Сотовая бесконечность Вольнов Сергей
– Ещё бы!!! – чуть ли не заревела окончательно опьяневшая гражданка Пономова-Винадова, теперь, после развода, уже владелица и отелей, и визорканалов, и даже волноходов. – Как жаль, что я не могу с ним остаться! Это был лучший мужчина в моей жизни!
– Серьёзно? – Тиня подобралась. – Может, познакомишь?
Йана горько хмыкнула в ответ.
– Увы, подруга! Даже для меня он уже недосягаем.
Йана порылась в пачке своих сигарет, так и не достигнув успеха, смяла ее и швырнула на пол.
– Это и было его условием. Он исчезает, а я получаю половину состояния мужа!
– И ты согласилась? – взвизгнула бывшая подруга.
– Учитывая, что выбор был небогатый, то есть либо это, либо ничего… Я выбрала первое.
– А почему же?
– Тинюша! Не спрашивай!
По щеке Йаны невольно поползла слеза, когда она вспомнила «своего Лешеньку».
– Это непременное условие. Тем более что другого варианта попросту не было.
Йана помотала головой, словно отгоняя какое-то наваждение.
– Его старший напарник сделал всё, что можно, чтобы мне отсудили по максимуму при разводе. И вот теперь я жутко богатая разведённая женщина с гарантией того, что бывший муж не попытается отнять у меня то, что мне присудил наш самый справедливый во вселенной суд…
Она помолчала, смахнула слезу и тихо добавила:
– Средства мне понадобятся на воспитание ребёнка. Если это будет мальчик, я назову его Лешей.
– Меня-а-а бы кто так похитил… – мечтательно протянула Тиня.
– Так не бывает. Мне повезло чисто случайно. В сейфе у моего бывшего муженька хранилась какая-то древняя карта. Единственная на Андее. Именно за ней Леша приходил. Они ищут какие-то проходы… я не совсем поняла, но, кажется, между островами. Леша и его напарник не могут попасть куда-то, не знают правильной дороги. А им очень надо.
Глава тринадцатая
ЗАЩИТНИКИ СВОБОДЫ
В небольшой зале бывшей ресторации гостиницы «Империал» дым стоял коромыслом. Десятка три офицеров, обитавших наверху, в номерах самой гостиницы, коротали время сообразно их склонностям и предоставленным возможностям.
Перекопский и Чонгарский перешейки и соединяющий их берег Сиваша представляли собой одну общую сеть заблаговременно возведённых укреплений, усиленных естественными и искусственными препятствиями и заграждениями. Строили их русские и французские военные инженеры. Бетонированные орудийные позиции, заграждения в несколько рядов, фланкирующие укрепления и окопы, расположенные в тесной огневой связи, – всё это в одной общей системе создавало защитную полосу, которую, казалось, невозможно было взять атакой. Особенно Перекопское направление, богато снабжённое тяжёлой и лёгкой артиллерией. И пулемётами тоже.
Однако красные, ценой колоссальных потерь, все-таки вошли в Крым!
И теперь господа офицеры, умудрившиеся уцелеть в ожесточённых боях, коротали время в этой севастопольской гостинице, ожидая не то отчаянного наступления, не то возможности уехать в Турцию.
В одном углу шли жаркие споры над картой, расстеленной на столе. В другом – пятеро золотопогонников затеяли игру «Кто кого перепьёт». Кто-то резался в карты, кто-то был занят беседой непонятно о чём. Справа от входа дюжина офицеров рассматривала, передавая друг другу, уже изрядно помятые и замусоленные карточки с изображениями голых девиц. В самом дальнем углу залы трое артиллеристов под маринованные грибы и водку обсуждали тонкости артиллерийского дела, решительно не принимая в свою компанию непосвящённых. Ещё бы – «боги войны»!
В центре залы скоморошествовал пьяный в дым поручик от инфантерии Вениамин Кречетов, собирая обильные аплодисменты.
Майор Бородин, как всегда чисто выбритый и отутюженный, нацепив на тонкий аристократический нос пенсне в золотой оправе, был погружён в содержимое какой-то книги.
Сам Володя Краснов, едва получивший погоны подпоручика, сидел напротив Войцеховского, небрежно перебиравшего струны невесть откуда взявшейся расстроенной гитары.
Красивый, сочный баритон Иллариона Войцеховского покрывал невнятный шум, висевший в помещении наподобие сизых слоев табачных разводов.
– Р-ради Бога, трубку дай! – меланхолично пел подполковник от инфантерии князь Войцеховский, уставившись куда-то поверх голов собравшегося воинства. – Ставь бутылки перед нами, всех наездников сзывай с закрученными усами! Чтобы хором тут гремел, эскадрон гусар летучих! Чтоб под небо возлетел, я на их руках могучих! Чтобы стены от «ура» и тряслись и трепета-али-и-и!..
– Поручик!.. Капитан!.. Господа, господа!.. – донеслось из «карточного угла» на повышенных тонах. Повышенных настолько, что перекрыли они даже бормотание «богов войны» и голос певца. – Я не потерплю!..
Офицеры все как один повернулись в ту сторону.
Штабс-капитан Новосильцев, известный картёжник и забияка, выпятив грудь стоял напротив совсем недавно присоединившегося к их компании поручика Алексея Домова.
– Я не ослышался, поручик? – процедил сквозь сжатые зубы Акакий Новосильцев, меча в поручика гневные взгляды. – Вы осмелились обвинять меня в шулерстве?! Я правильно Вас понял?!
В мгновенно повисшей в зале тяжёлой тишине голос штабс-капитана Новосильцева, казалось, гремел аки трубы иерихонские.
– Вы поняли меня на удивление точно, господин Ловкач!
Лицо молодого поручика, который был едва на год или два старше самого Володи, было на удивление спокойно.
– В присутствии уважаемого собрания, – отчеканил он, – я обвиняю вас в том, что вы пользуетесь шулерскими приёмами!
Повисшая в зале тишина, казалось, ощутимо давила на плечи.
– Ну, если у вас хватает наглости огульно обвинять меня в шулерстве, милостивый государь, – процедил Новосильцев, густо покраснев, – извольте принять вызов!
Перчатку, брошенную штабс-капитаном в лицо обидчику, поручик Домов подхватил на лету.
– Стреляться! Немедленно! – проорал Новосильцев. – Если у вас есть хоть капля чести! Хотя в этом я сильно сомневаюсь!
Собрание, единодушно оторвав задницы от разномастных стульев и табуретов, хранило тягучее, как патока, молчание, настороженно глядя на спорщиков.
– И это говорит поборник чести, у которого хватает совести мошенничать?
Молодой поручик изогнул бровь, изобразив на лице ядовито-скептическое выражение.
Штабс-капитан ринулся на оппонента с кулаками, но прежние партнёры по «пульке» вовремя скрутили его, не позволив окончательно уронить офицерскую честь, опустившись до вульгарного мордобоя.
– Извольте, господин Новосильцев! – холодно ответил поручик, великолепно владея собой. – Я готов сразиться с вами!
– Алексей! – Возникший за его спиной капитан первого ранга Ильин опустил руку на его плечо. – Что ты делаешь?
Хоть и говорил седоусый моряк вполголоса, в напряжённой тишине его слова были подобны грому.
– Не беспокойся, дядя! – беспечно ответил поручик Домов, сверля заинтересованным взглядом брызжущего слюной Новосильцева. – Всего лишь собираюсь проучить подлеца, слишком много о себе возомнившего!
После этой тирады штабс-капитан умудрился как-то вывернуться из рук державших его офицеров. Он ринулся на своего обидчика, но тот каким-то непонятным образом хлестнул его по лицу правой ногой, обутой в идеально начищенный сапог, отчего Новосильцев распластался на полу.
Встал он не сразу. Поручик терпеливо ждал, пока он поднимется.
– Ты – труп! – сообщил штабс-капитан, едва придя в себя и приведя свой внешний вид в относительный порядок. – Ты труп, мальчик! Стреляемся, немедленно!
– Мы уже перешли на «ты»? – удивился Домов. – Изволь, «генерал Вонючка»!
– Что-о-о? – проревел Новосильцев. – Да я тебя!..
– Сразиться – не вопрос! – не обращая внимания на штабс-капитана, опять беснующегося в объятиях троих дюжих офицеров, ответил поручик. – Вот только стреляться…
Он брезгливо поморщился.
– Как говорил незабвенный генералиссимус войск российских граф Суворов-Рымникский, пуля – дура…
– А-а, боисся!.. – проревел Новосильцев, перестав дёргаться в руках крепышей-артиллеристов. – Только лаять можешь, собака?!
– Нет, штабс-капитан! Не знаю, за что вы так не любите собак, но стреляться я с вами не намерен, – всё тем же ровным голосом сообщил поручик. – Разве что пофехтовать?
– Фехтова-ать? – протянул один из держащих Новосильцева артиллеристов.
– Естественно! – отрезал поручик. – В дуэли на пистолетах есть некая неопределённость. Вы не находите, полковник?
Домов посмотрел прямо в глаза главе артиллеристов.
– Ну-у… – протянул граф Вольдемар Аскольд-Диормэ, невольно ослабляя захват на вывернутых за спину руках штабс-капитана Новосильцева. – С точки зрения баллистики…
– Вот я и говорю: пуля – дура, – повторил поручик.
– Скажи сразу, что не умеешь стрелять! – прорычал Новосильцев, высвобождаясь из «объятий» артиллеристов. – Нечего прах древних теребить!
– Стрелять? – поручик Домов вновь изломал бровь и отстегнул клапан кобуры. – Каперанг Ильин! Цель!
Мгновенно сориентировавшись, старый моряк ткнул узловатым пальцем в сторону покрытых позолотой обильных лепных украшений, украшавших стены залы:
– Вон та розочка на стене!
Домов выхватил из кобуры наган. Прогремел выстрел. Указанная каперангом Ильиным розочка разлетелась веером гипсовых осколков.
– Кто-нибудь ещё думает, что я не умею стрелять? – поинтересовался поручик Домов, обводя присутствующих внимательным тяжёлым взглядом.
Инакодумающих не нашлось. Уже хотя бы потому, что не каждый из присутствовавших в ресторационной зале господ офицеров мог похвастаться подобной меткостью. Тем более, если стрелять навскидку, почти от бедра!
– Но я готов удовлетворить ваши требования, штабс-капитан! – нарушил тягостную тишину ресторации поручик. – Надеюсь, саблей вы владеете?..
– Саблей? – тупо повторил Новосильцев. И тут же встрепенулся. – А хоть бы и саблей! Правда на моей стороне!
– Отлично!
Поручик Домов хищно улыбнулся, стряхнул с безупречно отглаженного кителя пылинку.
– Только владение холодным железом указывает на истинного воина, – молвил он и добавил, обнажив поданную каперангом саблю: – Я к вашим услугам, господин Шулер!
Новосильцев, вперив в поручика пышущий ненавистью взгляд, сделал шаг в его сторону и, протянув руку назад, заорал:
– Клинок!
– Господа! Господа! – зашумели офицеры. – Ну не здесь же!
Сам не ожидая от себя подобной прыти, Володя растолкал сгрудившихся вокруг арены офицеров и бросился между спорщиками.
– Господа! Остановитесь! Неужели вы не понимаете, что смерть любого из вас послужит на пользу «краснопузым»?! Поручик, господин штабс-капитан!
– Уйдите, молодой человек! – холодно отбрил его Новосильцев. – Вы не понимаете, что значит офицерская честь!
Штабс-капитан с силой толкнул миротворца в плечо, отчего тот вынужден был сделать пару шагов назад.
– Но, господа…
Подпоручик Краснов ещё пытался воззвать к благоразумию собравшихся, но его тут же затёрли остальные офицеры, и Володин голос потонул в неразборчивом гуле десятков голосов. Одуревшие от многодневной скуки, офицеры были рады любому развлечению. Всему, что хоть как-то отличало один день от другого…
Все прекрасно понимали, что барон Врангель уже не изменит ход кампании, как бы ни старался. Красные вторглись в Крым мощной рекой, и ничего с ними поделать монархисты уже не могли! Все это понимали, но не хотели признаваться вслух! В глубине души каждый из собравшихся в бывшей ресторации офицеров надеялся, что всё чудесным образом переменится. Что красное быдло потерпит наконец поражение, и восторжествуют-таки Закон и Порядок!..
А пока, вынужденные проводить день за днём в праздности и тихо спиваться, они с радостью поддержали идею поединка. Ещё бы! Стреляться было делом в офицерской среде достаточно обычным. А вот поединок на саблях! Это что-то новенькое!
И сколько бы Володя ни взвывал к их патриотизму и здравому рассудку, так и не вняли они его одинокому голосу. Со всех стороны посыпались предложения о том, как всё следует организовать наилучшим образом.
Штабс-капитан Новосильцев обратился к майору Бородину, чуть ли не единственному, кто был с ним в добрых отношениях, с просьбой быть его секундантом. Майор коротко кивнул, щёлкнув каблуками, и подошёл к нему.
Домов же затребовал в секунданты «того наивного молодого подпоручика, который призывал возлюбить ближнего». Требование было встречено громким хохотом. Вот так, несмотря на вялое сопротивление, Володя Краснов попал в секунданты.
Тут же выбрали арбитра. Им, по единодушному мнению собравшихся, стал медведеподобный полковник-артиллерист Вольдемар Артурович Аскольд-Диормэ.
Шумно обсуждая предстоящую дуэль и беззастенчиво делая ставки, господа офицеры покидали залу. Вся пьяная толпа вывалила на улицу, где прямо перед входом в «Империал» состоялся поединок.
Новосильцев, будучи офицером от кавалерии, полагал, что владеет саблей достаточно хорошо…
Первые его атаки поручик Алексей Домов отразил играючи. Потом, явно издеваясь над противником, Домов принялся, грациозно уворачиваясь от атак штабс-капитана, плашмя хлопать того кончиком сабли по плечам и прочим местам. Каждое касание он сопровождал вскриком «Туше!».
И, как ни старался Новосильцев, никому не известный поручик, видимо утомившись этим явно опереточным боем, легко смял его защиту, располосовал корпус от правого плеча до левого бедра и добил точным уколом в сердце.
Вот так и умер Новосильцев Акакий Васильевич, дуэлянт, картёжник и штабс-капитан армии Российской империи, уже на тот момент не существующей.
– Всех достоинств, что голосина как у прапора Иванова, – бросил поручик Домов странные слова.
Всё собрание молчало, тупо уставившись на лежащего в лужице крови штабс-капитана, а поручик спокойно протёр клинок тряпицей и спрятал его в ножны.
Неожиданно раздались громкие аплодисменты.
– Полко-овник! Ну что вы, в самом деле… – поморщился майор Бородин, как всегда бледный и утончённый. Поговаривают, что он злоупотреблял кокаином.
– А что такого? – пожал плечами Аскольд-Диормэ. – Отличный же бой был! Нет, господа, правда же?
– Ну-у-у… – прогудел чей-то голос, то ли соглашаясь, то ли нет.
Седой артиллерист подошёл к Домову.
– Я восхищён! Нет, правда! Замечательный бой! Вы доставили мне, да и, надеюсь, всем поклонникам благородного искусства фехтования, огромное удовольствие! Позвольте пожать вашу руку! – Полковник стиснул ладонь Домова. – Я кое-что понимаю в этом деле! Но вы поразили меня своим искусством владения клинком, поручик. Очень необычный стиль. Позвольте поинтересоваться, кто ваш учитель?
– Вот он!
Поручик кивнул на стоящего рядом с ним капитана первого ранга Ильина. Только сейчас Володя обратил внимание, что, кроме кобуры с пистолетом и табельного кортика, моряк успел обзавестись револьвером, заткнутым за ремень на спине, и саблей.
– Неужели? – восхитился артиллерист. – Позвольте представиться! Вольдемар Аскольд-Диормэ, потомственный дворянин, потомственный артиллерист и потомственный коллекционер холодного оружия.
– Владимир Ильин! – отрекомендовался моряк. – Потомственный военный и… потомственный мужчина.
Полковник коротко хохотнул, оценив юмор.
– Не дадите ли и мне пару уроков на досуге? Холодное оружие и фехтование – это моя вторая страсть. Первая – артиллерия! – не обращая внимания на уже обменявшихся купюрами и начинающих расходиться офицеров, вещал артиллерист. – Мне, знаете ли, страсть к оружию дед привил. Замечательнейший был человек!
Судя по вздоху, изданному моряком, он догадался, что ему предстоит. Полковник Вольдемар Артурович Аскольд-Диормэ был, что называется, артиллерист от Бога! Это знали все. Но был у него один серьёзный недостаток. Он очень любил поговорить. И говорил, как правило, громко, много и пышно! Поэтому всё «население» «Империала» старалось по возможности избегать контактов с, как его здесь прозвали, полковником Занудой или Старой Гаубицей, опасаясь длинной беседы.
Не могли избежать общения с полковником только двое его непосредственных подчинённых – капитан Оскар Вольшевский и поручик Николай Ивановский. Они и сейчас мялись в паре метров от своего начальника, хоть и не были задействованы в судействе поединка.
Однако старика уважали, и даже самые бесшабашные из постояльцев гостиницы не смели дерзить ему.
Володя, как и майор Бородин, мявшийся возле них по долгу секунданта, мысленно вознёс мольбу Небесам. Только бы капитан первого ранга не вздумал поддержать беседу!
И Небеса услышали.
– Извините меня, полковник, – оборвал раскочегарившегося было говоруна Ильин. – Но вот те солдаты, по-моему, ждут от вас чего-то?
Полковник удивлённо поднял брови и обернулся к двум солдатам, переминающимися с ноги на ногу, и прапорщику – начальнику патруля.
– А-а!.. Прошу меня простить, господа! Всего пара минут!
Он принялся отдавать приказания прапорщику. И, если судить по выражению лица последнего, они ему совсем не нравились.
– И чего это ты устроил такое шоу? – тихо спросил Ильин поручика Домова.
– Не сердись, дядя! – хмыкнул тот. – То, что он мухлюет, я бы ещё мог ему простить. Но, понимаешь… Ну вот не понравился он мне! Как тебе объяснить? Просто охрененно не понравился!
– Понятно! – кивнул каперанг, но тут же укорил ученика. – Но зачем так неаккуратно? Наследил…
– Да где наследил-то? – оскорбился Домов. – Побойся Бога! Практически хирургические разрезы и минимум крови…
– Я говорю вот об этом.
Ильин указал пальцем на едва приметное бурое пятнышко у самого правого погона поручика.
– Ну-у…
– Друзья мои! – вернулся к ним полковник Аскольд-Диормэ. – Позвольте, так сказать, пригласить вас за наш столик, дабы продолжить беседу и отметить вашу, молодой человек, блистательную победу! Вас, молодые люди, это, естественно, тоже касается! – не дожидаясь их ответа, непререкаемым тоном заявил полковник, указав поочерёдно на Володю и майора Бородина. – Прошу, прошу, господа!
Дальнейшее подпоручик Краснов помнил смутно. После того как Домов с Ильиным, полковник со своими подчинёнными, Володя и Бородин расселись за двумя сдвинутыми столами, последовали обильные возлияния и не менее обильные велеречия. Володя вообще-то был не очень силён в употреблении алкоголя. А Старая Гаубица сыпал тостами с завидной периодичностью, примерно один раз в пять минут. Поэтому, не смея перечить полковнику, кажется, после шестой рюмки самогона Володя «поплыл». Сначала он перестал понимать смысл слов, неудержимым потоком льющихся из словоохотливого артиллериста. Затем все присутствовавшие в зале показались ему до ужаса приятными. Этакими херувимами…
А потом он уснул, так и не донеся до рта очередную рюмку во славу «чего-то-там»…
О, конечно же, война попутно решает множество социальных вопросов!
Она – идеальное средство против морщин. Сколько молодых людей погибает, так и не дожив до старения кожи. Постоянное уменьшение количества живущих предотвращает перенаселение. Стоит количеству и «качеству» войн пойти на убыль, тотчас скачкообразно увеличивается количество живых. Болезни и природные катаклизмы не справляются с демографическим взрывом настолько же успешно, как мировая война…
И что самое ужасное – необходимости воевать НЕТ АЛЬТЕРНАТИВЫ.
Земля, населённая потомками нарушителей Второго кшарха, казалась средоточием войны, её разумные обитатели – приговорёнными к войне… но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что и другие планеты «восьмёрки» ничем не лучше.
Точно так же ВЕЗДЕ ВОЮЮТ.
Даже Локос уже не отличается от прочих миров, высшими силами некогда связанных в единую космическую «соту». Локосиане воюют вовсю, с энтузиазмом, будто и не было поколений и поколений предков, обходившихся без войн на протяжении…
Стоп! По беспристрастному счёту, никогда на «мирном» Локосе война не прекращалась.
Чем же, как не войной необъявленной, ведущейся постоянно, было отсеивание ГРЕШНИКОВ и высылка их на планеты-отстойники?
Вот и получили. На свою голову РУХНУВШЕЕ НЕБО.
Не рой другому яму, сам в неё…
Какие всё-таки у землян ёмкие, исчерпывающие пословицы!
А принц уже знает, что давным-давно отлучён от Земли. Причём сам разобрался, маршал не подсказывал. Всё-таки в элитной Академии хорошо поставлен процесс теоретического обучения. И земная военная история – далеко не последний предмет в учебной программе!
Мощные крепостные стены, сложенные из грубо обработанных серых глыб, давили на Пьетро. С каждым шагом стены нарастали, вынуждая мальчика поневоле съёживаться и втягивать голову в худые костлявые плечики. Всю свою короткую девятилетнюю жизнь он прожил в родном селении, никогда не уходя дальше семидесяти лиг от дома. Но большая мозолистая рука деда, сжимавшая его маленькую хрупкую кисть, придавала ему уверенности.
Дед шёл размеренным шагом, постукивая концом сучковатого посоха тёмного дерева о твердокаменную землю Королевской дороги. В селении говорили, что этот посох переходит от старосты к старосте с тех самых пор, как король Форт двести с лишним лет назад даровал селению его привилегии, которыми жители очень гордились.
Они ступили на подъёмный мост. Очередь двигалась очень медленно. Стражники внимательно изучали груз каждой повозки и обыскивали каждого путника на предмет обнаружения возможного скрытого оружия. В Готтаннайбе с этим было строго! Оружие могли носить только дворяне, гербовые воины, стража и наёмники. Остальные – хорошо, если отделывались тюрьмой! Так рассказал Пьетро дед. А дед, топтавший землю вот уже девяносто второй год, знал, что говорил.
Наконец дошла очередь и до них.
– Цель прибытия в Готтаннайб? – поинтересовался сонный седоусый стражник с капральским знаком на плече, облачённый в хауберг и рокантон. В руках он сжимал давно не чищенную алебарду, на поясе висел короткий широкий меч, лишённый каких бы то ни было украшений. – Торговать собираетесь?
– Нет, господин! – Дед низко поклонился. Лицо его при этом имело самое подобострастное выражение, а в голосе сквозили просительные, чуть ли не заискивающие нотки. – Мы с мальчиком – нищие странники! Наш путь лежит на север. Хотим вот провести день в славном городе Готтаннайбе, может быть, собрать подаяние, которое, даст Бог, обеспечит наши скромные нужды в дальнейшем пути…
Услышав речь деда, Пьетрос, в нарушение всех наставлений, тщательно втолковываемых ему в пути, чуть было не возмутился. Они же фрилендеры! Их привилегии дарованы их селению самим Фортом Великим!
Но дед, видимо почувствовав состояние мальчика, так сильно сжал его руку, что Пьетрос невольно вскрикнул.
– Что это с твоим спутником, нищий?
Сонный взгляд стражника обрёл некоторую заинтересованность.
– Ничего, господин!
Дед, никогда даже не повышавший на внука голоса, неожиданно отвесил ему такой подзатыльник, что у того даже зубы клацнули.
– Он скорбен на голову! – с низким поклоном пояснил дед слабым, дрожащим голосочком. – Вот мы и идём к Маасовским святыням в надежде на то, что всемилостивейший Создатель просветлит его разум! Он – всё, что осталось от моего единственного сына, храбро отдавшего свою жизнь во время Вшивой войны против нечестивых Кабанов! Этот мальчик – моя единственная отрада и надежда на старости лет… – продолжал лебезить дед.
– Ладно, старый!
На лицо стражника вернулось прежнее, сонное выражение.
– Проходи! Я даже не возьму с тебя пошлины! Сам сражался под Хуско… Тони!
Стражник обернулся к парочке своих подчинённых, стоящих непосредственно в арке надвратной башни.
– Пропусти этих двоих! Я их уже проверил!
Дед поясно поклонился, лёгким шлепком заставив поклониться и внука.
– Благодарю вас, господин стражник!
– Давай-давай, дед, проходи… – на лице седоусого капрала отразилось брезгливо-скучающее выражение. После этого он явно потерял к путникам всякий интерес, а дед, опять схватив Пьетро за руку, властно потащил его вперёд.
Стражники невозбранно пропустили мнимых нищих в город.
– Деда, дед!
Пьетро начал теребить свободной рукой его рукав, едва они миновали городские стены и смешались с кишащей на узких городских улочках людской толпой.
– Сколько раз я говорил тебе, – старейшина был явно недоволен внуком, – мы не должны привлекать к себе лишнего внимания! Мы должны быть незаметными! У нас тайная миссия! Чем, интересно, ты всё это время слушал?!
– Я…
– Тебе входило в одно ухо и тут же выходило из другого, – раздражённо проворчал дед. – Теперь постарайся вспомнить всё, чему я тебя учил! Наша миссия слишком важна для всего Фриленда, чтобы провалиться из-за капризов девятилетнего сосунка, возомнившего о себе, что если его предков обласкал сам Форт Великий, то ему уже должен поклониться каждый встречный.
Дед резко развернул его и, несильно приложив спиной о стену ближайшего дома, прошипел прямо в лицо:
– Запомни, юный плутишка! Это дома ты внук старейшины! Здесь ты – НИКТО! Здесь никого не интересуют наши права! Это – совершенно ДРУГОЙ МИР! Поэтому, будь добр, делай то, что я тебе велю!
Старейшина развернулся и, стиснув руку внука в своей, потащил его по одной из улиц.
Через некоторое время, поблудив по лабиринту ничем, на неискушённый взгляд юного фрилендера, не отличающихся друг от дружки кривых узких улиц, они остановились перед большим красивым домом с большой вывеской над входом, изображающей меч, кружку и дымящуюся миску.
– Это таверна «Приют»! – веско сообщил дед. – Здесь собираются наёмники, свободные от контрактов. Прежде чем мы войдём, ты должен запомнить две вещи. Первое. Что бы я ни сказал и ни сделал, ты – молчишь!
Дед устало прикрыл глаза и беззвучно прошелестел что-то губами.
– Второе. Если что-то пойдёт неправильно… Что бы ни случилось со мной… Убегай, и постарайся добраться до Фриленда.
– Но, дед…
– Молчи! – властно оборвал его старейшина. – Ты ещё слишком молод, чтобы осознать.
Таким голосом дед говорил только на собраниях! Да и то, лишь в тех случаях, когда кто-то из фрилендеров болтал что-нибудь уж совсем глупое, несусветное. Поэтому Пьетро оставил всякие попытки протестовать.
– Ты понял, о чём я тебя прошу?
Внимательный взгляд деда высверливал, казалось, самую душу мальчика.
– Ты понял, о чём я тебя прошу? – ещё более требовательно повторил дед. – Помни! От успеха нашей попытки зависит жизнь всей общины. Понимаешь?..
– Да, дедушка… – обречённо просопел Пьетро. – Я всё понимаю! Я буду делать так, как ты сказал.
– Вот и хорошо. – Дед скупо улыбнулся. – А теперь пойдём!
Обернувшись, он открыл окованную железными полосами массивную дверь из морёного бука.
Дед и внук вступили под сень таверны, где все свободные от контрактов наёмники пытались этими самыми контрактами обзавестись. Негласно, конечно. Те из безработных наёмников, у кого ещё оставались наличные деньги, коротали время за выпивкой и игрой в кости в ожидании выгодных предложений по применению их навыков и их оружия.
Взорам путников явился просторный полутёмный, задымленный зал, уставленный длинными некрашеными столами и скамьями. В нём, освещенном лишь десятком слабеньких ламп и большим камином, висели кухонный чад, табачный дым и низкий гул голосов, иногда прерываемый отдельными выкриками и пьяной руганью. Углы зала тонули во мраке.
Возле камина пристроился на табурете пьяный потрёпанный менестрель, терзавший струны расстроенной лютни и горланящий какую-то балладу. Правда, его никто не слушал. Или из-за того, что звуки, которые они с инструментом издавали, тонули в монотонном гуле голосов, или потому, что у всех мужчин, собравшихся здесь, имелись дела поинтереснее.
Остановившись в дверях, староста Фриленда отыскал взглядом свободное место за одним из столов и повлёк внука туда. Сидевшие за столом помятые мужики не имели ничего против того, чтобы дед с внуком заняли свободные места.
Мужики эти оказались гуртовщиками, пригнавшими в город хозяйский скот на продажу и с пьяных глаз забредшие в это заведение, о чём тут же старосте и сообщили. Они даже не подозревали, в насколько специфическом месте очутились, а где пропивать излишек, вырученный за скот, им было совершенно безразлично. Но, поскольку дед пить с ними не захотел, тут же потеряли к новым соседям всякий интерес.
Староста Фриленда заказал подбежавшей к столу толстой неопрятной девке-подавальщице поесть и сунул медную монету. Та быстро вернулась, с неожиданной для её комплекции ловкостью уворачиваясь от многочисленных рук, пытавшихся её ущипнуть, и брякнула на стол две дымящиеся миски с мясной похлёбкой и кружку тёмного эля.
– Ешь! – приказал дед, и Пьетро, изрядно проголодавшийся, жадно набросился на еду.
Дед не ел. Изредка прихлёбывая из кружки, он внимательно изучал собравшуюся в таверне публику.
Собрание взгляду предстало более чем разношерстное.
Молодые и старые, украшенные шрамами и лишённые таковых, весёлые и хмурые… Разные! На любой, как говорится, вкус и цвет.
Всех этих людей объединяло одно – они зарабатывали на жизнь, убивая себе подобных.
Именно среди них предстояло выбрать тех, кто должен был спасти их селение от неуёмной жадности барона фон Хорстмана.
Положа руку на сердце, все они казались Пьетро одинаковыми. И все одинаково отвратительными.
Разновозрастные пьяные мужчины, громко говорящие друг с другом. Кичащиеся своими подвигами, частенько мнимыми.
За некоторыми столами возникали и тут же затухали споры. Иногда достаточно мирно. Когда и с зуботычинами…