У нас в саду жулики (сборник) Михайлов Анатолий

Вот и будет ха-ха-ха!

И мама даже хотела устроить целое расследование: «Кто этот варвар, посмевший написать такое нашему Толюну?!» – и уже намылилась в школу проверить у моих товарищей почерк. Но папа ее удержал. И, невзирая на телесное наказание, я все равно своего товарища не выдал.

Когда наступает весна, держась за перила, Семин папа кандыбает вниз по лестнице и в старом железнодорожном кителе с лычками на рукаве, уже совсем лысый и в тапочках на босу ногу, с колодками орденов и медалей, сидит в Казарменном переулке во дворе на лавочке и, уперевшись скрюченными ладонями о ручку палки, греется на солнышке. А Семина мама в таком же, как у Дуняши, переднике, вооружившись соломенной ракеткой, вытряхивает соседям перекинутый через веревку ковер.

Мне сделалось Сему жалко, и, уже перед самой калиткой, я дал ему несколько метров проехать по нашей Ольховой и, пока Сема катается, вытащил из почтового ящика газеты. Себе папа выписал «За рубежом», а бабушке – «Комсомольскую правду». И бабушка, не успеешь ей газету протянуть, чуть ли не прищемливает дверью протянутые вместе с газетой пальцы.

Уже за столом мама спросила:

– Ну, как, мальчики, водичка?

Я пробурчал:

– Нормальная… – и Сема, глядя куда-то в потолок, нагло заулыбался. Все, сука, ехидничает. Что я даже ни разу не нырнул.

А после обеда, с окрошкой и «тортиком» на третье, папа ушел в шезлонг и, вынув из футляра очки, развернул газету, а мама, унеся на кухню посуду, вернулась на веранду с пакетом и, развязав красную ленточку, вытащила из целлофана цвета половой тряпки потрепанную кофту.

И я ее сразу же узнал: в этой кофте мама по вечерам поливала из шланга клумбу, а днем Дуняша собирала крыжовник. А когда протерлись локти, ее презентовали бабушке Лизе, и бабушка в ней, собирая малину, проштрафилась. Малины у нас всего два куста, и для бабушки это запретная зона. Дуняша пролегавила маме, и мама устроила папе скандал. И после вызова Дуняши на ковер бабушка в свою очередь устроила скандал папе, и этот скандал завершился напористым потоком отрывистых еврейских фраз.

– Или я себе заслужила на старости лет иметь такой «дрек»?! – переходя на русский язык, на той же высокой ноте кричала бабушка Лиза и, демонстративно плюнув, метнула мамин презент к ступенькам нашего крыльца.

– Это Юриной маме от Веры Ивановны… – тоном справедливого умиления в противовес бабушкиной неблагодарности жертвенно комментирует мама, и, пошелестев перевернутой страницей, папа поправляет на носу очки.

Вообще-то Сему зовут Юра, и откуда пошло прозвище Сема, теперь уже трудно припомнить. Но такая уж сложилась традиция. У нас во дворе, например, Андрюша на самом деле Толяка, а как зовут Бабона, вообще никто не знает. А Женьку Баскакова даже его младший брат Виталик называет презрительно Жид. И почему, тоже не совсем понятно. Зато сам Виталик считается чистокровно русский. А когда ехали из Москвы в тамбуре электрички, то, выводя на запотевшем стекле неприличные слова, Сема все меня агитировал «заделать у родичей бриллианты». Сема почему-то подозревает, что бриллианты хранятся у нас в жестянке из-под монпансье.

И ночью, когда вылезли из окна в сад за яблоками, Сема мне вдруг предлагает:

– Ну, че, Киновер, попугаем старую жидовку?!

И вместо того чтобы вцепиться Семе в горло и надавить, все нажимая и нажимая на кадык, мы подкрадываемся к бабушкиной халупке, и, приподнявшись на цыпочках, я тюкаю прутиком в бабушкино стекло. И тут же зажигается лампа. И с криком «Гриша, это ты?» и так потешно заметавшись, бабушка вскакивает с кровати и, нашарив шлепанцы, тащится открывать папе дверь.

А утром, когда ели «творожок со сметанкой» и на веранду вышел папа, Сема, перепутав папины инициалы, застенчиво заулыбался:

– Доброе утро… Марк Григорьевич…

– И как это все-таки закономерно, – любила повторять мама, – что у таких простых работящих родителей такие приличные дети!

Ничья

В Казарменном переулке открыли магазин самообслуживания, и мы с Анисимом решили устроить день открытых дверей: улучили момент и, заделав по продукту питания, рванули…

Я думал, Бабон меня похвалит, но в пакете оказалась вермишель.

– Неси, – шипит, – сука, мармелад…

А у Анисима распотрошил пакет с гречневой крупой.

Ваши карманы

1

Я спускаюсь по лестнице и, не выходя из подъезда, пристраиваюсь на подоконнике. Снимаю ботинок и, аккуратно свернув четвертак, засовываю его в носок. Выворачиваю из штанины карман и вместе с алтушками вытряхиваю вчерашний сучок. А «ваша зелень» куда-то обломилась. Один сучок зеленью не считается, и теперь надо быть начеку.

Наблюдая из окна газон, я прикидываю к нему самый безопасный маршрут. Но, сколько ни прикидывай, опасность грозит из каждой щели. И даже из мусорного бака. Можно, конечно, подняться на чердак и, воспользовавшись крышей, уйти, минуя двор, через дом 14/6. Но нет никакой гарантии, что чуткий дядя Миша, уловив раскаты кровли, не встретит в Большом Вузовском переулке метлой.

Наш газон, если наточить на него карандаш, в своих оттенках не такой уж зеленый. Скорее бледно-коричневый с чахлыми островками травы. Когда-то дядя Миша поливал ее из шланга, и даже хотели посадить цветы. Но у нас не та почва, и вместо клумбы подобием стола навалена куча ящиков, где, венчая пейзаж, как будто на курьих ножках, красуется обглоданный бильярд. Кто-то выбросил его на помойку, и теперь он у нас вместо красного уголка.

Сказочных ножек, правда, всего только две, и, вместо двух недостающих, краснеют два кирпича. А вместо одной из луз разодранным сукном кудрявится черная дыра, и наши карапузы окрестили ее не совсем красивым словом. И в эту лузу никто никогда не целится. А если все-таки попал, то, значит, этим словом «накрылся». Или «загнал дурака». А шарики, точно в Парке культуры и отдыха, выдает вместе с кием Бабон. Он их недавно украл в садике Милютина.

2

Анисим собрал шары и, поводив треугольником по сукну, выстраивает пирамиду.

– Ну, чего, – улыбается, – Сундук, разбивай…

Я приноравливаю кий и, выбрав на пирамиде угол, прицеливаюсь… И вдруг замечаю приближающегося Бабона.

– Иди, гнида, сюда! – поигрывая желваками скул, выпаливает мне в знак приветствия Бабон, и за его спиной вырастает маленький Петушок.

– А вот и наш Сундучок… – привычно фиглярничает Петушок, – дай, Сундучок, поиграть… – и, навалившись, Бабон выхватывает у меня кий.

Я бросаюсь на Бабона и, вцепившись в кий, тяну его на себя.

Бабон его поворачивает и, вывернув до упора, отсекает от него пальцы. Хватает меня за шиворот и, пригнув к столу, проводит моей щекой по сукну. Сгребает пятерней пирамиду, и несколько шариков, точно давая от Бабона деру, укатываются по лузам.

– Ну что, Сундучок, – все продолжая кривляться, улыбается Петушок, – проиграл…

Я бросаюсь на Петушка, но Петушка голыми руками не возьмешь: выскользнув из моих объятий, он, как подкошенный, валится на землю. Лежачего не бьют.

Кий валяется на земле, и я поднимаю глаза на Бабона. Но Бабона уже нет. Петушок выползает из-под стола и, отряхнув свой вельветовый костюмчик, испаряется.

Анисим топчется на месте и, сощурившись, изображает невтерпеж.

– Сейчас… – и чуть ли уже не приплясывает, – сейчас обоссусь…

И в результате остался один я. Вот это я уже понимаю. Буду теперь играть сам с собой. Как на чертежной доске. Где каждая пуговица – футболист.

Первый удар по мячу делает Эдуард Стрельцов… Сейчас влеплю в дальнюю лузу «свояка», и, точно «банка» в «девяточке», затрепещет в сетке шар!

И потом десять копеек тоже на дороге не валяются.

Но пирамида оказывается какой-то худосочной. Всего девять шаров.

А где же остальные? Наверно, в сетках. Но лузы, сколько я их ни выворачивал, так и остались пустые.

Но мне же их сдавать девочке из кассы. И что я теперь ей скажу?

Скажу, ведь это же совсем не я… но вы не беспокойтесь… Мы только немного поиграем… и я вам все принесу…

Но, покамест раскачивался, бильярд уже, оказывается, успели убрать. И все, что не влезло в карманы, пришлось добирать на детской площадке при Клубе железнодорожников. Где-то за Курским вокзалом. Анисим потом рассказывал.

А меня за неспортивное поведение туда не взяли. И «чтобы, мразь, не выступал!», Бабон устроил мне между лопатками «штопор». А в садике Милютина теперь напрокат остался только настольный теннис, и, несмотря на то что шарик там всего один, Бабон не пожалел бы и его. Но для этого на помойку, помимо двух листов фанеры, необходимо еще выбросить с двумя ракетками и сетку со струбцинами.

Зато у нас теперь своя детская площадка и, вместо девочки из городского дома пионеров, обязанности кассира исполняет Бабон. И, помня цифру десять, ничего не стал менять. Правда, десять копеек надо платить не за шестнадцать, а всего за один шар. И в результате у нас теперь всегда не хватает шариков.

Как правило, Анисим платит наличными, а я за каждый шар отстегиваю по «Золотому ключику». А если «Золотой ключик» заело, тогда вместе с мандаринами отслюниваю Бабону сосиску. Или ватрушку из творожной массы. Нам иногда Дуняша готовит на завтрак. Но, несмотря на такое питание, Бабон почему-то всегда голодный. И вместо кия выдает нам палку от метлы. Или, на худой конец, от швабры.

3

Я срываю подвернувшийся лист и, прежде чем засунуть в карман, держу его у себя на ладони.

Из листьев, что растут у нас на даче, я не узнаю ни осину, ни ольху, ни рябину. И даже не узнаю березу. Покамест не увижу кору.

Зато сразу же узнаю лист клена. Потому что он растет на майке Рэсса Ковальчука. И жизнерадостный Озеров все за него переживает. Какой он «джентльмен». Недаром же его прозвали Кувалда. (И «своим поведением только позорит коллектив!»)

Кленовый лист на груди у Кувалды огненно-рыжий, а у нас на газоне – с каким-то серым налетом. Наверно, пыль. Да и вообще совсем не клен. И если попробовать на язык, то проступает красно-коричневая слюна.

4

Зато на майке Всеволода Боброва растет Серп-и-молот. И у Новеллы Матвеевой даже есть такое четверостишие:

Земной рабочий молот

упал на лунный серп…

Какие силы могут

разрушить этот герб?!

Вот это уже другой разговор.

5

Я закрываю глаза и, «мотая» в подражание «Петухам» во все стороны «шеей», на весь Покровский бульвар «возвышаю свой крик»:

– Па-зво-о-ль! Па-зво-о-ль!! Па-зво-о-ль!!!

Своим вдохновением я напоминаю старьевщика, что с мешком на плече чуть ли не с самой Солянки обходит подряд все дворы и чуть ли не на всю Хитровку заводит свою шарманку.

– Старье бер-е-е-м! Старье бер-е-е-м!! Старье бер-е-е-м!!!

И мне почему-то казалось, что сочетание старьеберем – имя существительное.

Но вместо вертлявого Петушка, толкая перед собой коляску, из подвала выползает тетя Гюльнара.

– Разбудишь Фатима!.. – укоризненно ворчит тетя Гюльнара. – Зачем кричишь?.. – и, погрозив мне пальцем, увозит спеленатую Фатиму на бульвар.

Хлопая крыльями, на замызганное сукно идет на посадку ворона и, работая клювом, обновляет у себя под мышками гардероб. На мусорном баке всклокоченные воробьи разучивают в четыре рулады этюды…

И если бы не моя трель, то не успел бы я дотронуться на подкладке до молнии, как из окна соседнего подъезда, напоминая деревянную кукушку, тут же выскочила секир-башка и, мотая баклушей, голосом Петушка пропела бы мне ку-ку.

– Ваши карманы! Ваши карманы!! Ваши карманы!!!

И все мои сбережения, включая и те, что притырены в пистон, тут же бы накрылись не совсем красивым словом.

Такое у нас теперь правило. В любое время года.

Правда, для Бабона никаких правил не существует. Зачем еще какие-то правила, когда и так все по карману. Навалится прыщавой скулой – и, стиснув зубы, можно смело шептать «бессаме мучо»…

А с 1 мая еще добавляется «Ваша зелень!», и, во избежание незапланированных неприятностей, в качестве документа необходимо предъявить хотя бы квиток лепестка. Или огрызок травинки.

Но зачем Бабону травинка, когда и так все трын-трава. И тут уже не спасет и кремлевская елка.

…Я нащупываю пальцем ноги четвертак. Все в порядке – на месте. И, размахивая пустой авоськой, выскакиваю из подворотни.

Кажется, пронесло.

6

Напротив Казарменного переулка обычно мы прыгаем на «Аннушку».

В прошлом году Анисим уже успел прыгнуть, а я все примеривался, и трамвай после поворота пошел на разгон. И не успел я еще ухватиться за поручень, как ноги сразу же поволокло под колеса, а руки все сползают и сползают…

И какая-то женщина даже закричала, и хорошо еще, трамвай успели остановить. И Анисим успел убежать, а выскочивший из вагона водитель успел меня схватить за воротник и чуть не оторвал мне ухо.

7

На платформе станции «Кировская», изображая светофор, маячит местный дурачок и, сколько я себя помню, держит на палочке кружок.

Когда подходит электричка, кружок всегда красный – и створки двери раздвигаются. А когда им съезжаться, кружок переворачивается – и теперь он уже не красный, а зеленый.

– Гат-о-о-ф!.. – густым и зычным басом малолетний Левитан дает последнюю отмашку… И, победно прогудев, электричка скрывается в туннеле…

8

Я люблю улицу Горького, где выходят на «хил» «клеить чувих» в клетчатых «дудочках» «стиляги», когда на фоне «аэродрома» из Тбилиси с отогнутыми краями плывет мексиканская шляпа и в окружении белобрысых «колдуний» под портативный приемник из Риги в техасской ковбойке «отбацывает» «буги-вуги» перламутровый борец за мир.

Зато когда выходишь «на Покровочку», то у каждого встречного сверкает «фикса» и под треугольником челки – белое кашне. И возле каждой подворотни – своя скульптурная группа. Как напишет потом Иосиф Бродский, «и мертвецы стоят в обнимку с особняками». Хотя какие на Покровском бульваре особняки?

Когда идешь по улице Горького, то обязательно купишь себе пломбир. А не какое-нибудь «молочное» или «фруктовое». И никто у тебя не канючит «оставь». И главное, что никогда не встретишь Бабона.

9

Под разлапистой люстрой Елисеевского на прилавке брауншвейгская колбаса. Точно такая же, как и в нашем заказе. Вперемежку со швейцарским сыром и маслинами из Португалии.

Раньше давали бесплатно, а с прошлого года бесплатно только одной бабушке Груне, и теперь нам приходится вынимать свои кровные из чулка. Правда, со скидкой это в три раза дешевле. Но все равно обидно. И мама даже хотела пожаловаться Клименту Ефремовичу, и на День пограничника я ему отрепетировал дуплет в середину. Но покамест телились, Клименту Ефремовичу уже успели «заделать козу». Еще спасибо, что не поставили к стенке вместе с товарищем Берия.

Я становлюсь в очередь и засовываю руку в карман. Четвертак на оплату заказа из ботинка уже давно вынут. Еще на эскалаторе. И вдруг слышу до боли знакомый голос.

– Ваши карманы… – стыдливо потупившись, скромно улыбается Петушок, и, застигнутый врасплох, я протягиваю купюру кассирше.

10

А Петушок меня все-таки пожалел. И на следующий день еще и получил в подарок диковинные маслины. И даже дал попробовать Кольке Лахтикову. И Бабон тоже пронюхал и потребовал вознаграждения и себе. «Чтобы, позорная тварь, не утаивал…»

А четвертак я отдавал Петушку в рассрочку. Всю осень и первую половину зимы. И на Новый год даже выносил «Наполеон». Мама печет его сама. С заварным кремом. А летом еще привозил с дачи смородину. И больше с тех пор никогда не расслаблялся.

И даже у нас в коридоре, когда шмонал на вешалке карманы гостей, то на всякий случай не забывал пришептывать спасительное слово «позволь».

Сегодня будет улов

Сегодня будет улов: у нас юбилей. Я слоняюсь по коридору.

У кого в карманах бумажки, я выгребаю серебро и медь. У кого только серебро и медь, я вытаскиваю только медь. А у кого только медь, я не беру ничего.

Я привык к справедливости.

Девушка и факел

Моя сестренка прислала мне в лагерь письмо: один, чтобы озарить путь на свободу, раздвинул грудную клетку и вырвал оттуда сердце – как будто факел. И все за ним пошли.

Я думал, она сочинила. А это, оказывается, Горький.

Скоро я стану дядей

1

Папа купил себе новую бритву и хотел подарить свою старую Костеньке. Но у Костеньки ничего не растет.

После девятого класса Костенька убежал на войну, и там его контузило. А теперь он живет у нас и спит с моей сестрой. Как папа с мамой.

– А как ты думаешь, Гришка, – игриво интересуется мама, – он хоть выполняет свои мужские обязанности?

2

Костенька сидит за столом и наклеивает марки. У Костеньки коллекция.

Появляется папа. Папа снимает шляпу и ставит портфель. Папа ищет тапочки.

– Дядь Гриш… – улыбается из комнаты Костенька, – я надел ваши тапочки…

Костенька шаркает в коридор, а папа на него раздраженно смотрит. Костенька снимает тапочки и придвигает их папе. Потом надевает свои и смотрит на папу. Костенька улыбается.

У папы от злости дергается глаз.

3

Папа сидит на кухне. Он что-то уплетает. Во время еды папа всегда торопится. И не отвлекается.

Заходит Костенька. Папа поднимает голову и смотрит на Костеньку. Костенька смотрит на папу и молчит. Папа опускает голову и снова сосредотачивается.

Костенька говорит:

– Дядь Гриш, а, дядь Гриш…

Папа опять поднимает голову и смотрит на Костеньку. Он ждет, что же Костенька скажет дальше. А Костенька молчит и улыбается.

Папа снова опускает голову, и Костенька папу спрашивает:

– Ну как, дядь Гриш, дела?

Папа молча продолжает уплетать. Костенька пожимает плечами и уходит.

– Сопляк! – озлобленно роняет папа, когда Костенька уже скрывается.

4

Мама с папой чаевничают, а я прокрадываюсь в уборную и, не зажигая света, сажусь на унитаз…

И вдруг папа начинает пищать. Он уже седой. Папа передразнивает Костеньку.

– Дядь Гриш, а, дядь Гриш… – пискляво выкрикивает папа. – Ну, как, дядь Гриш, дела…

– Я всегда говорила, Гришка, что ты артист, – хихикает мама, и папу вдруг осеняет.

– А может быть, он… – все никак не унимается папа, – а может быть, он гермафродит… – и заливается хохотом.

Я спускаю воду и выхожу. Папа замолкает, а мама мне говорит:

– Толюн?! А ты, оказывается, здесь. Садись. Хочешь кушать? А папка-то наш артист…

5

Папа в трусах и в майке стоит в коридоре на табуретке и роется в стенном шкафу. Костенька разговаривает по телефону.

Телефон возле шкафа, и папа нарочно шумит: мотает, хлопая, дверцами, трясет в коробке гвоздями, что-то прибивает…

6

Мама разливает по тарелкам борщ. Сначала наливает папе. Теперь мне. Потом Костеньке…

Костенька придвинул сметану и запустил в сметану ложку. Наполнил и перевернул в тарелку. Сметана сползла.

Костенька посмотрел на маму и запустил ложку снова. Мама застыла.

Костенька опять посмотрел на маму, улыбнулся и снова полез за сметаной.

Мама выронила половник и вскрикнула. Маме дурно.

Папа уже все съел.

7

Я ворвался в столовую и заорал. И мама на меня зашикала – она приставила к губам палец.

– Тсс! – укоризненно прошептала мама. – Разбудишь Наташеньку.

А я и совсем забыл – скоро я стану дядей.

8

– Несчастная, несчастная девочка! – обиженно произнесла мама и посмотрела на папу. Папа вытер салфеткой подбородок и ухмыльнулся.

А я знаю, чего папа ухмыляется: все думали, Костенька скоро будет папой, а Костенька Наташеньку надул – оказывается, папа совсем и не он.

И папа теперь доволен: выходит, он тогда пищал совсем не напрасно.

9

Костеньке уже собрали вещички, и возле двери – как бы он не прихватил чего лишнего – дежурит мама. Мама беспокоится за шубу, которую Костенька совсем недавно Натуле подарил.

– И как это все-таки низко, – сокрушалась потом мама. – Даже магнитофон… вонючий магнитофон… и тот – не постеснялся – унес…

Вальс на гармошке

1

Костенька рассказывает про «предателей»: власовцы отбились от своих – они заблудились.

Их сначала напоили. Потом накормили. А потом расстреляли.

А потом оказалось, что они совсем и не власовцы.

2

А потом вытащит губную гармошку и, улыбнувшись, давай туда-сюда водить…

Поводит-поводит, потом перестанет и подмигнет. А потом снова играет и больше уже не подмигивает.

Труженики моря

1

Поставив стакан на место, Виктория Ивановна поправляет под локтем подушку и продолжает рассказывать дальше. С пледом на коленях она похожа на скелет.

Виктория Ивановна учительница. Она преподавала литературу. А сейчас, прикованная к креслу, дает уроки у себя на дому.

Моя сестра когда-то тоже ходила к Виктории Ивановне. А теперь привели меня. Мама считает, что современный ребенок должен быть всесторонне развитым.

Музыкальную школу я, правда, так и не осилил. Но зато я играю этюды Гедике и «Лунную сонату». И когда еще ходил с музыкальной папкой, Колька Лахтиков дразнил меня Бетховен.

На заднем дворе меня ждет Цивинский, и я уже опаздываю на двадцать минут.

Мне купили конструктор, и теперь можно построить гараж. А в гараже стоит «Скорая помощь». И вместе со всеми болтами и гайками я поменял его на восемь шариков.

Такими шариками можно играть в баскетбол. Из рамы вытаскивается шпингалет, и получается кольцо. Накнокаешь на подоконнике точку – и тюкаешь… Но я их проиграл в туалете Витожке.

Мама меня спрашивает:

– Толюн, а где конструктор?

Я говорю:

– Чего конструктор?

Папа говорит:

– Все ясно… – и уже расстегивает ремень…

Я говорю:

– Что, нельзя и дать поиграть?..

Папа говорит:

– Чтобы завтра был дома!

И чтобы папа ремень застегнул, у меня на заднем дворе толковище. Буду теперь из маминой шубы копить.

…Виктория Ивановна рассказывает про чиновника. У чиновника украли шинель. И чиновник пришел домой и умер.

Я смотрю на Викторию Ивановну и, ерзая от нетерпения, незаметно поглядываю на часы…

2

Сегодня я тороплюсь: после «гоголя-моголя» надо еще успеть проштудировать «Труженики моря». И потом своими словами Виктории Ивановне пересказать.

И вдруг я замечаю мордастого Юдина. Он идет мне навстречу и улыбается.

Юдин внук замминистра, и наши мамы дружат портнихами. И он тоже занимается у Виктории Ивановны. А через два часа моя очередь.

– Слыхал?! – радостно выпаливает мне Юдин. – Старуха откинула копыта!

У нас в саду жулики

1

К нам на дачу приехали знакомые и, прежде чем садиться за стол, сходили на речку. А теперь возвратились и ждут. После купания повышенный аппетит.

Мама выдала гостям по лопате и повела их в сад.

Кто не работает – тот не ест.

2

Гости привезли с собой бутылку вина и еще подарочный торт, и теперь мама угощает.