Возвращение в Оксфорд Сэйерс Дороти
— Да, это интересно. Но если дать Уилфриду такие яростные и правдоподобные чувства, вся книга может потерять равновесие.
— Тогда придется оставить детектив-головоломку и для разнообразия написать книгу о живых людях.
— Я боюсь, Питер. Слишком близко к болевым точкам.
— Возможно, это самое мудрое, что вы можете сделать.
— Выплеснуть все наружу и отделаться?
— Да.
— Я подумаю. Но это может оказаться ужасно болезненно.
— Пусть это будет сколь угодно болезненно — какая разница, если получится хорошая книга?
Этот ответ застиг ее врасплох. Даже не то, что он сказал, а что это сказал именно он. Она никогда не думала, что Питер принимает ее работу всерьез, и уж никак не ожидала такого безжалостного суждения. Мужчина-покровитель? Кажется, с тем же успехом можно было ждать покровительства от консервного ножа.
— Вы пока не написали такую книгу, которую могли бы написать, если бы захотели, — продолжал он. — Может, потому, что все еще было слишком свежо. Но сейчас вы уже готовы, вопрос только в том, хватит ли у вас…
— Храбрости? — спросила Гарриет.
— Вот именно.
— Не думаю, что смогу это сделать.
— Нет, сможете! И не успокоитесь, пока не сделаете. Я двадцать лет пытался убежать от себя — это невозможно. Зачем совершать ошибки, если не можешь извлечь из них пользу? Рискните. Начните с Уилфрида.
— Черт бы побрал Уилфрида! Ладно, попробую. Может, он станет не таким картонным.
Он высвободил правую руку от весла и примирительно протянул ее Гарриет.
— Простите. Вечно всех учу жить с неповторимым высокомерием.
Она приняла руку и извинения, и они поплыли дальше в согласии. «И ведь в самом деле, — думала Гарриет, — мне пришлось принять от него много чего другого». Она удивилась, что не чувствует никакого внутреннего сопротивления.
Они простились у ворот.
— Спокойной ночи, Гарриет. Завтра я верну вам манускрипт. Вечером вам удобно? Я обедаю с Джеральдом, буду давать сурового дядюшку.
— Приходите тогда часов в шесть. Спокойной ночи и большое спасибо.
— Это я у вас в долгу.
Питер учтиво ждал, пока она запрет тяжелые решетчатые ворота.
— И во-от воро-ота монастыря закрылись за Со-оней, — протянул он приторным тоном.
Затем хлопнул себя по лбу театральным жестом, испустил горестный вопль и угодил прямо в объятия декана, которая возвращалась в колледж своей обычной бодрой рысцой.
— Так ему и надо! — сказала Гарриет и побежала по дорожке, так и не увидев, чем закончился инцидент.
Забравшись в постель, она вспомнила простодушную молитву благонамеренного, но не слишком красноречивого викария, которую, однажды услышав, запомнила на всю жизнь: «Господи, научи нас брать свое сердце и смотреть ему в лицо, как бы трудно это ни было».
Глава XVI
Роберт Херрик
- Чтоб отогнать убийства тень,
- Затянем Benedicite.
- Пускай кошмары, страх и стон
- Не потревожат мирный сон.
- Пускай тебя укроет ночь,
- А Гоблинов прогонит прочь.[225]
— Проснитесь, мисс!
— Простите, что разбудили, мадам!
— Господи, Кэрри, что стряслось?
Когда вы целый час пролежали без сна, гадая, как изменить характер Уилфрида и не разрушить при этом весь сюжет, и только-только забылись тревожной дремой, полной бальзамированных герцогских трупов, вас не слишком обрадует, если вас разбудят две истеричные служанки в халатах.
— О, мисс, декан велела вам сказать. Мы с Энни так испугались. Ведь чуть-чуть не поймали.
— Не поймали что?
— Это самое, мисс. В естественнонаучной аудитории, мисс. Мы там его видели. Просто ужас.
Гарриет села в кровати, ошеломленная новостью.
— Оно убежало, мисс, и страшно буйствовало, мало ли что оно еще вытворит. Мы решили, что об этом надо кому-то рассказать.
— Ради бога, Кэрри, расскажите все по порядку. Сядьте обе и начните с самого начала.
— Но как же, мисс, надо ведь пойти и посмотреть, что оно делает. Оно вылезло из фотолаборатории через окно. Может, оно в эту самую минуту кого-нибудь убивает. Лаборатория заперта изнутри — а вдруг там труп и лужи крови?
— Не болтайте чепухи, — сказала Гарриет, но вылезла из постели и теперь отыскивала тапочки. — Если кто-то устраивает очередной розыгрыш, мы попробуем ему помешать. Но бросьте эту чушь про кровь и трупы. Куда оно убежало?
— Мы не знаем, мисс.
Гарриет посмотрела на разгоряченную толстушку Кэрри: лицо ее сморщилось и подрагивало, глаза истерично выпучились. Гарриет никогда особо не доверяла главному скауту, а ее не в меру энергичный нрав списывала на больную щитовидку.
— Где декан?
— Ждет вас у дверей аудитории, мисс. Она велела вас привести…
— Хорошо.
Гарриет сунула фонарик в карман халата и поспешно вышла из комнаты вместе со скаутами.
— Теперь коротко расскажите, в чем дело. И не шумите.
— Так вот, мисс, Энни ко мне приходит и говорит…
— Во сколько это было?
— С четверть часа назад, мисс, может, раньше, может, позже.
— Около того, мадам.
— Я себе сплю, снов не вижу, а тут Энни говорит: «Ключи у тебя, Кэрри? В аудитории неладное творится». А я ей и говорю…
— Погодите. Пусть сначала расскажет Энни.
— Да, мадам. Вы ведь знаете естественнонаучную аудиторию в Новом дворе, ее видно из нашего крыла. Я проснулась в половине второго, посмотрела в окно и увидела, что в аудитории горит свет. Странно, подумала я, с чего бы в такой час. А потом увидела: за шторами будто кто-то движется.
— Значит, шторы были задернуты?
— Да, мадам, но они же желтые, так что тень была хорошо видна. Я какое-то время на нее смотрела, а потом фигура исчезла, а свет остался. Чудно, подумала я. Тогда я разбудила Кэрри и попросила у нее ключи, чтобы проверить, не творится ли там неладное. Она тоже увидела свет, а я ей и говорю: «Пошли со мной, Кэрри. Мне одной страшно». И Кэрри пошла.
— Как вы шли: через трапезную или через двор?
— Через двор, мадам. Думали, так быстрее. Через двор и железные ворота. Мы попытались заглянуть в окно, но оно было заперто, а шторы плотно закрыты.
Они вышли из Тюдоровского здания, оставив позади вполне безмятежные коридоры. В Старом дворе тоже царила тишина. В библиотечном крыле было темно, только в окне мисс де Вайн горела лампа да в коридорах мерцал тусклый свет.
— Аудитория была заперта, и ключ в замке: я попыталась посмотреть через замочную скважину, но ничего не разглядела. А потом вдруг я заметила, что занавеска на двери не до конца задернута — а дверь-то стеклянная, вы знаете, мисс. Я заглянула в щель и увидела какую-то черную фигуру, мадам. «Вон оно!» — говорю. А Кэрри говорит: «Дай я посмотрю», — и меня толкает. Я ударилась локтем об дверь и, наверно, его спугнула: свет сразу погас.
— Да, мисс, — горячо подхватила Кэрри. — А я говорю: «Вон оно!» — а тут вдруг страшный треск, просто жуткий, и что-то грохнулось. Я и завопила: «Оно нас увидело!»
— А я говорю Кэрри: «Беги скорей за деканом!» Кэрри пошла за деканом, а оно еще некоторое время возилось за дверью, а потом я больше ничего не слышала.
— Пришла декан, и мы еще немного подождали, а потом я говорю: «Неужели оно там лежит с перерезанным горлом?» А декан говорит: «Ну хватит уже! Вели вы себя глупее некуда. Оно вылезло в окно». А я говорю: «Но ведь на всех окнах решетки». А декан мне: «Оно вылезло через окно фотолаборатории». Дверь лаборатории тоже была заперта. Мы выбежали на улицу и посмотрели: окно и правда нараспашку. Тогда декан велела: «Позовите мисс Вэйн». И мы пошли за вами, мисс.
Они подошли к восточному углу Нового двора — там их ждала мисс Мартин.
— Боюсь, наша старая знакомая улизнула, — сказала декан. — Зря мы сразу не подумали о том окне. Я обошла двор кругом, но ничего подозрительного не заметила. Будем надеяться, она легла спать.
Гарриет осмотрела дверь. Она явно была заперта изнутри, а занавеска задернута не до конца. Но внутри было темно и тихо.
— Что намерен предпринять Шерлок Холмс? — поинтересовалась декан.
— Думаю, нужно войти, — сказала Гарриет. — Я так понимаю, у вас нет длинных плоскогубцев? Нет? Тогда попробуем разбить стекло.
— Не порежьтесь.
Сколько раз, подумала Гарриет, ее собственный детектив, Роберт Темплтон, врывался в комнату, вышибая дверь, и обнаруживал на полу труп финансиста! С нелепым чувством, будто разыгрывает спектакль, она приложила край халата к стеклянной панели и резко ударила по ней кулаком. К ее удивлению, стекло разбилось и, тихонько звеня, посыпалось внутрь — как и должно было. Оставалось обернуть руку шарфом или носовым платком, чтобы не порезаться и не оставить лишних отпечатков пальцев на ключе и дверной ручке. Декан любезно дала ей чем обмотать руку, и Гарриет открыла дверь.
Первым делом она посветила на выключатель. Он не был нажат — Гарриет нажала его концом фонарика. Помещение осветилось.
Это была голая, неуютная комната, оборудованная лишь парой длинных столов, твердыми стульями и доской. Она называлась естественнонаучной аудиторией отчасти потому, что мисс Эдвардс иногда использовала ее для индивидуальных занятий, где ей было не слишком нужно оборудование, в первую же очередь — потому, что некий давно почивший благодетель в свое время пожертвовал колледжу деньги, а вместе с ними уйму книг по естественным дисциплинам, наглядных анатомических пособий, портретов покойных ученых и витрин с минералами. И так непонятно, что делать с таким богатством, но благодетель еще и потребовал, чтобы весь этот скарб разместили в одной комнате. В других отношениях комната не слишком подходила на роль естественнонаучной аудитории — разве что была соединена с чуланом, где находилась раковина. По этой причине фотолюбители использовали чулан как лабораторию и так его и называли.
Гарриет и декан без труда обнаружили источник треска и грохота, которые слышали скауты. Доска была опрокинута, стулья беспорядочно сдвинуты: похоже, торопясь выбраться из темной комнаты, злоумышленница натыкалась на мебель. Но интереснее всего было другое — то, что лежало на столе. Газетный лист, на котором стояла банка с клеем (а в банке кисточка), дешевая писчая бумага и картонная коробочка с вырезанными буквами. Кроме того, на столе валялось несколько записок, склеенных в привычной для злоумышленницы манере и написанных в ее стиле, а образчик незаконченной работы валялся на полу. Очевидно, ее застигли врасплох.
— Так вот где она их клеит! — воскликнула декан.
— Да, — сказала Гарриет. — Интересно, почему? Ведь сюда может войти кто угодно. Почему не у себя в комнате? Прошу вас, декан, не поднимайте записку. Давайте пока не будем ничего трогать.
Дверь в чулан была открыта. Гарриет направилась туда, осмотрела раковину и подоконник. В пыли отпечатался след — на подоконник явно взбирались.
— А что под окном?
— Мощеная дорожка. Боюсь, там вы мало что найдете.
— Вы правы, а к тому же это место ниоткуда не видно — только из ванных в коридоре. Так что, скорее всего, никто не заметил, как она вылезла. Раз уж ей зачем-то надо ваять свои послания в аудитории, эта аудитория достаточно удобна. Что ж, кажется, нам здесь делать больше нечего. — Тут Гарриет резко повернулась к скаутам. — Энни, вы говорите, вы ее видели.
— Не то чтобы прям видела, мадам, то есть не узнала. Она была вся в черном и сидела за дальним столом спиной к двери. Кажется, что-то писала.
— А вы не разглядели ее лица, когда она встала и пошла тушить свет?
— Нет, мадам. Я сказала Кэрри, а она сказала, что сама хочет посмотреть, и задела дверь, а я велела ей не шуметь — и свет погас.
— А вы, Кэрри, ничего не видели?
— Не скажу точно, мисс, я так перенервничала. Я видела свет, а потом ничего.
— Наверное, она прокралась вдоль стены к выключателю, — предположила декан.
— Наверняка. Не могли бы вы войти в аудиторию и сесть за стол — на тот стул, который выдвинут? А я встану у двери и проверю, что мне отсюда видно. Потом я постучу по стеклу, а вы как можно быстрее вставайте, пробирайтесь по стенке, чтобы я вас не видела, и гасите свет. Скажите, Энни, занавеска висела вот так, или я ее сдвинула, когда разбивала стекло?
— Вроде бы так, мадам.
Декан вошла в аудиторию и села за стол. Гарриет заперла дверь и приникла к просвету в двери. Ближе к стене занавеска была отдернута. Гарриет могла видеть окно, концы обоих столов и то место под окном, где раньше стояла доска.
— Посмотрите-ка, Энни. Вот так все было?
— Так, мадам. Только доска, конечно, была на месте.
— А теперь разыграйте всю эту сцену. Скажите Кэрри, что вы там ей говорили, а вы, Кэрри, заденьте дверь, как тогда.
— Хорошо, мадам. Я сказала: «Вон она! Мы ее поймали». И отскочила — вот так.
— А я сказала: «О боже! Дай я сама погляжу», — и вроде как оттолкнула Энни и задела дверь — вот так.
— А я сказала: «Осторожнее! Что ты делаешь?»
— А я сказала: «Ой, мама!» — или что-то в этом роде, заглянула в щель и никого не увидела…
— А сейчас вы кого-нибудь видите?
— Нет, мисс. А пока я пыталась что-то рассмотреть, свет погас.
Свет погас.
— Ну как? — спросила декан, подкравшись к просвету в двери.
— Отличная работа, — сказала Гарриет. — Тютелька в тютельку.
— Как только вы стукнули в дверь, я сразу отскочила вправо и потом прокралась вдоль стены. Меня было слышно?
— Совсем не было. У вас ведь тапочки на мягкой подошве?
— Мы и тогда ничего не слышали, мисс.
— Она тоже, наверное, была в мягких тапочках. Что ж, похоже, все ясно. Обойдем еще раз колледж, проверим, все ли в порядке, — и можно идти спать. Вы обе можете идти, Кэрри, — мы с мисс Мартин справимся.
— Хорошо, мисс. Пошли, Энни. Хотя не представляю, кто после такого уснет.
— Да прекратите вы, наконец, этот шум?!
Голос принадлежал негодующей студентке в пижаме.
— Что люди спят, вы не подумали? Здесь вам коридор, а не… О, мисс Мартин, извините. Что-то случилось?
— Ничего страшного, мисс Пэрри. Простите, что мы вас потревожили. Кто-то не погасил свет в аудитории, и мы пришли посмотреть, в чем дело.
Студентка удалилась, качнув взъерошенной головой, — понятно было, что она обо всем этом думает. Скауты тоже ушли. Декан повернулась к Гарриет:
— А зачем надо было реконструировать преступление?
— Я хотела выяснить, могла ли Энни и правда видеть то, что видела. Люди ее склада склонны давать волю воображению. Вы не против, я запру дверь и возьму ключ? Я хотела бы кое с кем посоветоваться.
— А, — сказала декан, — наверное, с тем галантным джентльменом, что на Сент-Кросс-роуд облобызал мне ноги с воплем: «И декана вполне проявила походка»?[226]
— На него похоже. У вас и правда прелестные ножки, декан. Я тоже это отметила.
— Ими много кто восхищался, — с довольным видом признала декан, — но еще ни разу в столь людном месте и после всего пяти минут знакомства. «Вы просто дурашливый молодой человек», — сказала я его светлости. «Человек — бесспорно, — ответил он, — и, пожалуй, достаточно дурашливый, чтобы позволить себе быть молодым». — «Пожалуйста, встаньте, — сказала я, — здесь не место быть молодым». А он очень любезно ответил: «Извините, что строил из себя фигляра. Оправданий у меня нет, но простите меня, пожалуйста». Ну я и пригласила его к нам на ужин.
Гарриет покачала головой:
— Боюсь, вы попали под влияние белокурых волос и стройной фигуры. И слово вольное из уст худого в устах у полных будет лишь нахальством.[227]
— Это могло бы быть крайним нахальством — но не было. Интересно, что он скажет о сегодняшнем происшествии. И пойдемте проверим, не затеял ли полтергейст чего нового.
Но ничего подозрительного они не обнаружили.
Гарриет позвонила в «Митру» перед завтраком.
— Питер, могли бы вы прийти не в шесть, а с утра?
— Через пять минут буду, где вы скажете. «Если только она попросит, они босиком пойдут в Иерусалим, ко двору Великого хана, в Ост-Индию и принесут ей птицу, чтобы она носила ее на шляпе».[228] Что-то случилось?
— Ничего. Просто появились кое-какие улики. Но ничего срочного. Спокойно доедайте яичницу с беконом.
— Через полчаса буду на Джоветт-уок.
Он явился с Бантером и фотокамерой.
Гарриет провела их в кабинет декана и изложила суть дела. Мисс Мартин кое-что добавила и осведомилась, желает ли Уимзи допросить скаутов.
— Не сейчас. Думаю, вы задали все необходимые вопросы. Лучше осмотрим аудиторию. Насколько я понимаю, туда можно попасть только через этот коридор. Две комнаты по левой стороне — там ведь живут студентки? Одна комната по правой стороне. Других комнат нет — только ванные и так далее. А где дверь в лабораторию? Вот эта? Ее видно от двери в аудиторию, так что выбраться она могла только через окно. Понятно. Вы говорите, комната была заперта изнутри, а занавеска задернута именно так, как сейчас? Вы уверены? Хорошо. Можно мне ключ?
Он распахнул дверь и заглянул в аудиторию.
— Сфотографируйте это, Бантер. У вас в этом здании хорошие, добротные двери. Натуральный дуб. Ни краски, ни лака.
Он вынул из кармана лупу и бегло оглядел выключатель и дверную ручку.
— Я своими глазами увижу сеанс дактилоскопии? — спросила декан.
— Ну конечно, — сказал Уимзи. — Впрочем, особой пользы он нам не принесет, зато впечатлит зрителя и вызовет доверие. Бантер, вдуватель. Сейчас вы убедитесь, — он быстро присыпал белым порошком дверной косяк и ручку, — сколь неистребима привычка касаться двери, когда ее открываешь. — Он сдул лишний порошок — и взору предстало великое множество наложенных друг на друга отпечатков пальцев. — Отсюда прекрасный старинный обычай снабжать дверной замок наличником. Можно мне взять стул из ванной? О, благодарю вас, мисс Вэйн, я не имел в виду, чтоб вы сами его приносили. — Он распылил порошок выше по дверному косяку.
— Конечно же вы не надеетесь и там найти отпечатки пальцев, — сказала декан.
— Я бы страшно удивился, их там обнаружив. Это всего лишь показательное мероприятие: продемонстрировать добросовестность и дотошность. Таков порядок, как сказал бы полицейский. Могу вас поздравить: у вас в колледже почти идеальная чистота. Ну вот и все. Теперь устремим пристальный взор на лабораторию: там надо проделать то же самое. Ключ? Благодарю вас. Как видите, здесь отпечатков меньше. Полагаю, в эту комнату часто входят через аудиторию. Вероятно, поэтому же сверху дверной косяк запылился. Что-нибудь всегда упустишь, верно? Линолеум тем не менее тщательнейшим образом подметен и натерт. Обязательно ли вставать на четвереньки и осматривать следы на полу? Это на удивление неполезно для брюк, а толку обычно никакого. Лучше осмотрим окно. Да, кто-то определенно через него вылезал. Но это мы и так знали. Вылезая, она взобралась на раковину и опрокинула стоявшую там мензурку.
— А еще наступила в раковину, — добавила Гарриет, — и оставила на подоконнике влажный и грязный след. Теперь-то он, разумеется, высох.
— Да, но это доказывает, что она в самом деле выбралась из комнаты именно этим способом и именно тогда. Впрочем, доказывать это и не требовалось. Другого пути наружу просто нет. Это не старая добрая задачка про труп в опечатанной комнате. Вы там закончили, Бантер?
— Да, милорд, я сделал три снимка.
— Очень хорошо. Вас ведь можно попросить протереть эти двери? — Он с улыбкой повернулся к декану. — Понимаете, даже если мы установим, кому принадлежат все эти отпечатки, мы получим лишь список людей, каждый из которых имел полное право сюда заходить. Да к тому же злоумышленница, как и любой в наши дни, скорее всего, сообразила надеть перчатки.
Он обвел комнату критическим взглядом:
— Мисс Вэйн!
— Да?
— Вас кое-что насторожило. Что именно?
— Вы ведь и сами знаете.
— Знаю — и убежден, что наши сердца бьются в такт. Но скажите мисс Мартин.
— Когда злоумышленница выключила свет, она стояла у двери. Затем она кинулась в лабораторию. Но почему она повалила доску — доска же находится не между двумя дверями, а вовсе в стороне.
— Вот-вот.
— Ну это же так понятно! — воскликнула декан. — В темной комнате ничего не стоит заплутать. Однажды ночью у меня перегорела лампочка в ночнике, и я, пока искала выключатель, впечаталась носом в платяной шкаф.
— Ну вот! — сказал Уимзи. — Голос рассудка разбил все наши построения, как струя холодной воды горячий стакан. И все-таки я вам не верю. До лаборатории она могла добраться по стенке. Но что-то заставило ее вернуться в середину аудитории.
— Наверное, забыла что-нибудь на столе.
— Это больше похоже на правду. Но что именно? Что могло бы ее выдать?
— Скажем, носовой платок или что-нибудь, чем она придавливала наклеенные буквы.
— Допустим. Насколько я понимаю, записки вы нашли в нынешнем состоянии. Вы не проверяли, клей уже высох?
— Я только потрогала вот эту неоконченную записку на полу. Видите, как она это делала? Проводила клеем полоску, а поверх выкладывала строчку из букв. Одну строчку она не кончила: бумага была еще липкой, но уже не мокрой. Но мы пришли минут через пять — десять после ее ухода.
— А другие записки вы не проверяли?
— Увы, нет.
— Просто любопытно, как долго она здесь работала. Она неплохо потрудилась. Что ж, сейчас мы все проверим другим способом. — Он взял со стола коробочку с вырезанными буквами. — Грубый коричневый картон, думаю, нет смысла проверять отпечатки пальцев — все равно они могут быть чьи угодно. Она почти закончила работу — в коробке всего-то букв двадцать, да и из них куча странных: всякие «ц», «х» да «ш». Интересно, как должна была кончаться последняя записка?
Он поднял листок с пола и осмотрел его:
— Адресовано вам, мисс Вэйн. Вам впервые выпала такая честь?
— Да, впервые — после того раза.
— Так-так. «Даже не надейся меня поймать. Мне на тебя начхать, ты…» — дальше должен был следовать эпитет из оставшихся в коробке букв. Если вам хватит словарного запаса, можете составить его сами.
— Но… лорд Питер…
Она так давно не обращалась к нему подобным образом, что даже смутилась. И в то же время ей нравилась его официальная манера.
— Я одного никак не пойму: зачем она вообще сюда пришла?
— В том и загадка, да?
На столе стояла лампа. Питер в задумчивости щелкал выключателем.
— Да. Почему бы не наклеить их в своей комнате? Зачем так рисковать?
— Простите, милорд.
— Да, Бантер?
— Быть может, это пригодится в расследовании.
Бантер нырнул под стол и вынырнул с длинной черной шпилькой в руке.
— Боже мой, Бантер! Словно страница из позабытой книги. Многие ли такими пользуются?
— В наши дни довольно многие, — откликнулась декан. — Небольшие пучки на затылке снова в моде. Я и сама пользуюсь шпильками, но у меня бронзовые. И некоторые студентки ими пользуются. И мисс Лидгейт — но у нее, наверное, тоже бронзовые.
— Я знаю, у кого такие черные шпильки, — сказала Гарриет. — Я сама имела удовольствие втыкать их ей в пучок.
— Разумеется, мисс де Вайн. Наша Белая Королева. Она их вечно везде рассыпает. Только вот думаю, что из всей профессорской она единственная никогда не заходит в эту аудиторию. Она не ведет занятий, не пользуется фотолабораторией и не сверяется с естественнонаучными книгами.
— Прошлой ночью, когда я шла сюда, она работала у себя в комнате, — сказала Гарриет.
— Вы ее видели? — тут же откликнулся Уимзи.
— Простите. Я идиотка. Я хотела только сказать, что у нее в окне горела настольная лампа.
— Для того чтобы установить алиби, включенной лампы мало, — сказал Уимзи. — Боюсь, придется мне все же вытереть собой пол.
Вторую шпильку подобрала декан — в том месте, где и следовало ожидать, в углу возле раковины. Она была так горда своими детективными способностями, что почти забыла о значении этой находки — пока огорченное восклицание Гарриет не вернуло ее к действительности.
— Мы еще не установили владелицу шпилек, — успокоил их Питер. — Это будет небольшое задание для мисс Вэйн. — Он собрал со стола записки. — Присоединю их к делу. Как я понимаю, на доске нам никакого послания не оставили?
Он поднял доску и поставил ее на подставку, к окну. На ней обнаружилось лишь несколько химических формул, нацарапанных мисс Эдвардс.
— Глядите! — вдруг сказала Гарриет. — Теперь понятно, зачем она пошла к окну. Она думала через него и вылезти, но забыла про решетки. Только когда она отдернула шторы и их увидела, то вспомнила про лабораторию и поспешила обратно, уронив подставку и раскидав стулья. Судя по всему, она пробежала между окном и подставкой, поскольку подставка вместе с доской упали вперед, а не назад, к окну.
Питер задумчиво посмотрел на нее. Затем вернулся в лабораторию, опустил и поднял раму. Она двигалась легко и почти беззвучно.
— Будь это здание построено похуже, — почти с упреком обратился он к декану, — кто-нибудь услышал бы, как открывают окно, прибежал бы и поймал эту леди. И все равно странно, как Энни ничего не заметила, когда в раковину свалилась мензурка. А если заметила, то, наверное, подумала, что это в аудитории что-то упало — одна из этих стеклянных витрин или что еще. Вы-то ничего не слышали?
— Ничего.
— Значит, она выбралась из аудитории, пока Кэрри ходила за вами. Как я понимаю, ее никто не видел.
— Я опросила тех трех студенток, у кого окна выходят на эту сторону, — сказала Гарриет. — Они ничего не видели.
— Спросите-ка Энни про мензурку. И еще спросите их обеих, не помнят ли они, было окно в лаборатории открыто или закрыто. Не думаю, впрочем, что помнят — но вдруг?
— А что это нам даст? — спросила декан.
— Немногое. Но если окно было заперто, это довод в пользу предположения мисс Вэйн — отчего упала доска. А если окно было открыто, то, вероятно, злоумышленница заранее планировала из него вылезти. Так будет яснее, близорука она или дальнозорка — я имею в виду, по своему умственному складу. Кроме того, можно спросить, видел ли свет в окнах аудитории еще кто-нибудь из скаутского крыла, — и если видел, то во сколько.
Гарриет рассмеялась:
— Это я вам и так скажу. Никто не видел. Если бы видели, то сразу примчались бы нам докладывать. Будьте уверены, сегодня утром слуги только и обсуждали, что рассказ Энни и Кэрри.
— Что верно, то верно, — согласился его светлость.
Повисло молчание. В аудитории ничто больше не представляло интереса для исследования. Гарриет предложила Уимзи осмотреть колледж.
— Я сам хотел это предложить, — ответил он, — если, конечно, у вас есть время.
— Мисс Лидгейт ждет меня через полчаса: грядет новая битва с «Просодией», — сказала Гарриет. — Я не могу не пойти: у нее, бедняжки, осталось так мало времени, а она еще решила добавить новое приложение.
— О нет! — вскричала декан.
— Увы, да. Но мы можем сделать круг и осмотреть основные поля сражений.
— Я прежде всего хотел бы увидеть трапезную, библиотеку, переход между ними, вход в Тюдоровское здание, прежнюю комнату мисс Бартон, план часовни, на котором будет отмечена задняя дверь и то место, где, с божьей помощью, перелезают через стену, а еще путь из Елизаветинского здания в Новый двор.
— Боже! — проговорила Гарриет. — Вы что, всю ночь просидели с моим досье?