Божья девушка по вызову. Воспоминания женщины, прошедшей путь от монастыря до панели Рэй Карла

Купите меня

НАЧИНАЛАСЬ весна 1973 года. Я никогда не просила у Джеймса денег для себя и Каролины, а о социальном вспомоществовании поначалу просто не знала. Узнав о нем, я была благодарна столь щедрой системе и обращалась к ней по мере необходимости, однако не верила, что человек способен прилично жить на социальное пособие. Через местную газету я начала искать работу. Преподавание меня совершенно не привлекало, поэтому, увидев объявление о поиске неквалифицированных рабочих на фабрику в Балкатте, где делали непромокаемую пластиковую одежду, я отправилась посмотреть, что это за место. Мне хотелось понять, как люди создают что-то дельное своими руками. Моя мать была швеей; возможно, я унаследовала от нее то, что поможет мне зарабатывать?

Управляющая недоверчиво взглянула на меня, а потом провела в большой ангар, который и являлся фабрикой. Воздух здесь был насыщен запахом пластика и масла, которое использовали женщины, чтобы удерживать скользкий материал, убегающий из-под игл. В ушах стоял неумолчный гул множества швейных машин, за рядами которых, согнув спины, сидели женщины, в основном, как мне показалось, итальянки и гречанки. Все это было очень похоже на рабский труд.

«Сколько платите в час?» – поинтересовалась я. Управляющая была обязана ответить на этот вопрос, но как она могла спокойно произнести «Два с половиной доллара», если средний уровень оплаты составлял примерно восемь долларов? «До вычета налогов?» – удивилась я. «До вычета». Управляющая изучала мое лицо. Возможно, она думала, что я сообщу о ее фабрике в профсоюзы из-за эксплуатации женщин, которые недостаточно хорошо понимают по-английски, чтобы знать свои права?

Эти женщины продавали себя, свое умение и энергию за жалкие гроши, подумала я. Продавали себя! Когда в голове возникла эта фраза, тут же пришла следующая мысль.

Я сделаю лучше, сказала я себе. Я буду продавать свое тело за хорошие деньги и при этом развлекаться.

Пока я себе нравлюсь, не унимался мой молодой, неопытный и лишь на первый взгляд здравый рассудок, я не буду продавать себя, как эти бедные женщины на рабской фабрике. Или те, кто работает только за деньги, как могла поступить и я, вернувшись к преподаванию, к которому у меня не лежало сердце.

В первую очередь я нашла женщину, с которой можно было бы жить вместе и пополам оплачивать дом. Хотя Келли сдержанно отнеслась к моим планам, няней быть согласилась. Теперь у Каролины был товарищ по играм – Джимми, сын Келли. Совместное проживание не было для меня в новинку после долгих лет жизни в монастырской общине, и я чувствовала себя не так одиноко, когда рядом была Келли и еще один ребенок.

В секс-индустрии я никого не знала и, конечно же, ни к кому не обратилась за советом. Я начала исследовать возможности этой новой и рискованной работы, внимательно изучая газетные объявления. Однажды я наткнулась на такое: Требуются девушки в агентство эскорта для сопровождения джентльменов; звоните Стелле для собеседования.

«Агентство эскорта Стеллы. Чем могу помочь?» – произнес сиплый, почти мужской, но мягкий голос.

«Я увидела в газете ваше объявление, – сказала я с сильно бьющимся сердцем. – Я… звоню, потому что мне нужна работа».

Стелла, если это была она, общалась со мной приподнятым тоном, помогая почувствовать ее расположение и подогревая желание прийти и поговорить. К счастью, не было никаких вопросов о том, как я выгляжу, есть ли у меня опыт и сколько мне лет. Мой голос был молодым, музыкальным и не выдавал реальный возраст. А в плане зрелости мне вполне можно было дать восемнадцать. Этот короткий телефонный разговор оказался моим единственным собеседованием.

Я ПОДНЯЛАСЬ по ступеням старомодного дома в Ли– дервилле. В тот первый день я была одета совсем не для такой работы, облачившись в изящное, но скромное платье, которое больше подошло бы для офиса.

Я вошла в холл, и звук моих шагов эхом разнесся по дому, некстати напомнив монастырь. Вестибюль был переделан в маленький кабинет со столом и стулом у задней стены. Еще два стула стояли у соседней стенки; больше мебели не было.

Я кратко поговорила с женщиной, сидевшей за столом; сиплый голос рьяной курильщицы подсказал мне, что это и есть Стелла. Она приветствовала меня, быстро оглядела, а затем указала на комнату ожидания за соседней дверью. Что ж, отлично – значит, я ей подходила.

Комната отдыха девушек была пыльной и полутемной. Старый темно-красный ковер с узором в виде розовых цветов лежал поверх другого ковра, еще более древнего; на выцветших стенах были развешаны тусклые натюрморты и пейзажи, но здесь давно перестали заботиться об антураже. Плесневелый запах напомнил мне дом родителей отца. Занавески на окнах были задернуты, и свет исходил от слабой лампы под потолком. В комнате стояло несколько кресел, в которых хорошо было сидеть и ждать, что все мы и делали.

Внутри меня всколыхнулась буря чувств. Место было убогим и ни на что не вдохновляло, а я ненавидела работать без вдохновения. Я чувствовала себя как рыба на суше, однако прежде всего отчаянно хотела больше узнать об этом бизнесе. Пока мы ждали, никто не сказал ни слова. Некоторые девушки читали при тусклом свете журналы. Кто-то жевал резинку. Большинство было погружено в свои мысли. Если кто-то и догадывался, что я новенькая, это для них ничего не значило. Стояла тишина. В этой комнате мы соревновались друг с другом.

Движение затхлого воздуха указало на появление первого клиента. Сердце забилось. Заметят ли меня? На меня внимания не обратили, что дало возможность понаблюдать, как все происходит. Парня быстро оценили, и от этой оценки зависело, будут ли девушки соперничать за него, улыбаясь и надувая губы, демонстрируя ноги в черных чулках, намекая на кружевные трусики под короткими юбками или показывая полуобнаженную грудь. Одна девушка с готовностью поднялась с кресла, заметив его кивок. Его взгляд скользнул по мне, но он выбрал ту, что встала, и они молча вышли.

Я не была настолько сексуальна, чтобы соответствовать стереотипу. Я пыталась выделиться своей непохожестью и потому, возможно, не преуспела. У меня была красивая, но маленькая грудь. Лак для ногтей и яркие цвета я ненавидела. Я не знала, как надувать губы, строить глазки и волновать сексуальной походкой. Мое обаяние основывалось на сдержанности: я могла возбуждать тем, что скрывалось, а не выставлялось напоказ. Разумеется, я была стройной и элегантной, имела светлые волосы северянки и, по выражению друзей, «сказочно длинные ноги», хотя и с варикозными венами. Главным моим достоинством были ягодицы: по реакции поклонников я знала, что они были «милыми». Колени казались слегка шишковатыми из-за тех долгих часов, что я провела коленопреклоненной в церкви, но вполне привлекательными. Еще одним плюсом было природное остроумие и умение поддерживать разговор, оказываясь в центре внимания. Я обладала искренним дружелюбием, поскольку у меня не было времени превратиться в циника, стать подозрительной или жесткой; я не принимала никаких таблеток, кроме противозачаточных, и не имела тайных мотивов, которые руководили многими девушками.

Я наблюдала, ждала, но в тот день клиентов больше не было. Теперь, однако, Стелла знала, что в случае чего может на меня положиться. «В завтрашней газете я специально для тебя дам новое объявление», – обещала она, указывая таким образом на то, что хотела бы видеть меня в команде.

На следующий день я пришла в белом кружевном топе, розовой бархатной короткой юбке и белых кружевных колготках. Несмотря на свой рост, я выбрала туфли на высоких каблуках. Обувь всегда была проблемой: одиннадцатый размер существенно ограничивает мой выбор. Я вынуждена была обуть блестящие черные туфли, спрятанные в углу гардероба. Цвет не подходил, но туфли мне нравились. Я подыскала броские серьги из фальшивого золота и жемчуга, подходящее к ним ожерелье и накрасила губы розовой помадой. Глянув в зеркало, я себя не узнала, но решила, что для начала сойдет.

Когда Стелла вошла в комнату, получив заявку от клиента, откликнувшегося на объявление о новой девушке – «Длинноногая блондинка Моника, приятная в общении», – я встала на своих каблуках, чувствуя себя невероятно высокой и едва ли не дрожа от страха, что клиента отвратит мой рост. Однако ему было все равно: он жаждал новых впечатлений. Он заплатил у конторки, и мы отправились в мотель.

Стараясь казаться бесстрастной, я грациозно спустилась по ступенькам, направляясь к чистой и довольно новой машине Тони, и он отвез меня в мотель с парковкой, где сдавались комнаты на час. Очень удобно, подумала я.

Тони был прямолинеен и деловит. Он провел меня в комнату, запер дверь, немедленно разделся, устроился в кровати и был готов к действиям. Однако он прошептал: «Не так быстро», – когда я по-кошачьи направилась по постели к нему, желая посмотреть, как я неторопливо раздеваюсь, хотя сердце мое стучало, а мысли пролетали одна за другой. Чего он от меня ждет? Понятия не имею. Решив оценивать ситуацию в реальном времени, я попыталась понять его мир: что чувствует он, о чем думает?

Я прикоснулась к обнаженному телу Тони и ощутила его дрожь. Я обладала особым прикосновением, но тогда об этом не знала. Я была готова продолжать, но тут он взял инициативу на себя, начав гладить мое тело, а потом, перекатив на спину, вошел в меня. Он был быстрым и очень скоро получил свой оргазм. Это все? Оказалось, что нет. Тони остановил меня, когда я решила подняться. «Подожди еще немного», – попросил он. Почему бы ни подождать, сказала я себе и снова легла.

Чуть дрожащими руками Тони зажег сигарету, откинулся на подушки и осмотрел нанятое им тело более внимательно. Он наблюдал, как я повернулась включить радио, чтобы послушать музыку. Краем глаза я заметила, что его член начал оживать. Он почти докурил, соскользнул с подушек вниз, и я повернулась, положив ладонь ему на пояс. Он взял мою руку, без слов дав понять, чтобы его погладили, и я начала с его бедер и живота, перейдя к легким ласкам яичек и напрягшегося члена, при этом я шептала, какое у него красивое тело. Тони бросил окурок в мусорную корзину, повернулся и, к моему удивлению, приподнял меня и усадил на себя верхом.

На этот раз ему понравилось еще больше. Мне тоже было хорошо, несмотря на ошеломляющее чувство новизны происходящего. Тони оказался щедрым и дал мне чаевые. Я приняла душ и ушла, оставив его докуривать следующую сигарету. К счастью, все оказалось легко и просто.

Так я вошла в игру. Реклама в газетах гласила: «Эскорты». Поначалу я думала, что буду работать кем-то вроде гейши, составляя мужчинам компанию без предоставления сексуальных услуг. «Ну да, – сказали девушки, когда я поинтересовалась у них, – такое иногда бывает, но нас не проси. Нам это не интересно». Вскоре после того, как я поступила к Стелле, ей позвонил молодой человек, которому требовалась спутница на свадьбу. Эту работу предложили мне, поскольку я была новенькой, и к облегчению Стеллы я согласилась.

Иногда девушки отправлялись к клиенту парами, разыгрывая из себя лесбиянок, что давало нам возможность поговорить. Одна женщина злилась на своего бывшего партнера и хотела проучить всех мужчин, заставив платить за секс. К тому же она их ненавидела, подростком пострадав от сексуального насилия.

Другие хотели быстро заработать денег на наркотики или на то, от чего они зависели. Эти девушки легко давали понять своим клиентам, кто платит и сколько им требуется. В их компании надо было внимательно следить за бумажником.

В те дни большинство мужчин, общавшихся с проститутками, рисковали своим здоровьем: они редко вспоминали о презервативах, впрочем, как и я. Стелла лишь изредка упоминала об использовании презервативов для защиты от венерических заболеваний. Она, разумеется, знала, что мужчины предпочитают заниматься сексом без презервативов, и если ее девочки их не использовали, тем лучше для дела.

О чем я только думала, ведя себя подобным образом? Нельзя сказать, что я не помнила о риске. На этот счет у меня было две стратегии. К первой относился инстинкт, уже на стадии телефонного разговора подсказывавший, кому я могу доверять, и по мере роста опыта он только развивался. А второй стратегией был врач, к которому я ходила раз в неделю на осмотр и анализы.

Клиника доктора Дэйтона располагалась поблизости, и он тепло относился к девочкам, проявляя о них особую заботу. К тому же он был специалистом по венерическим заболеваниям.

«Сколько ты берешь за свои услуги?» – спросил он однажды, осматривая на столе мое обнаженное тело. «Мало, мало», – решительно заявил он, услышав ответ. Жаль, что я тогда пропустила его замечание мимо ушей, поскольку он говорил правду. Но я никогда не считала себя совершенной. Я тут же подумала о своей маленькой груди: ведь она не отвечает стандартным требованиям, разве не так? Как я могла брать больше?

Однажды мне позвонил доктор Дэйтон и попросил срочно прийти к нему на укол пенициллина. Обычно, когда одна из девушек появлялась в приемной, ее немедленно принимали. В этом проявлялось его джентльменское отношение. Однако тот визит оказался единственным, когда такого со мной не произошло. Приехав в клинику, я увидела в приемной рок-звезду, международную знаменитость в сопровождении шофера-телохранителя. Когда музыканта вызвали прежде меня, я поняла, что доктор Дэйтон был отличным специалистом, раз его знали в кругах богатых и знаменитых! Я хихикнула про себя, но потом вспомнила причину, по которой тут нахожусь: мне поставили диагноз «гонорея на первой стадии».

Я ужасно боюсь уколов – даже видя по телевизору, как их делают, едва не теряю сознание, – но доктору Дэйтону я доверяла полностью: он так нежно ввел иглу, успокаивая меня, будто любимую дочку, что я едва почувствовала укол. Доктор был настоящим сокровищем.

НА НОВОМ поприще меня беспокоило то, что я нигде не могла быть собой. Я казалась себе выдуманным человеком, имитацией проститутки; я играла, и никто не спрашивал: кто ты на самом деле? В конце концов, проституция и называется «игрой». Тем не менее меня удивляло, что никто не желал видеть меня другой! Примерно через месяц работы у неопрятной Стеллы я отправилась на поиски высококлассного работодателя.

Я встретила Маринетт, утверждавшую, что у нее французские корни. Ее принцип бизнеса был иным: мужчины вообще никогда к ней не приходили. Поговорив с клиентом по телефону, она вместе со мной ожидала его под уличным фонарем, и там, прямо на улице, происходила сделка. Ее подозрительное, но при этом внимательное отношение позволяло мне чувствовать себя в безопасности. Она стала для меня чем-то вроде строгой материнской фигуры, откровенно объясняя мне тонкости искусства сексуальной любви, о чем моя собственная мать никогда не осмеливалась говорить. Я восхищалась Маринетт и получила от нее много полезной информации.

«Миссионерская позиция – для католических миссионеров, – шутила она с приятным французским акцентом. – Избегай ее. Это ужасно скучно». Она говорила так, словно знала всю Камасутру. Я была гибкой, но никак не йогом, и мне хватало экспериментов в границах возможностей клиентов. В конце концов, они тоже не практиковали йогу.

В прошлом Маринетт была красавицей, свои блестящие черные волосы она собирала в элегантный узел. Я доверяла ей до тех пор, пока она не послала меня к одному своему клиенту, размеру пениса которого позавидовал бы царь Давид. Моему влагалищу, тесному из-за долгой девственности, было сложно к нему приспособиться, и опыт оказался болезненным. Ей хватило такта покраснеть в ответ на мою жалобу, но вскоре я от нее ушла к сутенеру по имени Рик, о котором мне рассказывала одна из девочек Стеллы. Из чистого любопытства я решила поработать с мужчиной.

Рик оказался человеком средних лет, невысоким и довольно худым; пару раз он уже сидел в тюрьме за сутенерство. Он имел определенное влияние на женщин, поскольку производил впечатление настоящего австралийского бродяги и относился к ним по-доброму. Другими словами, он был чем-то вроде положительной отцовской фигуры.

Рик жил в ветхом деревянном доме с линолеумом на полу в кухне и обоями на стенах с повторяющимся рисунком в виде трех летящих друг за другом уток; оттуда он и управлял своим бизнесом. У меня создалось впечатление, что когда-то это был дом его матери и он не потрудился ничего здесь изменить, в том числе и выцветшие хлопчатобумажные занавески. Девушки Ри– ка слонялись по его дому, готовили себе чай и бутерброды и даже убирались, пока он не посылал их на свидание.

Примерно через три недели на новой работе я приехала к Ри– ку и обнаружила его пьяным и расстроенным: он только что нашел пустой коробку из-под хлопьев, где хранил деньги. Возможно, тайник обнаружила одна из девушек во время поисков чего-нибудь съестного. Я удивилась, увидев, что, кроме меня, в доме никого из девушек больше нет. Рик уселся в кресло и властно позвал меня заняться с ним сексом. «Сядь верхом», – проворчал он, расстегнув ширинку и беря свой орган в руки. Несколько поглаживаний, и член его ожил. Я с крайней неохотой уступила, боясь, что отказ повлечет за собой какие-нибудь печальные последствия. Он грубо удовлетворил свою похоть. «Теперь, – заявил он с насмешкой, – у тебя до конца дней будет цистит». Пенис его пылал от инфекции так же ярко, как сам он пылал от негодования после кражи, в качестве мщения решив передать свою болезнь мне.

Не зная, что цистит так не передается, я помчалась к доктору Дэйтону, но тот спокойно посоветовал мне подождать, что будет дальше. Ничего не произошло, однако следующие две недели я не решалась заниматься сексом, вдруг у меня действительно заразное заболевание. Я использовала это время, чтобы спланировать следующий этап своей карьеры. Я хотела работать одна, уверенная, что это будет гораздо лучше, чем все, что происходило со мной прежде. Я слышала, что за сутенерство Рик снова загремел за решетку. Девочки, должно быть, знали, что в тот день будет облава, и ушли прежде, чем появилась полиция.

Мне нужно было еще многое узнать о настоящих правилах игры, и, хотя я могла упустить некоторые неплохие шансы, через три месяца я была готова работать на себя. Я очень хотела свободы, чтобы поддерживать собственные стандарты и самостоятельно планировать время работы. Это не было принято, но мне посчастливилось иметь дело с сутенером, которого посадили, так что вряд ли меня накажут за то, что я оказалась выскочкой. Конкуренция была серьезной, и даже девушка, работающая в одиночестве, могла считаться угрозой, о чем я узнала лишь позже.

МЫ С КЕЛЛИ обсудили детали моей работы. Наш дом во Флорит Парк был хорошо обустроен: отдельный проход в спальню со двора, а до ванной комнаты можно было добраться, минуя основные жилые помещения. Я предложила Келли с сыном жить у меня бесплатно, и она согласилась. Она продолжала присматривать за маленькой Каролиной, пока я работала. Каролина с Джимми хорошо ладили, а я подружилась с Келли.

Келли рисковала, живя со мной, поскольку по закону считалась соучастницей. Девушка могла на законных основаниях работать самостоятельно, но если кто-то помогает ей по дому, то дом может считаться борделем – по крайней мере, так мне сказал клиент, представившийся полицейским и напугавший меня до смерти. «Ничего, – сказал он отеческим тоном. – Я тебя не заберу. Но будь осторожна». Келли после этого стала нервничать еще больше, но она была такой по природе.

Я поместила маленькое объявление в газете «West Australian» среди более заметной рекламы агентств по эскорту и стала нервно ждать. Теперь я была сама по себе – интересно, кто-нибудь меня заметит? При каждом телефонном звонке я подскакивала от страха. Когда же позвонит мой первый потенциальный клиент?

Однажды я подняла трубку, услышав характерный звонок из другого города. Это оказался мужчина, сказавший, что звонит из Сиднея. «Привет, Карла. Мне понравилось твое объявление! Меня зовут Майкл». (Я знала, что не стоит этому верить.) Я вслушивалась в его голос и понимала, что он делает то же самое. Телефонный разговор определял, встретимся мы или нет. Я испытывала волнение от этой игры, восторг от необычного и потенциально опасного приключения.

«Тебе нравится шоколад? А розы?»

Я рассмеялась. Вот об этом и надо спрашивать женщину, которая чувствует себя не в своей тарелке из-за ухаживаний незнакомца, подбивающего ее на сексуальные отношения! Майкл собирался приехать в Перт через три дня и планировал отдых после деловых встреч.

«У меня дома две грядки обычных роз, – объяснил он, когда мы встретились, и он протянул мне подарок (мой любимый темный швейцарский шоколад). – Красные и белые».

Розы были его страстью, и он с неподдельным удовольствием рассказывал мне о цветах. Костюм Майкла отражал его великолепный вкус; Майкл выглядел как человек, контролирующий любую ситуацию, но чувствовалось, что он страстно желает понравиться. Пока мы разговаривали, я сделала первый шаг, развязав его дорогой галстук. Он улыбнулся. Да, мы отлично подходили для встреч такого рода. Я почувствовала удовольствие от первого успеха, от возникающего задора. Если происходящее и было безнравственно, то безнравственность эта была блестящей. Приключение оказалось великолепным сочетанием сладкого отдыха и энергичного возбуждения. Когда мы закончили, Майкл положил деньги на каминную полку. Денег было больше, чем я просила.

«У тебя много клиентов из других штатов?» – спросил он, прежде чем уйти. «Ты мой первый клиент», – призналась я. «О, это делает меня особенным!» – польстил он себе, а потом дал мне совет как бизнесмен. «Будь очень разборчива, – сказал он. – Такие, как я, хотят чувствовать себя в безопасности и общаться с девушкой, у которой не слишком много клиентов».

Я поняла, что он имел в виду, и знала теперь, к чему стремиться. Майкл хотел иметь любовницу, а не встречаться с проституткой. Это была большая разница. Ему хотелось лучше узнать меня, понравиться, хотелось, чтобы я о нем заботилась. К тому же он не желал, чтобы его заметили в известном заведении – иметь любовницу казалось более надежным вариантом. Секс без презервативов всегда рискован, но со мной риск снижался из-за высоких стандартов гигиены. С тех пор я начала специализироваться на бизнесменах, о чем указывала в объявлении, и предпочитала клиентов из других штатов. Эти мужчины стали моими регулярными посетителями, и наше взаимное доверие росло.

Я чувствовала себя полноценной женщиной, любившей секс, радующейся мужским комплиментам и вниманию, и мужчины уважали меня, платя хорошие деньги. Деньги для меня были формой признания и одобрения, даря ощущение собственной ценности. Но я не знала, что с ними делать. Я купила обитую переливчатым синим шелком мебель, которую, однако, легко могли испортить два малыша. Мне и в голову не приходило вложить деньги в недвижимость, что было бы дальновидным шагом. За финансовую смекалку я заслужила оценку ноль. Деньги сбивали меня с толку – сказывались последствия обета бедности, в которой я жила двенадцать лет и от которого избавилась лишь три года назад. Мне оказалось несложно забыть обеты целомудрия и послушания, но бедность с ее практикой непривязанности и умением обойтись без всего вцепилась в меня гораздо крепче.

Я была готова работать и вне дома. Однажды вечером мне позвонили из номера одного из самых роскошных отелей Перта, приглашая на вечеринку по случаю заключения деловой сделки. Это казалось сложным испытанием, но скоро я поняла, что парни не были «завсегдатаями». Они оказались самыми обычными ребятами, решившими повеселиться и выпить. Мой телефон они получили по рекомендации одного из моих клиентов, поэтому я согласилась, решив, что мне ничего не угрожает.

Когда я прибыла в их большой номер, они выглядели несколько растрепанными, хотя все еще носили галстуки и пиджаки. В номере стояла мебель для гостиной, большая и односпальная кровати, а сбоку располагалась еще одна небольшая комната. По радио отеля громко играла музыка, воздух пропитался запахом алкоголя и пота. Меня активно приветствовали, особенно Барри, который и подал идею меня пригласить, а потом мне предложили выпить. Я попросила сидр. Сидра у них не было, но вскоре вино доставили, и веселье начало набирать обороты.

На мне была короткая красная юбка и воздушная блуза из белого шелка. Я расположилась на большой кровати, а чьи-то услужливые руки с готовностью сняли мои блестящие красные туфли. Я сидела, потягивая сладкий сидр. Обычно мне не был нужен алкоголь или другой стимулятор, но для работы с шестью мужчинами требовалась кое-какая помощь! Музыка вдохновила меня станцевать прямо на кровати, и по прошествии нескольких секунд ко мне присоединилось трое парней, весело подбадривая меня и расплескивая выпивку на покрывало. Парни начали хлопать в унисон, и я поняла намек: прежде чем окончательно пасть, от меня ожидали стриптиз.

Матрас был слишком мягким для танцев, поэтому я встала на длинный туалетный столик перед большим зеркалом и начала снимать блузку. Я не умела показывать стриптиз и не совсем представляла, что делать, но их реакция на каждое мое движения была столь невероятной, что вскоре я забыла о смущении и даже о варикозных венах, которые обнаружились, когда я сняла колготки. Мои ноги и тело покрывал легкий загар – чтобы придать здоровый вид моей бледной европейской коже, потребовался искусственный свет солярия. Кружась, я пела и старалась не упасть со столика им в руки или на пол, а они радостными возгласами приветствовали каждую часть одежды, что подлетала в воздух и иногда приземлялась на чью-то голову.

В наших телах было столько алкоголя, что мужчины уже не могли остановиться и делали, что взбредет в голову. Я обнажилась вся, продемонстрировав дразнящие светлые волосы на лобке, чего, как мне казалось, было достаточно, когда внезапно один мужчина схватил меня и толкнул на кровать, после чего позвал своего приятеля. К удовольствию остальных, они развели мне ноги и облили гениталии пивом. Я начала извиваться в притворном ужасе – «Отпустите меня, дикари!» – и под громкий хохот они меня освободили. Встав с кровати, я объявила, что настало время для настоящего веселья, которое началось в небольшой комнате за дверью.

Им было не до обольщения, когда они вползали туда один за другим и пытались заняться сексом – трудное дело для таких пьяных мужчин. Однако все они остались довольны и к тому времени, как я вышла из душа, уже успокоились. Комната представляла жалкое зрелище: постельное белье и матрасы насквозь пропитались алкоголем, на паркетном полу были целые лужи спиртного. Мне щедро заплатили, и я отправилась домой на заслуженный отдых, размышляя, изменят ли они мнение о нашей ночи, получив счет отеля за причиненный ущерб.

Иногда встречи протекали не столь хорошо. Помню ночь, когда меня вызвал в гостиницу капитан торгового корабля, стоявшего в доке Фримантла. Комната, в которую я вошла, была со вкусом обставлена, на столике на колесиках меня ждал красиво оформленный ужин. Капитан был одет в форму – несомненно, чтобы меня впечатлить, – и это произвело впечатление.

Ему оказалось примерно сорок пять лет, у него были небольшие усы, а раздавшаяся талия свидетельствовала о хорошем аппетите, но, тем не менее, выглядел он подтянутым. Он снял пиджак, когда мы встали у окна, восхищаясь видом на гавань. Мы подходили друг другу по росту: он был дюйма на два выше меня, хотя я была на высоких каблуках. Я обняла его, встав к окну спиной, и тут допустила фатальную ошибку. Без всякой задней мысли, надеясь создать интимную обстановку, я запустила руки в задние карманы его брюк и игриво похлопала по ягодицам, нежно раскачивая его из стороны в сторону. Я наградила его лучшей своей улыбкой, намекая на отличное время, которое он проведет со мной, и прижалась к нему плотнее, чтобы он тоже похлопал меня по заду. Внезапно он изменился в лице и оттолкнул меня. «Ты хочешь украсть мой бумажник?» – рассвирепел он, охваченный яростью.

Это было настолько неожиданно, что я смогла лишь покачать головой, не веря своим ушам. Неужели этот человек настолько слеп, что не может распознать во мне честную женщину? Что он видел перед собой? Ходячую куклу из плоти и крови? Или он думал, что я перед ним спектакль устраиваю? До сих пор я просто получала удовольствие и никогда не смогла бы «играть», поскольку это означало скрывать то, что тебе не нравится происходящее. Я быстро взяла пиджак и сумку и покинула номер, едва сдерживая слезы.

МОЯ ТЕАТРАЛЬНАЯ сторона проявлялась все ярче. Я стала носить блестящий цилиндр со всем, что к нему подходило, надевая сапоги до колен, иногда смокинг, кружевные перчатки, и курила маленькие сигары, хотя прежде не курила никогда и не умела затягиваться. Я носила этот неподражаемый наряд дома, демонстрируя его некоторым своим клиентам, и на вечеринках с друзьями.

В гостях у моего друга Виктора я разыгрывала из себя лесбиянку. Виктор был моим массажистом в клинике, куда я часто заглядывала; родившийся в Южной Африке, он был легким в общении, молодым и мускулистым мужчиной, распространявшим вокруг сексуальное обаяние, словно сам его изобрел. Тем холодным вечером я приветствовала входивших в дом молодых женщин, предлагала им согреть руки или подавала горячий коктейль, провожала к камину, делая комплименты относительно их косметики и прически, и, в конце концов, просила их присесть мне на колено. Смешно было видеть их удивление, сначала приятное и лишь немного беспокойное, потом то, как оно перерастало в подозрения, а в конечном итоге – в безмолвный отказ, следовавший от всех без исключения.

На это я и рассчитывала. Я бы смутилась, если бы кто-то принял меня всерьез. В притворном разочаровании я присоединилась к группе геев, подражая их позам и манерам и радуясь их шуткам. Однако я призналась себе, насколько приятно было чувствовать женские руки – нечасто женщинам это удается. Я поняла, что внутри меня живет настоящая лесбиянка, которая однажды может выбраться наружу, если на то решится.

И в один прекрасный день такой случай представился.

«Джули – моя подружка», – сказал мне по телефону Энди, попросив присоединиться к ним в номере отеля. Энди был одним из наименее привлекательных клиентов: его развратность слегка меня настораживала. В тот день ему захотелось узнать, что можно проделать в постели втроем.

Мы с Джули показали ему первоклассный пример того, как две женщины могут наслаждаться друг другом. Мы немедленно сошлись и без слов поняли, что, хотя от нас требовалось удовлетворить Энди, нам он был совершенно не нужен. Оказавшись в объятиях Джули и чувствуя ее нежные женские руки, я испытала невероятное удовольствие и чистую страсть.

Мы ласкали друг друга, лизали и сосали, наслаждаясь каждой частью наших тел. Длинные волосы Джули приятно пахли, а лобок был опрятным и таким необычным и восхитительным.

Мы обе инстинктивно знали, какой частью тела нам хочется почувствовать прикосновение. Столь близкий контакт с ее обнаженным телом позволил мне понять, каково мужчине чувствовать мягкие женские груди, прижатые к своей груди. Восхитительно было ласкать ее соски и точно знать, что она при этом чувствует. Она нашла мои соски, большие и выпуклые после того, как я целый год кормила ребенка грудью, и с наслаждением принялась ласкать их нежным ртом.

Мы были откровенны в своем желании друг друга и не подпускали Энди до тех пор, пока обе не пресытились и не утонули в тихом блаженстве. Энди не мог просить лучшего представления, но он, разумеется, был раздражен. Я смутно помню, что слышала его призывы к тому, чтобы мы обратили на него внимание, но нам было все равно. Он отомстил позже, когда я попросила о новой встрече с Джули, и он отказался дать ее телефонный номер. Подозреваю, что она была не его девушкой, а такой же проституткой, как и я. После этого я отказала Энди в своих услугах – надеюсь, Джули сделала то же самое.

После столь прекрасного опыта я провела некоторое время в гей-пабе Перта под названием «Красный лев», наблюдая за тем, как общаются посетительницы-лесбиянки. Может, я встречу другую женщину, похожую на Джули? Я видела женщин, что отвергали мужчин, одеваясь как мужчины и подражая их поведению. Я видела ревность, невероятные ссоры и потасовки. Мне это не понравилось, и я решила: достаточно знать, что я бисек– суалка с явным уклоном в сторону гетеросексуальности. Больше я не искала лесбийского секса. Ради Джули и того, что между нами было, я сохранила лишь одно это прекрасное воспоминание.

На чертовом колесе жизни

В ПЕРТ вернулся Джеймс. Он вновь обрел свою безмятежность, часто заходил после работы поиграть с Каролиной и иногда оставался на ужин. Хорошо, что мы продолжали быть друзьями. Мы не вспоминали о прошлом и не говорили о моей новой жизни. Джеймс не осуждал меня. Я думала, он полностью примирился с нашим разводом, а потому однажды вечером испугалась, услышав его предсказание, что в конечном итоге я к нему вернусь, как женщина из фильма «Дочь Райана». Он был так мил и нетребователен, что мое сердце смягчилось. Возможно, я действительно должна к нему вернуться?

В один из таких вечеров Судьба сделала драматический поворот: Джеймс привел в гости своего лучшего друга и коллегу Хэла.

Я шила, сидя у овального обеденного стола, и когда подняла глаза, поразилась внезапно нахлынувшему необъяснимому чувству узнавания. По ту сторону стола я увидела японского пилота-камикадзе, принявшего вид высокого белого человека. Его выдавала не кожаная куртка, а то, как он опирался одной рукой на край кресла, а другую руку упер в бедро. Я узнала его позу, как бы глупо это не звучало, и его легкая ухмылка тоже казалась знакомой. С того момента я не могла выкинуть Хэла из головы, даже когда размышляла о том, не вернуться ли к Джеймсу. Хэл был загадкой и притягивал меня как магнит.

Часть меня хотела вести обычную семейную жизнь и заниматься только ребенком. Джеймс определенно дал бы мне это.

Я занималась проституцией лишь год – возможно, лучше уйти сейчас, пока я еще получала от работы удовольствие. Решив в одночасье окончить свой вольный образ жизни я в течение выходных продала мебель, отключила телефон и исчезла, не сообщив об этом никому из своих клиентов, – о таком проявлении невежливости я позже жалела, но тогда подобная скрытность казалась необходимой. За один день я превратилась из проститутки, обслуживающей кучу клиентов, в исполненную своего долга домохозяйку. Каролина и я с грустью попрощались с Кел– ли и Джимми, но Каролина была очень рада вновь встретиться со своим папой. Ее счастье радовало меня больше всего.

Должно быть, Джеймс полагал, что покорил, наконец, свою несговорчивую жену, но, увы, бедняга ошибался. После года жизни врозь у нас возникли странные отношения. Теперь, когда я имела опыт общения с другими мужчинами, мне требовался кто-то сильнее меня во всех смыслах. Я уважала Джеймса за его целеустремленность в деле моего возвращения, но причина этого возвращения крылась в том, что я хотела быть хорошей женой и матерью, а не в любви к бывшему мужу.

ХЭЛ БЫЛ высоким, крепким, красивым мужчиной. Тихий, но веселый, он умел приводить друзей в восторг оригинальными каламбурами и остротами. Его большую круглую голову покрывали тонкие, светлые волосы, зачесанные на одну сторону. Умный и внимательный, он обладал чувствительной и глубокой душой. Когда-то он увлекался сайентологией, но разочаровался в ней, когда понял, что его попросту использовали.

Хэл водил машину, как пилотируют самолет, – в своих маневрах он был настолько точен и педантично трезв, что часто нагонял страх на других водителей. Он жил с матерью, эмигрировав в Перт из Эстонии в тот же год, когда моя семья устроилась в Мельбурне. На момент нашей встречи он все еще был девственником.

Хэл не ухаживал за мной из уважения к своему другу Джеймсу, так что, судя по всему, это я его совратила. Именно я отправилась к нему в гости, и мы пустились рассуждать на такие глубокие темы, как метафизика. Я была потрясена интеллектом Хэла. Мне нравился его прекрасный литературный вкус (научная фантастика и метафизика) и любовь к мягкой, успокаивающей музыке. Что он находил во мне? Страсть, чересчур лестную для застенчивого девственника, чтобы ей сопротивляться?

Сейчас мне кажется, что мы влюбились друг в друга наперекор нашим предыдущим жизням, стремясь к разрешению проблем прошлого. Несколько событий в течение последующих лет открыли мне возможность реинкарнации, и я поняла, как и почему переплетаются человеческие жизни.

Не прошло и двух недель, как я по уши влюбилась в Хэла. Однажды утром я рассказала об этом Джеймсу, когда мы лежали в постели. «Я должна тебя оставить. Я хочу быть с Хэлом». Джеймс с характерной для себя мягкостью не злился. Впрочем, он вынужден был отвернуться, и я видела, что принять эту новость ему тяжело.

Сердце Джеймса снова оказалось разбито. Но ради Каролины мы целых два года жили вместе в одном доме. Джеймс и Хэл были добрыми, щедрыми людьми, и мы могли сохранять дружеские отношения. Позже я узнала, что Хэлу было сложно примириться с такой ситуацией, и он уже собирался уходить, пока я не приняла решение быть только с ним.

В 1975 ГОДУ в нашей большой семье появилась Виктория, дочь Хэла, родившаяся, когда Каролине было три года. Утром перед родами я проснулась рано, чтобы успеть подготовиться. Я собрала одежду, косметику, а потом разбудила Хэла. На этот раз мне хотелось все сделать правильно. Я организовала присутствие Хэла при родах, а ребенок должен был все время находиться рядом со мной.

Врач-акушер не собиралась выполнять эти обещания, однако мои громкие протесты вынудили ее передумать. Тем не менее, когда я заснула, она унесла Викторию прочь, уж не знаю почему – в ту неделю она оказалась единственным ребенком, родившимся в больнице Уорвик.

Я была в гневе и тревоге, но ничего не могла поделать. «Она плакала ночью?» – каждое утро спрашивала я. «Нет», – неизменно отвечали мне. Было ли это правдой? Кто знает. У меня скапливалась слишком много молока, отчего грудь сильно болела. Одна из медсестер проявила доброту. Она объяснила, что грудь надо массировать, и показала, как это делается. С облегчением я ощутила, как добрые руки прогоняют боль прочь. Мы обе вздрогнули, услышав строгий, пронзительный окрик акушера: «Сестра, вернитесь к своей работе и оставьте ее!» Смущенная медсестра заторопилась прочь.

Я покинула больницу, как только смогла это сделать. Дома я вновь окунулась в радости материнства. У меня хорошо получалось ладить с новорожденными, но я не была такой терпеливой и внимательной, когда они становились старше и требовали отдачи больших усилий.

МЫ С ХЭЛОМ сняли дом в Эшфилде, и он решил взять отпуск, чтобы навестить свою мать в Перте и провести некоторое время со старыми друзьями. Он прижал меня к широкой груди, и мы тепло попрощались. Хэл отлично подходил мне по росту: люди, видевшие нас вместе, говорили, что в нас обоих есть что– то правильное. Хэл внимательно посмотрел мне в глаза. Я не увижу его целых две недели. Он опустил руку в карман брюк и, к моему величайшему изумлению, достал презерватив и протянул мне.

Я посмотрела на Хэла округлившимися глазами: это еще что? Я всегда была ему верна. «Ты думаешь, я пущусь во все тяжкие, потому что ты на время уезжаешь?» – скептично произнесла я.

Хэл хмыкнул, его широкие плечи чуть вздрогнули. «На всякий случай», – загадочно произнес он.

Это было нечто вроде испытания? Тогда такая мысль даже не пришла мне в голову. Я решила, что он не хочет, чтобы я чувствовала себя одинокой, пока его не будет рядом. У нас обоих было либеральное мышление: к примеру, мы были членами клуба нудистов «Саншайн» и регулярно выезжали с ним на выходные, беря с собой Викторию. Наш отдых был полон невинных развлечений детей и взрослых.

Тем не менее я никак не ожидала, что через неделю окажусь в постели с едва знакомым парнем. Я его не искала – хищником оказался он, друг моей подруги, интересовавшийся лишь тем, чтобы обаять, завоевать и бросить. Он был чрезвычайно вежлив, что отличало его от всех мужчин, с которыми я была прежде близка. В восторженных тонах я написала Хэлу о нашей встрече, поблагодарив за презерватив. Он ведь действительно пригодился!

Хэл был глубоко ранен. В кратком письме он писал о своем полнейшем разочаровании. Я смутилась, но теперь думаю, что удивляться не стоило. Я решила более осторожно обходиться с чувствами Хэла и держаться подальше от других мужчин.

Правда, я не принимала в расчет Билла, еще одного нудиста, желавшего, чтобы я признала существование между нами особой связи. И она действительно была. Биллу нравилась моя необыкновенная элегантность, а я восхищалась его галантностью. У нашего взаимного влечения было множество тонких аспектов. Я наслаждалась этим притяжением, но не понимала, почему оно не может оставаться нефизическим. Билл был старше, выше и умнее меня, к тому же женат – и счастлив в браке.

Во время одной из встреч мы с Биллом живо обсуждали политику, его любимую тему. Я вышла его проводить, и тут он внезапно взял ситуацию в свои руки. Прижав меня к стене коридора, он заглянул мне в глаза, а его руки подняли мою юбку и стянули трусы. Именно его ясное намерение, отсутствие агрессии и эгоистической похоти удержало меня от сопротивления. Мягкие серые глаза излучали нежность, лицо было добрым, а на волнистые волосы падал свет, окружая их нимбом. Он вошел в меня, когда мы оба стояли. Я преисполнилась внезапного блаженства и вцепилась в него. Откуда он узнал, что я не откажу ему? Это доказывало, что истинная любовь существует и над ней не властна никакая мораль.

Как ни странно, эта единственная сексуальная связь объединила меня с Биллом на всю жизнь, несмотря на мою тогдашнюю преданность Хэлу и пожизненную любовь Билла к своей жене. Билл ничего не скрыл от нее – для него супруга была самым дорогим человеком во всем мире, и я осталась их другом. Последние двадцать три года мы с Биллом поддерживаем регулярную связь. Я считаю его настоящим рыцарем. Для него же я – истинная Дама Сердца. Мы навсегда запомнили тот единственный акт любви.

ХЭЛ РАБОТАЛ чертежником-электриком, я снова преподавала, и тут жизнь преподнесла еще один сюрприз, словно посланный сверху. Зимой 1979 года я закончила курсы массажа в Брисбейне, после чего меня пригласили работать в новую пригородную клинику.

Я провела там шесть месяцев, получая довольные отклики клиентов, говоривших, что у меня дар – особое прикосновение, позволяющее им мгновенно почувствовать себя гораздо лучше. Некоторые мужчины реагировали на массаж сексуальным возбуждением, несмотря на отсутствие у меня каких бы то ни было намерений, и я, дурачась, шлепала их по ягодицам, подсмеиваясь над эрекцией. От меня требовалась все большая серьезность, чтобы контролировать ситуацию.

В конце концов, я сдалась. Я пыталась скрыть происходящее от владелицы, но экстатические звуки проникали сквозь стены. Она ничего не сказала, но повысила плату за комнату. Тогда мне стало ясно: если я хочу сэкономить деньги и избежать грядущих проблем, работать надо одной.

Я хорошо выучилась и умела делать массаж, зная все тонкости этого ремесла и памятуя о своем даре прикосновения. Вскоре я стала королевой массажного салона – я работала в уютной пристройке на заднем дворе. Хэл не возражал, поскольку я не занималась с клиентами сексом. К тому же, что бы там Хэл ни чувствовал, превыше всего он ценил свое либеральное мышление.

В конце 1979 года мы с Викторией и Хэлом вернулись в Перт, чтобы быть ближе к его матери. Вскоре приехали Джеймс и Каролина, и мы снова поселились все вместе в том же доме. Каролине было почти семь, она пошла в местную школу. Она росла здоровым, живым ребенком, радуясь тому, что ее мама снова рядом. Однако они с Викторией все еще не ладили, постоянно затевая потасовки. Когда они выросли, то признались мне, что считали друг друга конкурентами в борьбе за мамину любовь и очень ревновали.

Я продолжала заниматься своим бизнесом, устроив массажный салон прямо в доме. Я делала клиентам эротический массаж, если они того хотели, но не соглашалась на полноценный сексуальный акт или на то, чтобы меня трогали. Я настаивала, что эротический массаж в таком виде не повлияет на наши отношения с Хэлом, и он не жаловался. Примерно в то же время я сделала операцию по перевязке маточных труб, избавив себя от необходимости принимать противозачаточные средства. Сознательно я еще не отдала предпочтение промискуитету, но как можно строить планы, если мы таим секреты даже от самих себя?

ЕСЛИ б только я не расставалась с Хэлом!

После занятий любовью, когда я лежала, ощущая его прикосновение, легко дыша и чувствуя абсолютное удовлетворение, он казался именно тем, кто мне был нужен. Я любила его присутствие, его успокаивающую, нежную ауру.

Друзья приносили нам сломанную электронику и просили Хэла починить аппаратуру. Он клал на нее руку, и этого обычно хватало, чтобы она заработала. Хэл очень любил расслабляющую музыку и записывал все программы Ярослава Коварисека, транслировавшиеся глубокой ночью на радиостанции Эй-би-си. Кроме того, Хэл был самым внимательным и совершенным моим любовником – идеальным сексуальным партнером.

Так почему же я ушла от него? Что нам известно о нашем подсознании, воле которого мы вынуждены следовать, об этом чертеже, спрятанном в глубинах нашей души? Силы за пределами моего понимания и контроля постоянно давали о себе знать и безошибочно управляли событиями. Некоторые назовут это волей Господа, но это может оказаться и постоянное человеческое стремление к росту, желание окунуться в хаос, чтобы обрести там большее совершенство.

Хотя, возможно, все было гораздо проще. Нет человека без недостатков. И женщина не сможет оставаться с мужчиной, если она не готова к ним приспособиться. У Хэла были черты, повергавшие меня в ступор.

Он был пацифистом, что выражалось, помимо прочего, в том, что он не терпел ограничений в воспитании нашей дочери.

«Карманные деньги Виктории – это мой подарок, – говорил он, – и его нельзя использовать для того, чтобы она лучше себя вела. Ты ведь знаешь, что мне противно учить детей даже говорить «спасибо» и «пожалуйста». Вежливость должна вызреть в них естественным образом, или мы растим детей-обманщиков».

Поэтому Виктория могла грубить и не выполнять свои домашние обязанности. С моей точки зрения, карманные деньги она считала наградой за плохое поведение, появлявшейся регулярно и в большом количестве независимо от того, что она сделала или чего не сделала.

Хэл никогда не терял выдержки, когда я выходила из себя. Он мягко смеялся, наслаждаясь своей властью. Он видел в моих глазах презрение к его нечестности и все равно издевался надо мной. Нет ничего хуже для отношений, чем презрение.

Однажды в порыве крайнего раздражения я бросила его, устроившись в доме поблизости и забрав Викторию, которая теперь училась в школе. По прошествии нескольких месяцев я сдалась и вернулась. Потом снова уходила или прогоняла его. Так продолжалось двенадцать лет: разрывы длились все дольше, дочь иногда жила со мной, а иногда с отцом, но однажды он положил этому конец.

«На самом деле я никогда тебя не любил», – сказал он за неделю до того, как женился – чего, по собственному его утверждению, никогда не собирался делать, – на женщине двадцатью одним годом младше меня.

Божья жрица любви

СНОВА оказавшись одна, я могла спокойно заниматься клиентами и собой. Но для работы мне требовалось вдохновение, новый уровень понимания. Я начала искать хороший источник мотивации. Если человек вынужден создавать положительный мотив, не может ли он скрывать иные, менее благородные? Если он испытывает потребность в оправдании своих желаний, не сомневается ли он в них? Я не желала копать настолько глубоко. Я просто хотела понять, что именно хочу выразить, найти слова, зримый образ, обрести идеал.

Неожиданно для себя я обнаружила его на проходившей в Перте выставке древних китайских ваз. Меня заворожили рисунки на их круглых боках: китайские жрицы, полностью одетые, но явно занимающиеся сексом с возбужденными мужчинами, похожим на путешествующих купцов.

Внезапно в моей голове сложилась история, которая объясняла всё. Она начиналась с того, что эти купцы оказывались далеко от дома, путешествуя по стране пешком или на вьючных животных. В древнем Китае мужчинам, нуждавшимся в женской чи, чтобы уравновесить свою энергию, не возбранялось посещать жриц. (Я не знала, вправе ли их жены запрещать им подобные посещения.) Да, решила я, вот чем это являлось для мужчин: приведением их энергии в равновесие, причем гораздо более полезным способом, чем мастурбация, когда нет обмена с женской силой. Это была простая, естественная истина, так не похожая на отношение к сексу в западном мире, ухудшившееся после веков религиозного прессинга.

Дальше моя история рассказывала о том, что жрицы нуждались в мужчинах для собственных целей. Они медитировали посредством сексуального акта, попутно зарабатывая себе на жизнь.

В этой игре были свои правила. Жрице и ее клиенту требовался верный эмоциональный подход, чтобы вызвать к жизни желанные психические и духовные энергии. Благодаря своему уважительному отношению торговец мог разделить и получить выгоду от духовного экстаза жрицы, говорила я себе, приходя все в больший восторг и испытывая лихорадочное возбуждение от растущей уверенности в целях моей собственной работы.

На вазах изображались и более молодые люди. Ученики, решила я. Итак, одинокие учащиеся также могли нуждаться в услугах жриц. Эти китайские студенты не были неотесанной деревенщиной и благодаря сексуальной связи со жрицами становились все более утонченными. Целью секса было не потакание собственным прихотям, а обретение невозмутимости духа. Вот это да! Развернувшийся в воображении фильм вскружил мне голову, кровь быстрее заструилась по жилам – теперь меня ничто не остановит.

Такая фантазия меня устраивала, и в этом была моя цель, хотя, возможно, в ней действительно могла крыться доля истины. Были ли в Китае такие жрицы? Возможно, буддийские монахини? Однако достоверность была не важна: с тех пор я воспринимала себя как женщину, служившую своим клиентам из чистого желания сбалансировать их энергию, предлагая для этого драгоценную женскую влагу. Мужчины покидают Божью жрицу любви, обретая покой, благословение и очищение, – она пробуждает в них все самое лучшее! Они, в свою очередь, приносят пользу и мне.

Творческие потоки легко текли из моего сердца и тела. Из рук изливалась благодать, из влагалища – нектар. Мне нравилось прикасаться и доставлять удовольствие, нравилось, чтобы в ответ меня касалось много разных рук, языков и тел. Я узнала, как занимаются любовью разные мужчины, и восхищалась тем, как мягко и уверенно они умеют управлять женщиной, если я им это позволяла. Если им не хватало сексуального воображения, я помогала его расширить. Не было позиции, которую я бы отвергала: на краю массажного стола, на полу, в кресле, у стены. Или в душе. Я любила мыть некоторых своих клиентов, ощущая, как мыло чувственно скользит между нашими телами. Меньше всего я любила миссионерскую позицию: она не доставляла мне приятных ощущений. После расслабляющего, чувственного массажа я предпочитала забраться на стол и усесться на клиента верхом, к чему он был более чем готов.

Работа меня не утомляла, пока в отношениях с мужчинами я оставалась объектом их вожделения. Когда шейку матки массировал лингам подходящего размера, я испытывала блаженство и получала значительно больше, чем отдавала клиенту. Однако несмотря на это я занималась сексом не со всеми, выбирая лишь тех мужчин, которым доверяла и к кому испытывала влечение. Большинство клиентов получали обыкновенный качественный массаж и эмоциональную разрядку.

Было чрезвычайно приятно, если клиенты хотели сделать массаж мне. Мне платили за то, чтобы я получала наслаждение! Некоторые этому обучались, другие просто хотели погладить мое тело и удовлетворить мою жажду чувственного удовольствия от прикосновений. Я знала, что для них это была возможность рассмотреть меня во весь рост, пройтись руками от ступней до бедер и самых интимных мест. Если клиенты были нежными – что являлось главным условием – и прекращали массаж по первому требованию, я была счастлива.

Моя женственность расцвела как никогда раньше. У меня не было домашних проблем, и я могла свободно блистать среди своих мужчин, быть прекрасной и нежной, заботливой и непоседливой. Чаще всего я встречалась с бизнесменами, иногда со знаменитостями, но в основном с обычными людьми: среди моих клиентов были два терапевта, стоматолог, диктор телевидения, два архитектора, водители такси, грузчики, футболисты, спортсмены, музыканты и даже один безработный мужчина, с которым я заключила особый договор. Это были немцы, голландцы, французы, китайцы, тайцы и австралийцы.

Часто меня приводили в восторг перемены, свидетелями которых я оказывалась. Усталые мужчины, входившие в мой дом, уныло опустив голову, уходили довольные и сияющие от счастья. Многие клиенты не считали себя интересными сексуальными партнерами: они могли страдать от физических недостатков и психологических комплексов; некоторые были очень низкого роста, тощими или застенчивыми, многие имели заниженную самооценку. Я старалась для них изо всех сил, и они одаривали меня своей дружбой.

Ряд моих клиентов комплексовал из-за преждевременной эякуляции. Я не могла помочь им, как ни пыталась. Мне было жаль, поскольку чувственный опыт оказывался для них практически не доступен. Я пыталась расслабить их напряженные, буквально окаменевшие тела, но простое прикосновение возбуждало их, а легкой ласки в области ягодиц было достаточно, чтобы они извергали семя. Однако они все равно возвращались, часто принося маленькие подарки, словно в качестве извинения.

Больше мне везло с мужчинами, которых считали импотентами. Часто женатые, они легко возбуждались и испытывали оргазм под убаюкивающую приятную музыку в полумраке благодаря медленным прикосновениям незнакомого человека, который никогда не говорил, что с ними что-то не так.

«Мастерство и забота» – гласила моя реклама в субботних газетах, хотя я не давала ее слишком часто. Во-первых, мне не хотелось много работать. Деньги, теперь более доступные, редко являлись моей целью. Будь это так, я могла бы организовать нечто вроде публичного дома, но такая мысль пришла мне в голову слишком поздно.

У МОИХ клиентов часто были неудачные браки, но им не хотелось проходить через ссоры и проблемы, связанные с разводом. Они привыкли не ощущать любви дома, поэтому концентрировались на работе, добиваясь успеха на профессиональном поприще и получая от этого удовлетворение, и искали сексуальных утех у незнакомых женщин наподобие меня. Браки других моих посетителей просто развалились – эти люди с разбитыми сердцами и существенно уменьшившимися банковскими счетами не желали подвергать себя риску еще больших финансовых потерь, женясь вторично. Проще и дешевле заплатить проститутке, которая никогда не состарится и никогда не будет предъявлять претензий – разве не здорово?

Некоторые клиенты попадали в зависимость от секса. Они имели жен или подруг, но им все было мало. Одним из таких мужчин был Люк. Католик, он чувствовал невероятную вину за потворство своему желанию недозволенного секса, но не мог бороться с ним. Я никогда не встречала более растерянного мужчины.

Люк говорил, что любит молодую жену и не хочет изменять ей, но их секс был обыденным и лишенным страсти. Он так ее любил, что не мог с ней заниматься сексом. Обыденная близость со своей прекрасной женой означала для Люка разрушение чего-то драгоценного, и сама мысль об этом казалось отвратительной и невозможной. Люк усвоил умом и телом, что секс – это зло, и брак не изменил этого мнения: он все равно думал о своей матери и Деве Марии, приближаясь к невинной жене. Поэтому для секса ему нужна была путана: так он мог разобраться с путаницей, царившей в его сознании.

Чем больше он обвинял себя, тем хуже ему становилось. Люк ходил на исповеди к священнику, что, как ему казалось, помогало, но только до тех пор, пока священник не признался, что сам прелюбодействует с замужней женщиной.

Люк приходил ко мне так часто, как только мог (несколько раз в неделю), – поэтому обычно ему не хватало денег. Жалея его, я стала брать с Люка меньше: его соития со мной были короткими и одержимыми. Единственное, что приносило ему нечто похожее на краткий покой, это очередное совокупление с женщиной, которую он считал полной противоположностью своей благочестивой жене. Его безумие было похоже на страстную молитву об освобождении от всего, что им владело. Думаю, он был благодарен проститутке, не отвергавшей и не презиравшей его.

Я попыталась с ним договориться. «Давай, я буду делать тебе хороший расслабляющий и эротический массаж; ты не будешь чувствовать себя виноватым и сохранишь деньги». Поначалу он согласился, но потом боролся со мной, желая заняться сексом, а один раз едва меня не изнасиловал. Я видела, что ему нужна помощь, но не представляла, что можно посоветовать, пока однажды не услышала об одном враче-психиатре, работавшем только с мужчинами. Я дала Люку всю нужную информацию, надеясь, что он ею воспользуется, но когда видела его в последний раз, он консультировался по телефону с католическим центром в Аделаиде. Надо сказать, что дьявол в его случае оказался очень упрямым.

Среди моих друзей была и тройка шизофреников. Они жили довольно далеко от моего района и приезжали вместе, экономя бензин. Маллет, самый большой из них и, вероятно, самый старший, договаривался со мной о встрече. Один за другим они заходили ко мне на полчаса, отдавали пенсионерскую плату, а после ожидали остальных, чтобы вместе отправиться домой. Я любила этих мужчин. Они были приятными, простыми и нетребовательными в общении, благодарными за все, что получали. Их тела не были такими мускулистыми, как у других мужчин, но эти люди ничего не стеснялись, чем-то напоминая больших детей.

Обычно они приезжали раз в две недели, но однажды я вдруг поняла, что довольно давно не видела их. Я позвонила Маллету (он оставил телефон своей мамы «на всякий случай»). Подойдя к телефону, он начал высоким голосом меня отчитывать: «Как ты могла так ужасно с нами поступать?» Маллет объяснил, что теперь он принадлежит Иисусу, а я – чуть ли не худший человек на планете, поскольку совращаю мужчин и выполняю работу дьявола. Мне было больно, но я поняла его.

По прошествии нескольких месяцев Маллет позвонил, чтобы договориться о встрече, на этот раз только для себя одного. Он притворился, что все остается по-старому, как и раньше, когда он еще не обрел религиозное сознание. «Что случилось, Мал– лет? – спросила я. – Я ведь плохой человек, разве не помнишь? Ты мне сам об этом сказал. Зачем ты хочешь меня видеть?»

«Я передумал», – сказал он робко и испытал явное облегчение, когда я ответила: «Хорошо, встретимся завтра».

Он снова начал приезжать ко мне, хотя я никогда больше не видела его приятелей. Я восхищалась Маллетом за то, что он нашел в себе силы выстоять, тогда как обоих его друзей поглотило чувство вины.

Думаю, у каждой проститутки есть свой страстный поклонник. Моим поклонником был подтянутый молодой стоматолог, ничуть не стеснявшийся своих невероятных сексуальных потребностей. Когда я открыла дверь навстречу этому вихрю энергии, с него тут же начала слетать одежда. Много раз я видела в фильмах это клише, но Невилл не был актером. В некотором смысле он был слишком зависим и одержим, – разница между ним и Люком состояла в том, что над его совестью не была властна никакая религия. Воплощение самой страсти, Невилл безостановочно целовал меня, одновременно подталкивая к спальне, срывая одежду и бросая ее на пол. Ему легко удавалось испытывать по шесть оргазмов за час. Я останавливала его и отправляла в ванную, когда мое утомленное влагалище попросту пересыхало. Он уходил, разводя руки для грядущих объятий, сняв галстук и все еще не застегнув рубашку.

Невилл был одним из тех немногих людей, которых я целовала. Я была очень избирательной в том, что касалось поцелуев.

Многих моих клиентов это разочаровывало, но я не могла это объяснить. Возможно, дело было в том, что с поцелуями был связан рот, та часть моего тела, что когда-то подверглась насилию. Поцелуи являлись искренним выражением моей страсти. Признательности или дружбы было не достаточно: подставить губы для поцелуя означало нечто большее, чем обмен денег на секс, – это действие отражало партнерство равных. Равная страсть, если не любовь. Если не были искренними мои губы, то и сама я могла утратить честность. Моим клиентам приходилось принять тот факт, что, когда необходимая составляющая отсутствовала, никакая благопристойность, которую они демонстрировали, не могла убедить меня подарить им нечто иное, чем дружеский поцелуй в щеку.

У МЕНЯ были постоянные клиенты, с которыми я чувствовала себя отлично. Например, Даниэль; я называла его Дэном Великим, поскольку в определенном смысле он действительно был великаном. В первый же визит он оставил большую полукруглую вмятину своим внушительным задом с одной стороны моего нового массажного стола. Это случилось, когда он одевался после душа. К несчастью, он решил присесть на короткий край раздвижного стола, чтобы надеть носки. Стол мгновенно рухнул, и задница Великого Дэна последовала за ним, в результате создав то, что я позже назвала Великим Отпечатком.

То, что массажный стол не сломался, когда Дэн забрался на него, делало честь мастеру. Я с открытым ртом наблюдала за этим процессом, едва дыша от страха и пытаясь сопоставить вес Дэна и прочность моего стола. Мне казалось, что слезать будет сложнее, но Дэн был изобретательным человеком. Он придумал последовательность перекатов и поворотов, превратив в детскую игру пугающий процесс перемещения огромной массы человеческой плоти с горизонтальной поверхности и возврата ее в вертикальное положение.

Дэн покоился на моем столе как херувим, скрывая его до самых краев в складках жира. Он спокойно указывал мне, что делать, чтобы получить максимальное удовольствие от нашего времяпрепровождения. Поскольку он страдал избыточным весом, а голос его смягчился из-за ожирения, мне показалось, что многие ему сочувствуют и жалеют, однако Дэну это не требовалось: он был изобретательным и осмотрительным человеком, очень хорошо приспособившимся к своему размеру – по крайней мере, тогда, в юности.

Он не был похож ни на одного моего клиента; никто не мог сравниться с ним, если речь заходила о простой чувственности. Дэн, размышляла я, отрастил огромную кожу, поэтому мог получать значительно больше наслаждений. Он приходил в восторг, когда я нежно гладила его шею, уши, голову, впрочем, как и любую другую часть тела. Столь безмерное удовольствие было притягательным: оно завлекало меня своим необычным очарованием, будто вход в иное измерение, где твердые объекты становятся жидкими. Моя чувственность должна была усилиться втрое, чтобы сравниться с его удовольствием. Так я входила в мир Дэна Великого.