Вечность Шекли Роберт

55

ГРЕЙС

Первая моя мысль была о том, что Сэму нужно поговорить с Беком и разобраться в своих противоречивых эмоциях, вторая — о том, что Коулу нужно поговорить с Беком о различных научных концепциях, которые он испытал на себе, а третья — о том, что я, видимо, единственная из всех помню, зачем нам понадобилось поговорить с Джеффри Беком.

— Бек, — начала я, чувствуя себя несколько странно, что приходится обращаться к нему, но, поскольку парни оба как воды в рот набрали, ничего другого не оставалось. — Простите, что приходится задавать вам вопросы, когда вы в таком состоянии.

Он явно страдал; Коул вернул ему человеческий облик, но лишь едва-едва. И его энергетика, и запах — все было волчье; если бы мне пришлось представлять его себе с закрытыми глазами, при помощи одних моих скрытых способностей, сомневаюсь, что я нарисовала бы его себе в виде человека.

— Поторопитесь, — сказал Бек.

Он перевел взгляд на Коула, потом на Сэма, потом обратно на меня.

— Том Калперер добился разрешения на отстрел полков с вертолета. Через неделю.

Я подождала, пока до него дойдет смысл моих слов, чтобы понять, понадобятся ли дальнейшие объяснения.

— Черт, — негромко выругался Бек.

Я кивнула.

— Мы подумали, что можно переселить стаю в другое место. Только не знаем как.

— Мой дневник…

Бек вдруг схватился за плечо, потом отпустил его. Смотреть, как мучится другой человек, было тяжелее, чем страдать самой.

— Я его прочитал, — подал голос Коул и подошел поближе. Явный дискомфорт Бека, похоже, не производил на него такого воздействия, как на меня; наверное, он просто был более привычен видеть чужую боль. — Вы написали, что их вывела Ханна. Каким образом? Как она удерживала в голове место назначения?

Бек взглянул на Сэма, безмолвно стоявшего на ступеньках, потом ответил:

— Ханна была как Сэм. Она могла сохранять в памяти некоторые человеческие мысли, когда была волчицей. Лучше, чем все остальные. Не так хорошо, как Сэм, но лучше меня. Они с Дерриком были два сапога пара. Деррик умел хорошо передавать образы. Ханна с Полом собрали волков вместе, а Деррик — он оставался в человеческом обличье — удерживал в голове образ того места, куда мы направлялись, и передавал его ей. Она вела волков. А он — ее.

— Сэм тоже так может? — спросил Коул. Мне не хотелось даже смотреть на Сэма. Коул уже решил, что Сэму это под силу.

Бек нахмурился, глядя на меня.

— Если кто-нибудь из вас сможет передавать ему образы, оставаясь при этом человеком.

Я все-таки взглянула на Сэма, но на его лице не было написано ровным счетом ничего. Я не знала, стоит ли принимать во внимание те краткие, практически непроизвольные мгновения, когда он поделился со мной воспоминанием о золотом лесе или когда я пыталась передать ему образ нас с ним вдвоем, давным-давно, в клинике, перед тем как мы с Изабел влили ему зараженную менингитом кровь. Последний эпизод, во всяком случае, имел место в интимной обстановке. Я находилась совсем рядом с ним, а не пересылала образы из окна машины на полной скорости по пути прочь из леса. Снова потерять Сэма ради столь зыбкого плана… Эта мысль была невыносима. Мы так отчаянно боролись, чтобы он остался в своем теле. Он так не хотел терять самого себя.

— Мой черед, — произнес Бек. — Мой черед задавать вопросы. Но сначала одна просьба. Когда я снова превращусь в волка, выпустите меня обратно в лес. Какая бы судьба ни постигла волков, я хочу разделить ее с ними. Будут жить — значит, я тоже буду жить. Погибнут — значит, и я погибну. Понятно?

Я ожидала, что Сэм станет возражать, но он ничего не сказал. Ничего. Я не понимала, что мне делать. Подойти к нему? Лицо у него было отстраненное и пугающее.

— Договорились, — отозвался Коул.

Такой ответ не расстроил Бека.

— Первый вопрос. Расскажи мне о средстве исцеления. Ты спрашиваешь, сможет ли Сэм отвести стаю в другое место, но сейчас он человек. Значит, средство не подействовало?

— Подействовало, — ответил Коул. — Сейчас менингит сдерживает волка. Если я прав, он все равно будет время от времени превращаться в волка и обратно. Но в конце концов перестанет. Когда наступит равновесие.

— Второй вопрос — Бек поморщился от боли, потом его лицо разгладилось. — Почему Грейс теперь волчица?

Он перехватил мой пристальный взгляд и, скорчив гримасу, указал на свой нос. Почему-то мне приятно было думать о том, что, несмотря на все пережитое, он помнил мое имя и беспокоился о моей судьбе. Трудно было питать к нему неприязнь, даже из-за Сэма; глядя на него, невозможно было представить, что он способен был причинить Сэму зло. Если уж меня, знакомую с ним совсем мимолетно, раздирали такие противоречивые чувства, я не могла даже вообразить, каково должно быть Сэму.

— Нет времени объяснять, — ответил Коул. — Если в двух словах, ее в детстве укусили, а все семена рано или поздно проклевываются.

— Ладно, тогда третий вопрос, — сказал Бек. — Ты можешь ее вылечить?

— Это средство убило Джека, — впервые за все время подал голос Сэм.

Он, в отличие от меня, не присутствовал при этом и не видел, как Джек умирал от менингита, как синели у него пальцы, когда слабеющее сердце уже не могло перекачивать кровь.

— Его заразили менингитом в человеческом теле, — отмахнулся Коул. — У него не было шансов. А тебя — в волчьем.

Взгляд Сэма был прикован к Коулу.

— Откуда нам знать, что ты прав?

Коул театральным жестом указал на Бека.

— Потому что я пока еще ни разу не ошибся.

Но Коул все-таки ошибался. Просто каждый раз оказывался прав в конечном итоге. А это была немаловажная разница.

— Четвертый вопрос, — продолжал Бек. — Куда вы планируете их переселить?

— На полуостров к северу отсюда, — ответил Коул. — Он сейчас принадлежит одному полицейскому. Он узнал про волков и предложил помощь. По доброте душевной.

На лице Бека отразилась нерешительность.

— Я знаю, о чем вы думаете, — сказал Коул. — Я уже решил, что выкуплю у него эту землю. Доброта — дело хорошее, но купчая на мое имя — еще лучше.

Я изумленно посмотрела на Коула, и он ответил мне твердым взглядом. Ладно, потом поговорим на эту тему.

— Последний вопрос, — произнес Бек. Что-то в его тоне напомнило мне о том, как я в первый раз говорила с ним по телефону, когда была в заложницах у Джека. Тогда его голос был полон такого сочувствия, такой доброты, что они едва не сломили меня, хотя до того я держалась насмерть.

А его лицо лишь усиливало это впечатление: честная квадратная челюсть, улыбчивые морщинки в углах губ и глаз, озабоченные, серьезные брови. Он поскреб свои короткие рыжеватые волосы и взглянул на Сэма. Голос у него был совершенно несчастный.

— Ты хоть что-нибудь собираешься мне сказать?

Передо мной был Бек, уже одной ногой стоявший там, в своей волчьей жизни, а я словно язык проглотил.

— Я пытаюсь придумать, что можно сказать, — произнес Бек, не сводя с меня глаз— У меня есть от силы десять минут для разговора с сыном, который, как я считал, не должен был дожить до восемнадцати. Что мне сказать, Сэм? Что сказать?

Я вцепился в перила с такой силой, что побелели костяшки. Это я был тем, кто задает вопросы, не Бек. А он был тем, кто знает ответы. Чего он от меня ожидал? Я шагу не мог ступить без того, чтобы не попасть в оставленный им след.

Бек присел на корточки перед радиатором, не отрывая от меня глаз.

— Наверное, после всего, что произошло, и говорить-то нечего. Ох, я…

Он слегка покачал головой и уставился взглядом в пол. Ступни у него были бледные и все в шрамах. Как у ребенка.

Повисло молчание. Все смотрели на меня, как будто следующий шаг был за мной. Впрочем, я задавался тем же вопросом: как в эти десять минут сказать все, что хотелось бы? Что я не знаю, как помочь Грейс теперь, когда она стала волчицей. Что Оливия погибла, а за мной следит полиция, что наша судьба в склянках Коула. И спросить, как нам спастись, как быть Сэмом, когда зима отличается от лета только погодой?

— Это ты был тогда за рулем? — спросил я севшим голосом.

— Да, — ответил Бек тихо. — Ты ведь не мог не задать этот вопрос.

Я сунул руки в карманы. Меня тянуло вытащить их оттуда и скрестить на груди, но не хотелось казаться встревоженным. У Грейс был такой вид, будто она рвалась куда-то, хотя на самом деле стояла неподвижно; она словно собиралась сдвинуться с места, но ее ноги еще не решили, двигаться или нет. Мне хотелось, чтобы она оказалась здесь, рядом со мной. И не хотелось, чтобы она слышала его ответ. Я весь был одно сплошное противоречие.

Бек снова сглотнул. Когда он взглянул на меня опять, я увидел в его глазах, что он сдается. Он отступал перед истиной. Отдавал себя на суд.

— За рулем был Ульрик, — произнес он наконец. Из горла у меня вырвался еле слышный звук.

Я отвернулся. Хотелось достать из головы одну из коробок и забиться в нее, но это ведь Бек рассказал мне про идею с коробками. Поэтому мне некуда было деться от этой картины: я, лежащий на снегу с зияющей раной, и волк. И волк этот — Бек.

Я не мог об этом думать.

И не мог перестать думать.

Я закрыл глаза, но картинка никуда не исчезла.

Чье-то прикосновение к локтю заставило меня открыть глаза. Грейс заглядывала мне в лицо, держа за локоть с такой осторожностью, как будто он был стеклянный.

— За рулем был Ульрик, — повторил Бек еще раз, чуть громче. — Мы с Полом были волками. Я… я не верил, что Ульрик сможет удержать фокус. Пол был против. Я надавил на него. Я понимаю, ты не обязан меня прощать. Я себя так и не простил. Сколько бы добра я ни сделал после, то, что я сотворил с тобой, никогда не переставало быть злом.

Он умолк. Вздохнул — протяжно, судорожно. Этого Бека я не знал.

— Ну, хоть взгляни на него, Сэм, — прошептала Грей — Ты ведь теперь неизвестно когда его увидишь.

Я взглянул на него — потому что попросила она.

— Когда я думал, что ты не дотянешь до следующего года, я… — Бек не договорил. Он потряс головой, как будто хотел привести в порядок мысли. — Я никогда не думал, что лес завладеет тобой раньше, чем мной. В общем, мне пришлось снова заниматься этим — искать кого-то, кто заботился бы о нас. Но послушай меня, Сэм. На этот раз я попытался все сделать правильно.

Он все еще смотрел на меня, дожидаясь какой-то реакции. А я словно оцепенел. Я как будто был здесь совершенно ни при чем. И был где-то далеко. Если очень постараться, я мог бы найти внутри набор слов для стихов. Средство, способное перенести меня из этого мгновения куда-нибудь в другое место.

Бек увидел это. Он знал меня, как никто другой, как не знала пока даже Грейс.

— Сэм… не надо, — произнес он. — Не уходи в себя. Выслушай. Я должен тебе это сказать. У меня было одиннадцать лет, чтобы каждый раз заново пережить все в своих воспоминаниях, Сэм, одиннадцать лет, чтобы каждый раз видеть твое лицо, когда ты чувствовал приближающееся превращение. Одиннадцать лет, на протяжении которых ты постоянно спрашивал меня, точно ли тебе придется в этом году делать это снова. Одиннадцать лет…

Он умолк и прикрыл рот дрожащей рукой. Это был совсем не тот Бек, каким я его видел в последний раз. Не летний Бек. Это был Бек года угасания. В его теле не было жизни; вся она теплилась в его глазах.

Коул вдруг подал голос.

— Сэм, ты знаешь, когда он нашел меня, я пытался убить себя и практически в этом преуспел. — В его немигающих глазах читался вызов. — Если бы не он, я бы давно умер. Он не заставлял меня. И Виктора тоже не заставлял. Мы оба пошли на это добровольно. Все было не как с тобой.

Я знал, что это правда. Существовали и, возможно, всегда будут существовать два Коула: тот, который одной улыбкой заставлял толпу умолкнуть, и тот, который шептал песни о невозможности найти свои Альпы. И я понимал, что Бек, вытащив Коула со сцены, каким-то образом выпустил наружу второго, более спокойного Коула и дал тому шанс на жизнь.

Да и мне тоже. Да, Бек укусил меня, но уничтожили меня мои собственные родители, а не он. Я достался ему смятым комком бумаги, который он постепенно расправил. Так что он возродил к жизни не только Коула.

У него было столько лиц. Он был как песня, существующая во множестве вариаций, каждая из которых могла считаться оригиналом, каждая верна и каждая хороша. Это казалось невозможным. Как мне любить их всех?

— Ладно, — произнес Бек, и голос его немного окреп. — Ладно. Если у меня есть всего десять минут, вот что я хочу сказать. Ты не просто лучший из нас. Ты — больше. Ты — лучше нас всех. Если у меня есть всего десять минут, я говорю тебе: иди и живи. Я говорю… пожалуйста, возьми гитару и пой свои песни, чтобы как можно больше людей могли их услышать. Пожалуйста, сложи еще тысячу этих твоих дурацких журавликов. Пожалуйста, поцелуй эту девушку миллион раз.

Бек вдруг умолк и пригнул голову к коленям, обхватив ее стиснутыми в кулаки руками. Мышцы у него на спине подергивались. Не поднимая головы, он прошептал:

— И пожалуйста, забудь обо мне. Мне хотелось бы, чтобы я был лучше, но я был таким, каким был. Пожалуйста, забудь обо мне.

Костяшки его сжатых рук побелели. Столько способов сказать «прощай».

— Я не хочу забывать, — сказал я.

Бек поднял голову. На шее у него билась жилка.

Грейс выпустила меня, и я понял, она хочет сказать, чтобы я спустился туда, в подвал. Она была права. Я бросился вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Бек попытался подняться, но не сумел, и я упал перед ним на колени. Мы почти касались друг друга лбами. Бека била крупная дрожь.

Сколько раз Бек стоял на коленях передо мной, когда я, содрогаясь, лежал на полу.

Я вдруг почувствовал себя таким же потерянным, как Бек. Как будто развернул все мои бумажные журавлики-воспоминания и обнаружил, что на них напечатаны какие-то незнакомые знаки. Где-то по пути среди них каким-то образом затесалась надежда. Как я всегда считал, моя история звучала так: жил-был мальчик, и однажды ему пришлось поставить на карту все, чтобы сохранить то, что было ему дорого. А на самом деле она звучала так: жил-был мальчик, и его страх сожрал его заживо.

Я устал бояться. Это началось в ту ночь, когда я с гитарой залез в ванну, и закончится, когда я снова перестану быть Сэмом и стану волком. Я не буду бояться.

— Черт, — выдохнул Бек еле слышно.

Жара была уже практически не властна над ним. Мы снова касались друг друга лбами, отец и сын, Бек и Сэм, как было всегда. Он был настоящим дьяволом и настоящим ангелом.

— Скажи, что ты хочешь, чтобы мы исцелили тебя.

Кончики пальцев у Бека побелели, потом покраснели, прижатые к полу.

— Да, — произнес он тихо, и я понял, что эти слова предназначены только для меня. — Делайте все необходимое. — Он вскинул глаза на Коула. — Коул, ты…

А потом кожа на нем вспухла и лопнула, и я отскочил, чтобы отодвинуть обогреватель, прежде чем Бек повалился на пол и забился в судорогах.

Коул подошел к нему и снова вонзил иглу шприца в сгиб локтя.

В тот миг, когда Бек вскинул к потолку морду со знакомыми, ничуть не изменившимися глазами, я увидел на его месте себя.

56

КОУЛ

Эпинесррин/ псевдоэфедрин смесь № 7

Метод: внутривенное введение

Резулътат: успешный

(Побочные эсффекты: отсутствуют)

(Примечание: влияние окружающей среды все равно

вызывает обратное превращение в волка)

57

СЭМ

После того как Бек превратился обратно в волка, я почувствовал себя замаранным, как будто был замешан в каком-то преступлении. Мне так остро напомнили о моей прошлой жизни, когда я прятался от зимы и когда имел семью, что меня охватило милосердное отупение. Видимо, я был не один такой: Коул объявил, что хочет «поехать покататься», и умчался на старой «БМВ» Ульрика. После его отъезда Грейс ходила за мной по пятам, пока я месил тесто для хлеба, как будто от этого зависела моя жизнь; потом я оставил ее приглядывать за духовкой, а сам отправился в душ. Чтобы оттереть воспоминания и напомнить себе: пока еще у меня есть мои руки, моя человеческая кожа и мое лицо.

Не знаю, сколько времени я стоял под душем, когда услышал, как дверь ванной открылась и закрылась.

— Здорово получилось, — произнесла Грейс. Заскрипела крышка унитаза: она попыталась пристроиться сверху и найти удобное положение. — Ты молодец, Сэм.

Я не видел ее, но чуял запах хлеба. Мне вдруг стало как-то неловко. Почему-то мыться под душем в ее присутствии казалось чем-то намного более интимным, чем заниматься сексом. Я ощущал себя в тысячу раз более обнаженным, несмотря даже на непрозрачную шторку.

Я взглянул на кусок мыла, который держал в руке, и принялся намыливаться.

— Спасибо.

Грейс по ту сторону шторки молчала. Я не видел ее, значит, и она меня тоже не видела.

— Ты там все вымыл, что полагается? — поинтересовалась она.

— Господи, Грейс, — ответил я, и она рассмеялась.

Снова повисло молчание. Я принялся намыливать между пальцами. Ноготь на одном был поврежден о гитарную струну. Я осмотрел его, пытаясь сообразить, нужно с этим что-нибудь делать или нет; сложно было поставить верный диагноз в тусклом оранжевом свете, который просачивался сквозь шторку.

— Рейчел пообещала сходить завтра вместе со мной к моим родителям, — сказала Грейс. — Вечером. Когда освободится.

— Волнуешься?

На самом деле волновался я сам, хотя никуда не шел. Так попросила Грейс.

— Не знаю. Это просто нужно сделать, чтобы снять с тебя подозрение. И потом, я должна официально быть живой, если хочу присутствовать на похоронах Оливии. Рейчел сказала, ее кремировали. — Она умолкла. Повисла долгая пауза, во время которой тишину нарушал лишь плеск воды. — Хлеб получился отличный, — произнесла она наконец.

Намек был ясен. Требовалось сменить тему.

— Это Ульрик меня научил.

— Какой одаренный товарищ. Мало того что говорит с немецким акцентом, так еще и хлеб печь умеет. — Грейс потыкала в занавеску со своей стороны; когда мокрый пластик коснулся моего бедра, я недостойно шарахнулся. — Знаешь, это может быть наше будущее через пять лет.

Мыть больше было нечего. Я оказался заперт в душе. Выходов было два: дотянуться до полотенца из-за шторки или уговорить Грейс дать его мне. Я не думал, что она согласится.

— Печь хлеб с немецким акцентом? — уточнил я.

— Именно это я и имела в виду, — язвительным тоном отозвалась она.

Я рад был слышать в ее голосе эти нотки. Именно такой настрой мне сейчас и был нужен.

— Ты не передашь полотенце?

— Вылези и сам возьми.

— Злыдня, — проворчал я.

Воды успело набраться довольно много. Я стоял в ней и смотрел на неровные швы между плитками под лейкой душа. Пальцы у меня сморщились, волосы на ногах слиплись и превратились в мокрые стрелы, указывающие на ступни.

— Сэм? — спросила Грейс. — Считаешь, Коул прав насчет противоядия? Ну, что менингит действует, если заразиться им в волчьем обличье? Думаешь, мне стоит попробовать?

Это был слишком трудный вопрос, особенно после вечера, проведенного с Беком. Да, я хотел, чтобы она исцелилась. Но доказательства в лице меня самого мне было недостаточно. Судьба, постигшая Джека, пугала меня; нужно было что-то, снижающее вероятность подобного исхода. Я сам в свое время рискнул всем, но теперь, когда речь шла о Грейс, мне не хотелось, чтобы она поступала точно так же. Но как тогда ей вернуться к нормальной жизни?

— Не знаю. Мне нужно больше информации. Эти слова прозвучали официально, как будто я разговаривал с Кенигом. «Я собираю дополнительные данные».

— Ну, то есть до осени все равно нет смысла об этом думать, — сказала она. — Просто я хотела узнать, чувствуешь ли ты себя исцелившимся.

Я не знал, что ей ответить. Я не чувствовал себя исцелившимся. Только, как сказал Коул, почти исцелившимся. Как инвалид войны, страдающий от фантомной боли. Я все еще ощущал себя тем волком, которым был когда-то: он чутко дремал в моих клетках, готовый в любой миг вырваться на волю, подстегнутый погодой, всплеском адреналина или инъекцией. Я не знал, реальность это или игра моего воображения. И не знал, буду ли когда-нибудь чувствовать себя в своем человеческом теле уверенно, начну ли воспринимать его как данность.

— Выглядишь ты исцелившимся, — заметила Грейс.

В щелке между шторкой и стеной появилось ее лицо. Она ухмыльнулась, и я завопил. Грейс протянула руку и выдернула затычку.

— Боюсь, — сказала она, отдергивая занавеску и протягивая мне полотенце, — тебе придется терпеть это до старости.

Я стоял столбом, весь мокрый, чувствуя себя до крайности нелепо. Грейс с вызывающей улыбкой стояла напротив. Не оставалось ничего иного, кроме как преодолеть неловкость. Вместо того чтобы забрать у нее полотенце, я мокрыми пальцами взял ее за подбородок и поцеловал. Вода с волос бежала по щекам и попадала на губы. Ее футболка почти промокла, но она, похоже, не имела ничего против. Перспектива подобной старости меня порадовала.

— Надеюсь, ты можешь мне твердо это обещать, — произнес я галантно.

Грейс прямо как была, в носках, забралась в душ и прижалась к моей мокрой груди.

— Я тебе это гарантирую.

58

Страницы: «« « ... 1314151617181920 » »»