Великая Мечта Рубанов Андрей

Усилием фантазии я проделал быстрое путешествие в голову бывшего сокамерника и ухитрился осознать его органами чувств – себя: престижно и по сезону одетого, насквозь пропахшего дорогим парфюмом и еще более дорогим алкоголем, в целом вполне солидного, с идеально подстриженными ногтями и чисто выбритыми щеками мэна на фоне огромной сверкающей брички, всегда готовой разорвать вселенский хаос ревом мотора и ослепительным светом сверхмощных фар. Наблюдая сей впечатляющий интерфейс, посторонний человек легко может принять меня за преуспевающего человека, – и ведь не объяснишь, что на самом деле я никто, мелкий дурень, банкрот, бес и балбес...

– Красавчик ты, – хмыкнул мой тюремный друг.

– В смысле?

– Тачка. Прикид. Поднялся, да?

Мне стало смешно и горько.

– Нечего мерзнуть, – сказал я. – Садись в машину.

– А что у тебя с лицом?

– Спортивная травма.

Слава хрипло кашлянул, отошел в сторонку и сплюнул, обильно и жидко – так аквалангист плюет на стекла своей маски перед погружением в океан. Когда вновь подошел, его глаза слезились. Прежде чем утвердиться на сиденье, тщательно обстучал снег с ботинок. Скрипуче, с натугой заговорил:

– Есть много интересных тем, братуха... Вот, на днях, надыбал пару сладких коммерсантов. Неприкрученных. Лохи – конченые. Ничего не боятся. Собираюсь прикрутить. Чисто нужно найти грамотный подход. Надеюсь, ты мне что-то присоветуешь. Нагружу фуцанов по полной программе – и буду в шоколаде. Ты же знаешь – мне много не надо... Нормальная хата, тачка, пару штук в месяц на жизнь...

Вдруг меня крепко прорубило на общегуманитарные эмоции.

Жалость, как и зависть, на мой, сугубо субъективный, взгляд, относится к числу основных, базовых колебаний человеческой психики – хочешь или не хочешь, а подвержен; испытывая теперь самую банальную, резкую жалость к своему тюремному другу – в общем, доброму человеку, – я поежился и замаскировал замешательство раскуриванием сигареты.

Да, он был добрый, именно добрый – несмотря на одиннадцать лет, отсиженных тремя сроками.

– Кто такой? – осведомился Юра.

– Мой братан. Я с ним сидел.

– Сидел? Это святое дело. Чего хочет?

– Денег.

– Ну и дай ему денег. Рублей двести. Новыми.

– Двести ему мало. Он рассчитывает на большее. Он думает, что я устрою всю его жизнь.

– Скажи ему, чтоб так не думал.

– Он сильно расстроится. А я не хочу расстраивать братана.

– Зато ты будешь с ним честен.

– Попробую...

– Пробуй, – разрешил друг. – Только быстро. У тебя куча дел.

– Как давно ты на воле, Слава?

– Почти три недели.

Это «почти» мгновенно опрокинуло меня в юмор. Не просто «три недели», а «почти три недели», – чувак считает каждый свободный день, так же, как считал там, за решеткой, каждый отсиженный день, – с ума сойти, неужели и сам я когда-то был таким же?..

Рядом с мной сидел реликт похлеще Юры Кладова. Динозавр, мамонт, доисторический монстр. Тот – погиб, а этот – сгнил и отстал от жизни. Но ухитрился выжить и вернуться. По моим подсчетам, на реабилитацию и врастание в послетюремную реальность ему требовался минимум год.

– Послушай меня, брат. Сейчас – ничего не делай. Совсем ничего, вообще. Сиди дома. Плавай в ванне и жри коньяк. Привыкай. Адаптируйся. Появись у меня через месяц. Лучше – через два...

Слава горько улыбнулся.

– Братан, у меня денег нет. Совсем. Нисколько.

– Деньги я тебе дам. Насчет денег не волнуйся. Но – ради Бога, не делай ничего. Времена изменились. На дворе другая эпоха...

Услышав слово «эпоха», Юра выразил лицом крайнюю степень отвращения, но я сделал вид, что не заметил, и продолжал:

– Не ходи по коммерсантам. Не вымогай у них ничего. Иначе очень быстро окажешься там, откуда вылез три недели назад... После тюрьмы я стал очень осторожный. И ты таким же будь. А сейчас мне пора ехать...

– Спешишь, да?

– Не то чтобы спешу, но работа не ждет. Cлава помолчал. Сложил в замок красные с мороза руки и подышал в них.

– Я знаю, что ты подумал, братан, – сказа он. – Шел себе, спешил по своим делам, и вдруг хуяк – и вылезает навстречу какой-то крендель... Гость из прошлого... Считай – мертвец... Чего-то от тебя хочет... Темный, дикий, ни во что не врубается...

– Я так не думал, – соврал я.

– Помолчи! – вдруг грубо сказал Юра. – И послушай.

– Это все правильно, – продолжал Слава, не глядя на меня, трудно выдавливая фразы, – только не стану я, как ты мне присоветовал, дома сидеть и в ванне плавать. У меня, во-первых, дома нет. У мамани пока живу, а там и без меня трое в двух комнатах... А во-вторых, не хочу я дома сидеть. Двигаться хочу. Что-то делать. Насиделся я уже. Шевелиться мне надо, братан. Ходить, бегать, летать, ползать – мне без разницы. Главное – двигаться. Иначе – навсегда отстану...

– Понял теперь? – тихо спросил Юра.

– Нет.

– Ну и дурак. Люди из прошлого – тоже люди. Такие же, как и ты.

– Ты себя имеешь в виду? Или его?

– Обоих.

– Но ты – мертвый. В отличие от него.

– Мертвый, живой – какая разница?

– Все. Хватит. Многовато для меня на сегодня гостей из прошлого.

– Что поделать. Мертвых вообще больше, чем живых.

– Слава, – сказал я, – вот номер моего телефона... Позвони вечером. Завтра – приезжай. Заберешь у меня денег. Много не обещаю, но пока я жив – ты с голоду не умрешь.

– Не по душе мне, братан, сидеть у тебя в нахлебниках.

– Зато мне так проще. Часов в семь вечера буду ждать твоего звонка. А завтра – словимся. Посидим, вместе подумаем, как быть...

Слава шмыгнул носом.

– Учти – я за тебя любого порву. На части порежу. Только скажи. Кто бы ни был – поломаю. Любой рамс раскачаю. Если ты там кому должен, или что-то в таком роде – разведу на пальцах, легко. Я – Слава Кпсс. Меня вся Москва знает.

– Нам пора, – веско напомнил Юра.

– Куда?

– В магазин. Оружейный. Купим нормальный ствол. Лучше – пистолет.

– Ты ж хотел обрез пилить.

– Дурак. Это было сказано метафорически.

– Пошел ты со своими метафорами!

Пока мы препирались, Слава благодарно сжал мое плечо несильными пальцами зэка, в некотором замешательстве поискал ручку на двери, наконец нашел и побрел прочь. Завтра надо будет встретиться, пообещал себе я. Денег дать. А главное – доходчиво объяснить камраду, что времена палеолита русского капитализма уже закончились, толком так и не начавшись. Что легких денег больше никогда не будет, что образ беспечного русского бандита, мордатого широкогрудого хлопчика, кандидата в мастера спорта по вольной борьбе, с кинжалом во внутреннем кармане кожаной куртки, ныне принадлежит истории. Что гранитные подбородки и хищные прищуры ныне не пользуются спросом. Что ныне каждый пятый взрослый мужчина носит те или иные погоны, а организованная преступность постепенно отдрейфовала туда, где ей самое место – на улицу.

Слава, неглупый человек, должен был это понять. Обязан.

– Ах, дурак я! – неожиданно сказал Юра. – Останови его! Этого, как его, Славу твоего! Останови!

– Зачем?

– Возьмем его с собой. В банк. На разговор с банкиром Сережей.

– С ума сошел?

– Почему нет?! – азартно выкрикнул друг. – Сколько, говоришь, твой Слава отсидел? Одиннадцать с половиной лет? Тремя сроками? В самый раз! Он Сереже быстро растолкует, что почем! Исполнит пару распальцовок – и нет проблемы! Напугаем нашего банкира старым синим уголовником! Может, и пистолет не понадобится!

Я нажал на тормоз, бросил руль, запустил пальцы в волосы и завыл.

– Замолчи! От твоих идей у меня сейчас голова взорвется! Мало того, что в моей голове сидит троглодит – так он еще второго троглодита подтянуть хочет! Нынче у всякого банкира таких блатных и синих – по двадцать человек на зарплате! Не для того, чтобы в работе помогали – а просто чтобы были под рукой! А пальцы тебе сейчас любой автослесарь раскинет по всем правилам! Лучше пропади и исчезни, Юра, иначе я наделаю ошибок!

Друг покачал головой.

– Нет. Если я исчезну, банкир тебя сожрет. Я не оставлю тебя одного. Я рядом побуду.

2

Так получилось, что я никогда не торчал на оружии. Не сделался милитаристом. Пистолеты и револьверы, автоматы и полуавтоматы, карабины, винтовки, ружья и прочие ножи, кинжалы, мачете, выкидухи и заточки напрямую ассоциировались в моем сознании с физической смертью, гибелью, концом бытия живой мыслящей ткани. Лязганье ловко пригнанных сложных стальных деталей, запахи пороха и оружейной смазки никогда не возбуждали меня, не вызывали притока тестостерона.

Возможно, я не мачо.

Бывали, конечно, периоды в жизни, когда я чувствовал потребность вооружиться, – но так никогда и не вооружился, полагая своим основным оружием собственные мозги.

Однажды, будучи примерно десяти лет от роду и находясь в том возрасте, когда начинаешь тщательно исследовать родительскую квартиру в поисках то ли пиратского клада, то ли запретного плода, я, перерыв шкафы и ящики с розовыми мамиными бюстгальтерами и хитрыми папиными паяльниками, залез на антресоли – и вдруг обнаружил там самый настоящий пистолет.

Это был, понятно, пистолет отца. Очевидно, привезенный из армии, обменянный у какого-нибудь пропойцы-прапорщика на пару банок тушенки, или на пару бутылок водки, или что там у них в ту пору, в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, в бесшабашные хрущевские времена, пользовалось повышенным спросом. Потом папа вернулся в родное село, припрятал трофей в укромном углу и, очевидно, забыл.

Зачем школьному учителю в тихой, мирной русской деревне пистолет Макарова? Отца и без помощи Макарова все уважали, и еще как.

Честный и прямодушный ребенок, я показал находку родителям. Реакция папы меня удивила. На моих глазах, ничего мне не объясняя, он тут же деловито разобрал смертоносную машинку на составные части, каковые, одну за другой, хладнокровно отправил в ближайший колодец. Он швырял красивые, отливающие сизым, ловко сработанные железные причиндалы, крючки и пружинки, а черная колодезная вода утробно булькала.

Так папа, опытный и мудрый педагог, чрезвычайно наглядно продемонстрировал мне как опасность владения оружием, так и крайнее презрение к нему.

Через восемь лет я сам отправился учиться защищать Родину, будь она неладна. И там, на срочной службе, за два года вдоволь насмотрелся таких страшных, хищно вытянутых ракет, таких бронебойных снарядов, таких кумулятивных бомб, таких пуль со смещенным центром тяжести, таких крупнокалиберных скорострельных пушек, таких огнеметов и гранатометов, что сознание мое навсегда изменилось. Тот, кто хоть раз видел противопехотную шрапнельную кассетную бомбу, начиненную несколькими сотнями поражающих элементов, разрывающуюся над головой солдатика и убивающая его раскаленными стальными шариками размером с треть куриного яйца, или танк Т-90, увешанный жирными параллелепипедами активной брони, с первобытным ревом прущий непосредственно на тебя – отдельно взятого бойца – по жидкой грязи со скоростью курьерского поезда, – никогда не будет мастурбировать на пистолетики.

– Здесь мы ничего приличного не купим, – предупредил я Юру перед входом в оружейный магазин. – Всякий серьезный ствол можно в наше время приобрести только по предъявлении охотничьего билета и особого разрешения из милиции. Ни того ни другого у меня нет. Так что обломайся. Мы не сможем взять даже нормального кинжала.

Юра, как и я, тоже не особо кайфовал от всего огнестрельного – но, войдя в пропитанный резкими запахами масла торговый зальчик, заметно оторопел, оробел и слегка возбудился.

– Что же нам светит?

– Какая-нибудь игрушка. Газовая пукалка...

– Тогда, – сказал друг, – я сам поговорю с продавцом.

Продавцы в оружейных лавках исполнены аристократического спокойствия. Они не назойливы. Не кричат всякому вошедшему «что интересует, уважаемый?». И так понятно: если гость явился приобрести нечто колюще-режущее, а тем более огнестрельное, – он человек уважаемый. Как минимум, сам собою.

– Слушай, брат, – Юра небрежно облокотился о прилавок и понизил голос, – это... такое дело... поохотиться мне надо.

– Что за дичь? На кого пойдете?

– На козла, – ответил друг без тени многозначительности.

Торговый человек, одетый в гармонирующий с обстановкой кожаный жилет, прищурился и посмотрел мне прямо в глаза, но я не испытал замешательства. Потому что Юра его никогда не испытывал.

– Наилучший вариант – карабин «Сайга». Нарезной. Практически тот же автомат Калашникова... Однако в вашем охотничьем билете должен быть указан стаж. Если стажа нет...

Юра развел руками.

– Считай, нет. Вернее, есть... Стаж – солидный. Я с девяносто первого года козлов гоняю. Но в билете это не указано. И самого билета нет. И ментовской справки тоже.

– Без документов я вам ничего не продам.

– Договоримся, – Юра не предложил, а, скорее, поставил перед фактом.

Продавец покачал головой.

– Исключено.

– Деньги не проблема.

– Деньги и для меня не проблема, – с вызовом произнес кожаный жилет. – Но сейчас не девяносто первый год.

– Кстати, я об этом жалею.

– А я – нет.

– И все-таки. Скажите, сколько...

– Закроем эту тему.

Юра вроде бы послушно покивал головой и поднял ладони, демонстрируя понятливость, – но с места не сошел и взгляда с собеседника не сводил. Он был очень терпелив и верил в свой дар убеждения.

– Может, передумаете?

– Вообще-то, – враждебно сказал жилет, – о таких разговорах, как сейчас у нас с вами, я обязан сообщать. Куда следует. Вы этого хотите?

– Нет.

– Тогда – до свидания.

– Может, в виде исключения?..

– Юра, умолкни, – не выдержал я, возвращая себе контроль и чувствуя уже привычную досаду – я ощущал ее всякий раз, когда избавлялся от влияния своего покойного друга. – Он не будет рисковать лицензией. Сегодня он тебе незаконно продаст ствол, а завтра его магазин прикроют. А вдруг ты – контролер и ходишь по оружейным лавкам с проверками? Сейчас он нас выгонит и вообще ничего не продаст...

– Извините, – сказал я. – Вы правы. Глупый разговор. Бес попутал. У меня нет ни билета, ни разрешения. Что порекомендуете?

Продавец открыл витрину.

– Вот это. Пневматический пистолет МП-365. Бьет трехмиллиметровыми медными шариками на расстояние в пятнадцать метров. Внешне – точная копия «ТТ».

– У меня такой был. На деле – абсолютно несерьезная вещь. Не пробивает даже лобовое стекло автомобиля...

– Зря вы так, – басом возразил продавец и ловко поиграл стволом, зажатым в широких коричневых ладонях. – Убить, конечно, нельзя, но изуродовать – вполне. На козла ходить – в самый раз. Насажать какому-нибудь пьяному гопнику в задницу шариков – святое дело. Потом противник не меньше месяца пролежит в больнице... – Чувак активно иллюстрировал свои речи жестами и выпячиванием челюсти, одновременно бросая быстрые косые взгляды на мою украшенную гематомами физиономию. Судя по всему, он меня хорошо понимал. – Усиленно рекомендую! Только в глаз – не надо.

Пожизненное увечье. Уголовная статья и все такое... Вам завернуть?

– Дайте подержать.

– Кстати, есть новые поступления. Взгляните. Оружие нового поколения. «Оса». Бьет резиновыми пулями. Сила удара колоссальная. Опять же, в лицо – очень нежелательно. И в живот тоже. Возможны разрывы внутренних органов. Бейте в грудь или в бедра, сблизившись на два-три метра. Очень, очень эффективно. В комплекте прилагаются светошумовые гранаты. Неприятель слепнет и глохнет на десять минут. Хотя и на «Осу» нужно разрешение...

Глаза продавца сверкали. Я им залюбовался. Он вертел в руках вороненые механизмы, щелкал затворами, прицеливался, прижмурив глаз, в воображаемого врага – и наслаждался. Счастливый человек, имеющий любимую работу. Большая редкость в наши дни.

– И что, берут у вас эти стволы?

– Продаем по три-пять штук ежедневно.

– А еще говорят, мы живем в мирное время. Кожаный жилет не понял. Похоже, просто не мыслил такими категориями.

Тут в магазин вошел очередной покупатель, крепко сколоченный мужичок с обветренным лицом, сходу устремившийся к стенду с охотничьими двустволками; сейлсмэн переключился на нового гостя, а я обвел глазами витрины, где во множестве красовались помповые «Ремингтоны», и сказал:

– Что, дружище? Из какого ствола ты бы замочил своего мальчика?

– Какого еще мальчика?

– А того, с синими глазенками. Того маленького кудрявого мальчика со смышлеными синими глазенками. Своего нежелательного свидетеля.

Юра помрачнел.

– Мальчика завалить – ствол не нужен. Горловой хрящ можно сломать двумя пальцами. Забудь о том мальчике. И мне не напоминай.

Через десять минут мы покинули оружейную лавку. Пуляющий шарики пистолетик «МП», уложенный в картонную коробку, я нес в пакетике, как какой-нибудь йогурт, непрерывно размышляя о том, что покупку надо обмыть.

– Обойдешься, – сказал друг.

– Нет. Мне надо выпить. Это не каприз, а биологическая потребность.

– Сегодня ты не пьешь. Ствол не обмывать надо, а опробовать.

– Зачем? Я не собираюсь стрелять.

– Это понятно. Но надо же проверить. Вдруг он бракованный и все такое. Поедем в какой-нибудь лес.

– Какой лес?! Здесь Москва. До ближайшего леса два часа езды.

Тут я понял, куда поеду испытывать покупку в действии. Однако перед тем как отправиться в путь, мне следовало забежать в другой магазин, книжный, и уточнить кое-что очень важное.

Для тех, кто не знает: из оружейного магазина путь всегда лежит прямиком в книжный. А лучше наоборот: сначала в книжный, а уже потом в оружейный.

Через десять минут, сидя в теплом салоне машины, под драматические аккорды песни Ревякина «Назад в подвалы», я раскрыл только что купленный уголовный кодекс, нашел нужную статью и обогатился знанием того, что в моей стране угроза убийством наказывается двумя годами лишения свободы.

Кстати, а что со мной будет дальше? Самое время смоделировать ситуацию и ее возможные последствия.

Допустим, войду к банкиру Сереже. Продемонстрирую увесистую волыну с рифленой рукояткой. Пусть не настоящую, но внешне вполне настоящую. И скажу: ты, Сергей, не с тем парнем связался; ты ведешь себя со мной так, как со мной вести себя нельзя; я не отдам тебе деньги; вернее, отдам, конечно – но не сегодня; со временем; обождешь, уважаемый банкир; от тебя не убудет; а захочешь повоевать – я повоюю с большим моим удовольствием; то есть, естественно, без удовольствия; какое, к дьяволу, удовольствие в боевых действиях, в городских условиях; но со знанием дела; заодно и молодость вспомню, а ты – свою; тронешь мою семью – я убью тебя в любом случае; взорву, казню, сожгу и выжгу, разрежу, уничтожу, изрешечу, выдерну ноги из задницы, оторву лицо от головы, скальп сниму, выбью зубы и поломаю ребра – уважаемый банкир, ты не представляешь, что может сотворить отчаявшийся бывший злодей с плотью и костью своего неприятеля; самого же меня достать тебе будет хлопотно и, в итоге, выйдет дороже; ты – финансист, возьми листочек и сведи дебет и кредит; присылай хоть бандитов, хоть ментов – мне, уважаемый господин Знаев, терять нечего; если ты за-ради столь смешной суммы готов cотворить себе полноценного врага, ты обозначишь себя как недальновидного глупца; польский философ Лец сказал: «Настоящий враг никогда тебя не покинет»; я изобрету тебе столько проблем, сколько ты не видел никогда в своей благополучной банкирской жизни; теперь – я уйду, а ты выпей граммов сто хорошего алкогольного напитка и подумай, кто ты, а кто – я...

Банкир, понятно, обидится. Он серьезный человек. Обладатель нескольких миллионов долларов. Богатые люди очень самолюбивы и не склонны прощать оскорбления. Бедные, конечно, тоже самолюбивы, однако отсутствие денег делает их менее защищенными. Бедный человек тысячу раз подумает, прежде чем наносить ответный удар. Богатый же заплатит, и вместо него такой удар нанесут другие люди.

Квартиру, конечно, не отберут. Как ни жесток и кровожаден нынешний мир отечественного бизнеса – жилье отбирать, в общем, не принято. Во всяком случае, я о таком давно не слышал. В квартирах прописаны и живут жены и дети, которые всегда считаются нейтральной стороной. Бывает – выселяют семью из пятикомнатной хаты в престижном сталинском доме, перевозят в двухкомнатную халупу на окраине – но то не мой случай. Да и не та сумма.

Разбомбят бизнес? Торговлю запчастями для нефтяных насосов? Нечего бомбить. Бизнес находится в моей голове и голове компаньона. Нет ни офиса, ни склада, и вырученные деньги лежат вовсе не в банке Знаева, а совсем в другом банке. Ни я, ни мой компаньон не настолько глупы, чтобы держать все яйца в одной корзине. Скажем так, все четыре наших яйца...

Посадят в тюрьму? Это меня страшит меньше всего. Два года не дадут, дадут – год; через шесть месяцев освобожусь условно-досрочно. И по понятиям будем мы с банкиром Сережей в полном расчете.

Накажут физически? Отловят в подъезде и изобьют до полусмерти? Вряд ли. Слишком мелко и явно не в стиле Знаева.

А что тогда в его стиле? Очень просто: в его стиле сделать вид, что ничего не произошло. И паузу выдержать. На год, на полтора года. Предоставить мне возможность расслабиться и поверить в то, что инцидент исчерпан. А заодно и продумать ответный удар и нанести его с той стороны, откуда я буду его меньше всего ждать...

Чем дальше я раздумывал, тем более пошлым казалось мне происходящее со мной. Масштаб моей затеи был убогим, а сам я – пребывающим внутри изъезженного, банального сюжета. Бедный, но решительный недотепа затевает контры против заплывшего жиром толстосума. В кинематографе, как правило, первый одерживает победу. В действительности – не всегда.

Мне четвертый десяток. Жена, ребенок, дом. Бизнес. И что я делаю? Играю в игрушечки. Собираюсь скандалить из-за мизерной суммы, вооружившись муляжом пистолетика. Вот он, мой уровень: десять тыщ долларов. Правильно, правильно твердит мое второе, двадцатилетнее «я», погибшее пятнадцать лет назад: не об этом мечталось. Сражаться – так за вечное счастье. Если в деньгах – не менее чем за миллион. Стрелять – не менее чем из крупнокалиберного пулемета, чтоб при попадании во врага разлетались в разные стороны куски горячего мяса. Вот каковы были мечты! И вот как я их воплотил...

Мимо, втянув головы в поднятые воротники, пробегали прохожие, каждый второй бросал неприкрыто завистливый взгляд на сурового, при галстуке, малого, полулежащего в кресле мощного автомобиля. Малый же тем временем листал уголовный кодекс и дрожал от отвращения к самому себе.

3

Все-таки я очень старался, закупая мебель и ковровое покрытие для своей конторы. Она выглядела отменно даже после того, как я вывез все мелочи. Медно-желтый, густой свет низкого зимнего солнца свободно вливался в чисто вымытые окна и отражался в никелированных спинках стульев. Хорошо пахло кожей. Возможно, я немного не угадал с дизайном и создал, скорее, не деловое пространство, а нечто вроде бюро политического деятеля, чуть пережал с пафосом, переборщил с красным деревом – но теперь все это не имело никакого значения. Юра оставался самим собой – безошибочно выбрал самое лучшее кресло (между прочим – мое; в мебельном магазине оно так и называлось: «кресло руководителя»), вольготно расположился и закинул ноги на стол.

– Значит, здесь ты собирался ковать миллионы?

– Из меня плохой кузнец.

– Доставай ствол.

– Куда будем шмалять?

– В стенку, – азартно ответил Юра. Судя по всему, ему не терпелось. – Давай вешай мишень. На стенку вешай.

– Направо или налево?

– Без разницы!

– Разница есть. Мои соседи справа – таможенные брокеры. Эти ребята почти всегда тесно связаны с ментами. Думаю, звук ударяемых в перегородку пулек им не понравится...

– Ясно. А кто слева?

– Непонятные. Думаю – аферисты. Их всего трое. Тихие, вежливые. Даже дружелюбные. У каждого на руке – золотые часы, а морды – против моей шире в четыре раза...

– Нет, этих тоже не будем беспокоить. Такие большие и позолоченные бывают еще хуже ментов... Лепи мишень прямо на дверь.

– Согласен. На высоту груди, да?

– Отойди, я сделаю пробный залп...

Едва Юра прицелился, как в дверь вежливо и тихо постучали. Я спешно упрятал пистолетик под задницу и издал приглашающее восклицание. В проем вдвинулись два бледноватых лица.

– Извините, мы насчет гаража...

Мне стало томно и кисло. Ко мне в гости явились потенциальные инвесторы моей стройки. Люди, готовые дать деньги.

Они смотрелись в полном соответствии с классическими канонами. Скромно, но чисто и прилично одетая семейная пара. Хорошие прямые взгляды. Немного слишком хорошие. Добрые и робкие. Лично я, входя в незнакомое место – особенно если это коммерческий офис, – на всякий случай цепляю на лицо напряженную и мрачную гримасу, отягощенную особым, ковбойско-самурайским прищуром; на всякий случай. Жизнь научила...

Гости мне понравились. Они чуть ли не за руки держались. На двоих – не менее чем сто десять лет. Такие пары обычно ездят вместе даже в магазин автозапчастей. Он – утомленный, но при опрятных брючках. Меховая куртка чуть вытерта на отворотах рукавов. Чисто выбрит, однако прическа безобразна. У нее – енотовая шуба и перманент. С покатого плеча свисает объемистая сумка, надежно прижатая твердым локтем. Сразу стало понятно, что внутри – деньги.

Бог мой, я даже знал, как они уложены, эти деньги. По десять листов. Девять купюр в стопку, десятая – поперек, сломана вдвое и обнимает всю пачушку. Богатство помещено в потрепанный, чуть надорванный конверт. Так хранят наличные те, кто очень редко имеет дело с наличными.

– Нам в «Гаражспецстрой», – звучно произнесла дама. – Это здесь?

– В общем, да.

Визитеры огляделись и явно остались довольны. Все-таки я старался, закупая мебель и ковровое покрытие.

– Извините, мы хотели бы побеседовать... Заключить договор... И сразу сделать первый взнос.

– Желаете выкупить пай и внести долю?

– Конечно. А вы, извините, кто?

Пришлось приосаниться.

– Генеральный директор. Вот моя визитка...

За пятнадцать лет коммерческой практики я так и не научился как следует представляться Генеральным директором. Хотя успел подиректорствовать, по меньшей мере, в десяти различных организациях. Директора, на мой взгляд, все обязаны иметь лысины, животы, бронебойные задницы, каменные затылки и респектабельные баритоны. В моем случае упомянутые качества и признаки напрочь отсутствовали.

К тому же левый глаз Директора здорово заплыл, после вчерашней потасовки.

Я бы такому Директору не доверил и рубля.

– Не обращайте внимания, – весело попросил Директор, указывая на синяк и юмористически жмурясь. – Спортивная травма...

Здесь Юра победно рассмеялся, вскочил с кресла и еврейским жестом потер ладонь об ладонь.

– Вот ты и решил свои проблемы! – воскликнул он. – Я всегда знал, что тебе – везет! Это судьба! Забери у них бабки, и поедем к Знаеву. Заткнем ему пасть.

Он лучезарно улыбнулся сладкой парочке и сделал солидный приглашающий жест.

– Добро пожаловать в «Гаражспецстрой», господа! Проходите и присаживайтесь! Желаете кофе?

– Идиот, – прошептал я. – Кофеварки – нет. Я ее еще вчера вывез.

– Чепуха, – отмахнулся призрак. – Они все равно откажутся.

– Спасибо, нам не надо, – сухо произнесла дама, еще плотнее прижимая локтем свой кошель. – Нам бы взнос сделать. Мы проживаем совсем рядом с местом строительства. Наша машина третий год стоит на улице. Нам очень нужно машиноместо. Желательно на первом этаже, недалеко от входа...

– Да, конечно. Я вас отлично понимаю. Для пожилого человека пройти пешком лишние сто метров – уже неудобство. Присядьте.

– Благодарствуем, – сипло подал голос джентльмен, и я вмиг уловил кислое перегарное амбре, одновременно краем глаза замечая, как подруга джентльмена быстро пнула своего спутника носком сапога в щиколотку. Естественно, именно она играла первую скрипку в их брачном союзе.

Я вздохнул.

– Чего ты тянешь? – поторопил Юра. – Действуй! Оформляй их – и поедем. Улыбайся, любезничай и взимай бабло. Не будь дураком. Это судьба.

– Это не судьба, а мошенничество. Чистая статья сто пятьдесят девять. Часть вторая. Уголовный кодекс лежит в машине. На заднем сиденье. Не веришь – сам прочтешь.

– Мошенничество – статья сто сорок семь, – с большим апломбом возразил друг. – Если ты помнишь, меня закрывали именно по этой статье.

– По старому кодексу – да. А сейчас – действует новый...

– Новый кодекс, старый – все равно! У вас тут, я вижу, везде много всего нового, а на самом деле – все по-старому. И даже хуже. Давай, облегчи этих людей на их деньги. Ты что, не видишь, что это типичные лохи?

– Вижу. А что мне делать потом?

– Через пару месяцев вернешь. С извинениями.

Страницы: «« ... 1011121314151617 »»

Читать бесплатно другие книги:

Повезло неразлучным друзьям – Филе, Дане и близняшкам Асе с Аней! Они едут в настоящую археологическ...
Время жестоко к женщинам - блекнут юные нежные лица, сгибаются под тяжестью лет прекрасные тела. И т...
В последние дни школьных каникул Ларика, Вильку и Петича ожидает новое расследование. У рассеянного ...