Четыре сестры-королевы Джонс Шерри
– Вы бы знали, если бы открыли глаза. Это письмо составила Изабелла Ангулемская и подписалась именем мужа. Именно ее надо винить в нашем провале, ее коварство, ее интриги…
– Хватит! – К Генриху вернулся его рык. – Как ты смеешь позорить мою мать?
– А как вы смеете позорить ваше королевство? Надо было слушать меня. Мой отец был великий воин, а вы – вы просто еще один простофиля. Вроде Карла Простоватого.
Генрих встает и поднимает кулаки:
– За это я мог бы посадить тебя в тюрьму.
– За правду? Простите, я забыл, что вы предпочитаете ложь.
– Вон с глаз моих. – На глазах Генриха выступают слезы. – Вон, сейчас же! Или лишишься языка. Из-мена!
На его крик сбегаются стражники и уводят побагровевшего Симона.
– Граф Лестер сейчас обвинил меня в слабости и простоватости. – Голос Генриха срывается. – Но он никогда не встречался с моей матерью. Он ее не знает.
– Она хитра, – говорит Ричард. – Вполне могла написать письма, чтобы позвать нас сюда. Мы не первые, кого она обманула. Таковы женщины.
Элеонора старается помалкивать, а то бы бросилась на защиту королевы Изабеллы. Кто, будь то мужчина или женщина, не сделал бы того же самого – или больше – ради сына? Без земель, без денег мужчина – ничто.
Почему, задается вопросом она, Гуго Лузиньянский бросил вызов французам, не имея достаточных сил?
– Ты же писал ему, Генрих, о своих трудностях с набором войска.
– Он и Пьер Бретонский собрали большую армию, – объясняет Ричард, – но Пьер сам домогается трона. Он не знал, что позвали английского короля. А когда узнал, что идем мы, то ушел и забрал с собой большую часть войска.
– Когда мы в море молились за наши жизни, Гуго и моя мать уже присягали в верности королю Людовику, – говорит Генрих. Он снова оседает на кровать, закрыв лицо руками. – Когда мы подошли к Тайбуру, французы поджидали нас.
– Ужасно! – Элеонора берет его за руку, и он слабо сжимает ее ладонь. На его глазах слезы. – Как вам удалось выбраться?
– Милостью Божьей и талантами моего брата.
– Французское войско возглавляли те люди, которых я вызволил из плена в Утремере, – объясняет Ричард. – Они позволили нам ускользнуть.
Генрих отбирает у Элеоноры свою руку:
– Если бы не Ричард, ты могла бы остаться вдовой.
Элеонора сомневается в этом; наверняка французский король не убил бы его, а взял выкуп. Но она не отрицает важности сделанного Ричардом.
– Как нам отплатит за это? – спрашивает она деверя; он несомненно придумает как.
Ричард улыбается:
– Брат уже дал мне более чем достаточно.
– Вот как? – улыбается Элеонора, зная, с какой легкостью брат вытягивает у Генриха подарки. – Что ты отдал ему, Генрих? Надеюсь, не нашего первенца? – Она поддерживает шутливый тон.
– Ничего особенного, – отвечает король. – На самом деле пустяк за такую огромную услугу.
– Скромничаешь, – говорит Ричард. – Гасконь – не такой уж пустяк.
– Мне не удалось вернуть тебе Пуату. Гасконь – просто компенсация.
– Гасконь? – У Элеоноры замирает сердце. – Которая принадлежит Эдуарду?
Генрих посмеивается и похлопывает ее по руке:
– Эдуарду достанется вся Англия. Зачем ему Гасконь?
Элеонора может дать много ответов на этот вопрос: чтобы получать гасконские доходы, когда бароны ответят «нет» на требования короля. И чтобы Эдуард получал доходы, пока не станет королем. А если королевская семья выпустит Гасконь из своих рук, ее уже не вернешь. Еще Гасконь нужна потому, что чем больше земель и титулов будет иметь Эдуард, тем более выгодный брак можно будет ему устроить. А Ричард и так богаче всех в Англии.
Но она не говорит ничего из этоо. Потому что в данный момент Ричард выглядит счастливее, чем когда-либо после смерти жены. Так сильно деньги утешают мужчин в тяжелую годину. И Санче самое время приехать.
Когда Ричард уходит, Генрих обессиленно падает в объятия Элеоноры.
– Я проиграл, дорогая, и самым сокрушительным образом. Пуату потеряно. Как я теперь встречусь с моими подданными?
Элеонора гладит его по спине и шепчет утешения. Она смотрит в зеркало на противоположной стене и думает о Гаскони.
– Ты встретишь их с гордым видом, поскольку завоевал сердца гасконцев. Наши бароны, владеющие землями в Гаскони, будут очень благодарны. Только подумай, Генрих! Мы вернем Англии ее славу и отпразднуем наш успех.
– Но Гасконь принадлежит Ричарду, а не Англии.
– Ты должен забрать ее обратно.
– Что? Это невозможно.
– Ничего невозможного. Ты король. Ты можешь делать, что хочешь.
– Элеонора. Ты не понимаешь. Ричард нам нужен.
– И мы его получим. Скоро приедут моя мать и сестра. Как только он увидит легендарную красоту Санчи Прованской, то все отдаст, чтобы жениться на ней. В том числе Гасконь.
Санча
Сестра королевы
Лондон, 1243 год
Возраст – 15 лет
Он красивый мужчина. Правда, не король. Но брат короля и глаз не может оторвать от Санчи. С ним она чувствует себя как на сцене, словно выступает на блестящем концерте.
На ступенях Вестминстерского собора ее рука дрожит, когда он надевает кольцо ей на палец. Ее ноздри и рот наполняет запах ладана, вызывая позывы рвоты. Теперь она замужем, нравится ей это или нет. Прости меня, Иисусе. Но по крайней мере это не Раймунд Тулузский.
Она робко смотрит на мужа. Он улыбается. Приятная улыбка, хотя выявляет морщины у глаз. Он довольно старый, почти пятьдесят против ее пятнадцати, но ей все равно. «Пока смерть не разлучит нас», – произносит она. Если он умрет первым, она сможет уйти в монастырь.
Каждый произносит свой обет, и они идут вслед за архиепископом в собор. Ричард берет ее под руку.
– Вы прекрасны, – шепчет он ей на ходу. – Восхитительны.
Она даже не краснеет. Всю жизнь люди восхваляют ее красоту. Мама часто называла ее «золотой девочкой». Сордель писал ей песни. Когда учитель бранил ее за плохое прилежание, Маделина вытирала ей слезы и утешала: «Такой красавице не нужна латынь, чтобы по-нравиться мужу».
(Отец вообще никогда ее не хвалил. Однажды она подслушала, как Беатриса сказала ему:
– Все говорят, что Санча красивее меня. А ты что думаешь, папа?
– Все мои дочери – красавицы, – ответил он. – Но можно открыть тебе маленький секрет? Я всегда был равнодушен к блондинкам.)
Впрочем, комплименты графа Корнуоллского не такие. Он смотрит на нее, затаив дыхание, как на скульптуру или картину, от которой не может оторвать глаз, как на розовый сад, нарисованный на стене в покоях Элеоноры в лондонском дворце. Однажды Санча провела всю вторую половину дня, поглощенная этими розами, представляя, как гуляет здесь вместе с Иисусом, и воображая запах цветов.
– Он тебя боготворит, – утром сказала Элеонора, когда служанки надевали на невесту подвенечное платье – сшитое портным Элеоноры из зеленого шелка, с накидкой из синего бархата, – никогда она не носила наряда прекраснее. – Я не видела, чтобы мужчина был так сражен. Конечно, Ричард ничего так не любит, как женщин.
– Разве что деньги, – сухо заметила Маргарита. – Но я слышала, от своей первой жены он был без ума. Она славилась своей красотой.
– Не будь он так богат, ни одна женщина и не взглянула бы на него, – сказала Беатриса. Она сидела за туалетным столиком, примеряя Элеонорины драгоценности и короны, воображая себя королевой – невзирая на раздраженные взгляды Маргариты. – Пучеглазый, как жаба.
– Он был добр к своей жене? – спросила Санча. – Иногда он кажется грубым. Когда раздражается, то скрипит зубами, словно сейчас укусит.
– Но, по крайней мере, не будет тебя слюнявить, как Тулуз.
Беатриса уронила ожерелье на столик, отчего один изумруд вывалился из оправы. Маргарита вырвала у нее ожерелье.
– Это разговор не для незамужних девочек.
– Ей одиннадцать, – возразила Санча, увидев, как надулась Беатриса. – Почти брачный возраст.
Но Маргарита отослала сестру в детскую: «Там для тебя найдутся более подходящие игрушки». В глазах Беатрисы видна мстительность. Потом Санча должна ее успокоить, а то она погубит весь день.
– Я люблю, чтобы мужчина был нежный, – поделилась невеста с сестрами. – И хорошо бы он был помоложе.
– Сначала я так же думала о Генрихе, – призналась Элеонора. – Но потом полюбила его. У тебя может быть то же самое. Ричард умеет быть обаятельным.
– Но не таким, как Иисус.
Маргарита не смогла сдержать смеха.
– Да, римляне очень любили Иисуса, он их обаял.
– Сестра, будь добрее, – осадила ее Элеонора.
Санча почувствовала, как горит лицо. Иногда она сомневалась, верит ли Марго в Бога, – судя по ее разговорам, как она смеется надо всем, даже над Людовиком, «самым благочестивым королем». И еще она защищает катаров, хотя они попадут в ад.
– Санча, ты же знаешь, что мне и Марго тоже не дали выбирать мужа, – сказала Элеонора. – Мы вышли замуж не ради себя самих, а ради наших родителей и детей. И ты сделаешь то же самое. Прежде всего семья, как говорит мама.
– Я не думаю только о себе. Граф не сводит с меня глаз. Это пугает меня.
– Ричард Корнуоллский – страстный мужчина, – сказал Элеонора. – Тебе повезло.
– Но не такой страстный, как Иисус, – съязвила Маргарита.
Граф Корнуоллский держит Санчу за руку. Его ладонь такая мягкая, будто он никогда ею не пользовался. Кожа на тыльной стороне руки напоминает ей пергамент, бледная, слегка красноватая – рука старика. Как у ее папы. Но граф Ричард совсем не похож на ее отца, разве что оба старые. Папа небогат. А английский граф, похоже, готов накормить весь Лондон на пиршестве, гости заполнили зал Вестминстерского дворца и расположились даже на лужайке. Каждое блюдо здесь восхищает: улитки в сливочном масле на слоеном тесте; пряная зелень с копченым угрем наверху; огромный пирог, из которого вылетает дюжина белоснежных голубей; груши, плавающие в шафранно-сливочном соусе. Санча никогда не пробовала ничего подобного, даже в Провансе.
К тому же, в отличие от графа Прованского, граф Ричард обожает белокурых, что он демонстрирует, гладя ее по голове за столом, поднося ее волосы к свету, чтобы они блестели в его пальцах.
– Мягкое золото, – шепчет он.
Он подносит к ее губам ложку с кусочком груши и мурлычет что-то о совершенстве этих губ и языка.
– Розовые, как у котенка, – говорит он, на мгновение вызывая грусть при воспоминании о Пуавре, которую после того дня в роще она больше не видела. – Гасконцы будут тебя обожать.
Санча хмурится. Они едут в Гасконь?
– Дорогая, мы будем править Гасконью. Как только ты убедишь свою сестру вернуть ее мне.
– Убедить в чем-то Нору? – У Санчи вырывается смешок. – Я никогда этого не умела.
– Значит, придется научиться. Если хочешь стать герцогиней.
– Но я не хочу. – Ричард ошарашенно хлопает глазами. – Я вовсе не хочу быть герцогиней. Хочу быть просто хорошей женой и служить Богу.
– А я хочу быть гасконским герцогом. – Его рука сжимает ее локоть. – И ты добудешь мне этот титул.
– Но я не могу! Я… Да Нора не послушает меня.
– Тебе придется заставить ее выслушать. Поговори с ней завтра до нашего отъезда в Корнуолл.
– Нет, Ричард. Пожалуйста, не заставляйте меня. Я…
– Я думал, ты хочешь стать хорошей женой.
– Хочу. Я могу сделать все, что вы захотите. Кроме этого.
Элеонора просто посмеется над ней или рассердится. Санча не выносит ни того ни другого, особенно от Норы, ее защитницы. Она с детства защищала ее от шпилек Марго. Когда учитель ударил ее по губам за невыученную латынь, Элеонора кулаком разбила ему нос. Когда папа за столом задавал Санче философский вопрос, Элеонора защищала ее ответы, какими бы нелепыми они ни были. Нора заставила папу прогнать трубадура за то, что тот написал непристойную песню про Санчу. А теперь сестра спасла ее от этого ужасного Раймунда Тулузского. Вот уж кого бы Санча меньше всего хотела обидеть – так это Элеонору.
– Но, Санча, это же твоя обязанность – влиять на сестру в моих интересах. Теперь ты говоришь, что не поможешь мне. Что же, я зря на тебе женился?
– Я… Я думала, вы женились на мне за мою красоту.
Почему он так смотрит на нее? Выглядит таким удивленным, будто у нее вырос хвост.
– Милая моя, – говорит Ричард, – в мире полно красивых женщин. Но только одну любит королева – жена моего брата и короля.
– Вы женились на мне из-за моей сестры?
Он подносит ей еще кусочек груши, но она отворачивается.
– Не из-за нее, а из-за того, что она может дать тебе. Нам.
Санча качает головой, не понимая. Он кладет ложку.
– Что толку быть братом короля – или сестрой королевы, – если не можешь получить от этого родства никакой пользы? Чем больше я узнаю о планах брата, тем выгоднее нам. Королева Элеонора доверяет тебе. – Он усмехается, подняв брови. – А теперь ты доверишься мне.
Санча открывает рот от изумления:
– Вы хотите, чтобы я шпионила за Норой? Но она моя сестра. – Она хватается за скамью, чтобы не дать себе убежать.
– А я твой муж, которого ты обязалась слушаться. Теперь, – он снова берет ложку, – открой свой хорошенький ротик. И постарайся выглядеть счастливой, моя киска. Сегодня вся Англия глядит на тебя.
Беатриса
Приятный союз
Лондон, 1243 год
Возраст – 12 лет
Она вонзает нож в голубя, представляя, что это живот беременной Маргариты – высокой и могущественной королевы.
– Следи за манерами, – шипит мать. – Мы обедаем с королями Франции и Англии.
Она снова тычем ножом в птицу, и с такой силой, что та слетает с блюда и падает на пол.
– Противный ребенок, – журит ее мать. – Иди в детскую.
Она отсылает дочь со служанкой, которая останавливается в многолюдном зале пошутить с молодым рыцарем. Беатриса видит свой шанс и не упускает его.
Она ныряет за угол, следя, не заметила ли мама. Но нет, она смеется с графом Корнуоллским, а Санча натянуто улыбается и моргает, словно сейчас заплачет. Часа не прошло, как женился, а уже ее обидел. Граф не очень приятный человек, что бы о нем ни говорили, но ее мнения никто не спрашивает. Папа бы выслушал ее, но он в Провансе, набирается сил.
Мама, как обычно, про нее забыла. По другую сторону от нее Элеонора и Маргарита о чем-то шушукаются – наверное, замышляют еще какой-то брак. Лучше бы нашли жениха для Беатрисы. Кому нужен муж, который говорит жене, что делать? «Единственный мужчина, который мне нужен, – это ты, папа». Он смеется, когда она так говорит, и велит держать это в тайне. Когда он умрет, никто другой ей будет не нужен.
Сестры начнут вопить, особенно Маргарита. Но ей-то, Беатрисе, какое дело? Маргарита обращается с ней, как со служанкой, а не с сестрой. Когда они с мамой приехали в Париж, Маргарита увидела сестренку взобравшейся на трон и отправила на низенький табурет со словами: «Никто не может сидеть вровень с королевой». Беатриса тогда заплакала и пригрозила пожаловаться папе, но Марго только рассмеялась.
– Думаешь, он примет твою сторону в ссоре со мной?
Беатриса-то уверена, что он так бы и сделал. Маргарита тоже когда-нибудь это узнает. От доброты Элеоноры тоже мало что осталось – той Элеоноры, которая сажала Беатрису на колено и читала ей истории про Ланселота. Но сегодня она ни слова не сказала в защиту Беатрисы, когда Маргарита отругала ее и отослала прочь. И это сестра, которую прозвали «Элеонора Отважная»? Беатриса могла бы рассказывать на ночь истории про Элеонору: как она на спор с Маргаритой забралась на скалу, а потом не могла слезть вниз. Как на рынке в Марселе с суком в руке напала на графа Тулузского, который от неожиданности упал на землю. Как всего в двенадцать лет настояла, вопреки маминому желанию, чтобы ее выдали за короля Генриха. Мама хотела подождать годик-два, но дочь отказалась: «Я слышала, у английского короля настроение меняется в зависимости от времени года. Я хочу его сейчас, пока зима не сменилась весной и он не нашел другую королеву». Маргарита ее не обойдет, сказала Элеонора.
Маргарита и Элеонора. Элеонора и Маргарита. Беатриса была еще маленькой, когда они покинули Прованс, Маргариту она совсем не помнит, а Элеонору смутно. Но всю жизнь она слышала о них, представляла их в своих играх, писала им письма, которые никогда не посылала, потому что кто она такая? Что она может сказать самым знаменитым в мире женщинам, даже если они ее сестры?
Теперь и Санча сравнялась с ними, или почти сравнялась. В их блестящем обществе Беатриса снова задает себе вопрос: а она-то кто такая? Всего лишь ребенок и любимица их отца?
Ромео как-то пообещал сделать королевами всех дочерей графа Прованского. Так гласит очередная легенда, из тех, что сочиняют про их семью. Но потом папа обручил Санчу с Раймундом Тулузским, который не король, а никто. А теперь и Санча вышла не за короля, а за его брата, который почти ничем не лучше графа Тулузского, а тот, говорят, поглядывает на Беатрису. И Беатриса, судя по тому, как с ней обращались сегодня сестры, тоже никто.
Подходит служанка со светящимся от облегчения лицом:
– Наконец-то я тебя нашла! – И Беатриса снова ныряет в густую толпу, стараясь не толкнуть слуг с подносами еды, потому что, если блюда упадут, мама заметит, что ее младшая дочь все еще в зале, а не храпит над Псалтырью и куклами в детской. Она бросается в сад и прячется за деревом. Услышав, как беседуют и смеются двое мужчин, она старается дышать как можно тише. Они говорят на чужом, грубом северном диалекте французского.
– Она самая хорошенькая из сестер, тебе не ка-жется?
– Мила, как летний бриз. Не то что эта сука Маргарита.
Беатриса сдерживает порыв выскочить и защитить сестру. Не хочется, чтобы ее увидели. Да и что она может возразить? Маргарита в самом деле сука.
– Сладчайшая Санча Прованская! Мечта, да и только! Как жаль, что ей пришлось выйти за этого жадного английского ублюдка.
– Что плохого в некоторой жадности? Знаешь, бери от жизни все, что можешь.
– Ага. Говоришь, как брат французского короля.
Беатриса выглядывает из-за дерева и видит королевского брата, который ненавидит ее сестру. Он невысок, но мускулист, с выпирающим носом и живыми глазами.
– И не просто какой-нибудь брат, – уточняет он. – Я стану самым богатым и самым могущественным из сыновей Бланки Кастильской – даже могущественнее Людовика.
Его приятель смеется:
– Карл! Ты поражаешь меня своей «скромностью». С чего ты начнешь свои завоевания? С прекрасной наследницы? Почему ты не попросил руки Санчи Прованской? Или хотя бы младшей из сестер? Я слышал, она почти такая же красотка.
– Фу! Прованс. Это маленькое захолустное графство? Его бы стоило захватить, если бы граф Раймунд Беренгер не растранжирил все свои богатства на развлечения, кривляк-менестрелей и третьеразрядных поэтов.
– Осторожнее, дружище. Ты знаешь, я сам из Тулузы, где воздух благоухает от песен трубадуров.
– Еретиков! – выплевывает Карл. – Ты сам знаешь, что все они катары. Святая церковь давно бы их изничтожила, если бы их не защищал ваш так обожающий катаров граф.
– Не забывай, как раз в то время он пытался захватить Прованс. Это «захолустное графство», должно быть, более завидная собственность, чем ты думаешь. Тамошние соляные копи ценнее золотых. А младшая дочь, я слышал, почти достигла брачного возраста.
– Хорошенький брак! Карл, брат короля, – и дочь обедневшего графа? Если бы мне понадобился Прованс, я бы спокойно отобрал его силой. Эта старая кляча Раймунд Беренгер мне не соперник.
– Старая кляча, ха-ха! Я встречался с ним – он смирен, как теленок. Неудивительно, что у него рождаются одни девчонки. – Оба разражаются хохотом, который прерывается внезапным появлением из-за дерева Беатрисы.
– Граф Прованский – прославленный воин! – кричит она, размахивая кулаками.
Друг Карла указывает на нее пальцем:
– Посмотри, кто защищает могучий Прованс! Девчушка. И теперь ты вызовешь меня на поединок или поиграть в куклы?
И вот он уже на земле, а Беатриса сидит на нем, сама не понимая, как это произошло, и ее руки все в крови. Она бьет его снова и снова, стараясь остановить его хохот, и наглец в самом деле съеживается и пытается закрыть лицо, но смеется только сильнее.
– Дай ей сдачи, парень! – кричит Карл. – Что с тобой? Ты не можешь защититься от девчушки?
Он поднимает руки, и Беатриса, думая, что сейчас он ее ударит, бьет его по лицу.
– Ай! Эй! – кричит юноша, а потом хватает ее за подмышки и ставит на ноги.
Его приятель приподнимается с земли и вытирает кровь из носа. Пытаясь освободиться, Беатриса бьет принца локтем под ребра, но тот так сжимает ее, что она еле может вздохнуть.
– Угомонись, маленькая львица! Это моего друга ты можешь бить, не боясь получить сдачи, а я не так галантен. Попробуй ударить меня еще, и я тебя отшлепаю!
Беатриса со всей силы лягает его пяткой по голени. Он охает, отпускает ее, и она разворачивается лицом к нему. Брат французского короля наклоняется к своей ноге, а его друг встает рядом, со смехом зажимая себе нос.
– Беатриса! Ты где? – слышится из зала голос ее матери.
Беатриса бросается за дерево в надежде, что молодые люди ее не выдадут.
– Что здесь происходит? Карл Анжуйский дерется? Похоже, ваша репутация вполне заслуженна.
– Не я, мадам. – Он смотрит в сторону дерева; Беатриса вся сжимается.
– Беатриса!
Она выходит, свирепо глядя на Карла и держа окровавленные руки за спиной.
– Он оскорблял папу.
– Ох, Беатриса. – Глаза матери полны слез. – Где я тебя ни искала! Твоему отцу стало хуже. Мы должны сейчас же поспешить домой!
Маргарита
Мой Прованс
Париж, 1244 год
Возраст – 23 года
Изнутри доносится грохот, что-то рушится и скрипит, словно по Парижу проносится буря. В покоях Маргариты бароны, их жены, священники, фрейлины, слуги, дяди и ее лекарь поздравляют друг друга, словно это они родили наследника короля.
– Хорошая работа, Марго! – говорит дядя Питер.
Она бы ответила, но не находит сил даже для улыбки.
Чья-то рука у нее на лбу. Маргарита открывает глаза и видит своего мужа в отвратительной шерстяной шапке, которую он взялся носить, по его словам, демонстрируя смирение (качество, которое Людовик высокомерно себе приписывает).
– Ты сделала это, моя бесценная, – говорит он, и на мгновение сердце Маргариты выпрыгивает от обещания любви, теперь, когда она принесла ему этот дар. Однако надежда нынче непостоянна, как и взгляд Людовика: и то и другое покидает Маргариту, когда он поворачивается к матери и обнимает ее.
– Постарайтесь сесть, моя госпожа.
Прикосновение Жизели приятно холодит в слишком теплой комнате. Маргарита просит открыть окно, но лекарь качает головой: снаружи, где собралась толпа, может прийти хворь.
– Слышите, как они радуются? Сегодня вы осчастливили своих подданных.
Однако Бланка, когда подходит к ложу, выглядит какой угодно, только не радостной.
– Он довольно большой, а мои дети рождались маленькими. – Королева-мать искоса смотрит на Маргариту, словно ставя ей в вину этот отход от традиций Капетингов. – Ведь твои Изабелла и Бланка тоже родились маленькими, non?
Все белила мира не могут скрыть досады смещенной вдовствующей королевы. Маргарита закрывает глаза. Наконец Бланка может съехать из замка и дать невестке повод для благодарности. Теперь мир признает ее настоящей королевой Франции. Десять лет она ждала этого момента, но теперь только вздыхает и жалеет, что не может заснуть.
– Она очень бледна.
При звуке этого голоса королева открывает глаза. Жан де Жуанвиль проводит рукой по своим мягким волосам.
– Вам больно?
– Теперь уже нет, – улыбается ему в глаза она.
Он озирается, но даже Бланка не следит за ними. Маргарита, королева она или нет, – самое незначительное лицо в этих покоях. Людовик присоединяется к благодарственной молитве, и Бланка принимает поцелуи, в то время как принца носят на руках и восхищаются им, словно захворать он может только за стенами замка.
Ах, если бы все они убрались отсюда – кроме Жуанвиля. Оставшись с ним наедине, она бы полнее ответила на его вопросы, рассказала, что не чувствовала никакой боли, когда рожала сына. Почему она всегда думала, что рожать трудно? Да, появление на свет Бланки чуть не убило ее, и вторая дочь, Изабелла, мучила ее много часов, возможно, зная, что, как девочка, встретит со стороны всех, кроме матери, разочарованные взгляды и вздохи сожаления. Но этот третий ребенок – нет, второй, так как первый умер – прямо-таки выскочил из нее, огласив свое появление неистовыми воплями, заглушившими крики Маргариты.
– Моя госпожа вела себя молодцом, – говорит теперь повитуха Жуанвилю.
Но чтобы быть молодцом, нужно преодолеть страх, а она сегодня не испытывала никакого страха, никакой тревоги – ничего; точно так же она чувствовала себя несколько месяцев, с того дня, когда болезнь забрала из ее жизни маленькую Бланшетту, до утра, когда она очнулась уже без нее.
– Ты выглядишь печальной. – Королева-мать разглядывает ее тусклыми, как зимнее небо, глазами. – Слишком несчастной для королевы, только что родившей будущего короля Франции.
– Я все думаю о той, которая умерла.
– Фью! Дети умирают. Привыкай, или проведешь много часов, роняя бесполезные слезы. – Она отбирает у повитухи принца. – Будь благодарна, что это была всего лишь девочка.
Маргарита протягивает руки – она считает, что должна подержать ребенка, – но Бланка отворачивается и отдает его в толпу.
– Смотрите, какого чудесного размера будущий король Франции, – каркает она. – Смотрите, как он великолепен.
Какое-то движение в дверях. Прибыл гонец и спрашивает королеву.
– Я здесь, – отзывается Бланка.
Когда она проходит мимо ложа, Маргарита поднимает глаза на младенца и думает, что должна подержать его.
Прибывший кланяется и протягивает Бланке свернутый пергамент. Она проверяет печать, и ее выщипанные брови поднимаются почти до того места, где должны начинаться волосы. Маргарита усаживается чуть прямее, ожидая, что ей дадут ребенка, пока Бланка разворачивает послание. Но королева-мать передает новорожденного Людовику.
– Какой превосходный мальчик, – улыбается тот Маргарите. – Нужно отметить его внимательный взгляд. Нечасто замечаешь в новорожденных такой ум.
В ней вдруг возбуждается интерес, и Маргарита протягивает руки к Людовику.
Однако, когда он шагает к ней, младенец начинает кричать. Маргарита чувствует, как молоко приливает к груди, но повитуха хватает новорожденного из рук короля и, бормоча извинения, спешит на поиски кормилицы.
– Она скоро вернется, госпожа, и даст вам ребенка. – Жизель взбивает королеве подушки. Что-то падает Маргарите на живот – пергамент, который держала Бланка.
– Дуралей доставил послание не той королеве, – говорит она. – Это предназначалось тебе. Из Прованса.
Маргарита разворачивает свиток, пульс бьет в ушах. Это не поздравление, оно не могло прийти из Прованса так скоро после рождения ребенка.
– «Не знаем, сколько осталось твоему отцу, – пишет мать. – Мы исполнили его последнюю волю и завещание, которое лучшим образом устроит всех. Надеемся, ты согласишься с этим. В надежде на хороший брак для Беатрисы отец завещал весь Прованс ей. Скоро она в его присутствии будет помазана графиней, и он засвидетельствует это, чтобы никто не мог оспорить ее права на титул».
Маргарита недоуменно смотрит на пергамент. Глаза не обманывают ее? Она перечитывает письмо снова, потом еще, словно могут появиться пропущенные слова, если посмотреть внимательнее. Она потеряла Прованс, который достанется избалованной, эгоистичной Беатрисе? А ей – ничего, совсем ничего? А какое приданое папа обещал за ней в брачном договоре? Разве не Тараскон?
Она протягивает письмо Людовику.
Читать бесплатно другие книги:
