Год грифона Джонс Диана
— Что это такое?! Самое нелепое заклятие, с каким я когдалибо сталкивался! Все сикосьнакось и вверх тормашками! Кто это сотворил?
— Вермахт, — ответил Лукин.
— Ктокто?
— Кто бы он ни был, он дурак, — сказал Кит. — Надо же, как наплел — не сразу и разберешься!
Они с Блейдом принялись бродить вокруг Клавдии с вешалкой, обсуждая технические подробности, а Клавдия стояла, как майский шест, и ужасно стеснялась.
Эльда поняла, что кончится это еще не скоро. И она оставила свое место в кругу и тихонечко пробралась в темный уголок у крыльца столовой.
— Нам нужно знать твое имя, — донесся сзади голос Кита.
Клавдия ответила, что ее зовут Клавдия Антонина, и Блейд воскликнул:
— Аа, так ты, наверно, сводная сестра императора Тита! А ято все думаю, где я тебя раньше видел!
— Всего один раз, — сказала Клавдия. — Мне тогда было четырнадцать.
А коричневый грифон так ни разу и не шевельнулся. Он сидел, как сидят кошки, подобрав под себя передние лапы, согнув задние и сложив на спине блестящие коричневые крылья. Так он выглядел гораздо меньше. Его физиономия, очень простая и спокойная, была на одном уровне с Эльдиной. Тяжелые веки были полуприкрыты. Эльда подумала бы, что он спит, но она увидела, как блеснули его глаза, когда он перевел их на нее. Она с изумлением обнаружила, что этот грифон совсем не воняет. Ну, то есть от него пахло потом, но не сильнее, чем от любого грифона, который только что прилетел сюда с самого побережья.
— Ты кто? — спросила Эльда. — И почему ты все еще здесь?
— Я? — переспросил грифон. Похоже, он был немало удивлен. — Я — Перри. На самом деле я тихий и безобидный. Так что не пугайся. Мне показалось, что тут довольно интересно, потому я и остался.
— А почему тебя никто другой не замечает? — спросила Эльда.
— Я надеялся, что меня никто не заметит, — скромно ответил Перри. — Я, знаешь ли, умею быть незаметным.
Да, этот Перри был совсем не такой, как Джессак. Однако его скромность и смирение начали раздражать Эльду.
— Отчего же ты так стараешься быть незаметным? — ядовито спросила она. — Ты что, тоже изгой?
— Да нет, — ответил Перри. — По крайней мере, пока что меня никто не изгонял.
— А тогда почему ты прилетел с Джессаком? — подозрительно спросила Эльда.
— Ну, я ему вроде как дальний родственник, — объяснил Перри. — Семья просила меня присмотреть за ним.
— Присмотреть за ним?!
Эльде это показалось совершенно немыслимым. Перри стеснительно и виновато выгнул спину.
— Звучит как полный бред, правда? Ну что я могу сделать, чтобы помешать ему впутаться в неприятности? Однако его семья очень влиятельная, понимаешь? По правде говоря, Джессака следовало бы казнить как военного преступника, но они добились для него ссылки и наняли меня, чтобы я отправился с ним.
— Так ты боец? — спросила Эльда.
— Да нет, боец из меня не очень, — признался Перри.
— Значит, адвокат?
— Адвокат из меня никудышный.
— Но если тебе платят за то, что ты его сопровождаешь, — спросила Эльда, окончательно выведенная из себя, — почему же ты позволил им улететь без тебя?
— Ну, я ведь не мог их остановить, верно? — скромно заметил Перри. — Они, похоже, очень торопились убраться отсюда подальше. Как ты думаешь, возьмет меня здешнее начальство в студенты, если я попрошусь?
— Наверно, нет, — сказала Эльда. — Чтобы стать студентом, нужно учиться на волшебника. Ты этого хочешь?
— Да нет, не особенно, — сказал Перри.
— Ну, — сказала Эльда, выведенная из себя еще сильнее, — тогда тебе лучше улететь следом за Джессаком и его дружками. А то они наверняка уже гденибудь пакостят.
— Это ночьюто? Вряд ли, — сказал Перри. — Кроме того, мой договор закончился с прибытием сюда. А тебе лучше вернуться к своим друзьям. Ты им вотвот понадобишься.
И в самом деле. Кит с Блейдом расспрашивали, где найти Вермахта. Они, похоже, решили, что без Вермахта им заклятие не распутать.
— Его нет, — отвечали им. — Наверно, давно домой ушел. Он живет в городе.
— А где именно? — спросил Кит. — Я могу слетать туда и принести его. За шкирку приволоку, если понадобится!
Но оказалось, что никто не знает, где живет Вермахт. Как сказали несколько студентов, Вермахт — не тот человек, с которым хочется общаться в свободное время. Если бы это был Финн или Мирна…
— Вот зараза! — воскликнул Кит. — Слушай, Блейд, нам ведь домой надо…
— Да знаю, знаю…
Блейд обернулся к Клавдии.
— Я ужасно извиняюсь, но сегодня, похоже, ничего не выйдет. Потерпишь еще пару деньков? Нам надо родителей в дорогу отправить. А потом мы вернемся, в часы занятий, чтобы этот Вермахт наверняка тут был, и заставим его распутать то, что он натворил. Честное слово. Обойдешься пока?
— Обойдусь, конечно! — храбро ответила Клавдия.
По сравнению с прочими бедами вешалка казалась ей сущим пустяком. Если сенат решил погубить ее, пока она не научилась магии достаточно, чтобы защитить себя, что ей какаято вешалка! Может быть, когда Блейд вернется, она наберется храбрости и попросит его какнибудь ее защитить. Но тихо, в сторонке, а не так, посреди двора, на виду у всех. А пока что остается цепляться за Эльду, как репей.
— Значит, договорились.
Блейд улыбнулся ей на прощание и снова занялся Калеттой. Эльда как раз вовремя втиснулась на свое место между Ольгой и Фелимом.
— Ну, поскорей, вы там! — донесся сердитый голос Калетты откудато из воздуха над упавшей статуей.
— Да это минутное дело, — сказал Кит, огромный и блестящий, как смола. Он расположился за пределами круга студентов. — Заклятието простенькое, только очень мощное изза того, что его создало так много народу. Возьмитесь за руки. Вот так. А теперь сосредоточьтесь и представьте себе Калетту такой, какой вы ее видели в последний раз.
Все представили себе Калетту, а Кит с Блейдом побежали по часовой стрелке вокруг кольца сосредоточившихся студентов. И внезапно Калетта будто бы включилась, точно лампочка. Она появилась посреди круга, огромная, взъерошенная, сердитая, в короткой вспышке заходящего солнца, какой они видели ее в последний раз: полосатые крылья отсвечивают розовым, и в огромных карих глазах горят оранжевые отблески заката. К тому времени, как она переступила с ноги на ногу и оглянулась, чтобы осмотреть свои крылья, закатный свет уже угас, сменившись обычным тусклым светом дворовых фонарей.
— Спасибо, — угрюмо сказала она. — Тоже мне, лучи славы!
— А теперь нам уж точно пора! — сказал Блейд. — Пока, Эльда! Пока, Клавдия!
И он исчез — только воздух с хлопком сомкнулся во внезапно образовавшейся пустоте.
Киту с Калеттой предстояло менее магическое путешествие. Оба распростерли огромные крылья, присели — и рванулись в небо, шумно хлопая крыльями и подняв ветер, который растрепал всем волосы.
— Пока! — крикнула вниз Калетта.
Все столпились вокруг поверженной статуи и долго махали им вслед. Рёскин вспрыгнул на опустевший постамент, чтобы как можно дольше видеть огромные темные силуэты, кругами набирающие высоту на фоне бархатносинего неба. Ольга с Лукином влезли на упавшую статую. Эльда вздохнула. Она даже не подозревала, как сильно соскучилась по своим, пока не рассталась с ними вновь.
— Знаете, — задумчиво прогудел Рёскин, — а ведь, наверно, можно создать магические крылья!
— Ты сперва разберись со своими кухонными заклинаниями! — рассмеялся Лукин.
Но тут у него изпод ног донесся громкий и весьма ехидный голос:
— Не будете ли вы так любезны поставить меня обратно? Мне представляется чрезвычайно неудобным лежать тут без ног!
Ольга с Лукином спрыгнули со статуи как ошпаренные. Рёскин опустился на колени и свесился с пьедестала. Все остальные просто попятились.
— Это что, волшебник Поликант заговорил? — спросил ктото — кажется, Мелисса.
— А кто же еще, глупышка? — сказала статуя. Вопросов больше не возникло. Все видели, как шевельнулись каменные губы.
— Тогда, наверно, лучше поставить его на место! — сказал Фелим.
Это оказалось непросто. Как сказал потом Фелим, когда все уже сидели в буфете, в волшебнике Поликанте было никак не меньше тонны, и без могучей Эльды и Рёскина, который умел ворочать тяжелые камни, им бы нипочем не управиться. Десять человек, воспользовавшись вешалкой как рычагом, приподняли Поликанта настолько, чтобы Эльда с Рёскином сумели подхватить его за каменные бока и потянули наверх, в то время как все прочие бросили вешалку и принялись толкать. Наконец статую удалось затащить на пьедестал. Тут коекому пришло в голову попытаться использовать заклятия для уменьшения веса, но все было впустую: Поликант, похоже, был так же невосприимчив к магии, как Джессак. Пришлось снова пустить в ход грубую силу. Общими усилиями статую поставили вертикально. А потом Эльда зависла в воздухе, судорожно размахивая крыльями и вцепившись всеми четырьмя лапами в остроконечную шляпу волшебника Поликанта, а все самые сильные, кто поместился на постаменте, принялись толкать статую, пытаясь установить обломанные концы ног волшебника на место.
Камень скрежетал. Все отчаянно пыхтели — а Эльда громче всех. На постамент ручьями лился пот. Процессом установки командовал сам волшебник:
— Правей! Чуть назад! Теперь на полдюйма влево… Вперед, и на осьмушку дюйма вправо… Разверните меня чутьчуть по часовой стрелке… Нет, это слишком сильно, в другую сторону… Вот так… Опускайте!
И статуя с грохотом встала на место. Эльда взметнулась вверх, гадая, отвалятся у нее лапы или всетаки нет. Стоящие на постаменте с трудом держались на ногах, дрожа от усталости.
— Ну что, все? — спросила снизу Клавдия.
— Да, — ответил волшебник Поликант. — Спасибо.
На этом каменные губы сомкнулись, и он снова превратился в статую. Студенты озабоченно расспрашивали его, все ли с ним в порядке, но волшебник не отвечал.
Эльда устало опустилась на землю. А Рёскин присел и провел руками по ногам статуи там, где проходила линия разлома.
— Как новенькие! — сказал он. — И следов не осталось!
— Вот это волшебник, это я понимаю! — почтительно сказал Фелим. — По правде говоря, мне не верится, чтобы ктото из наших нынешних наставников был способен на такое.
Остальные кивнули и стали слезать с постамента. Лукин вытер взмокший лоб тыльной стороной кисти.
— Уфф! — сказал он. — Ну и денек! Не знаю, как вы, но я только что вспомнил, что недавно получил деньги. Пойдука я в буфет, промочу горло.
И все пошли в буфет. Ужин они прозевали, а потому поужинали бутербродами из буфета. Они просидели там остаток вечера. Эльда разлеглась у стены, рядом с изрядно поцарапанной вешалкой, посасывая через соломинку пиво и гадая, что такого люди находят в этом напитке. Клавдия сидела, прислонясь к Эльде и временно чувствуя себя в безопасности. Рёскин уселся на высокий табурет из бара, чтобы быть на одном уровне с остальными, и, постепенно повышая голос, рассказывал Фелиму, как можно изготовить крылья и заколдовать их так, чтобы они могли поднять в небо гнома. Лукин только улыбался и покрепче прижимал к себе Ольгу.
Много позже, когда студенты, шумно болтая и нестройно распевая, разошлись наконец по своим комнатам, Финн решительно прошел через двор, спугнув по пути стайку мышей, собравшуюся у оброненного бутерброда, и через маленькую калитку в главных воротах вышел на улицу. «Сперва зайти в „Белого льва“, — думал он, — потом в „Золотого орла“ и в „Мага“. Если там его не окажется, придется обойти „Красного волшебника“, „Синего вепря“, „Зеленого гнома“ и „Грифона“. Потом „Дракона“, „Заправку“, „Вина Тилли“ и еще коекакие кабаки попроще». В городке была уйма кабачков и трактиров и несколько больших постоялых дворов, таких как «Герб империи» или «Поющий арфист», где, по всей вероятности, останавливались сенаторы и гномы. Так что путешествие предстояло долгое.
Но Финну повезло. Коркоран обнаружился в «Белом льве». Он сидел за столом, уставленным стройными рядами пустых бутылок, а перед Коркораном стояла еще одна, полупустая. Других клиентов в зале не было, трактирщик переворачивал стулья, ставил их на столы и нетерпеливо поглядывал в сторону засидевшегося гостя.
— Пошли, Коркоран, — сказал Финн. — Пора домой.
— Нету у меня дома, — с горечью ответил Коркоран. — Сирота я. В пятнадцать лет выгнали меня на улицу, помирать с голоду. Нашу деревню туры разорили дотла. Я пришел в университет пешком.
— Теперь университет ваш дом, — терпеливо объяснил Финн. — Вы там главный. Помните?
— Неет, — сказал Коркоран. — Главный там не я. Главная там Кверида. А я так, председатель совета.
— Ну, в наше время это то же самое, — возразил Финн. — Идемте, Коркоран. Нам без вас не обойтись. Сегодня на университет напали грифоны, а там не оказалось никого, кто мог бы с ними разобраться. Один из них даже уронил статую волшебника Поликанта.
— Этоммыши, — сказал Коркоран. — Вы, Финн, наверно, пьяны. Это не грифоны, это мыши. Мыши не роняют статуи. Они едят лунные корабли.
Финн тяжело вздохнул.
— Какая это у вас бутылка? Десятая? Идемте, Коркоран. Вы уже достаточно пьяны. А хозяину надо закрываться.
— Не могу, — уперся Коркоран. — Не пойду. Мне больше нет смысла чтото делать, Финн. Моему полету на Луну конец. Все. Отлетался. Все изгрызено, изрублено на куски…
— Знаю, — сочувственно сказал Финн. — Я заходил к вам в лабораторию, вас разыскивал. Это все эти ассасины, да?
— Зачем вы не дали мне отправить их на Луну! — воскликнул Коркоран. — Это вы виноваты, Финн!
— Надо мне было отобрать их у вас и отправить обратно в Амперсанд, — возразил Финн. — Теперь я жалею, что не сделал этого. Но что поделаешь, Коркоран! Какой смысл плакать над пролитым молоком?
— А я не плачу, — объяснил Коркоран. — Я топлю свое горе в вине.
— Это уж точно! — согласился Финн, окинув взглядом ряды бутылок. — В последний раз спрашиваю, идете вы или нет? У вас завтра лекция! Имейте в виду, я ее за вас читать не буду!
— Мирна прочитает, — махнул рукой Коркоран. — Славная женщина, всегда готова помочь. Не хотите читать — попросите ее.
— Ох! — сказал Финн. — Ну все, с меня хватит! Он активировал принесенное с собой заклятие переноса, и на следующее утро Коркоран проснулся в своей кровати, в одежде и в ботинках, с раскалывающейся головой, и совершенно не помня, как он тут очутился.
Глава 13
А тем временем голуби, выпущенные из университета, летели в разные стороны. Один из них, несущийся на восток, промелькнул над головами вереницы гномов. Гномы ехали на пони и шумно радовались своему приобретению. Они хохотали, на ходу чокаясь золотыми кубками, усеянными самоцветами.
— Наш, наверно, — сказал Добри, глядя вслед голубю.
— С ума сошел, — возразил Генно. — Нашего мы отправили еще до того, как выехали!
— Ну, — добродушно сказал Добри, — так или иначе, а прочие кузнечные мастера получат добрые вести раньше, чем мы доберемся домой. Господа соплеменники, мы с вами теперь самые богатые гномы на свете! Люди будут съезжаться со всего мира и платить золотом за то, чтобы узнать правду!
— Выпьем за это! Выпьем! — загалдели остальные.
Два голубя летели на юг. Один из них, раненый, медленно, но верно нагонял того, которого послали сенаторы. Однако самая большая голубиная стая неслась на запад. Большинство летели впереди, растерянные и несчастные, за ними следовали еще четверо, почти такие же измученные. Дерк, прежде чем сдать своих голубей внаем, всегда предупреждал их, чтобы они, если их ктонибудь будет мучить или обижать, отправлялись прямиком домой, в Деркхольм. Вот они и летели домой. Над ними промелькнула Калетта, а немного погодя — еще пять грифонов, незнакомых. Через некоторое время в ту же сторону, навстречу голубям, пронесся Кит. Голуби немного воспрянули духом — в эти дни все, кто летал по небу, Кита очень уважали. В голубятню Деркхольма птицы прилетели примерно в то же время, когда и Блейд, который перенесся в Деркхольм с побережья, ибо только что получил из университета призыв о помощи — отчего, собственно, и Кит полетел туда еще раньше, — чмокнул в щеку свою растерявшуюся матушку, добавил, что ему надо пойти помочь Киту, но к ужину они оба непременно вернутся, и отбыл в университет.
Прочие голуби пришли в ужас, увидев, в каком состоянии прибыли беглецы. Они подняли такой гам, что Старина Джордж, который как раз шел их кормить, буквально взлетел по лестнице. Увидев, что происходит, он тотчас же ссыпался обратно и побежал искать Дерка. Дерк сидел на террасе со своими младшенькими. Просторную террасу не так давно накрыли защитным заклятием, которое не пропускало дождь и ветер, но не мешало проходить или пролетать сквозь него, так что грифоны могли в любую погоду находиться там вместе со всей семьей.
— Голуби! — выдохнул Старина Джордж. — Ну, те, что вы отправили в университет! Половина из них вернулась, и на них просто страшно смотреть! Все в крови, перья повыдерганы, а один останется без глаза, если вы им немедленно не займетесь!
Дерк, по правде говоря, был весьма рад поводу удрать. Мара только что убежала в дом, рыдая изза Лидды, и он совершенно не представлял, что теперь с ними со всеми делать. Скоропалительный Лиддин брак его и самого расстроил. Он чувствовал себя препаршиво, прямо как в тот день, когда Шона уехала на восточное побережье с этим своим Джеффри. Маре он помочь ничем не мог.
— Идите поцелуйте мамочку! — сказал он Анджело и Флоренции и побежал на голубятню.
Тут, по крайней мере, он знал, что делать. Озабоченно цокая языком, Дерк исцелял поврежденный глаз, штопал раны, останавливал текущую кровь и отращивал вырванные перья. Нет, какие всетаки мерзавцы! Разве можно так обращаться с безобидными, ценными птицами! А когда голуби рассказали ему, как было дело, волшебник был немало озадачен и встревожен. Что это за маленькие человечки, командовавшие мышами? И зачем они привели голубей в негодность, а затем вытолкали их из голубятни? Пожалуй, неудивительно, что Эльда позвала Блейда на помощь! Ну, по крайней мере, сейчас туда отправились Кит и Блейд, так что пока за Эльду беспокоиться не стоит. Однако в университете происходит чтото странное! Куда смотрят старшие волшебники?
Он размышлял об этом все время, пока восстанавливал глаз и отращивал другому голубю отрубленную лапку. Управившись с этим, Дерк спустился вниз и оседлал Денди. А потом пошел в дом, к Маре. Мара была наверху, в главной спальне. Вокруг нее лежали раскрытые чемоданы, груды барахла и порхала Флоренция, которая делала вид, что помогает, хотя на самом деле только мешала.
— А, ты здесь! — сказала Мара, увидев Дерка. — Дайка мне свои чистые рубашки — все, сколько найдешь.
Дерк понял, что Мара ухватилась за сборы, чтобы не думать ни о чем другом. И то хорошо.
— Ладно, — сказал он. — Я их поищу, как только вернусь. Мне сейчас надо слетать к Квериде.
— Ты же ее не любишь, Фло, положи на место! — сказала Мара. — Зачем? Фло, я тебя в последний раз предупреждаю, это изза университета, да? Я слышала, как Старина Джордж говорил, Фло, я кому сказала?! Может, Кит с Блейдом сами разберутся? Ну все, Флоренция. Мое терпение иссякло. Иди играй с Анджело! Немедленно!
Флоренция, которая прекрасно знала, когда с мамой шутки плохи, порхнула к двери. Но знала она и то, что Анджело сейчас в дурном настроении. Блейд был его героем, образцом для подражания, и вот сегодня Блейд вернулся — и исчез, а потом исчез снова! Сестра Анджело не устраивала.
— Не хочу я с ним играть! — заканючила она. — Он куличики в ванной делает. Он грязный!
— Не вешай мне лапшу на уши, а то я сейчас по стенкам бегать начну! — сказала Мара. — Кыш отсюда!
Флоренция нехотя упорхнула, обиженно выпятив нижнюю губу и дрожа при мысли о том, какая жестокая мать ей досталась. А Мара сказала Дерку:
— Но ведь поздно уже! Может, завтра полетишь?
— Ты же вроде хотела завтра ехать, — напомнил Дерк.
— Да хотела я, хотела! И теперь хочу! Но я не уверена, что мы успеем собраться до завтра. А в чем делото? Что, в университете все так серьезно? Ох, зря я позволила Квериде убедить меня, чтобы я отпустила туда Эльду! Вот, сейчас она могла бы поехать с нами за море…
— Ну да, мне тоже не по душе, что ты ее туда запихнула, — нахмурился Дерк. — Когда половина моих голубей возвращается обратно изрубленными на куски, тут уж задумаешься, приличное ли это место, поневоле задумаешься, Мара! Я собираюсь попросить Квериду, чтобы она туда съездила и как следует со всем разобралась, пока нас не будет. К ужину я вернусь, честное слово.
— Ага, Блейд, Кит, Калетта, а теперь еще и ты, и все обещают вернуться к ужину! — сказала Мара. — Ну ладно, все равно сегодня ужин запоздает. Я не смогу колдовать над едой, пока не разберусь с этими шмотками — и с этим Анджело.
Дерк чмокнул жену на прощание и поспешно сбежал, пока она не отправила разбираться с Анджело его самого. С крылатыми детишками Мара управлялась куда лучше.
— По крайней мере, разомнешься как следует, — сказал он Денди, когда могучие рыжие крылья коня понесли их на север. — Это твой последний нормальный полет перед путешествием.
— Знаю, — мрачно ответил Денди. — И меня совсем не радует, что придется целую неделю провести на корабле. А тут еще эта морская болезнь! Кстати, ты точно знаешь, что лошадей не тошнит?
— Бабушку свою поучи, — ответил Дерк. — Ничего, всех лошадей мы разместим на палубе. Если тебя начнет тошнить, просто возьмешь и немного полетаешь — если, конечно, шторма не будет.
— А вдруг меня в море смоет? — испугался Денди.
— Упадешь в море — плыви! — сказал Дерк. — И жди, пока ктонибудь не бросит тебе веревку. Лошади все умеют плавать.
— Ага, — нервно сказал Денди. — А вдруг я — исключение? Я ведь никогда не пробовал!
Пока Денди летел на север, еще дальше на севере, в королевстве Лютерия, король Лютер внезапно отменил обычные приготовления к придворному ужину в Большом зале и вместо этого устроил скромный семейный ужин в Малой столовой. Он задумал это еще днем, увидев, как украдкой пробирается в Большой зал опоздавшая к обеду Изодель.
«Она встречается с неподходящим ухажером!» — невольно подумалось Лютеру. Он почти сразу устыдился этой мысли. Лютер прекрасно знал, что любой мужчина, который хоть раз видел Изодель, немедленно становился ее потенциальным ухажером, подходящим или неподходящим — это уж как повезет; но знал он также и то, что до сих пор Изодель никого из них не поощряла. Вернее, он был в этом практически уверен. Ну а вдруг?! Ведь рано или поздно появится ктото, кому она ответит взаимностью! И Лютер мрачно предвидел, что это наверняка будет ктото совершенно неподходящий. Он просто не понимает свою дочь, вот в чем проблема. Он вообще не понимает своих детей. Вот и Лукин уже несколько недель от него почемуто прячется. А остальные четверо носятся с какойто тайной и то хихикают по углам, то стремглав уносятся прочь, когда он к ним приближается…
Лютер считал, что в этом есть изрядная доля вины мистера Чесни. Ведь это изза его туров жена Лютера, королева Ирида, ушла от мужа и поселилась вместе с детьми в тайном убежище — ради безопасности. Когда туры прекратились, Ирида вернулась к нему, сказав — и Лютер ей верил, — что ушла только изза туров и на самом деле она его любит. Это позволило ему восстановить связь с детьми. Но трещина осталась. Видимо, именно изза этой трещины он теперь чувствовал, что все его шестеро детей сделались ему совершенно чужими.
Именно поэтому Лютер так заботился о том, чтобы все его дети сидели дома и не имели возможности снова улизнуть от него. И увидев, как неуловимый Лукин скрылся за углом вместе с Изоделью, король отдал соответствующие распоряжения. Повара и слуги остались очень недовольны, но дело того стоило.
Двадцать минут спустя семейство собралось в Малой столовой за просторным столом, накрытым слегка пожелтевшей и потертой скатертью и сервированным слегка побитой и потрескавшейся посудой. Все постарались одеться потеплее — каменные стены Малой столовой дышали сыростью, несмотря на спешно разожженный камин. Одежда на всех собравшихся была уже не новая. Король Лютер оглядел их и вздохнул. Конечно, хотелось бы, чтобы королевство могло позволить себе одевать правящее семейство хоть чутьчуть поприличнее… Вот, к примеру, разве Изодели к лицу это синее шерстяное платьишко и изношенная шелковая шаль? Да и маленькой Эмане, которая обещала с годами сделаться такой же красавицей, как Изодель, не помешало бы новое платье, а не старое тряпье, из которого выросли две старших сестры. А уж мальчишки… Но тут он встретился взглядом с испуганными глазами своей жены и осознал, что вся семья почемуто ужасно встревожена этим внезапным семейным ужином.
— Да успокойтесь вы! — сказал Лютер. — Не съем я вас.
Он пробормотал положенную благодарственную молитву и сел за стол. Все, кроме Лукина, отодвинули стулья и тоже сели. А Лукин почемуто так и остался стоять рядом с матерью.
— Садись, Лукин! — приказал отец.
Лакеи внесли толокняный суп — надо сказать, что толокно было основой дворцовой диеты, отчасти из бедности, отчасти по традиции. Лукин както странно, боком обогнул угол стола, пробираясь к пустому стулу рядом с королевой. Желтоватая скатерть приподнялась. Принцесса Эрола, сидевшая по другую сторону от пустого стула, както странно встряхнула рукой — и Лукин оказался сидящим. Но король Лютер мог бы поклясться, что перед этим Лукин на мгновение исчез. Впрочем, он был не вполне уверен: в решающий момент Лукина загородил от него слуга, наклонившийся, чтобы поставить супницу на стол.
«Этот негодник опять занимается магией! — подумал король. — Сколько раз ему говорил!» Однако решил не нарушать теплую семейную атмосферу. Он принялся за суп и дружески спросил у Изодели, как она провела день.
Судя по лицу принцессы, она предпочла бы, чтобы отец спросил о чемнибудь другом.
— Я… это… я очень славно прогулялась с Эндимионом. Мы с ним долетели до гор…
— Так ты изза этого опоздала к обеду?
Изодель густо покраснела.
— Да, — призналась она. — Эндимион время не рассчитал…
Поскольку Изодели явно было не по себе, король Лютер решил больше ее не мучить. Он обернулся к младшим сыновьям и задал тот же вопрос им. Лириан ответил, что утром они занимались.
— А вот после обеда было куда интерес… — начал было Логан, но ойкнул и замолк на полуслове.
Королю Лютеру показалось, что принцесса Эмана ткнула брата вилкой, хотя подобное поведение было ей совершенно несвойственно.
— Я только хотел сказать, — продолжал принц Логан, сердито покосившись на сестру, — что мы очень здорово поиграли в прятки!
— Трепло! — буркнула Эмана.
— Я так понимаю, что вы играли гдето в таком месте, куда вам лазить не положено, — снисходительно сказал король и повернулся к Эроле.
Лукин, сидевший рядом с Эролой, к супу так и не притронулся.
— В чем дело, Лукин? — спросил король. — Или ты не голоден?
Дети явно всполошились. Они испуганно переглянулись между собой и с матерью, и наконец Эмана сказала:
— Он просто не любит толокняный суп.
— Да, он мне сам об этом говорил! — подтвердил Лириан с таким облегчением, что король был озадачен. — Сегодня утром.
— Это когда же? Во время занятий? — поинтересовался король.
Лириан побледнел.
— Ннет… За завтраком. Да. За завтраком, наверно…
— А что, Лукин сам за себя ответить не может? — спросил Лютер.
Снова переполох. Наконец королева Ирида сказала:
— Дорогой, мне кажется, Лукин какимто образом сорвал себе голос. Я очень изза него беспокоюсь.
— Уж не проделал ли он новую магическую дыру, на этот раз в собственной глотке? — сердито осведомился король.
— Ох, ну что ты, нет, конечно! — испуганно ответила Ирида.
Физиономия принца Логана внезапно сделалась хитрой.
— Но он все равно занимался какойто магией. Наверно, в этом все дело.
Отец взглянул на принца, и хитрое выражение лица мальчишки сменилось испуганным.
— Ну, знаете, как бывает, выпьешь чтонибудь случайно, а это оказался магический настой, — заторопился он. — Допустим, он был коричневый, и Лукин подумал, что это кофе…
Король попрежнему не сводил с него глаз, и парень в отчаянии добавил:
— Или бульон. Может, это и был обычный бульон. Только очень крепкий и горячий…
— Что ты мелешь? — спросил Лютер.
— Да так, опять выдумывает ерунду какуюто! — сказала Эмана и грозно покосилась на Логана.
— Ничего я не выдумываю! — ответил Логан. Он, похоже, готов был разрыдаться. — Я всегда говорю только правду! Лукин заставил меня поклясться, что я никогда не буду врать, еще в прошлом году.
Это заставило отца снова перевести взгляд на безмолвного, неподвижного Лукина.
— Знаете, матушка, — сказала вдруг Эрола, — мне кажется, будет лучше, если я отведу Лукина в его спальню. И уложу его в постель. Мне кажется, он плохо себя чувствует.
— Великолепная мысль! — воскликнула королева Ирида с подозрительным энтузиазмом.
— Минуточку! — сказал король Лютер, когда Эрола отодвинула стул, чтобы встать.
Он был бы круглым идиотом, если бы не догадался, что его семейство пытается чтото скрыть от него, а идиотом король Лютер не был.
— Лукин, прежде чем ты уйдешь, подойдика сюда и дай мне взглянуть на тебя поближе.
Домочадцы Лютера безнадежно переглянулись. Скатерть в том месте, где сидел Лукин, снова вздыбилась. У Эролы с Лирианом лица сделались напряженные и отсутствующие, а Лукин вскочил со стула и както странно, рывками, обошел стул Эролы сзади. Дойдя до стула Лириана, он опять на миг исчез из виду, но тут же возник вновь и принялся быстро продвигаться вперед. Его продвижение сопровождалось поднимающейся скатертью. И наконец принц послушно остановился рядом со стулом короля.
Король хмыкнул и ткнул в принца длинным пальцем с голубоватыми костяшками. И не особенно удивился, когда палец прошел насквозь.
— Наваждение, да? — сказал он. — Так что всетаки происходит? Где Лукин?
Все молчали. Лириан негромко вздохнул, и фальшивый Лукин исчез.
— Отвечайте! — рявкнул король Лютер. — Имею я право знать, где Лукин или нет? Не людоед же я, в конце концов!
— Ну, когда как, — пробормотал Лириан.
Король Лютер сделал вид, что ничего не слышал, но это замечание его настроения не улучшило. Он поднял обиженный, угрюмый взгляд на жену. Она смотрела на него с противоположного конца стола так, словно он целился в нее из лука.
— Так, Ирида, похоже, именно ты стоишь во главе этого заговора. Будь любезна, объясни мне, где в данный момент находится Лукин.
Ирида облизнула пересохшие губы и отодвинула тарелку с супом.
— Я… Прости, дорогой. Лукин в университете. Моя мать оставила ему деньги — ну, ты знаешь…
— Ах, вот как? — сказал король Лютер с ядовитым спокойствием, говорящим о том, что он до крайности взбешен. — В университете, значит? Вопреки моему прямому запрету и с вашего всеобщего попустительства? А ты, Изодель, значит, опоздала к обеду изза того, что втихомолку летала повидаться с ним?
Изодель молча кивнула.
— Теперь понятно, отчего я почти целый месяц не видел мальчишку! — продолжал король Лютер. — Хорошо, очень хорошо. Что ж, значит, мне придется завтра же лично отправиться в путь и привезти его обратно. В оковах, если понадобится.
— О нет! — воскликнула Ирида.
— О да, сударыня! — ответил Лютер. — В мое отсутствие королевство остается на вас. Хотя, возможно, глупо с моей стороны доверять вам хотя бы в этом.
— Лютер! — вскричала Ирида.
Но король не внял супруге и позвонил, вызывая слуг. Когда те вошли, его величество распорядился, чтобы отряд стражи был готов выехать с ним на рассвете.
— И выставьте стражу у голубятни, — приказал он. — Никого, кроме меня — слышите, никого! — туда не пускать.
Переглядывавшиеся Изодель с Лирианом уныло уставились в стол. От короля это не укрылось.
— И еще мне нужно будет побеседовать с канцлером, — добавил он. — Никому из моих сыновей и дочерей в мое отсутствие денег не выдавать, а королеве выдавать ровно столько, сколько необходимо для управления государством. А теперь, пожалуйста, внесите вторую перемену блюд.
Затем король энергично съел свою порцию, пока его семейство нехотя ковырялось в тарелках. Король с удовлетворением отметил, что всем им хватило ума не делать вид, будто комуто стало плохо, чтобы удрать и попытаться пробраться на голубятню. Он мрачно усмехнулся, поглощая толокняный пудинг. Быть может, он всетаки знает свою семью. Например, он точно знал, что будет дальше. Он мстительно скушал сыру, а потом еще фруктов, нарочно, чтобы подольше их помучить. Наконец он отодвинул стул и молча, не оглядываясь, вышел из Малой столовой. Разумеется, как только он вышел, Изодель с Иридой лихорадочно зашептались.
— Но, мама, все еще хуже, чем ты думаешь! Ольга… — услышал он, закрывая за собой дверь.
Затем король Лютер стремительно, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, миновал несколько каменных коридоров и сбежал по сырой винтовой лестнице, ведущей во дворик и сад, который избрал своей резиденцией Эндимион. Юный дракон, разумеется, был именно там. Он лежал, свернувшись клубком, у каменной скамьи и доедал овцу, которую получил на ужин. Детская чешуя Эндимиона сверкнула золотом и медью в лучах заката, когда дракон вежливо подвинулся, чтобы король мог присесть на скамью и отдышаться.
Не прошло и пары секунд — король Лютер едва успел восстановить дыхание и сделать вид, что сидит тут уже давно, — как во дворик, подобрав юбки и придерживая развевающуюся потрепанную шаль, влетела Изодель. Дракон так сверкал, что отца она даже не заметила.
— Эндимион, доедай скорее! — выдохнула она. — Нам снова надо в университет, немедленно!