Святые бастарды Туров Тимур
Глава 1
Громадная белоснежная яхта известного российского бизнесмена, предпочитающего жить за пределами страны, пришвартовалась к причалу Английской набережной в Санкт-Петербурге два дня назад. Событие это было отмечено как прессой, так и горожанами, но с борта никто не сходил, шабашей и дискотек не устраивал, и все успокоились.
Леня Крипич, водитель-экспедитор компании «Переезд!», припарковал «Газель» в двадцати метрах от пристани, махнул вскочившим было грузчикам – сидите, мол, – и зашагал к яхте.
По дороге у него закружилась голова, на мгновение Леня зажмурился, а в следующий момент обнаружил, что идет обратно к собственной машине.
– Как меня достало это солнце, – пожаловался он, вытер лоб рукавом фирменной куртки, развернулся и вновь направился к яхте.
Погода в этом году и впрямь разгулялась – в июле Петербург настигло настоящее лето, с жарой за тридцать, редкими долгожданными грозами, прогревшейся Невой и разве что не закипающим заливом.
Каждый следующий шаг давался Лене все сложнее. Казалось, солнце выбрало именно его макушку в черной кепке с восклицательным знаком в колесе и с садистским наслаждением плавит ее.
Мелькнула мысль уволиться, потребовать отгул или внезапно заболеть. Вспомнилась бутылка пива, что лежит дома в холодильнике. И уже совсем было решившись наплевать на все и уехать, Леня обнаружил перед собой трап, а на нем – невысокого горбоносого человека в темно-фиолетовом костюме.
– Чего надо? – с легким акцентом поинтересовался тот.
– Принять груз для ООО «Ламбер», – отрапортовал Леня.
– Груза не будет, – сказал горбоносый и, не тратя время на пояснения, зашагал вверх по трапу.
Леня повторно смахнул пот с лица, пошарил в карманах, оглядел папку с документами, слишком тонкую, чтобы вместить кирпич «Нокии», и около минуты осознавал, что забыл телефон в кабине.
Сверху до него донесся голос человека в костюме:
– Совсем озверели?
На этот раз акцента практически не чувствовалось.
В очередной раз утерев пот, экспедитор поплелся к «Газели». С каждым шагом ему становилось все легче, и, залезая в кабину, он уже почти примирился и с солнцем, и с заказчиком-дебилом, не согласовавшим все вопросы по отправке груза.
– Ну, чего? – поинтересовался один из грузчиков.
– Ничего, едем обратно, – отмахнулся Леня. – Все вокруг идиоты и пытаются на мне ездить.
Иво по привычке проснулся в семь утра. В школу было не надо – прошли уже и экзамены, и выпускной, на котором он так и не пригласил Ленку на танец, – однако привычка оказалась сильнее его.
Отец уже сидел на своей любимой табуретке, прислонившись спиной к стене и облокотившись на старый, но добротный стол без скатерти. Иногда Иво казалось, что отец никогда не спит, потому что тот ложился позже сына, а вставал раньше.
В правой руке отец держал глубокую пиалу, а рядом с левой на столе стояла початая бутылка недорогого дагестанского коньяка. Все в отце было лаконично и законченно – длинные жилистые руки, глубоко запавшие черные глаза, коротковатый засаленный серый пиджак поверх футболки с двумя зашитыми дырочками на груди. И даже сандалии, у одной из которых не хватало оторванного ремешка, тоже вписывались в его облик.
Для всех отец выглядел как алкоголик, пытающийся показать всем, что он – тоже человек, тоже нормальный. Да и вел себя с чужими людьми так же. Но притворяться перед сыном было просто не нужно, поэтому дома он во многом позволял себе быть собой.
– Доброе утро, – привычно произнес Иво и, как всегда, не дождался ответа.
К вежливости его приучали в школе, и только там. О том, что со знакомыми надо здороваться и прощаться, говорить «приятного аппетита» или «будьте здоровы», он узнал вскоре после того, как попал в первый класс.
Иво прекрасно помнил те дни, когда он, не умеющий нормально ни читать, ни писать, ни даже толком разговаривать, угодил в галдящий буйный коллектив из тридцати с лишним детей. Они уже примерно понимали, что такое дружба, как играть в прятки и салочки, даже умели в любой ситуации оправдаться перед воспитательницей или учительницей, свалив все на кого-то другого.
Все это Иво пришлось изучать методом проб и ошибок, хотя ябедничать он так и не научился. К третьему классу он выровнялся с остальными детьми почти по всем предметам, и учительница перестала уделять ему какое-либо внимание, словно поставила напротив его имени в журнале галочку – «неинтересен».
– Грязно у нас, – внезапно сказал отец.
Иво с сомнением осмотрел комнату. Эта фраза была одной из десятка, которые парень слышал от отца дома, но обычно она произносилась, только если пыль уже скапливалась по углам комками, а сейчас она еще лежала ровно, тонким слоем.
– Я приберусь.
Спорить с отцом было бессмысленно – он умел, не двинув даже пальцем, сделать жизнь сына невыносимой так, что Иво чуть ли не на стенку лез, настолько неуютно ему становилось.
Воду парень набрал в туалете в конце длинного коридора с пятнадцатью заколоченными дверьми. За шестнадцатой жили они. Привычно окунув тряпку в ведро, Иво принялся за дело.
Уборка не заняла много времени – комната была небольшой, метра три на четыре, а обстановка – спартанской. Две продавленные кушетки, добротный, но очень старый стол, несколько табуреток, крепкий высокий шкаф с множеством царапин и радиоприемник, включавшийся по собственному желанию и отключавшийся так же, – вот и все.
Иво знал, что у других людей есть холодильники, телевизоры и даже микроволновые печи. У них с отцом из техники были только приемник, электроплитка и телефон, к которому Иво строго-настрого было запрещено подходить.
Когда Иво было лет десять, он, после разговора с учительницей, подошел к отцу и спросил:
– Папа, мы – нищие?
– Нет, мы просто другие, – ответил отец.
А через несколько лет, когда у мальчишки наступил переходный возраст и его начали интересовать девчонки, Иво внезапно начал видеть гораздо больше, чем обычные люди, и понял, что отец имел в виду.
– Я ушел гулять, – эта фраза повисла в воздухе, оставшись без ответа. Так бывало почти всегда, и Иво даже удивлялся, если отец вдруг отвечал на какой-то его вопрос или замечание.
Накинув старую, но вполне еще приличную, хоть и слегка коротковатую куртку, парень вышел из дома. Вокруг барака, вросшего в землю почти по окна, зеленели клены, липы и кусты акации. Единственная узкая тропинка петляла так, что, немного отойдя от дома, Иво уже не видел даже признаков своего жилья.
В гости к ним никогда никто не приходил. Ни пожарная инспекция, ни милиция. Не забредали с расположенного рядом Смоленского кладбища алкоголики, не пытались найти клад мальчишки, не целовались в укромных уголках, которых здесь было множество, парочки.
Когда Иво было одиннадцать, у него впервые появился друг – ну или скорее приятель – заикающийся грузный пацан со странным именем Вальдислав. У него в гостях Иво был уже три раза, и приятель не раз намекал, что было бы неплохо нанести и ответный визит.
Ничего хорошего из этой затеи не вышло – еще на подходе, метров за двести, Вальдислав начал беспокоиться, затем у него скрутило живот, и в гости к другу он так и не зашел, развернувшись и совершенно неожиданно для Иво задав стрекача.
– Ст-трашно у вас т-там, – честно признался он потом. – К-как будт-то в груди лед-дышка, вначале м-маленькая, а потом все больше и больше, и т-терпеть ее вообще нев-возможно!
Вальдислав научил Иво играть в шашки и шахматы, в подкидного дурака и в «морской бой». Это были полгода, в которые Иво смог заглянуть в нормальную, обычную жизнь, посмотреть, как живут другие дети.
Он ел в гостях борщ и картофельное пюре с котлетами, разительно отличавшиеся от того, что давали в школьной столовой или готовил отец. Смотрел телевизор, с удивлением понимая, откуда берутся все те фразы, которыми щеголяли одноклассники – оказывается, почти все они звучали в кино или рекламе.
С Вальдиславом было легко и просто, и поэтому Иво очень огорчился, когда у приятеля начались приступы астмы и его родители переехали ближе к заливу, чтобы иметь возможность каждый день подолгу гулять с сыном на берегу.
Больше друзей у Иво не появлялось. В школе его считали слишком странным, соседей у него не было, ни в какие кружки и секции мальчишка не ходил – как-то так получилось, хотя он и пробовал дважды. На хоккей отец не дал денег, а их там надо было не так уж и мало, а из секции карате Иво выставили на шестом занятии, когда он довел более опытного спарринг-партнера до белого каления и тот едва не убил Иво.
«Он идиот! – кричал партнер, когда его оттаскивали. – Он на кулаки лезет, уклоняться не умеет, сам лезет!»
«У нормального человека должен быть инстинкт самосохранения, – сказал тогда тренер. – А за ненормальных я отвечать не собираюсь».
Тропинка вывела к кладбищенской ограде и мимо нее – к Смоленке, а затем и к мосту через речку. Иво всю жизнь прожил на острове, об этом ему не раз говорили, но разницы с материковой жизнью не было никакой – что ты живешь на Васильевском острове, что в Центральном районе – все одно.
Разве только на ночь летом мосты разводят. Впрочем, мостик через реку Смоленку не разводили никогда, и Иво перешел через него и оказался практически в центре города. Его окружали старинные особняки и доходные дома, четырехэтажный город, та его часть, которую распланировал еще чуть ли не сам Петр Первый, с улицами-линиями, сквериками и дворами-колодцами.
Собираясь перейти через дорогу, Иво заметил мчащийся «Мицубиси» и остановился, едва сойдя с тротуара. Машина проехала сантиметрах в двадцати от парня, резко затормозила, и из нее выскочил невысокий мужик лет сорока в аккуратном костюме-тройке.
– Ты чего под колеса кидаешься? – заорал он. – Жить надоело?
– Я видел, что вы проедете мимо, – спокойно ответил Иво. – Риска не было.
Мужик аж задохнулся от возмущения, но кидаться с кулаками на высокого парня поостерегся, а говорить тут было не о чем. Он нырнул в машину, громко хлопнул дверцей и с места, насилуя двигатель, рванул прочь.
Иво не раз замечал, что его хладнокровию, которое парню, в общем-то, ничего не стоило, удивляются все вокруг.
И когда в школе был пожар и все метались, он спокойно открыл фрамугу и вылез в окно второго этажа, спрыгнул на козырек и оттуда – на асфальт. За ним последовала половина класса, остальные предпочли выскочить за истерично вопящей учительницей в дымный коридор.
И когда перед экскурсией в Эрмитаж со строительных лесов упало ведро, Иво первым заметил его и просто оттеснил стоявших рядом одноклассниц, а через мгновение в полуметре от него всплеснулся темно-зеленый бутон масляной краски.
Были и еще случаи, когда окружающие спрашивали его: «Тебе совсем-совсем не страшно?»
«Совсем», – отвечал Иво поначалу, но после насильственного похода к неврологу исправился и стал говорить:
– Страшно конечно, но я справляюсь.
«Справляться» было совсем несложно. То, что для других мыслилось страшным, а подчас и невозможным, для Иво оказалось естественным. Пройти по краю крыши четырехэтажной школы? Легко. У парапета такая же жесткость и надежность, как и у асфальта внизу. Первым встать за жуткий фрезерный станок в кабинете труда? Не вопрос. У него отличный защитный кожух, а технику безопасности трудовик только что объяснил достаточно внятно и разумно.
Неразговорчивый и бесстрашный, безденежный и не по возрасту спокойный, Иво был загадкой не только для одноклассников, но и для более старших ребят. Но связываться с ним почти никто не решался, только в пятом классе произошел эпизод, когда трое десятиклассников решили выдоить мальчишку. Тогда Иво получил хороший урок – бывают ситуации, когда человек может сам не справиться.
Отец не интересовался, почему у сына разбита губа и заплыл глаз. Почему он стал реже ходить в школу и замкнулся в себе. Но когда Иво попросил помощи, не отказал в ней.
На следующий день троица обошла недавнюю жертву по большому кругу, и до самого выпуска парни старались не сталкиваться с ним. А по школе пошли гулять слухи о том, что Иво то ли знается с нечистой силой, то ли входит в какую-то секту, в которой все занимаются черной магией.
В версию с сектой поверили многие, она объясняла его странности. А Иво было плевать – он избавился от ежедневных: «Роди денег! Нету? Достань! Рожай, пацан, если жить хочешь!»
Задумавшийся Иво бесцельно шел по улице, глядя на себя в витрины магазинов. Там он видел худого, с виду болезненного юношу. Черные волосы, темно-карие глаза, бледная кожа – на такую с большим трудом ложится загар. Поношенная джинсовая куртка, джинсы, из-под которых видны полоски лодыжек – маловаты уже, надо новые покупать, а отец наверняка не даст денег.
Смотреть на окружающих людей не хотелось совершенно. Во-первых, потому, что всем им до него нет никакого дела, – а значит, и ему до них нет. А во-вторых, потому, что многие из них людьми в полном смысле слова никогда не были.
Иво помнил, каким шоком для него стало, когда по пути в школу в тринадцать с половиной лет – это был январь девяносто девятого – он вдруг понял, что видит гораздо больше обычного.
Среди людей попадались рогатые с треугольными лицами, остроухие, низенькие с ушами-лопухами и громадными носами. В этот момент Иво был ближе к пониманию чувства страха, чем когда-либо еще. Он таки дошел до школы, но только для того, чтобы обнаружить, что и там полно странных существ, а в параллельном «А» классе, считавшемся элитным, двенадцать детей из тридцати – не люди. В его родном «В» все были обычными. Зато классная руководительница, серьезная и основательная учительница биологии, щеголяла острыми высокими ушами, а ногти ее были плотными когтями – и это было видно даже сквозь телесного цвета маникюр.
Иво в тот день сбежал домой, чтобы вывалить открытие на отца, чтобы переложить на него ответственность, чтобы отец объяснил сыну – мол, ты не сошел с ума.
И отец в каком-то смысле не разочаровал, потому что, едва открыв дверь в комнату, пацан увидел на табуретке, с пиалой в руках, не его, а какое-то другое существо: длинные руки, худое жилистое тело, глубоко запавшие черные, без радужки глаза на нечеловеческом лице.
– Я вижу, ты теперь видишь через Пелену, – сообщило голосом отца существо. – Значит, пришло время для разговора.
В тот раз Иво узнал совсем немного – отвечать на все возникающие у него вопросы существо не стало, объяснив лишь, что да, действительно, на Земле сосуществуют больше десяти различных народов, называемых «сферами», и что большая часть людей их не видит, потому что на них действует сложное и поддерживающее себя самостоятельно заклинание «Пелена».
– Не обращай внимания, – неожиданно мягко закончило короткий рассказ существо. – Никто не будет кидаться на тебя с целью убить или съесть. А меня ты лучше и дальше называй «отец», так будет проще всем.
Иво долго переживал открытие. Он обнаружил, что у некоторых домов появились, видимо скрытые ранее Пеленой, этажи и надстройки, в некоторых окнах по вечерам словно металось пламя или показывались странные фигуры.
Старик-обувщик около Василеостровской щеголял короткими рожками, гаишный сержант, время от времени регулирующий движение на перекрестке Среднего проспекта и Восьмой – Девятой линий – острыми ушами и вылезающими из белых перчаток когтями.
Многое стало более понятным, когда Иво открыл, что директор школы, равно как и директор шефского предприятия – не люди. Они с гораздо большим удовольствием помогали своим, чем всем остальным, а детей-людей вообще слегка презирали. Но к Иво, после того как он начал видеть истину, стали относиться настороженно, и ему даже без чтения нотаций простили случайно разбитое во время перемены окно в рекреации первого этажа.
Сложнее всего приходилось с отцом. Называть его так Иво было трудно, но постепенно он привык. На какой-то момент в их отношениях возникло что-то странное, когда взрослый вроде бы чуть теплее относился к подростку, а тот встречал это настороженно и с опаской.
Однако со временем Иво загнал мысли об этом вглубь, и теперь воспринимал живущее с ним в комнате существо как настоящего отца, без каких-либо сомнений, хотя и знал, что это не так.
– Куда прешь?! – Иво едва не «вошел» в громадный стеклопакет, который четверо грузчиков пытались внести в парадное, в то время как дверь была для этого маловата.
Парень обогнул их и понял, что стоит около библиотеки, где в последние полтора месяца проводил большую часть свободного времени. Он толкнул дверь, открывшуюся с легким скрипом, вошел и прошагал мимо абонементного зала в читальный.
– Как всегда, учебники по биологии, физике, химии? – усмехнулась старушка-библиотекарь. Ее очки с толстыми линзами искажали глаза так, что они казались очень большими. Однако пожилая дама была человеком на все сто процентов.
– Да, – улыбнулся в ответ Иво. – Чтобы поступить, надо все хорошо знать. Конкурс большой.
– На медицинский?
– Ага.
Старушка помедлила, огляделась, а потом перегнулась через стойку и тихо сказала:
– Ты когда документы сдавать будешь, намекни, что готов работать с любыми пациентами. Кому именно намекать – поймешь.
– Не понимаю, – Иво удивленно посмотрел на библиотекаршу.
– Чего тут не понимать? – старушка раздраженно откинулась назад и зашептала громче и яростнее: – Я тоже все вижу, и даже кое-что могу, только не так много, чтобы заинтересовать серьезных людей. Я видела, как ты вчера смотрел на дейвона, севших позади тебя. В этом нет ничего такого, я тоже, бывает, их увидев, нервничаю. А в медицинские вузы поступить очень непросто, там в приемных комиссиях нелюди, и чужих не пускают. Им нужны врачи, которые за Пеленой видят. Что такое Пелена, знаешь?
– Знаю, – ошарашенно произнес Иво.
– Ну, так намекнешь им – мол, готов лечить всех. Они тебе помогут: и с общежитием, если надо, и спецкурсы прочитают. У меня внучка с третьего раза поступила, но ей сложнее было – она сквозь Пелену не видит. Ладно, на тебе книги, иди, читай.
Иво прошел к своему постоянному месту у окна, разложил учебники, собираясь, как обычно, чередовать разные дисциплины, чтобы не устать слишком быстро, но недавний разговор не шел из головы.
Значит, он не единственный человек, видящий сквозь Пелену. А еще, значит, есть «серьезные люди», которых можно заинтересовать, если ты что-то «можешь». Но что именно? И как?
Поразмышляв немного на эту тему, он встал и подошел к библио-текарше.
– А есть книги по всему этому?.. Ну, по Пелене и тому подобному?
– У нас нет, – сурово ответила дама, но тут же смягчилась: – В Публичной библиотеке есть, в университетских запасниках. Ты лучше пока учебники читай, потом, когда станешь врачом, многие двери сами откроются. Хороший терапевт или тем более хирург всегда имеет нужные связи.
Этот ответ Иво не понравился, но настаивать или расспрашивать о сказанном ранее он не решился. Сев на свое место, он открыл учебник органической химии и заставил себя вчитаться.
Все написанное там Иво знал, но некоторые нюансы постепенно вымывались из памяти, поэтому он еще и еще раз перечитывал учебники.
В аттестате у него из шестнадцати предметов было десять пятерок, четыре четверки и две тройки – по русскому языку и геометрии. Причем по геометрии учитель поставил низкую оценку из вредности, и даже разговор с завучем, которая вытягивала хорошистов на четверки, а отличников на золотые медали, не помог.
Когда есть захотелось уже нестерпимо, Иво сдал книги и пошел домой.
Этот прием он придумал давно – если очень хочется есть, надо начать что-то делать или куда-то идти, пообещав себе, что там-то уж точно поешь. И желудок успокаивался, покорно ожидая пищи.
По пути он купил овощи и триста граммов говяжьих костей. Отца дома не было, и парень спокойно занялся готовкой. Солнце уже давно миновало полдень, Иво поел борща собственного приготовления и успел немного поваляться с зачитанным до дыр томом «Айвенго», когда пришел отец.
Он был мрачнее обычного, в авоське тренькали две бутылки коньяка.
– Иво, нам нужно поговорить, – с ходу, даже не посмотрев на борщ, заявил он. – У тебя когда экзамены начинаются?
– Через полторы недели, – парень удивился тому, что отец столь многословен.
– Ты к ним готов?
– Наверное, да, – осторожно произнес Иво.
Ему не нравился ход разговора, он бы предпочел налить борща в миску и смотреть на то, как отец, прихлебывая из пиалы коньяк, будет есть, а потом просто сидеть, изредка поглядывая в окно. Именно так проходила большая часть времени в этом доме.
Лишь иногда, не чаще раза в месяц, а то и в два, раздавался звонок телефона. Отец брал трубку, выслушивал, говорил: «Все устраивает», а потом – когда сразу же, когда через пару часов, а когда и на следующий день – исчезал. Причем Иво никогда не замечал этого момента – вот только что отец сидел на табуретке и держал в руках пиалу, а в следующее мгновение его уже нет дома.
А через несколько часов или – очень редко – через день отец вновь появлялся на табуретке, потягивал коньяк, а в доме заводились деньги, впрочем, как правило, не очень большие. Их всегда хватало на еду и коньяк, и почти никогда – на новые вещи.
– Ты уже знаешь, что я не твой отец, настало время для более подробного рассказа.
– Зачем? – тихо спросил Иво.
– Скорее «почему?». Потому что сегодня ты уйдешь отсюда и начнешь собственную жизнь. Не перебивай! Твоего отца я не видел никогда, а мать наблюдал в течение двадцати минут, когда ее вытащили из утонувшей в Смоленке «Волги».
Иво промолчал. С детства отец приучил сына – приемного – к единственному правилу этикета, выгодному ему. К тому, что перебивать старших невежливо.
– Она была беременна тобой, причем у нее шансов не оставалось, а ты мог выжить. Ты находился на грани – и любое вмешательство выкинуло бы тебя в посмертие. Ты заинтересовал меня как опыт, продолжение исследований, которые вели мои предшественники. Проще всего их назвать моими отцом, дедом и прадедом, хотя мы размножаемся иначе, чем вы, и это все совсем не так. Я извлек тельце из трупа и выходил. Ты был моим экспериментом.
Иво, несмотря на паузу, которую он, судя по замыслу приемного отца, должен был заполнить, снова промолчал.
– Мы живем рядом с вами тысячи лет, мы пользуемся вашей культурой и вашими продуктами, мы стали частью вас и не заметили этого, – но мы вас не знаем. – Существо улыбнулось; оно редко это делало, и обычно не в самые веселые моменты. – Ты стал логическим продолжением эксперимента, который начали сотни лет назад. Сейчас я могу точно сказать, что та часть эксперимента, объект которого ты, – закончена, и пока ты не начал превращаться в мое искаженное отражение, я решил выгнать тебя.
– Отец… – не осознав еще масштаба катастрофы, пробормотал Иво.
– Называй меня «Эддинг, отпрыск Фиона». Эдуард Фердинандович – это для тех, кто меня совсем не знает, а «отец» – для человека, которым был ты до сегодняшнего дня. Иди, общайся, пробивай свой путь, достигай своих вершин. Если будет совсем плохо, то я помогу, но не жди, что сделаю это с удовольствием. Ты помнишь, как впервые увидел меня таким, каким видишь – сейчас?
– Да.
– Тогда я сказал тебе, чтобы ты продолжал считать меня отцом. Честно скажу, ставя себя на твое место, я не мог представить, как такое может продолжаться. Но ты быстро привык. Это одна из причин, по которой мы исследуем вас, людей, – ваше умение примиряться с очевидными несоответствиями. Обычные люди видят мир через Пелену, как в магазинном зеркале, показывающем клиентам то, что они хотят увидеть. Я – слаш, из черной сферы. Ты – человек, из коричневой. Есть еще белая сфера, оранжевая, серая и другие – все это тебе еще предстоит узнать. Но в первую очередь ты должен найти своих. «Коричневых», которые видят мир таким, какой он есть. Они научат тебя вашей, человеческой магии, помогут выжить и направят на нужный путь.
– Но я не хочу…
– Замолчи, – Эддинг отхлебнул коньяку прямо из горлышка бутылки, отставил ее, встал с табурета и прошелся по комнате. – Ты родился позавчера, вчера посмотрел сквозь Пелену, увидев мир таким, какой он есть, а сегодня заявляешь, что чего-то не хочешь? Твой век короток, но даже по меркам коричневой сферы ты слишком молод. Иди, добейся чего-нибудь, а потом вернись и скажи, чего именно ты не хочешь. И если, на мой взгляд, ты сможешь доказать свою точку зрения – что маловероятно, – то я выслушаю тебя и помогу.
За несколько минут Эддинг сказал слов больше, чем за пару предыдущих лет.
– Я пошел? – неуверенно спросил Иво.
– Подожди, – слаш на секунду задумался. – Я не могу выпустить тебя в большой мир, не дав пару небольших уроков. Иво, ты, хотя ничего не знаешь и не умеешь, тем не менее – маг. То есть у тебя имеется развитое тело Силы, люди, как правило, называют его «аурой», и ты можешь, хотя бы в теории, заниматься магией. Делать тебе это сейчас, когда ты не подключен к источнику, опасно, но одно заклинание я тебе покажу.
– Какое?
– Заклинание, с помощью которого ты сможешь видеть суть окружающих существ и предметов, их тело Силы. Сильного мага ты «просмотреть» не сможешь, но, во всяком случае, поймешь, имеешь дело с существом, владеющим магией, или обычным, просто выглядящим иначе, чем ты. Посмотри на меня. Для начала постарайся ощутить присутствие энергии в себе, у тебя должно получиться. Нет, не напрягай тело, просто ощути… Так. Прищурь глаза и по-пробуй взглянуть словно сквозь и мельком. Нет, не старайся, а делай! Еще раз. Еще раз. Повторяй раз за разом.
Некоторое время они упражнялись, а потом…
Иво потрясенно уставился на приемного отца. На мгновение он увидел нечто странное – словно облако вокруг слаш, повторяющее контур его тела, примерно на метр отходящее от него, с какими-то завихрениями, плотными образованиями, шариками внутри. Тело Силы было и снаружи и внутри организма, в нем просматривались органы Эддинга, они выглядели совсем не так, как у людей, – внутри приемный отец отличался от сына гораздо больше, чем внешне. Но вообще картинка получилась хотя и странной, но внутренне логичной и законченной.
– Не злоупотребляй, но в случае чего это может помочь тебе, – сказал слаш. – Дальше получится легче. Со временем ты начнешь разбираться, где в теле Силы чакры – они же энергетические центры. Как выглядят уплотнения, возникающие, если маг часто творит одно и то же заклинание. Сможешь с одного взгляда определять хронические болезни и только начинающиеся – что, как врачу, тебе будет очень кстати.
– Спасибо, – Иво почувствовал усталость, захотелось вздремнуть, но теперь для этого стоило подыскать другое место.
– Не за что. И – подарок от меня.
Слаш стоял с пустыми руками, Иво не сводил с него глаз, однако, в очередной раз моргнув, обнаружил, что в руках у приемного отца – сверток.
– Здесь книга одного давно умершего «коричневого» мага, немного денег и карта Санкт-Петербурга, по которой ты сможешь понять, где надо искать помощи. Книгу и карту постарайся изучить как можно быстрее, деньги не трать, пока не поймешь, как их пополнить. Книга для меня бессмысленна, а для тебя может стать очень полезной. Она непростая, и пока она в твоих руках, будет защищать не только себя, но и частично тебя. Большая часть магов увидит в ней простой фолиант, дорогой и интересный, но не раритетный. Принцип ясен?
– Ясен. Как ты исчезаешь и появляешься? – спросил Иво, настроенный разгадать эту тайну.
– «Отвод глаз», заклинание, – пояснил приемный отец. – Все, иди.
Иво вышел, затем обернулся и хотел спросить еще что-то, но дверь захлопнулась перед самым его носом. Восемь шагов по прямой, поворот налево, еще два шага, четыре ступеньки вниз – и парень вышел из дома, в котором провел большую часть своей жизни.
Глава 2
Небольшое кафе с вывеской «Валентина», расположенное у метро «Елизаровская», было настолько обычным, насколько это вообще возможно. Простенькие стулья из дешевого пластика, пластиковые же столы, полиэтиленовые скатерти наводили на мысль о том, что хозяева заведения не заботятся о постоянной клиентуре, рассчитывая на «самотек», которого около станции метро всегда с избытком.
Впрочем, в данный момент никого, кроме двух посетителей, здесь не было, что не слишком удивляло официантку – в середине рабочего дня такое случалось.
– Деньги принес? – поинтересовался сероглазый неприметный мужчина неопределенного возраста в белой футболке и таких же белых джинсах, сев за столик.
Напротив него располагался тип гораздо более яркий – мускулистый, ростом под два метра, с беловато-голубыми глазами. Одет он был в костюм, но пиджак и брюки из эластичного материала явно не сковывали движений владельца, и тот был готов к любому развитию событий.
– Как и договаривались, пятнадцать тысяч евро. Кстати, почему в евро?
– Евро стоят дороже, – усмехнулся сероглазый. – Ну, и Европа у нас близко, смысл брать доллары, чтобы потом переводить их в другую валюту?
– Информация с собой? – пресек эту тему мускулистый.
– Не вся, я столкнулся с некоторыми трудностями, – уклончиво ответил его собеседник, двигая через столик папку с бумагами. – Основную часть пришлю завтра или послезавтра на е-мейл, а здесь – структура «Ложи Петра и Павла» с комментариями и их связи в Москве и за границей. Наверняка не все, только то, что отслеживает наш орден.
– Ты обещал сегодня всю информацию, – мускулистый наклонился вперед, забирая папку со стола. – Не хочешь ли ты меня обмануть?
– Ты слышал о Наблюдателях, которые обманывали клиентов? – вопросом на вопрос ответил сероглазый. – И как у них после этого шли дела?
Мускулистый откинулся на спинку стула и задумался. Ему явно было что сказать, но начинать конфликт он не хотел. Подошла официантка, замерла в ожидании заказа.
– Два американо, – не глядя на нее, сказал сероглазый. – За счет моего друга.
– И два эспрессо за счет моего собеседника, – добавил мускулистый. – И посчитайте нам сразу. Спасибо.
Сероглазый уставился на собеседника, затем улыбнулся:
– А тебе палец в рот не клади.
– Да уж, не рекомендую. – Мускулистый, похоже, что-то обдумал и решил продолжить диалог: – Как ты считаешь, у «Ложи» есть слабые места? Я принес всю сумму, а ты – только часть данных, так что, думаю, я имею право на несколько вопросов.
– Слабые места? Пожалуй, только Настя. В папке есть вся информация, но я отвечу так. В «Ложе» верховодит Креон, сатра. Есть костяк «Ложи», руководители территорий и служб, их около тридцати – дейвона, джинна, сатра. У каждого из них своя сфера ответственности и свой вес в «Ложе», но все они – профессионалы и добились положения потом, кровью и интригами. Между собой они иногда грызутся, но в случае внешней угрозы объединяются сразу. А если кто-то проявит нерешительность, его уберут свои же, снизу.
Однако есть структура, похожая на службу безопасности, что стоит ближе всего к трону и при этом особняком. Это четверо верог – двое старых, Анна и Александр, и двое молодых – Стас и Настя. Настя – дочь Анны и Александра – совсем молодая, потенциально она – один из сильнейших магов Петербурга, очень хорошие задатки, участвовала во всех конфликтах «Ложи» за последние пятнадцать лет. Но у нее есть недостаток, связанный с юным для вампира возрастом и тем, что она знает, насколько сильна.
Настя, скажем так, неосмотрительна в поступках. Не только по меркам вампиров, но и по людским. Под мудрым руководством старших она – отличное орудие. В свободное плавание ее не пускают, но иногда она проявляет инициативу… И тогда ее наказывают родители. Но все тщетно, эта барышня не обладает осмотрительностью и хладнокровием своих родичей. Креону Настя нужна. Через нее Глава «Ложи» рассчитывает влиять на «красных», если те вдруг затеют собственную игру в рамках объединения.
– С Настей понятно. Есть еще кто-нибудь или что-нибудь?
– Смотря для чего, – усмехнулся сероглазый. – Для войны – одни слабые места, для диверсий – другие, а если ты хочешь стать членом «Ложи» и сделать там карьеру – третьи. Сразу, правда, отмечу – элохим в «Ложе» нет. Будут задвигать на задний план. Так что тебя интересует?
Подошла официантка с подносом и поставила на стол четыре чашки кофе: перед одним посетителем два американо и два эспрессо – перед другим.
Мускулистый достал бумажник и выложил сотенную, затем жестом предложил собеседнику сделать так же. Тот нахмурился, но деньги достал, правда, отсчитал ровно за две чашки – восемьдесят восемь рублей.
– Меня интересуют слабости конкретных магов, где они живут и за что отвечают, – продолжил беседу мускулистый, как только официантка отошла от столика.
– Кое-что есть в папке. А то, чего там нет, мне все равно неизвестно.
Мускулистый достал из внутреннего кармана пиджака пачку банкнот по пятьсот евро, перевязанных резинкой, толкнул ее через стол, взял папку под мышку, а затем встал и вышел, даже не пригубив кофе.
Оставшийся в кафе сероглазый потянулся к своей чашке, всем видом показывая, что уж он-то оплаченное выпьет до последней капли. Но как только хлопнула дверь, решительно встал и подошел к официантке.
– Запасной выход есть?
– Да, – девушка почувствовала непреодолимое желание помочь клиенту. – Я провожу вас.
Вернувшись через минуту к стойке, официантка обнаружила там пятисотрублевую купюру. А еще она поймала себя на мысли, что никак не может вспомнить лицо мужчины.
Глаза вроде были светло-голубые. Или серые? Или зеленые?
Она помотала головой, спрятала купюру в карман фартука и обернулась на колокольчик в дверях – в кафе входила молодая пара. Парень явно красовался перед подругой – такой может дать хорошие чаевые.
А может и сбежать, оставив девушку оплачивать счет.
Куда идти дальше, Иво не знал, поэтому позволил ногам шагать куда угодно. Перемахнул через невысокую в этом месте ограду лютеранского кладбища, прошел немного, пару раз свернул, затем сел на покосившуюся лавочку рядом с широким серым надгробием и раскрыл сверток.
Сверху, как и обещал Эддинг, находилась книга.
«Феофан, или Искания и Находки» стандартным компьютерным шрифтом Arial было написано на сером томе, похожем скорее на большую коробку в коричневой подарочной бумаге. Ниже размашистым почерком добавлено: «Питербурхская Книга Мертвых».
Пара попыток показала, что книга просто так не откроется.
– Мне очень надо, – настойчиво произнес Иво и вновь потянул вверх обложку. – Очень!
Книгу это не впечатлило. Иво сосредоточился и попробовал по-смотреть на нее так, как учил приемный отец. Получилось не сразу, но через несколько минут настойчивость была вознаграждена.
Книга словно ждала этой попытки и сама раскрылась – но с другой стороны, как арабская. Он пытался читать ее с конца! Иво пробежал глазами содержание, отметил заинтересовавшие его разделы – «Основы», «Питербурх, житие и смертие», «Держание Силы», «Ангелы, демоны и иные», а также странные «Юшка и мистерии», «Держание Себя», «Зверь: вымыслы».
Открыл на первом попавшемся месте.
Если напрячь глаза, то буквы выстраивались странным порядком и показывались архаичным почерком «от руки». Однако если смотреть на книгу словно невзначай, появлялся обычный шрифт, и написано все было современным языком с вкраплениями старого стиля.
«Чтобы защититься от ненужного внимания, используйте морок – наложение этого заклинания не требует большого умения и доступно почти любому. Вариантов данного заклинания есть множество, и в зависимости от склонностей и таланта можно выбрать любой или придумать собственный. Я пользовался двумя. Примитивным, скрывающим меня без остатка от глаз простых смертных, и более сложным, помогающим при поединках с искушенным противником. Первый не рассматриваю по понятным причинам, а второй являет собой оригинальную мысль и потому интересен.
Любой, заинтересованный в вашей смерти или увечье, стремится уязвить вас и увидеть после удара поверженным, – а значит, готов обмануть себя с вашей помощью. При ударе противника надо отбить его или уклониться, и делано показать, что вы раскрылись и поражены.
Сделать это надо как можно более изящно, чтобы противник не заподозрил подвоха. Если обман вам удался, дальнейшее на себя возьмет противник – он сам придумает, как именно вы поражены, какие у вас раны и что с вами происходит далее. Обман этот продлится в зависимости от вашей силы и умения, но не дольше нескольких мгновений, которые надобно использовать для ретирады либо контратаки. Способ исполнения заклинания подбирайте на свой вкус и умение».
Дальше шло практическое описание чар, не совсем понятное, но четко прописанное…
Иво задумался. Совет Феофана выглядел разумно – даже в обычной драке иногда выгодно притвориться, что ты пропустил удар. Но заклинание? Магия? И как это вообще происходит?
Молодой человек захлопнул книгу, испытывая раздражение на себя, на отца, который оказался чужим и даже в какой-то мере чуждым, на Феофана, уверенного в том, что читатель знает достаточно, чтобы понять написанное им.
– Эй, пацанчик, телефона не будет позвонить? – парень чуть за двадцать незамеченным подошел почти вплотную к Иво, что при заросшем кустами кладбище сделать было несложно.
За ним стояли еще двое, причем все трое выглядели тертыми, не особо умными и привыкшими решать свои проблемы за счет более слабых. Заготовки таких типов Иво встречал в родной школе, и общение с ними было подчас болезненным и неприятным.
– Да, сейчас, – Иво отложил сверток и медленно поднялся.
Телефона у него, естественно, не было – вообще, в классе из тридцати двух человек мобильники имелись только у четверых, и показывали статус родителей своих владельцев четче, чем лакмусовая бумажка – кислоту.
Иво, делая вид, что шарит по карманам, осторожно осмотрелся. Можно было попробовать сбежать – с приличными шансами. Но тяжелая ноша помешает ему – значит, придется оставить сверток с подарками Эддинга, лишиться книги, карты и денег. Даже мысль об этом казалась неправильной.
Он ударил первым, и получилось удачно – хук снизу в подбородок слегка смазался, кулак угодил в нос противнику, и тот с мычанием упал.
Остальные двое тут же кинулись на Иво. Это были не сверстники, готовые захлебнуться от бурлящей внутри агрессии, а взрослые шакалы, привыкшие наносить подлые удары и нападать гуртом.
Иво бил беспорядочно и получал в ответ, пытался увернуться и снова напасть, а потом, когда его чуть не свалили с ног, вдруг решил использовать прием, описанный Феофаном. Это было мгновенное озарение – уйдя от подножки, воспитанник слаш вспомнил описание в книге (оно оказалось на этот раз четким и ясным, как химическая формула) и мысленно надавил на противника, уверяя его, что жертва упала.
Этот момент он запомнил надолго – словно совпали элементы головоломки, и беспорядочный хаос мыслей сменился четким, направленным усилием. Хулиган с криком пнул воздух в том месте, куда должен был упасть Иво. Второй растерянно смотрел то на стоящего противника, то на место, куда тот вроде бы свалился, а потом замотал головой, развернулся и побежал.
А несостоявшаяся жертва аккуратно подсекла увлеченно пинающего воздух агрессора, подхватила сверток и помчалась в другую сторону.
Отбежав на достаточное расстояние, Иво неожиданно почувствовал, что совсем недалеко происходит что-то странное. Ощущение было похоже на болезнь с высокой температурой, когда бросает то в жар, то в холод, но все это накатывало не изнутри, а снаружи, причем с определенного направления.
Сориентировавшись, парень осознал – что-то происходит в том месте, которое он до недавнего времени называл домом.