Кровь королей Цормудян Сурен

Вспотевший Ментан давно сбился со счета. Он продолжал смотреть на чашу и вдруг заметил, что над ней сгущается какая-то темная дымка. Показалось? Неуверенными движениями он схватил погашенные свечи и зажег их от горевшей. Света стало больше, и он приблизился к столу…

Не показалось! Замедленными вихрями из чаши поднимались витые волоски черного дыма. Поднимаясь к низкому потолку, кольца вихрей расширялись. От чаши стал слышаться зловещий гул.

– Боги, что это?! – простонал пленник.

В ответ задрожали пол, стены и потолок.

– О боги! Что это?!!

Вдруг дымные спирали стали мерцать кроваво-красными бликами и превратились в расползающийся туман. Этого не было в письменах!

И в тумане он увидел… Призрачное бледное лицо. Или даже… череп?!! Тот пристально глядел на Ментана. Пасть черепа распахнулась. Чудовищный рев заполнил комнату.

– А-а-аррргх…

Деранс с воплем швырнул свечу в чашу и бросился к двери. Кровь брызнула из самописца, словно лава из кратера вулкана. Гул и дрожь исчезли, но не ужас, охвативший пленника. Едва не выбив дверь, он продолжал ползти прочь от комнаты, сжимая в руке клочок пергамента.

На потусторонний шум сбежались люди. Кто-то схватил Ментана и поставил на ноги.

– Пустите! – стонал он. – Там смерть!

Звонкая пощечина немного отрезвила его, и он увидел перед собой лесного короля Роберта. Раненый лесной король стоял, опираясь на плечо соратника. Свободной рукой он ударил еще раз.

– В чем дело, полоумный?! – воскликнул Роберт. – Что за шум?!

Ментан не знал, что ответить. Он трясся, переводя испуганный взгляд то на одного разбойника, то на другого.

– Что это у тебя?!

Роберт вырвал из руки Ментана пергамент.

– Роберт! – услышал клир со спины. – Ты должен это увидеть!

Лесной король, морщась, дохромал до каморки пленника. Cильные руки толкали Деранса следом. Стены и потолок были покрыты кровью. Но чаша самописца… Она стояла на столе как ни в чем не бывало. На ней не было ни единой капли.

– Да что здесь было! Что это за кровь?! – заорал Роберт.

Он наконец расправил клочок пергамента. Пробежав по нему взглядом, он свирепо воззрился на пленника.

– Поганый безумец! Тебе Олвин пообещал жизнь и свободу, но этого тебе оказалось мало?! Ради этого ты резал меня как свинью?!

– К-к-кровопускание было необходимо для лечения… – едва слышно ответил Ментан.

– Но ты использовал мою кровь для подлого замысла!

– Н-н-нет… Т-то есть да… Этого не должно было быть… Все должно было быть не так… Этот дым… Этот шум, земля тряслась… Этот ужасный лик и глас из преисподней…

Деранс Ментан вдруг с ужасом уставился на лесного короля.

– О боги, – выдохнул пленник и вытянул руку в сторону Роберта, то ли указывая, то ли защищаясь.

Разум клира был сейчас подобен крови, брызнувшей из чаши во все стороны, но где-то на крае рассудка возникла жуткая мысль:

– Чья кровь течет в твоих жилах?! Кто ты?!!

Корсары напали столь неожиданно, что никто попросту не успел оказать сопротивление. Вся команда «Соленого ветра» оказалась в оковах.

И теперь вторые сутки они, подгоняемые ударами плетей, разгружали корабли. С ними же трудились уцелевшие обитатели цитадели. Капитан Доран Вистлер гнул спину, как и все. Таскали какие-то большие колеса, деревянные брусья, бухты канатов, свитых из чьих-то жил. Таскали ящики и бочонки. Мешки и прутья.

Маленькая пристань с восточной стороны острова. Настолько маленькая, что не могла принять больше двух кораблей за раз. А потом узкая тропа вверх, выдолбленная в отвесном склоне. Мысль броситься вниз и прекратить мучения напрашивалась сама собой. Наконец кто-то из матросов озвучил ее. Вистлер и сам порядком устал. Болела спина, болели ноги, болела шея. Но на слова о самоубийстве он отвечал злобным рыком:

– Не сметь! Трюмы не бездонные! Надо выжить!

– Для чего? – отвечал голос отчаявшегося.

– Для того чтобы дождаться, когда мы сможем поймать удачу за хвост!

– А если не дождемся?

– Тогда и умрем! А сейчас торопиться некуда, триста акул вам в задницу!

И они продолжали таскать.

Наконец крик надзирателя:

– Отдых, собаки! До первого свистка!

Скидывая ношу, пленники валились без сил на влажную траву. Вистлер осмотрелся. Поодаль верхом на коне сидел человек в черном плаще и широкой шляпе. Он был неподвижен и просто наблюдал за происходящим. Возможно, он был главным. Корсары тем временем собирали из принесенных брусьев, бревен, балок и колес какие-то механизмы. В уже собранных капитан «Соленого ветра» узнал катапульты, баллисты и скорпионы.

– Они укрепляются на острове, капитан, – сказал, еще не совсем отдышавшись, старший помощник.

– Вижу, навести тринадцатый их матерей, – прорычал Доран и сплюнул в сторону.

Судя по всему, морские разбойники решили обосноваться здесь надолго. Это, конечно, плохо. Но с другой стороны, это могло означать, что им понадобится рабочая сила и пленников они вырезать не станут.

– Капитан! – воскликнул один из его матросов. – Взгляните туда!

И он вытянул руку на запад. Матрос стоял, нехотя поднялся и Вистлер.

– Проклятье, – простонал капитан «Соленого ветра». – Надеюсь, их не придется разгружать. Или я первый в очереди бросаться со скалы…

Пленники один за другим стали подниматься. То, что они увидели на горизонте, повергло их в тихий ужас. К острову Последний Взор шли десятки, а может, и вся сотня кораблей с черными парусами.

Командор Ворхарт кивнул, и надсмотрщик дунул в боцманский свисток. Раздались злобные окрики и едва передохнувших пленников снова погнали на пристань. Ворхарт продолжал сидеть в седле, наблюдая за сборкой и установкой метательных орудий. Корабли на горизонте его не беспокоили. Ведь это были не враги, а соратники.

Позади, со стены цитадели раздался крик.

– Командор! Скорее, вы должны это немедленно увидеть!

Ворхарт обернулся.

– В чем дело?! – хриплым басом крикнул он в ответ, придерживая рукой черную широкополую шляпу.

– Я не могу при всех, командор!

Это был человек с Мамонтова острова. Хранитель чаши, который должен был заменить в цитадели местного клира, а заодно установить самописец.

Конь рысью бросился к воротам. Хранитель уже ждал у входа в донжон.

– Это продолжается четверть часа!

– Что именно, якорь тебе в глотку?!

– Сейчас увидите!

Они бегом достигли лестницы в башню вестников и поднялись к тайной комнате. Хранитель загремел связкой ключей и отпер дверь. На столе стояла серебряная чаша самописца. Над ней находилось хитроумное устройство в виде крутящегося колеса с восемью восковыми табличками. Устройство позволяло не бдеть постоянно у чаши: если приходило послание, игла писала на одной табличке, а когда место заканчивалось, срабатывала пружина и колесо поворачивалось на одну восьмую оборота, подставляя чистую табличку.

Игла медного шара неистово дергалась. Ворхарт никогда не видел ничего подобного. Движения были столь стремительны, что даже разглядеть иглу было невозможно. Она с противным скрипом чертила по восковой табличке, и тут же срабатывала пружина.

– Что пишет самописец?

– В том-то и дело, что не пишет! Он рисует!

– И что он рисует?

Ворхарт подошел к столу и попытался разглядеть таблички. Но колесо вращалось слишком быстро, и он видел только что-то круглое.

– Холера! Ты можешь это остановить?!

– Он рисует одно и тоже, но вдруг возникнет что-то новое?..

Вдруг игла замерла. Драконья ртуть перестала колыхаться, словно мгновенно затвердев. Остановилось и колесо. Хранитель осторожно снял все таблички и разложил на столе. Рисунок на каждой был прочерчен по нескольку раз и ничем не отличался от прочих. В середине большой круг. От круга расходились заостренные лучи. А в самом круге… Поначалу командор увидел лишь беспорядочные полоски и завитки, походившие на клубок спутавшейся бечевки. Но через мгновение Ворхарт разглядел в нем жутковатое лицо с раскрытой пастью…

– Тринадцатый, – выдохнул он. – Это что за байда?!

– Понятия не имею, командор! – развел руками хранитель.

Он взял одну из табличек и стал разглядывать рисунок.

– Как будто солнце. И у него… один… два… три… тринадцать лучей! И один луч чуть длиннее!

Ворхарт уставился на хранителя.

– И что это может значить?

– Если бы я знал!

– Чаша испорчена или работает?

– В наставлении сказано, что, если игла ведет себя странно, надо перебрать магнетитовые бруски.

– Займись сейчас же. Если выйдет, отправь письмо колдунам. Сообщи, что тут было, и жди ответа! Может, объяснение найдется у них.

– Да, командор!

Издалека горное поселение язычников выглядело заброшенным, как и то, что попалось днем раньше. Здесь уже выпал снег. Но если люди покинули жилища из-за снегопада, то почему на снегу не было никаких следов? Олвин долго рассматривал дома из необработанного камня, глины и дерна, стоящие на склоне одной из гор Цитадели Богов.

Долгий путь по Змиевым лесам был позади. Они достигли северного рубежа, за которым запретные земли. Но до горы Флориана, вершина которой утопала в низких облаках, по меньшей мере день, а то и два. И ничто бы не задержало их, если бы не это.

Во вчерашнем поселении не было ни людей, ни животных. В паре домов на печах стояли котелки с похлебкой. Печи потухли, а похлебку так никто и не тронул. Что заставило людей сбежать? И если они сбежали, то куда? И вот еще одно поселение. Нет дымов от очагов. Не видно людей. Только холод, свежий снег и подвывающий в кронах горных сосен ветер.

Шон Арчер подполз к Олвину на край скалы, откуда Тоот наблюдал за расположенной внизу деревней.

– Ну что?

– Тишина и запустение.

– Что делать-то будем?

– Надо осмотреть деревню. Мне это очень не нравится.

– Тогда зачем осматривать?

– Ну вдруг понравится? Где Красавчик?

– Внизу. Нас ждет.

– Тогда идем.

Осторожно ступающие ноги хрустели по снегу. Флориана нигде не было видно. Шон Арчер уже второй раз прокричал гагарой, но ответа не последовало.

– Проклятье, куда он делся? – прошептал Покойник.

Олвин хмурился. Ощущение опасности не покидало, а вестников учили прислушиваться к своим ощущениям. Но в этом мрачном месте их было столько, что от их неслаженного хора можно было оглохнуть. А еще и Флориан куда-то запропастился…

Вдруг движение на склоне. Руки судорожно сжали мечи, и в низину скатился, под конец кувырнувшись, Красавчик.

– Да поимей тебя тринадцатый! Ты почему не отзывался?! – зашипел Арчер.

Флориан тяжело дышал и выглядел крайне возбужденным и напуганным. Он быстро встал, отряхиваясь от снега и поправляя колчан.

– Наверху… – выдохнул он. – Наверху святилище друидов!

– И что там? – напрягся Олвин.

– Мертвецы!

Святилище располагалось на вершине небольшого скалистого нароста, торчащего из склона соседней горы. К нему вела тропа, ограниченная двумя плотными рядами сосен. Само святилище представляло собой круг из поставленных стоймя плоских каменных глыб, в середине которого высился собранный из бревен конус. В бревенчатом конусе имелась низкая дверь. Входящий волей-неволей должен был поклониться.

Но Олвин со спутниками входить не торопились…

Олвин внимательно смотрел на покойника. Неведомая сила оторвала левую руку, что лежала чуть в стороне. Ноги переломаны так, что в нескольких местах торчат кости. Голова нашлась не сразу. Она глубоко вошла в снег. Тоот осторожно ткнул острием меча и развернул голову лицом к себе…

Бледное бородатое лицо и открытые желтые глаза с крохотными зрачками.

– Мангус! – отшатнулся вестник.

– Чего? – спросил Арчер. – Мангус?

– Да. Я рассказывал про них. Люди, обращенные колдунами. Исполняют любую их волю. Живые мертвецы…

– Так он жив или мертв?

– Мертв. Голова отсечена от тела. Точнее… оторвана…

Флориан, стараясь не приближаться, стал разглядывать голову.

– Выходит, это мангусы перебили местных?

– Нет, – мотнул головой Олвин. – Судя по внешности и одежде… это и есть местный. И его обратили…

– Тринадцатый, – выдохнул Шон. – Значит, и нас могут обратить?

Вестник продолжил осматривать святилище, медленно отвечая на вопрос:

– Это могут сделать только колдуны. И только если мы попадем к ним в руки. Да и то это дело небыстрое. Тем более что люди с сильным духом обращаются плохо…

– Ну тогда хорошо, что с нами Крошки Четта нет, – невесело усмехнулся обезображенным ртом Красавчик Флориан.

– Меня иное беспокоит, – проговорил Тоот. – Кто это сделал с мангусом?

– Там еще один! – заметил Шон и двинулся далее по кругу.

Голова была полностью размозжена, и только выпавший глаз свидетельствовал, что это тоже мангус. Брюхо было разорвано, кишки прилипли, а затем примерзли к каменной глыбе. А дальше еще с полдюжины истерзанных тел.

– Похоже, мертвы уже больше недели, – проговорил вестник, осторожно трогая кровавые раны. – Но ни один зверь не пришел на падаль. Почему?

Все трое обменялись взглядами. Но сказать было нечего.

Олвин направился в бревенчатый конус. Пригнулся, входя в дверь. Здесь во время обрядов жгли костер, и наверху имелось отверстие для дыма. Через отверстие внутрь поступал свет.

Олвин ничего не сказал. Только поджал губы, борясь с тошнотой. А вот вошедшие следом Шон и Флориан заголосили вразнобой:

– О боги!.. Мать твою!.. Вот ведь срань-то какая!.. Тринадцатый!..

Святилище устилали части человеческой плоти. Куски были столь мелкими, что невозможно было определить, останки скольких тел здесь лежали. Последние две ночи выдались морозными, и трудно было вообразить, какой бы иначе стоял здесь запах. В середине находился обложенный камнями очаг. Возле валялся наиболее крупный из останков: верхняя часть туловища с обеими руками и головой. Мертвец, лежащий спиной вверх, был в темно-синем балахоне с накинутым на голову капюшоном. Медленно подойдя, Олвин перевернул тело и склонился. Серая морщинистая кожа. Никаких волос на лице. Даже бровей. Глаза, налитые кровью.

– А вот это, друзья мои, уже не мангус.

Олвин повернулся к товарищам и внимательно посмотрел на них.

– Это колдун с Мамонтова острова.

Флориан сглотнул.

– Да что же здесь случилось?

– Смотрите!

Шон бросился к очагу и поднял из золы какие-то предметы.

Олвин Тоот узнал их. Это была серебряная чаша самописца и несколько магнетитовых брусков.

– Откуда она здесь? – удивился Красавчик.

– Наверное, колдун связывался с Мамонтовым островом, – предположил Олвин, и тут же его озарило: – Ищите стилус и ртуть! Они должны быть здесь!

Флориан и сам Тоот, преодолевая отвращение, принялись рыться в останках.

– Чаша валялась дном вверх. Если и была ртуть, то вся вытекла, – развел руками Арчер.

– Может быть еще, – сказал Олвин. – Ищите сосуды, фляги. Шон, забери чашу и бруски. И поищи остальные бруски. И шар с иглой.

– Хорошо…

Вскоре вестник обнаружил тонкую длинную палочку с одним заостренным концом и другим сплющенным. Олвин приблизил палочку к мечу. Ее потянуло к металлу, и палочка с глухим звоном прилипла к лезвию.

– Есть стилус! – обрадовался Тоот.

Они продолжили искать драконью ртуть, но тщетно. Нашлась одна фляга, но в ней была всего лишь стухшая вода.

– Олвин, – позвал Флориан. – Взгляни на это.

Вестник подошел к Красавчику и взял у него из рук прямоугольную дощечку, покрытую воском.

– Табличка для самописца, – пробормотал Олвин.

Одна сторона была пуста. Олвин перевернул и уставился на выведенный иглой загадочный рисунок. Круг. Тринадцать лучей, исходящих от него. Один из них чуть длиннее. А в круге – множество черточек, в которых угадывалось страшное лицо с открытым ртом.

Шон подошел к товарищам и потряс мешком.

– Вроде все. Чаша, шар с иглой и бруски, столько же, сколько у гретанвудского самописца… А это что за каракули?

– Ума не приложу.

Олвин протянул табличку Арчеру.

– Положи тоже в мешок. Может, пригодится.

– Хорошо. А что теперь-то делать будем? Стилус нашли, на гору Флориана нам уже не нужно…

Вдруг морозную тишь мертвого места нарушил вопль где-то далеко в горах. И вопль этот не молил о помощи и не сообщал о нечеловеческой боли. Он был воплощением ярости и сулил бесконечный ужас…

– Я знаю, что делать, – прошептал Красавчик Флориан. – Бежать!