Поцеловать небеса. Книга 1 Тен Юта

Сашки не было три недели, и я стала привыкать к его отсутствию. Теперь, когда я точно знала, из чего состоит человек, то стала меньше верить в бессмертие души и в высокое предназначение самого человека. Я стояла и совершенно спокойно смотрела на пульсирующее чье-то сердце, на вырезанную перитонитную кишку, еще пукающую, но уже лежащую у меня на поддоне или на почку человеческую и думала теперь только об одном: как зыбка и бренна наша жизнь. Вот сейчас этот молоденький хирург, возомнивший себя Богом, сделает всего лишь одно неверное движением скальпелем и все…

И только одно обстоятельство здесь могло наверняка спасти пациента от беды – красивое тело. Если больной, а точнее больная была красива, то ее резали осторожно, с особым усердием, боясь изуродовать или испортить все дело.

Раз в неделю, по больнице блуждал экстренный вторник, день, когда по городу дежурила наша больница. Это означало, что целые сутки именно в нашу операционную привозили всех, кто попал в серьезную беду, и кому, возможно, предстояло умереть именно в этот день.

В эти вторники мы заступали на работу так же как всегда, в семь. Работали с плановыми и внеплановыми больными. День последовательно переходил в ночь. Мы работали и ночь, практически без сна, и потом были обязаны достоять до шестнадцати часов следующего дня… Мы – это две-три санитарки. Комплект врачей, медсестер, и биксов менялся за этот период дважды.

Это было непросто. И многие ломались именно в такие дни…

В тот вечер к нам по «скорой» поступил мужчина с внутренним кровотечением и болями в брюшной полости. Его привезли в операционную, лично я надела на него бахилы, провезла к операционному столу на каталке. Я хорошо запомнила его багровый цвет лица и неприятную обреченность во взгляде. Мне почему-то подумалось, что этот человек непременно сидел дома и смотрел телевизор, когда внезапно почувствовал легкую боль. Потом он долго думал: вызывать ли ему врачей, или просто принять таблетку???

Мужчине дали наркоз. Врач приступил к операции.

И вот дальше началось непонятно-неприятное. Кровь из разрезанной брюшной полости вытекала без остановки, и я не успевала вытирать эти липкие страшные лужи. Но врачи не могли найти место, откуда именно течет бесконечная кровь.

Лицо мужчины становилось все бледнее, он уже напоминал тетрадный лист, выцветший от времени. Наконец, хирург нащупал источник и зажал его своими руками. Среди присутствующих врачей не могло быть сосудистого хирурга… Это был не наш профиль. Было принято решение вливать в больного кровь и срочно звонить сосудистому.

Я все бегала туда и сюда, вытирала лужи, подавала чистые салфетки и полотенца… Мне казалось, верилось, что все идет как по маслу, то есть, так как надо.

Сосудистый приехал только через час, и все это время врачи по очереди держали открытую артерию.

Приехавший хирург «поколдовал» немного над больным, артериальное давление которого составляло при этом сорок на двадцать, а пульс то начинал пропадать, то снова появлялся. Надежды оставалось очень мало. И вдруг, я ясно поняла, что смотрю сейчас на человека, который непременно умрет…

Так и вышло. Он умер прямо на столе, уже под утро. Меня попросили накрыть его, и он еще долго лежал там, в операционной, пока за ним не пришли работники морга… Каталка с грохотом покатилась по пустому коридору, мимо палат и дверей тех, которые еще живы.

Но ведь до этого он просто смотрел телевизор… Мурашки побежали у меня по телу. Именно в тот момент я поняла, как это важно – любить и прощать людей, пока они еще живы…

В ту ночь непрерывно шел крупный, густой и такой красивый снег… Я могла видеть его каждый раз, как только поворачивалась в сторону окна, куда заглядывал большой старый фонарь. И новая молитва к Небу родилась у меня. Я просила небо, чтобы оно сберегло мою дочь, которая спала сейчас совсем одна в сыром двухэтажном домишке. Я так захотела сейчас же обнять ее, что у меня выступили слезы на глазах.

А еще, я просила небо о том, чтобы он, Сашенька, ни за что, никогда, ни при каких обстоятельствах, не попал сюда, ко мне на стол для срочной внеплановой операции. И Небо услышало меня…

Глава 14

Рядом с той ночью, может через сутки, приехал Сашка. Он явился так, словно его не было один единственный час. Мне было трудно и говорить с ним, и смотреть на него. Во мне что-то надломилось, и Сашенька сразу стал каким-то чужим, другим и почти ненужным.

Мы вышли с ним на улицу под обстрел любопытных соседских взглядов, побрели в сторону заснеженного пустыря. И я всем телом ощущала, что он больше не близок, не дорог мне как раньше. Просто обломок, осколок прошлого счастья…

Мы долго смотрели друг на друга. Я стояла перед ним в своей дурацкой белой шубе, в которой казалась вдвое больше него, и это тоже лишало меня дара речи… Все так нелепо…

Сашке не понравилось ни место моей новой работы, ни мои откровения о человеческой составляющей. Он равнодушно выслушал меня и отправился домой, к жене. Как обычно, ничего не объясняя и ничего не обещая…

Это был шикарный повод выпить…

Получено недавно зарплаты оставалось еще достаточно для жизни, но слишком мало для питья.

Да, я ведь умудрилась временно устроиться еще и уборщицей в соседнее с больницей здание. И я считала, что мне очень повезло! Меня взяли на полставки, и я убирала весь второй этаж, который состоял из пяти кабинетов и длиннющего коридора.

Я делала это через день, сразу после смены в больнице. Часто, в трудах, мне помогала и дочь. Она подметала, а я мыла за ней. И тогда у нас получалось вдвое быстрее. Там я подружилась с секретаршей и даже попросила ее похлопотать за меня перед начальством. Может, найдется какое-нибудь место для меня?

Я забыла на время, что уборщица – это человек невидимка. Тогда же, меня посетила идея – отпечатать на казенной машинке новой «подруги» все свои стихи, сложить их аккуратной стопочкой, сохранить для кого-то…

Но секретарша, которая печатала втрое медленнее меня, сразу мне отказала, и посмотрела так небрежно, что я испугалась… И действительно какие стихи? Какая машинка? Перед ней стояла уборщица со шваброй в руках…

А как мне мечталось стать замеченной начальником этой организации! Как мне хотелось сказать ему, что я готова работать на него секретаршей за более низкую оплату, чем та, что так медленно печатает сейчас за дверями его кабинета. Но начальник хоть и видел меня, но смотрел сквозь… как на стену. И все эти золушкины мечты… Да, пропади они пропадом!

И мои мысли вновь, покорными стадами, возвращались на свой излюбленный круг: Маша, Саша, дом, дорога…

Итак, я выпила в тот вечер, но на работе следующим утром была. Это случилось в субботу, когда мы промывали стены операционной противным хлорным раствором.

И я, дура, имела неосторожность сказать вслух, что у меня болит голова от вчерашних посиделок с подругой.

Чему же тут удивляться, что Машка-санитарка ровно в понедельник растрезвонила всем, что я такая же запойная неудачница, как и мой любимый Людок.

Старшая медсестра сразу же начала принюхиваться ко мне, присматриваться, зачем-то измеряла мое давление, которое всегда оказывалось слишком низким.

– Ты не с похмелья? – учтиво интересовалась она.

– Нет, а с чего вы взяли?

– Да так, в голову пришло…

Честно? Я устала. Я начинала страдать от вечных перегрузок и одиночества. Сашка, который всегда был моей душевной опорой, генеральным стимулом духа, переставал быть актуальным со страшной скоростью. Я изнывала от однообразия и бесперспективности своей жизни. За время работы в больнице я так и не приобрела того здорового цинизма, присущего всем медработникам. Мне по-прежнему было жаль каждого, и каждый человек, попавший в операционную, оставался для меня человеком, а не материалом для экспериментов. Меня передергивало от шуток врачей и медсестер над пациентом, беспомощно лежащим перед ними. Я поняла, как реально страшно попасть на операционный стол, где каждая ошибка врача будет стоить тебе жизни. Там я увидела людей, которых оперировали по нескольку раз лишь потому, что операция была проведена неправильно, и у больного возникало сильнейшее воспаление, требующее повторного вмешательства. Я видела эти страшные, незаживающие швы на теле, по которым будут резать вновь и вновь…

Однажды, после вечерней выпивки, я просто не явилась на работу. И хотя я звонила и предупреждала Нину, что всего лишь больна и меня не будет один день, вся ситуация повернулась именно так, как мне не хотелось. Нину сразу уверили в том, что я либо пьяна, либо с похмелья…

И вот что странно. Несмотря на то, что это было чистой правдой, меня взбесила и эта версия, и моя беспомощность перед ней. Я привыкла к тому, что мне верят.

Когда, через день, я появилась на работе, Нина вывела меня в коридор и сказала:

– У нас тут пьющим не место. Мне сказали, что ты была пьяная, тебя видели. А мы тут крутимся, работников не хватает. Ты понимаешь, что подвела нас? Думаешь, мы тебе замены не найдем?

Мне стало так противно и стыдно, что я не придумала ничего лучшего, чем наброситься на нее в ответ:

– Да вас все не устраивает! Думаете, я держусь за вашу работу? Могу уйти хоть сейчас!

И я действительно ушла… Благо, больница находилась через дорогу от дома. Мне даже выдали расчет, через две недели.

Глава 15

Я вошла в эту зиму настолько отчаянно-одинокой, что слова для того моего состояния подобрать сегодня трудно… В те длинные холодные вечера я была рада любому проходимцу, зашедшему на огонек. Любое общество было для меня лучше, чем это страшное одиночество и безысходность, щелкающие длинным бичом. Любая «крокодилова улыбка» судьбы…

Иногда приезжала мама, и ее бесконечный нудеж доводил меня до помешательства. Для того, чтобы представить то мое состояние достаточно было увидеть, с какой жадностью я поедала принесенные мамой дешевые пельмени, которые мы с дочкой делили на крохотные порции, по восемь штук на один раз… Мы испытывали настоящий не придуманный голод почти ежедневно, и это было впервые в нашей жизни.

Нас подкармливали все, кто только мог. Тетя Аня заходила к нам иногда и приносила то соленые огурцы, то кусочек подпропавшего сала, немного хлеба и иногда – самогонки. Расплатой за еду были долгие беседы с ней о ее прошлом житье-бытье. Они не утомляли меня, а скорее озадачивали своей страшной откровенной наготой. Жизнь тети Ани была невыносимой, начиная с самого рождения… И мне хотелось обнять ее, прижать к себе, потому что она, несмотря ни на что, была человеком и смогла остаться человеком до самой смерти. Тогда я пообещала ей, что обязательно напишу о ней в своей книге. Пусть земля тебе будет пухом, дорогая, добрая, настоящая тетя Аня!

Людок навещала меня после каждой получки или аванса. Она приносила, по-военному: только выпивку и хлеб. Мы подолгу сидели с ней за столом, на котором возвышались только два стакана и бутылка. Люда приходила ко мне вместе со своим младшим сынишкой, ровесником моей Маши. Смышленый не по годам мальчик так трогательно заботился о маме, слушался ее и любил даже тогда, когда она напивалась и оставалась спать прямо у меня на полу.

Он научил мою дочь вязать крючком! И они могли подолгу возиться с пряжей, вывязывая незамысловатые игрушки, пока мы с Людком пытались разобраться во всех жизненных перипетиях. Люда пила все больше. Она уже дважды не выходила на работу по этой причине, и над ней тоже нависла угроза увольнения. Ее прощали только за ее мягкий характер и расторопность на рабочем месте, а также жалели ее детей…

Она рассказывала, что санитарка Машка после моего ухода совсем остервенела, стала бросаться даже на врачей! А недавно умерла Машкина мать… Напилась и шагнула в никуда из окна пятого этажа. И это было так грустно, так неприкрыто больно, что я закрывала глаза от странной ломоты в области солнечного сплетения. У меня не осталось на Машу никакого зла…

Часто забегал телемастер Олег. Он приходил именно, чтобы кормить меня колбасой, прочей деликатесной снедью, которую мог позволить себе приобрести. После банкета мы ехали к нему домой и я предавалась, так называемым, любовным утехам с ним. Кстати, любовником он оказался превосходным.

Я же говорю, я была рада каждому, кто помнил о моем существовании. Вот только Сашеньки не было. И странно-приятно было от этого. Было очень приятно грустить о нем и придумывать себе картины нашей будущей встречи, которая не могла не состояться…

Но я была устроена не так, как другие. Долгому унынию не было места в моей жизни. И я по-прежнему проживала каждый день с терпеливой любовью, ибо чувствовала, что все здесь происходит не зря.

Мы, а вернее я, продолжала торговать на «блошином». Морозы крепчали, с утра температура опускалась до -25. Я не могла знать об этом, ведь у меня не было ни градусника за окном, ни телевизора, который мы продали давным-давно. Я по-молодецки выбегала на улицу с двумя огромными сумками ровно в шесть утра. На мне так и не было зимних сапог, и я оборачивала ноги газетой поверх носков, чтобы не отморозить пальцы. Хорошо, что шуба была исключительно теплой.

Я появлялась на рынке одной из первых, но там уже жгли костры для обогрева…

Я даже и не понимаю сейчас, как могла выстаивать на таком морозе семь часов кряду… Видимо, материнская любовь, видимо, огромное желание выжить…

Все тот же Олег согревал меня самогоночкой, что иногда доводило меня до состояния полного опьянения. Но я всегда попадала домой и с сумкой, и с деньгами… Невероятно, но это было. Было именно так.

Одновременно я пыталась устроить и свою личную жизнь. Тогда не было ни Интернета, ни сотовых телефонов. Народ общался посредством простых рукописных писем, газет, реальных встреч.

Не долго думая, по примеру своей мамы-авантюристки, я подала объявление в газетную службу знакомств, и мне стали приходить письма. Когда я случайно нашла их, спустя десять лет, то слезы умиления и жалости к самой себе напугали мою ироничную дочь. Но в то время они казались мне самыми разумными на свете.

Вот так я познакомилась с Юрой, охранником дорогого казино. Стоит ли говорить, что само слово казино подействовало на меня, как чайное ситечко на Эллочку-Людоедку. В письме Юра сообщал, что он замкнут, скромен, одинок, малоразговорчив. Не проблема. И я позвонила по указанному в письме номеру телефона. Удачей оказалось еще и то, что он жил рядом, на том самом пригорке, под которым стояла наша лачуга. Это именно его многоэтажка гордо возвышалась над нашей убогой нищетой. Сейчас я могу сказать о Юре совсем немного: прост, неказист, малоразвит, сильно зависим от общественного мнения. У Юры было много комплексов, его не любили в коллективе, считали чудаковатым. С ним было совершенно не о чем говорить, а еще он очень любил сгущенку, был жаден и страшно храпел во сне. Но… он имел то, о чем я даже не смела мечтать… Самую настоящую уютную однокомнатную квартирку на девятом этаже с огромной десятиметровой кухней! Ошеломиссимо!!! Это обстоятельство так смутило и обрадовало меня, что я с готовностью прикрыла глаза на все его недостатки, а если быть точнее, то – на него самого.

Глава 16

Мы встречались несколько раз в неделю. Юра даже пытался очаровать мою дочь сладостями и мультфильмами на домашнем видео. Моей Маше, в то время, это могло показаться подлинным раем. Но вот что удивительно, Юра ей никак не нравился, и, откушав печенек под веселых героев «Ну погоди!», она спокойно говорила мне:

– Пойдем домой!

– Маша, а может, останемся? – тихо спрашивала я. – Вдруг это наш шанс? Сколько можно жить под забором? Он хорошо к нам относится, даже обещал помочь с работой. У него знакомый работает директором фотоцентра! Маш!

– Мама, он мне не нравится! Как он может нравиться???

И это означало только одно, моя дочь требовала, чтобы ей срочно вернули Шурика, Сашеньку, вернуть которого было невозможно… Тем временем, самого Юру настигла та стадия влюбленности, когда мужчина уже не желает расставаться с любимой женщиной и готов на многое, для того, чтобы она думала точно так же. Это поставило меня в тупик. Мне стало немедленно жалко его, и я продолжала эти отношения, особенно после случая, когда он заплакал при мне – обо мне. Шрек. Это был Шрек без чувства юмора…

Мои путешествия в его квартиру подарили мне то откровение, что в подъезде их всегда стоит жуткая грязь.

– Почему у вас всегда так грязно?

– Не знаю, никто не убирает, молодежь собирается, семечки, сигареты…

Мой вопрос не был праздным. Когда-то, я имела честь убирать девятиэтажный подъезд. Это был однодневный опыт в такой же однодневной фирме. Два пронырливых молодых человечка собирали через объявление в газете остро нуждающихся женщин, снаряжали их мыть подъезды, включая окна и стены в них, оценивали работу как тридцать рублей в день, остальную сумму, рублей 700-800, собранных по квартирам, клали себе в карман.

Я выдержала только один единственный день… Но мне не забыть того непомерного количества вынесенной грязи и унижений…

Однако, посещая квартиру своего друга и глядя на грязные полы, я подумала… Гей, вы кони мои резвые!!!

В один из дней я набралась смелости и сделала тщательный опрос в Юркином подъезде. К своему великому удовольствию я получила согласие на платную уборку подъезда в тридцати квартирах из тридцати шести! И это было настоящей победой разума над природной застенчивостью!

Один подъезд, по пять рублей с квартиры, умноженные на тридцать – это сто пятьдесят рублей в месяц! А если взять два, три подъезда? Девятиэтажки, как грибы, росли отовсюду, тогда еще не было ни кодовых замков, ни домофонов, и я видела, что работа там для меня есть! Вопрос со Шреком решился сам собой. Он не сумел помочь мне с трудоустройством, и я откровенно заявила, что скоро буду убирать его подъезд. Ссылка на общественное мнение дала себя знать. Юра сразу стал малознакомым человеком, который еще и отказался платить за уборку. Ну и хрен с ним, с Юрой! Работа закипела. Я взяла сразу три подъезда, которые убирала два раза в неделю, всего лишь за два часа. Жильцы с готовностью наливали мне теплой водички в ведро, уважительно здоровались, разговаривали, знакомились.

У меня оставалась уйма свободного времени и сил. Вот почему я взяла сразу еще три подъезда в соседнем доме, которые тоже убирала через день.

На каждый подъезд я завела ведомость, в которой записывала и должников, и сроки оплаты.

Нетрудно догадаться, что на оставшиеся свободные три дня в неделю, я взяла еще три подъезда и бонусом – четвертый, вернее уже десятый, по просьбе самих жильцов.

Пять рублей – небольшие деньги. Их сдавали скорее легко, чем неохотно. Самым приятным оказалось то, что вымытый, сверкающий подъезд действительно менял людей, живущих в нем. Я мыла грязные подъездные плиты с таким удовольствием и азартом, что казалось, они улыбались мне в ответ. Я полюбила свою работу. А новое, наглое ощущение того, что отныне – я сама себе хозяйка, пьянило меня сильнее марочного вина.

Теперь я получала из рук благодарного населения около полторы тысячи рублей, и после больничной зарплаты в триста – это казалось почти миллионом!

На этом тернистом пути к вертикали власти, была только одна проблема – неудобен был сам путь на работу: с ведром, шваброй и веником под мышкой на виду у всех соседей и прохожих. Я не хотела, чтобы меня видели такой, и чтобы моей дочери говорили, что ее мать – уборщица подъездов…

Эта проблема разрешилась самым чудесным образом. В одном из подъездов, на первом этаже располагались лифтеры. Они занимали маленькую шестнадцатиметровую комнатку прямо напротив лифта. Абсолютно чудесные ребята, которые часто наливали мне воды, разговаривали, или курили вместе.

Один из них, Саша, однажды предложил:

– Послушай, ну что ты носишь эти ведра? Оставляй их у нас, здесь полно места! Можешь и переодеваться здесь! Мы же всегда на работе.

Я сначала отказывалась, это было как-то не очень правильно, но, посмотрев на их широкие улыбки, с радостью согласилась. И вот, начиная с того дня, я ходила на работу нарядная, причесанная, ладная. Потом быстро превращалась в Золушку, быстро делала свою работу, и вновь становилась эдакой принцессой.

Глава 17

Мальчишки из лифтерки относились к моей работе с пониманием. Да и не только они… Ближе к лету я уже выглядела так, словно мне ввели стволовые клетки. Многие мои жильцы предлагали мне встречи, секс, походы в кино, театр. Я часто отказывалась, изредка соглашаясь. Конечно, это ни к чему не приводило, ведь я всегда открывала книгу не на той странице. Все прекращалось прямо на вдохе, ибо это было не то, не то… Не то!

Хотя мечта о принце и серебристой машине, о двери, которая вот сейчас откроется прямо передо мной, устойчиво развивалась, жила во мне.

О, эти открытые царственные двери! Когда я собирала деньги, какие из них только не открывались передо мной! Особенно манили те тяжелые дорогие, за которыми стоял оглушительный запах роскоши, покоя, уюта и счастья…

Чем-то недостижимым, невозможным казались они мне… Двери в параллельный мир…

Но, я войду в него однажды?

Сашка появился, когда его вовсе никто и не ждал. Он с порога понял, что дела здесь наладились самым непостижимым образом.

– Привет! Как? Что? Рассказывай???

Я ничего не хотела ему говорить, я уже почти не нуждалась в нем, и забыла его! Но он притянул меня к себе, поцеловал жадно и прижал так сильно и больно, что я сразу все ему простила. Легко, будто бы и не было этих четырех месяцев ожидания.

На все мои рассуждения, расчеты и доводы за или против моего нынешнего труда, Сашенька смог выдавить только это:

– Ни фига себе!!!!!!

И в эту «высокохудожественную» фразу было вложено столько восхищения, что сердце мое окончательно растаяло. Сашка стал снова приезжать. Но он стал другим, более сговорчивым что ли, видимо, жизнь немного побила его.

Мой мальчик поведал мне, что его бизнес окончательно пришел в упадок, дела встали, конкуренты раздавили мелкие гаражные мастерские… И теперь уже я покупала продукты, чтобы кормить его.

Нет, все было не так гладко, как могло показаться. Я выпивала. И это опять ставило под угрозу мое существование. В соседней квартире объявилась развеселая квартирантка Римма, с которой мы очень быстро сошлись на почве мелких неудач в личной жизни. Римме было сорок? Возможно. Невысокая, крепкая, крашеная блондинка из деревни, она работала на кондитерской базе и «гребла лопатой» что деньги, что конфеты. Ее взрослый сын бывал у нее наездами, а в основном она бдела одна или вдвоем с молодым любовником, который вот-вот мог уйти к молоденькой продавщице с той же базы.

Именно с Риммой я и выпивала, а так же с лифтерами, жильцами подъездов и просто друзьями жильцов. И именно Римму угораздило отдать мне на хранение три литра чистого медицинского спирта, настоянного на магазинной клюковке…

– Пусть постоит у тебя, а то сын, боюсь, приедет и все выжрет… И на мой день рождения гостям нечего будет на стол поставить.

– Нашла, кому доверить, – тихо прокомментировала ситуацию моя дочь.

Не трудно догадаться, что спирт, непостижимым образом, исчез. И я, и подъехавшая вовремя мама, славно потрудились над этой банкой. Она казалась бесконечной! Но, нырнув в нее однажды, оторваться от нее оказалось невозможным! Я сгинула с лица земли ровнехонько на одну неделю и появилась обратно бледно-синяя, качающаяся на ветру… Мне было так стыдно перед Риммой, когда она пришла однажды за этой самой банкой! Восполнить потерю незаметно я не смогла, потому как уже неделю не собирала никаких подъездных денег. Да и спирт в свободной продаже не наблюдался, Римма раздобыла его на своей базе, желая сэкономить на гостях.

– Да, ты выпила его! Я вижу это по твоей роже! – впервые закричала она на меня. – Как ты могла???

– Римма, я разбила банку, она стояла под столом и я задела ее ногой, нечаянно. Правда…

– Неправда!

Римма была так расстроена, что вылетела вон, даже не потребовав компенсации.

Мы долго не разговаривали после этого, и я опускала глаза при каждой встрече с ней… Но Римма пришла первой, ей было грустно без наших задушевных бесед.

Вся ситуация была приятна только тем, что уволить меня больше не могли. И если я, вдруг, запускала какой-нибудь подъезд, то меня, конечно, вспоминали, костерили, но мечтали вернуть обратно…

Параллельно с основным мотивом, в меня влюбился лифтер Саша, который, кстати, был прехорошеньким и очень нравился мне.

Таким образом, для моего собственного Сашеньки в моей жизни как-то не осталось места… И Сашенька забеспокоился. Уже и не знаю, как это произошло, но, однажды, он додумался до того, что сказал:

– Знаешь, у меня нет никого ближе тебя… Что с этим делать?

И я буквально физически почувствовала, что теперь ответственна за того, кого внезапно приручила…

– Что? Ты серьезно??? Приходи ко мне жить…

Глава 18

Ближе к весне моя работа стала уже почти бизнесом. Я решила, что вполне могу нанять двух уборщиц, которые будут работать вместо меня, а мне останется только собирать деньги и выдавать им «зарплату». Можно просто увеличить количество подъездов. То есть, я захотела совсем ничего не делать и воплотила свою идею в жизнь.

Одной из помощниц стала Людок, которая убирала подъезды рано по утрам или в выходные, а вторую девочку, Олю, я нашла во дворе, в соседнем доме. И все шло неплохо, даже можно сказать – хорошо.

Я приходила в подъезды, контролировала чистоту, собирала деньги и выплачивала «зарплату», остальное тратила, как хотела. И все чаще пропивала…

Однажды вечером ко мне постучали. Этот стук был хорошо знаком мне, и не оставалось никаких сомнений, что там, за дверью – Сашенька. Но обычно он стучал в окно, дверь всегда была открыта.

Я выглянула в коридор и увидела его на пороге с двумя большими сумками в руках.

– Саша? Ты чего?

Но нежный трепет выдал – вот оно, свершилось! Сашка пришел ко мне жить. Свершилось то, о чем я так долго мечтала, что устала мечтать и даже устала ждать…

Странно, но я не испытала никакой радости, никакого восторга от собственной победы. Я смотрела на него и напряженно думала: «Где он будет спать? Ведь у нас совсем нет места…»

– Я пришел к тебе жить. Ты рада? Ведь ты этого так хотела…

– Ну конечно рада! – бодро ответила я и пропустила его в комнату. Когда сбываются наши мечты, мы, как правило, к этому совершенно не готовы. Мы не знаем, как реагировать, что думать или делать, куда усадить эту самую мечту и чем ее накормить. И мы совершенно напрасно думаем, что представить и потрогать – это разные вещи. Нет, это одно и то же, все зависит только от силы нашей мечты. Я так сильно когда-то хотела видеть Сашу рядом с собой, что этому просто не суждено было не сбыться. Он принес с собой всего несколько вещей. Из второй сумки появился большущий CD-проигрыватель с кучей музыкальных дисков. Радости Машки не было предела! Они вдвоем сделали уроки, насмотрелись мультиков по черно-белому телевизору, который я недавно купила у соседей.

Потом Маша уснула, и мы принялись за долгий разговор, сдобренный парой бутылок хорошего вина.

Разговор затянулся далеко за полночь. Мне было крайне приятно, что Саша сейчас здесь, со мной. И я даже неосторожно подумала, что все закончилось и больше никогда не произойдет ничего плохого.

– Почему ты пришел? – тихо спросила я. И мне так захотелось услышать, что я необыкновенна, любима, дорога и нужна ему! Это был простой вопрос, попытка получить сладкую пилюлю перед сном.

Но он ответил:

– Мне просто больше некуда было идти…

И мне так не понравился этот его ответ! Нет, это слишком мягко сказано. Меня буквально взорвало от этой бестактной наглости!

– То есть, ты хочешь сказать, что если бы был выбор, ты бы пошел в другое место???

– Ну да. А чего ты так кипятишься? Я же здесь!

– Послушай меня, Сашенька! Как бы я тебя ни любила, и как бы ни хотела сейчас быть с тобой, я не позволю тебе вытирать о меня ноги. И я не буду одним из десятка твоих промежуточных вариантов!

Я сделала паузу для того, чтобы он смог одуматься и дать правильный ответ. Но ведь и тот первый ответ был правильным! Он сказал: мне некуда больше идти. И это, видимо, означало, что ни одно другое место не было ему так дорого, как то, которое рядом со мной… Я понимаю это только сейчас.

Но тогда… Он молчал, он был далеко не из тех, кто будет оправдываться или умолять. Тишина натянулась до предела. Мое дальнейшее молчание означало намек на капитуляцию, вот почему я произнесла:

– Если ты здесь случайно и только потому, что тебе больше некуда идти, то собирай свои манатки и убирайся вон! Мне не нужны подачки судьбы!

Произнося слово «если», я снова оставила ему лазейку для ретировки, но он упрямо не хотел ею пользоваться.

– Утром уйду. Сейчас темно и страшно. Где мне лечь?

Мы легли на диван. За всю бесконечно-долгую ночь он ни разу не шевельнулся, не прикоснулся ко мне и даже почти не дышал. А я так и не смогла уснуть. Я передумала про все на свете, но ни за что не попросила бы его остаться. Он бы все равно не остался. Назло. Таков уж он был.

Рано утром, в пять, он поднялся как оловянный солдатик. Тихо собрал свои вещи, оглянулся на лежащую меня и вышел вон. А я так и лежала и боялась запустить в ход хотя бы один виток ненужных, запоздалых мыслей. Через два часа пришла с подъездов коллега-Людок, поставила инвентарь у дверей, громыхнула ведром и убежала на дежурство в больницу. Я даже не откликнулась на ее приветствие, так трудно было это сделать. В то же время, мною был написан короткий рассказ о монашеской жизни, который подлинно предавал мои чувства к Сашеньке. Перечитав его десять лет спустя, я расплакалась…

– Но ты ведь выгнала меня? Ты помнишь? Выгнала? Зачем ты тогда это сделала? Ведь все могло быть совсем иначе, – выразительно, с многоточиями, любил повторять мне Сашенька спустя много лет.

– Выгнала, но поразительно другое – ты тогда пришел ко мне! И это было!!!

– Да, было…

– Так значит это вовсе не сложно – превращать «никогда» в «навсегда»?

– Получается, что так… Послушай, ты какая-то особенная…

К черту лирику!

Не надо быть пророком, чтобы предсказать дальнейшее. Я забросила работу, дом, жизнь… Я так страдала еще и потому, что теперь было точно все. Сашка не придет дважды. И мне нужен был кто-то новый, другой, иной, третий кто мог бы стать моим ориентиром в космосе ожидания. Стремиться к Сашеньке больше было невозможно, ибо я получила его и вернула обратно. Я не могла понять – что же теперь делать??? Не с физической, а с духовной жизнью? Увидев мое плачевное состояние, мои помощницы сразу разбежались, потребовав расчет. А у меня до такой степени не было денег, я так давно не появлялась в подъездах, что средства на расчет пришлось попросить у мамы. Мама в ярости привезла нужную ничтожную сумму и со словами злобных проклятий надолго исчезла.

Итак, я осталась один на один с кучей заплеванных подъездов, пустыми бутылками, и собственной совестью, которая больно пощипывала меня. Практически, на исходной позиции… Из приобретенного – остался только нечастый секс с лифтером Сашей, и его искреннее сострадание.

Глава 19

В один из чьих-то дней, спускаясь домой от многоэтажек, после возобновленного праведного подъездного труда, я услышала за собой бегущие шаркающие шаги. Бегущий звал меня по имени, и мне оставалось только обернуться.

За мной бежал мужчина лет сорока пяти, прямо в домашних тапочках и спортивных штанах, простой, как железный рубль, лежащий в моем кармане.

– Я так боялся, что не догоню вас! – задыхаясь начал он. – Увидел из окна и побежал… Ну как дела? Как жизнь? Откуда вы тут? Тут живете?

Мне было так стыдно, что я его не знаю…

– Извините, а кто вы?

– Я Коля. Мы торговали рядом на «блошином», – растерянно признался он.

И тут я припомнила его. Мужчина, закутанный до бровей в шарфы и шапки, он всегда стоял рядом и поглядывал в мою сторону, топтал высокими валенками снег. Иногда мы перебрасывались парой фраз. Он что, влюблен в меня? Забавно, забавно… Только этого мне сейчас не хватало! И, тем не менее, именно с этой встречи началась новая история в моей жизни. Интересно, вы еще не устали?

Мы немного поговорили, Коля сразу проникся моей бедовой ситуацией и внезапно предложил:

– Я на днях уезжаю в Москву, на заработки. Вы можете пока пожить в моей квартире, а там видно будет.

Я не знала, как реагировать на подобное. Видимо, он крепко подсел на меня в зимние лютые морозы. Мечтания… Желания…

Но и отказываться было глупо!!! Пожить в однокомнатной квартире с горячей водой, ванной, собственной плитой и унитазом! Пусть пять минут, а так захотелось!!!

Мы, конечно, согласились и через несколько дней, всем табором, вместе с кошкой, перебрались к нему, в соседнюю девятиэтажку. Окна в окна с квартирой Юры, моего бывшего доброго Шрэка. И это был смелый поступок!

Дело в том (и я уже говорила об этом), что вся российская недвижимость давно поделена между родственниками, вплоть до будущих поколений на двести лет вперед. Вот почему, наше появление в квартире Коляна не могло сулить нам абсолютно ничего хорошего, так как: у него был взрослый сын от первого брака, у него имелась еще и стерва-сестра с двумя взрослыми детьми. Вторая проживала прямо в соседнем подъезде и жестко контролировала ситуацию, потому что квартира Коляна теоретически предназначалась сыну именно этой сестры, сразу после смерти Коляна.

Но Колян как-то не собирался умирать, более того, он поселил к себе молодую женщину с ребенком без объяснения причин и уехал на заработки. Вокруг нас сразу началась возня, на которую нам было наплевать в прямом смысле этого слова!

Мы с Машей так отлично провели это время вдвоем! Плескались в ванной, готовили себе вкусные обеды, танцевали, смеялись. Я пила почти каждый день. Мы закрывались на все замки и никого к себе не впускали. А любопытную соседку, очень переживающую за шум и за квартиру в том числе, мы вообще послали куда подальше!

Пыталась проникнуть в квартиру и сестра Коляна – Мария, громко стучала и причитала, что вызовет милицию. Мы ей тоже не открыли. Нам было попросту некогда. Теоретически нас тут не было, а значит – мы были ни при чем. Мысль о том, что сказать Коляну, когда он вернется, ни разу не посетила меня. Приближался день рождения Сашеньки. И я придумала невероятную авантюру: приготовить ужин и позвать его в эту квартиру. Мы с дочкой собрали небольшую сумму по оставшимся подъездам, купили рыбы, колбасы, сыра и выпивки. Я помню, как старательно мы готовили этот ужин, как подбирали тарелки и стаканы! Да, я позвонила ему заранее, назвала адрес и пригласила к себе. Саша не ответил ни да, ни нет. А значит, он мог появиться в любую минуту…

Мы прождали его три часа. Я не стала больше бегать и звонить из телефонного автомата. Я просто откупорила бутылку недешевого вина и принялась пить. Машенька села у телевизора, и ее разочарованный вид убивал во мне всякое желание жить.

– Маша, я пойду, пройдусь.

– За бутылкой?

– Прекрати меня допрашивать! И так тошно! Скоро приду.

– Ладно, – тихо сказала она…

Я вышла в летний уютный вечерок и побрела к магазину. Денег у меня оставалось так мало, что могло хватить только на две бутылки дешевого вина и на стаканчик мороженого для дочери. Присев на парапет возле магазина, я тоскливо смотрела вдаль.

– А вы чего такая грустная? – услышала я.

Прямо передо мной стоял мужчина, снова простой, как рубль, так и лежащий в моей кармане.

– Вечер не задался, – ответила я.

– Может, пойдем ко мне? Посидим, выпьем, поговорим?

Чистенький Василий, стоящий передо мной, удачно попал в тот период, когда я снова была рада любому проходимцу. И я непринужденно кивнула головой.

У Василия было хорошо…

Три комнаты абсолютного женатого уюта.

Мы немного посидели на кухне, осторожно приоткрыли карты друг перед другом. И вдруг Василий сказал:

– Побудь со мной, я заплачу.

Что?.. Я не ослышалась? Он сказал это так спокойно, как будто я изначально пришла именно за этим.

– Нет, ты не обижайся, если не хочешь, то не надо. Но тебе ведь нужны деньги? А мне нужен секс. Я хочу тебя.

Я бегло осмотрела Василия уже другим взглядом и, не найдя в нем ничего особо омерзительного, абсолютно спокойно ответила:

– Хорошо.

Все прошло очень быстро и безболезненно. Я даже не осознала торжественность момента. В день рождения Сашеньки, именно Сашенька помог мне стать проституткой! Он буквально толкнул меня в объятия этого человека!

И вот, когда я выходила от Васи, под летние яркие звезды, зажав в руке двести полученных рублей, я поняла, что стала совсем другим человеком. Я перестала бояться. Я узнала новый дополнительно-экстренный способ получения денег, и мне не было ни стыдно, ни противно.

Лишь бы самой не стать простой, как тот рубль…

Тогда же я зашла в магазин и внезапно купила торт, невиданное лакомство для нас, наверное, во все времена. Мне стало невесомо-хорошо от того, что я смогла просто порадовать свою любимую, милую дочь в тот вечер, в тот день, который был изначально испорчен глупым ожиданием… И я очень хорошо запомнила то облегчение, которое принесли мне эти внезапные деньги.

Судьба давно перестала спрашивать меня, чего я хочу, и чего мне не хочется. Она решительно протянула мне руку теплой ладонью наверх, получила в ответ мою ладонь, и повела меня вперед, в неведомое что-то. Я буквально физически чувствовала, что сопротивление не принесет никакого результата. Я перестала упорствовать, или планировать, я слепо шла за ней, вперед и верила, что все происходящее имеет только одну цель – отвести меня от края бездны.

Колян явился таким неожиданным утренним откровением, что я даже икнула, увидев его не пороге…

Ну, вот и все. Сейчас выставит нас вон, закончился наш милый праздник. Но все пошло не совсем так, как я могла себе представить.

– Ну, как вы тут? – ревниво спросил он. – Все в порядке?

– Да, все в порядке, спасибо…

Я вдруг вспомнила, что не успела вынести гору пустых бутылок и оторопела от ужаса… Откуда мне было знать, что передо мной стоит алкоголик с десятилетним стажем. Такой приличный с виду Колян продолжал:

– А мне позвонили, сказали, что шум в квартире. Машка приходила?

– Люди всегда болтают… Никакой Машки мы не видели. А кто это?

– Сестра моя. Я вас не успел познакомить.

Мне сразу стало скучно. Знакомство с сестрой и соседями абсолютно не входило в мои планы.

– Ладно, Николай, спасибо тебе за приют! Пойдем мы домой…