Святые бастарды Туров Тимур
– Я думал, мы отдадим его «Ложе»… – посетитель замялся.
– Мы – Таккати, он – Каддаги. Если мы выдадим его «Ложе», то получится, что выдали мы чужого гр-хч-сг-от, то есть действовали как наемники. Что ты пообещал той безумной верог, когда она перевернула тебя вверх ногами и собралась выпить твою кровь?
– Что мы обязательно разберемся с этой проблемой.
Вождь довольно улыбнулся – не зря он поставил этого парня главным на «Южном Маршале»!
– Ты все правильно сделал. Мы разобрались с этой проблемой. Тек-Чат сказал что-нибудь интересное?
– Он многое нам открыл. После нападения он вместе с другим Каддаги, Лан-Рином, обманом захватил тех, с кем нападал на Одиннадцатый равелин, и продал их сатра из клана Акалон.
– Почему не «Ложе»? – удивился Жас-Так.
– Он боялся, что ему не простят участия в атаке. Готов был продать кому угодно, у него были выходы на глав нескольких объединений. Сатра предложили высокую цену. Один из пленников, маах'керу, смог каким-то образом сбежать, а затем ограбил Тек-Чата.
– Как интересно они все живут, ай-ай, – усмехнулся вождь. – Вот что. Тек-Чата мы никому отдавать не будем, впрочем, и убивать также не будем. Спрячем его подальше, а потом кому-нибудь подарим. Кому-нибудь, кому он будет нужен и кого мы не очень любим. Эта гадюка станет отличным подарком!
В первое мгновение, осознав, что штору в окне сдвинул некто невидимый, Иво решил, что это Маж, однако сразу сообразил, что такое маловероятно. А вот на пользующегося «отводом глаз» Лан-Рина, умудрившегося как-то нейтрализовать троих «гостей», неведомый маг тянул вполне уверенно.
Присмотревшись, воспитанник слаш обнаружил, что видит тень Часовщика, не замечая его самого. Иво бросился вперед и с разгону ткнул рукой туда, где, по его расчетам, должна была находиться голова Лан-Рина. Удар прошел по касательной, что-то упало, парня развернуло, и, лишь уткнувшись в стену, он смог сохранить равновесие и оглянуться.
Напротив него на асфальте сидел самый маленький взрослый Часовщик, какого когда-либо видел Иво. Ростом он был едва ли метр тридцать, и именно поэтому удар прошел выше – тень не давала полного представления о габаритах «желтого».
Часовщик злобно посмотрел на Иво, небрежным жестом кинул в него «заморозку» и, не глядя на результат, подхватил две объемистые спортивные сумки, каждая из которых была едва ли не больше него самого, и бросился в улочку, пересекающую Владимирский проспект.
Воспитанник слаш умудрился отклониться от несущегося на него заклинания и ощутил только ледяное дуновение около щеки, а, прикоснувшись к парику, почувствовал, как ломаются рыжие волосы.
Вдалеке послышался вой сирены.
Парень кинулся вслед за неожиданно шустрым противником, которому, правда, мешали громадные сумки, в десяток гигантских шагов догнал его и толкнул в спину. К удивлению Иво, Часовщик не упал, а бросил перед собой одну из сумок, ловко перекатился через нее, повернулся и сделал резкий жест рукой.
Иво уклонился и вновь бросился на Часовщика. Тот, однако, больше не собирался отступать – он сжал левой рукой правое запястье и торжествующе взглянул на человека. Иво не почувствовал абсолютно ничего и, заканчивая бросок, схватил Часовщика за грудки.
Сзади, на Владимирском, совсем близко выла сирена.
На лице Лан-Рина мелькнула паника. Часовщик нырнул к асфальту, оставляя в руках Иво старенький пиджак, извернулся, схватил обе сумки, вытащив одну из них из-под врага, и готов был бежать, когда парень схватил его за штанину.
Иво совсем не удивился бы, если бы Лан-Рин выскочил и из штанов, но Часовщик запнулся и упал, стукнувшись лбом об асфальт.
– Всем стоять, милиция! – заорал кто-то со стороны Владимирского.
– Суки, обложили, – сдавленно пожаловался Часовщик.
Он, кряхтя, поднялся на корточки, затем резким движением высвободил ногу, схватил одну из сумок и рванул по улочке, непонятно зачем на каждом третьем шаге отпрыгивая то влево, то вправо.
– Держите вора! – заорал Иво первое, что пришло на ум.
Мимо него протопали двое полных и невысоких милиционеров. Первый только бегло глянул на парня, и ни один не обратил внимания на вторую сумку, лежавшую между ним и стеной.
Иво схватил сумку и под неодобрительным взглядом старушки, стоявшей на другой стороне улочки, направился обратно к машине.
Рядом с вяло порыкивающей «шестеркой» стояла новая «девятка», раскрашенная белым и синим и с внушительной надписью «УВО» на багажнике. А из подвальчика тем временем выходили Вереск и Маж – на этот раз видимый, хотя и не очень хорошо из-за обычной для альвов туманной дымки. Они тащили на себе Атаниэля, все трое выглядели побитыми и были в серой пыли с головы до пят.
– Иво, за руль! – крикнул Маж.
Воспитанник слаш закинул сумку Лан-Рина в салон, обежал машину и сел на водительское место, подумав, что сейчас, наверное, не время говорить о том, что водительских прав у него нет и ездить он не умеет.
Через пару секунд Атаниэля впихнули на заднее сиденье. Рядом с ним расположился щуплый альв, на переднее пассажирское сел Вереск.
– Поехали, – подбодрил он Иво.
– Я водить не умею, – признался воспитанник слаш.
Маж горестно простонал.
– Давай я сяду, правда, с механикой я почти не ездил, – предложил оборотень.
И в этот момент сзади и сбоку подъехали еще два автомобиля – один с надписью «УВО», а второй – «ППС», причем если в первом сидели обычные милиционеры, то второй был под завязку набит крупными ребятами в полном обмундировании, включая каски, бронежилеты и автоматы.
– Руль вправо до упора, – хладнокровно сказал Вереск. – Крайнюю левую педаль вниз. Рычаг передач чуть влево и вперед до конца.
Иво, которому происходящее нравилось все меньше и меньше, тем не менее выполнил указания.
– Медленно отпускаешь левую педаль, как только машину начнет потряхивать, нажимаешь правую, затем левую отпускаешь до конца.
– Выйти из машины, руки держать на… – заорал один из ментов, тыча автоматом в сторону Иво.
Что еще он хотел сказать, воспитанник слаш не услышал, потому что, выполняя приказы Вереска, в этот момент почувствовал, как и так трясущиеся «Жигули» начали вздрагивать словно в предсмертных конвульсиях, и нажал на «правую педаль».
Автомобиль взял штурмом невысокий поребрик и рванул в стену ближайшего дома. В последний момент Иво успел выкрутить тяжеленный руль, и помчался по тротуару, успев отметить, как быстро могут отпрыгивать люди, когда им грозит попасть под колеса.
– Давай налево, – спокойно предложил оборотень. – Пока никого не сбили.
Иво послушно крутанул руль, который на этот раз поддался легче, выехал на дорогу между двумя какими-то очередными автомобилями и едва не развернулся в борт встречному автобусу, успев в последний момент выровнять машину.
Оставшийся сзади автобус резко затормозил, перегораживая обе полосы.
– Правую педаль отпускаешь, левую педаль в пол, рычаг назад до упора, плавно опускаешь левую педаль, нажимаешь правую…
Иво бездумно выполнил указания.
– Я научился водить машину, – нервно рассмеялся он.
– Не научился, тутти-ту, пока не остановишься, – не менее нерв-но откликнулся сзади Маж. – Почему они не стреляли, тутти-там?
– Потому что там были люди, – ответил Вереск. – Я знал, что полицейские не откроют огонь в центре города.
– Ты не знаешь наших полицейских, – глухо заметил с заднего сиденья очнувшийся Атаниэль. – Что случилось?
– Чуть позже, тутти-ту, – альв тронул плечо Вереска. – Я сейчас с помощью иллюзии поменяю цвет нашей машины на черный, а ты пока научи Иво, как можно затормозить и припарковаться.
– Нажимаешь центральную педаль… – начал было оборотень, и Атаниэль тут же вскинулся:
– Не слушай его!
Но было поздно. Иво уже выжал тормоз до конца, машина клюнула носом и заглохла. По левой полосе с яростным ревом сирен, едва не снеся «шестерке» зеркало, пронеслись одна за другой четыре милицейских автомобиля.
– Успел, тутти-ту, – пробормотал альв. – Оттолкайте машину в какой-нибудь двор.
Однако Атаниэль решительно отказался бросать автомобиль и настоял на том, чтобы его пустили за руль, а затем толкнули «шестерку».
Двигатель завелся быстро. Иллюзию, благодаря которой машина не только поменяла цвет, но еще и стала выглядеть гораздо более красивой и новой, Маж снимать не стал. Все сели по местам, и Атаниэль повел драндулет через дворы и узкие улочки, лавируя между припаркованных автомобилей.
– Так что случилось? – поинтересовался элохим. – Я помню только, как подошел к двери.
– Вообще не помнишь, тутти-ту? – удивился Маж. – Ты ворвался с криком: «Я тебе припомню стояние на реке Угре», с ходу разбил две витрины, видимо, тутти-там, чтобы создать необходимую атмосферу, затем схватил Лан-Рина за шиворот и потребовал, чтобы он сказал, где его деньги, тутти-ту.
Вереск что-то проворчал.
– Что ты сказал? Я из-за отсутствующего глушителя ни хрена не слышу! – заявил Атаниэль.
– Я сказал, что после того, как ты потребовал деньги, я хотел выйти из помещения, чтобы не участвовать в грабеже! – отозвался недовольный маах'керу. – Мне показалось, что это слишком нечест-но – забирать деньги у маленького, слабого и несчастного Часовщика, да еще втроем.
– Не такой уж он и слабый, – возразил Иво, вспомнив юркого и на удивление сильного Лан-Рина.
– Мы это уже поняли, тутти-ту, – ответил c сарказмом Маж. – Так или иначе, но Вереск остался и попросил, чтобы Часовщика не били и дали ему возможность оправдаться. Лан-Рин сказал, тутти-там, что его заставил участвовать в деле Тек-Чат, у которого на Лан-Рина имеется компромат, кроме того, они какие-то дальние родственники и отказаться не было никакой возможности, тутти-ту. Лан-Рина подвела жадность – когда мы пришли, он выгребал из столов и витрин последние телефоны и батарейки, притом что, насколько я понял, тутти-там, магазин он арендует и давно уже не платил хозяину.
– Атаниэль отпустил Часовщика по моему требованию – я думал, что он все равно никуда от нас не денется, – с легким чувством вины добавил Вереск. – Лан-Рин начал торговаться, предлагал нам вначале десять тысяч долларов, потом двадцать, потом тридцать. Я сказал, что он получил от сатра шестьдесят тысяч, и он согласился отдать нам шестьдесят при условии, что остальные его деньги мы не тронем.
– Атаниэль хотел забрать все, тутти-ту, – рассмеялся Маж, обращаясь скорее к Иво. – Но Вереск не дал, сказал, что мы не грабители. Лан-Рин достал ключ, подошел к сейфу, попросил отвернуться. Все, тутти-там, в том числе и Вереск, отказались.
– Не стоит путать честь и идиотизм, – прокомментировал маах’керу. – Впрочем, выяснилось, что мы все равно ошиблись. Лан-Рин, открывая сейф, то ли что-то нажал, то ли активировал заклинание. На нас упал потолок.
В этот момент Атаниэль въехал в какой-то глухой двор, проследовал в дальний его угол и осмотрелся – никого вокруг не было, от единственного въезда их закрывали деревья.
– Вроде бы никто нас не преследовал, – сказал он. – Итак, причиной моей амнезии является рухнувший потолок?
– Да, тутти-ту, – усмехнулся Маж. – На самом деле это был просто слой штукатурки в пару сантиметров толщиной. Ты, как самый высокий, тутти-там, принял основной удар, Вереск успел упасть на колени и получил совсем немного, я гораздо ниже вас и потому вообще отделался парой царапин. Но когда посмотрел на Лан-Рина, тутти-ту, его уже не было, сейф открыт, внутри лестница вверх ведет. Я думал туда влезть – но там какое-то хитрое заклинание стоит, подробно рассматривать времени не было, тутти-там, и всякое желание преследовать Лан-Рина пропало…
– Дальше я расскажу, – вмешался Иво. – Он вылез через окно первого этажа, невидимый. Я заметил его тень и попытался остановить, но он верткий, как черт, кинул в меня «заморозку», еще что-то пытался сделать, при этом тащил две сумки. Если бы не милиция, не знаю, кто бы победил.
– Один на один он мог одолеть любого из нас, – заявил Вереск. – Он абсолютно бесчестен.
– Я тоже, – небрежно заявил Маж, – когда дело касается – врагов.
– Но он старше и опытнее, – настаивал Вереск. – Иво говорит, что «желтый» применял магию, а с нами прикидывался бедным-несчастным. То есть он четко знал, когда и что делать, у него были и отработанные схемы ухода. Если бы не жадность, он давно уже был бы далеко. Впрочем, он и так наверняка ушел от вашей полиции и унес свои сумки.
– Одну, – заметил Иво. – Вторая вот.
Он ткнул пальцем в спортивную сумку с надписью «Рибок».
Маж тут же заинтересованно потянулся к ней и расстегнул – молнию.
В сумке было три отделения – в самом большом лежала одежда на рост маленького Часовщика. Причем он явно собирался куда-то, где в июле холодно – теплый пуховик, два комбинезона, две пары мокасин. Было здесь и термобелье, и тренировочные штаны, и несколько маек.
Во втором, поменьше, лежали два блестящих от смазки пистолета, несколько обойм к ним и ракетница с набором ракет. В третьем находились два комплекта документов – паспорт обычный и заграничный, водительские права. Один комплект был на имя Леонида Аринина, второй – на имя Леона Тер-Аганяна.
Под паспортами в третьем отделении нашлась небольшая шкатулка с двумя десятками мутных камушков.
– Алмазы, – сразу определил Атаниэль. – Неограненные. Самый большой – карат на пятнадцать, наверное. Если сделать из него бриллиант, тысяч на сто долларов потянет, может быть. Хотя я не большой специалист, вот к дяде Равэлю со всего СНГ приезжают консультироваться, он эти камни и знает, и чувствует, и баек про них рассказать может сколько угодно.
– Что может стоить эта кучка, тутти-ту? – поинтересовался Маж.
– В таком виде, да еще без контактов? Пулю в лоб. Точнее, четыре пули – я ведь с друзьями! – Атаниэль расхохотался. – Алмазы – это закрытый рынок, от них вообще-то легко с ума сходят. Даже опытные ювелиры, бывает, трогаются. Дядя Равэль никогда без алмаза спать не ложится, обязательно под подушку положит, привыкает к нему, разговаривает с ним. А попробуешь сказать, что это же так, просто камушек – и видно по лицу, что собирается тебе в морду дать, вот только пальцы повредить боится.
– И что? – спросил Иво. – Их нельзя продать какому-нибудь Часовщику?
– Атаниэль прав, тутти-ту, вход на любой закрытый рынок чреват быстрой смертью – и неважно, что ты продаешь – наркотики или оружие, уран или краденые чертежи нового двигателя, тутти-там. Тебя должны хорошо знать, иначе риск слишком велик и проще после сделки тебя убить. И проще, тутти-ту, и дешевле. Один камушек можно было бы сбагрить по дешевке, но за партию краденых алмазов немногие могут заплатить, тутти-там, а те, кто может, тебе не понравятся. У «Ложи Петра и Павла» есть подобные контакты, и они занимаются в том числе и самой разной контрабандой. Я точно знаю, что когда дело касается одноразовых сделок, они предпочитают устранять контрагента.
– И что теперь, выкинуть их, что ли? – возмутился Иво.
– Нет, конечно, – ответил Атаниэль. – Когда разбогатеем, отдадим их дяде Равэлю в огранку, а потом сделаем каждому по перстню.
– А дядя Равэль не купит их у нас? – поинтересовался Вереск.
– Дядя Равэль – ювелир, а не миллионер, – ответил элохим. – У него четыре дочери и два больших кредита. И, что характерно, ни одного собственного алмаза или бриллианта, хотя он их любит больше, чем дочек.
На этом разговор иссяк.
Иво занялся собственной внешностью. Использовать парик для маскировки больше было нельзя, он привлекал внимание гораздо сильнее, чем сам воспитанник слаш, поэтому пришлось его снять.
Впрочем, и альв смотрелся не особо – обычная его дымка скрывала Мажа от взглядов весьма условно, сквозь нее можно было понять, что ее обладатель побывал в переделке.
Лучше всех из четверки выглядел Вереск – подросток-оборотень то ли умудрился хорошо отряхнуться, то ли просто был из породы тех, кто может пройти по грязи, не замарав ног.
Хуже всех пришлось Атаниэлю. Именно об его макушку раскололся хоть и не толстый, но тяжелый слой штукатурки. Иво подозревал, что если бы такая штука упала на него, он бы умер прямо там, – а элохим был еще в состоянии вести машину и вполне осмысленно разговаривать.
– Надо искать квартиру для базы, тутти-ту, – сказал наконец Маж. – Даже если мы ночью найдем источник Феофана, в чем я до сих пор сильно сомневаюсь, после долгого заплыва мы все устанем. А если, тутти-там, ничего не найдем да еще полночи от погони удирать будем, то потом свалимся прямо на улице.
– Я позвоню, – сказал Атаниэль.
– Кому? – полюбопытствовал Вереск.
– Трориэлю, это бригадир моих альпинистов, парень надежный и многим мне обязан, – элохим уже набрал номер и приложил трубку к поцарапанному уху. – Алло, Трорище? Привет еще раз!
– Тек-Чат тоже тебе многим был обязан, – проворчал Вереск.
Тем временем Атаниэль попросил Трориэля прислать эсэмэску с контактом агента по недвижимости.
Через минуту элохим набрал полученный номер и за десять минут подобрал два варианта жилья – трехкомнатную квартиру на Исаакиевской площади и большую мансарду на Суворовском проспекте рядом со Смольным собором. Оба варианта стоили запредельных денег, но Атаниэль заявил, что в данный момент это не имеет значения.
– Смольный – территория дейвона, клан Раджаш, тутти-ту, – сказал Маж. – Ты уверен, что у нас не будет с ними проблем?
– Они сейчас в силе, подвоха не ждут, – пояснил элохим. – Между ними и «Ложей» граница по Фонтанке, вот около нее – не особенно спокойно. Но в глубине, к тому же в стороне от штаб-квартиры клана, совершенно спокойно. Так что поехали, пристроимся.
Но вскоре стало ясно, что «шестерка» умерла внезапно и окончательно.
Иво и Вереск минут десять толкали ее вокруг детской площадки, изучив все выбоины в асфальте, но машина только натужно чихала, отказываясь заводиться. Маж отметил, что это, наверное, даже и к лучшему – машину уже видели, энергии на постоянную маскировку ни у него, ни у Атаниэля нет, а значит, передвигаться на старых «Жигулях» слишком рискованно.
Элохим еще раз позвонил своему бригадиру, и тот нашел для них телефон такси.
Пока ждали машину, Атаниэль пытался разобраться в проблемах «Жигулей», поминутно поминая разработчиков этого драндулета, их родителей, родственников и домашних животных.
Иво поглаживал в кармане «цветок», слушал разговор оборотня и альва и только постоянным усилием сдерживал себя от того, чтобы не провалиться в сон. Маж выяснял у Вереска, где и когда тот успел научиться водить автомобиль, и как получилось, что маах’керу, который обязан быть вспыльчивым и недоверчивым, так хладнокровно ведет себя.
Канадец сухо и без деталей рассказал, что его отец был убит в стычке с сатра еще до его рождения – тогда появился новый источник на территории, которая давно считалась спорной. Мать погибла, когда Вереску было десять лет. Опекуны, которых назначила хранительница закона, предполагали, что Вереск отслужит пару лет в армии, а затем пойдет работать в полицию. Там ему помогут занять определенный пост в нужном районе, чтобы он получил все необходимые связи и опыт.
– У меня жизнь лет до сорока расписана была по минутам, – то ли жаловался, то ли хвастался Вереск. – Ну, и учили соответственно – магия, компьютер, физическая подготовка, борьба, управление автомобилем и мотоциклом. Хранительница разговаривала со мной всего несколько раз. Как я понял, у нее в свое время были натянутые отношения с моим отцом, и она хотела избежать таких же со мной, поэтому я должен был жить вне стаи и при этом приносить максимальную пользу. А однажды я уснул дома, в кровати, а проснулся в тесном ящике. Перед этим нас крепко прижали дейвона из клана Маркан, было несколько столкновений, постоянно то переговоры, то погромы, то вылазки – в последних двух я участвовал, но как-то все бестолково. И я почти уверен, что на нас напали и меня просто взяли в плен. Но не исключаю, что хранительница закона продала меня.
– Нереально, тутти-ту, – заявил альв. – Чтобы маах’керу продала своего? Не верю.
– У меня незадолго до этого был с ней разговор. О том, насколько я верен стае, готов ли пожертвовать своей жизнью ради благополучия остальных, ну и тому подобное. В личной беседе я с ней немного поспорил, она словно специально пыталась меня взбесить, про мать гадостей наговорила… Я потом еще решил, что у нее и так все сложно, просто не сдержалась. А теперь вот уже не уверен, не пыталась ли она тогда саму себя убедить, что я – чужой для них.
Водитель подъехавшего такси поначалу отказался пускать в новенькую «Нексию» грязных и исцарапанных пассажиров, вытаскивавших разномастные сумки из ржавой «шестерки». Но после недолгого торга согласился, что чистка салона не может стоить слишком уж много.
Иво всю дорогу клевал носом.
Хозяйка квартиры около Исаакиевского собора, пожилая джинна, едва увидев у порога четверку кое-как приведших себя в порядок ребят, молча сделала перед собой крест из перечеркнутых рук.
– По-моему, нам не рады, тутти-ту, – констатировал альв, как только перед ними закрылась дверь.
– Она знает, кто мы, – согласился Вереск.
– Не повезло, – философски отметил Атаниэль. – Ей не повезло. Она не получит те деньги, что мы готовы были ей отдать, а ведь могла бы хорошо поторговаться.
Таксист ждал внизу. И снова Иво боролся со сном, пока они ехали, а потом тащил вверх самую легкую ношу – саквояж, добытый Вереском.
Здесь хозяином был обычный молодой мужик, который слегка смутился, увидев четырех парней, но не показал вида, а просто попросил внести залог больше оговоренной суммы. По звонку через двадцать минут подъехала агент, быстро подписали все документы, некое количество долларов перекочевало из рук Атаниэля в руки агента. Та сразу же отсчитала свою долю и отдала остальное хозяину мансарды.
Иво не успел рассмотреть помещение как следует – едва Вереск закрыл за хозяином дверь, как воспитанник слаш скинул с себя куртку, рубашку и джинсы. Даже не умываясь и едва успев положить «цветок» под подушку, как рекомендовал хозяин артефакта, он залез на высокую, почти метр от пола, кровать и мгновенно уснул.
Еремей шел между всходов, время от времени наклоняясь и выдергивая сорную траву. Сколько ни борони землю, в первый раз вспаханную, сколько ни переворачивай пласты, а все травы не выведешь, и еще не один год придется выдирать их.
Он знал, что болотник наблюдает за ним из леса, так же как знал и то, что Рел-Наг гордится своим умением бесшумно передвигаться по чащобе. Гордится ошибочно, но разочаровывать его человек не спешил.
Теперь Еремей знал, что забрался в глухие леса к северо-востоку от Пскова, и до ближайшей деревеньки здесь было едва ли не двадцать верст через трясины и чащобу. Особой тоски по людям он не испытывал, разве что хотелось порой увидеть вдалеке девку, идущую за водой.
Не потискать, не полюбиться на сеновале, а именно увидеть издалека. Как идет, словно плывет, невидимо перебирая ножками под длинным сарафаном, чуть склонившись вперед от небольшого веса двух пустых ведер на коромысле.
Этот морок особо часто возникал перед внутренним взором Еремея вечерами, когда он лежал на набитом прошлогодним сеном тюфяке в тесной землянке.
Болотники обещали помочь справить дом. Ну, скорее даже не дом, а так, домишко, и с печью пока тоже не разобраться было. В первое время придется в холодные ночи топить по-черному, а вот осенью Еремей рассчитывал поставить нормальную печь. Он уже разведал, где есть неподалеку хорошая глина и обстукивал сухостой, выбирая дрова для обжига кирпичей.
– Чего задумался? – поинтересовался Рел-Наг, выходя наконец из леса. – Чего закручинился?
– Да вот думаю, что это вы меня зимой подобрали да выходили, – слукавил Еремей.
Болотник наклонил ушастую голову, искоса глядя на человека.
Вопрос этот они обсуждали не раз, но человек так и не поверил тому, что ему говорили.
– А если я скажу правду, отстанешь? – спросил наконец ушастый нелюдь.
– Отстану, – кивнул Еремей.
– Небо коптить оставили оттого, что тебя использовать можно и нужно. Ты колдун, волшебник, – заявил Рел-Наг. – Молчи уж, что встрепенулся? Сам пока не знаешь, но в предсмертии прозрел, увидел нас такими, какие мы есть. А нас из Пскова выгнали, когда источник наш магический погас да мы на соседей вскинулись… Побили нас изрядно, не все пережили прошлое лето, а уж до этих диких мест добрались и вовсе малым числом. Здесь бабка раньше жила, ведьма, вот на слухи про нее мы и пришли, – а она лет десять как околела уже. Но источник ее магический, слабенький да в месте неудобном, остался. Ну, мы здесь и осели.
– В Пскове жили? – усмехнулся мужик. – Скажи еще, в Питербурх к царю Петру кланяться ездили! Кто ж вас, ушастых да носатых, в город пустит?
– А никто нас такими не видит, – пояснил Рел-Наг. – Кроме тех, кто магию пользует. Вот ты год назад ни в жизнь бы не признал во мне нелюдя, а увидел бы мелкого мужичка, обычного, на каком и взгляд не остановится.
– Ну, положим, не врешь, – с сомнением отозвался Еремей. – И даже положим, что я – колдун великий, силу свою не прознавший. Только вот зачем я вам нужен – никак непонятно!
Болотник потупился, переминаясь с ноги на ногу на жирной черной земле.
– Не можем мы здесь жить. Источник слабый, зимы лютые. Надо в город идти. В Псков нас никак не пустят, в Питербурхе своих волшбунов много, и если появимся там, сразу нас выкинут. Но есть при царе Петре Алексеиче человек многомудрый, очень, говорят, хитростью и разумением богатый. Вот он, если мы его своими делами заинтересуем, помочь сможет. Источников в Питербурхе много, и сильных, что ни год – новые появляются. Делят их люто, сами мы не выдюжим, а с поддержкой этого человека, может, и обоснуемся.
– Я здесь при чем? – удивился Еремей.
– Он, кроме как с людьми, ни с кем не знается, пакости разные строит, больше для смеху, но может и до смерти запутать, – пояснил Рел-Наг. – А мы тебя научим, как к нему подойти да что предложить, ты человек, тебя он не обманет. Но это потом, когда мы за тобой обмана ждать не будем. А пока – расти пшеницу.
Глава 15
С крыши Финляндского вокзала открывался не самый лучший вид – намного хуже, чем с куполов Смольного или Исаакиевского соборов, из окон Одиннадцатого равелина или из штаб-квартиры ордена Изумрудных Крыльев на проспекте Обуховской обороны.
Но Арья всегда считала, что принадлежащее ей – самое лучшее.
И она любила этот вид, как любила свою трехкомнатную квартиру и дачу в Сосновом Бору. Она помнила те времена, когда могла любить и весь Петербург, – но это было давно.
Тогда она еще не была хранительницей закона.
Город стал чужим и холодным пятнадцать лет назад, когда после провокации дейвона из клана Раджаш маги стаи втянулись в войну с «Ложей Петра и Павла» – и проиграли, отдав источник на том месте, где сейчас «Ложа» строит «Петровский форт».
Тогдашнюю хранительницу закона это поражение сломало. Она прожила еще четыре года, но это была уже пустая оболочка маах'керу, кукла, делающая все по инерции. И когда она умерла, новой хранительницей стала Арья. Она договорилась с соседями о совместной защите от «Ложи», при ней стая разбогатела и окрепла. Они начали заниматься строительством, создали с нуля банк «Росгор», который сегодня входит в десятку сильнейших в Петербурге.
Но когда «Ложа Петра и Павла» решила расширить свои владения, все это оказалось жалкой и бессмысленной возней. Креон заявил, что на место строительства «Петровского форта» напали маах'керу, предъявил двух изуродованных рабочих и неявно, но довольно прозрачно указал на их стаю как на виновников. Все, кто до этого обещал помощь и поддержку, радостно кивнули – да, это же так логично! Щенок пытается отобрать у слона свою косточку!
И когда во время празднования трехсотлетия Петербурга бойцы Креона вероломно атаковали магов стаи, никто не усомнился в том, что это была самозащита. За один час Арья потеряла почти все, в том числе и самых лучших магов. Из тех, кто мог сражаться, остались в основном самые старые и самые молодые.
Причем молодые стремились в бой. Они были готовы умереть, но исправить случившуюся несправедливость. Авторитет хранительницы, возражавшей против войны, пошатнулся.
За последние два месяца она проделала гигантскую работу, сдерживая молодежь, разговаривая с самыми умными и сильными из них, кого-то убеждая словом, кого-то подкупая.
В такое время нельзя допустить раскола в стае. Ей почти удалось. Почти.
Она смогла доказать, что можно жить и зависеть от «Ложи Петра и Павла», что так живут и Часовщики на Апраксином рынке, и джинна на Крестовском острове. Да, их последний источник формально будет принадлежать «Ложе», но стая останется жива, их дети смогут учиться магии, и рано или поздно справедливость восстановится.
А потом какие-то мальчишки, совсем еще дети, напали на Одиннадцатый равелин и смогли не только войти в него, но и выйти. И все те молодые маах'керу, кто за день до этого кивал, слушая рассуждения хранительницы закона, вдруг словно взбесились. Если смогли другие – почему не смогут они? Надо нападать! Надо кусать врага! Это можно сделать, «Ложа» ослабла, они уязвимы!
Одна случайная стычка. И никак не объяснить молодежи, что там не расчет и не логика, а чистое везение! Арья прикусила губу. Она решила для себя – надо переговорить с Антоном, самым старшим из оставшихся в живых магов. Сам он участвовать уже ни в чем не сможет – слишком стар. Но он подберет нескольких бойцов из своих учеников, четко знающих, что такое субординация. А эти бойцы найдут и уничтожат мальчишек, чей пример раскалывает стаю.
Их смерть будет еще одним укором «Ложе Петра и Павла».
Над Невой поднимался ветер. Здесь, на крыше Финляндского вокзала, он почти не чувствовался, но хранительница закона точно знала – ветер есть, и он будет усиливаться.
Проснувшись, Иво некоторое время не мог сообразить, где он находится. Вверху был наклонный потолок, слева – стена из неоштукатуренного красного кирпича, справа, в паре шагов – колеблющаяся занавесь из плотной белой тюли. За занавесью кто-то незнакомый бубнил:
– …Продуктов на общую сумму четыре тысячи пятьсот шестьдесят два рубля, чек прилагается. Ноутбук за тридцать шесть тысяч рублей ровно, чек прилагается. Фонарь подводный, две штуки, две тысячи четыреста рублей, чек прилагается. Автомобиль «Тойота Корона», тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, руль правый, коробка автомат, сто двадцать тысяч рублей, чека нет и не будет, рукописная доверенность и документы на машину прилагаются. И еще, Тан, в долг я тебе не поверю – сегодня ты живой и бодрый, с шишкой во весь лоб, а завтра ты грустный и мертвый, а я без денег.
Иво сполз с кровати – чувствовал он себя неплохо, но был очень слабым. Натянул джинсы, глянул на грязную рубашку и решил, что ну ее к черту – кого стесняться?
Отодвинул занавеску, выглянул и увидел высоченного незнакомого элохим с солидными крыльями, торчащими из футболки. Элохим сидел за столом, тыкая ручкой в бумажку и поясняя что-то заслоненному им собеседнику.
– Переведи в доллары, Трориэль, я тебе прямо сейчас заплачу, как и обещал, – заявил невидимый для Иво Атаниэль. – И сколько я бригаде должен – тоже говори, пока деньги есть. Накинь пару сотен долларов сверху себе за труды.
– Сверху ничего не накину, ты меня в свое время в шхерах раз пять вытаскивал, – пробурчал незнакомец.
– Я сам дурак, клянусь Семью, потащил тебя в подводные пещеры, ничего не умеющего глупого новичка, – покаялся бескрылый. – Но настаивать не буду. Сколько в итоге?
Иво не стал ждать, пока они договорятся, а вышел из своего занавешенного тюлем закутка и огляделся. Мансарда была побольше некоторых трехкомнатных квартир – длинное помещение метров шести в ширину и не меньше десяти в длину, с одной стороны – высокая, в два человеческих роста, капитальная бетонная стена, с другой – придавленная опускающейся постепенно крышей кирпичная стена с несколькими окнами чуть выше головы Иво.
Из обстановки имелось несколько просматриваемых насквозь стеллажей, пара столов – обычный и кухонный, – два навесных шкафа, десяток разных стульев, три кресла, два дивана и электрическая плита в дальнем углу. Мебель была расставлена так, чтобы огораживать некие зоны-полукомнаты, также с потолка у стен то тут, то там свисали занавески – если их расправить, они будут отделять свои куски помещения.
Кто-то основательно подумал о том, чтобы сделать планировку действительно свободной – несколькими движениями руки полупустая мансарда легко превращалась в трех– или четырехкомнатную квартиру, правда, с легкостью прослушиваемую из любого угла.
– Иво проснулся, тутти-там, – заметил Маж, сидевший в глубоком кресле боком к воспитаннику слаш и почти невидимый за боковиной и подлокотником. – Как себя чувствуешь?
– Как младенец, – буркнул Иво. – Хочу кушать, спать и в туалет. Кстати, где он?
– Сразу перед кухней дверь, тутти-ту, – альв явно хотел поговорить и немного разочаровался оттого, что у Иво нашлись более важные дела. – Смотри не заблудись там.
Как быстро выяснилось, альв пошутил.
Если в мансарде пространства было хоть отбавляй, то туалет, совмещенный с душем, являлся узкой комнаткой полметра на полтора. Вначале посетитель «удобств» проходил сквозь «зону душа», которую можно было отрезать от остального помещения полиэтиленовой занавеской, а затем оказывался около унитаза на высоком постаменте.
Иво сходил в туалет, затем умылся и почистил джинсы, приведя их хотя бы в относительный порядок.
Еще неделю назад он сидел спокойно у себя дома, проглядывая десяток раз читанного библиотечного «Человека, который смеется» Виктора Гюго и изредка убеждаясь в том, что приемный отец невозмутимо держит в руках пиалу с коньяком, раз в пару минут делая маленький глоток.
А сейчас он – часть команды, втянувшейся в самоубийственную борьбу с «Ложей Петра и Павла». Шансов выиграть в этом противостоянии нет, Иво видел это отчетливо. Атаниэль, сейчас обсуждающий с Трориэлем какие-то рабочие вопросы, любил риск и презирал обыденность. Маж хотел отомстить. Иво все прекрасно понимал, но не умел бояться.
Он вернулся в комнату.
– Вереск, а ты почему с нами? – спросил воспитанник слаш валяющегося на диване с газетой «Метро» оборотня.
Маах'керу рассматривал картинки и искал знакомые буквы.
– Во-первых, вы спасли мне жизнь, – обстоятельно начал Вереск. – Во-вторых, с вами весело. А в-третьих, я здесь без документов, и никто, кроме вас, мне не рад.
– Хорошие причины, чтобы умереть, тутти-ту, – отметил прислушавшийся к беседе Маж, затем поднялся и подошел поближе. – Если мы найдем источник, в чем я сильно, тутти-там, сомневаюсь, то еще побарахтаемся.
У Иво были сильные опасения, что, найдя источник, их команда, наоборот, перестанет прятаться и начнет нападать – а значит, барахтаться, скорее всего, им останется недолго.
Но его это – равно как и ничто другое – не пугало. Он вообще не совсем понимал, что такое страх. Вот логика – это да, великая вещь, помогающая оставаться живым и здоровым. Но – только если следовать ей, а в последнее время Иво так часто шел против здравого смысла, что это становилось опасным.
– Так, мужики, пора ужинать, – заявил подошедший Атаниэль.
За ним маячил Трориэль, черты его были грубыми и крупными, но в целом лицо казалось симпатичным.
Сели за кухонный стол, накромсали бутербродов – Трориэль принес с собой несколько пакетов, в которых было много чего, в том числе нарезка разного мяса, сыра, овощи, банки с оливками, красной икрой, а также несколько литровых пакетов с соком и два громадных круга хлеба.
Некоторое время слышалось только чавканье, хруст поедаемой курицы гриль и стук ножа о разделочную доску.
– Хорошо-то как, – заявил сдавшийся первым Маж. – Я считаю, что есть надо чаще, чем раз в сутки.
– А я думаю, что не чаще, чем раз в три дня, – с серьезным видом возразил Трориэль.
Прошло еще минут двадцать, прежде чем насытились самые прожорливые – Вереск и Атаниэль. Наконец настало время для чая. Из настоявшегося чайника разлили по большим кружкам заварку, добавили кипятка, и элохим, прихлебывая ароматный напиток, заговорил о деле:
– Пора заняться источником. В том, что он есть, я не сомневаюсь и даже знаю с точностью до квадрата десять на десять метров, где именно. Источник находится под водой, аквалангов у нас два, гидрокостюмов – тоже два, поэтому спустимся только мы с Мажем.
– А как потом настраиваться на источник? – поинтересовался Вереск. – Если костюмов только два – и ни один ни мне, ни Иво не подойдет?
Атаниэль задумался – этот вопрос он явно не продумал.
– Разберемся по ходу дела, – наконец недовольно отозвался он. – Следующее. Ближе всего до места, где должен находиться источник, от Стрелки Васильевского острова, но туда нам нельзя. Чуть дальше – от пляжа у Петропавловской крепости, я бы рискнул оттуда, но это все же слишком опасно…
– Еще бы, тутти-ту! – возмутился Маж. – Это гораздо опаснее, чем со Стрелки!
– Согласен, – кивнул Атаниэль. – Тогда как рабочий вариант рассматриваем пристань на Дворцовой набережной. Не очень далеко, машину можно оставить вверху, спуститься к воде и заняться делом. В случае отступления – довольно удобно.
– А какие недостатки? – спросил маах'керу.
– Это тоже фактически территория «Ложи Петра и Павла», тутти-ту, – пояснил Маж. – Оттуда хорошо просматривается Одиннадцатый равелин, пара гранатометов может нанести серьезный ущерб штаб-квартире, тутти-там, поэтому набережную наверняка патрулируют.
– Именно за этим с нами едет Трориэль. Он оставит машину вверху и будет сидеть внизу с баночкой колы, – пояснил Атаниэль. – Если возникнут вопросы – сидит, смотрит на воду, отдыхает после тяжелого трудового дня.
– В «Ложе» знают, что он работает на тебя, тутти-ту, – заметил Маж.