Кокон Посняков Андрей
– Человечинку, говорю, варишь? – подойдя ближе, с угрозой спросил «лесовик».
– Ну и варю. Тебе-то что? – Баба-яга, казалось, ничуть не удивилась. – Мяско-то всякий любит.
– Откуда взяла, тварь?!
Трушин, видать, хотел схватить бабищу за шиворот, но побрезговал, и рука его повисла в воздухе.
– Он принес. – Ягуша тотчас же показала на бомжа. – Второю неделю уже таскает.
Максим сплюнул:
– Каннибалы вы гребаные! А ну, гнус, говори, откуда человечину взял? Говори, иначе башку отвинтим! Ну!
Нырнувший было под стол бомжарик неохотно вылез обратно и, подслеповато щурясь, уставился на гостей:
– Там, в подвале, много его, мяса-то… Я и не знал, что оно человечье… Вижу – обрезки… вот и взял.
– На рынке еще торговал, черт! Брали у тебя мяско-то?
– А как же!
– Ну все. – Словно задыхаясь от нехватки воздуха, Трушин рванул воротник рубахи. – Если не покажешь подвал, тут тебе и конец, понял?
– Как не понять… Покажу, покажу, а как же! Счас, вот только один глоточек…
– Я тебе покажу глоточек! – «Лесовик» могучим пинком сбил бомжа с лавки. – А ну давай, гнус, веди!
– Идемте, идемте… – заканючил бомжарик. – Тут недалеко, рядом…
Рядом-то рядом – но шагать пришлось два квартала. Миновали микрорайон, старую кочегарку, заброшенное здание военкомата, подошли к двухэтажной новостройке – будущей почте.
– Здесь, – показал рукой бомжик. – Вон он, подвал. Проводить али сами дойдете?
– Нет уж, иди. Да не вздумай бежать – достанем! – Трушин погрозил кулаком.
Подвал как подвал, в меру захламленный, в меру грязный, с расписанными разными непристойностями стенами. По всему, летом, в теплые времена, здесь тусовались девиантные подростки, но сейчас для них уже было холодновато. Лучи двух карманных фонариков не могли сразу обшарить все обширное помещение.
– И где тут мясо? – тихо поинтересовался Макс.
– А вон тут, у стеночки, завсегда появляется, – охотно пояснил бомж. – В бумажных мешках… ну, есть такие большие.
Лучи фонарей скрестились в указанном направлении, и Максим невольно поежился, рассмотрев бурое, неопределенной конфигурации пятно. Скорее всего – не врал бомжарик. Да и с чего бы ему врать?
– И когда ты за ним обычно приходишь? – негромко поинтересовался Трушин.
– Обычно к утру. Ну, как рассветет – вот так и иду. И сразу на рынок.
– Молоде-е-ец. – «Лесовик» возмущенно свистнул.
– Хорошо вы свистите, – тут же подольстился бомж. – Душевно! Я тоже так вот умею… вот…
Он тоже свистнул, несколько раз подряд, и похвалился:
– Ишь, не хуже, чем у вас получается.
– Сиди уж… Ну, что? – Тихомиров обернулся к напарнику. – Будем ждать… или к утру нагрянем?
– Да уж, подождем, коли пришли. – «Лесовик» пожал плечами…
И тут вдруг откуда-то снизу послышался какой-то шум, совершенно необъяснимый и ни на что не похожий… даже и не сказать…
– Что там такое, Макс?!
Лучи фонариков скрестились, как шпаги…
И тотчас же пахнуло смрадом, точно разрыли могильник!
– Ма-а-акс!!!
Что-то жуткое вырвалось вдруг из темноты и утробно завыло! Огромная, больше двух метров, фигура, покрытая шерстью, когтистые лапы, оскаленная зубастая пасть… И три красных, пылающих лютой злобой глаза!
Вву-ухх!!! Чудовище махнуло лапой, словно песчинку, отбрасывая рванувшегося было к выходу «лесовика»… Макс подобрал какую-то палку, тут же переломившуюся под исполинской силы ударом.
Максим отпрыгнул к стене – чудовище зорко наблюдало за ним своими яростно пылающими глазами и, кажется, ухмылялось…
Потом вдруг подпрыгнуло ближе и, ухватив Макса за горло, подняло в воздух, раскрыв ужасную смердящую пасть…
И тут грянул выстрел. Потом – сразу – еще один. И еще, еще, еще…
Гнусный монстр взвыл, дернулся…
Тихомиров почувствовал, как ослабла хватка, и вот уже полетел на пол… А мерзкое трехглазое чудище, завывая, скрылось во тьме!
– Ма-акс… ты жив? – Трушин подобрал упавший фонарик.
Максим передернул плечами и застонал:
– Да вроде бы…
– Сейчас! Помогу подняться… Та-ак… Да! Шею он тебе поцара-а-апал!
– Хорошо – голову не откусил! – Тихомиров устало уселся на пол. – Пойдем-ка скорее отсюда, а?
– Пойдем, конечно, пойдем… вот, обопрись на руку… Говорил же – пацанов надо было взять!
– Ага… толку тут от них, хотя… Выстрелил ты вовремя, спасибо!
Трушин немного помолчал и признался:
– Представляешь, как эту страхолюдь увидел, поначалу совсем про волыну забыл! Что это было, а?
– А черт его… Но, похоже, их деревню я уже видел…
– Да ты что?
– Подожди… потом в подробностях расскажу.
Выйдя на улицу, оба долго не могли отдышаться, а когда пришли наконец в себя, медленно зашагали к горящим огонькам микрорайона.
– Слышь… А наш друг, бомжарик-то, где? – вдруг поинтересовался Трушин. – Чудище, что ли, сожрало? Или сбежал?
– Скорее второе. – Максим хохотнул и сразу осекся. – Леша!!! Так ведь это он чудище-то и позвал!
– Кто? – недоуменно вытаращился «лесовик». – Бомж этот?
– Именно! Помнишь, он свистел зачем-то? Я вот теперь и понял – зачем. Кстати, ты первый свистеть начал… забыл хорошую пословицу про свист и деньги.
– Нет, не может быть, хотя… – Трушин задумчиво почесал голову. – В общем, надо нам с этим бомжиком еще повидаться!
– Ага, так он и будет нас ждать.
– Ничего, зашлю бойцов к той ягуше…
Тускло светили фонари, уютно горел свет в окнах панельных девятиэтажек, озабоченные матери звали с балконов детей.
– Мишка! Давай домой, оболтус!
– Ну мама, ну еще чуть-чуть…
– Я сказала домой, живо!
– Са-ша! Домо-о-й!
Все напоминало те самые времена, которые уже, наверное, пристало называть «старыми добрыми». Времена до того, как…
Трушин, конечно, послал своих «бойцов», но, как те ни били ягушу, ничего толкового не добились – бомжик как в воду канул. Правда, имя его удалось узнать, вполне подходящее такое погоняло – Гришка Гнус. Но где его теперь искать? А очень похоже – это и был кончик. Кончик одной весьма интересной и жутковатой ниточки, которая еще неизвестно куда могла привести.
– Артем! – это имя Тихомиров внезапно вспомнил ночью. Сидоров Артем Иваныч, опер, тот самый, с кем познакомились как-то на АЗС. Артем теперь возглавлял один из отрядов ДНД, у Трушина… И Максим встретился с ним уже днем.
– Гришка Гнус? – Опер ностальгически улыбнулся. – Как же, знаю. И сожительницу его, Вальку Лошадь, тоже знал. Впрочем, она многим сожительница.
– Ну ты и скажешь – Лошадь, – пошутил Максим. – Скорее уж – Баба-яга.
– Раньше-то она в теле была, это сейчас сдулась. Мясо, говоришь, человечье едят? Так они и раньше… Я вот еще когда участковым был – случай помню. Эта Валька Лошадь как раз у меня на учете стояла и квартирка ее – притон – на Советской, в бараке. Так вот, как-то раз эта Валька забеременела, неизвестно уж, от кого, да и родила. Ребенок ей, естественно, на фиг не нужен был – тогда за детей не платили, несколько раз она его подкидывала – то к гороно, то к больнице – оба раза неудачно, возвращали… Вроде бы и смирилась и вдруг… Соседи у нее бдительные были, соколицы сталинские – через какое-то время сигнализировали: у Вальки, мол, ребенок рожен, а тихо – ни крику никакого, ни писку. Проверьте-ка, мол, дорогой товарищ участковый милиционер, я то есть. Ну, что делать? Взял ребят на опорнике, пошли проверять – там, у Вальки-то, очередной шалман… Ну, мы вошли, всех аккуратно построили… смотрю: мать честная! А на столе-то – холодец!
Лошадь всю жизнь побиралась – откуда мясо? Знаешь, а незадолго до того поросят кто-то покрал у фермеров, вот мы и обрадовались: сейчас вот-вот кражу поднимем, в сводке отметимся, как раз к десятому ноября дело шло – тут бы и премию… Короче, давай к Вальке: куда, тварюга такая, краденых поросят дела?
А один сержантик наш, он потом в ЭКО перевелся, холодильничек углядел в углу… старенький такой. Взглядом показал – вот, мол, где поросята… Открываем дверцу, а там… да, голова на тарелочке… Только не поросячья, вполне человеческая такая голова, младенческая…
– Господи! – Тихомиров перекрестился. – Да не может такого быть!
– Может, Макс, может. Вот было же! Короче, Валька Лошадь сынка своего родного на холодец пустила. Двойная выгода – и ребенок спать не мешает, и есть чем собутыльников угостить. То-то они там и гуляли… правда, потом, узнав, Вальке морду набили.
– Да уж. – Максим качнул головой. – История…
– Так я к чему ее рассказал-то? Там, среди гостей Валькиных, и Гришка Гнус был. Не один, с марухой своей тогдашней – Ленкой Аптекаршей. Я вот и думаю: может, он и сейчас у нее залег? Адрес я знаю…
На это раз не рисковали, в дом ворвались втроем – Макс, опер и Трушин. Да еще дээндэшников прихватили, но те на улице ждали.
Гришка Гнус там и оказался – у марухи своей. Маруха где-то шлялась, а Гришка сидел себе преспокойно на скрипучем диванчике да попивал чаек…
Чашка так в угол и покатилась!
Нет, его не били… Даже не пугали. Просто сели у столика и значительно так посмотрели… Гришка все и рассказал. Дескать, как-то ночевал в том подвале с одним знакомым, и вот так же задрожало все, чудище трехглазое появилось, приятеля завалило, а Гришку в живых оставило, мало того – браслетик золотой подарило и сказало, чтоб еще приводил людишек… лучше всего тех, кого искать не будут. Вот он и приводил…
– Не своей волей, господа хорошие, боялся я его очень!
– Сказало? – удивленно переспросил Трушин. – Оно что же, чудище это, по-русски говорить умеет?
– Не совсем чисто, так… Но понять можно…
Гришка вдруг захрипел и, схватившись за грудь, повалился на пол.
– Полундра-а-а! – почему-то на флотский манер заорал «лесовик».
И было отчего орать – в Гришкиной груди, пронзив бедолагу насквозь, торчала длинная увесистая стрела.
– Через форточку подстрелили, – осторожно выглядывая в окно, произнес Макс. – Во-он с той крыши…
Оп!
Висевшая под потолком тусклая лампочка вдруг замигала и погасла. А где-то неподалеку вдруг прогремел гулкий взрыв…
– Станцию рванули… – тихо произнес Трушин. – Теперь все. Амба!
Глава 6
Зима
Поль Верлен. «Упавшая наземь любовь»
- Вот грустная картина!
- О, разве ты не страждешь,
- Когда все так печально?
Вот с этого момента в городке и начался самый настоящий кошмар. Не стало электричества, в многоэтажках перестал работать водопровод, отключилось отопление. Многие, у кого были родственники или хорошие знакомые в частных домах, – перебрались к ним, хотя бы на зиму. Переселяясь, увозили на санках все самое ценное из своих брошенных, никому уже не нужных квартир – некоторые волокли даже телевизоры, все никак не могли осознать, что это давно уже просто мусор.
Несмотря на ДНД – весьма, кстати, малочисленную, – резко активизировались мародеры: сбиваясь в свирепые шайки, они вскрывали опустевшие квартиры в надежде хоть чем-нибудь поживиться… Напрасные хлопоты! Продукты никто не бросал, да и вообще запасы консервов повсеместно подходили к концу, начинался самый настоящий голод.
Тихомиров еще по осени очень удачно обменял свой «рено» на печку-буржуйку, которые с приближением холодов принялись делать и продавать какие-то умельцы. С дровами пока особых проблем не было – лес рядом, да и в запущенных городских скверах хватало сухих деревьев – пили, руби, не ленись. Пила у Макса имелась – ножовка, пока управлялся и ею.
Еще спасало то, что начало зимы выдалось почти по-весеннему теплым, днем даже иногда шли дожди, но вот по ночам все же подмораживало, и в нетопленой квартире пришлось бы совсем худо.
В один из таких дней Максим вновь отправился к сестре, он вообще навещал ее довольно часто, уж куда чаще, чем раньше, в «старые добрые времена». Хмурые низкие тучи затянули желтое небо, падал мокрый снег. Укрываясь от ветра, молодой человек поднял воротник, надвинул на самые глаза вязаную спортивную шапку, отвернулся… И уперся глазами в заклеенный рукописными объявлениями забор.
«Сдам комнату в своем доме с печью красивой молодой девушке, можно – двум. Оплата натурой».
«Сдается баня, теплая, желательно девушкам».
«Требуется прислуга, оплата – обед и тепло».
Тихомиров вздохнул: как бы ему самому не пришлось в прислуги наняться, вот так же вот – за еду и тепло! Да ладно ему, он-то мужик, по крайней мере уж дровами-то себя обеспечить способен, а вот одинокие женщины – им-то как быть?
«Требуются танцовщицы в новый мужской клуб. Без интима. Теплое жилье, еда».
Ого! Мужские клубы кто-то открывает – кому война, а кому мать родна! Без интима? Верится что-то слабо. Условия, однако, хорошие – еда, тепло… многие девчонки польстятся.
«Кастинг с 11 до 17 ч…»
Надо же, кастинг!
«По адресу – ул. Советская, д. 49 (старый Дом культуры), в фойе. Там же недорого продают кирпичи хорошего качества».
Здорово – девушки и кирпичи в одном флаконе.
Двоюродная сестрица встретила Макса радостно, не удержалась, похвасталась: сын Игорь вместе с друзьями ходили на какие-то заброшенные склады, принесли по полмешка гороху и подсолнечных семечек, сегодня вот с утра пошли снова.
– Может, зря его оболтусом обзывала? – Настя улыбнулась и смахнула упавшую на лоб челку. – Ишь, добытчик вырос. Хотя… в наших условиях все добытчики. И когда только все это кончится? Наверное, никогда.
Вздохнув, кузина угостила гостя чаем, точнее сказать – отваром из смородинового листа. Листья эти котировались на рынке наравне с луковицами и пучками моркови.
На крыльце послышались шаги, потом тоненький детский голосок. Дверь открылась, и в дом вошла молодая светловолосая женщина, ведя за руку очаровательную девчушку лет трех.
– Мама, мама, смотри, дядя пришел!
– Это Лена – подруга моя. Лена – это мой братец Максим.
– Очень приятно.
– И мне.
– Пойду-ка ее уложу. – Лена кивнула на дочку. – Капризничает – совсем сегодня не выспалась.
Она ушла в дальнюю комнату, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Мать-одиночка, – шепотом пояснила кузина. – Мы работали вместе, она в микрорайоне живет… сам знаешь, как там сейчас. Вот и приютила – ну совсем некуда девчонке податься! Знаешь, мы с ней свитера вяжем, варежки – шерсть у меня осталась. Вчера на базаре обменяли два свитера на пачку соли – ты представляешь? Хорошая соль, артемовская. Целая пачка за два свитера! Всего!
– Да уж, повезло вам.
Хмыкнув, Максим справился насчет погреба – может быть, углубить его, обшить досками?
– Думаю, обойдемся пока и так. – Настя махнула рукой. – Не так уж много у нас и продуктов, да и поздновато уже что-то с ним делать. Вот ближе к лету – другое дело. – Она оглянулась на дверь и снова понизила голос: – Ленка-то стесняется у меня жить, приживалкой себя чувствует, все хочет на какую-нибудь работу устроиться. Говорит, уже присмотрела.
– Вот как? Присмотрела? А где?
– Да не рассказывала – говорит, чтоб не сглазить. С подружкой собрались вместе сегодня идти… вот, скоро уже.
– Поня-атно. – Максим кивнул и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Совсем забыл! Объявление интересное сегодня видел: в старом ДК кирпичи дешево продают. Может, взять?
– А пожалуй! – подумав, согласилась сестрица. – В бане бы печь чуток подновить – там бы и жить можно было… Слышь, Максик, давай-ка переселяйся к нам, зима длинная – все веселее! Ну правда, что там тебе одному?
– Так у меня буржуйка! – негромко рассмеялся гость. – И дровишек пока хватает.
– Ой, надо же – буржуйка! – Настя скривила губы. – Потому она и буржуйка, что дров немерено ест. Никаких запасов не хватит!
– Да ла-а-адно!
Насчет буржуйки Тихомиров, конечно, вполне был согласен с кузиной, как и насчет баньки… Только вот не хотелось без особой нужды никого стеснять, да и вообще – он давно уже привык жить один… ну, почти один… и от своих привычек пока отказываться не собирался.
Поднялся, надел шапку:
– Ну, так я возьму тачку-то?
– Там, у бани, стоит. Да, постой-ка. – Настя убежала в комнату, за занавеску, и вернулась с сеткой лука и тремя тысячными купюрами. – Вот, возьми на кирпичи. Может, принимают там еще деньги-то?
– Ой, Настя. – Тихомиров отмахнулся. – Да найдется у меня, чем заплатить.
У него и в самом деле было – десять вполне еще годных пальчиковых батареек и два китайских будильника.
– Нет, все ж ты возьми, – обиженно настаивала сестрица.
Максим взял несколько луковиц, рассовал по карманам, от денег же отказался: кому они сейчас нужны?
И, взяв стоявшую у баньки тачку, пошел. Тачка катилась хорошо, ходко, правда, поначалу все время застревала в грязи, но недолго – как вышел на асфальт, дело пошло куда как легче.
Дождик кончился, желтое небо посветлело, позолотилось даже от лучей зимнего солнышка. Подняв голову, Тихомиров неожиданно для себя ощутил вдруг страшную тоску по обыкновенному синему небу, по яркому сиянию солнышка, уже давно прятавшегося за ненавистной желтой пеленой. Казалось, все бы сейчас отдал за синее небо…
Кстати, синее небо он видел как-то по осени, в том странном мороке, в Калиновке, куда случайно забрел из болот. Максим не раз уже обсуждал этот случай с тем же Трушиным, с Агриппиной, с Галей и прочими членами Комитета… кстати, все более выпускавшего из своих рук любое правление. Какой тут к черту Комитет? Когда в домах ни воды, ни тепла, ни света… За редким исключением, сейчас каждый предпочитал выживать сам по себе, в одиночку.
Григорий Петрович, инженер, кстати, высказал по этому поводу одну идею. Дескать, Максим попал в некое отражение того мира, что существовал лет тридцать-сорок назад, – судя по песням, по мотоциклу «Минск», да по всему прочему. И привели в это отражение цветики-семицветики – странные цветы… Кстати, как и тогда, на Светлом озере, с Никой…
И трехглазый монстр – он ведь оттуда, из морока, он ведь как-то сюда проник… Правда, слава богу, с тех самых пор больше о трехглазых не слышали. Может, потому что плохо слушали? Да и кто сейчас вел статистику пропавших и погибших?
Тихомиров рассказал тогда в Комитете все, что знал об этих трехглазых… К сожалению, знал он не так уж и много. Но видел их деревню – круглые, крытые еловыми лапами хижины с частоколом. Раз так, значит, эти монстры – никакие не обезьяны, а хоть и свирепые, но весьма разумные существа, а значит, способны на любую каверзу. Осознавать это было не очень-то приятно, и Максим почему-то предчувствовал, что с трехглазыми возникнет еще немало проблем. Уж коли эти жуткие монстры почувствовали вкус к человеческому мясу!
И еще проблемы периодически возникали с людьми старосты Микола. Правда, и о них давненько уже не было слышно – наверное, потому что никто больше не тревожил их куркульскую деревню…
Григорий Петрович, кстати, пропал – после взрыва на ТЭЦ его никто не видел, как и его коллег. И это было крайне подозрительно! По этому поводу члены Комитета и договорились собраться в самое ближайшее время – Тихомиров лично всех обошел, кого отыскал, конечно. Трушина, кстати, так и не нашел – в квартире его не было, особнячок на окраине тоже казался пустым. Работала бы школа, спросил бы про него Дениса, а так…
Уже сворачивая к клубу, Максим неожиданно нос к носу столкнулся с бывшим своим работником Эдиком – парень вел за руль старый велосипед с привязанными к раме досками.
Увидев бывшего начальника, обрадованно улыбнулся:
– Ого! Макс! Сколько лет, сколько зим?
Постояли, поговорили, так, ни о чем – Эдик давно уже переселился на окраину, к теще, и вопросы тепло– и водоснабжения мало его волновали.
– Да! – Уже попрощавшись, парень вдруг обернулся: – Ты Трушина помнишь, ну, Точило?
– Ну! А что такое?
– Дом его на той неделе сожгли – дотла!
– Да ты что?!
Вот это была новость!
– И что Трушин? А семья его?
– Не знаю. – Эдик пожал плечами. – Может, сгорели, а может… Кто что говорит. Вообще-то Леха не фраер картонный, чтобы себя палить позволить, но… – Молодой человек зачем-то оглянулся и понизил голос. – Пацанов его валить начали! Почти все уже на том свете… Кого зарезали, кого пристрелили. Ой, чувствую, что-то нехорошее в городке нашем творится!
– А ты знаешь, Эдик, я давно это заметил.
Простившись со старым знакомым, Тихомиров медленно покатил тачку к клубу, переваривая только что услышанную новость. Да уж, подозрительные времена настали, прямо сказать – невеселые. Сначала ТЭЦ, Петрович с коллегами, потом вот – Трушин… Словно бы кто-то специально выбивает всех, кто представляет собой хоть какую-то силу. Если так, то следующий на очереди – он, Максим Андреевич Тихомиров. И – Комитет, само собой.
Макс тряхнул головой, словно отгоняя навязчивые нехорошие мысли. Может, все случившееся – это просто трагическая случайность, каких в жизни не так уж и мало. Тем более – в этой жизни.
– По сколько кирпичики?
Затащив тачку в холл, чтоб не украли, Тихомиров сразу же углядел торговавшего коричневыми огнеупорными кирпичами одутловатого дядьку, вислоусого, с красным приплюснутым носом и в ватнике. Кажется, Макс его знавал и раньше, в старые времена этот усач держал магазин то ли «Метиз», то ли «Строитель» – в общем, что-то подобное. Что же тогда в магазине не торгует? Ах да… все торговые точки там остались, в новом городе, за туманом, на том берегу.
– Сколько хотите за два десятка? – Подойдя ближе, Максим щелкнул по кирпичу ногтем.
Усач улыбнулся:
– Дорого не возьму. Пять батареек.
– Пальчиковых? – зачем-то уточнил Тихомиров и тут же полез в карман. – Вот!
Продавец вытащил из кармана фонарик, по очереди вставил батарейки, проверил – лампочка горела ярко и ровно.
Максим улыбнулся:
– Так можно грузить?
– Ой, уважаемый. – Усач вдруг сконфузился. – Это-то я уже продал – сейчас заберут. Вот, просили оставить. Но ты не переживай, сейчас еще подвезут, две подводы. Подождешь минут двадцать, ну, может, с полчасика?
– Да уж подожду, куда деваться? Только ты за тачкой присмотри, ладно?
– О чем разговор?!
Махнув рукой, Тихомиров от нечего делать принялся бродить по фойе, рассматривая старые фотографии: ансамбль баянистов, танцоры, рок-группа… Рядом с фотографиями на стене мелом было крупно выведено: «Кастинг». Нарисованная стрелочка указывала на широкую, ведущую на второй этаж лестницу, возле которой ошивался молодой хлыщ с редкими прилизанными волосами, в черном пиджаке и белой рубашке с красным пижонским галстуком.
– Вы куда, молодой человек? – Едва Макс поставил ногу на ступеньку, хлыщ рванулся наперерез. – Хотите посмотреть кастинг?
– Даже не знаю… А что, нельзя?
– Почему же нельзя? Как раз можно. Только… – Молодой человек пошевелил руками и слащаво ухмыльнулся.
– Ах да…
Тихомиров, конечно, не стал бы глазеть на кастинг за плату, но как раз в этот момент, поняв глаза, увидал наверху знакомую девушку – ту самую Лену, мать-одиночку… Так вот о какой работе та говорила! Наверное, все-таки не стоит… не стоит….
– Этого хватит? – Тихомиров вытащил из кармана луковицу.
– Вполне. – Хлыщ доброжелательно улыбнулся и, препроводив луковицу в стоявшую рядом с ним картонную коробку, в которой уже валялось полкочана капусты, несколько морковин и батарейки, галантно вытянул руку. – Прошу вас, уважаемый господин. Уверен, вы не пожалеете!
Поднявшись на второй этаж, Максим не обнаружил там своей знакомой, и, пожав плечами, прошел в небольшой, мест на пятьдесят, зальчик. Кроме него там уже было человек двадцать зевак, в том числе подростки, шумной компанией занявшие середину первого ряда.
Тихомиров покачал головой: да уж, культурно-массовое мероприятие – кастинг! Впрочем, других развлечений в городке сейчас не было.
– Здравствуйте, уважаемые друзья. – На сцене, в дрожащем свете свечей, заодно выполняющих и функцию обогревателей, появился кругленький коротышка в зеленом, с искрой, пиджаке. – Мы начинаем наше действо! Каждый из вас может решить судьбу претенденток… чтоб вы знали, их уже шесть человек на одно место. Голосовать можно аплодисментами или просто криком.
– Ура-а-а!!! – Подростки возбужденно загалдели, поглядывая на водруженный посередине сцены шест для стриптиза.
– Уважаемые господа, вы можете все комментировать и даже подсказывать девушкам, что им нужно делать, – ухмыльнувшись, пояснил коротышка.
– А они нас послушают?
– А вот пусть только попробуют не послушать! – Толстячок глумливо осклабился. – Напоминаю: шесть человек на место.
Он обернулся, кивнул столпившимся в уголке сцены музыкантами – аккордеон, контрабас, ударные. Те приготовились, грянули…
Из-за занавеса, изгибаясь под музыку, вышла первая претендентка. Не очень красивая и не очень молодая, она вызвала только презрительный свист, и, решившись сбросить лишь блузку, вдруг остановилась, закрыла покрасневшее лицо руками и, подобрав с пола блузку, убежала.
– Лажа! – недовольно заорали подростки. – Нику! Нику давай!
Нику?
Тихомирову сперва показалось, что он ослышался… Однако нет! После еще одной девушки – та все же оголилась до пояса, сорвав своей чахлой грудью жиденькие хлопки, – на сцене возникла Ника!
В кожаной жилетке со стразами, в черных облегающих шортиках и красно-желтых гетрах, она двигалась, словно пантера. И видно было, что все эти подростки – по крайней мере, большинство из них – явились сюда ради нее. О! Каким бурными аплодисментами они ее встретили, сам товарищ Сталин на партийных съездах таких не срывал! Ясно, таких людей театралы называли клакерами. Своеобразная мафия – могли, кого надо, захлопать, кого надо поддержать. Как вот здесь… Видать, Нике очень нужно было это место. Интересно только – зачем? Надоело заниматься грабежами? Или захотелось более-менее комфортно пережить зиму? Или… что-то еще? Тщеславие? Эпатаж? Прихоть?
Как бы то ни было, приходилось признать, что пока из всех претенденток Вероника, безусловно, была лучшей… и, судя по всему, она имела уже подобный опыт.
Вот упала на колени, изогнулась, вытянув кверху руки, – в пупке тускло блеснул страз… Сбросила шортики, оставшись в черных, с блестками стрингах…
Подростки восторженно завопили.
Потом – тут же – прыжок… Полуоборот… Знак музыкантам – а поиграйте-ка побыстрее, парни!
Прыжок… Полетела в зал жилетка – снова восторженный вопль… А дальше – неистовый, какой-то животный танец, от которого Ника, несомненно, получала удовольствие… Вот снова упала на колени… засунула руку в трусики… задергалась, застонала… упала…
– Снимай! Снимай! Снимай! – скандировал зал.