Весеннее пробуждение Браун Т.

Глава пятнадцатая

Когда автомобиль мистера Диркса отъехал от особняка, Ровена пробралась к входу для прислуги. Она хотела незаметно проскользнуть в свою комнату, вызвать горничную и попросить ее приготовить ванну. Хотя в этом году Рождество в доме собирались отмечать намного скромнее, чем обычно, Ровена знала, что ближайшие подруги тети Шарлотты непременно прибудут. И все они сядут за праздничный стол в вечерних нарядах, следуя традиции, которая в последнее время встречалась все реже, как и гости мужского пола моложе тридцати лет.

Вход для прислуги вел в нижнюю часть огромного особняка, где располагался винный погреб, помещение для слуг, кухня, кладовая и кабинеты дворецкого и экономки. Из кухни доносились звуки предпраздничной суеты, и Ровена на цыпочках прокралась по длинному коридору с многочисленными дверями по обеим сторонам. От аппетитных запахов жареного мяса и свежеиспеченного хлеба заурчало в животе. Даже мировая война не смогла прервать производимый на саммерсетской кухне поток деликатесов.

В детстве девочки часто забегали сюда, когда играли в прятки или спасались летом от жары. Только став взрослой, Ровена поняла, как раздражали слуг их вторжения.

– Мисс Ровена! – воскликнул Кэрнс таким голосом, словно увидел королеву, пробирающуюся крадучись мимо его кабинета.

Судя по выражению его лица, выглядела она намного хуже, чем думала. Ровена робко улыбнулась дворецкому.

– Добрый вечер, Кэрнс. Будьте любезны, попросите кого-нибудь из горничных приготовить ванну. И пусть сообщат леди Элейн, что я в своей комнате. Хочу удивить дядю и тетю, когда спущусь к ужину.

Дворецкий недовольно засопел:

– Очень хорошо, мисс. Прислать горничную, чтобы помогла вам одеться?

Ровена покачала головой:

– Мне поможет леди Элейн. – Она уже собиралась продолжить путь, но негромкий кашель за спиной ее остановил. Ровена обернулась. – Что, Кэрнс?

Он кивком указал на лестницу для слуг.

– Спасибо! – заговорщицки улыбнулась Ровена.

Она проскользнула по лестнице и осторожно высунула голову в коридор. Убедившись, что горизонт чист, Ровена торопливо зашагала к своей комнате. Там она со вздохом сняла мужские лакированные туфли, которые всегда надевала в полетах. Нажимать педали в них было намного удобнее, чем в привычной обуви на каблуках, которую она носила, а в балетных туфельках ноги на высоте быстро замерзали.

В дверь постучали, вошла незнакомая Ровене горничная с подносом:

– Мистер Кэрнс предположил, что вы захотите выпить чая, пока ожидаете ванну.

– Да, спасибо. Поставьте туда.

Ровена махнула рукой в сторону небольшого столика перед камином из белого мрамора и протянула горничной куртку.

– Что-нибудь еще, мисс?

– Нет, благодарю. Хотя постойте. Надо выстирать и выгладить мою одежду к завтрашнему вечеру.

Горничная кивнула и ушла готовить ванну. Ровена с отвращением стянула юбку с разрезом, которую не снимала уже двое суток. Тетя Шарлотта оборудовала ванные во всех семейных спальнях и нескольких гостевых комнатах. Саммерсет стал одним из первых загородных особняков, куда провели и электричество, и центральное отопление. Пусть тетя Шарлотта во многом придерживалась традиционных взглядов, комфорт она тоже ценила.

Ровена с наслаждением погрузилась в горячую воду. Как же ей хотелось понежиться подольше, но она знала, что уже опаздывает и спустится в гостиную позже всех.

– Тебе нравится играть на нервах, да, кузина? – донесся из комнаты голос Элейн. – Ты же знаешь, что мама и так вне себя, потому что Виктория не приедет на Рождество. Твое отсутствие могло стать последней каплей в чаше ее терпения.

Элейн появилась на пороге ванной с упертыми в бока руками. Она уже переоделась к ужину в черное платье с короткими кружевными рукавами, украшенное затейливыми завитушками и бусинами. В последнее время все поголовно предпочитали носить черное, и казалось, будто вся Англия в трауре.

– Ну, можно считать, что я еще не приехала. Нужно одеться и сделать прическу, а я с ног валюсь. Поможешь мне подобрать платье? Что-нибудь простенькое, без корсета.

– Да ты настоящая бунтарка! Сначала начала летать на аэропланах, а теперь отказываешься носить корсет. – Элейн подмигнула и вдруг широко распахнула глаза. – Боже правый! Что у тебя с плечом?

– С каким плечом?

Ровена оглядела себя и открыла рот. Бледную кожу плеча и предплечья украшал темно-фиолетовый синяк с довольно страшной на вид черной каймой. Она подвигала рукой и поморщилась. Она чувствовала себя настолько разбитой, что даже не заметила.

– Ладно. Тогда подбери платье, которое это скроет. Не хочу рассказывать твоим родителям, что ударилась при аварийной посадке и провела ночь в чистом поле, без души вокруг.

Брови Элейн взлетели на лоб.

– У тебя потрясающе интересная жизнь, – пробормотала она и вышла из комнаты.

Ровена не могла не согласиться. И это куда лучше, чем безысходная тоска, мучившая ее почти весь прошлый год. По крайней мере, сейчас она делает что-то полезное.

Она закончила мыться, сполоснула волосы и выбралась из ванны. Наскоро вытерлась, завернула волосы в полотенце. Горничная затопила в комнате камин.

Элейн потрясла перед ее носом нижним бельем:

– Надеюсь, сорочку ты все же наденешь? Или собираешься натянуть платье на голое тело?

– Кто знает. И когда ты успела стать такой скромницей?

Элейн засмеялась:

– Я тщательно выбираю время и место для бунта, кузина. Проявляю неповиновение, только когда уверена, что мама меня не видит.

Ровена надела батистовое белье, а потом выбранное Элейн тонкое кружевное платье.

– Думаешь, она смотрит на твои панталоны?

Застегивая длинный ряд пуговиц у нее на спине, Элейн фыркнула.

– Не сомневаюсь. Горничные наверняка докладывают ей все подробности.

Ровена принялась быстро сушить полотенцем волосы.

– Ты серьезно? – спросила она.

– Конечно.

– Но зачем? Ты же никогда не давала ей повода сомневаться в тебе. – Ровена вывернула голову, чтобы разглядеть лицо кузины из-под волны волос.

Элейн улыбнулась, как показалось, с легкой горечью:

– В Швейцарии мне предоставили слишком много свободы. Мать так и не смогла с этим смириться.

Когда девушки, как могли, высушили темную массу волос Ровены, Элейн прошлась по ним щеткой и закрутила в простой овальный пучок на затылке.

– Вот так, – заявила она, оглядывая результат своих трудов. – А теперь пойдем, пока матушка не снарядила спасательный отряд.

– Твои родители уже знают, что я здесь? – спросила на ходу Ровена.

– Думаю, Кэрнс уже сообщил им.

Догадка Элейн подтвердилась, когда девушки вошли в гостиную. Тетя Шарлотта, вся в черном, напоминала залегшего в засаде паука.

– Будь осторожна, – с улыбкой прошептала Элейн. – Она весь день сегодня в плохом настроении. Никак не может примириться с мыслью, что придется встречать Рождество с наименее любимым из отпрысков.

– Ш-ш-ш, – шикнула Ровена и повернулась к комнате. – Тетя Шарлотта! Дядя Конрад! С Рождеством!

– Я уже начала сомневаться, что ты успеешь на праздник, дорогая.

В хорошо поставленном голосе тети слышался надлом. Ровена заметила, что постоянная тревога о сыне оставила на ее лбу новые морщины и складку у губ, которой не было раньше. Она поцеловала подставленную щеку с неожиданным приливом нежности. Неважно, что графиня порой относилась к окружающим с пугающим холодом, ни одна мать не заслуживала того, чтобы волноваться о сыне, воюющем в чужих краях.

– Ради того, чтобы встретить Рождество в Саммерсете, я готова сделать невозможное, – заверила Ровена, целуя дядю.

– Чего не могу сказать о твоей сестре, но она всегда была странной девочкой. Словно птичка, постоянно порхает с места на место. Я бы восхищалась силой ее характера, если бы он не сводил меня с ума.

Ровена удивленно приподняла брови. Слова тети были похожи на комплимент. С другой стороны, Виктория всегда позволяла себе больше вольностей с тетей, в отличие от сестры и кузины, и графиня, казалось, поневоле прониклась к ней уважением.

– К тому же сейчас я очень на нее обижена.

Слуга с серебряным подносом предложил Ровене бокал глинтвейна, и она приняла его с благодарной улыбкой.

– И почему же? Что Виктория натворила на этот раз? Насколько я знаю, она сейчас во Франции.

– Судя по всему, нет, – со вздохом сказала тетя Шарлотта. – Она сочла нужным сопровождать нашего бывшего лакея в лондонский госпиталь. Ума не приложу, почему бы ей было не заехать к нам на праздники, но, очевидно, она предпочитает проводить Рождество в этой ужасной холостяцкой квартире с новыми друзьями.

В обвинении Ровена расслышала нотки обиды и бросила вопросительный взгляд на дядю.

Тот неловко прочистил горло:

– Да, я получил от Виктории известие, что Эндрю Уилкс перенес тяжелые ранения и она хочет доставить его в Англию, где ему будет обеспечен более хороший уход.

В первую секунду Ровена не могла понять, о ком идет речь, и тут все встало на свои места. Муж Пруденс.

– О нет! Бедная Пруденс. Он поправится?

Лицо тети Шарлотты приняло отрешенное выражение, которое всегда появлялось на нем при упоминании имени Пруденс, но, как ни странно, дядя Конрад ответил без обиняков:

– Доктора сообщили мне, что он поправится, хотя у него серьезно задеты ребра и нога. Ногу пришлось ампутировать, но остальные раны заживают хорошо.

– Наконец-то, леди Асквит! – вдруг воскликнула тетя Шарлотта. – Я непременно должна поздороваться. Ее сын служит в одном полку с Колином. Может, у нее есть новости.

Не удостоив больше племянницу и мужа ни словом, графиня, вызывающе вскинув подбородок, направилась к гостье.

Ровена смотрела ей вслед.

– Это ужасно, – прошептала она, думая о том, что приходится сейчас переживать Пруденс. – Я имею в виду Эндрю. Хорошо, что Виктория осталась с ними. Пруденс, должно быть, места себе не находит. Она ведь ждет ребенка.

Лицо дяди Конрада, так похожее на отцовское, с зелеными глазами и упрямой челюстью Бакстонов, вытянулось и окаменело.

Ровена не могла его понять. Он рассказал ей об Эндрю, рискуя навлечь на себя гнев жены, но при упоминании о ребенке тут же замкнулся. Неужели все дело в том, что мать Пруденс была горничной? Или дядю Конрада тревожило напоминание, что его собственный отец был падок на молоденьких девушек из простого сословия? А может, ему не дает покоя то, что родословная Бакстонов навсегда испорчена кровью прислуги? Как бы то ни было, настоящая причина поведения дяди Ровену мало заботила, а вот несправедливость ее возмущала. Едва сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего, она сурово посмотрела на графа и твердо произнесла:

– Да, вы скоро снова станете дядей. Мои поздравления.

С этими словами она встала и направилась поприветствовать мать Себастьяна. Остаток вечера пролетел незаметно. Праздник проходил сдержанно, бал в этом году не устраивали. Сказывался недостаток молодых людей как среди гостей, так и в числе оркестрантов.

На следующий день Ровена проснулась поздно и пропустила завтрак. Элейн утащила с кухни немного еды и помогла кузине одеться, чтобы успеть сойти вниз к заведенному обмену подарками.

В отличие от многих больших поместий, которые едва сводили концы с концами, Саммерсет держался довольно крепко. Провидение наградило их семью длинной цепочкой наследников, которые отличались не только бережливым отношением к деньгам, но и обладали коммерческой жилкой. Благодаря усилиям наследников и в равной степени здравомыслящих управляющих, доходы Саммерсета не только покрывали траты на содержание, но и приносили неплохую прибыль и поддерживали небольшую часть английской экономики.

Хотя арендаторы и жители города ненавидели деда Ровены и немногим теплее относились к дяде Конраду, у них редко находились причины жаловаться на несправедливость лендлорда. Хозяева Саммерсета обходились с ними хорошо, и давняя традиция дарить подарки слугам, арендаторам и их детям продолжалась по сей день. Пусть Бакстоны не всегда проявляли отзывчивость по отношению к собственной плоти и крови, но они не видели причин отказываться от проверенного временем обычая. Подарки фермерам – бочонки с элем, засоленную сельдь и окорока – доставили заранее. Сегодня ожидалась раздача подарков слугам и детский праздник. Каждый ребенок уже получил один подарок (пару новых туфель), поскольку вид босых детей зимой оскорблял чувства тети Шарлотты.

Ровена не уставала восхищаться Главным залом в виде ротонды с куполообразным потолком. До сих пор она с трудом верила, что подобное великолепие находится в частном доме, а не в каком-нибудь знаменитом музее. Зал украшали позолоченные лепные розетки, шелковые драпировки и огромный каменный камин – Ровена могла встать в нем в полный рост.

Когда Элейн с Ровеной вошли в Главный зал, тетя Шарлотта и дядя Конрад уже заняли места перед сверкающей елкой у окна. Поскольку в этом году рождественского бала не устраивали, это была единственная ель в доме. Ровена успела заметить, что, вопреки обычаям, в ее спальне нет наряженного дерева. Национальное горе затронуло и Саммерсет.

Слуги уже выстроились перед дверью. Они оживленно переговаривались, пока девушки занимали свои места. Их работа заключалась в том, чтобы подавать подарки тете Шарлотте, которая вручала их служанкам, и дяде Конраду – тот отвечал за мужскую часть обитателей особняка. По обе стороны от Элейн и Ровены встали Кэрнс и миссис Харпер. Они должны были шепотом подсказывать имена слуг. Ритуал принимал намного более личный оттенок, если создавалось впечатление, что каждый подарок выбран персонально, словно лорд и леди хорошо знали вкусы своих работников и заботились о них. Хотя на самом деле все знали, что подарки выбирают экономка и дворецкий, и именно они оценивают работу прислуги.

Элейн помогала матери, а Ровена подавала свертки дяде Конраду.

– Джеймс, второй садовник, – шептал Кэрнс, передавая Ровене набор трубок и мешочек с хорошим табаком.

– Джеймс, второй садовник, – повторяла она на ухо дяде Конраду.

– Джеймс! – сердечно восклицал дядя Конрад. – В этом году сады радовали глаз. Как думаешь, мы выиграем конкурс лучших цветоводов в следующем году?

– Думаю, да, ваша светлость.

– Чудесно! Надеюсь, тебе понравится табак. Кури на здоровье!

Так и шло, пока каждый из слуг не получил подарок и небольшую похвалу.

– Почему они просто не наклеят карточки с именами? – шепотом спросила Ровена у Элейн после того, как вручили последний сверток.

– Потому что Кэрнс и миссис Харпер хотят, чтобы их подчиненные поняли, кто на самом деле всем заправляет. К тому же, как любит повторять матушка: «Так всегда делали и всегда будут делать».

Затем семейство перешло выпить чая в гостиную, чтобы собраться с силами перед детским праздником. Тетя Шарлотта и дядя Конрад, без сомнения, лишь покажутся перед гостями и сразу же исчезнут, так что семья будет представлена Элейн, Ровеной и молодой женой Колина Аннализой, которая приехала как раз перед чаем.

– Чудесно выглядишь! – воскликнула Элейн, когда три девушки второй раз за день готовились к появлению в парадной гостиной.

И правда, Аннализе очень шло кружевное платье нежно-розового цвета. Золотисто-каштановые волосы были перехвачены лентой в тон.

– Спасибо, дорогая, – ответила Аннализа. – Я не собираюсь носить черное, как вдова. А то еще накличу беду на Колина.

За время чаепития проворные слуги полностью преобразили зал. Все требующие бережного обращения дорогие безделушки убрали подальше, а на столиках появились так любимые детьми сладости и напитки – супницы с горячим шоколадом, тарелки с горками бисквитов и песочного печенья, зверюшки из марципана, маленькие миндальные пирожные и драже. Дети арендаторов редко получали такие изысканные лакомства и уминали их мгновенно, но Ровена знала, что запасы будут пополняться бесконечно, как по волшебству. Наверняка детей потом будет тошнить… Главная хитрость состояла в том, чтобы успеть выпроводить их из особняка.

– Я рада, что ты у нас погостишь, – обратилась к Аннализе Элейн. – В последнее время здесь ужасно скучно, словно каждый день поминки. Ровена наверняка меня скоро опять покинет, чтобы рисковать жизнью и здоровьем на своих аэропланах. – Она бросила обиженный взгляд в сторону кузины.

Ровена улыбнулась:

– Я уезжаю утром. Думаю, вы прекрасно обойдетесь без меня.

Элейн неожиданно посерьезнела и повернулась к дверям салона. Миссис Харпер как раз открывала их перед толпой детей.

– Все равно нам больше ничего не остается до конца этой проклятой войны, так ведь? Обходиться.

В душе Ровена согласилась с кузиной, но вскоре начались игры, и грустные мысли вылетели из головы. Ребятня души в ней не чаяла, и когда малыши попросили ее сыграть с ними в жмурки, девушка со смехом согласилась.

– Только не вздумайте убежать из комнаты и оставить меня спотыкаться тут вслепую до ужина, – предупредила она.

Дети хором пообещали так не делать, и Ровена покорно завязала глаза.

– Только не подглядывай! – прозвенел детский голос.

Элейн раскручивала Ровену, пока у той не закружилась голова. Когда кузина ее отпустила, Ровена от неожиданности споткнулась, к огромному восторгу зрителей.

Со всех сторон звучали крики «Я тут! Я тут!», и Ровена, смеясь, металась по комнате, натыкаясь на мебель и набивая синяки на голенях.

Неожиданно в комнате воцарилась тишина. Ровена остановилась и грозно подбоченилась:

– Вот, значит, как! Жульничать будем?

Она сделала несколько пробных шагов в разные стороны. Слева раздался сдавленный смешок, и Ровена ринулась на звук, но наткнулась на твердую и в то же время податливую преграду. Девушка остановилась, выставила перед собой руки и принялась исследовать препятствие.

С завязанными глазами и другие чувства притупились, так что потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, до чего она дотрагивается. Щеки Ровены вспыхнули, когда она осознала, что водит руками по мускулистой мужской груди и широким плечам. Она сорвала повязку и встретилась взглядом с темными глазами Себастьяна. От удивления и радости Ровена бросилась на шею жениху. Тот подхватил ее в объятия и наклонился для жадного поцелуя.

Все вокруг радостно закричали. Ровена в смущении отстранилась, опустила голову, но не смогла сдержать смех. Должно быть, Элейн и Аннализа почувствовали ее неловкость, потому что тут же взяли руководство в свои руки.

– Пора играть в музыкальные стулья!

В комнату поспешили слуги, неся перед собой стулья с прямыми спинками. Себастьян отвел невесту в укромный уголок, взял ее руку в свою, и на его красивом лице расплылась довольная улыбка – сюрприз удался.

– Рада меня видеть?

– Конечно!

Так и было. Она готова была петь от радости.

– Как тебе удалось получить увольнительную?

– Вызвался сопровождать делегацию политиков в Кале, на встречу с французами. Мне посчастливилось получить место в группе, потому что один из членов делегации – старый друг моего отца. К полуночи я должен быть в Лондоне.

– Так скоро? – ахнула Ровена.

– Мы уезжаем рано утром, – кивнул Себастьян. – Командир сказал, что я сошел с ума и лучше хорошенько выспаться и поесть, но мне так хотелось повидать тебя.

Ровена внимательно посмотрела на него, примечая малейшую деталь. Под глазами залегли темные круги, и он едва держался на ногах от усталости.

– И ты приехал сюда…

Себастьян крепче стиснул ее руки:

– Свидание с тобой намного дороже сна, даже если нам доведется быть вместе всего несколько часов.

На другом конце салона Элейн заиграла жизнерадостную песенку, и сердце Ровены запело в такт озорной мелодии. На глаза навернулись слезы. Джонатон дважды уходил от нее, а Себастьян был готов на любые жертвы, лишь бы быть рядом.

Радость при виде жениха оказалась хорошим предвестьем – сердце Ровены больше не терзалось сомнениями. Она твердо знала, кого любит и с кем хочет провести остаток жизни.

– Я люблю тебя, Себастьян, – просто сказала она, глядя в его глаза.

– Как долго я ждал от тебя этих слов. – Он улыбнулся. – Я тоже тебя люблю.

Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее, и Ровена подставила губы. Ее больше не беспокоило, что на них смотрят.

Глава шестнадцатая

В ожидании приезда Эндрю из госпиталя Пруденс в очередной раз оглядела квартиру придирчивым взглядом. Она старалась следовать рекомендациям врача, больше отдыхала и наняла женщину, чтобы навести в доме порядок перед возвращением мужа. Эндрю должен был привезти шофер Виктории, и в его первую после госпиталя ночь у них останется Элинор. Они уже наняли сиделку, которая будет приходить два раза в неделю, пока Эндрю не научится сам справляться с увечьем. После появления ребенка эта же сиделка поможет им первое время. Пруденс очень надеялась, что скоро сумеет обходиться своими силами. Ей не давала покоя мысль, что лорд Саммерсет будет оплачивать расходы, которые не покроет армейская пенсия.

Эндрю подобрали протез, хотя и далеко не самый лучший из предложенных специалистами. Выбирать новый он наотрез отказался, поэтому Пруденс втайне заказала сама. Она понимала, что Эндрю не хочет быть в долгу перед своим бывшим хозяином, но ей было невыносимо видеть, как он мучается с примитивным устройством, особенно после того, как ей показали легкий, прекрасно сбалансированный протез. Его делали на заказ, и до готовности оставалось еще несколько недель, так что у нее есть время, чтобы признаться Эндрю в обмане.

Пруденс сглотнула и перешла в небольшую комнату, которая гордо именовалась гостиной. С Рождества минул уже месяц. Все последующие визиты в госпиталь, кроме самого первого, проходили довольно натянуто. Пруденс не знала, что думать. Возможно, причина крылась в том, что она винила себя за ранения мужа и пыталась скрыть это за неестественным оживлением. Положение осложнялось нежеланием Эндрю ни о чем разговаривать. Он оживал, только когда речь заходила о будущем ребенке.

Заметив подъезжающую к дому машину Виктории, Пруденс торопливо вытерла о фартук неожиданно вспотевшие ладони. Затем опомнилась, развязала ленты и сняла его. Она тщательно выбирала наряд к возвращению Эндрю и остановилась на одном из платьев, что носила в мейфэрском особняке. Платье из шерсти затейливого плетения, с двойным рядом гагатовых пуговиц спереди, вышло из моды, но все еще хорошо выглядело. Впрочем, сейчас, наблюдая, как шофер помогает Эндрю выбраться из машины, Пруденс пожалела о своем выборе. Лучше бы она надела что-нибудь попроще.

Она отошла от окна и встала перед дверью. Со сжатыми от волнения кулаками слушала натужный стук протеза по ступенькам.

«Я не позволю себе расклеиться», – твердила она себе.

Когда в квартиру постучали, Пруденс сделала глубокий вдох и распахнула дверь:

– Входите, входите, на улице ужасно холодно! Как прошла поездка?

– Хорошо, мэм. Куда поставить вещи?

Шофер стоял рядом с Эндрю, со стороны протеза, Элинор – сзади, с его саквояжем в руках.

– О, давайте мне. Хочешь присесть в свое кресло, дорогой? – Поверх плеча мужа Пруденс улыбнулась Элинор. – Самая нелепая мебель в нашем доме, но он обожает это кресло, к тому же в нем тепло.

– Первое время ему будет трудно вставать и садиться самостоятельно, – сказала Элинор. – Но я научу вас, как правильно его поднимать, пока он не начнет себя чувствовать уверенно.

– Я все слышу, – ворчливо произнес Эндрю.

– Я знаю, голубчик, и обращусь к тебе, когда захочу поговорить. – Элинор одарила его жизнерадостной улыбкой. – А пока мне надо многое объяснить твоей жене, так что не стоит каждый раз раздражаться. Хотя, если по-другому никак, можешь ворчать – мы с Пруденс просто не станем обращать внимание. Правда ведь?

Пруденс неуверенно улыбнулась:

– Хотите вишневого пирога?

Шофер отрицательно покачал головой:

– Мне пора домой. Я вернусь за вами утром, мисс Элинор.

– Спасибо, Пит. Буду очень признательна.

Элинор дождалась ухода шофера и заговорщицки обратилась к паре:

– Представляете, у меня есть собственный шофер! Все знакомые в моем старом квартале считают, что я купаюсь в роскоши. – Она засмеялась. – А что, они правы!

Пруденс повернулась к мужу:

– Отрезать тебе кусочек пирога?

– Я не голоден.

От разочарования у нее опустились руки. Она хотела показать Эндрю, что многому научилась в его отсутствие, и потратила на это дурацкое занятие целый день. А он даже не хочет притвориться, что голоден, и попробовать ее стряпню. Проглотив обиду, она сделала над собой усилие и выдавила самую веселую улыбку, на которую была способна.

– Ну, не упрямься, Эндрю, – отчитала его Элинор, в ее голубых глазах читался упрек. – Жена испекла пирог в честь твоего возвращения домой. Самое меньшее, чем ты можешь ее отблагодарить, – это попробовать его.

– Боже, как же ты любишь командовать, – огрызнулся Эндрю. – К тому же ты настаиваешь лишь потому, что никогда не пробовала стряпню моей жены. Ладно уж. Съем кусочек.

– Положите нам обоим по большому куску пирога, Пруденс, – приказала Элинор. – И поставьте кофе. Нам с вами придется засидеться допоздна, чтобы всласть наговориться о мистере Ворчуне.

Пруденс и Эндрю изумленно уставились на Элинор, пока та не засмеялась.

– Что такое? Я несколько лет проработала в тюрьме. Разве Виктория не рассказывала, какая я властная? Погодите, сами увидите. Еще пожалеете, что попросили о помощи.

Эндрю сконфуженно улыбнулся:

– Прости. Я сам не свой.