз в полдень одна и та же приятная женщина-волонтер по имени Эрнабелл, напоминающая типичную бабушку, укачивала Эмми. Отсюда у девочки второе имя, Белла, потому что та женщина была сущим ангелом.
Пока он рассказывал свою историю, Изабел поняла, что независимо от своей готовности безвозвратно в него влюбляется. И начинала с нетерпением ждать, когда днем он приедет позаниматься со Счастливчиком.
– Вообще-то я на самом деле еду снова увидеть ся с вами, – добавил Гриффин, и Изабел бросило в жар.
Когда Хлое опустошила бутылочку, Изабел, положив на плечо салфетку, осторожно дала девочке срыгнуть, как учила медсестра. Затем снова устроила малышку на руках и покачала. Деревянное кресло-качалка слегка поскрипывало. Изабел мурлыкала колыбельную песенку, которую в один из вечеров Джун пела Чарли, но слов она не помнила. Глаза Хлое закрылись, потом чуть приоткрылись, и снова ее веки сомкнулись.
– Ты красивая, сильная девочка, – прошептала Изабел, прежде чем снова положить малышку в инкубатор.
Ожидая, пока проснется четырехдневная Ева Ратледж, Изабел расправила подгузники. Потом подошла медсестра и сказала, что она может покачать новорожденного мальчика, чьи родители не придут до трех часов. Изабел вскочила и через все отделение пошла к немыслимо крохотному, родившемуся раньше срока Логану Полу, лежащему там со всеми своими трубочками. Сестра достала его из кроватки и осторожно положила на руки Изабел. Она села в кресло-качалку и стала покачиваться взад-вперед, напевая колыбельную и чувствуя себя бесконечно умиротворенной.
Изабел посмотрела на часы: почти четыре. Гриффин должен приехать с минуты на минуту.
В гостинице царил порядок. Изабел обновила веб-сайт «Трех капитанов», поговорила с двумя местными агентами бюро путешествий, чтобы познакомиться, и растрясла склад-магазин строительных товаров на новую дверную ручку для номера «Альбатрос». Записи в бухгалтерских книгах были доведены до сегодняшнего дня, календари синхронизированы по датам приезда и отъезда гостей, а многочисленные растения в гостинице политы.
«Счастье заключается в том, чтобы самой осваивать свою жизнь», – подумала Изабел.
У нее никогда не было столько жизни, чтобы ее осваивать, и такая цель, такое направление доставляли ей удовольствие.
Счастливчик лежал на спине в пятне солнечного света, держа в пасти любимую игрушку – потешную резиновую крысу. За неделю пребывания в гостинице Гриффин сотворил чудо с псом, превратив его в воспитанного, пусть и проказливого домашнего питомца. Даже Лолли полюбила Счастливчика и с удовольствием позволяла ему лежать рядом, когда она по вечерам читала.
Изабел каждый день выводила Счастливчика погулять и, сколько могла, играла с ним, ласкала, но ее милый племянник присвоил Счастливчика, чему Изабел была только рада. Они вполне могли владеть им совместно.
Когда Изабел заметила идущих по дорожке к главному входу Гриффина и девочек, ее охватило волнение. Изабел тянуло к Гриффину до умопомрачения. Ей и раньше нравились мужчины. Разумеется, она обращала внимание на красивых представителей сильного пола, увлекалась кинозвездами, но никогда мужчина не привлекал ее до такой степени. Это могло звучать так:
«Мне бы хотелось тебя поцеловать, и я могу тебя поцеловать, потому что я свободна впервые с шестнадцати лет».
К белым шортам Алексы был прикреплен непременный айпод, в ушах – наушники. Она не поздоровалась. Улеглась в шезлонг, подставила лицо солнцу, слегка двигаясь в такт музыке. Эмми, как обычно, разглядывала Изабел, держа одну руку за спиной.
– Это тебе, – проговорила Эмми и достала из-за спины розовый цветок.
Широко улыбаясь, Изабел опустилась перед девочкой на колени.
– Мне очень нравится. Спасибо. Ничего, если я заложу его за ухо? – Изабел заправила за ухо прядь волос и заложила туда же цветок. – Как я выгляжу, Эмми?
Девочка улыбнулась.
– Очень красиво.