Любовь и верность Робинсон Мэгги

Глава 24

Потрясающе! Очень напоминает полет, только при этом она сидит на мягком кожаном сиденье, и ей не надо махать руками. Мэри прижала свою шляпку, лежащую на полу, кончиком солнечного зонтика и подставила лицо солнцу, и черт с ними, с веснушками. Обильная летняя листва загораживала дорогу, так что можно было не опасаться загара.

Аромат пихт, к которому примешивался запах бензина, превращался в какой-то странный афродизиак, но и без него Мэри не могла бы острее ощущать физическую близость Алека. Ветер откинул назад волосы с его лица, открыв великолепный профиль, точеный подбородок и крупный нос. Он крутил руль и нажимал на рычаги со знакомым апломбом, а его ноги буквально танцевали на полу, нажимая на педали.

Дорога, по которой они ехали, явно не была предназначена для путешествий на автомобилях – по сути, это была пастушья тропа. Однако Алек без усилий ехал вперед, избегая по возможности ухабов, а когда такой возможности не было – бросая на Мэри внимательный взгляд. Говорить при таком шуме было практически невозможно, но это даже к лучшему. Ей еще день-другой предстоит разговаривать с Алеком Рейнберном, пока ее язык не устанет.

А что еще она сможет делать своим языком? Вспоминание о поцелуях Алека согрело ее щеки и те уголки тела, о которых думать не следует.

После блаженной поездки они проехали под живой изгородью. Вдоль дороги змеилась извилистая каменная стена, ведущая к очаровательной сторожке с миниатюрными коническими башенками. Никто не вышел им навстречу. Алек остановил машину, спрыгнул на землю и распахнул чугунные кованые ворота.

– Боюсь, у меня больше нет привратника, – сказал он, пожимая плечами. – Еще один дезертир. Все деревенские мыши считают, что у них больше возможностей в городе. А некоторые мальчишки ушли на войну, да так и не вернулись.

– Представить себе не могу, что кто-то захочет уехать из такого места, какой бы ни была причина, – вымолвила Мэри. Никакой долг перед королем и страной не заставил бы ее покинуть эти холмы, если бы она тут жила. В самом конце прямой и длинной подъездной аллеи Мэри увидела Рейнберн-Корт – огромный особняк шотландского барона, меньше по размеру, но более величественный, чем даже отель «Форзит пэлас». По обе стороны от аллеи зеленели настоящие луга. Алеку нужна отара овец, которая справилась бы с травой, если он не может нанять косарей.

– Здесь порой становится скучно, можешь мне поверить, – отозвался Алек. – А ты еще не видела шотландских зим. – Он повозился с управлением, и они покатились к видневшемуся впереди внутреннему двору, мощенному камнем. Посреди двора находился большой пересохший фонтан. Остановив автомобиль у ступеней, Алек выключил мотор.

Здесь их тоже никто не встретил. Мэри подняла с пола слегка помятую шляпку и стала ждать, когда Алек обойдет машину, чтобы помочь ей выйти из нее.

Он махнул рукой на пустое крыльцо.

– Видишь, почему мне нужна помощь твоей тети, – сказал Алек. – Кто знает, сколько времени нам придется стоять тут, пока кто-нибудь не отопрет дверь? Деньги для меня не важны, у меня их целая куча, и я едва ли смогу когда-либо их потратить.

Мэри его финансовое положение было известно. Она всегда тщательно изучала дела клиентов. Опершись на руку Алека, Мэри вышла из автомобиля.

– А когда твоя жена жила здесь, в доме было достаточно прислуги?

Алек опустил глаза, делая вид, что рассматривает свои сапоги.

– Эдит была не самой простой хозяйкой, а мы здесь почти изолированы от мира. Управлять Рейнберн-Кортом всегда было непросто, даже когда этим занималась моя мать, у которой были очень строгие правила. Именно тогда начались проблемы с прислугой, которые так и не были решены. А когда умерла Эдит, они стали еще серьезнее.

– Я сразу напишу тете Мим. В нашем… то есть ее каталоге есть немало сведений о жаждущих работать, трудолюбивых людях. Немного снега и какие-то глупые сплетни не смогут поколебать их энтузиазм к хорошо оплачиваемой работе в прекрасном загородном доме, – сказала Мэри.

Алек скептически приподнял бровь.

– Хотелось бы мне тебе поверить, – промолвил он. – Я устрою тебя, и ты сможешь от души все описать. А я съезжу в Питкарран и поговорю с судьей о Бауэре. Пусть констебли поработают.

Алек уже говорил об этом, но Мэри надеялась, что он сразу не оставит ее в одиночестве.

– В воскресенье?

– Мы не можем терять времени. Кто знает, что еще у этого человека на уме? Если мы узнаем, что он уже едет в поезде в Эдинбург, то для нас это станет большим облегчением. Когда я вернусь, устрою тебе путешествие по дому. Но на очень большой комфорт не рассчитывай: Мак считает, что нам лучше остановиться в сторожке у ворот.

– Это дом, мимо которого мы проезжали на пути сюда?

– Нет, та сторожка находится у северной границы моих владений, к ней надо ехать по лесу. Там мы останемся наедине и вокруг не будут суетиться рабочие. Но на вид дом точно такой же – мои предки любили симметрию.

Сторожка, которую Мэри видела при въезде во владения Алека, походила на игрушечный замок. И находиться в таком доме с Алеком будет куда уютнее, чем в каменной крепости. Они вошли в тихий холл, отделанный в средневековом стиле, на каждой стене висели доспехи и оружие. Массивный камин был полон пепла. Где-то вдали слышался монотонный стук молотка. Господи, люди тут работают в воскресенье! Похоже, Алек действительно очень хорошо им платит.

Он провел ее по широкой дубовой лестнице к огромной старинной библиотеке; сквозь витражные окна в свинцовых рамах в комнату лился солнечный свет, отбрасывая на выцветшие ковры цветные тени. Здесь было больше книг, чем Мэри когда-либо видела в одном месте, а еще тут стояли потрескавшиеся кожаные стулья и диваны, на которых эти книги можно было почитать.

– Это моя территория, а до меня она принадлежала моему отцу, – сообщил Алек. – Я не позволил Эдит менять что-либо здесь или в холле при входе в дом – мне это казалось кощунственным по отношению к клану Рейнбернов. Ты можешь написать свое письмо за моим письменным столом и ходить, где хочешь. За дверью есть современная ванная комната.

Алек явно гордился библиотекой, и не без основания. Это была абсолютно мужская комната с разбросанными по полу древними турецкими коврами и огромным количеством гравюр с охотничьими сценами. Мэри почувствовала себя гномиком под высоким деревянным потолком.

– Я велю кому-нибудь, кого встречу по пути, принести тебе ленч, – продолжал Алек. – Однако хочу сразу предупредить: не жди от него многого. Мак умеет управляться на кухне, но он вызвался подготовить для нас сторожку, и, кажется, твой брат, то есть Оливер, увяжется туда следом за ним. Помогать. А я попрошу кого-нибудь находиться за дверью библиотеки, чтобы ты не чувствовала себя в одиночестве.

Мэри осмотрела древний глобус на круглой подставке. Комната была полна сокровищ, и Мэри была вынуждена признаться себе, что она не прочь порассматривать их.

– Уверена, что в этом нет необходимости, – сказала она. – Мы ведь не ждем, что Бауэр вдруг выскочит из-за гардины?

– Да он помрет, чихая от пыли, если попробует это сделать, – заметил Алек. – Но я хочу, чтобы ты была в безопасности, пока я не вернусь. У одного из рабочих должен быть перерыв. Они вчера брали выходной из-за свадьбы, а потому согласились поработать сегодня. – Положив руки Мэри на плечи, Алек заглянул ей в глаза.

Боже, должно быть, она выглядит ужасно в шарфе, подвязанном под подбородком, и с лицом, покрытым дорожной пылью. У самого Алека на щеке было грязное пятно. Мэри подняла руку в перчатке, чтобы стереть его, и Алек поцеловал ее ладонь. Она ощутила жар его губ даже сквозь тонкую кожу.

– Я не вынесу, если с тобой что-то случится, – еле слышно проговорил он.

– Н-ничего со мной не произойдет, – заверила его Мэри. Кроме одного. Мэри опасалась, что ее безудержно несет в океан любви, но она не представляла, как будет выбираться оттуда.

Предполагается, что они заключили деловое соглашение. Она удовлетворит свое любопытство и в будущем станет мудрее. Долго сохраняемая невинность стала доставлять ей неудобства. Но когда она стоит рядом с Алеком, ей трудно думать о том, что они едва знакомы, у них нет ничего общего, и вскоре каждый из них вернется к своей обычной жизни, как будто ничего не произошло.

Если она постарается, то сможет пересчитать его ресницы. Утром Алек побрился, но сделал это неопытной рукой, так что она может пересчитать и его щетинки. Но вместо того чтобы считать, Мэри закрыла глаза в знак безыскусного приглашения и ощутила, что он подступил еще ближе к ней. Его теплые губы прикоснулись к ее рту.

Поцелуй… Само это слово как вздох – сначала выдыхаешь, потом словно набираешь силу и мягко выдыхаешь еще раз. Кончики его пальцев вжались в ее плечи, когда их губы соединились, и Мэри, потянувшись, встала на цыпочки. Алек подвел ее к подлокотнику дивана, она скользнула через него вниз, и он последовал за нею. Было бы правильнее, если бы они начали поцелуй, приведя себя в порядок, однако Мэри не возражала против того, чтобы их конечности и одежда спутались, пока Алек делает то, что делает. Теперь она сидела у него на коленях, он крепко держал ее в объятиях, его язык играл с ее языком, а его зубы слегка покусывали ее губы.

Мэри никогда не задумывалась о поцелуях. Она переносила слюнявые поцелуи маленьких племянников и лишь под страхом смерти призналась бы в том, что девушки учились целоваться в темном дортуаре Академии для молодых леди мисс Эмброуз, где они тренировались друг на друге. Но Алек, без сомнения, превосходил в этом искусстве всех остальных.

К тому же так приятно прижиматься к его большому телу. В его объятиях Мэри чувствовала себя защищенной. Оберегаемой. Ценимой.

Мэри хотелось целоваться с Алеком вечно. Но у обоих были неотложные дела. Однако очень скоро близость заставит их изменить выражение лица, и это будет более рискованно, а на них окажется меньше одежды.

Ну а пока у них есть несколько секунд приятного бессилия, чередующегося со вспышками электричества. Мэри играла в удивительную игру без правил. Для женщины, которая ценит во всем порядок, она, как это ни печально, оказалась совершенно неорганизованной и полностью отдалась на милость лорда Алека Рейнберна.

Хотя идея начать принадлежала ей. Но Алек с готовностью поддержал ее. И твердость его чресел служила тому подтверждением. Как, должно быть, странно быть мужчиной, тело которого служит барометром его возбуждения, в то время как женщина хранит все свои секреты при себе. Кроме – о! – отвердевшего соска, требовавшего внимания, которое он и получил от ловких пальцев Алека. Голова Мэри запрокинулась, и Алек продолжил свои изыскания. Его шевелюра задрожала от волны жара, исходившего от ее тела. Должно быть, она красная, как висевшие на окнах гардины.

Надо прервать поцелуй, несмотря на то, что ей очень не хотелось этого. Мэри не собиралась терять невинность на старом кожаном диване посреди дня. Грудь Алека широкая и твердая, и Мэри стоило немалых усилий постучать по ней кулаком.

Отодвинувшись, Алек потряс головой, чтобы прийти в себя.

– Слишком много или недостаточно? – спросил он.

– И то и другое, – ответила Мэри, заметив опасный блеск в его глазах. – Тебе надо встретиться с судьей, а мне – написать письмо.

Алек приложил ладонь к ее щеке и стал поглаживать большим пальцем уголок ее рта.

– Я обнаружил, что сейчас мне не хочется никуда ехать, – сказал он.

– Честно говоря, мне тоже не хочется, чтобы ты уезжал, – призналась Мэри. – Но сегодня еще не понедельник.

– Не понедельник? Какого дьявола ты говоришь о понедельнике?

Мэри почувствовала, что его лицо становится горячее.

– Мы договорились о понедельнике, – напомнила она. – С-сделать это в понедельник.

– Это? – На лице Алека засияла улыбка. – Моя дорогая мисс Арден, я – человек нетерпеливый. Я чувствую, что мы не должны терять ни минуты, и я уж точно не буду ждать до понедельника, чтобы сделать «это», как вы изволили выразиться, и чтобы вы стали моей.

Мэри никогда не будет принадлежать ему, какой бы смысл он ни вкладывал в эти слова. Их миры несопоставимы, у них разная философия. Господи, да он даже не знает ее полного имени!

– Мы сможем поговорить об этом позднее, когда ты вернешься, – заявила Мэри, соскальзывая с его колен. Кожа дивана под ее попкой зашуршала, что послужило еще одной причиной ее замешательства.

– Поговорим, да? Это можно растолковать по-разному. Но… – внезапно лицо Алека обрело серьезное выражение, – если это все, что ты способна вынести после вчерашнего кошмара, пусть это будет просто разговор.

Мэри уже почти забыла доктора Бауэра и его нападение. Он уже находился в одном из аккуратно составленных ящичков в ее голове и был крепко заперт на ключ. И она не позволит ему выскочить оттуда с его безбородой розовой физиономией и встать между нею и Алеком. Этот человек не сможет испортить ее единственный шанс.

– Спасибо за понимание. – Досада на лице Алека доставляла Мэри удовольствие. Она не из-за Бауэра хотела отложить интимную встречу на завтра. Надо, чтобы все было безупречно. С одной стороны, ей не хотелось, чтобы шарф сдавливал ее шею, а в животе у нее порхали бабочки. Она должна подготовиться к ночи понедельника – надеть одно из своих новых неглиже, распустить чистые волосы, надушить все тело.

– Что ж, тогда я тебя покину. Скоро кто-нибудь придет сюда.

– Пусть не спешит, – попросила Мэри. Ей хотелось принять ванну, чтобы успокоиться и привести себя в порядок.

Встав, Алек подошел к открытой двери. Кто угодно мог видеть, как они обнимаются. Им надо быть осторожнее. Но если они поселятся в уединенной сторожке, у них обоих будет больше свободы.

Свободы для исследований. Свободы для того, чтобы совершить самую лучшую из ошибок.

Глава 25

Мэри решила, что письмо может подождать. Ее слишком интересовал дом Алека, чтобы покорно сидеть в библиотеке. Она не станет беспокоить рабочих внизу, производящих такой шум, какой мог бы разбудить и мертвого. Не дожидаясь, пока кто-то поднимется наверх и остановит ее, она стала открывать двери в длинном коридоре. В большинстве комнат мебель была накрыта чехлами, а гардины задернуты. Тут было много спален, но, похоже, ни одной из них не пользовались. Вероятно, Алек спал на старом кожаном диване, когда приезжал сюда.

Мэри поднялась по винтовой лестнице, держась за веревочные перила. Рейнберн-Корт очень напоминал замок, и Мэри без труда представляла себе, как мужчины дерутся на шпагах на этих широких ступенях. Поднимаясь, она может представлять себя Рапунцель, осмотреть жилище Алека и выяснить, можно ли за лесной долиной увидеть отель «Форзит пэлас».

Слегка задыхаясь, Мэри увидела запертую дверь в самом верху лестницы. Вообще-то запертые двери для нее не проблема. Мэри как-то раз получила профессиональный урок этикета от частного дознавателя, которого нанимала для помощи в одном сложном деле. Иногда она сама не справлялась со всем, хотя это бывало нечасто.

Вытащив из волос шпильку, Мэри взялась за дело. Скоро раздался необходимый щелчок, и она нажала на ручку.

А потом Мэри замерла, пытаясь собраться с мыслями. Она оказалась в комнате леди Эдит, расположенной в одной из башен. Возможное место преступления. Эдит все еще царила здесь – в портрете размером больше, чем жизнь. У Мэри появилось неприятное чувство, что холодные глаза баронессы устремлены прямо на нее, и она попыталась сбросить с себя наваждение.

Мэри не верила в привидения и проклятия. В ее практике любое странное событие можно было легко объяснить. Возможно, оставшаяся прислуга Алека и находится под действием каких-то суеверных шотландских чар, но Мэри была уверена, что Эдит Рейнберн не бродит по ночам по дому и не завывает, как банши. В таком старом здании не может не быть каких-то шумов, звуков. Известка осыпается, падают отвалившиеся камни. Ветер свистит в покосившихся оконных рамах. А неограниченный доступ к продукции «Рейнбернз спешиал резерв» наверняка невольно порождает галлюцинации у тех, кто имеет слишком бурное воображение.

Золоченая мебель в комнате Эдит так слепила глаза, что Мэри захотелось надеть свои старые дымчатые очки. Это была комната сказочной принцессы, которая совершенно нелепо смотрелась среди великолепия каменных стен и дерева Рейнберн-Корта. Расположенным внизу комнатам возвращали их мужской облик, но здесь было женское царство, пусть и немного холодное в своей безупречности. Почти все стены были увешаны пастельными гобеленами с цветочным рисунком. Постельные покрывала, простеганные металлической нитью, явно слишком тонки, чтобы защитить от холода шотландских зим. Похоже, ни один стул не выдержит вес обычного человека, не говоря уже о таком великане, как Алек.

Мэри перевела взгляд на огромную картину, висевшую между двумя изогнутыми стульями, которые стояли возле окон. Просыпаясь, человек первым делом видел это изображение. У Эдит Рейнберн волосы были цвета шампанского, глаза – скорее серебристые, чем голубые, а кожа – полупрозрачная, лишь на щеках алел едва заметный румянец, которым художник оживил ее лицо. Женщина на полотне напоминала сказочную Снежную королеву, тем более что одета она была в белые меха, а в ногах у нее сидела маленькая белая собачка. Этого достаточно для того, чтобы прожигать жизнь с каким-нибудь сказочным персонажем с всклокоченными волосами, который бросает детям песок в лицо.

Мэри понимала, почему Алек – да и вообще любой мужчина – был так пленен ее божественной внешностью. Было в Эдит что-то неземное, что-то хрупкое, не от мира сего.

Мэри попыталась почувствовать к ней симпатию, но безуспешно. Ревнивая корова! Эдит не представляла для нее угрозы – бедная девочка, испортившая жизнь Алеку, умерла. Но кто угодно мог почувствовать себя недостойным ее красоты, даже если этот кто-то не был коротеньким, пухлым, средних лет представителем среднего класса без денег и положения.

Эдит была дочерью виконта. Мэри – дочь бакалейщика. Все правила этикета, которым Мэри обучилась после школы, она постигла сама. Может, Алек для развлечения и хаживал в гримерки варьете, но в серьезном деле выбора спутницы жизни он наверняка остановится на женщине, равной ему по положению. Он обязательно снова женится – не сделать это будет преступлением. Алек – красивый, горячий мужчина, слишком сильный, чтобы передать право первородства своим братьям.

Господи! Мэри не должна находиться здесь, высматривать что-то и испытывать жалость к себе. Алек никогда не сделает ей предложения, а если и сделает, то она откажет ему. Ей надо развивать свой бизнес. Тетя чувствует себя неважно – хоть ей и стало лучше в последние дни, – так что ей давно пора на покой. Агентство «Ивенсон эдженси» нужно слишком многим людям, чтобы бросить его.

Мэри показала язык портрету Эдит, но лучше себя от этого не почувствовала. Подойдя к круглому окну, она выглянула наружу сквозь свинцовое стекло. Вершина Бен-Враки где-то вдалеке была окутана облаками. Ближе к дому овцы Алека рассыпались по холмам. Мэри даже смогла разглядеть над деревьями башни отеля «Форзит пэлас». Как, должно быть, странно чувствовали себя Рейнберны, наблюдая за тем, как это сооружение постепенно загораживает им вид.

Мэри твердо решила не смотреть на каменный двор под окнами, где леди Эдит встретила свой конец. Высоты Мэри никогда не боялась, правда, она и не поднималась никогда так высоко. Она старалась не представлять себе, что было на уме у Эдит, прежде чем та поднялась на шелковые подушки стульев и распахнула окно.

Вроде бы совершенно понятно, что Эдит не случайно шагнула из окна в пустоту. Однако Мэри не могла представить себе, что ее вытолкнул из окна недовольный слуга, какой бы требовательной она ни была. К тому же Алек перевернул бы все вверх дном, лишь бы найти преступника.

И он решил, что это сделал Бауэр.

Для Мэри самоубийство было наивысшим проявлением эгоизма. Смерть жены до сих пор терзала Алека, хотя под конец он уже не любил Эдит. До конца своих дней Алек будет спрашивать себя, что он мог сделать для того, чтобы она не покончила с собой. Эдит нарочно выбрала такой способ ухода из жизни, чтобы он мучился и никогда больше не полюбил. Как он сможет доверить свое сердце женщине после того, как его так презрительно оттолкнули?

Почему Эдит это сделала? Из-за безответной любви к этому мерзавцу Бауэру? Трудно в это поверить.

Мэри задрожала, но вовсе не от холода, исходящего от каменных стен вокруг нее. Она почувствовала себя своего рода Пандорой – открыла этот чертов ящик, и теперь ее обуревали неприятные мысли и образы. Уж лучше бы она осталась в библиотеке и писала свое письмо.

– Ты выиграла, – прошептала она, обращаясь к Эдит, и закрыла за собой дверь. Но не успела она сделать и шага, как услышала раздающиеся снизу скребущие звуки и рычание. Кто-то узнал, что она здесь. Но то были не банши и не привидение – грязный пушистый комок мчался по винтовой лестнице наверх ей навстречу. Злобный маленький хищник вцепился в ее юбку, но та не залаяла в ответ, и Мэри поспешно попятилась назад, к комнате Эдит.

– Хороший песик, – тихо проговорила она. Это, конечно, ложь, но она подействовала. Глазки-пуговки заморгали, а потом животное продолжило яростно жевать подол ее юбки.

– Сидеть!

Песик сел на ступеньку, но жевать не перестал.

– Нет! Не кусаться и не жевать! – Господи, как же по-гаэльски «Перестань»? Мэри дернула юбку на себя, и полоска кружев осталась в пасти маленькой собачки.

– Черт возьми, кажется, я получила то, чего заслуживаю, – пробормотала Мэри. – Защищаешь комнату своей хозяйки, да? – Это была та самая собачка с картины, только теперь она не была похожа на белоснежную любимицу королевы. – Да уж, теперь ты не такой беленький, не так ли, малыш? – Мэри наклонилась к собаке, надеясь, что та испытывает удовлетворение, оторвав кусок ее юбки, и не вздумает перейти на ее пальцы. Собака сдавленно залаяла, не выпуская кружева из зубов.

– Ну хорошо, а теперь давай пойдем вниз. Спокойно и неторопливо. Видишь? Я совсем не опасна. – Взявшись за веревочные перила, Мэри осторожно обошла собаку. Через мгновение песик буквально скатился вниз по ступеням, потом вернулся, снова побежал вперед и не отходил от Мэри ни на шаг до библиотеки.

Там ее встретил Оливер. Вскочив со стула, он виновато посмотрел на Мэри.

– Ох, наконец-то ты пришла! Я тебя повсюду искал!

– Ты не слишком-то старался, иначе нашел бы меня, – пожала плечами Мэри. – А что это у тебя в руке?

– Н-ничего. Просто старинная книга. Рейнберн сказал, чтобы я присматривал за тобой, пока он не вернется из Питкаррана. Кто-то принесет нам поесть.

Собака зарычала, но держалась на расстоянии.

– Садись! – Оба – собака и Оливер – повиновались. – Оливер Палмер! Ты самый ужасный лжец. Что ты делал?

– Ну-у… Одному человеку надо узнавать другого, не так ли? Ты же целых четыре года водила кого-то за нос! – отозвался Оливер.

– Обо мне не беспокойся! Признавайся! Я слышала, это полезно для души.

– Я не сделал ничего такого, чего не сделала бы ты, будь у тебя возможность, Мэри, и это факт. Ты превращаешься в настоящего терьера, когда надо нарыть какую-то информацию. Вроде этого несчастного пса у твоих ног. – Грязный песик поднял голову, но не залаял. – Рейнберн сказал, что тебе надо написать письмо, и я всего лишь хотел найти для тебя все необходимое. Бумагу, ручку, чернила – все, что ты так любишь раскладывать на своем письменном столе в офисе.

– Да, Оливер, ты очень деятелен. Ну и?…

Оливер опустил глаза на тонкую книгу, которую держал в руках.

– И я нашел это. В ящике стола.

Мэри почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.

– Ты рылся в личных вещах лорда Рейнберна? – Алек имеет право вышвырнуть их обоих из своего дома.

– Не во всех, – ответил Оливер. – Я остановился, когда нашел это. – Наклонившись, Оливер протянул Мэри дневник в кожаном переплете.

Когда они впервые встретились с Алеком, он говорил ей что-то про дневник. Эдит вела записи, из которых Алек и узнал о ее неверности.

– Положи его на место! – выкрикнула Мэри.

– Но, Мэри, разве ты сначала не хочешь прочесть его?

Разумеется, хочет. Но только не рядом с Оливером, который примостился на стуле, как стервятник на жердочке. И не с собакой. Он – а это был самец, в чем Мэри убедилась, когда пес в экстазе катался на спине с кружевами в зубах, – с презрением посмотрел на нее и фыркнул, выплевывая кружево, превратившееся в мокрый комок.

– Это абсолютно недопустимо, – сдавленным голосом проговорила Мэри.

– Но разве ты не выкрала дневник виконта, чтобы помочь его жене добиться легального развода? – спросил Оливер.

– Это же совсем другое дело! – возразила Мэри. – Леди Кэри имела полное право защищаться от этого подлого алкоголика. – Кто-то мог назвать то, что делала Мэри, шантажом, но сейчас леди Кэри была абсолютно счастлива в особняке на Мейфэр, а ее муж искал удачу на австралийском ранчо. Если есть Бог на небесах, то он сделает так, что один из породистых, имеющих награды быков забодает его.

– Хорошо, я положу дневник на место, – сказал Оливер. Вид у него был сконфуженный. – Если ты передумаешь, знай, что он лежит в левом нижнем ящике.

– Я думала, что ты пойдешь в сторожку.

– Мак, точнее, Маккензи, взял себе на помощь одного из молодых конюхов. Я говорил ему, что вовсе не возражаю против того, чтобы немного навести порядок, – братья вечно навязывали мне свои обязанности. Но он сказал, что не хочет, чтобы я «опускался», как он выразился. – Само собой, в семье Оливера была прислуга, но строгий отец не желал, чтобы его сыновья выросли неженками. Отец Оливера сам многого достиг без посторонней помощи и хотел, чтобы сыновья выросли такими же.

– Он чудесный?

– Кто?

– Не жеманься, Оливер. Мак. Лакей.

Оливер захлопнул дневник.

– Ты хочешь запретить мне дружить с ним. Он вроде не совсем наш клиент, Мэри.

Она вздохнула. Жизнь бедняги Оливера – сложная штука.

– Конечно, нет. Только будь осторожен. Не хочу, чтобы тебя обидели.

– Мак не обидит и муху. Он вполовину меньше своего хозяина.

– Я говорю не о том, насколько он велик или силен, Оливер, и тебе это известно.

– Что ж, ты тоже будь осторожна. Я видел, как лорд Рейнберн смотрит на тебя. Можно подумать, он готов съесть тебя без ложки.

Правда? Как ни странно, слова Оливера доставили удовольствие Мэри.

– Он испытывает чувство вины за то, что я едва не пострадала от Бауэра, поэтому он и хочет устроить мне небольшой отпуск.

– Думаю, дело не только в этом. И почему он хочет поселить тебя в той сторожке? Если он так переживает, что плохой доктор явится сюда за тобой, ему следовало бы отправить тебя в Лондон.

В словах Оливера был определенная логика.

– Мы же здесь тоже по делу, ты не забыл? Я завишу от тебя и жду, что ты сумеешь разведать здешнюю ситуацию. Вообще-то ты можешь считать, что это твой первый большой проект для «Ивенсон эдженси». Лорду Рейнберну нужны новые слуги для того, чтобы управляться с таким большим хозяйством. Определи, сколько именно слуг нужно. Ты сам можешь написать письмо тете Мим. А потом, когда мы вернемся, ты сможешь сам проводить большую часть интервью.

Оливер загорелся от ее слов.

– Мэри, это же грандиозно! Но что будешь делать ты, пока мы здесь?

Честно говоря, правду ему знать необязательно, не так ли?

– Отдыхать. Гулять. Заниматься обычными деревенскими делами. Если лорд Рейнберн позволит, я бы хотела научиться водить машину.

Оливер присвистнул, отчего пес тут же поднял на него глаза.

– Готовься к бою!

– Что-то ты путаешь свои развернутые метафоры. Почему бы мне не научиться водить машину? – раздраженно спросила Мэри.

– Ну, с одной стороны, это хобби богачей.

– Это ненадолго останется хобби. Автомобили – дело будущего. – Лучше, если так оно и будет. Она вложила большую часть денег, заработанных с таким трудом, в автомобильную компанию «Пегас».

– Но у тебя же нет необходимых вещей – подходящей шляпы и прочей ерунды, – заметил Оливер.