Самозванка Самохин Валерий
Снаружи, изрядно промерзший, поджидал, переминаясь с ноги на ногу, Разумовский. Расплывшись в улыбке, подскочил, придерживая завесу.
– Довольна ли, матушка? Все ли по нраву пришлось?
– Благодарствую, граф. – Императрица милостиво кивнула. – Не серчай, что уезжаю столь рано, дела срочные покоя не дают… – И, уже прощаясь, обронила: – Вели моей статс-даме поспешать следом.
О ком идет речь, Разумовский уточнять не стал: с недавних пор фаворитка в свите у государыни была только одна.
В карете ехали молча. В Петергоф прибыли с заходом солнца и сразу проследовали в Малый кабинет. Екатерина, разлив кофе по крохотным чашечкам, неожиданно спросила:
– Знаешь, какой ребус она мне загадала вчера? Я весь день голову ломала. Когда рассказала Эйлеру, он хохотал до упаду.
Потемкин молча ждал продолжения. Под словом «она» государыня обычно подразумевала либо свою фаворитку, либо заокеанскую принцессу.
– Слушай внимательно, – оживленно начала императрица, предвкушая развлечение. – Три студиозуса решили купить экипаж вскладчину. У каждого было по десять рублей. Они заплатили купцу, забрали покупку и уехали. И тут торговец вспомнил, что по случаю рождения наследника он побожился всем покупателям делать подарки. Отдав приказчику пять рублей, он велел догнать молодых людей. Служка догнал их, но решил подзаработать. Два рубля он оставил себе, а студиозусам раздал по рублю. А теперь смотри… – Торжественно воздев палец, Екатерина сделала паузу. – У них было по червонцу у каждого, то есть – тридцать на всех. По рублю им вернули обратно. Значит, экипаж им обошелся в двадцать семь рублей. Два рубля осталось у приказчика. Куда пропал рубль?
Фаворит беззвучно зашевелил губами, пытаясь найти решение. Через пару минут он попросил повторить условие задачи. Екатерина наблюдала за ним с довольным видом, с наслаждением смакуя кофе. Ребусами увлекалась вся Европа, но этот был в диковинку. Через четверть часа светлейший сдался, сокрушенно покрутив головой:
– Мистика какая-то. А Эйлер решил?
– И минуты не прошло, – смеющимся голосом ответила Екатерина. – На то он и математик… А ты, дружок, помучайся, не мне одной голову ломать.
Взяв в руки самописное перо, Потемкин принялся переносить задачу на бумагу. Неожиданно, словно о чем-то догадавшись, он поднял голову и требовательно вопросил:
– Ты, матушка, и ей какой-то ребус удумала в ответ?
Государыня рассмеялась.
– Что касается интриг, ты соображаешь куда быстрей. – Пододвинув кресло к камину, она протянула руки к огню и, не оборачиваясь, произнесла: – Сдается мне, что и наш вождь – ларчик с двойным дном. Все, что касается Заморья, окутано тайнами, как золото Бирона. Вот и думаю отправить ее в наше посольство с инспекцией. Красотами парижскими полюбуется, с муженьком встретится… Очень мне любопытно знать, откуда у простой русской девки, за околицу деревенскую нос не совавшей, друг сердешный из-за океана вдруг объявился.
– Соглядатая приставишь? – оживился Потемкин, яростно чиркая по бумаге. – И кого думаешь отправить?
Екатерина с усмешкой взглянула на увлеченного ребусом фаворита и ехидно предложила еще одну загадку:
– А ты догадайся!
Бесконечная заснеженная равнина, череда застав, хуторов и почтовых станций; раболепные городничие уездных городков, угодливые вельможи губернских управ… все слилось в одну тусклую вереницу дней и ночей, когда теряешь ощущение времени и пространства. К концу второй недели мягкие подушки превратились в камень, сбился комками пух в одеялах, а запах мохнатых шкур сводил с ума, превращая карету в берлогу.
А когда-то давно путешествие в спальном вагоне из Петербурга в Москву казалось долгим.
Юлька вздохнула. Молоденький адъютант светлейшего вскинулся, ловя взгляд и пытаясь угадать очередной каприз. Хороший мальчик, в лепешку расшибется. И стихи замечательные пишет. Может, попросить почитать? Или взять лошадь у офицеров эскорта и промчаться версту-другую, чтоб морозный ветер в лицо и разбойничий посвист в ушах? И потом выслушивать княжеские нотации, покаянно пряча глаза. Зачем только ее государыня отправила в Париж? Когда-то такую поездку обещал Денис. Вот и сбылась мечта.
Прозрачная слезинка скользнула по щеке.
Вздохнул и Потемкин. Его одолевали иные думы. Встреченный под Ревелем курьер торопливо доложил последние вести. Неспокойно в Европе, готовится что-то: то ли смута зреет, то ли заговор. Кто-то невидимый дергает за ниточки, путая хитросплетения политик Старого Света. Права государыня, что отправила его во главе инспекции. Не близок путь от столиц европейских до Петербурга – пока доскачет гонец, не одна неделя пройдет. Лучше ему быть в гуще событий.
– Застава! – Громкий возглас оживил сонное купе экипажа.
Радостно всхрапнули усталые кони, почуяв близость жилья, веселый свист нагаек прогнал остатки дремоты. Пригороды Парижа пролетели в мгновение ока.
Костры на заметенных улицах, мрачные гвардейцы короля, толпы горожан с факелами в руках. Бравый караул, вытянувшийся при виде высоких гостей, обледенелые ступеньки посольства, заспанный секретарь, испуганно протирающий красные глаза.
– Где Барятинский? – с порога рыкнул светлейший, не вслушиваясь в положенный по протоколу приветственный лепет.
– Они с визитом отбыли, – заблеял дежурный.
– На ночь глядя? К кому?
– К Денису Ивановичу.
– Это кто еще такой?
Секретарь замялся и отчего-то шепотом пояснил:
– Который вождь… Сладкий Язык.
Потемкин покачнулся от внезапного бесцеремонного толчка, сделал шаг в сторону и в гневе оглянулся. Сказать он ничего не успел. Мелькнула светлая шубка, тонкие ручки вцепились в отвороты камзола, голова посольского дежурного затряслась из стороны в сторону.
– Повтори! Повтори, что ты сказал!
Секретарь, опешив от безумного натиска, бросил растерянный взгляд на светлейшего и хрипло выдавил:
– К вождю отбыли.
– Как его зовут?!
– Денис Иванович.
– Едемте, ваша светлость! – Бросив жертву, умоляющим голосом произнесла Юлька. – Едемте, скорее… Я чувствую, что это он!
Потемкин хмыкнул, снял шапку, промокая шелковым платочком вспотевший лоб, и добродушно сказал:
– Погоди, Юлия, не торопись. Мы даже не знаем, куда ехать.
– Это рядом, в двух кварталах, – вздохнув с облегчением, услужливо ввернул секретарь. И мысленно перекрестился, в надежде избавиться от ночных гостей. – Бывший особняк графини д’Эстрэ, что на улице Гренель.
– А что творится в Париже?
– Смута. – Секретарь безразлично пожал плечами. – Кто-то чернь подстрекает к бунту, воззвания и памфлеты едкие на плацах разбрасывает.
– Так что же князь в пору смутную по ночам разъезжает? – искренне возмутился Потемкин. – Жизнь его подвластна матушке-государыне, а не ему лично. Не дело посла шпагой орудовать, иные цели перед ним ставлены.
– Граф д’Аранда, посол гишпанский, укрытия просил, – вступился за шефа секретарь. – У нас гостил, почитай, неделю, но инквизиция ноту прислала, вот и решили от греха подальше его перепрятать. А в приказ посольский, что от Заморья, они не сунутся – от обмена верительными грамотами сами отказались. И караул там грозный, не чета нашему…
Обещанный грозный караул у чугунной ограды отсутствовал. Но стоило выйти из кареты, как пятнисто-серые тени, невидимые доселе на фоне гранитных стен особняка, материализовались словно из воздуха. Угрожающий лязг затворов и бездонные зрачки стволов послужили приветствием для незваных гостей.
– Кто такие и к кому? – Широкоплечий офицер с резкими чертами взирал бесстрастно и холодно. На ощетинившихся гвардейцев светлейшего он даже не взглянул.
– Его светлость князь Потемкин с частным визитом, – с вызовом в голосе доложил адъютант.
Бросив резкую команду на английском, офицер сделал шаг в сторону и в приглашающем жесте раскрыл ладонь.
Пламя камина играло тенями на парчовых обоях уютного кабинета. За кофейным столиком под настенным светильником сидели трое мужчин: русский посол князь Барятинский, шевалье Ив Костилье и полномочный резидент Заморья славный вождь по прозвищу Сладкий Язык.
Мерцал топазом маслянистый коньяк в пузатых бокалах, тлела забытая сигара на краешке черепахового панциря, запах свежесваренного кофе щекотал ноздри, отвлекая от беседы. Впрочем, Денис особо и не вслушивался в спор собеседников. Беглому кабальеро из испанского знатного рода места в раскладах не находилось. Пока не находилось. А что будет дальше, одному Творцу ведомо. Но раз князь просит о помощи, то почему бы и не удружить?
Мысли вождя витали далеко. Эта эпоха поразила его до глубины души. Здесь наемный убийца предлагал дуэль, здесь дворяне – русские, французские, английские – в первых рядах карабкались на крепостную стену и первыми получали мушкетную пулю или каленый клинок в грудь. И лезли не за чинами и наградами, а потому, что они лучшие. Они – дворяне, благородная кровь. И они должны быть лучшими во всем. Даже в смерти.
Да, покупались должности и звания, кто-то искал протекции у августейших особ, не брезгуя подношениями, процветало мздоимство, но… Но были и другие. Те, кто трудился на благо отчизны не из-за имений, поместий и крепостных душ, а по велению сердца и души. И к богатству относился спокойно и даже равнодушно. Рвался во власть не за жирным куском, но за славой для родины. И таких было большинство.
Золотой телец еще не воцарился над миром.
Даже XIX век отличался от этой эпохи. Про более поздние времена не было и смысла говорить. Дениса поразила Златка с ее Заморьем. И у нее были казнокрады, преступники и бездушные чинуши. Но те, кто служил ей верой и правдой, знали одно железное правило. Это правило было вбито в голову и высшему советнику судейского корпуса, и низшему чину полиции. Вбито, выжжено каленым железом. Есть всего один закон – справедливость. А все остальное – лишь комментарии к нему.
Как это удалось сделать молоденькой девушке, он не знал. Но и французы, и сербы, не говоря уже о запорожских казаках, твердо верили в одно – за своей государыней они как за каменной стеной. Значит, задача его усложнялась многократно. Уничтожив одно, он должен сохранить другое. Тот слабый росток нового мира, создаваемого в Заморье, должен дать побеги, окрепнуть и разрастись по всему миру.
Дверь приоткрылась с легким шорохом, выводя из раздумий. Мелькнули рыжие космы, и тихий шепот взорвался в голове:
– Денис Иванович, там Юлия Васильевна приехали. – Алексашка радостно ухмыльнулся и еще тише добавил: – Злые-е!
На секунду показалось, что он сидит у себя в офисе на Невском проспекте. Лишь на секунду. Потому что в следующее мгновение тяжелые створки с грохотом распахнулись и нежные руки обвили шею, не давая вздохнуть.
– Я так и знала, что ты в Париже! Опять на француженок потянуло?
Ухо отозвалось привычной болью. Отстранившись от девушки, Денис жадным взором оглядел ее. Ехидный вопрос не замедлил себя ждать.
– Нравлюсь?
– Очень!
– А ты мне – нет!
– А сейчас?
Он прикоснулся к ждущим губам легким поцелуем.
– Ну так немного лучше, – сварливым тоном произнесла Юлька и смущенно обернулась. Усмехался Потемкин, наблюдая за любовной сценой, с открытыми ртами взирали Костилье и Барятинский, округлив любопытные глаза, глуповато улыбался Алексашка.
Первым пришел в себя русский посол. Растерянность не до конца покинула его, и протокол оказался несколько скомканным, но церемонию приветствия важного гостя он сумел довести до конца. Чем и выручил хозяина, в чьи обязанности, собственно, это и входило.
Встретившись с изучающим взором одноглазого вельможи, Денис неожиданно для самого себя попросил:
– Господа, вы не могли бы нас оставить наедине с Григорием Александровичем? Буквально на несколько минут.
– Начинается, – недовольно пробурчала Юлька, обиженно надув губки. Но длилось это лишь пару мгновений. Озорно блеснув глазами, она весело спросила: – Кто из вас будет меня развлекать?
Раздался дружный смех. Костилье галантно подал руку, Барятинский предупредительно распахнул дверь.
– Спрашивайте, князь, – пододвинув кресло, предложил Денис. Дождавшись, когда гость усядется, налил коньяк в бокалы. – Вижу, что у вас много вопросов ко мне.
Потемкин помолчал минуту, размышляя, осадить ли наглеца за панибратский тон или оставить это без внимания. Не найдя, к чему приравнять статус хозяина, он решил отплатить той же монетой.
– Вопросов много, вождь. Но главный – один.
Денис рассмеялся. Прижав руку к груди, признал:
– Туше… – и спросил уже серьезно: – В чем он заключается?
Фаворит, с одобрением отметив про себя, что в собеседнике нет и тени раболепия, ответил не менее серьезно:
– Нам неизвестны ваши истинные цели. Пока что наш союз выгоден и приносит определенные плоды, но чего нам ожидать в дальнейшем? Хотя бы в ближайшее время… Любой ваш неудачный шаг рикошетом ударит по нашим интересам.
Денис прикурил сигару, пустил колечко и усмехнулся:
– Это несложно. Ближайшее время я буду занят спекуляцией.
– Хотите подзаработать? – с оттенком брезгливости спросил Потемкин.
– Чуть-чуть… – Усмешка стала язвительной. – Миллион-другой. Может, и больше… Как масть пойдет.
Светлейший поперхнулся, недоверчиво покачав головой.
– Такое возможно?
– И не особо сложно. Если знать, где и что произойдет.
– Парижская смута – ваших рук дело? – подозрительно прищурился Потемкин.
– Моих, – не стал скрывать Денис. – Но это лишь одно из звеньев.
– И вы подстрекаете чернь к бунту лишь из жажды наживы?
Аристократия этой эпохи ко многим вещам относилась с болезненной щепетильностью. И вопрос прозвучал с явным осуждением.
Денис тяжело вздохнул:
– Это лишь предварительная операция, и цель ее состоит в ином.
– Поясните! – потребовал фаворит.
– Я хочу показать всем, что можно заработать огромное состояние исключительно биржевой игрой. Мне нужно признание.
– Вы тщеславны?
Светлейший злился. Он не мог просчитать ход мыслей этого странного молодого человека, и раздражение выплескивалось наружу помимо воли.
– Отнюдь. Но я должен стать путеводной звездой для всех спекулянтов, банкиров и финансистов. И когда добьюсь этого, начнется основная операция.
– В чем она заключается?
– Этот разговор несколько преждевременен, но я привык играть честно. – Внимательно посмотрев на светлейшего, Денис дождался ответного кивка. – Я знаю о вас, Григорий Александрович, не понаслышке. И может быть, больше, чем вы сами знаете о себе. Догадываюсь о ваших замыслах в Тавриде… – Светлейший заметно вздрогнул. Планами о Новороссии он делился только с государыней, но даже ей не говорил название будущей губернии… – Знаю и о «греческом проекте». У меня нет шпионов в Петербурге, но вам придется поверить мне на слово.
Потемкин до боли прикусил губу. Этот загадочный вождь только озвучил имперскую тайну. «Греческий проект» предполагал уничтожение Османской империи и воцарение на российском престоле внука Екатерины (если таковой будет, к собственному сыну государыня относилась весьма прохладно, поскольку в младенчестве он был отнят у матери Елизаветой Петровной). И об этом не мог знать никто – сама идея существовала лишь в головах – не на бумаге.
– Основную операцию я могу провести и без посторонней помощи, – продолжал как ни в чем не бывало Денис. – Но дальнейшая судьба и Заморья, и Российской империи будет зависеть от одной-единственной вещи.
– От какой? – внезапно охрипшим голосом перебил Потемкин.
– Престол Порты должен быть передан ее высочеству Златке Заморской, – твердым голосом возвестил Денис.
– Мы оба с вами знаем, что ее высочество – самозванка, – ровным тоном произнес светлейший после небольшой паузы. – И августейшей крови в ней нет ни капли.
Денис нетерпеливо отмахнулся:
– Да какая разница? Все мы слеплены из одного комка глины. Я не тороплю вас с ответом – время у нас есть. Но чтобы понять всю серьезность вопроса, вам необходимо побывать в Заморье. Все познается в сравнении.
– Не в моей воле принимать решения. Почему вы обратились ко мне, а не к государыне?
«Да потому что пошлет она меня не задумываясь!» – едва не сорвалось у Дениса с языка. Ответил он, естественно, иное:
– Вы, ваша светлость, видели жизнь не только из окон дворцовых палат. И можете отличить явь от лубка. Не мне вам говорить о нуждах простого народа. Еще раз повторюсь – я не прошу немедленного согласия. И отказ дать никогда не поздно. Я прошу лишь об одном – задуматься о судьбе наших потомков. Тяжело создавать величие державы, но очень легко обратить в прах труды многих поколений. История знает немало таких примеров. И от того, кто находится на престоле, зависит очень многое.
Потемкин покрутил бокал с коньяком в руке и согласно кивнул головой. Просьбу он услышал, время для раздумий есть. Сделав небольшой глоток, он напомнил:
– Вы говорили об основной операции.
Ответ прозвучал спокойным и уверенным тоном:
– Я знаю о деньгах все. То, о чем спорят сейчас ученые мужи всех ведущих держав мира, для меня – открытая книга. Я напишу трактат о финансах, и каждый банкир получит его в подарок. Тысяча и один способ, как делать деньги из воздуха. Как обогатиться за короткий срок. Я расскажу им без утайки – все, что знаю сам. Не пройдет и года, как Европа сойдет с ума. Денежный дождь прольется на каждого. И еще через год-другой мир решит, что пришла пора благоденствия и процветания. Экономики начнут расти невиданными темпами, и богатые станут богаче многократно.
Светлейший скептически изогнул бровь.
– Если будет так, как вы говорите, то в чем смысл этой операции? Я лично его не вижу. Вы только укрепите могущество врагов – и своих, и наших.
– Иного выхода нет. – Денис с сожалением развел руками. – Я должен породить дракона, чтобы его убить… – Многозначительно усмехнувшись, он добавил: – Но есть один нюанс: деньги из воздуха могут построить замок богатства. Но стоять он будет на песке. И чтобы удержать его от разрушения, нужен опыт многих поколений… Горький опыт. Но противоядием я делиться с ними не намерен.
– И что потом произойдет?
Вопрос из уст светлейшего вырвался помимо воли – где-то глубоко внутри росло убеждение, что собеседник знает, о чем говорит. Он даже не обратил внимания на оговорку.
– Что потом произойдет… – задумчиво повторил Денис. Раскурив потухшую сигару, он помолчал минуту и хищно сощурился. – А потом к ним приду я!
Глава 15
Не иначе нечистый в тот день шалил. Либо наговор кто прочитал. Пятьдесят тысяч гульденов улетели в трубу призрачным дымом, не оставив на память о себе самого завалящего стюйвера. Сияющий мираж золотых приисков обернулся черной бездной разора. Надежные акции британской компании обесценились в один миг, покатились под откос Лысой горы вместе с головами солдат королевской пехоты.
Эдвин ван дер Брюйтен глухо застонал, трясущимися руками выдирая клочки из седой бороды. Жизнь окончена. Его уютный каменный особняк в центре Амстердама отберут по закладным ненасытные ростовщики, двухмачтовый бриг уйдет в плаванье под чужим флагом, а торговые лавки опечатают кредиторы. И милые дочурки – умные, красивые, воспитанные, – будут греть постель иноземным морякам и танцевать на столах портовых таверн.
Нищета не в почете у женихов.
Дернул черт его ввязаться в эту аферу! Он купец, не биржевой спекулянт, и ремеслу своему обучен крепко. Но в чужой избушке свои погремушки. Серебро и злато из сундуков обменять на пергамент? Его дед, прогорев во время «тюльпанового бума», завещал своим потомкам на пушечный выстрел обходить биржу. Если бы внук послушал его. Если бы время можно было повернуть вспять.
Если бы…
Необъятная тень легла поперек стола. Испуганной сойкой вскрикнула дубовая лавка.
– Грустишь?
Старый друг, конезаводчик Тим де Клер скалился белозубой улыбкой. Туша, что у битюга, и брови, как кусты черного пиона.
Купец мрачно буркнул:
– А чему радоваться? – и уточнил с невеселой усмешкой: – Иль клад добыл затопленный?
Тим рассыпался дробным смехом. Прыгало болотной жабой брюхо, жалобно звенели пивные кружки; мигнул огонек свечи, грозясь сорваться с фитилька.
– Славные были времена, – подмигнул он, отсмеявшись. – Найди мы тот галеон, не сидел бы ты с поникшей головой в захудалой харчевне.
– Так в чем проблема? – Эдвин вытащил горсть серебра и бросил на стол. – На лодку нам хватит. Нырнем разок-другой, не найдем, так утопнем. Невелика разница, как помирать – в пучине морской аль под забором бродягой бездомным.
Старая была шутка, школярская. Мальчишками беззаботными искали они сокровища затопленного галеона. Слухи ходили среди рыбаков, что нашел погибель богатый торговец у дальних рифов. С сундуками, полными самоцветов индийских да серебра китайского. Не одни они ныряли в глубины темные, но добыча была у всех одна: ракушки склизкие и сети рваные.
– Погодим помирать, – стал серьезным Тим, кусая губы. В афере с акциями он потерял не меньше, точнее – все. – Товарищ наш старый забрел ко мне на огонек намедни. Ави Ихиэль… Помнишь такого?
Кто ж его не помнил? Удачливый игрок, секретарь биржевого комитета. Маклеры несли ему секреты своих клиентов. Солидные банкирские дома просили советов. Знатные вельможи Амстердама по его указке покупали ценные бумаги. Он был единственным, кто вовремя избавился от акций злополучной британской компании. Не считая вождя.
Эдвин ван дер Брюйтен оставил в покое несчастную бороду, ехидно спросив:
– Предложил купить что-нибудь?
Покупать было не на что. И совет спекулянта пропадет втуне.
Тим отчаянно замотал головой.
– Продать, – шепотом высказался он. – Ихиэль предлагает начать игру на понижение.
– Давай, – охотно согласился Эдвин и повел глазами на серебро. – Капитал у нас есть. Разбогатеем.
Де Клер гулко захохотал. Вы видели смеющегося бегемота? Нет? Тогда представьте. Представили? Так вот – забудьте. Не умеет бегемот смеяться так, как умеет Тим де Клер. Мал он для этого и тщедушен. От смеха конезаводчика трясутся каменные стены харчевни, завсегдатаи давятся пивом, и даже привычный ко всему трактирщик роняет на дощатый пол бутылку с шипучим бургундским.
– Он должен нам обоим, – вытирая слезы, напомнил Тим. – Ты спас его во время шторма, а я защитил от грабителей… – Ухмыльнувшись, он полюбовался на свой пудовый кулак. – Ави изрядный плут, но добро помнит. Биржевой комитет закроет глаза и примет наши закладные. Для игры хватит с лихвой.
– Если проиграем, то каторга нам обеспечена.
Повторно закладывать уже однажды заложенное имущество считалось дурным тоном в торговых кругах. И наказание было нешуточным.
– Пустое! – отмахнулся Тим и приложился к кружке. Довольно фыркнув, пояснил: – Висельнику плаха не страшна. А дело Ихиэль предлагает верное.
– И что он предлагает? – спросил Эдвин, с удивлением отметив первые признаки азарта. Неожиданно проснулся интерес к жизни.
Тим с таинственным видом оглянулся по сторонам и подался вперед, навалившись грудью на жалобно скрипнувший стол.
– Вождь начал продажу без покрытия казначейских облигаций Франции, акций Банка Англии и Британской Ост-Индской компании. Все это осторожно, через доверенных лиц, но от Ави Ихиэля, сам знаешь – ничего нельзя утаить. А если бы ты знал суммы… – Толстяк восхищенно зацокал языком. Прозвучало как выстрел корабельной пушки. Пробегавшая мимо официантка от испуга шарахнулась в сторону. – Предстоит грандиозная игра! И Ави считает, что вождь о чем-то прознал.
Амстердамская биржа знала светское имя удачливого спекулянта. Знала и прозвище. Но все его звали просто: «вождь». За глаза, естественно, потому как в лицо его никто не видел.
Эдвин размышлял ровно секунду. Но все же спросил, сгребая в кулак серебряную мелочь. Спросил неуверенно и с надеждой:
– Думаешь, Ихиэль окажется прав?
Тим молча пожал могучими плечами – ошибиться может любой. Тяжело вздохнув, подбодрил:
– Двум смертям не бывать… – и, уже поднявшись из-за стола, на прощанье бросил: – Я слышал, что вождь поменял имя. Индейцы это делают, когда совершат подвиг или… Или когда встают на тропу Великой войны.
Вопрос вырвался сам собой:
– И как его теперь зовут?
– Полярный Лис!
Вслух повторив новое прозвище, Эдвин надолго задумался. Лишь когда опустела последняя кружка, память мучительно выдала ответ:
– Песец!
Именно так русские торговцы мехом звали этого пушистого зверька.
– Ваше величество! – Измученный, запыленный гонец, придерживая шпагу, припал на колено.
– Поднимитесь, лейтенант! На войне не до церемоний.
Штаб-квартира Объединенной Армии занимала бывшую магистратуру Бостона. Недавняя столица штата Массачусетс теперь была лишь одним из провинциальных городов разрастающейся на глазах империи. Впрочем, морской порт придавал Бостону особый статус.
– Ваше величество! – вновь повторил лейтенант. – Его превосходительство умоляет отложить наступление хотя бы на две недели. На подходе Добровольческий корпус французов, казачьи полки прибудут не раньше чем через десять дней. Сербские гусары измотаны боями со Вторым Шотландским полком, и им необходим отдых. Если мы начнем штурм собственными силами, потерь не избежать. А так есть шанс, что англичане сдадутся без боя. Это их последний оплот.
Златка мрачно покачала головой.
– Передайте генералу Вашингтону, что время не терпит. Наступление следует начать незамедлительно… – Устало махнув рукой, она как можно мягче произнесла: – Ступайте, лейтенант. И не забудьте, что репортеры должны видеть все воочию. Это приказ!
Едва захлопнулась дверь за гонцом, она пожаловалась:
– Сердце кровью обливается. Джордж абсолютно прав – подожди мы пару недель, и война закончится бескровно. А так…
– Сейчас поздно что-то менять. – Де Брюэ пожал плечами. – Денис Иванович ждет вести о разгроме британцев не позднее чем через месяц. Путь на континент не скор, и мы уже не укладываемся в сроки.
– Так-то оно так. – Златка задумчиво сморщила носик. – Но если не выйдет задуманное, многие жертвы окажутся напрасными.
– Выйдет! – уверенно ответил де Брюэ. – Я это точно знаю!
– Откуда, если не секрет?
– Мне шаман сказал, – подмигнул в ответ француз. – Тот, который учил нашего вождя.
– Издеваетесь?
– Вовсе нет. – Де Брюэ обиженно насупился. – Седой Вепрь прислал послание. Старуха Ийзека провела прощальный обряд.
– И что в нем? – с любопытством спросила девушка.
– Звезды сошлись! – торжественно изрек премьер-министр. – Духи Предков приняли жертву, и пророчество уже не изменить… – Потерев переносицу, он смущенно признался: – Правда, я не понял потаенного смысла. Может, он вам известен?
Златка с подозрением покосилась на него в ожидании розыгрыша. Но де Брюэ ответил серьезным, прямым взглядом. Девушка тяжело вздохнула – сама приучила. Других способов (кроме мистических) объяснять свои неожиданные познания она не видела. Вот и результат. Премьер-министр на заседании Генштаба просит разъяснить суть древнего пророчества и откровения старухи-колдуньи.
Дожили! Осталось только ввести отдельным указом обязательное камлание на совещаниях Кабинета. Представив себя танцующей вокруг костра в одних страусовых перьях, Бенджамина Франклина с бубном и де Брюэ с шаманской погремушкой, она прыснула от смеха.
– Проше пана, но я не понимаю эту дьявольскую абракадабру.
Пан Ляшко беспомощно оглянулся за поддержкой к товарищу.
– Туземцы, – презрительно оттопырив нижнюю губу, поддакнул Лисица. – Им баешь розумным языком, а они знай свое талдычат… – Скорчив рожу, он передразнил: – Куикли, куикли.
Данила усмехнулся. Понять гонца и впрямь было непросто. Смесь английских и индийских слов сопровождалась такой яростной жестикуляцией, что рябило в глазах. Впрочем, смысл был ясен и без этого: командир ополчения просил поскорее начать наступление на Калькутту. Сдерживать повстанцев становилось труднее с каждым днем. Месть затмевала глаза, и призрак «черной калькуттской ямы» взывал к штурму стен старого форта. Ямы, в которой несколько лет назад был заживо погребен гарнизон крепости.
Прошлое восстание закончилось разгромом. Войска Британской Ост-Индской компании мечом и огнем прошлись по Бенгалии, вешая правых и виноватых. Но в этот раз вышло по-другому. Семитысячный кулак русских полков в считаные недели оброс сорокатысячным мясом повстанческой армии. И справляться с такой массой становилось с каждым днем сложней.
– Данила, – тронул его за рукав шляхтич, показывая глазами за спину. – Парламентеры.
Делегацию англичан возглавлял кавалерийский полковник. Молодой, вряд ли старше тридцати, с холеным лицом и жесткими глазами. Коротко представившись, он сразу приступил к сути:
– Господин генерал! Комендант гарнизона предлагает обсудить условия сдачи.
Характерник сумрачно покачал головой.
– Сожалею, полковник, но это невозможно. Не в моей власти сдержать туземные полки. Если я попытаюсь это сделать, нас ждет та же участь, что и вас. Незавидная, смею заметить.
– В Калькутте полно женщин и детей! – Бледное лицо парламентера пошло красными пятнами. – Вы навеки покроете свое имя позором.
– Ночью мы откроем проход, – после минутной паузы промолвил атаман. – Женщины, дети и священнослужители – их сможем обеспечить охраной. Это все, что я могу для вас сделать. Остальным, включая чиновников колониальной администрации, остается только молиться.
– Благодарю вас, господин генерал. – Полковник учтиво склонил голову. Немного помявшись, он неуверенно попросил: – Не могли бы вы не тянуть со штурмом? Подкреплений нам ждать неоткуда и надеяться не на что. Честно признаюсь, мне непонятно ваше ожидание.
– У меня приказ, – нехотя ответил Данила, опустив глаза. – Весть о разгроме экспедиционного корпуса должна достичь Европы к определенному часу. Не раньше и не позже.
Несколько мгновений полковник обдумывал услышанный ответ. Так и не дождавшись пояснений, он молча козырнул и, круто развернувшись на каблуках, удалился. С неестественно прямой спиной и, словно на плацу, печатая шаг. Тяжело ждать неминуемой гибели. Еще тяжелей, когда твой противник оттягивает этот момент по непонятным причинам. Даже если это приказ.
– Три с лишним десятка торговцев и полторы дюжины кораблей конвоя, – закончил подсчет Янис, опуская подзорную трубу. Подняв глаза к мачте, беззвучно зашевелил губами, что-то считая. Через минуту уважительно присвистнул: – Больше тысячи пушек на всех. Изрядно!
Черные точки у горизонта были едва различимы в туманной дымке Бенгальского моря.
– Ерунда! – с изрядной долей хвастовства ответил Ламбро Каччиони, поджарый крючконосый адмирал флота ее величества Златки Заморской. Любовно погладив хищный ствол кормового орудия, он ухмыльнулся: – Даже из этой малютки я один потоплю десяток с двух кабельтовых. – Немного подумав (а не хватанул ли он лишку), бывший корсар добавил: – А может, и дюжину.