Дай мне руку, Тьма Лихэйн Деннис
— Сержант Данн, — прошептал он, — так и не достигнет двадцати пяти, боюсь, это так. Неудачник.
Он всадил острие ножа еще глубже, чем отбросил меня назад, и я спустился на несколько ступенек ниже.
— Патрик, — сказал он, держась другой рукой за служебный пистолет Данна, — если издашь хоть один звук, я выколю тебе глаз и застрелю твою напарницу раньше, чем она выйдет из спальни. Понял?
Я кивнул.
Хотя свет свечей, доходивший из спальни, был слабым, я заметил, что на нем была форменная рубашка Данна; она потемнела от крови.
— Зачем надо было его убивать? — прошептал я.
— Ненавижу гель для волос, — сказал Эвандро.
Когда мы дошли до ванной, находящейся посередине коридора, он прижал руку к губам, приказав мне остановиться.
Я остановился.
Он был без бороды, а волосы, выглядывающие из-под козырька фуражки, были обесцвечены в кокетливо блондинистый цвет. Его контактные линзы на этот раз были серыми, и я решил, что бачки у его ушей фальшивые, так как при нашей последней встрече их не было.
— Повернись, — прошептал он. — Медленно.
Из спальни донесся вздох Энджи.
— Фил, я на самом деле очень устала.
Она не слышала рацию. Черт.
Не успел я повернуться, как Эвандро приставил плоскую грань стилета к моему лицу и позволил ей скользить по моей коже по мере поворота головы. Я чувствовал, как острие, слегка подпрыгивая, ползет по моему затылку, затем впивается во впадину под правым ухом, в промежуток между черепом и челюстью.
— Только рыпнись, — прошептал Эвандро мне на ухо, — и это острие выйдет через твой нос. Иди мелкими шагами.
— Филипп, — взывала Энджи. — Хватит…
У спальни было два выхода. Один соединял ее с коридором, другой, по ту сторону, вел в кухню. Мы находилась где-то в полутора метрах от первой двери, когда Эвандро приставил острие стилета к моей коже, чтобы остановить меня.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Ш-ш-ш.
— Нет, — сказала Энджи, ее голос звучал устало. — Нет, Фил, у меня нет к тебе ненависти. Ты хороший человек.
— Я был примерно в трех с половиной метрах отсюда, — прошептал Эвандро. — Ты, твоя подружка и бедный сержант Данн беседовали об охране дома от меня, а я сидел, скорчившись, в соседской живой изгороди. Мой нос различал даже твой запах, Патрик.
Острие стилета, подобно булавке, вонзилось в мою кожу на краю челюсти, я почувствовал легкий укол.
Я пока не видел выхода. Если я ударю Эвандро локтем в грудь, а это первое, на что он рассчитывает, то шанс, что он успеет пронзить ножом мой мозг, слишком велик. Другие возможности — удар кулаком в пах или пяткой по пальцам ступни, внезапный рывок влево или вправо — имели ту же вероятность успеха. В одной руке он держал нож, в другой пистолет, и оба оружия впивались в мое тело.
— Если ты позвонишь мне утром, — сказала Энджи, — мы с тобой все обсудим.
— Или нет, — прошептал Эвандро. Он слегка подтолкнул меня вперед.
На пороге спальни Эвандро резким движением оторвал пистолет от моего бока. Острие ножа переместилось от уха к тыльной части головы и вонзилось в место, где встречались мой позвоночник и череп. Войдя, Эвандро встал за мной, прикрываясь.
Вместо того чтобы сидеть там, где я ее оставил, она исчезла. Телефонная трубка, снятая с рычага, лежала в центре постели, и я услышал учащенное дыхание Эвандро, когда он вытянул шею над моим плечом, чтобы все рассмотреть.
Простыни на кровати все еще хранили очертания наших тел. Сигарета Энджи продолжала выпускать в воздух пируэты дыма и сыпать пепел в пепельницу. Огоньки свечей мерцали, как желтоватые глаза пантер.
Эвандро взглянул в сторону кладовки, заполненной одеждой, что навело его на мысль, что там вполне можно спрятаться.
Он вновь подтолкнул меня, а я мысленно ответил ему ударом локтя.
Оттянув курок у служебного пистолета Данна, Эвандро кивнул им в сторону кладовки.
— Она там? — прошептал он, перемещаясь влево, так как взял на мушку кладовку и еще глубже вонзил нож в мой череп.
— Не знаю, — ответил я.
Я услышал ее голос раньше, чем понял, что она здесь.
Он исходил откуда-то сзади. Ему предшествовало жесткое металлическое щелканье пистолетного затвора.
— Ни с места. Подонок.
Эвандро задвинул острие ножа в основание моего черепа так сильно, что я невольно поднялся на носки и почувствовал, что струя крови льется по моему затылку.
Я чуть повернул голову влево и увидел ствол пистолета Энджи, вставленный в правое ухо Эвандро, заметив, какими бледными были суставы ее пальцев, держащие рукоятку.
Сильным ударом Энджи выбила пистолет из рук Эвандро. Когда он шлепнулся на пол возле задней спинки кровати, я ждал, что он выстрелит, но он лежал себе спокойно со взведенным курком, нацеленный на дамскую сумку.
— Анджела Дженнаро, — сказал Эвандро. — Приятно познакомиться. Ловко же вы притворились, что все еще беседуете по телефону.
— Я и сейчас на телефоне, придурок. Разве трубка висит?
Глаза Эвандро усиленно заморгали.
— Нет, не висит.
— И о чем это говорит?
— Лично мне это говорит о том, что кто-то забыл ее повесить. — Он втянул носом воздух. — Здесь пахнет сексом. Совокупление плоти. Ненавижу этот запах. Видно, вы покувыркались.
— Полиция уже в пути, Эвандро, так что бросай нож.
— Хотелось бы, Анджела, но сначала я должен убить вас.
— Ты не убьешь нас обоих.
— Вы не в состоянии здраво мыслить, Анджела. Видимо, секс затуманил вам мозги. Он таков. Отвратный запах секса. На самом деле, это зловоние пещерного человека. После того как я переспал с Карой и Джейсоном — не по своему желанию — мне захотелось там же, на месте, перерезать им горло. Но я был обречен на ожидание. Я был…
— Он пытается убаюкать тебя разговорами, Эндж.
Она глубже воткнула пистолет ему в ухо.
— Я кажусь тебе убаюканной, Эвандро?
— Не забывайте о том, что вы узнали за последние несколько недель. Я не работаю один, не забыли об этом?
— Как мне кажется, в данный момент ты один, Эвандро. Поэтому убери свой чертов нож.
Он копнул им еще глубже, и в моем мозгу вспыхнул белый свет.
— У вас почва уходит из-под ног, — сказал Эвандро. — Думаете, мы не в состоянии убить вас, а на самом деле это вам не справиться с нами.
— Застрели его, — сказал я.
— Что? — дико завопил Эвандро.
— Застрели его!
Но тут справа, из кухни, донесся чей-то голос:
— Привет!
Энджи повернула голову, и я почувствовал запах пули, попавшей в нее. Она пахла серой, кордитом и кровью.
Ее собственный пистолет очутился между мной и Эвандро, и блеск его дула почти ослепил меня.
Я рванулся вперед и почувствовал, что стилет вынырнул из моего тела и грохнулся на пол позади нас как раз в тот момент, когда ногти Эвандро впились в мое лицо.
Я двинул его локтем в голову и услышал треск кости, за ним крик, и вдруг пистолет Энджи дважды взревел, заставив задрожать все стекла в кухне.
Мы с Эвандро продолжали борьбу, двигаясь вслепую в сторону спальни, но вскоре сквозь бело-туманную пелену я стал различать какие-то контуры. Моя нога наткнулась на служебный пистолет Данна, и он, громко выстрелив в воздух, вылетел в кухню.
Руки Эвандро впились в мое лицо, я же запустил руки ему под ребра. Извиваясь, я сжимал пальцами его нижние ребра и швырнул его на любимое трюмо Энджи.
Когда я увидел его худощавое тело среди парфюмерии и разбитого стекла, белая пелена в моих глазах исчезла совсем. Зеркало раскололось на большие, с зазубринами, куски, формой напоминающие спинные плавники рыбы. Пламя свечей потрескивало, но когда они падали на пол, вновь вспыхивало ярким светом. Эвандро сполз вниз, а вместе с ним и все флакончики. Я перегнулся через кровать, схватил с тумбочки Энджи свой пистолет, перебрался на другую сторону кровати и без колебания выстрелил в то место, где оставил Эвандро.
Но его там не было.
Повернув голову, я увидел Энджи, она сидела на полу и, искоса поглядывая по сторонам, целилась во что-то на полу, поддерживая одну руку другой; рядом с ней на полу горела упавшая свеча. Шаги на кухне приостановились, и Энджи нажала на курок.
Затем нажала еще раз.
На кухне кто-то вскрикнул.
И тут я услышал другой крик, с улицы, но это был скрежет металла, вой двигателя, и кухня внезапно озарилась вспышками разгневанного флюоресцентного света и шумом включающихся электроприборов.
Я погасил свечу рядом с рукой Энджи и отступил в коридор позади нее с пистолетом, нацеленным на Эвандро. Он стоял к нам спиной, руки свисали по бокам. Он раскачивался из стороны в сторону, стоя посреди кухни, словно в такт лишь ему слышимой музыке.
Первая пуля Энджи попала ему в центр спины, и в черной форменной кожаной куртке Данна виднелась дыра. На наших глазах она заполнялась кровью, Эвандро же остановился и опустился на одно колено.
Вторая пуля Энджи снесла ему часть головы, прямо над правым ухом.
Он машинально поднял руку с револьвером Данна к этому месту, но тот упал, прокатившись по линолеуму.
— С тобой все в порядке? — спросил я.
— Глупый вопрос, — простонала Энджи. — Иисусе! Беги в кухню.
— Где тип, стрелявший в тебя?
— Вышел через кухню. Иди скорее туда.
— Черт с ним. Ты ранена.
Она поморщилась.
— Все нормально, Патрик, а он может еще поднять пистолет. Пойдешь ты или нет, черт побери?
Я подошел сзади к Эвандро и поднял пистолет Данна, затем обошел вокруг, чтобы посмотреть ему в лицо. Он тоже смотрел на меня, не переставая при этом осторожно ощупывать раненное место на голове. При флюоресцентном освещении его лицо приобрело серый оттенок.
Он тихо плакал, и слезы, смешанные с кровью, текли по его лицу, а кожа была настолько бледной, что я невольно вспомнил клоунов из далекого прошлого.
— Совсем не болит, — сказал он.
— Еще будет.
Он смотрел на меня снизу вверх смущенным, печальным взглядом.
— Это был голубой «мустанг», — сказал он, и похоже было, для него важно, чтобы я понял это.
— Что?
— Машина, которую я украл. Она была голубая, с белыми кожаными удобными сиденьями.
— Эвандро, — сказал я, — кто твой сообщник?
— Колпаки, — сказал он, — сияли.
— Кто твой сообщник?
— Ты хоть что-нибудь чувствуешь ко мне? — спросил он, широко открыв глаза и протягивая мне, как проситель, руки.
— Нет, — сказал я твердо и глухо.
— Тогда мы доберемся до вас, — сказал он. — Мы вас победим.
— Кто это мы?
Он заморгал, щурясь от слез и крови.
— Я побывал в аду.
— Знаю.
— Нет, я правда был в аду, — простонал он, и новый поток слез хлынул из его глаз и потек по искаженному лицу.
— И поэтому ты решил устроить ад для других. Быстрее, Эвандро, кто твой сообщник?
— Не помню.
— Врешь, Эвандро. Скажи мне.
Я терял его. Он умирал передо мной, прикрывая рукой голову и стараясь остановить поток крови, а я знал, что в любую секунду, может, через несколько часов, но все равно он умрет.
— Не помню, — повторил он.
— Эвандро, он бросил тебя. Ты умираешь, а он нет. Давай.
— Я не помню, кем был до того, как попал туда. Не имею понятия. Не могу даже вспомнить… — Его грудь вдруг поднялась, щеки раздулись, как у лягушки, и я услышал у него в груди бульканье.
— Кто…
— …не могу вспомнить, как я выглядел в детстве.
— Эвандро.
Его вырвало кровью прямо на пол, и с минуту он смотрел на лужу. Когда он взглянул на меня, на лице его был ужас.
Мое лицо, очевидно, не внушало ему большой надежды, потому что, видя, что приключилось с его телом, я понимал, он долго не протянет.
— О, черт, — сказал он и, протянув перед собой руки, стал смотреть на них.
— Эвандро…
Но он так и умер — глядя на свои руки, упавшие затем по бокам, стоя на одном колене, с лицом смущенным, испуганным и совершенно одиноким.
— Он мертв?
Я вернулся в коридор после того, как заглянул в спальню, где погасил последнюю свечу, упорно горевшую на полу.
— На все сто. Как ты?
Ее кожа блестела от крупных капель пота.
— Мне здесь просто классно, Патрик.
Мне не понравился звук ее голоса. Он был гораздо выше по тембру, чем обычно, и в нем были нотки истерики.
— Куда тебя ранило?
Она подняла руку, и я увидел темную красную дыру между бедром и неровно вздымавшейся грудной клеткой.
— Как выглядит рана? — Она прислонила голову к дверному косяку.
— Неплохо, — солгал я. — Я возьму полотенце.
— Я видела только его фигуру, — сказала она. — Точнее, силуэт.
— Что? — Я стянул полотенце с вешалки в ванной и вернулся в коридор. — Чей?
— Подонка, что стрелял в меня. Когда я выстрелила в ответ, то увидела его фигуру. Он невысокого роста, но крепкий. Понял?
Я приложил полотенце к ее боку.
— Коротышка-качок. Буду иметь в виду.
Она закрыла глаза и что-то пробормотала.
— Что? Открой глаза, Эндж. Давай.
Устало улыбаясь, она открыла глаза.
— Этот пистолет, — невнятно проговорила она, — такой тяжелый.
Я взял пистолет из ее рук.
— Он больше не понадобится. Эндж, но ты не должна спать, пока…
У парадной двери послышался громкий скрежет, и я, пригнувшись, взял на мушку Фила и двух санитаров скорой помощи, которые ворвались в дом.
Фил опустился на колени возле Энджи, и только тогда я убрал свой пистолет.
— О, боже, — сказал он. — Милая! — Он отбросил мокрые волосы с ее лба.
Один из санитаров сказал:
— Нам нужно пространство. Отойдите.
Я отступил назад.
— Милая! — все стонал Фил.
Ее глаза распахнулись.
— Привет, — сказала она.
— Сэр, отойдите, — сказал санитар. — В сторону.
Фил шлепнулся на задницу и отполз на некоторое расстояние.
— Мисс, — сказал санитар, — вы ощущаете это давление?
Снаружи послышался резкий, пронзительный визг патрульных машин, которые заполнили окна ослепительными огнями.
— Страшно, — сказала Энджи.
Второй санитар в коридоре выпустил колеса носилок и всунул металлический рычаг в их изголовье.
Внезапно в коридоре возник сильный шум, я взглянул на Энджи и увидел, что ее пятки колотят паркет пола.
— Она впадает в шок, — сказал санитар. Он схватил Энджи за плечи. — Хватайте ее за ноги, — закричал он. — Держите ее ноги, эй, вы!
Я схватил ее ноги, а Фил стал причитать:
— О, боже! Сделайте что-нибудь, ну, сделайте же что-нибудь!
Ее ноги колотили меня в подмышку, и я прижал их рукой к груди и так держал, в то время как ее глаза побелели и закатились, голова соскользнула с порога и свалилась на пол.
— Сейчас, — сказал первый санитар, и второй подал ему шприц, который тот всадил в грудь Энджи.
— Что вы делаете? — вскричал Фил. — Иисус Христос, что вы с ней делаете?
Она дернулась в моих руках последний раз, после чего сползла обратно на пол.
— Нам надо поднять ее, — сказал один из санитаров. — Осторожно, но быстро. На счет «три». Один…
В дверях появились четверо полицейских. Руки их сжимали оружие.
— Два, — сказал санитар. — Убирайтесь к черту от дверей! Нам через него нести раненую женщину.
Второй санитар вынул из сумки кислородную маску и держал наготове.
Полицейские вышли на крыльцо.
— Три!
Мы подняли Энджи, и ее тело показалось мне слишком легким. Можно было подумать, что оно никогда не двигалось, не прыгало и не танцевало.
Мы положили его на носилки, второй санитар наложил ей на лицо кислородную маску и закричал:
— На выход! — И ее понесли через коридор, затем на крыльцо.
Мы с Филом следовали за ними, но, как только я вышел на обледенелое крыльцо, то услышал щелканье по меньшей мере двадцати затворов пистолетов, направленных в мою сторону.
— Опустить пистолеты и стать на колени, живо!
Я знал по опыту, что спорить с нервными полицейскими не стоит.
Я положил пистолеты, свой и Фила, на крыльцо, опустился на колени и поднял вверх руки.
Фил был всецело поглощен состоянием Энджи, так что даже не сообразил, что сказанное полицейскими относилось и к нему.
Он сделал два шага вслед за носилками, когда один из полицейских вскинул к плечу приклад дробовика.
— Он ее муж, — закричал я. — Муж!
— Заткни пасть, придурок! Руки вверх, урод! Давай! Давай!
Я подчинился. И оставался на коленях, пока полицейские осторожно подбирались ко мне все ближе, а морозный воздух щекотал мои босые ступни и проникал сквозь тонкую рубашку. Медработники занесли Энджи в машину скорой помощи и увезли.
Глава 35
К тому времени как полицейские все осмотрели, Энджи уже второй час лежала на операции.
Филу разрешили уйти около четырех, после того как он дозвонился в городскую больницу, но мне пришлось остаться, чтобы сопровождать четырех следователей и нервного молодого представителя прокуратуры по месту происшествия.
Тело Тимоти Данна было найдено обнаженным и засунутым в канализационный сток возле качелей на «Детской площадке Райан». Возникло предположение, что Эвандро завлек его туда какими-то подозрительными действиями, однако не настолько, чтобы сойти за явную угрозу или опасность.
Позднее была найдена простыня, свисавшая с баскетбольной корзинки на площадке, которая находилась в поле зрения Данна, сидящего в своем неприметном автомобиле. Человек, развешивающий в два часа ночи в ненастье простыню вокруг баскетбольной корзинки, очевидно, выглядел довольно странно, чем и привлек любопытство молодого полицейского, но не вызвал желания звонить и просить подмогу.
Простыня примерзла к ободку и висела там, как кристалл на фоне оловянного неба.
Видимо, Данн как раз подходил к ступенькам площадки, когда Эвандро подошел к нему сзади и всадил стилет в правое ухо.
Мужчина, стрелявший в Энджи, проник в дом через заднюю дверь. Следы его ног, восьмого размера, были обнаружены по всему заднему дворику, но ушел он на Дорчестер-авеню. Сигнализация, установленная Эрдхемом, из-за отключения света оказалась бесполезной, и все, что нужно было сделать — это, использовав отмычку, открыть заурядный замок и войти в квартиру.
Оба выстрела Энджи прошли мимо. Одна пуля была найдена в стене возле двери. Вторая рикошетом отлетела от плиты и разбила окно над раковиной.
Осталось только рассказать об Эвандро.
Когда убивают кого-то из полицейских, прочие превращаются в страшных людей. Гнев, который обычно кипит у них внутри, выходит наружу, и можно только пожалеть бедолагу, которого они арестуют под горячую руку.
В этом случае все было еще хуже, потому что Тимоти Данн был родственником их выдающегося собрата по профессии. А сам Данн, многообещающий полицейский, был к тому же молод и неиспорчен, а с него содрали форму и затолкали в канализацию. Вот с таким настроением меня допрашивал в кухне детектив Корд, седовласый мужчина с мягким голосом и безжалостными глазами, а офицер Роджин, полицейский с быковатой статью, кружил вокруг тела Эвандро, сжимая и разжимая кулаки.
Роджин обладал качеством, присущим некоторым полицейским и тюремным охранникам, а именно садизмом, который заставляет их выбирать данные профессии, чтобы иметь легальный выход своим эмоциям.
Вопреки всем законам физики и гравитации, тело Эвандро находилось в том же положении, в котором я оставил его: припавшим на одно колено, руки вдоль тела, потупленный взгляд.
Так он постепенно цепенел, и это вывело Роджина из равновесия. Тяжело дыша сквозь ноздри и сжимая кулаки, он долго смотрел на Эвандро, словно, постояв так какое-то время и испуская флюиды угрозы, он оживит мертвеца, чтобы с удовольствием застрелить еще раз.
Но этого не произошло.
Поэтому Роджин отступил на шаг назад и пнул труп в лицо подкованным носком своего ботинка.
Тело Эвандро сползло на спину, при падении подпрыгнув на полу. Одна его нога подвернулась, голова съехала набок, а глаза уставились на плиту.
— Роджин, черт возьми, что ты делаешь?
— Все хорошо, Хьюджи.