Всего одно злое дело Джордж Элизабет
– Она встречалась и с частным сыщиком, и…
– Доути, – уточнил Томас.
– Доути, – согласилась Ардери. – И с Брайаном Смайтом.
– Но мы знали об этом, Изабелла.
– В компании с Таймуллой Ажаром, Томми, – продолжила Изабелла. – Почему она не вставила это в свой отчет?
Линли выругался про себя. Это было что-то новое, неизвестное – еще один кирпичик в стене, еще один гвоздь, забитый в гроб, или что там еще говорят в таких случаях. Он стал задавать вопросы, хотя знал ответы так же хорошо, как свое собственное имя.
– Когда она с ним встречалась? Когда они там были? И откуда ты…
– Это было в то утро, когда она выдумала то, что выдумала: то ли пробку, то ли заправку… Боже, сейчас я и не вспомню, – чтобы объяснить свое опоздание на встречу с нами.
– Опять Джон Стюарт? Бог мой, Изабелла, сколько ты еще планируешь терпеть его махинации? Или, может быть, ты сама отдала ему приказ следить за Барбарой?
– Давай не будем пытаться выдать черное за белое. А вот мне все это начинает напоминать операцию по сокрытию улик, что, как тебе хорошо известно, гораздо более серьезно, чем выдумка истории о том, как ее несчастная мать упала со стула или откуда там еще в своем пансионате.
– Я первый соглашусь, что тогда она поступила плохо.
– Ага, и сейчас я призову всех святых и ангелов, чтобы поблагодарить тебя за это, – сказала Изабелла. – Сейчас у нас есть ряд поступков, совершенных Барбарой Хейверс, которые ясно указывают на то, что она мухлюет с уликами.
– Преступление не было совершено на территории Великобритании, – напомнил ей Линли.
– Послушай, не держи меня за дурочку. Она переступила черту, Томми. Ты и я, мы оба это знаем. Я начинала свою карьеру, расследуя поджоги, и одно я запомнила очень хорошо из тех давних лет: если мой нос чувствует запах дыма, значит, наверняка был пожар.
Линли ждал, когда она расскажет ему про билеты в Пакистан. Но она опять этого не сделала. И инспектор опять решил, что, хотя это и была слабая помощь Хейверс, Изабелла все еще ничего не знает о билетах. Если бы она знала, то сейчас обязательно ему сказала бы. Не было смысла скрывать эту информацию.
– А ты знал, что она посещала Доути и Смайта в компании Таймуллы Ажара? – обратилась к нему Ардери.
Томас твердо посмотрел на нее, пытаясь сформулировать ответ: что выбрать и к чему это может привести. Он надеялся, что Изабелла не задаст этого вопроса, но, как сказала суперинтендант, она не была дурой.
– Да, – ответил Линли.
Она подняла глаза к небу и сложила руки под бюстом.
– Ты защищаешь ее, сам мухлюя с уликами? Я правильно понимаю?
– Нет, – ответил он.
– Тогда что я должна думать?
– Что я еще не знаю всего, Изабелла. А пока не узнаю, не вижу смысла беспокоить тебя по пустякам.
– Ты намерен защитить ее. Неважно, какой ценой. Боже, что с тобой случилось, Томми? Ведь мы говорим и о твоей чертовой карьере.
Когда Линли ничего не ответил, она сказала:
– Забудь. Речь совсем не о ней. О чем это я? Д-а-а, ведь графство ждет. Кстати, это именно так называется, графство? И семейное гнездышко в Корнуэлле всегда ждет, когда ты в него вселишься, если вдруг решишь послать все это к черту. Тебе ведь эта работа не нужна. Для тебя это все забава. Прогулка в парке. Просто шутка. Это…
– Изабелла, Изабелла… – Он сделал шаг к ней.
Она подняла руку.
– Не смей.
– Что тогда? – спросил Томас.
– Неужели ты не можешь хотя бы на секунду представить, чем это все для нас закончится? Неужели ты не можешь, хотя бы на минуту, забыть об этой чертовой Барбаре Хейверс и поразмыслить, куда она нас втянула? Не только себя, но и нас всех?
Линли это понимал, потому что тоже не был дураком. Однако он должен был признать, что до настоящего момента не задумывался, какое значение может иметь поведение Барбары для самой Изабеллы, в случае если о нем станет известно. Услышав голос Ардери, полный отчаяния, Томас почувствовал, что облака рассеиваются и солнце светит, к сожалению, не на Барбару. Изабелла отвечала за всех офицеров и несла на своих плечах непосредственную ответственность за то, что эти офицеры делали или не делали. Прачечная – так это обычно называли после каждого случая коррупции, который становился известным. Мелочь выбрасывали на растерзание публике, а Изабелла Ардери, скорее всего, будет отнесена именно к такой мелочи.
– Эта ситуация… – сказал он ей. – До этого не дойдет, Изабелла.
– Ну, конечно, ты в этом уверен, правда?
– Посмотри на меня, – сказал Линли. И когда она, наконец, посмотрела и он увидел страх в ее глазах, произнес: – Уверен. Я не позволю причинить тебе зло. Я клянусь.
– У тебя нет такой власти. Ее ни у кого нет.
Теперь, когда Линли, за рулем «Хили Эллиот», направлялся в Чейн-Уок, он пытался забыть о своем обещании Изабелле. Сейчас были дела более важные, чем даже участие Барбары в делах Таймуллы Ажара, Дуэйна Доути и Брайана Смайта. И с этими делами надо было разобраться в первую очередь. Но на сердце у него было тяжело, когда он парковал машину в начале Лоуренс-стрит. Томас вернулся назад, к Лордшип-пэлэс и вошел в ворота, ведущие в сад, который он знал как свой собственный.
Они как раз заканчивали свой ленч на свежем воздухе, под роскошным цветущим вишневым деревом в середине лужайки: его старинный друг, жена его старинного друга и ее отец. Они наблюдали за громадным серым котом, кравшимся вдоль полосы травы, в которой росли лунарии, колокольчики и кампанулла. Они были увлечены обсуждением Аляски – так звали кота – и того, прошли ли его лучшие охотничьи дни.
Услышав скрип садовых ворот, они обернулись.
– А, Томми. Привет, – сказал Саймон Сент-Джеймс.
– Ты как раз вовремя, чтобы разрешить наш спор, – подхватила Дебора. – Ты как вообще насчет кошек?
– Девять жизней, или что-то еще?
– Что-то еще.
– Боюсь, что экспертом меня назвать трудно.
– Черт!
Отец Деборы, Джозеф Коттер, встал и сказал:
– Добрый день, милорд. Кофе?
Линли махнул рукой, чтобы тот сел, потом взял еще один стул со ступенек, которые вели на веранду перед цокольной кухней, присел за стол и осмотрел остатки их ленча. Салат, блюдо с зелеными стручками и миндалем, кости ягненка, горбушка того, что еще недавно было свежим батоном хлеба, и бутылка красного вина. Очевидно, что готовил Коттер. Дебора обладала артистическими талантами, но ее артистизм на кухне куда-то исчезал. Что же касается Сент-Джеймса… Если он удосужится сам намазать свой тост мэрмайтом[339], то это уже повод для праздника.
– Сколько лет Аляске? – спросил Томас, готовясь высказать свое мнение.
– Боже, я не знаю, – ответила Дебора. – Мне кажется, он у нас появился… Мне было лет десять, Саймон?
– Ему не может быть семнадцать, – сказал Линли. – Сколько у него может быть жизней, как ты считаешь?
– Думаю, что он прожил по крайней мере восемь из них, – сказал Саймон, а затем обратился к жене: – Может быть, пятнадцать?
– Было тогда мне – или сейчас коту?
– Коту, любовь моя.
– Тогда я думаю, что его лучшие охотничьи дни продолжаются, – сказал Линли и торжественно перекрестил кота, который в этот момент атаковал упавший лист с энтузиазмом, который говорил о том, что он принял его за обед.
– Вот так. Получил? – сказала Дебора мужу. – Томми лучше знает.
– У тебя большой опыт работы с семейством кошачьих? – спросил Сент-Джеймс.
– У меня большой опыт того, с кем надо в первую очередь соглашаться, когда наносишь светский визит, – парировал Линли. – Мне показалось, что Дебора за охоту. Она всегда защищала твоих животных. А где собака?
– Наказана. Если только можно наказать дачхунда, – объяснила Дебора. – Она слишком активно требовала свою долю ягненка и была отправлена на кухню.
– Бедная Пич.
– Ты говоришь это только потому, что не видел ее махинаций, – заметил Саймон.
– Мы называем это «глаза любви». Когда уставится ими на кого-нибудь, ей невозможно отказать.
Линли хмыкнул, откинулся на стуле и попытался получить наслаждение от всего, что его окружало: их общество, день, простая радость собраться в саду на ленч. Потом он сказал:
– Вообще-то я по делу. – И когда Джозеф Коттер встал, собираясь исчезнуть, Томас пригласил его сесть, если он хочет, так как у него нет от них секретов в этот приезд в Челси.
Однако Коттер объяснил, что ему пора мыть посуду. Он взял с подставки поднос и ловко заполнил его посудой. Дебора помогала ему, и через минуту они оставили двух мужчин наедине.
– И что же у тебя за дело? – спросил Саймон.
– Как ни странно, научное.
И Томас рассказал ему подробности смерти Анжелины Упман в Италии. Он сообщил детали, полученные во время телефонного разговора с Сальваторе Ло Бьянко. Сент-Джеймс слушал в своей обычной манере, его лицо неправильной формы живо реагировало на рассказ. После того, как Линли закончил, он несколько минут молчал, прежде чем спросить:
– А не могло здесь быть лабораторной ошибки? Единичный случай заражения от такого вирулентного штамма бактерии… Мне в голову приходит не убийство, а ошибка, которую могли совершить при исследовании материала, полученного из тела умершей. Момент, когда бактерия начала свою деятельность… В то время женщина еще должна была быть живой. Ло Бьянко будет трудно доказать что-либо. Например, как в нее вообще попала E. coli?
– Думаю, что именно поэтому он хочет начать с лаборатории. Ты сможешь это для меня сделать?
– Навестить Университетский колледж? Конечно.
– Ажар утверждает, что в своей лаборатории он изучает стрептококк. Ло Бьянко хочет выяснить, что еще они могут там изучать. Что касается перевозки… – Линли поерзал на стуле. Какое-то движение на периферии привлекло его внимание. Аляска нырнул в траву, и там, среди фиалок, разгорелась настоящая битва. – Мог ли он спокойно перевезти бактерию из Лондона в Лукку, Саймон?
Сент-Джеймс утвердительно кивнул.
– Ее просто надо поместить в питательную среду, в которой она сможет жить, – в бульон, а затем в отвердитель. В отвердевшем варианте ее можно перевозить. После того, как ее поместят в чашку Петри, она не только оживет, но и начнет расти.
– А сколько нужно, чтобы убить человека?
– Сложно сказать, все зависит от токсичности, – ответил Сент-Джеймс.
– Если верить Сальваторе, то E. coli, о которой мы говорим, очень токсична.
– Тогда мне надо быть осторожнее, – сказал Саймон, сложил салфетку и вытащил себя из-за стола.
Он был инвалидом, поэтому вставать на ноги для него всегда было сложно, но Линли знал, что ни в коем случае не должен помогать ему.
Виктория, Лондон
Когда Барбара увидела, кто звонит ей на мобильный, она бросилась на пожарную лестницу, чтобы ответить на звонок. Снизу раздавалось эхо голосов, но оно исчезло, когда поднимавшиеся люди ушли с лестницы на каком-то из нижних этажей.
– Ну как вы? Где вы? Что там происходит? – спросила она Ажара. И хотя Хейверс старалась не показывать то отчаяние, которое чувствовала, по его секундному молчанию перед ответом она поняла, что он его заметил и задумался.
– У меня теперь есть адвокат, – сказал он ей. – Его зовут Алдо Греко. Я хочу дать вам его номер телефона, Барбара.
Сержант заметалась – у нее был карандаш, но ни кусочка бумаги, на котором можно было бы записать телефон. Не найдя ничего подходящего на полу, Барбара записала его на выцветшей желтой стене, с тем чтобы позже занести в свой мобильный.
– Отлично, – сказала она. – Это хорошее начало.
– Он очень хорошо говорит по-английски, – продолжил Ажар. – Мне сказали, это моя удача, что адвокат понадобился мне именно в этой части страны. Сказали, что если эта… ситуация возникла бы в одном из маленьких городков в районе Неаполя, то все было бы гораздо сложнее, так как адвокат ездил бы из большого города. Не знаю почему, но так мне сказали.
Барбара понимала, что Таймулла просто поддерживает светскую беседу. В сердце у нее кольнуло, когда она подумала, что он делает это именно с ней, со своим другом.
– А что посольство? Вы с кем-нибудь там говорили? – спросила сержант.
Ажар сказал, что говорил и что именно там ему дали список адвокатов в Тоскане. Но, кроме этого списка, они мало что могли для него сделать, кроме как позвонить его родственникам, чего он, естественно, не хотел.
– Мне объяснили, что если британский подданный попадает за границей в сложную ситуацию, то он сам должен из этой ситуации выбираться.
– Хорошо, что они об этом предупреждают, – саркастически заметила Барбара. – Я никогда не могла понять, на что тратятся наши налоги.
– Конечно, у них есть и другие проблемы, – пояснил Ажар. – А так как меня они не знают, им приходится верить на слово, что нет никаких причин для моего допроса полицией… Думаю, что я могу их понять.
Барбара словно видела его перед собой, в традиционной накрахмаленной белой рубашке и простых черных брюках, сшитых точно по фигуре. Эта одежда подчеркивает его изящную конституцию. Ажар всегда выглядел таким иллюзорным, таким деликатным по сравнению с другими мужчинами. Его внешний вид и то, каким она его знала – а она знает его хорошо, не переставала повторять себе Барбара, – говорил о его внутренней добродетели. Именно поэтому Хейверс и сообщила Ажару информацию, которая была ему необходима, чтобы лучше приготовиться к предстоящим событиям. Это не связано с ее лояльностью по отношению к кому-либо, уверяла она себя. Это связано с элементарной справедливостью.
– Ее почки отказали из-за токсина, Ажар. Называется шига.
Повисло секундное молчание. Затем пакистанец произнес: «Что?» – как будто он плохо ее расслышал или как будто не мог поверить в то, что она сказала.
– Линли позвонил этому итальянцу по моей просьбе. И тот все рассказал.
– Старший инспектор Ло Бьянко?
– Совершенно верно. Этот парень, Ло Бьянко, сказал, что токсин шига вызвал отключение почек.
– Да как это возможно? Штамм E. coli, который может привести к появлению токсина шига…
– Она где-то подхватила ее. Кишечную палочку. И, видимо, очень плохой штамм. Врачи не знали, с чем они столкнулись, особенно из-за тех осложнений, которые были связаны с ее беременностью. Они сделали несколько базовых анализов, ничего не нашли и прописали ей антибиотики.
– О боже, – прошептал профессор.
Барбара ничего не сказала, а через минуту он, казалось, начал размышлять вслух.
– Так вот почему он спрашивал меня о… – В его голосе появилась настойчивость. – Это, должно быть, ошибка, Барбара. Чтобы от этого умер всего один человек? Нет. Это просто невозможно. Кишечная палочка – это бактерия. Она заражает источники пищи. Кто-нибудь еще должен был заболеть. Многие люди должны были заболеть, потому что ели из того же источника, что и Анжелина. Вы понимаете, что я имею в виду? Такого просто не могло случиться. Это лабораторная ошибка.
– Кстати, о лабораториях, Ажар… Вы понимаете, к чему ведут эти итальянские копы? Со всеми их разговорами про лаборатории?
Таймулла замолчал. Части головоломки вставали на место. В этой тишине он не занимался размышлениями, он не сомневался, не строил планов на будущее – просто выстраивал и анализировал всю цепь событий, которая началась с исчезновения Хадии и Анжелины в прошлом ноябре и закончилась сейчас смертью последней в Лукке. Наконец он тихо сказал:
– Стрептококк, Барбара.
– Что?
– Это то, что мы изучаем в моей лаборатории в Университетском колледже: стрептококк. В некоторых лабораториях изучают больше чем одну бактерию. У нас не так. Конечно, мы изучаем больше, чем один штамм. Но только штаммы стрептококка. Для меня самым интересным является стреп, который вызывает вирусный менингит у новорожденных.
– Ажар, не надо мне рассказывать об этом.
– Понимаете, – продолжал он настойчиво, как будто она ничего не говорила, – мать передает его ребенку, когда тот проходит через родовой канал. И уже из этого развивается…
– Я верю вам, Ажар.
– …менингит у новорожденного. Мы ищем способы предотвратить это.
– Я понимаю.
– Есть и другие формы. Другие формы стрепа, которые мы изучаем в моей лаборатории, потому что выпускники пишут дипломные работы, аспиранты готовят диссертации. Но то, что изучаю лично я… Ну, я вам уже сказал. А так как Анжелина была беременна, они начнут спрашивать меня об этом. Насколько случайно то, что я изучаю бактерию, живущую в беременных женщинах? И у них будут такие же сомнения, как и у вас, потому что, в конце концов, это я организовал похищение моего собственного ребенка…
– Ажар, Ажар…
– Я не убивал Анжелину, – сказал пакистанец. – Вы не можете так думать.
Барбара об этом и не думала. Она не могла заставить себя об этом подумать. Но правда заключалась в том, что во всей этой итальянской истории было несколько узких мест, и Ажар это знал так же хорошо, как и Барбара.
– Похищение, – сказала она. – Билеты в Пакистан. Вы должны понимать, как все это будет выглядеть в связи с ее смертью, если об этом станет известно.
– Об этом знаем только мы, Барбара. – Его голос был усталым.
– А как же Доути и Смайт?
– Они работают на нас, – сказал профессор. – Не мы на них. У них есть инструкции… Вы должны мне верить, потому что если еще и вы не будете мне верить… Я ее не убивал. Да, согласен, похищение ужасно само по себе, но как еще можно было заставить ее испытать, что чувствует человек, когда у него забирают единственного ребенка и он не имеет понятия…
– Пакистан, Ажар. Билеты в один конец. Линли об этом знает. А работать он умеет.
– Да вы совсем не хотите думать, – закричал Таймулла. – Зачем мне покупать билеты на июль и убивать Анжелину в мае? Зачем я это сделал, когда со смертью Анжелины мне не нужны были никакие билеты?
«Потому что, – подумала Барбара, – эти билеты освобождают тебя от любых подозрений, и я поняла это только сейчас, потому что не могла понять, пока не узнала, что Анжелина Упман мертва». Ничего этого она не сказала вслух. Однако что-то в ее молчании сказало Ажару, что от него потребуется еще что-то, если и не сейчас, то к следующей его встрече с инспектором Ло Бьянко.
– Если вы думаете, – сказал он, – что я убил ее, то должны спросить себя, где я взял бактерию. Конечно, кто-то где-то в Англии ее изучает, может быть, даже в Лондоне, но я не знаю, кто. Конечно, для меня не сложно это выяснить. Ну, хорошо, я это выяснил. Но любой другой тоже мог это выяснить.
– Это я понимаю. Но вы должны спросить себя, насколько вероятно… – Хейверс замолчала. Она спросила себя, кому и что должна: не только Линли, Ажару, Хадии, но и самой себе. – Дело в том… что вы мне уже один раз солгали и…
– Сейчас я не лгу! А когда лгал… Ну как я мог сказать вам, что я планирую? Вы что, разрешили бы мне украсть ее? Конечно, нет. Офицер полиции? Да как я мог ждать от вас чего-то подобного? Я должен был сделать это один.
«Так же, как обычно совершают убийства», – подумала сержант.
Молчание. Наконец Ажар прервал его.
– Так что, вы теперь не будете мне помогать?
– Этого я не говорила.
– Но подумали, правда? Вы подумали: «Мне надо держаться от него подальше, потому что это может стоить мне всего».
«Ну что же, – подумала Барбара с горькой иронией, – это почти слово в слово то, что сказал мне детектив инспектор Линли». Для нее все действительно было поставлено на карту, если только она не найдет способ обогнать итальянскую полицию хотя бы на шаг.
Вест Энд, Лондон
«Такой способ – Митчелл Корсико», – решила Барбара. После того как занесла номер адвоката Ажара в свой телефон и стерла его со стены, она сразу же позвонила журналисту.
– Нам необходимо встретиться. Анжелина Упман мертва. Почему вы не написали об этом?
Он был абсолютно спокоен.
– Кто сказал, что не написали?
– Черт возьми, я уверена, что не видела.
– Ты что, хочешь сказать, что я отвечаю за то, что ты видишь или не видишь в газетах?
– А ты хочешь сказать, что ее напечатали, но не на первой странице? Тогда ты совсем потерял нюх, приятель. Надо встретиться, и срочно.
И все равно Митчелл никак не захватывал наживку, этот проныра.
– Скажи мне, почему это должно было быть на первой странице, и я скажу тебе, надо ли нам встречаться, Барб.
Она решила не реагировать на его гонор.
– Я в принципе сомневаюсь, что это вообще появилось в «Сорс», Митчелл. Британская девочка похищена среди толпы свидетелей, потом ее находят в монастыре, под присмотром полусумасшедшей, которая считает себя монашкой, – и вот, совершенно неожиданно, умирает ее мать. Тебе этого мало?
– Послушай, статья была на двенадцатой странице. Если бы она сделала одолжение и наложила на себя руки, то тогда бы напечатали на первой. А коли нет, так ее похоронили на двенадцатой. – Он заржал и добавил: – Извини за невольный каламбур.
– А что, если она действительно оказала вам, придуркам, услугу на всю первую страницу и умерла так, что теперь итальянцы пытаются это скрыть?
– Что? Ты хочешь сказать, что ее убил сам премьер-министр? А как насчет папы римского? – Опять звуки веселого ржания. – Барб, она умерла в больнице. У нее отказали почки. Так что ты предлагаешь: кто-то прокрался к ней в палату и налил яд в капельницу?
– Я предлагаю встретиться. Нам надо поговорить, а я не буду говорить до тех пор, пока не увижу твою физиономию.
Хейверс позволила ему поразмышлять об этом, а сама судорожно обдумывала, какую тактику выбрать, чтобы наверняка заставить «Сорс» проглотить наживку. С политической точки зрения эта помойка превратилась с годами в ультранационалистическое издание, из него так и пер нацизм. Она решила, что здесь надо размахивать флагами. Бритты против «пожирателей пиццы». Но еще не сейчас. Пусть сначала проглотит крючок.
Наконец Корсико сказал:
– Ну, хорошо. Смотри, Барб, это должна быть очень хорошая история.
– Конечно, – ответила она. И чтобы немножко погладить его по шерстке, предложила ему самому назвать место встречи.
Митчелл предложил на Лестер-сквер, у кассы с уцененными билетами. У настоящей кассы, которая торгует уцененными билетами, а не у какой-то другой. Около настоящей есть доска объявлений, на которой предлагают билеты на драмы, комедии и мюзиклы. Там он ее и встретит.
Легкомысленным тоном Барбара произнесла:
– У меня в петлице будет роза.
– Думаю, что узнаю тебя по твоему обычному безумному виду.
Они назначали время, и Хейверс явилась чуть пораньше. Как и всегда, обстановка на Лестер-сквер была мечтой террориста. Толпы людей на ней только увеличились с приходом лета. Тысячи туристов сидели в открытых ресторанах, стояли перед уличными музыкантами, покупали билеты в кино и пытались договориться о хорошей цене на билеты в театры, где и так хватало свободных мест. К середине июля эти толпы окончательно превратятся в орду, пройти через которую будет практически невозможно.
Барбара встала перед доской объявлений и устроила маленькое шоу, изучая предложения. Мюзиклы. Мюзиклы. Мюзиклы. Мюзиклы. Плюс голливудские знаменитости, пробующие себя в качестве театральных драматических актеров. Она подумала, что Шекспир, должно быть, окончательно извертелся в своем гробу.
Уже семь с половиной минут Хейверс выслушивала различные разговоры вокруг себя – что посмотреть, сколько истратить, будут ли «Отверженные» идти еще сто лет, а может быть, двести, – когда запах одеколона подействовал на нее, как нюхательная соль. Рядом с ней стоял Митчелл Корсико.
– Какой же гадостью ты пользуешься? – спросила Барбара. – Конским потом? Боже, Митчелл, – она помахала рукой перед лицом, – тебе, что, костюма уже недостаточно?
Ну сколько, подумала Хейверс, мужчина может носить одежду, в которой он выглядит как идиот в поисках Тонто?[340]
– Ты хотела встречи? – ответил Митчелл. – Тогда пусть на ней будет что-то важное, или я сильно расстроюсь.
– Как тебе итальянский заговор?
Корсико осмотрелся. Толкотня людей, пытающихся подойти к доске объявлений, уже достала, и он двинулся к краю площади по направлению к Джеррард-стрит и ее громадной перетяжке, сообщающей, что это начало лондонского Чайна-тауна. Барбара пошла за ним. Он развернулся, встал точно перед ней и спросил:
– О чем ты говоришь? Давай-ка лучше без шуток.
– Итальянцы знают причину смерти. Официально они ничего не объявляют. Они не хотят, чтобы об этом узнали газеты и началась паника. Или среди населения, или в экономике. Этого тебе достаточно?
Он переводил взгляд с нее на продавца воздушных шаров и опять на нее.
– Возможно. А в чем причина?
– Штамм кишечной палочки. Суперштамм. Смертельный штамм. Такого еще не было.
Корсико сощурил глаза.
– А как ты об этом узнала?
– Узнала, потому что узнала, Митчелл. Я присутствовала при звонке от их легавых.
– Звонок? Кому?
– Детективу инспектору Линли. Ему позвонил руководитель расследования в Италии.
Брови Митчелла сдвинулись. Барбара знала, что он пытается оценить информацию. Корсико не был дураком. Форма – это одно, значение – совсем другое. Тот факт, что Хейверс вообще упомянула Линли, сразу привлек его внимание.
– А почему ты мне это говоришь? – спросил он. – Вот что мне интересно.
– Но ведь это очевидно.
– Для меня – нет.
– Черт возьми, Митчелл. Ты же знаешь, что источником E. coli является еда. Зараженная еда.
– А, так она что-то съела!
– Приятель, мы не говорим об одном уксусном чипсе. Мы говорим об источнике еды. Кто знает, что это может быть. Шпинат, брокколи, рубленое мясо, консервированные помидоры, салат… Мне, например, кажется, что она попала к Анжелине в лазанью. Но все дело в том, что если об этом станет известно всем, то вся итальянская промышленность получит удар в солнечное сплетение. Целый сектор их экономики…
– Ты же не хочешь сказать, что у них есть промышленность, производящая лазанью?
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– То есть ты хочешь сказать, что она зашла съесть бургер, а повар сходил в туалет и не вымыл руки перед тем, как стал раскладывать помидоры?
Он переступил с ноги на ногу в своих ковбойских сапогах, а затем сдвинул стетсон еще дальше на затылок. Пара-тройка прохожих с любопытством посмотрела на него и огляделась в поисках тарелочки, в которую они должны были положить свои десятипенсовые восхищения его костюмом. Хотя на Лестер-сквер была масса более интересных вещей, чем лондонец в дурацком ковбойском костюме.
– Ну конечно, – продолжил Корсико. – Тот факт, что умер всего один человек… Это подтверждает идею. Один человек, один бургер, один испорченный помидор.
– Ну да, особенно если представить себе, что они подают бургеры в Лукке, Италия…
– Боже! Ты же все прекрасно понимаешь, Барб. Бургер был просто примером. Хорошо, пусть будет салат. Как насчет салата с помидорами, итальянским сыром и этой зеленой гадостью, которую они обычно кладут сверху? Ну, такая, с листочками…
– Митчелл, я что, похожа на человека, который может это знать? Послушай, я даю тебе хороший гандикап на историю, которая может взорваться в Италии в любой момент, и эта информация сейчас есть только у тебя. Поверь мне, полицейские и органы здравоохранения в Италии не будут ее сообщать, чтобы не вызвать бойкот итальянских продуктов.
– Это ты говоришь… – Корсико не был дураком. – А ты-то зачем в это лезешь? Это что, как-то связано… А где сейчас наш сексуально озабоченный папашка?
Барбара не могла позволить ему приблизиться к Ажару, поэтому сказала:
– Я давно с ним не говорила. Он поехал в Лукку на похороны. Думаю, что уже вернулся. Или, может быть, все еще там – упаковывает вещи дочери… Кто его знает? Послушай, приятель, с этой историей ты можешь делать все, что захочешь. Мне кажется, что это чистое золото. Ты думаешь, что это свинец? Очень хорошо, оставь ее. Есть и другие газеты, которые…
– Подожди, я еще ничего не сказал. Мне просто не хочется, чтобы это была такая же бомба, как предыдущая.
– Что ты имеешь в виду – «бомба»?
– Слушай, давай начистоту, Барб. Девочка ведь нашлась.
Хейверс уставилась на журналиста. Ей так хотелось врезать по его адамову яблоку, что ее ногти впились ей в ладони. Она медленно проговорила, хотя кровь так стучала в ее черепной коробке, что казалось, из глаз ее посыпятся искры:
– Совершенно верно, Митч. Для вас это был, конечно, удар. Ведь найти труп – это гораздо лучше. А еще лучше – обезображенный труп. Тогда тираж просто разлетится с прилавков.
– Я только хочу сказать… Послушай, это грязный бизнес. И ты это знаешь. И ты, и я сейчас бы не говорили, если бы ты думала по-другому.
– Если мы говорим о грязи, то итальянские копы в заговоре с итальянскими политиканами – это тоже очень грязно. Вот твоя история, которая стоила жизни англичанке и поставила под угрозу жизни сотен людей. Ты можешь заняться ей – или оставить ее для другой бульварной газетенки. Сам думай.
Читать бесплатно другие книги:
