Война чудовищ Афанасьев Роман
Капитан поднялся из кресла и на негнущихся ногах зашагал к двери. Сигмон поспешил следом.
– Наверх, – скомандовал капитан, вываливаясь в коридор, – быстрей!
Демистон шагал твердо, но медленно, и тан, подхватив друга под локоть, потащил его за собой. Следуя за мальчишкой, тан вывел капитана на винтовую лестницу. Тот ухватился за перила, сделал первый шаг, и тан, потеряв терпение, подхватил Корда под мышки как ребенка. В мгновенье ока взлетел по лестнице на чердак. Оттуда через огромное слуховое окно они вышли на крышу, и только тогда Сигмон отпустил капитана. Демистон покачал головой, окинул тана недовольным взглядом и отвернулся – пожалуй, в другое время он бы не простил такого вольного обращения со своей персоной. Но сейчас...
– Где? – спросил он у мальчишки. – Где?!
Тот молча ткнул пальцем в сторону холмов, и Сигмон увидел – где.
По дороге, ведущей к восточным воротам Ташама, длинной змеей полз вооруженный отряд. Ровно и слаженно, как умеют только военные, к городу шагали люди в кольчугах. Матово блестели стальные шлемы, а острия копий искрились солнцем. Регулярные войска, в этом сомнений не было.
– Егеря, – выдохнул Корд. – Это Зеленые Листья!
– Не пойму, сколько их, – отозвался Сигмон, пытаясь сосчитать блики от шлемов.
– Две сотни! – восторженно рявкнул капитан. – Все, что есть! Они все идут в Ташам, Сигмон! – Он обернулся и со смехом обнял охотника. – Ты понимаешь, что это такое? – спросил он. – Понимаешь?
– Надежда, – коротко ответил тан.
– Нет, это больше, чем надежда! – отозвался Корд. – Это две сотни опытных бойцов, вооруженных до зубов. Это ветераны, прошедшие огонь и воду. Это жизнь Ташама, Сигмон, это наша победа!
– Ура? – неуверенно спросил мальчишка у капитана.
– Беги к Савену, – велел Корд. – Скажи, в город идет победа.
Паренек лихо козырнул и пропал в темноте чердака. Корд рванулся следом, зашатался и ухватился за плечо тана.
Сигмон помог ему выбраться на чердак и спуститься по лестнице. И уже проходя по коридору, они поняли, что добрая весть добралась до начальника стражи: даже отсюда было слышно, как он вопит, требуя принести ему костыль, а иначе он за себя не ручается.
Тан не был уверен, что в город пришла победа. Но то, что к нему вернулась надежда, он знал наверняка.
Никогда раньше славный город Ташам не знал такого празднества, граничащего с безумием, отдающим горьким вкусом крови и сладостью победы. Это был праздник единения и братства – люди собирались на площадях, в скверах, в кабаках, и ни один из них не остался дома. Дети, женщины, старики, главы семейств, холостяки, вдовцы и вдовы – все вышли на улицы города. Благородные и плебеи, преступники и стража, кредиторы и должники – они обнимались на улицах, залитых кровью, и этим вечером не было места ссорам и упрекам. Оставшиеся в живых ташамцы, те, что выжили, те, что не оставили город в трудный час, навек стали кровными братьями. Это был праздник на осколках горя, праздник на крови, праздник отринувших смерть. Праздник новой жизни.
Все началось с приходом егерей. Когда части Зеленых Листьев вошли в Ташам, многие горожане побросали скарб и встали рядом с ними. Другие, что успели выйти из города, возвращались – у них появилась надежда.
Тир Савен, как старший в городе, принял командование на себя. Он быстро растолковал солдатам, что нужно делать. Егеря разбились на отряды и прочесали город мелким гребнем – конечно, при помощи Сигмона и Дариона. Это не заняло много времени: маг точно указывал убежища кровососов. Ни один из упырей не ушел от клинков, и когда миновал полдень, поражение Ташама обернулось победой. Дарион, заливаясь смехом, подтвердил, что упырей в городе больше нет. И тогда Тир Савен, едва поспевавший на костылях за передовыми отрядами егерей, велел трубить победу.
Сначала праздник многим показался кощунством – улицы города устилали непогребенные тела и горожан, и упырей, лежавших вповалку. Но тут снова выручили егеря: они возглавили десяток похоронных команд, и к вечеру все тела обрели свое последнее пристанище. Это были самые короткие похороны в истории города, и – самые печальные. И только когда кровь смыли с мостовых, люди поняли, что все страхи позади. Скорбь по усопшим покинула Ташам. Ее место заняла Ее Величество Победа. Все ночные страхи, все утренние горести выплеснулись на улицы города безудержным потоком. Только освободившись от них, ташамцы вздохнули полной грудью.
К вечеру весь город погрузился в отчаянное веселье. Все понимали: завтра придет время горести, время печали и скорби по тем, кто сложил головы в бою, но сегодня весь город праздновал победу.
Егеря взяли под охрану стену и западный тракт, ведущий в Дарелен. Вооруженные зельями алхимиков, они были готовы дать отпор целой армии упырей. Прошедшие через сотни пограничных стычек, они знали эти леса как пять пальцев и уверяли, что сквозь их строй и муха не пролетит, не то что упырь. Им верили, и не зря – солдаты прекрасно справлялись с затаившимися в домах кровососами и без помощи охотника на вампиров. Чувствуя себя под надеждой защитой, горожане смогли наконец вздохнуть свободно. Праздник начался.
В самой большой таверне города, что высилась недалеко от особняка стражи, собрались все герои вчерашней ночи. Тир Савен, Сигмон, Корд, Дарион, оба алхимика и пять стражников, уцелевших после боя на стене. Их чествовали как героев, слагали в их честь стихи и тосты, поили и кормили, клятвенно обещали завтра же собрать всем миром деньги и поставить памятник на главной площади. Егерей тоже не забывали, – тех, что были свободны от стражи, растащили по тавернам, и вскоре город погрузился в грандиозную попойку, какой Ташам еще не видел.
Сигмон, прекрасно знавший, что человеческая благодарность короче носа комара, старался оставаться незамеченным. Когда стихли первые бурные тосты, он выбрался из шумной толпы и перебрался за столик около двери. За ним последовали Рон и пришедший в себя Корд, которому все же удалось отоспаться в лазарете, пока егеря прочесывали город. Тир Савен, Ник и Дарион остались в самом центре веселья.
– Поверить не могу, – приговаривал Рон, потягивая из кувшина любимое темное пиво. – Город почти вымер, а они празднуют.
– Такова человеческая природа, – заметил Корд. – Сегодня они наслаждаются победой. А плакать будут завтра.
– А послезавтра начнут выть, что солдаты их не уберегли, предали и бросили на растерзание упырям, – хмуро сказал Сигмон.
– Начнут, – согласился капитан. – А чуть позже станут выяснять, кто в городе главный, у кого власть и кто где был в ночь сражения у западных ворот. Но это не делает их плохими, Сигмон. Это всего лишь человеческая натура.
– А ты, как я вижу, тонкий знаток, – буркнул тан.
– Проведешь в страже хотя бы год – поневоле научишься разбираться в людях, – ответил капитан. – Если хочешь выжить, конечно. Кстати, как насчет предложения Савена?
– Какого предложения? – осведомился Рон. – Надеюсь, речь идет о крупном вознаграждении за услуги охотника?
– Уймись, – бросил тан. – Тир Савен всего лишь хочет видеть меня вторым капитаном городской стражи.
– Хорошее место, – одобрил алхимик. – Доходное.
– Ну так как? – спросил Корд.
– Не знаю, – отозвался Сигмон и покачал головой. – Слишком крутой поворот.
– А может, попробуешь? – предложил Рон. – Не пора ли тебе привыкать к людям?
– Ты же знаешь, мои поиски не окончены, – ответил тан.
– Что ты ищешь, охотник? – напрямую спросил капитан.
Сигмон бросил мрачный взгляд на Корда, но тот не отвел глаз – пристально смотрел на тана, пытаясь догадаться, почему тот отказывается от такого выгодного предложения.
– А почему Гиран звал тебя сотником? – тихо спросил тан. – И что ты делал до того, как поступил на службу к Савену? Что ты для этого сделал?
Корд отвел взгляд, нахмурился и поджал губы. Сигмон знал, что он не ответит – у каждого есть тайны, спрятанные от посторонних за крепкими засовами. Если бы капитан хотел рассказать о своем секрете, он бы уже сделал это. И тан надеялся, что Демистон поймет: он тоже не может рассказывать о своем прошлом. По крайней мере пока. Хватит и того, что о нем почти все знает болтливый полуэльф.
– Э, – позвал Рон. – Чего скисли? Ладно, хватит вам о делах, сегодня праздник! Давайте разопьем вон ту бутылочку прекрасного гернийского, а все серьезные разговоры оставим на завтра. Идет?
– Идет, – быстро согласился тан, решив замять неприятный разговор. – Наливай.
Первая бутылка разошлась быстро – под гробовое молчание Сигмона и безудержный треп алхимика. Вторая пошла веселей: тан поймал друга на очередном вранье и стал вяло с ним препираться. Тот отнекивался, а когда пришла очередь третьей бутылки, в разговор вмешался и капитан. За стол вернулось веселье, и о неприятном моменте никто не вспоминал. Наступило чудесное время, когда для разговоров еще есть силы, а счет бутылкам уже потерян. Дух праздника, что витал на искрящихся крыльях по всей таверне, не миновал ни Сигмона, ни мрачного капитана. А Рон так и вовсе всей душой отдался празднику и взахлеб рассказывал байки, пользуясь тем, что у него появились слушатели.
В этот час всем было хорошо. Кроме несчастного менестреля, что так и не понял, почему широкоплечий парень в изодранном черном плаще засветил ему в глаз тяжелым кулаком как раз тогда, когда певец исполнял песню об Узнике Дарелена.
Король Геордор Третий мирно почивал на своей огромной кровати, когда из дальнего угла королевской спальни раздался странный звук, похожий на чириканье. Монарх сразу проснулся, но вида не подал: затаился, вслушиваясь в темноту. Пальцы привычно сжали металлическую трубочку, хотя он и подозревал, кто там.
Звук повторился, и Геордор открыл глаза.
– Это не похоже на кашель, – сказал он. – Но я тебя понял, Эр.
Долговязая фигура неслышно выскользнула из темноты и остановилась возле кровати монарха.
– Ваше величество, – граф де Грилл поклонился, – простите, что потревожил вас в столь поздний час.
– Прощаю, – буркнул король. – Что случилось?
– Вести из Ташама, сир, – отозвался советник.
Король резко поднялся, ухватил графа за руку и усадил на постель рядом с собой.
– Что там? – жарким шепотом спросил он. – Что с городом?
– Все в порядке, сир, – довольно отозвался граф, расплываясь в улыбке. – Город устоял. Пролилось много крови, но упыри разбиты наголову. Ни один не ушел.
– Прекрасно! – воскликнул король, и, спохватившись, добавил шепотом. – Как ла Тойя?
– Прекрасно себя показал. В одиночку упокоил больше полусотни упырей. Думаю, скоро барды сложат новую балладу об Узнике Дарелена.
– А что Зеленые Листья? Они успели?
– В последний момент, ваше величество, как раз чтобы довершить начатое Сигмоном и его командой. Теперь они охраняют Ташам и дорогу на Дарелен. В ближайшее время вампиры нас не побеспокоят.
– Значит, тот начальник стражи послушался приказа и отдал своих людей под команду последыша?
– О да. Больше того, он сам возглавил оборону и проявил себя как превосходный полководец, сир.
– А что комендант?
Граф развел руками.
– Исчез. Полагаю, стал добычей упырей.
– Значит, начальник стражи остался за главного и Зеленые Листья формально подчиняются ему?
– Да, сир. И мне кажется, что этому достойному человеку пора сменить должность.
– Не торопись, Эр. Пусть сначала удержат Ташам, а там посмотрим.
Король замолчал и посмотрел в окно. Луна, что шла на убыль, напоминала надкушенный каравай хлеба. Геордор думал о том, что сейчас творится в Ташаме. И в Дарелене. Как скоро кровососы повторят попытку вторжения? В том, что они ее повторят, король нисколько не сомневался.
– А что дальше, Эрмин? – тихо спросил он у советника. – Чего нам ждать от ночного народа?
– Увидим, сир, – отозвался граф. – Я думаю, мои люди прощупают Дарелен и доложат, как обстоят дела.
– Твои люди? Значит, они таки дали о себе знать?
– Конечно, милорд. Мои разведчики редко исчезают без следа.
– А что последыш? Какое задание ты приготовил для него, Эр?
– Я думаю, – мягко сказал граф, – именно он и отправится в Дарелен.
– Опасное дело, – отозвался король. – Храбрый человек. И при том ничуть не напоминает Волка, да, Эр?
– Точно так, сир. Сигмон ла Тойя ничуть не похож тех измененных, что вы знали. И я этому очень рад. Признаться, сначала я не думал, что он заменит собой всю мою старую команду. Мне казалось, что он слишком мягок для таких дел. Но теперь, после битвы за Ташам, я знаю: никто не справился бы с этим делом так, как Сигмон. Пожалуй, сир, вместо отряда простых головорезов вы получили настоящего бойца, что стоит целой армии.
– Тан Сигмон ла Тойя, – задумчиво произнес Геордор. – Так его зовут? А мне казалось, что все дети Фаомара только и умеют, что махать железом да кромсать первых встречных. А как он относится к заданию, Эр?
– Я бы сказал, – на губах графа появилась тень улыбки, – с большим рвением, сир. Так и рвется в бой.
Король покачал головой, удивляясь такому повороту дел.
– Вот что, – сказал он, – когда все кончится, представь его мне. Желаю своими глазами посмотреть на это чудо.
– Конечно, сир, – отозвался Эрмин. – Всенепременно. Надеюсь, эта встреча вас не разочарует.
Король похлопал советника по плечу.
– А теперь ступай, – велел он. – Мне нужно выспаться. Завтра меня ждет совет магов и маршал армии.
– Я знаю, сир, – отозвался граф, бесшумно поднимаясь на ноги. – Доброй ночи, милорд.
Он коротко поклонился и пропал в темноте. Геордор пожевал губами, размышляя, не глотнуть ли вина, чтобы лучше спалось. Вылезать из-под теплого королевского одеяла не хотелось, и монарх откинулся на перины, пытаясь поудобнее пристроить ноющую на дождь ногу.
Когда заскрипела дверь в опочивальню, он, не раскрывая глаз, сказал:
– Пошли вон, дармоеды. Всему караулу завтра чистить королевские уборные.
– Да, сир, – покорно раздалось из темноты.
И дверь тихо закрылась.
Рон плохо помнил, чем закончился вечер. После пятой бутылки – кажется, пятой – воспоминания расплывались, как масляные пятна на воде, и терялись в темноте.
Не открывая глаз, алхимик попытался вспомнить, что было дальше. Кажется, они неплохо надрались. Так что наверх, в комнаты при таверне, их тащили на руках. Его и Сигмона – точно. Ослабевший Корд уснул раньше других, и его унесли в особняк стражи, потому что своего дома у одинокого капитана не было. А вот его и Сигмона...
Алхимик открыл глаза и увидел грязный дощатый потолок, затянутый паутиной. Ребристые доски грубой кровати больно резали ребра, а шея затекла – подушка оказалась жесткой, как старая буханка хлеба. Рон попытался встать, но в затылок ударил кузнечный молот, и алхимик со стоном повалился обратно на постель. Перед глазами все плыло, а во рту стоял мерзкий привкус, словно там ночевала бродячая кошка.
Отдышавшись, Ронэлорэн сделал вторую попытку. На этот раз он вел себя осторожнее – потихоньку поднял голову с подушки и, стараясь не делать резких движений, сел на кровати.
Крохотная комната с единственным окном была пуста. Вторая кровать, на которую вчера уложили Сигмона, пустовала. И не просто пустовала – она оказалась прибрана и заправлена, по-армейски чисто и аккуратно. Зато на грубом столе красовалась тарелка с колбасой и два кувшина.
Алхимик осторожно встал, добрался до стола и взял один из кувшинов. Почуяв знакомый запах, он издал стон облегчения и припал к целительному пиву. Не отрываясь, он выпил его до дна, вытер рот, вздохнул и лишь потом выругался в полный голос.
Сигмон ушел. Рон еще вчера заподозрил, что этим и кончится. Конечно, тан не согласился бы на предложение начальника стражи – никогда. Но алхимик надеялся, что хотя бы на этот раз друг его не бросит. Вчера вечером он даже пытался напоить Сигмона, чтобы тот хотя бы на день задержался в Ташаме. Но совершенно забыл, что вместе с новой шкурой Ла Тойя обзавелся и редкой устойчивостью к хмельному. И вот он снова исчез.
Допивая второй кувшин, Рон пытался утешить себя предположением, что тан просто проснулся пораньше и вышел по делам. Но получалось плохо. Беспокойная душа позвала Сигмона в дорогу, и он ушел. И алхимик даже подозревал, куда именно отправился его друг. Но это его ничуть не радовало.
Прикончив кувшин, Рон встал и подошел к окну. Распахнув деревянные ставни, он подставил лицо солнечным лучам и зажмурился от удовольствия. После пива он почувствовал себя намного лучше. Снизу доносился хор пьяных голосов, пытавшихся исполнить старую балладу о солнечном доме. Получалось плохо, но алхимик был рад, что праздник еще продолжается. Он подумал, что, пожалуй, задержится в Ташаме на недельку, а может и на две. Как получится. Ведь теперь перед ним открыты двери любого кабака, а юные девы видят в нем благородного героя... Да и не столь юные вдовушки тоже.
Он все еще предавался сладостным мечтаниям, когда крохотный комочек перьев камнем упал на его плечо. Алхимик вскрикнул, дернулся и облегченно вздохнул – это оказался всего лишь воробей.
Птица раскрыла клюв и приветственно зачирикала прямо в ухо Рона. Тот поморщился.
– Нет, – сказал он. – Только не сейчас.
Воробей продолжал чирикать, и теперь это походило не на приветствие, а на отчаянную брань.
– Кыш! – Рон взмахнул рукой и согнал пернатого нахала с плеча.
Тот соскочил на подоконник, возмущенно чирикнул и улетел. Алхимик тяжело вздохнул. Он знал, что скоро его найдет другая птица – больше и сильнее, чем воробей. И к ее лапке будет привязана маленькая бумажка, исписанная знакомым почерком. Но Рон очень надеялся, что появится она тут не скоро. Хотя бы через недельку, а лучше через две.
С треском захлопнув ставни, расстроенный алхимик натянул штаны и спустился в зал таверны. Очень хотелось старого гернийского – и желательно сразу бочонок. И очень не хотелось снова таскаться по дорогам в поисках бродяги по имени Сигмона Ла Тойя.
Глава 4. ЧУЖАЯ ПРАВДА
Покидая Ташам, Сигмон готовился с боем прорываться через заставы упырей, прятаться днями и ночами, блуждать по лесу, врать, изворачиваться, бесшумно убивать, идти по трупам... Словом, делать все, чтобы только добраться до столицы вольного графства. Тан заранее составил план бегства из города: оседлал Ворона, собрал в дорогу сумки, позаботился о еде для себя и для скакуна. В ночь праздника ему оставалось лишь тихо выбраться из таверны, пока хмельной Ронэлорэн мирно сопел на кровати.
Выбраться незамеченным из города, что отдался празднику, оказалось проще простого. На это Сигмон и рассчитывал – пока над улицами Ташама витал хмельной дух вперемешку со слезами, никому не было дела до одинокого всадника. Все ожидания сбылись, план удался. Тан был готов к любым неприятностям. К чему он оказался не готов, так это к тому, что все его опасения развеются, как утренний туман.
На лесном тракте, ведущем в Дарелен, он не встретил ни единой живой души. Дорога была пуста, словно заброшенная охотничья тропа. Ему так и не встретилась новая армия кровососов, спешащая к границам Ривастана, – а этого Сигмон опасался больше всего – не наткнулся он и на пикет вампиров, патрулирующих дорогу к вольному графству. Да что там, ему не встретилось даже одинокого новообращенного, отбившегося от армии кровососов. Широкий тракт, соединявший два государства, был тих, пуст и безопасен.
Сигмон, нисколько не скрываясь, гнал коня по пустой дороге – чутье зверя заранее предупредило бы о любой опасности. Поначалу осторожничал: ехал только днем, а первую ночь провел на вершине дерева, высматривая в темноте подозрительные фигуры. Но, убедившись, что упырями в лесу и не пахнет, не выдержал и пустил Ворона галопом. Все его опасения оказались напрасными, а желание поскорее увидеть Арли жгло сердце каленым железом.
Арли. С этим именем он засыпал и с ним просыпался, пытаясь вынырнуть из очередного кошмара. Он знал, что она в Дарелене, чувствовал это каждой клеточкой своего измененного тела, каждой чешуйкой, каждым волоском. Она просто не могла быть в другом месте, и Сигмон удивлялся, как он раньше этого не замечал. Он не уставал корить себя за трусость – ведь если бы он отправился в Дарелен сразу, как только вышел в путь, то наверняка бы уже ее встретил. Но нет, он предпочел полгода бродить вдоль границы, гонясь за призраками, ловя досужие слухи и пытаясь увидеть Арли в любой подозрительной тени. Трусость всему виной, его собственная трусость – в этом Сигмон был уверен. Все это время он врал самому себе, не решаясь признать, что она вернулась домой и забыла его. Но сейчас, когда он увидел, как привычный мир рушится на глазах, тан понял: больше ждать нельзя, больше нет времени для сомнений и нерешительности. Он должен найти Арли до того, как разразится буря, грозящая стереть Ривастан с лица земли. Или сейчас, или никогда. Он поставил все на эту единственную карту и не собирался отступать. Ни за что.
План был предельно прост: Сигмон собирался открыто приехать в Дарелен и так же открыто добраться до столицы – Дара. В конце концов, он просто путешественник, не желающий ничего плохого жителям вольного графства. Потом он собирался проникнуть в замок и как следует пошарить в его подземельях. Сигмон был уверен: там он найдет и Риго и Арли. Это был самый опасный момент – если власть в графстве захватил один из старых родов, например Тасмат, вряд ли ему позволят открыто войти в двери замка. А пробраться незамеченным мимо стражи из Старших – это сложно даже для Сигмона Ла Тойя, Узника Дарелена. Но тан не собирался отступать. Он должен войти в замок, чего бы ему это ни стоило, найти в подземельях замка Риго и Арли, освободить их и увезти с собой. Наверно, в Ташам. А быть может, и дальше, к барону Нотхейму, в тихий край, до которого еще не скоро докатится война. Если, конечно, Риго согласится бросить свое графство и отправиться в изгнание. В этом Сигмон сомневался и подозревал, что виконт, ставший полтора года назад графом по праву наследования, постарается вернуть себе трон Дарелена. Но это мало занимало Сигмона, он хотел только одного: найти Арли и увезти ее подальше от этих мест, грозивших со дня на день превратиться в поле боя. Если Риго решит остаться – пусть остается. Быть может, ему удастся остановить это безумие.
В том, что война между людьми и кровососами неизбежна, тан не сомневался. Ташам устоял перед нашествием вампиров, но это – маленькое чудо, сотворенное простыми людьми, отважными защитниками Ташама. Именно чудо – не везде найдутся такие отчаянные люди, и не в каждом городе есть свой охотник на вампиров, что страшнее самих кровососов. Сигмон понимал, что вскоре многие города Ривастана падут, подобно Сагему, и превратятся в склепы упырей. Вся армия королевства отошла к восточным границам, и запад остался без защиты. Если Ривастану и удастся победить Тарим с Волдером, то может случиться так, что победа обернется поражением.
Сигмон не знал, как пойдут дела, но собирался оказаться как можно дальше от передовой. Он жаждал найти, наконец, свою новую жизнь взамен той, что отобрал у него Фаомар. Когда-то ему казалось, что все кончено, что он так и умрет чудовищем с драконьей шкурой, затравленный людьми, словно дикий зверь. Но Сигмон не сдался. Случайная встреча с Арли оказалась началом новой жизни, а краткий разговор с Леггером – глотком волшебного эликсира, вернувшим чудовище к новой жизни. Именно тогда он понял, что может быть счастлив, что бегство и сражения – это далеко не все, что ему осталось. Он даже успел вкусить сладкий плод простой жизни в гармонии со всем миром... И снова все потерял. И на это раз Сигмон собирался вернуть свою жизнь, что бы ни случилось. Война, мор, нашествие кровососов, конец света – все это не имело никакого значения. Он просто хотел жить. И он спешил навстречу мечте, готовясь отдать за нее все, что потребуется. Даже саму жизнь, если мечта умрет, лишив его последней надежды.
Именно поэтому он гнал Ворона по дороге к графству упырей, надеясь только на везение и свою крепкую шкуру. Больше ему не на что было надеяться.
Маленький городок оказался похож на тот, что Сигмон миновал вчера – такой же пыльный, мрачный и почти пустой. В свежем весеннем воздухе разливался запах гнили, а страх душным облаком витал над деревянными домами. Горожане сновали по улицам испуганными крысами – короткими перебежками от угла к углу, лишь бы не заметили, лишь бы не обратили внимания. На незнакомца они косились с опаской. Их было мало, очень мало для такого замечательного солнечного полдня. Но Сигмон привык. Он знал: настоящие жители городка дожидаются ночи в тайных убежищах, куда не проникает дневной свет. И когда взойдет луна, тогда и наступит их время.
Тан чуял их: они рядом – в темных погребах, амбарах, землянках, на чердаках, в наглухо заколоченных комнатах... Но пока они не тревожили его, Сигмон старался не замечать угрозы, давившей на плечи тяжким грузом. К ней он тоже привык. Это уже третий город, в который он приехал днем. И так же, как раньше, он собирался покинуть его до темноты. Провести ночь в новом Сагеме не входило в его планы. Он только удивлялся, что не все дареленцы обращены в упырей и пытаются жить как прежде, словно не замечая перемен. И это, как ни странно, радовало Сигмона – теперь он надеялся, что Дарелен еще не совсем потерян.
Два дня назад, когда он выехал из леса к дареленской заставе, он думал только об одном: хватит ли у него денег подкупить стражу. Деньги не понадобились. Застава – большой дом из бревен и две караульные будки – оказалась покинута. Барьер, что раньше преграждал дорогу, откинут, и вокруг – ни души.
Сигмон осторожно приблизился к заставе, на всякий случай кликнул стражу и лишь потом ступил на территорию вольного графства. На зов никто не ответил, и тан с опаской обшарил дом и округу. Никого. Ни людей, ни кровососов. Сначала он подумал, что кровососы истребили всех порубежников, но вскоре понял, что ошибся. Да, стражники покидали дом в страшной спешке – на полу царила мешанина из старой одежды и битой посуды, но нигде не было видно и следа крови. Тут не сражались. Просто драпали со всех ног, бежали сломя голову от чего-то кошмарного, что заставило дрогнуть даже видавших виды стражников границ. И Сигмон, видевший армию упырей под стенами Ташама, даже догадывался, от чего.
Ему не оставалось ничего иного, как пришпорить Ворона и убраться подальше от пустой заставы. Он не собирался отступать, и ему оставалось только ехать вперед по дороге, ведущей к столице графства.
В первый городишко, что встретился на пути, он въехал поздним утром, когда солнце вовсю жарило пыльную дорогу огненными лучами. Сначала ему показалось, что он попал в новый Сагем: на улицах пусто и не слышно привычного городского шума. Но потом он заметил пару любопытных глаз в одном из окон – бойких живых глазенок, что никак не могли принадлежать упырю. Где-то далеко замычала корова и, словно откликаясь на ее зов, забрехала дворняга. Из-за высокого забора выглянул мужик с всклокоченной бородой, полоснул незваного гостя острым взглядом и спрятался. И только тогда Сигмон облегченно перевел дух. Этот город не был мертвым. В нем водились упыри – и не меньше десятка, это он почуял сразу. Но сам город еще не сдался. Он начал умирать, медленно подгнивая с краю, напоминая смертельно больного, но еще не слегшего окончательно человека.
Тан не знал, сколько продержатся горожане. Зато был уверен: ночевать в этом городе не останется ни за что на свете. Он задержался ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы накормить и напоить Ворона. А потом умчался прочь, словно за ним гнались все демоны подземного мира.
Потом он побывал в еще одном городе, который до тошноты напоминал первый: такие же испуганные люди, пустые улицы, запах плесени и нестерпимое ощущение обреченности, давящей на плечи мельничным жерновом. Сигмон старался не задерживаться. Он находил ближайшую таверну или харчевню, а то и просто кабак, покупал за безумные деньги скудный обед у испуганного хозяина, чья жадность все же побеждала страх, быстро закусывал, давясь на ходу полусырой едой, прихватывал кое-что в дорогу и уезжал. Обычно он задерживался еще немного, разыскивая кормежку для Ворона, но тот частенько предпочитал затхлому овсу подножный корм.
Эти три дня подарили Сигмону много неприятных воспоминаний, хотя с ним не происходило ничего плохого. Ему никто не угрожал, его никто не пытался убить, но каждый раз, вспоминая эти маленькие городишки, он вздрагивал. На глазах тана умирала целая страна, и никто не мог ее спасти. Так вздрагивают, глядя на смертельно больного друга – от бессилия и страха. И еще от мысли о том, что это может случиться и с тобой, возможно – завтра. Сигмон вспоминал мертвый Сагем, обескровленный Ташам, бойкий город мастеров, жизнерадостный Вент и все те города, где ему довелось побывать. И он с ужасом думал о том, что эта смертельная зараза может охватить весь Ривастан. Не сегодня, так завтра. Маленькая победа в Ташаме ничего не решала. Ровным счетом ничего.
Впервые за последние полгода Сигмон подумал, что поступает неправильно. Быть может, его место – на родине, в Ривастане, в первых рядах защитников страны? Он хорошо знал вампиров, умел выслеживать их и уничтожать. Он мог пригодиться Ривастану, мог сослужить хорошую службу своему королевству. И все же...
Бледный лик Арли, что являлся ему по ночам, звал тана в дорогу. Кошмары становились все яснее и отчетливей, и порой Сигмон сомневался: а стоит ли добиваться этой встречи? Тан пытался отогнать страшное видение, но поделать с собой ничего не мог. Он зашел слишком далеко, чтобы отступать. Иногда он казался себе глупым мотыльком, спешащим навстречу горящей свече. Воспоминания, бившиеся в такт с сердцем, звали в дорогу, тянули вперед, как упряжка лошадей, и он, обмирая от ужаса перед будущим, подгонял скакуна. До столицы графства оставалось всего ничего – день пути. Скоро все должно было разрешиться, так или иначе. И только надежда на скорое окончание мучений придавала Сигмону сил.
С таким настроением он и въехал в этот маленький городишко, названия которого не знал. Издерганный, не выспавшийся, измученный тревогами и сомнениями, он выглядел мрачнее, чем обычно. Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу Сигмону, просто сворачивали в сторону и спешили укрыться от его взгляда в домах и подворотнях. Тан не обращал на них никакого внимания, чаще всего даже не замечал людей. Он медленно ехал по центральной улице, вдоль ряда маленьких деревянных домов, и чувствовал, как на окраинах города ворочается темная сила – спящие упыри. Но Сигмон ехал вперед – его вел за собой чудесный и манящий запах жареного мяса с острой подливой. И чутье не обмануло: дорога вывела к большой двухэтажной таверне. Ее двор был огорожен большим деревянным забором, а над домом красовалась вывеска, на которой умелой рукой был нарисован поросенок на вертеле. Отличное место, тут есть все, что нужно усталому путнику – еда и пристанище. Но сейчас Сигмону была нужна только еда.
Он въехал в ворота и оглядел пустой двор перед крыльцом таверны. Никого. Коновязь свободна, поилка для коней полна, но двор пуст, словно манящий аромат жареного мяса не притягивал, а, напротив, отпугивал посетителей.
Тан спешился и кинул поводья на коновязь – Ворон никуда не уйдет. А если кто задумает его свести, да помогут тому все божки Фирона – хорошо, если жив останется. Чужих жеребец не любил.
Потрепав вороного по шелковистой гриве, Сигмон поднялся на крыльцо таверны и снова глянул на вывеску. Вздрогнул: отсюда поросенок казался четвертованным человеком. Тан еще раз хорошенько принюхался, помялся, но потом смело вошел в зал. Он знал, как пахла паленая человечина, довелось нюхнуть и на пожаре, и в бою. Из таверны пахло говядиной – постной, жилистой, недавно щипавшей травку и медленно умиравшей от старости. Но – говядиной. Зверь, сидевший внутри Сигмона, твердо это знал.
Обеденный зал таверны оказался так же пуст, как и двор. Грубо сколоченные столы сдвинуты в кучу, лавки стоят вдоль стен. И все же за деревянной стойкой маячит хозяин – заприметил клиента и выскользнул из двери, ведущей на кухню. Худой, как щепка, острый нос, глаза навыкате. Застыл, не веря своему счастью, прикидывает, водятся ли у гостя денежки.
Гость не обманул ожиданий хозяина. Заказав обед, Сигмон сразу же расплатился и накинулся на еду. Говядина с тушеной капустой – отличная еда, особенно под воспоминания о каше-размазне, которой тан досыта наелся в Дарелене в свой первый визит. Воюя с жилистым мясом, тан не забывал поглядывать по сторонам, но так и не заметил ничего подозрительного. Тут даже упырьим духом не пахло. Хозяин попался не из разговорчивых – перекинулся с клиентом парой слов насчет оплаты, получил деньги и удалялся на кухню, где вскоре загремел котлами.
Отведав пива, жидкого и кислого, Сигмон расслабился. Если не обращать внимания, что он единственный посетитель, то можно представить, будто это старый добрый Дарелен. Что поблизости нет новообращенных, что вампиры так и не покинули свой родовой замок, а далекий Ривастан мирно почивает на лаврах самого большого и сильного королевства. Что нет войны, нет ночных кошмаров, а есть только дальняя дорога, секретный пакет и Сигмон Ла Тойя – курьер второго вентского пехотного полка.
Сигмон закрыл глаза. Как же было хорошо тогда, пару лет назад, когда он скитался по дорогам, пребывая в ужасе от своего нового обличия. Сторонился людей, прятался от магов. Тогда жизнь казалась ужасной, и только сейчас он понимал, что тогда все было просто и понятно. На плечах не висел тяжким грузом десяток трупов, а руки были грязными просто от дорожной пыли. Тогда он не знал, чем это все обернется. И, быть может, если бы начать все сначала...
За окном всхрапнул Ворон. Сигмон открыл глаза, прислушался. Люди. Там, во дворе появились люди. Неужели хозяин таверны таки дождался посетителей?
Сигмону стало не по себе. Предчувствие беды рывком вернуло его в настоящее, в мир упырей и ночных кошмаров, в мир войны. Люди во дворе – посетители? Отчего не входят? Тревожно заворочался в дальнем уголке души зверь, намекая, что пора уходить. Тан отодвинул кувшин с пивом, поднялся. Проверил, хорошо ли ходит в ножнах меч. Радуясь, что заранее расплатился за обед, он направился к двери, чувствуя, как спину буравит взгляд носатого хозяина таверны. Врешь, не обернусь.
Двери распахнулись легко, сразу обе створки. Шагнув через порог, Сигмон потянул меч из ножен. Он знал, что предстоит драка, чувствовал всей кожей, но надеялся – обойдется без трупов. Он собирался только припугнуть местных, позарившихся, видно, на жеребца незваного гостя. Только припугнуть...
Чутье подвело. Он знал, что за дверью ждут двое, но третьего, что кинулся в ноги, упустил. Споткнувшись о него, Сигмон повалился вперед, его толкнули в спину, и тан полетел с крыльца кувырком.
Он упал животом в пыль, едва не расквасив нос о кочку, и успел только выругаться. Потом на спину навалились двое, а третий стал выдирать из прижатой к земле руки меч, и Сигмон понял: без трупов не обойдется. Холодное и трезвое чувство беды полоснуло бритвой по сердцу и колоколом отдалось в голове. Нужно было уходить. Сигмон зарычал и вскочил на ноги.
Те двое, что сидели на нем верхом, разлетелись в стороны. Он стряхнул их с себя, как медведь стряхивает собак, впившихся в косматый бок, и они повалились в пыль. Третьего, повисшего на руке с мечом, тан ухватил за ворот и швырнул на крыльцо. И только тогда увидел двух лучников на крыше таверны.
Засада. Трое во дворе – уже на ноги поднимаются – двое на крыше. На первый взгляд, всего пятеро, но Сигмон знал: рядом есть другие. Он чуял их злобу, направленную ему в спину, их черную ненависть, кипящую во взглядах. Люди. Просто люди – не упыри.
На мгновение Сигмон замешкался, не решаясь рубануть с плеча человека, снова метнувшегося ему в ноги. Человек ведь. Перепрыгнул, метнулся к коновязи и безнадежно опоздал. Тренькнула тетива, и тут же, как по сигналу, треском отозвались ворота, вылетев под напором десятка мечников.
Первую стрелу тан отбил мечом – шлепнул плоскостью, отводя в сторону острие. От второй даже не стал уворачиваться – та порвала рукав и сломалась о чешую на плече. Сигмону было не до стрелков: со спины подступили мечники, и во дворе таверны сделалось тесно, как на базаре. Лучники замерли – боялись попасть в своих, а перед таверной закрутилась привычная тану круговерть: он отбивал клинки, отпихивал ногами мечников, раздавал увесистые оплеухи. Пока не разил насмерть – не хотел лишней крови, но мгновенья утекали сквозь пальцы речным песком, а клинки врагов подбирались все ближе. Прикрываясь блестящим веером стали, Сигмон понимал: до первой крови остались считанные секунды. Чтобы вырваться, ему придется ударить всерьез, в полную силу – ведь на него шли не крестьяне с дубьем, а самые настоящие солдаты, обученные бою. Откуда они тут взялись – гадать недосуг, тут шкуру бы сберечь. Нужно было уходить, и быстро. Бежать без оглядки.
Перехватив руку мечника, Сигмон дернул ее на себя, прикрылся телом от удара и толкнул его обратно в толпу. Упали сразу трое, и тан прыгнул вперед, прямо через головы. Он успел выскочить из круга, отшвырнул с дороги безоружного крестьянина, что раньше кидался ему в ноги, и скользнул к коновязи.
Ворон, плясавший на месте и возбужденно храпевший, рванулся ему навстречу. Сигмон птицей взлетел в седло, ударил ногой в лицо самого шустрого солдата и поднял жеребца на дыбы. Люди прыснули в стороны, спасаясь от тяжелых копыт, и Сигмон радостно вскрикнул – путь к сломанным воротам был открыт. Но звон тетивы ударил в спину кинжалом, и тан подавился криком.
Первая стрела прошла над плечом и впилась в шею Ворона. Тот захрипел, выгнул шею, дернулся, чуть не сбросив седока, и вторая стрела вошла в его горло. Жеребец захлебнулся стоном, поднялся на дыбы, и следующие две стрелы вошли в лоснящийся черным бок.
Сигмон закричал так, словно стрелы пронзили его самого. Он чувствовал, как жизнь истекает из тела Ворона, как смерть подступила к жеребцу и накинула на него последнюю узду. Время остановилось, а он все кричал, но сделать ничего не мог. Ничего.
Ворон упал на бок, едва не придавив ногу Сигмона. В последний миг тан успел соскочить и упал на колени рядом с бьющимся в судорогах скакуном. Но ему даже не дали прикоснуться к Ворону в последний раз – стрела снова сломалась о плечо, а мечники строем шагнули к тану, выставив клинки вперед, словно копья.
Он двигался быстро. Быстрее вампира, быстрее птицы, быстрее молнии. И много быстрее людей.
Меч покинул руки первым – сверкающим диском взлетел над двором, метнулся к крыше и разрубил натянутый заново лук. Голова стрелка взмыла над печной трубой, а тело распласталась на соломе. Рядом плюхнулось второе тело – нож, пущенный рукой чудовища, вдребезги разбил голову второго лучника, как простой камень.
Безоружный Сигмон повернулся к строю мечников и оскалился диким зверем. Кровавый туман застил глаза, а зверь рвался изнутри, в клочья раздирая душу. Забор из сверкающих клинков дрогнул, заколебался и подался назад, подальше от безоружного человека с пылающими глазами.
Зверь вырвался. Тан прыгнул на клинки.
Он дрался отчаянно, не сдерживаясь и не размышляя, отдавшись во власть чудовища, что дремало в нем целых полтора года. И зверь ярился, беря реванш за долгое заключение.
Кольчуги рвались под пальцами, ставшими крепче стали. Удары вгоняли головы в плечи, ломали руки, прошибали ребра. Брызги крови алым туманом плавали в воздухе, оседая на мертвых телах. Сигмон не бил, он убивал. Шел по телам, пытаясь утопить ярость в чужой крови. Бывший курьер испуганно прятался внутри тела, покрытого чешуей, а во дворе таверны плясало кровавый танец самое настоящее чудовище.
Сначала он не понял, откуда взялась противная слабость в ногах и почему стали закрываться глаза. Показалось, что кто-то все же достал клинком и нужно только чуть подождать, пока закроется рана. Тан отступил, и трое уцелевших, не веря своему шальному счастью, метнулись к забору. С разбега запрыгнули на острые доски, раскорячились, как на дыбе, теряя на ходу сапоги, оставляя клочья одежды на остриях. Сигмон мотнул головой, прыгнул следом – зверь не желал упускать добычу – и взвыл от боли. В животе словно запалили факел. Боль плеснула вверх по горлу, криком вырвалась наружу, и только тогда Сигмон понял: отрава. Носатый хозяин таверны подсыпал ему какую-то дрянь в мясо!
Забыв о беглецах, тан рванулся к дверям. Он жаждал крови негодяя, хотел забить ему в глотку весь его дрянной обед... Но у самого крыльца его скрутило окончательно. Свет в глазах померк, голова налилась свинцом, а ноги подкосились. Из последних сил тан сделал несколько шагов вперед, споткнулся о ступеньки и навалился грудью на дверь. Ухватился за нее, сорвал с петель, отбросил в сторону, шагнул в таверну, выставив вперед руку... И замертво рухнул на пол.
Сначала боль кольнула щеку. Потом прыгнула в шею, скользнула меж лопаток вниз и полыхнула костром в пояснице. И только тогда Сигмон застонал и открыл глаза. И заморгал, пытаясь избавиться от серой дымки застившей взгляд – то ли туман, то ли дождь... Ночь, понял он. И очнулся.
Каретный сарай, посреди которого сидел тан, был пуст и темен. Сквозь дыры в крыше сочился лунный свет, но Сигмон и без него прекрасно все видел. Да и смотреть особо было не на что – обычная мастерская с верстаком, разобранными телегами, упряжью, развешенной по стенам... Вот только узник в колодках выбивался из привычной картины.
Сначала Сигмон не поверил глазам – таких оков он раньше не видел, хотя ему довелось побывать во множестве узилищ. Больше всего это напоминало кузнечную наковальню, разрезанную пополам. В нижней части сделали отверстия для ног, в верхней – для рук. Потом поставили друг на друга, и конечности пленника оказались вмурованы в огромный кусок металла. Он был невысок – как раз такой, что сидящий тан мог спокойно опустить голову на шершавую верхушку. Так он и сидел, согнувшись пополам и касаясь земли только седалищем. Это были самые крепкие оковы, какие только видел Сигмон. И это ему сразу не понравилось.
Он заворочался, попытался сдвинуть верхнюю часть колодок, но она оказалась прикована к нижней. Наверно, на той стороне были скобы, что связывали две части в единое целое. Тан их не видел и дотянуться до них не смог. Он пошевелился, пытаясь раскачать огромный кусок металла, но не преуспел – противная слабость разлилась по телу, а в животе вспыхнул комок боли. Отрава!
Сигмон застонал и прислонился щекой к холодным колодкам. Он ослабел настолько, что вряд ли сейчас мог бы порвать даже простые веревки. Быть может позже, когда он немного придет в себя, ему удастся разломать эти проклятые наковальни! Позже... А что было раньше? Он помнил двор, помнил обед, помнил нападение... Ворон! Тан сжал зубы, вспоминая предсмертный стон жеребца. Им это даром не пройдет, они ответят за все, что сделали. Они...
Тан вздохнул. Конечно, это ловушка. Эти загадочные «они» ждали его, устроив засаду по всем правилам. Отрава должна была свалить его прямо в таверне, за столом. Он просто слишком рано встал, почуяв беду. Засада во дворе была ерундовой, просто жалкой – без отравы он бы легко из нее вырвался. Солдаты и не собирались драться, просто должны были задержать жертву до тех пор, пока не подействует яд. А потом оттащить ее в темный сарай и заковать в кусок железа. Яд? Скорее – снотворное. Сигмон понял, что был нужен им живым – не зря стрелы разбивались о плечо. Лучники не промахивались, они били точно в намеченную цель. Просто не знали, что жертва закована в кольчугу от шеи до пупа. Значит, они не знали, кто он.
Пошевелив пальцами рук, тан снова вздохнул. Уже легче. Если они не знают, кто он такой, значит, есть шанс выбраться из этой переделки. Он сможет удивить тюремщиков, и очень скоро – надо только немного отдохнуть. Немного передышки, слабость уйдет из тела, и тогда... Но зачем им пленник? И почему такие странные оковы, явно рассчитанные не на человека, а на чудовище? Быть может, в таких держат упырей?
Сигмон тяжело заворочался, пытаясь устроиться поудобнее. Потом поднял голову, прикрыл глаза и открылся ночи. Он слушал ее, грубо тискал, как матрос портовую шлюху... И нашел то, что искал. Горько усмехнулся.
Там, снаружи, ждали кровососы. Четверо Старших из Дарелена. Сигмон привычно поискал пятого – и нашел. Он стоял у самых дверей сарая, но не входил. Значит, упыри. Сигмон сглотнул – в горле пересохло. Что может быть желанней для кровососа, чем охотник на вампиров – ослабевший, беспомощный, закованный в железо? Или они не знают? Может, жители городка просто откупились им от тех, кто каждую ночь собирал кровавую дань? Быть может, его сменяли? Теперь для жителей Дарелена каждый незнакомец – подарок судьбы. Это чья-то спасенная жизнь, чей-то шанс дожить до следующего рассвета.
Тан тихо рассмеялся. Каков глупец! Прятался от вампиров, хотя на самом деле нужно было бояться людей – больше, чем кровососов. Как всегда – пробираться тайком, не показываясь на глаза. Никому. Он слишком размяк после Ташама. Рон, Корд, Тир и даже рыжий Дарион, что прикрывали ему в бою спину – они заставили его поверить в то, что он тоже человек. Что можно больше не опасаться людей, жить с ними в мире, чувствовать себя своим. Как он ошибался!
Сигмон хотел рассмеяться, но вампир, стоявший за дверью, сделал шаг вперед, и тан подавился смешком. Дверь сарая распахнулась, лунный свет ударил в спину темной фигуре Старшего. Тан вскинул голову – он не собирался притворяться, что спит или еще без сознания. Если он еще жив – значит, он нужен упырям.
– Эй, – сказал он. – Что же вы встали в дверях? Проходите, сударь, будьте как дома.
Вампир, отзываясь на приглашение, медленно подошел к пленнику. Темнота Сигмону не мешала, и он с интересом взглянул на врага. Тот оказался сухощавым молодым человеком, на вид не старше самого Сигмона. Когда тан рассмотрел длинные черные волосы, что обрамляли узкое лицо с высокими скулами, сердце тревожно сжалось: на миг показалось, что на него смотрит Арли. Но в следующий миг он понял, что и на этот раз ошибся.
– Проклятье, – хрипло выдохнул тан.
– Здравствуй, Сигмон, – тихо сказал Риго. – Вот мы и встретились.
Совещание в спальне короля затянулось, и Эрмин так и просидел весь вечер – прижавшись ухом к тонкой деревяшке. Ночью, когда вечерний совет наконец закончился, он выпрямился со стоном. Мышцы затекли, и графу пришлось даже немного посидеть на полу, пережидая приступ слабости.
Когда маршал и маги ушли, король позвал Эрмина. Тот, едва переставляя ноги, выбрался из своего убежища и по обыкновению уселся на край королевской кровати. Переведя дух, он повторил для Геордора все, что тот упустил во время разговора: обратил его внимание на некоторые слова маршала и поведение одного из магов. Но король едва ли слышал советника. Он засыпал – бессонные ночи лишили монарха последних сил. Сам Эрмин тоже едва держался на ногах. Беседа вышла скомканной.
Попрощавшись с Геордором, граф вышел из спальни через потайной ход и очутился под главной лестницей. Близилась полночь, и замок готовился ко сну: слуги погасили все свечи в залах и масляные фонари в коридорах.
Эрмин начал тяжело подниматься по лестнице, опираясь на широкие каменные перила. На площадке размером с приличную комнату он остановился и взглянул наверх. Лестница уходила в темноту, теряясь в ночных сумерках. Графу нужно было подняться на самый последний этаж, потом перебраться по узкому коридору в башню, забраться на пыльный чердак, что много лет служил ему тайным убежищем, и лишь тогда перевести дух. Советник оценил предстоящий путь и загрустил.
– К хренам собачьим, – сказал он вслух и махнул рукой.
Развернувшись, он спустился по лестнице и свернул в темный коридор. Там, в самом конце, располагалась его личная комната. Как советнику короля, пусть самому бесполезному, которого не допускали на общие советы, ему полагалась своя спальня в замке. Все верно, советник всегда должен быть рядом с монархом, чтобы явиться по первому зову. Многие считали назначение придворного уродца советником пустым капризом Геордора – дескать, обзавелся король собственной игрушкой. Очень немногие догадывались об истинной роли де Грилла. И приходилось поддерживать легенду – не приходить на советы, не появляться рядом с монархом на людях... Но все это окупалось сторицей. И личные покои в замке он получил по праву – не возражали даже те, кто считал его пустышкой.
Граф знал, что замок пронизан сетью тайных ходов. Он знал многие секреты этих каменных стен, но, увы, далеко не все, и потому безопасным местом считал только свой уютный чердак. Он предпочитал ночевать там, под самой крышей, слушая мирное воркование голубей. Но иногда Эрмин слишком уставал, чтобы взобраться наверх и тогда ночевал внизу, в пустых и холодных комнатах советника короля. Вот как сейчас.
Эрмин нашарил большую медную ручку, потянул на себя, и дверь распахнулась. В лицо ему дохнул аромат плесени. Света, в комнате, конечно, не было, а из темноты тянуло сыростью. Пустое жилище. Чужое.
Бормоча проклятья, граф запустил руку в широкий накладной карман камзола и попытался нашарить огниво – его он всегда носил с собой, ведь на чердаке у него нет слуг, чтобы зажечь свечи. Бормоча под нос проклятия, он зашел в комнату, прикрыл дверь и двинулся в темноту. Вытянув руку вперед, он попытался нащупать стол – кажется, в прошлый раз он оставил тут пару свечей. Если слуги их не стащили, то у него будет свет. Раздеваться в темноте не хотелось – поутру не сыщешь и чулок, закинутый ночью под кровать.
Тучи разошлись, и в окно заглянула бледная луна. Комната озарилась призрачным светом, и граф увидел прямо перед собой стол. На нем развесистым кустом высился бронзовый подсвечник. Пустой.
Эрмин выплюнул в темноту проклятье, пожелав, чтобы у вора отсохли руки, вытащил из кармана огниво и только потом заметил темный силуэт у окна.
Сердце взбрыкнуло норовистым скакуном, кровь ударила в виски. Эрмин начал двигаться даже раньше, чем успел осознать увиденное: он отступил на шаг, развернулся, прыгнул на стену и взлетел вверх по старому гобелену, едва касаясь его руками. У потолка он оттолкнулся от стены и прыгнул на огромное колесо люстры, уставленное оплавленными свечами. Та даже не вздрогнула – птичий вес графа не смог потревожить эту громадину.
На миг Эрмин замер, вглядываясь в темноту под ногами. Его сердце выдавало барабанную дробь, а кровь кипела в жилах. Всю усталость и сонливость как рукой сняло, и он собирался дорого продать свою жизнь.
Темная фигура у окна шевельнулась, подняла к потолку лицо, скрытое широким капюшоном. Эрмин, содрогнувшись, понял, что темнота для ночного гостя не помеха. И еще у графа появилось нехорошее подозрение, что этот гость с легкостью повторит его собственный прыжок. Эрмин сглотнул. Люстра уже не казалась ему надежным убежищем. Он понял, кто навестил его среди ночи, и неприятный холодок подступил к сердцу графа.
– Эрмин де Грилл? – осведомился темный силуэт.
Граф замер и даже перестал дышать, пытаясь понять, видит его незваный гость или нет.
– Спускайтесь, граф, – сказал тот. – Я не убийца, а всего лишь скромный посланник.
Он медленно подошел к столу, выдвинул стул и преспокойно уселся на него. Облокотился на пыльную столешницу и задрал голову. Капюшон упал на плечи и Эрмин увидел бледное лицо, костлявое, туго обтянутое тонкой кожей и потому похожее на череп.
– Ну же, – произнес гость. – Уже поздно, граф, я долго вас ждал. Мне необходимо передать вам послание, только и всего.
– От кого? – спросил Эрмин и прикусил язык, браня себя за несдержанность.
– От влиятельного лица, что просит вашей помощи и предлагает взамен то, в чем вы сейчас отчаянно нуждаетесь.
– Вот как? – усмехнулся граф, решив, что таиться больше нет смысла. – И в чем я так отчаянно нуждаюсь?
– В мире на землях Ривастана.
Эрмин вздохнул. Конечно. Он предполагал, что рано или поздно кто-то решится на переговоры. Вот только он думал, что обратятся сразу к Геордору.
– Откуда родом это влиятельное лицо? – спросил он. – С востока или с запада?
– К чему эти игры, граф? Вы все прекрасно понимаете.
– И все же ответьте, прошу вас.
– Из Дарелена.
Эрмин вздохнул еще раз и отпустил руки.
Читать бесплатно другие книги:
