Вечность Шекли Роберт

29

СЭМ

30

ГРЭЙС

Я вздрогнула, просыпаясь, и резко открыла глаза.

В комнате было темно и тихо, и я была уверена, что только что спала. Так, может быть, мне только снилось, что кто-то стоит у моей постели?

— Сэм? — прошептала я, думая, что заснула всего несколько минут назад, и это он разбудил меня, когда пришел ложиться.

Сэм невнятно пробормотал что-то во сне. Я только сейчас поняла, что все это время меня грело не одеяло, а Сэм под боком. В обычных обстоятельствах этот маленький подарок — его близость — сначала заставил бы мое сердце учащенно забиться, а потом снова убаюкал, но сейчас я была совершенно уверена, что кто-то миг назад стоял у моей кровати, и поэтому, обнаружив Сэма дрыхнущим без задних ног рядом со мной, испугалась еще больше. Полоски у меня на загривке встали дыбом. Мало-помалу глаза привыкли к темноте, и я различила под потолком бумажных журавликов — они колыхались и подрагивали на своих ниточках, приводимые в движение невидимым ветром.

Я услышала какой-то звук.

Его нельзя было назвать грохотом. Это был прерванный грохот, как будто что-то свалилось, но было поймано. Я затаила дыхание и прислушалась — шум донесся откуда-то снизу, — и была вознаграждена еще одним приглушенным ударом. В гостиной? Или это на заднем дворе что-то упало?

— Сэм, проснись, — с тревогой позвала я и, обернувшись, вздрогнула. В темноте поблескивали глаза Сэма: он не спал и молча прислушивался. Как я.

— Ты слышал? — прошептала я.

Он кивнул. Я не столько увидела его кивок, сколько услышала шуршание волос по подушке.

— В гараже? — предположила я. Он снова кивнул.

Новая приглушенная возня подтвердила мое предположение. Мы с Сэмом выскочили из постели; оба до сих пор были в той одежде, в какой ездили смотреть северное сияние. Сэм спустился по лестнице и двинулся по коридору; я шла за ним и поэтому первой увидела, как из нижней спальни появился Коул. Волосы у него торчали, как колючки у кактуса. Я и раньше не думала, что он тратит на придание им такого вида какое-то время — не хватало еще, чтобы беспечные рок-звезды прилагали усилия, чтобы выглядеть как беспечные рок-звезды, — но теперь мне стало совершенно очевидно: стоять торчком — их естественное состояние и ему приходится прилагать усилия для их укрощения. На нем были одни только спортивные штаны. Вид у него был скорее раздраженный, чем встревоженный.

— Что за чертовщина? — негромко произнес он низким спросонья голосом.

Какое-то время мы все втроем стояли босиком и прислушивались. Все было тихо. Сэм провел рукой по волосам, забавно взъерошив их. Коул прижал палец к губам и махнул в сторону кухни, откуда был проход в гараж. Если не шуметь, там все еще была слышна какая-то возня.

Коул вооружился шваброй, которая стояла за холодильником. Я выбрала нож из подставки на кухонном столе. Сэм покосился на нас и отправился и гараж с голыми руками.

Перед дверью мы остановились, ожидая нового шума. Миг спустя снова раздался грохот, громче, чем в прошлые разы, вернее, даже не грохот, а металлический лязг. Коул взглянул на меня и вздернул брови; потом распахнул дверь, а я одновременно зажгла в гараже свет.

И что же открылось нашим глазам?

А ничего.

Мы озадаченно переглянулись.

— Есть тут кто? — спросила я в воздух.

— Все это время тут стояла вторая машина, и ты об этом ни словом не обмолвился?! — с обидой в голосе сказал Коул Сэму.

Наш гараж, как и большинство гаражей, был под завязку набит разнообразным вонючим хламом, который неохота держать в доме. Большую часть места занимал уродливый «БМВ» — универсал красного цвета, запылившийся от долгого простоя, но были здесь также и совершенно необходимая в хозяйстве газонокосилка, верстак, заваленный оловянными солдатиками, а над притолокой была приколочена номерная табличка с аббревиатурой штата Вайоминг, на которой красовалась надпись «Бек 89». Я пристально взглянула на машину.

— Тише! Смотрите! — прошептала я.

К капоту машины была прислонена мотокоса. Обойдя парней, я переступила порог гаража и тут заметила, что капот слегка приоткрыт. Я нажала на крышку.

— Это так и было?

— Да. Во всяком случае, последние десять лет, — подойдя, успокоил меня Сэм.

«БМВ» не была воплощением прекрасного, а в гараже едко пахло какой-то химической дрянью. Сэм показал на перевернутый ящик с инструментами, валявшийся рядом с задним колесом.

— Зато вот это так не было. — Он вздрогнул. — Послушайте!

Под днищем машины происходила какая-то возня. Я собралась было присесть, но Сэм перехватил мою руку и опустился перед машиной на корточки, чтобы посмотреть.

— Обалдеть, — сказал он. — Там енот.

— Бедняга, — пожалела я зверька.

— Он вполне может быть разносчиком бешенства, — сухо напомнил мне Коул.

— Заткнитесь, — вежливо попросил Сэм, продолжая рассматривать что-то под днищем машины. — Я соображаю, как вытащить его оттуда.

Коул обошел меня и остановился рядом с Сэмом со шваброй наперевес.

— А меня куда больше интересует, каким образом он пробрался внутрь.

Он обошел машину сзади и остановился перед боковой дверью гаража. Она была слегка приоткрыта. Он постучал по двери.

— Шерлок нашел улику.

— Лучше бы Шерлок нашел способ вытурить оттуда этого красавца, — сказал я.

— Или красавицу, — встрял Коул, и Грейс одобрительно на него посмотрела.

С кухонным ножом в руке вид у нее был решительный и сексуальный; это была какая-то другая, незнакомая мне Грейс. Ее веселая пикировка с Коулом, возможно, должна была бы пробудить во мне ревность, но я испытывал радость — лучшее доказательство того, что Коул для меня становился другом. Люди обычно лелеют тайные мечты о том, чтобы передружить всех своих друзей между собой.

Я прошлепал в переднюю часть гаража. Песок и острые камешки больно впивались в босые подошвы. Я потянул вверх дверь гаража, она с оглушительным лязгом уехала под потолок, и моему взгляду открылась темная подъездная дорожка со стоящим на ней «фольксвагеном». Пейзаж был мрачный и пустынный. Прохладный ночной воздух, напоенный ароматом распускающихся почек и терпкой листвы, холодил голые руки и пятки, а хмельная смесь свежего ветра и безбрежной ночи будоражила кровь и затрагивала какие-то струны внутри меня. На миг я задохнулся от подкатившей к горлу сладкой тоски.

Усилием воли я заставил себя повернуться обратно к Коулу и Грейс. Коул уже шуровал ручкой швабры под днищем, а Грейс смотрела в ночь, и на лице у нее было написано то же самое, что чувствовал сейчас я. Она перехватила мой взгляд, но выражение ее лица не изменилось. Мне показалось… показалось, она знает, что я сейчас испытываю. Впервые за очень долгое время я вспомнил, как ждал ее в лесной чаще, ждал, когда она наконец тоже станет волчицей и мы сможем быть вместе.

— А ну вылезай оттуда, поганец мелкий, — произнес Коул, обращаясь к забившемуся под машину зверьку. — Я видел такой замечательный сон.

— Может, мне попытаться вытолкнуть его чем-нибудь с другой стороны? — предложила Грейс, на миг задержав на мне взгляд, прежде чем отвернуться.

— Только не ножом, это уже перебор, — сказал я, отходя в сторону от гаражной двери. — Вон там стоит метла.

Она взглянула на нож и сунула его в купальню для птиц — свидетельство еще одной провалившейся попытки Бека как-то облагородить участок.

— Терпеть не могу енотов, — заметил Коул. — Вот почему твоя идея переселить волков в другое место слегка утопична, Грейс.

Грейс вооружилась метлой и с мрачной решимостью сунула ее щетинистой частью под днище.

— По-моему, это не вполне уместная аналогия.

Из-под днища «БМВ» высунулась полосатая морда. Спасаясь от швабры Коула, енот выскочил из-под машины, стрелой промчался мимо открытой двери и забился за садовую лейку с другой стороны.

— Вот ведь тупая животина, — с изумлением констатировал Коул.

Грэйс подошла поближе и осторожно пошевелила лейку. Енот на миг заколебался, потом рванул назад под машину. Во второй раз пробежав совсем рядом с открытой дверью, Грейс, рьяная поклонница логики, взмахнула свободной рукой.

— Дверь же совсем рядом. И во всю стену.

Коул с чрезмерным, на мой взгляд, рвением снова принялся орудовать под днищем ручкой швабры. Перепуганный таким натиском енот бросился обратно за лейку. От него исходил едкий запах страха, сравнимый по силе с неприятным запахом его шкуры и слегка заразительный.

— Вот почему, — Коул упер швабру в пол и сразу стал похож на Моисея в спортивных штанах, — еноты до сих пор не захватили мир.

— Вот почему, — в тон ему произнес я, — в нас до сих пор стреляют.

Грейс посмотрела на забившегося в угол енота. Ей явно было его жалко.

— Потому что у них не развита логика.

— Потому что у них не развито пространственное мышление, — поправил я. — Логики волкам не занимать. Просто она не такая, как у людей. У них отсутствует пространственное мышление. Как и чувство времени, и чувство границ. Пограничный лес слишком маленький для нас.

— Поэтому нужно переселить их в какое-нибудь место получше, — кивнула Грейс. — В место с меньшей плотностью населения. И с меньшей плотностью томов калпереров.

— Томы калпереры будут везде и всегда, — в один голос произнесли мы с Коулом, и Грейс невесело улыбнулась.

— Это должно быть достаточно отдаленное место, — продолжал я. — И оно не должно никому принадлежать, разве только нам самим, но для этого мы недостаточно богаты. К тому же нельзя, чтобы там уже обитали другие волки, иначе высока вероятность того, что за первое время они убьют много наших. Там должно быть много дичи, в противном случае мы просто-напросто вымрем от голода. И потом, я не очень хорошо понимаю, каким образом мы отловим двадцать с лишним волков. Коулу ни одного до сих пор не удалось поймать, как он ни пытался.

Выражение лица у Грейс стало упрямое, а это значило, что к ее чувству юмора сейчас взывать бесполезно.

— У тебя есть предложения получше?

Я пожал плечами.

Коул почесал голую грудь ручкой швабры.

— А знаете, их ведь переселили сюда каким-то образом.

Мы с Грейс во все глаза уставились на него.

— Бек начал вести дневник, когда только превратился в волка, — нарочито неторопливо протянул Коул, явно привычный цедить по капле то, что жаждали услышать другие. — Но дневник начат не в Миннесоте.

— Ладно, — сказала Грейс, — допустим. И где же?

Коул указал шваброй на номерную табличку над притолокой двери, ту самую, на которой значилось «Бек 89».

— Потом туда начала возвращаться популяция истинных волков и, как Ринго и сказал, принялась истреблять волков «по совместительству», после чего он решил, что единственный выход — переселиться.

Я почему-то чувствовал, будто меня предали. Нет, Бек не врал мне о том, откуда он родом, просто я никогда не спрашивал его прямо, всегда ли он жил здесь, в Миннесоте. И эта номерная табличка всю жизнь висела здесь, на виду. Просто… Вайоминг. Коул, сующий свой нос в чужие дела, знал о Беке то, чего не знаю я. Внутренний голос твердил: это потому, что ему, в отличие от меня, хватило пороху прочесть дневник Бека. Другой голос возражал, что мне делать этого не стоило.

— И как, написано там, каким образом он это организовал? — спросил я.

Коул посмотрел на меня со странным выражением.

— Немного.

— Что значит — «немного»?

— Написано только, что им очень помогла Ханна.

— Никогда не слышал ни про какую Ханну, — сказал я, чувствуя недоверие в собственном голосе.

— Ты и не мог о ней слышать, — отозвался Коул с тем же самым странным выражением. — Бек пишет, что она пробыла волчицей совсем недолго, но почему-то очень быстро потеряла возможность превращаться обратно в человека. Она перестала превращаться в тот самый год, сразу же после того, как они перебрались сюда. Как он пишет, ей лучше других волков удавалось помнить свою человеческую жизнь. Ненамного. Но она помнила лица и возвращалась в те места, где бывала человеком, только в волчьем обличье.

Теперь я понял, почему он так на меня смотрел. Грейс тоже смотрела на меня. Я отвел взгляд.

— Давайте уже вытурим отсюда этого енота.

Мы еще немного постояли молча, слегка очумелые от недосыпа, пока до меня не дошло, что откуда-то рядом со мной доносится еще какой-то шум. Некоторое время я прислушивался, склонив голову набок и пытаясь определить источник.

— Эй, смотрите! — воскликнул я.

Из-за пластикового мусорного бачка в двух шагах настороженно смотрел на меня еще один, более крупный енот. И, очевидно, куда более сообразительный, если ему удалось спрятаться так, что я даже не заподозрил его присутствия. Грейс вытянула шею, пытаясь разглядеть из-за машины, куда я смотрю.

В руках у меня ничего не было, поэтому пришлось действовать голыми руками. Я взял бачок за ручку и очень медленно придвинул его к стене, вынуждая енота покинуть свое укрытие с другой стороны.

Зверек рванул вдоль стены и выскочил в открытую дверь. Без малейшей заминки. Прямиком в открытую дверь.

— Их что, было два? — изумилась Грейс — А…

Она не договорила; первый енот, воодушевленный успехом своего более сообразительного сородича, бросился за ним следом. На этот раз без захода к лейке.

— Пф, — фыркнула она. — Ну, хотя бы не три. Теперь он понял, что такое дверь.

Я пошел закрыть дверь, но остановился как вкопанный: заметив выражение лица Коула. Он смотрел вслед енотам, задумчиво сведя брови, и в кои-то веки явно не думал о том, чтобы произвести наилучшее впечатление на окружающих.

Грейс открыла было рот что-то сказать, потом перехватила мой взгляд и умолкла.

С минуту мы молчали. Где-то вдали начали выть колки, и волоски у меня на загривке встали дыбом.

— Вот вам и ответ, — сказал Коул. — Вот что сделала Ханна. Вот каким образом мы выведем волков из леса. — Он обернулся ко мне. — Кому-то из нас придется показать им дорогу.

31

ГРЕЙС

Когда я проснулась утром, у меня было полное ощущение, что я нахожусь в летнем лагере.

Когда мне было тринадцать, бабушка купила мне путевку в лагерь на две недели. Это был лагерь для девочек «Голубое небо». Мне очень понравилось: целых две недели каждый день был расписан по минутам, каждая минута учтена, все пункты программы определены заранее и распечатаны на красочных листовках, которые по утрам подсовывали в наши домики. Полная противоположность жизни моих родителей, у которых одна мысль о расписании вызывала смех. Это было фантастически здорово; я тогда впервые поняла, что счастье бывает не только такое, каким видится моим родителям. Но самое главное — лагерь не был домом. Моя зубная щетка оказалась грязной, потому что мама забыла купить перед отъездом пластиковый футляр и пришлось сунуть ее в маленький кармашек рюкзака. Спать на двухъярусной койке оказалось ужасно неудобно. Кормили вкусно, но все было слегка пересолено, и ждать от обеда до ужина приходилось слишком долго; в отличие от дома здесь не приходилось думать о том, чтобы пойти на кухню и перехватить что-нибудь. В общем, было весело, непривычно и ровно настолько неидеально, чтобы на некоторое время выбить меня из колеи.

А теперь я находилась в доме Бека, у Сэма в спальне. Не могу сказать, чтобы я чувствовала себя здесь как дома — слово «дом» до сих пор ассоциировалось с подушками, от которых пахло моим шампунем, с зачитанными романами Джона Бьюкена, купленными на библиотечной распродаже и от этого вдвойне дорогими для меня, с журчанием воды и жужжанием бритвы, которыми сопровождались папины сборы на работу, с негромким монотонным бормотанием радио в маминой студии и с бесконечно комфортной логикой моей устоявшейся жизни. Вот только возврата в этот дом, наверное, уже не было.

Я уселась в постели с чугунной после сна головой и с изумлением увидела, что Сэм лежит рядом, лицом к стене, неловко вывернув пальцы. Ни разу еще на моей памяти я не просыпалась раньше его. Мне стало не по себе. Успокоилась я, лишь когда увидела, как его грудь вздымается и опадает под дурацкой футболкой.

Я выбралась из постели, ожидая, что он вот-вот проснется; мне и хотелось, и не хотелось этого. Однако он продолжал спать в странно изогнутом положении, как будто его бросили на постель и он так и остался в этой позе.

Невыспавшаяся до звенящей обостренности всех чувств, я дольше, чем ожидала, шла до коридора и не сразу сообразила, где ванная. Ни расчески, ни зубной щетки у меня не было, я поискала, во что бы переодеться, но нашла лишь одну из футболок Сэма с логотипом какой-то неизвестной рок-группы. Я почистила зубы его щеткой, убеждая себя, что это ничуть не противнее, чем целоваться с ним, и даже почти в это веря. Потом увидела рядом с подозрительного вида бритвой расческу и причесалась.

Приведя себя в порядок, я посмотрелась в зеркало. Меня не оставляло чувство, что я живу не с той его стороны. Время здесь не имело никакого значения.

— Нужно сообщить Рейчел, что я жива, — произнесла я вслух.

Мои слова прозвучали вполне разумно — пока я не представила во всех красках, во что это может вылиться.

Снова заглянув в комнату — Сэм все еще спал, — я спустилась на первый этаж. С одной стороны, мне хотелось, чтобы он встал, но, с другой стороны, приятно было побыть в одиночестве, зная при этом, что ты не одна. Мне вспомнилось, как я любила читать или делать домашнее задание, пока Сэм был занят чем-то своим со мной рядом. Вместе, но молча, как два спутника на соседних орбитах.

Внизу в гостиной на диване спал Коул, закинув руку за голову. Я вспомнила, что где-то в подвале должна быть кофеварка, на цыпочках вышла в коридор и начала спускаться по лестнице.

В подвале было довольно уютно, но как-то бестолково; при искусственном освещении терялось всякое ощущение времени. Снова очутиться в подвале было странно; меня охватила непонятная грусть.

В последний раз я была здесь после аварии, разговаривала с Беком, когда Сэм превратился в волка. И тогда понадеялась когда-нибудь еще его увидеть. А теперь Бек навеки утратил человеческий облик.

Я включила кофеварку и опустилась в кресло, в котором сидела во время того разговора с Беком.

Всю стену за его креслом занимали полки с книгами, которые ему никогда больше не суждено прочитать. Впрочем, и все остальные стены тоже были заставлены книжными стеллажами. Кофеварка примостилась на единственном свободном от книг пятачке. Интересно, сколько их здесь всего? Сколько книг умещается на футе полки? Десять? Я подсчитала, что книг должно быть около тысячи. А может, и больше. Даже со своего моего места я видела, как аккуратно организована вся библиотека — документалистика по темам, затрепанные романы по авторам.

Хорошо бы, когда мне будет столько же лет, сколько Беку обзавестись такой библиотекой. Не этой, своей собственной. Пещерой из слов, которую я обустроила бы для себя собственноручно. Я не знала, осуществимо ли это теперь.

Я со вздохом поднялась и бродила вдоль стеллажей, пока не наткнулась на полку с учебной литературой. Взяла несколько книг и уселась с ними на пол, осторожно пристроив рядышком чашку с кофе. Не знаю, сколько я так сидела, погруженная и чтение, пока не услышала негромкий скрип. Вскинув глаза, я увидела чьи-то босые пятки, спускающиеся по ступенькам. Это оказался Коул, лохматый и заспанный, с отпечатавшимся на щеке следом подушки.

— Привет, Брисбен, — буркнул он.

— Привет, Сен-Клер, — отозвалась я.

Коул отключил кофеварку от сети и притащил ее туда, где сидела я. Добавив мне кофе, он налил чашку себе, молчаливый и серьезный. Потом повернул голову и пробежал глазами названия книг, которые я вытащила.

— Что, решила перейти на заочное обучение? Ничего себе чтение с утра.

Я втянула голову в плечи.

— Это все, что нашлось у Бека.

Коул принялся читать дальше.

— «Как освоить программу колледжа экстерном». «Дистанционное обучение». «Специальная программа для оборотней: как получить образование, не покидая подвала». Это тебя волнует? Школа, я имею в виду.

Я вскинула на него глаза. Я сама не ожидала услышать в своих словах такую горечь. Вообще не думала, что испытываю нечто подобное.

— Нет. Ну ладно. Да, волнует. Я хотела пойти в колледж. Хотела закончить школу. Мне нравится учиться.

Я запоздало вспомнила, что сам Коул предпочел учебе в колледже «Наркотику», и замялась, не зная, как объяснить, с каким нетерпением ждала отъезда в колледж. Как описать воодушевление, которое охватывало меня, когда я просматривала программы учебных курсов — всю эту массу возможностей, — или удовольствие открыть новенький учебник и свежую, пахнущую типографской краской тетрадь. Притягательную возможность оказаться в компании людей, которые тоже любят учиться. Жить в крохотной квартирке, которая принадлежала бы мне единолично, была бы моей и только моей вотчиной.

— Наверное, это сейчас немодно, — добавила я, отчего-то чувствуя себя глупо.

Но Коул с задумчивым видом уткнулся в свою чашку и пробормотал:

— Мм, учится. Я и сам люблю это дело. — Он вытащил из стопки одну их книг и наугад раскрыл ее. Заголовок гласил «Как познать мир, не вставая с кресла»; рядом с ним был изображен человечек, занятый именно этим. — Ты помнишь все, что произошло и больнице?

Ему явно хотелось, чтобы я начала его расспрашивать. Ну, я и начала. Он в подробностях пересказал мне события того вечера, начиная с момента, когда меня стало рвать кровью и они с Сэмом отвезли меня в больницу, до того, как он выдвинул гипотезу, которая стала моим спасением. А потом рассказал, как мой отец ударил Сэма.

Мне показалось, что я ослышалась.

— Но папа же не по-настоящему его ударил? Ну, то есть, он просто…

— Нет, он от души ему врезал, — возразил Коул.

Я сделала глоток кофе. Не знаю, что поразило меня большее: то, что папа ударил Сэма, или то, какую уйму всего я пропустила, пока валялась на больничной койке и была занята превращениями. Внезапно время, которое я провела в волчьем обличье, показалось мне еще более потерянным — эти часы выпали из жизни навсегда. Словно у меня ни за что ни про что отобрали половину жизни.

Я перестала думать об этом и начала думать о том, что папа ударил Сэма.

— По-моему, — произнесла я, — меня это злит. Сэм не дал ему сдачи?

Коул рассмеялся и подлил себе еще кофе.

— Значит, я на самом деле не исцелилась, — сказала я.

— Нет. Ты просто не превратилась в волчицу, а это не одно и то же. Сен-клеры — надеюсь, ты не возражаешь, я решил назвать волчий токсин в честь себя любимого, чтобы удобнее было присуждать мне Нобелевскую премию мира, или Пулитцеровскую, или как там она называется, — все это время накапливались в твоем организме.

— Значит, Сэм тоже не исцелился.

Я поставила чашку на пол и отодвинула книги в сторону. Выходит, все, через что мы прошли, было напрасно. Это уже слишком. Большая библиотека и красный кофейник становились практически недостижимыми.

— Ну, — отозвался Коул, — тут я ничего не скажу. В конце концов, он… О, а вот и наш чудо-мальчик. Доброе утро, Ринго.

Сэм спустился почти бесшумно и теперь стоял у подножия лестницы. Ступни у него были красные после душа. Его появление самую капельку развеяло мой пессимизм, несмотря на то, что не решало ни одной из нерешенных проблем.

— Мы как раз говорили об исцелении.

Сэм прошлепал ко мне.

— От чего?

Он по-турецки уселся рядом со мной. Я предложила ему кофе; в ответ он вполне ожидаемо покачал головой.

— Ни от чего. О твоем исцелении. О средстве, которое я ищу. Я постоянно думаю о том, каким образом ты форсируешь свои превращения.

Сэм поморщился.

— Не форсирую я никаких превращений.

— Не часто, Ринго, — согласился Коул. — Но все-таки.

И душе моей забрезжила надежда. Может быть, именно Коулу будет под силу понять, каким образом все это происходит с волками Пограничного леса. Меня же он спас.

— Как в тот раз, когда ты отбил меня у волков, — подхватила я его мысль. — И потом, в клинике, когда мы заразили тебя менингитом. — Та ночь в клинике, где работала мать Изабел, казалась теперь такой далекой. И снова нахлынуло воспоминание о грусти. — Ты ничего об этом не выяснил?

Коул принялся разглагольствовать об адреналине, сен-клерах в организме и о том, что он пытается использовать необычные превращения Сэма для борьбы с волчьим токсином.

— Но если все дело в адреналине, тогда, чтобы превратиться в волка, было бы достаточно, чтобы кто-то тебя напугал, — заметила я.

Коул пожал плечами.

— Я пытался делать себе инъекции эпинефрина, то есть чистого адреналина. Это сработало, но с трудом.

Сэм нахмурился; видимо, его одолевали те же мысли, что и меня: «сработало, но с трудом» звучало несколько угрожающе.

— Мой мозг реагирует на него как-то не так, — пояснил Коул. — Холод или повышение уровня сен-клеров в организме вызывают превращение по-другому. Это трудно воспроизвести, когда не понимаешь толком, как все происходит. Все равно что пытаться нарисовать слона, ориентируясь по шуму, который он производит в пещере по соседству.

— Ну, тебе хотя бы удалось понять, что там слон, это уже само по себе поразительно, — заметил Сэм. — Бек и все остальные не смогли даже правильно определить вид. — Он поднялся и протянул мне руку. — Пойдем готовить завтрак.

Но Коул еще не закончил.

— А, Бек просто не хотел этого видеть, — пренебрежительно махнул он рукой. — Ему нравилось быть волком. Знаете, если бы всем этим занимался мой отец, он нащелкал бы КТ и МРТ, воткнул полторы тысячи электродов, использовал пару флаконов какой-нибудь ядовитой медицинской дряни, пару-тройку автомобильных аккумуляторов и, загубив трех или четырех оборотней, нашел способ нас исцелить. Он в своем деле ас.

Сэм опустил руку.

— Зря ты так про Бека.

— Так — это как?

— Как будто он…

Сэм запнулся и с напряженным видом посмотрел на меня, как будто пытался найти подсказку в выражении моего лица. Я поняла, что он хотел сказать. «Такой же, как ты». На губах Коула заиграла самая слабая из его жестких улыбок.

— А знаешь что? — Коул указал на кресло, в котором любил сидеть Бек. Мне подумалось, что и ему тоже довелось говорить с Беком в этом подвале. Мысль о существовании между Коулом и Беком каких-то отношений, о которых нам ничего не было известно, почему-то вызвала у меня странное чувство.

— Давай ты расскажешь мне, кем Бек был для тебя, а я расскажу, кем он был для меня. А потом ты, Грейс, рассудишь, чья версия правдоподобней.

— Мне кажется, не… — начала я.

— Я знал его двенадцать лет, — перебил меня Сэм. — А ты — двенадцать секунд. Моя версия выиграет.

— Правда? — осведомился Коул. — И он рассказывал тебе, каким был адвокатом? Рассказывал про свою жизнь в Вайоминге? Про свою жену? Про то, где нашел Ульрика? Про то, что он пытался с собой сделать, когда на него вышел Пол?

— Он рассказывал мне, как стал волком, — сказал Сэм.

— И мне тоже, — вклинилась я, пытаясь как-то поддержать Сэма. — Он сказал, что его укусили в Канаде, а с Полом он встретился в Миннесоте.

— И что он поехал в Канаду, чтобы покончить там с собой, а Пол укусил его, помешав сделать это? — уточнил Коул.

— Он рассказал именно то, что тебе нужно было услышать, — возразил Сэм.

— А тебе он рассказал байку про поход и про то, что с Полом он познакомился уже здесь, в Миннесоте, потому что именно это нужно было услышать тебе, — парировал Коул. — Объясни мне, каким образом в эту картину вписывается Вайоминг — ведь об этом он не рассказывал ни тебе, ни мне. Он перебрался из Канады в Мерси-Фоллз не потому, что узнал о существовании здешних волков. В этом правды не больше, чем в рассказе о том, как его укусили в походе. В рассказе для тебя он опустил лишние подробности, не хотел упасть в твоих глазах. В рассказе для меня он опустил лишние подробности, посчитав их несущественными. Только не говори мне, будто ты ни разу не сомневался в нем, Сэм. Этот человек сначала устроил так, чтобы тебя укусили, а потом усыновил тебя. Эта мысль не могла не приходить тебе в голову.

Сердце у меня разрывалось от жалости к Сэму, но он не отвел взгляда. Лицо его было непроницаемо.

— Она мне приходила.

— И что же ты думаешь по этому поводу? — поинтересовался Коул.

— Не знаю, — ответил Сэм.

Коул поднялся и подошел к Сэму вплотную. В этом движении было что-то угрожающее.

— Разве тебе не хочется спросить об этом его самого?

К чести Сэма, никакого страха он не выказывал.

— Все равно это уже невозможно.

— Ну а если бы было возможно? — продолжал допытываться Коул. — Если бы он мог вернуться на пятнадцать минут? Я могу найти его. Я могу найти его, и у меня есть кое-что, способное заставить его превратиться обратно в человека. Ненадолго. Но времени на разговор хватит. Должен признаться, я тоже хочу задать ему пару вопросов.

Сэм нахмурился.

— С собой можешь делать что угодно, но на человека, который не давал на это своего согласия, я не полезу.

Коул был явно разочарован.

— Это же адреналин, а не перепихон на скорую руку после выпускного вечера.

Сэм был непреклонен.

— Рисковать угробить Бека только ради того, чтобы спросить, почему он не рассказал мне о своей жизни в Вайоминге? Я не собираюсь этого делать.

Ответ был совершенно предсказуем, Коул не мог не понимать, что Сэм ответит именно так. Но на губах Коула снова заиграла та же слабая жесткая улыбка, едва заметная на его лице.

— Если мы поймаем Бека и превратим его в человека, возможно, у меня получится запустить его программу заново, — сказал он. — Как с Грейс. Стал бы ты рисковать его жизнью ради этого?