Возмездие Макдермид Вэл
— Кто говорит?
— Это Стейси, доктор Хилл. Стейси Чен…
«Ну вот, — подумал он, — все и разъяснилось».
Стейси наверняка использует какую-нибудь хитрую систему, которая не позволяет определить ее номер и опознать голос. Подобное вполне в ее характере: Тони уже давно установил, что Стейси относится к окружающему миру с изрядным недоверием.
— Чем могу служить, Стейси? — спросил он вежливо. — Кстати, ты отлично поработала с оклахомским сайтом.
— A-а, ерунда, — небрежно сказала Стейси. — С этим мог бы справиться любой ламер, окажись у него под рукой подходящее программное обеспечение.
Тони предпочел не спрашивать, кто такой ламер. Впрочем, это было понятно из контекста.
— А как идут поиски Керри Флетчера? Не удалось напасть на след?
— Пока нет, и, должна признаться, я весьма разочарована. А мне очень не нравится, когда приходится разочаровываться в собственных компьютерах. Ни в избирательных списках, ни в списках налогоплательщиков графства никакого Керри Флетчера нет. Он не подавал заявления на получение пособия по безработице, даже в медицинских картах я не нашла ни одного совпадения в соответствующей возрастной группе. Кем бы он ни был, ему каким-то образом удается жить, не соприкасаясь с государственными учреждениями и службами.
— Да, я понимаю. Похоже, у тебя есть причины расстраиваться.
— Ничего, в конце концов я до него доберусь. — Она выдержала крохотную паузу. — Извините, доктор, я не уверена, следовало ли мне вам звонить, но я волнуюсь, а вы, похоже, единственный человек, кто может мне помочь.
Тони усмехнулся:
— Ты уверена? Как показали последние события, я не очень-то способен помочь даже самому себе. Впрочем, я постараюсь что-нибудь сделать… В чем твоя проблема, Стейси?
— Мне кажется, я нашла, где прячется Вэнс, когда не совершает свои преступления.
— Это замечательная новость. И где же?
— Это местечко называется Винтон-Вудс. Оно находится примерно на равном удалении от Лидса и Брэдфилда и представляет собой сравнительно крупный лесной массив на самой границе Йоркширских долин.
— То есть этот Винтон-Вудс расположен уже на территории нашего общего друга Франклина? — уточнил Тони.
— Да, это место относится к зоне ответственности полиции Западного Йоркшира.
— Ты уже звонила Франклину?
— В том-то и проблема, доктор. Когда я выяснила, где может прятаться Вэнс, рядом как раз находился сержант Амброуз. Он решил, что арест должна произвести полиция Уэст-Мерсии, и приказал мне ничего не говорить ни Франклину, ни другим детективам из Западного Йоркшира.
— Я понимаю — ты оказалась в довольно щекотливом положении, — проговорил Тони. На самом деле ему все еще было не ясно, при чем тут он.
— Все верно, — подтвердила Стейси. — Но я нашла выход. Я позвонила Кэрол, чтобы она сама решила, стоит ли звонить йоркширцам или нет.
— Но и она тоже предпочла ничего не сообщать Франклину. Я угадал?
— Да, угадали, но теперь Кэрол едет туда сама. Я не знаю, откуда именно она выехала, но, похоже, она прибудет на место раньше Амброуза и его команды. И я боюсь, доктор Хилл, что на этот раз Кэрол откусила больше, чем в состоянии проглотить. Вэнс опасен. Очень опасен!
— Ты совершенно права, Стейси… — Еще не договорив до конца, Тони потянулся к куртке и нащупал в кармане ключи от машины. Просунув одну руку в рукав, он перебросил телефон к другому уху. — И ты хорошо сделала, что позвонила мне. Я… попробую что-то предпринять.
— Спасибо… — Стейси издала странный придушенный звук, словно собиралась что-то добавить, но в последний момент передумала. Еще через секунду она вдруг выпалила: — Позаботьтесь о ней, доктор Хилл. Пожалуйста.
И она отключилась.
Уже наверху, запирая каюту, Тони подумал, что последние произнесенные Стейси слова были эквивалентны приказу.
Или угрозе.
— Я позабочусь о ней, Стейси… — произнес он в темноту и быстро побежал по причалу в направлении автомобильной стоянки. Только вырулив на шоссе, Тони сообразил, что не знает, куда ехать. Телефонного номера Стейси у него тоже не было.
— Ну и болван! — выругался он. — Тупой кретин!
У него оставался только один выход — позвонить Поле. Тони набрал номер и попал на голосовую почту. Все время, пока звучало исходящее сообщение, он вполголоса бранился, а после сигнала сказал:
— Это очень важно, Пола. У меня нет номера телефона Стейси, а мне нужно, чтобы она срочно перезвонила мне или написала, как лучше добраться до места, о котором она мне только что рассказывала. И пожалуйста, не спрашивай ни ее, ни меня, что все это значит, иначе я просто расплачусь, как ребенок.
Это была не пустая угроза. Несмотря на свою решимость не поддаваться эмоциям, Тони чувствовал себя на грани нервного срыва. Каким-то чудом он еще держался, но сил у него оставалось не слишком много. Кэрол… Она значила для него очень, очень много, и, пока она оставалась где-то рядом, Тони воспринимал это как данность. Он привык к их регулярному дружескому общению, привык испытывать радость при встрече, привык к тому, что именно ее близость была той постоянно действующей силой, которая придавала смысл его существованию. Ни в детстве, ни в ранней юности Тони так и не научился ни дружить, ни любить. Он просто не знал, из чего складываются подобные отношения. Его мать Ванесса была человеком сдержанным и холодным; каждый ее жест и каждое слово были тщательно выверены и рассчитаны, благодаря чему ей удавалось добиться желаемого в любых обстоятельствах. Она даже не постеснялась наброситься с ножом на своего жениха Эдди Блайта, потому что это представлялось ей наиболее выигрышной линией поведения. К счастью для Тони, тогда ей не удалось его убить, но напугать — да. Так Тони навсегда лишился отца.
Когда Тони был ребенком, Ванесса активно занималась собственной карьерой и не собиралась отягощать себя материнскими заботами. Чаще всего она оставляла сына со своей матерью, у которой, впрочем, тоже не нашлось для внука ни любви, ни тепла. Бабка терпеть не могла Тони, считая, что он нарушает ее покой на старости лет, и она давала ему это понять. Ни она, ни Ванесса никогда не приглашали в дом друзей и знакомых, поэтому у Тони не было возможности наблюдать нормальное человеческое общение.
Вот почему, вспоминая свое детство, Тони видел картину, достойную учебника по психиатрии. Именно так, казалось ему, и формировались изуродованные характеры, обладателей которых ему приходилось лечить в клинике или преследовать в качестве полицейского профайлера. Эти люди никогда никому не были нужны. Их строго, порой жестоко наказывали за самые обычные детские шалости или неосторожность. Они не знали ни любви, ни заботы и понятия не имели об обычных человеческих отношениях, необходимых для нормального развития. Отсутствие отца, чрезмерно агрессивная мать… Каждый раз, когда Тони беседовал со своими пациентами-психопатами, ему казалось, что они рассказывают о его собственном безрадостном детстве. Наверное, думалось ему, именно по этой причине он стал таким хорошим психиатром. Тони понимал этих людей, потому что сам едва не стал таким, как они.
Его спасло и даровало бесценную способность сочувствовать и сопереживать то единственное, что вообще способно спасти человека с больной изуродованной психикой. Любовь… И пришла она к нему с самой неожиданной стороны.
Тони не был привлекательным ребенком. Он помнил, что в детстве не сомневался в этом, потому что ему постоянно об этом напоминали. Как обстояло дело в действительности, сейчас сказать трудно, поскольку никаких объективных свидетельств не сохранилось, за исключением разве что пары школьных фотографий, которые под нажимом классного руководителя Ванессе Хилл все-таки пришлось заказать. Кто из детей на снимке — он, Тони знал лишь потому, что бабка несколько раз тыкала изуродованным артритом пальцем в его испуганную рожицу, приговаривая: «Каждый, кто только взглянет на эту фотографию, сразу поймет, кто здесь самый никчемный и бесполезный ублюдок».
Никчемный и бесполезный ублюдок Тони Хилл. Слишком короткие и слишком тесные форменные штанишки почти не прикрывают худые ляжки и узловатые колени. Плечи ссутулены, руки опущены по швам. Под шапкой взлохмаченных волос, которые выглядят так, словно их обладатель вынужден экономить на услугах парикмахера, узкое бледное лицо. На нем застыло испуганное выражение, свойственное забитому, затравленному зверьку, который не знает, кто и когда пнет его в следующий раз. Пожалуй, только глаза приковывают к себе внимание. Сверкающую в их глубине пытливую голубую искорку даже тогда ничто не могло затмить. Казалось, это выглядывает наружу не сломленный до конца характер.
Пока не сломленный.
В школе его, разумеется, без конца дразнили, а бывало, и поколачивали. Благодаря усилиям Ванессы и бабки Тони выглядел идеальной жертвой, и в желающих отточить на нем свое остроумие недостатка не было. Тони Хилла можно было безнаказанно поколачивать, не опасаясь, что назавтра его мать явится к директору и примется орать, как торговка из Гримсби. В школьные спортивные команды его брали в последнюю очередь, да и то неохотно, зато он чаще других становился мишенью для едких насмешек и неостроумных, а часто даже жестоких розыгрышей. Неудивительно, что школьные годы казались ему бесконечной чередой несчастий и унижений.
В очереди в столовую Тони всегда оказывался последним. Это был единственный способ вообще получить обед. Если он пропускал старших ребят вперед, вероятность того, что его пудинг со сладким заварным кремом окажется в тарелке с тушеным мясом или в супе с клецками, существенно уменьшалась. Малыши, вместе с которыми он стоял, никогда не ставили ему подножку, не толкали и не плевали в жаркое.
На женщин, работавших в школьной столовой, Тони почти не обращал внимания. Он еще дома привык смотреть в пол и надеяться, что взрослые его не заметят. Неудивительно, что Тони был застигнут врасплох, когда одна из поварих на раздаче внезапно заговорила с ним:
— Эй, да что это с тобой, паренек? — У нее был сильный местный акцент, и вопрос прозвучал почти как вызов.
Тони в панике обернулся. На мгновение ему показалось, что кто-то из школьных хулиганов подкрался сзади и высморкался ему на спину или испачкал школьный пиджачок мелом. Но позади никого не было, и он с ужасом осознал, что эти слова адресованы ему.
— Да-да, я с тобой говорю, глупыш.
Тони покачал головой. От страха его верхняя губа приподнялась, так что он сделался похож на оскалившегося терьера.
— Н-ничего, мэм… — пробормотал он.
— Вот и врешь. — Женщина добродушно усмехнулась и положила ему на тарелку добавочную порцию макарон, обжаренных с тертым сыром. — Иди-ка ты сюда… — И она кивнула головой в направлении бокового прохода, ведущего в кухню.
Теперь Тони испугался по-настоящему. Воровато оглядевшись по сторонам и убедившись, что на него никто не смотрит, он юркнул в проход. Прижимая к груди свой поднос, он остановился на кухонном пороге, не зная, что делать дальше. К счастью, к нему на помощь поспешила повариха. Оставив раздачу, она взяла его за локоть и провела за угол, в глубь кухни, где кипела работа. Еще четыре женщины, закатав рукава, мыли в глубоких раковинах огромные котлы. Пятая курила, прислонившись к косяку ведущей на хозяйственный двор двери.
— Садись и ешь, — велела Тони повариха, указывая на высокий стул рядом с рабочим прилавком.
— Что, Джоан, подобрала еще одного бездомного щенка? — хохотнула курившая женщина.
К этому времени голод успел победить страх, и Тони принялся за еду. Джоан наблюдала за ним с явным удовольствием.
— Я заметила, ты всегда стоишь в очереди последним, — проговорила она мягко. — Они тебя обижают, да?
Тони почувствовал, как к глазам подступили непрошеные слезы, а в носу защипало, и он едва не подавился макаронами. Уставившись в тарелку, он молчал, изо всех сил стараясь не заплакать.
— Я держу собак, — сказала Джоан. — И мне нужен помощник, который бы их выгуливал, к примеру сразу после школы. Как ты на это смотришь? Согласен?
Тони не знал, как он на это смотрит. Он не очень любил собак, но ему вдруг очень захотелось подружиться с кем-то, кто разговаривал с ним, как Джоан. Поэтому он кивнул, по-прежнему не поднимая головы от тарелки.
— Ну вот и договорились. — Джоан довольно вздохнула. — Значит, сразу после последнего звонка буду ждать тебя у задней калитки. Тебе нужно предупредить родителей?
Тони покачал головой.
— Бабушка не будет возражать, — сумел выдавить он. — А мама не возвращается домой раньше семи.
Так началась их странная дружба. Джоан никогда не расспрашивала его о том, как ему живется дома. Когда Тони понял, что может ей доверять, он сам рассказывал ей все, что считал нужным, а она только слушала и кивала. Джоан не выпытывала подробности, не судила, не выносила оценок. У нее было пять собак, каждая со своим непростым характером, и, хотя Тони так и не научился любить их по-настоящему, он довольно удачно имитировал эту любовь. Обманывать Джоан ему вовсе не нравилось, но он боялся ее разочаровать, поскольку ближе ее у него все равно никого не было. Нет, она не пыталась заменить ему мать и не делала вообще ничего, чтобы занять в его жизни особое место. Она просто была доброй бездетной, одинокой женщиной, которую тронула его боль — как в свое время тронула судьба пятерых ее питомцев, каждого из которых Джоан когда-то отыскала в собачьем приюте.
— Я завсегда умею отличить пса с хорошим характером, — не раз хвасталась она Тони и другим владельцам собак, с которыми они останавливались поболтать во время прогулок.
Кроме того, Джоан всегда ободряла и поддерживала Тони. Сама она умом не блистала — фактически она едва-едва научилась читать и писала с ошибками, которых Тони не делал с младших классов, — однако ей каким-то чудом удавалось распознавать в людях незаурядные способности и интеллект. Именно она внушила ему, что ему необходимо получить хорошее образование, если он хочет изменить свою жизнь, потому что образование дает возможность выбора. Джоан обнимала его, когда он успешно сдавал экзамены, и подбадривала, когда он колебался или терял мужество. «Ты сможешь», — говорила она, и Тони действительно удавалось все, что он задумывал.
Ему было шестнадцать, когда она сказала, что он больше не должен к ней приходить.
Они сидели у нее на кухне за дешевым пластиковым столом и пили чай из щербатых кружек.
— Больше ко мне не ходи, дружок, — проговорила Джоан и пояснила: — У меня рак. Я давно знала, просто не говорила… На днях врачи сказали, что мне осталось всего несколько недель. Завтра я отвезу собак к ветеринару, чтобы их усыпили: они уже слишком старые и вряд ли привыкнут к новому хозяину. Ну а твоя бабушка навряд ли согласится поселить у себя этакую ораву… — Она тепло похлопала Тони по руке. — Я хочу, чтобы ты запомнил меня такой, какая я сейчас, — такой, какой я была все это время, так что лучше попрощаемся прямо теперь.
Тони был потрясен. Когда к нему вернулся дар речи, он пытался возражать, говорил, что хочет быть с ней до самого конца, но Джоан осталась непреклонна.
— Все решено, дружок. Я приведу в порядок дела, а потом лягу в хоспис. Говорят, там совсем неплохо.
Потом оба они заплакали. Тони было очень тяжело, но он понял, что должен уважать ее волю и желание. Пять недель спустя одна из работавших в столовой поварих подозвала его и сообщила, что Джоан скончалась.
— Она умерла спокойно и почти не страдала, — сказала она и, вздохнув, добавила: — Без нее здесь стало пустовато…
Тони только кивнул в ответ. Он боялся разрыдаться, к тому же он не знал, что сказать, да и нужно ли что-то говорить. К счастью, Тони уже понял, что Джоан научила его бороться с той самой пустотой в душе, которую она после себя оставила. Да и он уже не был тем запуганным, затравленным школьником, с которым она подружилась когда-то. Он стал другим.
Но только много лет спустя, когда Тони уже работал над диссертацией, посвященной расстройствам личности и психопатическому поведению, он сумел понять и оценить дар Джоан. Она не просто спасла его, когда выдернула из очереди и отвела на кухню, чтобы накормить как следует. Она была первым человеком, который показал ему, на какие чудеса способна любовь. Ее любовь была грубой и несентиментальной, но она была настоящей, и, хотя Тони никогда ни с чем подобным не сталкивался, он сумел ее распознать.
Впрочем, несмотря на вмешательство Джоан, он так и не овладел искусством легко сходиться с окружающими. Тони научился только притворяться, что общается, — «притворяться человеком», как он сам это называл. В отличие от большинства «нормальных» мужчин у него не было ни кучи приятелей, ни списка подруг или любовниц, с которыми он встречался. Возможно, именно поэтому те немногие люди, которых он действительно любил, были ему особенно дороги. Так или иначе, при одной мысли о том, что он может потерять Кэрол, Тони ощущал в груди острую физическую боль, похожую на предвестье сердечного приступа.
А потерять ее он мог несколькими способами. Кэрол сама дала ему понять, что ей все равно, если она больше никогда его не увидит, и это был самый очевидный вариант. При этом, однако, он всегда мог надеяться, что Кэрол рано или поздно передумает. Другие пути выглядели куда более мрачно. Тони отчетливо понимал, что в своем нынешнем состоянии Кэрол нисколько не дорожит собственной жизнью. Ему не составляло особенного труда представить, как она бросится на Вэнса, стоит ей только его увидеть. Увы, результат такого столкновения мог быть только один.
Тут Тони пришло в голову, что он — не единственный человек, способный спасти Кэрол от самой себя. Достав телефон, он набрал номер Амброуза.
— Что тебе, Тони? — сказал сержант, взяв трубку. — Я сейчас очень занят.
— В таком случае буду краток, — ответил Тони. — Кэрол Джордан едет в Винтон-Вудс брать Джеко Вэнса.
50
Пола мрачно уставилась на часы. Она была почти готова плюнуть на все и уйти наконец домой, не дожидаясь звонка из отдела нравов. Время и так было позднее, и по всем законам ей давно полагалось сидеть дома, потягивать красное вино и смотреть, как доктор Элинор Блессинг оттачивает свои хирургические навыки на ноге барашка. Сейчас, наверное, ужин уже съеден, думала Пола, хотя в глубине души надеялась, что после гостей что-нибудь да осталось.
Зевнув, она опустила голову на сложенные на столешнице руки. «Дам им еще пять минут», — подумала Пола. Если никто не позвонит, ну и черт с ними. Она поедет домой, и пусть тогда трезвонят хоть до утра.
Проснулась Пола оттого, что кто-то подошел к ее столу. Ослепленная бьющим в глаза светом настольной лампы, она видела только силуэт человека, стоявшего перед ней на фоне тускло освещенного рабочего зала. Резко выпрямившись, Пола рывком отодвинулась от стола и вскочила.
Незнакомая женщина — теперь она рассмотрела, что это была именно женщина, — негромко рассмеялась. Незнакомка была среднего возраста, среднего роста и среднего телосложения. Темные волосы собраны на затылке в аккуратный пучок, лицо немного карикатурное, как у садового гнома, — включая нос картошкой и словно нарисованные выпяченные губы.
— Прошу прощения, я не хотела тревожить ваш сон, — насмешливо сказала женщина. — Я — сержант Дин из отдела нравов.
Пола кивнула и убрала с лица растрепавшиеся волосы.
— Извините. Я — констебль Макинтайр. Я не собиралась спать, просто…
— Я знаю, кто ты такая, лапочка. — Выговор у сержанта Дин был северо-восточный, но, судя по интонациям, она долго жила где-то еще. — Не надо извиняться — мне прекрасно известно, как порой выматываешься на работе. Иногда начинает казаться, что собственная постель привиделась тебе во сне.
— Спасибо, что выбрали время заехать. Я, честно говоря, ожидала только звонка. Все-таки сегодня у многих выходной, и если я от чего-то вас оторвала…
— Я решила, что проще будет заехать. Кроме того, мой муж и оба сына уехали в Сандерленд на какой-то поздний матч. Раньше одиннадцати они все равно не вернутся, так что ни от чего особенного вы меня не оторвали, разве что от телика, по которому все равно показывают одну фигню. То, что сообщил мне Брайан, показалось мне куда интереснее. Не хотите рассказать поподробнее? — С этими словами сержант Дин уселась за стол Крис Девайн и, забросив ноги на мусорную корзину, приготовилась слушать.
Пола поморщилась, но ничего не сказала. Стараясь не думать ни о Крис, которая теперь уже никогда не вернется на свое рабочее место, ни о странном интересе, который отдел нравов проявил к их последним открытиям, она, как могла, изложила Дин теорию Тони.
— Я знаю, — закончила она с неловкой улыбкой, — что идеи доктора Хилла выглядят порой как, гм-м…
— Как бред сумасшедшего?
Пола усмехнулась:
— Что-то вроде того. Но, как это ни странно, доктор Хилл часто попадает в яблочко. Я уже давно с ним работаю и успела убедиться в этом на собственном опыте.
— Я слышала, что он — один из лучших специалистов в своей области, — кивнула Дин. — Говорят, это одна из причин того, что у Кэрол Джордан такая высокая раскрываемость.
Пола мгновенно ощетинилась:
— Напрасно вы недооцениваете Кэрол. Она и сама чертовски хороший детектив.
— Я в этом не сомневаюсь. Тем не менее каждому из нас может время от времени понадобиться помощь. Именно поэтому, кстати, я сейчас здесь… Каждый раз, когда детективов из других подразделений начинает интересовать что-то на моей территории, я считаю необходимым навести справки. Никому из нас не хочется терять установленные с таким трудом полезные контакты.
Теперь, когда Дин выложила карты на стол, ее неожиданный приезд больше не смущал Полу.
— Естественно, — согласилась она. — Так вы мне поможете?
Дин сунула руку в карман джинсов и достала оттуда флешку.
— Я, безусловно, поделюсь с вами, чем могу. Брайан говорил, вы интересуетесь новенькими?
— Да. Я слышала, из-за кризиса на улицах сейчас работает больше девушек.
— Так и есть, хотя большинство из них все же работает не на улицах, а на съемных квартирах. Какой временной отрезок вас интересует?
— Меня интересуют девушки, которые вышли на панель, скажем, за месяц до первого убийства.
— Я стараюсь следить за тем, что творится на моем участке. — Сержант Дин достала из другого кармана смартфон. — А кроме того, я не люблю держать в компьютере информацию, которой там не место. Особенно когда дело касается весьма и весьма уязвимых молодых женщин. — Она нажала несколько кнопок, потом удовлетворенно хмыкнула. — Способа быстро и решительно разобраться с тем, что происходит на улицах, просто не существует, — добавила Дин, прокручивая на экране какой-то список. — Я убеждена в этом. Приходится действовать избирательно, приноравливаться к каждой конкретной ситуации. Когда среди нашего контингента появляется новое лицо, мы первым делом пытаемся наладить контакт. Нормальный, человеческий контакт. Иногда небольшого нажима оказывается вполне достаточно — особенно если мы имеем дело с человеком еще не до конца опустившимся. Стоит упомянуть, как факт задержания полицией может отразиться буквально на всем, начиная от пособия на детей и заканчивая оценкой кредитоспособности, — и они дают задний ход. Некоторые уходят из бизнеса навсегда, но таких, к сожалению, не слишком много. А стоит девушке пройти по этой дорожке достаточно далеко, и возврата уже не будет. Вот почему меня весьма интересуют новые источники информации. Моя работа в том и заключается, чтобы присматривать за этим человеческим котлом.
— Я вас понимаю. Трупы никому не нужны.
— Мне нравится думать, что в большинстве случаев мы успеваем принять меры и не допустить ничего подобного. Мои мальчишки утверждают, что я живу в стране грез, но я все равно пытаюсь узнать имена и биографии наших новеньких, чтобы, по крайней мере, знать, что писать на бирке, если до этого дойдет.
— На какой бирке? — не поняла Пола.
— Которую привязывают к пальцу в морге, — пояснила Дин.
— Ага… — Пола глубокомысленно кивнула. — Ну ладно, что у вас есть?
— В зоне ответственности Брэдфилдской полиции — а это сорок четыре квадратные мили — проживает примерно девятьсот тысяч человек. На них приходится около полутора сотен профессиональных проституток, и это более или менее постоянное число. Если учесть, что по опросам около пятидесяти процентов мужчин хотя бы раз в жизни платили за секс, девушкам приходится трудиться в поте лица, чтобы заработать себе на жизнь.
— На довольно убогую жизнь, — вставила Пола.
— На наркотики им, во всяком случае, хватает, ну а наркоманов мало заботит способ, которым они заработают на следующую дозу. — Дин покачала головой. — Хочется верить, что я научила своих мальчишек лучше относиться к женщинам, — вот и все, что я могу сказать по этому поводу. — Она сняла ноги с мусорной корзины и встала. — В тот период, о котором вы говорили, в нашем районе появились три новые девушки.
— Хорошо, что не больше.
— Речь идет о летнем времени. Летом ночи светлее, поэтому клиенты осторожничают. Никто не хочет, чтобы его заметили, когда он шатается по улицам, пытаясь снять проститутку.
— Вот не думала, что проституция — занятие сезонное.
— Это касается только уличных проституток. Те, кто работает в помещении, трудятся круглый год. Если бы вас интересовали девушки, которые принимают клиентов в квартирах и саунах, речь шла бы о полутора десятках фамилий, а так… Вот, записывайте: Тиффани Седжвик, Летиция Марлоу и Керри Флетчер.
— Керри Флетчер? — переспросила Пола, не в силах поверить в свою удачу. — Вы сказали — Керри Флетчер?
— Знакомое имя? — Дин прищурилась.
— Так это женщина?!
Сержант Дин удивленно посмотрела на нее:
— Конечно женщина. Вы же спрашивали о девушках-проститутках, а не о парнях. А что? Вам это имя что-то говорит?
— Да, оно уже всплывало раньше в нашем расследовании… Учитывая контекст, мы решили, что это мужчина. Керри — это же и мужское, и женское имя, так?.. — Пола нахмурилась. — Но тогда то, что мы узнали, не имеет смысла.
Дин улыбнулась:
— Вы можете все проверить сами. Керри почти каждый вечер работает в конце Кэмпион-бульвара — там, где перекресток с круговым движением.
— Вы что-нибудь о ней знаете? — Пола быстро нацарапала имя в своем блокноте, потом открыла почту и стала набирать сообщение Стейси.
— Мне известно только то, что она сама о себе рассказала. Кто знает, быть может, в чем-то она и приврала… Проститутки часто выдумывают, когда рассказывают о себе, — и плохое, и хорошее. Все зависит от того, что им необходимо в данный момент, чтобы чувствовать себя увереннее.
— И что рассказывала вам Керри? — Пола, как большинство полицейских, любила поболтать о работе, но сейчас ее интересовала только Керри Флетчер.
— Керри из местных. Так она сказала, и я почти уверена, что это правда, потому что она говорит с ярко выраженным брэдфилдским акцентом. В детстве жила на Токстет-роуд — это сразу за высотными домами в Скенби…
Пола кивнула, она знала Токстет-роуд. Как говорили местные патрульные, в этот район даже бродячие собаки не заходят поодиночке. И именно на этот район Стейси указала, когда провела поиск по базе данных регистрационных номеров автомобилей.
— Улица Отчаяния… — проговорила она.
— В точку, — подтвердила Дин. — Потом, когда ей было лет пять или шесть, семья переехала в одну из муниципальных высоток, в квартиру на шестнадцатом этаже. Переезд доконал ее мать. Керри так и не вспомнила, была ли это клаустрофобия или агорафобия, а может быть, ее мать просто боялась Эрика — так зовут главу семьи. Как бы там ни было, после переезда миссис Флетчер ни разу не переступила порог квартиры, ни разу не вышла на улицу. Она стала пленницей в собственном доме… — Дин сделала паузу, и Пола поняла, что сержант любит рассказывать свои истории и не чурается драматических эффектов. — Очень скоро Эрик Флетчер превратил жену в заложницу, — продолжала Дин. — Он начал насиловать Керри, когда ей было восемь лет. Если она отказывалась делать то, что велел отец, он вымещал зло на матери. Эрик избивал ее или запирал на балконе и держал там до тех пор, пока бедняга не начинала заговариваться от страха. А маленькая Керри любила свою мать.
Пола вздохнула. Она уже много раз слышала эту историю в разных вариантах, и все же каждый раз ей становилось не по себе. Стоило только представить, каково это — быть совершенно беспомощной и абсолютно зависимой, и у нее начинали подкашиваться ноги, а к горлу подступала тошнота. Но самым страшным было, наверное, даже не это. Ребенок, не обладая даже мизерным жизненным опытом, принимал за любовь то, что видел, — то, что происходило с ним самим. Другого он просто не знал и не мог представить, что отношения между людьми бывают совершенно иными. Наверное, даже дебильные мыльные оперы, которые Керри видела по телевизору, представлялись ей волшебной сказкой вроде Хогвартса.
— Конечно любила, — сказала Пола и вздохнула. — Почему бы нет? Но со временем она научилась ее презирать.
По лицу Дин скользнуло обиженное выражение. Казалось, она хотела сказать: кто рассказывает эту историю, ты или я?
— Так продолжалось довольно долго — фактически до тех пор, когда Керри закончила школу и стала работать на заправочной станции на Скенби-роуд. Никакой личной жизни у нее не было, Эрик об этом позаботился. — Дин проницательно взглянула на Полу. — Впрочем, как сказал бы ваш доктор Хилл, каждый человек является соучастником того, что с ним происходит.
— Вы многое знаете о Керри Флетчер, — заметила Пола.
— Я стараюсь узнать как можно больше о каждой из девочек, — сдержанно ответила Дин. — А на улицах чашка кофе и капелька сочувствия ценятся очень и очень дорого.
— Что же было дальше?
— Мать Керри умерла. Насколько я могу судить, это произошло месяца четыре тому назад. Самой Керри, впрочем, понадобилось несколько недель, чтобы понять, что она наконец свободна.
— И она сразу отправилась на панель? — удивилась Пола. — А как же ее работа на заправке?
— Когда Керри наконец прозрела, ей не просто захотелось стать свободной. Она решила отомстить отцу за все, что он с ней делал. Отныне он не мог получить ее бесплатно, к тому же теперь она заставляла других мужчин платить за то, что раньше принадлежало ему.
Пола присвистнула:
— И как отнесся к этому Эрик?
— Не очень хорошо, — сухо сказала Дин. — Он часто появлялся там, где она работала, и уговаривал ее вернуться домой, но Керри каждый раз наотрез отказывалась. Она говорила, что на улице чувствует себя в большей безопасности, чем дома. Пару раз он устраивал ей сцены прямо на улице и уже готов был применить силу, но мы его предупредили. С тех пор, насколько мне известно, Эрик ведет себя тихо. По крайней мере, нам он старается больше не попадаться.
— Значит, она сказала, что на улице чувствует себя в большей безопасности, чем с отцом, — повторила Пола задумчиво. — А вы знаете, это в точности совпадает с тем, что говорил мне Тони Хилл. Что касается путаницы с именами, Эрик, вероятно, просто использовал электронный адрес дочери… Ну да, так оно и есть!..
И она энергично забарабанила по клавишам компьютера, спеша закончить срочное сообщение для Стейси. Коротко перечислив факты, которые она узнала от Дин, Пола посоветовала коллеге искать не Керри Флетчера, а Эрика Флетчера, который, по всей вероятности, проживает на шестнадцатом этаже в одной из муниципальных высоток в Скенби.
Отправив свое послание, она заметила, что у нее есть и входящая почта. Письмо оказалось от Гриши Шаталова.
— Подождите, пожалуйста, еще немного, — попросила она Дин, открывая письмо.
«Пола, — писал патологоанатом, — мы обнаружили обломанный фрагмент ногтя, который застрял в одной из ран на последнем трупе. Ноготь, скорее всего, не принадлежит жертве — все ее ногти более или менее целы. Я почти уверен, что это ноготь убийцы. Думаю, нам удастся выделить фрагмент ДНК, достаточный для идентификации по пептидным или митохондриальным картам ДНК. Надеюсь, эта новость скрасит твой субботний вечер. Передай мои соболезнования Кэрол, если увидишь ее раньше меня. Твой Г. Ш.».
Пола знала, что бывают моменты, когда расследование, которое долго буксовало на месте, вдруг рывком сдвигается с мертвой точки. Так ведет себя ключ в заржавленном сложном замке. Сначала нехотя поднимается одна сувальда, потом другая, и вдруг все подпружиненные штифты разом выстраиваются в соответствии с профилем ключа, личинка замка поворачивается, и дверь, которая так долго не открывалась, распахивается настежь. И сейчас, сидя в пустом рабочем зале в субботу вечером, Пола совершенно точно знала — пройдет совсем немного времени, и спецгруппа с блеском раскроет свое последнее дело. А главное, Кэрол сможет отправиться в Уэст-Мерсию с высоко поднятой головой и сознанием того, что она что-то создала, тогда как Блейк умеет только разрушать.
Пожалуй, ради этого стоило постараться.
— Что-о?!! — загремел в телефоне голос Амброуза. — Как это Кэрол поехала брать Вэнса? Кто, черт побери, сказал ей, где он прячется?!
— Стейси, разумеется, — терпеливо объяснил Тони. Он старался говорить спокойно, хотя никакого спокойствия не испытывал.
— О чем она только думала?! — завопил Амброуз. — Ведь это служебная информация!
— Вот именно, — подтвердил Тони. — А непосредственный начальник Стейси — Кэрол, а вовсе не ты. И добывала она эту информацию для Кэрол, а не для вашего подразделения. Ничего удивительного, что она проявила лояльность по отношению к человеку, который дал ей шанс блеснуть своими способностями.
— Ты должен остановить Кэрол, — жестко сказал Амброуз. — Я не хочу, чтобы она все испортила. Вэнс слишком опасен, чтобы пытаться справиться с ним в одиночку. Останови ее, Тони, пока не случилось непоправимое!
— Я уже в пути, еду так быстро, как только могу, — сказал Тони, стараясь хоть немного успокоить приятеля. — Когда вы выезжаете?
— Через пять минут. Во сколько Кэрол туда отправилась?
— Стейси позвонила ей сразу после того, как поговорила с тобой. Потом она позвонила мне, а я выехал минут пятнадцать назад.
— Черт! Она нас здорово опередила.
— Кое-что ты все-таки можешь сделать, — проговорил Тони, перестраиваясь на скоростную полосу.
— Что?
— Позвони Франклину, пусть попробует ее перехватить.
Амброуз сердито фыркнул:
— Ничего поумнее не придумал? Дело кончится серьезным столкновением между Франклином и Джордан, а Вэнс тем временем улизнет через заднюю дверь и исчезнет навсегда.
— Как хочешь, — резко сказал Тони, теряя терпение. — Мне наплевать на Вэнса, жизнь Кэрол — вот что меня беспокоит. — Он дал отбой и выжал еще пять миль в час из недовольно рычащего мотора. — Ах, Кэрол!.. — простонал он. — Только не делай глупостей! А лучше не делай вообще ничего. Просто сиди тихо и не показывайся Вэнсу на глаза.
Сэму Эвансу очень нравилось работать на земле и опрашивать людей. В допросной он действовал не так ловко, как та же Пола, но на улице ему не было равных. Сэм умел расположить к себе случайного прохожего, втянуть в разговор, польстить, а иногда и поднажать. Ему ничего не стоило пустить в ход свой характерный для представителей рабочего класса выговор, что оказывалось весьма кстати, когда приходилось иметь дело с теми, кто в силу обстоятельств оказался в самом низу общественной пирамиды. Эти люди видели в Сэме равного, а не того, кто снисходит до них или пытается их судить.
Когда Пола довела до него информацию, которую сообщила ей сержант из отдела нравов, у Сэма не возникло никаких сомнений в том, каким должен быть их следующий шаг. Им нужно срочно разыскать Керри Флетчер и доставить ее в управление — от греха подальше. При этом Поле следовало оставаться на рабочем месте, чтобы собирать все сведения, которые могут помочь им выйти на след Эрика Флетчера, поэтому поиски его дочери Сэм взял на себя.
Поздним субботним вечером Темпл-Филдз был едва ли не самым оживленным местом в городе. По узким улочкам в обоих направлениях группами и в одиночку фланировали трансвеститы, женственные юноши и молоденькие лесбиянки — с ног до головы в татуировках и пирсинге, а также многочисленные двойники Леди Гага как женского, так и мужского пола, однако хватало здесь и более консервативной публики, которая приходила в Темпл-Филдз, чтобы приятно провести время в многочисленных гей-барах и ресторанах, размещавшихся в первых и полуподвальных этажах. Квартал красных фонарей сменил ориентацию и превратился в «поселок голубых» еще в девяностых, однако с началом нового тысячелетия границы между тем и другим начали стираться, и теперь даже среди убежденных гетеросексуалов считалось престижным проводить вечера в барах и ночных клубах, слывших самыми модными в городе. Нынешний Темпл-Филдз представлял собой Содом в миниатюре, где все дозволено, все разрешено. При желании здесь можно найти развлечение на любой вкус, и в желающих недостатка нет. Среди многочисленных пороков и извращений процветающая уличная проституция выглядела занятием почти невинным; ее и заметить-то непросто, но Сэм, к счастью, хорошо знал, где нужно искать.
Лавируя в потоках праздных гуляк, он зорко высматривал проституток — мужчин и женщин, наметанным глазом определяя их профессиональную принадлежность по рыскающему взгляду и нарочито небрежной походке. Иногда они замечали его первыми и, признав в нем полицейского (с интуицией у них тоже все было в порядке), спешили затеряться в толпе, прежде чем он успевал с ними заговорить. Несмотря на это, Сэму все же удалось побеседовать с пятью-шестью проститутками. Две из них отвечали нехотя, сквозь зубы; вероятнее всего, они знали, что за ними внимательно наблюдает сутенер, и не спешили пускаться в откровения. Еще две женщины заявили, что не знают никакой Керри Флетчер. Пятая проститутка призналась, что знакома с Керри, но не видела ее уже два или три дня. Нет, добавила она, отвечая на вопрос Сэма, она не думает, что с ней что-то случилось. Просто Керри обычно работает не здесь, а на Кэмпион-бульваре. Может быть, она и сейчас там.
Пришлось Сэму отправиться на бульвар, который отделял Темпл-Филдз от городского центра. Здесь ему повезло отыскать еще нескольких женщин, которые не только держались более раскованно, но и сообщили ему кое-какую ценную информацию. Одну из женщин — крупную крашеную блондинку — он заметил на углу бульвара и отходящего от него переулка. Блондинка то затягивалась сигаретой, то отпивала кофе из пластикового стакана, который держала в свободной руке. Когда Сэм приблизился, она бросила на него неприветливый взгляд.
— Господи, могу я постоять хотя бы пять минут спокойно? — пробормотала она. — Кроме того, легавым я бесплатно не даю.
— Я ищу Керри Флетчер, — сообщил Сэм.
— Не ты один, — хмыкнула блондинка. — Сегодня я ее, правда, не видела, зато вчера тут крутился ее старик — тоже разыскивал Керри.
— Мне казалось, полиция предупредила его, чтобы он оставил Керри в покое.
— Может, и предупредила, — сказала блондинка. — Орать он, верно, стал потише, и все равно каждый вечер Эрик тут как тут — следит за каждым ее шагом. Вчера, впрочем, Керри, его шуганула — велела проваливать к чертям собачьим.
— И как он это воспринял?
— А у него не осталось особого выбора — Керри уехала с клиентом.
— Что же он такого сказал, что она так на него набросилась?
— А я почем знаю? Я не особенно за ними следила — мне ведь нужно на жизнь зарабатывать, красавчик. Наверное, то же, что и всегда: на улицах, мол, небезопасно и она должна вернуться домой, пока ее не прикончил тот псих, который убивает проституток. Зато я слышала, что ответила Керри — мол, лучше рисковать собой на улицах, чем жить с ним. Тут ее старик снова начал кричать, что сделает все, что она захочет, лишь бы Керри перестала торговать собой. А она ответила: «Я хочу только одного: чтобы ты прекратил здесь появляться, когда я работаю. А теперь — пошел в задницу, ублюдок!» Вот, собственно, и все. Потом Керри села в машину к клиенту, и они уехали.
— Ты хочешь сказать, — уточнил Сэм, — что Керри и ее отец частенько так ругаются?
Блондинка пожала плечами и отхлебнула кофе.
— Старик давно пытается напугать ее этим убийцей, который ходит по улицам и режет проституток. — Она презрительно скривила губы. — Можно подумать, мы не знаем, что в городе полно ублюдков, которым нравится делать нам больно. Те, кто беспокоится о своем здоровье или безопасности, не идут на панель. Каждая проститутка знает, что может нарваться на извращенца или просто на психа, который в любой момент способен потерять контроль и сделать все что угодно. Мы просто стараемся об этом не думать.
— Ладно, Керри уехала с клиентом. Что сделал ее отец?
Блондинка бросила окурок на тротуар и затоптала огонек.
— Сделал то, что ему было сказано. Свалил. И я хочу, чтобы ты сейчас сделал то же самое. — Она помахала в воздухе рукой, словно отгоняла муху. — Ты мне весь бизнес порушишь, красавчик.
Сэм отошел подальше и остановился. Он видел, как блондинка оттолкнулась от стены и, выйдя к самой проезжей части, стала прохаживаться из стороны в сторону на неправдоподобно высоких каблуках. То, что Сэм от нее узнал, не продвинуло расследование ни на дюйм вперед. С другой стороны, они получили подтверждение своей версии, а когда ведешь подобное дело, каждая мелочь может иметь очень большое значение.
51
Приятно было смотреть, как проблесковый маячок на крыше машины раздвигает плотный поток транспорта. Легковушки и фургоны раздавались в стороны, шарахаясь к обочине, словно крабы, при одном только ее приближении. Особенно забавно вели себя водители, превышавшие скорость. Едва завидев позади синий полицейский сигнал, они резко притормаживали и перестраивались в среднюю полосу, будто они тут вообще ни при чем. Мол, я не я и лошадь не моя… Когда Кэрол их обгоняла, нарушители смотрели только вперед, притворяясь, будто они уже давно едут в среднем ряду, однако чрезмерно напряженные лица выдавали их с головой.
Иногда водители, заслушавшись музыкой по «Радио-4» или очередным околофутбольным ток-шоу, действительно ее не замечали. В таком случае Кэрол просто пристраивалась сзади и врубала сирену. Она видела, как один или два горе-водителя буквально подскочили от неожиданности. В следующее мгновение они резко отваливали влево, и Кэрол мчалась дальше — иногда так близко от обгоняемой машины, что ей чудились несущиеся вслед проклятия.
Она не обращала на них внимания. Это было восхитительно — чувствовать, что ты наконец действуешь, а не сидишь сложа руки и не ждешь очередных ужасных новостей. Сейчас Кэрол казалось — прошла целая вечность с тех пор, как она приехала в дом-амбар и увидела тела Майкла и Люси. Именно тогда время перестало течь, и она увязла в нем, как муха в янтаре. Чтобы похоронить овладевший ею ужас, Кэрол должна была двигаться вперед, но не могла даже сдвинуться с места. А от сознания того, что Джеко Вэнс гуляет на свободе, ощущение беспомощности только усиливалось. Само по себе это было серьезным вызовом ее чувству справедливости.
Она не стремилась покончить с Вэнсом, хотя большинство людей на ее месте вряд ли согласились бы на меньшее. Кэрол не верила ни в смертную казнь, ни в личную месть, которая зачастую кончается лишь кровью и трупами на полу. Как ни странно, в этом вопросе она и Вэнс думали одинаково. Кэрол хотела, чтобы он до конца своих дней расплачивался за то, что совершил, сознавая, что никогда больше не выйдет за тюремные ворота.
А еще ей хотелось, чтобы Вэнс знал, кто отправил его обратно за решетку, — чтобы всегда помнил об этом и с каждым днем ненавидел ее все сильнее.
Вэнс не помнил, когда он в последний раз ездил в Галифакс. Должно быть, еще тогда, когда он вел свои суперпопулярные программы «Встречи с Вэнсом». В том, что ему уже довелось здесь побывать, он не сомневался. Вэнс отчетливо помнил живописное шоссе, которое ответвлялось от главной магистрали и плавно спускалось по отлогим склонам холмов в чашевидную долину, на дне которой стоял сам город. В этот поздний час Галифакс выглядел как озеро электрического света и сверкающих разноцветных огней, перемигивавшихся далеко внизу. В годы промышленной революции город наверняка напоминал филиал ада: многочисленные шерстопрядильные фабрики выбрасывали в воздух густой дым и черную угольную пыль, отравляли его ядовитыми испарениями и непригодными для дыхания газами, которые скапливались в долине, словно осадок на дне глубокой чаши. Размышляя об этом, Вэнс лучше понимал стремление рабочего люда выбраться в выходные куда-нибудь на природу, поближе к холмам и пустошам, чтобы глотнуть чистого воздуха и почувствовать себя человеком, а не деталью огромной машины.
Спускаясь в долину, Вэнс не спешил. Внимательно поглядывал по сторонам, подыскивая подходящее место для своей временной базы. Ему нужен был небольшой мотель с беспроводным Интернетом, чтобы проверить, на месте ли намеченная им жертва. Кофейни, — если предположить, что в Галифаксе имеется подобная роскошь, — наверняка уже закрылись, а в интернет-кафе Вэнс заходить не хотел. В подобных заведениях всегда слишком много праздной молодежи. В толчее кто-то мог взглянуть на экран поверх его плеча и удивиться, зачем он разглядывает картинки с камер слежения, на которых видна старуха, вряд ли способная пробудить чьи-то сексуальные фантазии.
За очередным поворотом Вэнс увидел впереди сдвоенные золотые арки «Макдоналдса». Терри как-то сказал ему, что на «Макдоналдс» всегда можно рассчитывать, даже если не повезло в других местах. «Кофе, жрачка, Интернет — все это там есть», — говорил Терри, однако Вэнс содрогнулся при одной мысли о том, чтобы зайти в этот притон для плебеев. Еще в те времена, когда ему приходилось притворяться, будто он с удовольствием общается с людьми из самых разных слоев общества, Вэнс поклялся себе, что ноги его не будет в «Макдоналдсе». Сейчас, впрочем, он подумал, что, учитывая чрезвычайные обстоятельства, может нарушить собственную клятву. В этом большом, ярко освещенном сарае наверняка найдется укромный уголок, где он сможет выпить кофе и выйти в Сеть.
И, приняв такое решение, Вэнс свернул к ресторану. Припарковавшись на стоянке, он взял сумку с планшетником и вошел внутрь. Несмотря на поздний час, в «Макдоналдсе» было полно посетителей, в основном неуклюжих шумных подростков, выглядевших так молодо, что в другие места их попросту не пустили бы (пожалуй, и самый близорукий бармен не подал бы им даже пиво). Отчаянное желание выглядеть взрослыми, крутыми и модными выгнало этих недооперившихся юнцов из их собственных комнат, где они могли без помех смотреть «Лучший матч дня», в беспощадный и яркий свет ублюдочного фастфуда, по которому они слонялись с бокалами колы или молочными болтушками в руках. Мальчишки сплошь в бейсболках, натянутых на головы под самыми фантастическими углами, девчонки — в столь открытых нарядах, что еще немного, и их можно было бы задержать за непристойное поведение. Вэнс всегда считал себя знатоком и ценителем молоденьких девушек, но сейчас его едва не стошнило. Девицы, которые понятия не имеют о скромности и чувстве собственного достоинства, его не интересовали. Какой смысл добираться до самого сокровенного, если оно изначально выставлено на всеобщее обозрение?
Купив чашку кофе, Вэнс устроился за столиком на двоих в самом дальнем углу зала. Стол стоял неподалеку от туалетов, однако ему все же удалось развернуть планшетник таким образом, чтобы экран оказался скрыт от любопытных глаз. О кофе Вэнс забыл, как только планшетник загрузился и на экране появилась страница, на которую транслировались картинки с его камер. У бывшего дома Тони Хилла не происходило ничего интересного. Въезд в главные ворота был перегорожен щитами с надписью «Опасно! Не входить!». Сам особняк превратился в руины: ни крыши, ни окон — только груды обугленных балок да почерневшие, частично обвалившиеся стены.
Именно так он и задумывал.
Читать бесплатно другие книги:
