Любовь и верность Робинсон Мэгги

Глава 28

Господи, до чего же он был зол! Ну как только она могла так беспечно раскрыть свою тайну! Разумеется, ей захотелось узнать, что кроется под его черно-желтым килтом, когда они только познакомились, – даже тетю Мим наверняка обуяло бы любопытство, если бы она увидела его во всем его шотландском великолепии.

К тому же Мэри собиралась сказать Алеку, кто она на самом деле!

Как-нибудь.

Возможно.

Потом.

Но она проболталась раньше, и, кажется, теперь события приобретают странный оборот. Еще несколько минут назад она восседала на массивном теле Алека, спрашивая себя, что он имел в виду, сказав, что передает ей «поводья»? Ждал ли, что она поскачет верхом на нем, лаская собственные груди, а он будет наблюдать за ней своим пылающим темным взором? Мэри тогда оцепенела. Почувствовала себя уязвимой. Ей вовсе не хотелось быть ведущей – она действительно не знала, что и как надо делать, поэтому, собственно, и попросила Алека о помощи. Он ведь известный любовник, не так ли?

Во всяком случае, для всех женщин, кроме своей жены.

Возможно, она видела или слышала кое-что из подноготной сливок лондонского общества, когда выдавала себя за миссис Ивенсон, но сейчас пребывала в полной растерянности. Похоже, гнев Алека ничуть не остудил его страсть, когда он прижался губами к ее губам. Мэри лишь тихо вскрикнула, когда его язык – горячий, ищущий – ворвался в теплую сладость ее рта. Исчез тот ласковый, поддразнивающий ее мужчина, который не спешил и так заботился о ее чувствах. Мэри тонула в его мускулистых руках – она задыхалась, ей не хватало воздуха.

Но почему-то у нее не возникло желания ударить Алека по голове, чтобы остановить его. Он в самом деле двигался уверенно, стремясь к достижению своей мужской цели. Ощутив давление его плоти на живот, Мэри опустила к ней руку. Кажется, в прошлый раз ему понравилось, когда она прикасалась к нему, да и сейчас, судя по неистовым конвульсиям его тела, Алек не потерял к этому интерес.

Зарычав, Алек слегка прикусил ее язык; одна его большая рука прижала ее растрепанные волосы, а другая потянулась к ее лону. Мэри хотелось, чтобы он, как раньше, скользнул в него пальцами, и вскоре Алек так и сделал. Должно быть, он обладает телепатическими способностями и точно знает, чего именно хочет женщина в каждый момент, потому что определенно – о! – знал, что делает. Его большой палец нажал на чувствительный бутон у входа в ее лоно, отчего – она же читала книги – Мэри буквально обезумела.

Она приподняла бедра, готовясь взлететь. Пик так близок, так близок – он тут, у поворота. Рукой она сжимала отвердевший бархат – как-нибудь ей хотелось бы внимательнее разглядеть его, но сейчас ее глаза были закрыты, а под веками вспыхивали крохотные красные искорки. Их поцелуй был то игривым, то настойчивым, и спустя короткое время Мэри позволила теплой волне ощущений подхватить ее. Она лежала в колыбели его объятий, чувствуя себя защищенной, а Алек, взяв ее за руку, приготовился овладеть ею.

Чувство дискомфорта не было слишком неприятным, но на мгновение Мэри забыла расслабиться. Возможно, она даже закричала. Алек продолжал целовать ее и, играя с ее языком, вошел в нее, а затем замер. Ее веки, трепеща, приподнялись, и она встретила его взор – черный, как смерть.

– С тобой все в порядке? – спросил он, прерывая поцелуй.

– Конечно, все в порядке, – отозвалась Мэри. – А мы сейчас должны разговаривать?

Алек усмехнулся, и его пенис, дрогнув, вошел чуть глубже, словно она сказала что-то смешное.

– Нет. Что вы хотели бы делать, мисс Ивенсон?

– Ну-у… Как обычно, я полагаю. – В самом деле, чего хочет этот мужчина? Ее лоно растянулось до предела, и она была не в состоянии думать.

Она не хотела думать. Потрясающее чувство полета стало улетучиваться, но Мэри хотелось, чтобы оно вернулось.

– Ох! Значит, как обычно? Что ж, в таком случае обхвати меня ногами. Да, вот так.

Мэри показалось, что он еще глубже проник в нее, если это вообще возможно. Все ее чувства сосредоточились в нижней части ее тела. Ей казалось, что ее лоно припухло и одновременно расцвело, но ощущение дискомфорта не проходило.

– Руками тоже, – посоветовал Алек. – Или хотя бы одной рукой. А вторую положи между нами и ласкай себя так, как я делал это раньше. Я бы сам сделал это, но не хочу слишком давить на тебя, ты же такая малютка.

Алек нависал над ней, и между ними оказалось слишком большое пространство. А Мэри хотелось, чтобы их кожа соприкасалась, чтобы ее груди расплющились о его широкую грудь. Теперь она понимала, что Алек имел в виду, говоря, что ему нужно больше рук. Они бы сейчас очень помогли и ей, потому что ей хотелось прижать к себе его мрачное лицо и снова целоваться с ним вместо того, чтобы вести эти странные разговоры. Согнув ноги, она впилась пятками в его ягодицы, надеясь отвлечь его внимание от своей робкой руки, ищущей чувствительный бутон в ее лоне. Это, конечно, абсолютно безнравственно, но так приятно! Испытывать чувство наполненности и в то же время чувствовать прикосновения к волшебному бутону – пусть даже прикосновения собственных пальцев.

А потом она поняла, почему он не прижался к ней: наклонившись, Алек сжал губами ее сосок. Когда он осторожно потянул его, наслаждение стало еще острее, и она, кажется, снова закричала. Алек ласкал то один ее сосок, то другой, посасывая и покусывая их, а палец Мэри задвигался стремительнее. Движения Алека тоже стали быстрее – он ритмично входил в нее и выходил, а Мэри приподнималась, чтобы быть ближе к нему, чувствуя, что с каждым его толчком ее возбуждение все возрастает.

Раздавшийся звук должен был бы смутить Мэри, но этого не произошло. Он прозвучал, как музыка, и темп их движений изменился, когда она полностью раскрылась перед ним, и к стону матраса добавились басовые нотки. Облако незнакомого мужского запаха, влажность, грубые прикосновения его щетины к ее шее, сладкие и страстные поцелуи, удовлетворенные стоны – Мэри позволила всему этому унести ее прочь. Она мечтала об этом долгие годы, но реальность превзошла самые смелые мечты. Они соединились именно там, где должны были соединиться, и через мгновение она лопнет от удовольствия.

Алек понял, когда это произойдет, и помогал ей. Его пальцы заменили ее руку, и теперь она действительно закричала – в этом не было сомнения. В самом конце Алек изящно вышел из нее и излил свое семя на простыню, а Мэри содрогалась в конвульсиях под ним. На его лице застыла маска блаженной агонии, и Мэри спросила себя, было ли на ее лице такое же выражение.

Дикое. Первобытное. Чистое.

Алек наблюдал за ней – Мэри видела это из-под полуприкрытых век: она приоткрыла глаза, когда ей стало казаться, что больше она не выдержит. Его черные очи сверкали, его губы растянулись в беспощадной улыбке, как будто он – гордый и замечательный демон.

У него было полное право испытывать гордость. Их встреча оказалась далеко не просто образовательной. Она получила неземные ощущения, особенно в конце. Признаться, Мэри хотелось бы повторить урок, причем как можно скорее, если он не забыл о необходимости сердиться на нее за обман.

Впрочем, сейчас, судя по виду, Алек не был сердитым. Его лицо прояснилось, губы слегка приоткрылись, когда он пытался перевести дыхание. Мэри постаралась как можно осторожнее прикоснуться к его щеке, поросшей щетиной.

– Спасибо тебе, Алек, – прошептала она.

– Это я тебя должен благодарить. Ты уверена, что с тобой все в порядке? Тебе не очень больно?

– Все чудесно. Честное слово. – Правда, теперь, когда его восхитительные толчки прекратились, Мэри могла признаться, что она все же чувствует что-то.

Должно быть, на ее лице появилось выражение неуверенности. Соскочив с кровати, Алек направился в ванную и вернулся оттуда со стаканом теплой воды и полотенцем.

– Лежи спокойно, а я обо всем позабочусь, – проговорил он.

– Я же сказала тебе, что со мной все хорошо! – Но, опустив глаза, Мэри увидела пятна крови на своих бедрах и почувствовала головокружение. Она не раз бинтовала ссадины своих племянников и видела столько мясных туш, что этого хватило бы на всю жизнь. Но почему вид следов потери собственной невинности смутил ее?

– Не двигайся! Боже, прости меня, Мэри!

– Н-не извиняйся, все хорошо.

Алек очень нежно и осторожно тер и похлопывал ее, стирая влажные следы недавней близости. Вид у него был мрачный и виноватый, и Мэри захотелось ободрить его.

– Я же сама просила об этом, Алек, – сказала она. – Все было замечательно. Правда, замечательно, хотя этого слова явно недостаточно. Надо посмотреть подходящее в словаре.

– Я был груб. Посмотри на себя – ты же как фарфоровая статуэтка. И взгляни на меня – бык в посудной лавке. Я сделал тебе больно.

– Нет, не сделал! Ну да, сначала было немного неприятно, но потом… Боже! Да ты напрашиваешься на комплименты! Мне не с кем тебя сравнить, но можешь мне поверить: мне очень понравилось. Вообще-то мне бы хотелось прямо сейчас все повторить. – Мэри заставила себя улыбнуться, стараясь не смотреть на окровавленное полотенце.

Одна его бровь дрогнула.

– Прямо сейчас? Ты и впрямь считаешь меня быком. Боюсь, мужчине нужно более одной минуты, чтобы прийти в себя. И я никогда не сделал бы это сразу после того, как ты потеряла невинность.

– Я не теряла ее, – возразила Мэри. – Ты говоришь так, будто я уронила носовой платок или не на место положила перчатку. В конце концов это был всего лишь кусочек кожи – абсолютно бесполезный, как аппендикс.

Алек несколько мгновений смотрел на нее, а затем, запрокинув голову, громко рассмеялся. Таким он нравился Мэри, потому что грозный горец исчез. Ему надо больше смеяться.

И Мэри решила, что приучение Алека Рейнберна к смеху станет ее миссией, пока она находится в Рейнберн-Корте. Им обоим не помешает немного легкомыслия в жизни – хотя бы ненадолго.

– Неудивительно, что ты успешно выдавала себя за свою тетю, – заметил Алек. – Ты мудра не по возрасту, не так ли? Практичная девчонка!

– «Практичная» – это одно из моих имен. Вообще-то оно звучит как Арден, и тебе уже это известно. И я всегда… готова. Спасибо тебе за то, что ты не… – Как выразить свою мысль? «Извергнуть семя» или «эякулировать» звучит слишком научно. – Да ладно… М-м-м… Спасибо тебе. – У нее даже был немецкий контрацептив, добытый хитростью, однако он остался в ящике для чулок в ее лондонском жилище. Собираясь в Шотландию, Мэри нащупала его, но не решилась взять с собой.

Это означало бы признаться себе в том, что она решила: Алек Рейнберн – мужчина для нее, и она готова испытать судьбу. Продавщица из бакалейной лавки и барон? Это смешно. Но, должно быть, судьба узнала о ее страстном желании, и вот она лежит в постели Алека, и он ее ласкает.

– Да, я обычно тоже бываю лучше подготовлен. Внебрачных детей у меня нет, в этом я уверен, – сказал Алек, щеки которого покраснели – как и лицо Мэри. Какой забавный у них разговор. Теперь, когда страсть была удовлетворена, они беседовали как друзья.

– В моем чемодане есть кондомы, – продолжал Алек. Сложив мокрое полотенце, он бросил его на тумбочку у кровати. От него на дереве останется пятно, но ей не хотелось придираться. – Отнесем их в сторожку. Если, конечно, мы туда пойдем. Ты ведь останешься на несколько дней?

Мэри попыталась улыбнуться.

– Ты хочешь, чтобы я осталась? А мне казалось, что ты на меня сердишься, – проговорила она.

– Да, я сердился, – кивнул он. – Не люблю, когда женщины обманывают.

Как Эдит… Алек был смертельно обижен своей женой.

– Отныне я обещаю все тебе рассказывать. Но только не о нашем агентстве – наша работа конфиденциальна.

– Да меня не волнуют эти Берли и все такое. У меня своих проблем хватало, – сказал Алек, снова накрывая ее простыней. – Вот что, мы поцеловались и помирились, так сказать. Тебе холодно? Я могу разжечь камин.

Да, ей было холодно, хотя стоял июнь. Похоже, толстые стены Рейнберн-Корта сохранили в себе зимний холод.

– Но здесь мы не останемся, да?

– Мак все еще украшает для нас сторожку у ворот, – промолвил в ответ Алек. – Я велел ему сделать кое-что особенное. Сюрприз. Но он еще не вернулся.

– Откуда ты знаешь? Может, он вернулся, когда мы… – Нет, не «трахались» – это звучит ужасно.

Но и не «занимались любовью». Это словосочетание придало бы слишком большое значение тому, что только что произошло. Мэри почувствовала, как ее сердце тихонько вздрогнуло.

– Скажи: «Когда мы были заняты», – договорил за нее Алек. – Нет, он взял фургон, и я бы услышал, как он возвращается. Забавно, мы здесь находимся в полной изоляции – или были в изоляции до строительства отеля, так что любой шум был слышен за многие мили отсюда. Знаешь, мой младший брат Ник уверял, что слышит, как птица роняет перо над озером. Мы всегда знали, что родители возвращаются из Эдинбурга или Лондона, и выстраивались рядком на нижней ступеньке лестницы к тому мгновению, когда карета въезжала в ворота. Мама всегда считала, что у нас с ней особая связь.

Алек был совершенно расслаблен и чувствовал себя очень уютно, когда, сидя обнаженным на краю кровати, вспоминал свое детство. Мэри считала Алека великолепным существом, бо€льшим, чем сама жизнь, если можно так сказать об обычном живом человеке. У него были широкие плечи и развитая грудь с рельефными мускулами, слегка поросшая черными шелковистыми волосами. К ее сожалению, одна рука Алека покоилась на его чреслах. Мэри тихонько охнула, увидев каплю своей крови на его бедре.

Схватив полотенце, она нерешительно провела им по его ноге. Алек опустил глаза и забрал у нее полотенце.

– Черт! О чем только я думаю? Нам надо принять ванну.

– В-вместе? – Почему она стесняется этого, ведь то, чем они только что занимались, должно на века сохраниться в тайне!

– Да ты просто неугомонная! Нет, моя любовь. Моя ванна маловата для двоих, так что, боюсь, мы там приклеимся друг к другу, к тому же, думаю, Эван никогда мне этого не простит. Он где-то поблизости. Ты с ним познакомишься, если, конечно, захочешь. Он скромный парень, чего я не могу сказать про Ника, где бы он ни был. Неугомонен, как ветер, вот он каков.

Алек взволнованно говорил про братьев – он их любил. Он хороший человек, слишком хороший, чтобы прожить жизнь только в их компании, слушая рассказы про то, как птицы роняют перья в озеро.

«Довольно!» – мысленно приказала себе Мэри. Не стоит портить этот день мыслями о любви. Что для нее хорошего, если она полюбит лорда Алека Рейнберна?

Глава 29

Оставив Мэри в ванной, Алек быстро оделся и спустился вниз, в библиотеку. Он не собирался раздумывать о том, что только что произошло и, как он надеялся, произойдет снова. И снова.

А может, еще раз до того, как он утром во вторник посадит ее в поезд.

Или в среду.

Он должен сердиться на Мэри Ивенсон. Быть в ярости. Она и ее тетка обвели его вокруг пальца – черт, да они четыре года обводили вокруг пальца все светское общество! Подумать только, отправить девчонку в львиное логово вроде дома Берли с незаряженным пистолетом, стирать грязное белье общества, а также сводить хозяйку с горничной или невесту – с конюхом. Агентство «Ивенсон эдженси» занималось всем этим и хорошо делало свою работу.

И милая, то и дело краснеющая Мэри стояла в центре его деятельности!

Ну, допустим, она не так уж мила. Алек на себе испытал уколы ее острого язычка. Хотя нет, заметил он, недавно они приходились ему по вкусу.

Рухнув на один из диванов с потрескавшейся кожей, он посмотрел в окно. Бен-Враки ответил на его взгляд – голубой и мрачный в послеполуденных солнечных лучах.

Дом был тих, нанятые Алеком рабочие больше не нарушали воскресного покоя. Он начинал испытывать голод, но все съестное, что можно было найти в кладовке, перевезли в сторожку.

Алек тревожился и испытывал беспокойство. Ему надо расслабиться. Испытывать чувство триумфа. Секс с Мэри стал для него откровением. Она была так чувствительна и отзывчива на его ласки, что он едва не забыл выйти из нее перед оргазмом. Алеку хотелось накрыть ее своим телом и подняться вместе с нею к пику наслаждения, как будто у них есть одна цель. Но это смешно. Чуть больше часа назад он даже не знал ее настоящего имени.

Возможно, выпивка поможет ему успокоить нервы. Он уже хотел было встать с дивана, как в комнату вошел Эван, его каштановые волосы превратились в массу влажных темных кудряшек. Да что там волосы – все в нем было мокрым и издавало весьма зрелый запах, если бы у Алека хватило грубости сказать брату об этом.

– Купался? – спросил Алек.

– Я наводил красоту в твоем любовном гнездышке, придурок, – буркнул Эван в ответ. – Твой лакей Мак подстерег меня и испортил мне весь день. Кажется, я передвинул всю мебель в сторожке и ползал на животе, как рептилия. Там повсюду валялись высохшие дохлые крысы. Будь мне снова десять лет и будь мисс Маккорки все еще жива, мы могли бы подбросить их в ее кровать.

Мисс Маккорки была одной из их несчастных гувернанток. Совсем старенькая, она с трудом справлялась с тремя озорными братьями Рейнберн. Мальчишки едва не убили ее, но, покинув их дом, она вскоре умерла. Алек надеялся, что эта женщина простила их, где бы она сейчас ни была. Насколько Алек помнил, она была Атиллой с линейкой, но ей следовало бы лупить их рулеткой.

Эван без приглашения направился к столу с напитками и щедрой рукой налил им обоим по стакану виски.

– Итак, кто эта женщина, с которой ты так хочешь уединиться?

– Она… друг, – ответил Алек. – Там все готово? Всех крыс убрали?

Эван фыркнул:

– Не знаю, почему вдруг ты решил зарыться в эту пыльную маленькую норку, когда в твоем распоряжении весь дом? Мы позаботимся об этом парне по имени Бауэр, если только он сунет сюда нос.

– Ты будешь занят на своем заводе, и я не думаю, что тебе захочется играть роль сторожевого пса. У тебя есть свой собственный дом, в котором ты спишь. Мне будет намного лучше, если никто не узнает, где находимся мы с Мэри. Этот тип пытался изнасиловать ее и сжечь меня.

Эван тихо присвистнул и разбудил собаку Эдит, спавшую на другом конце дивана. Наверное, Алеку надо выбрать блох из этого шелудивого маленького хищника. Отвернувшись от Беовульфа, который сразу бросился его лизать, Алек опустил собаку на пол. Беовульф тут же запрыгнул обратно на диван, снова свернулся клубком и вздохнул.

– Так я и знал, что отель все нам испортит, – сказал Эван. – Что я могу сделать?

Алек точно знал, что именно брат может сделать, чтобы дать ему возможность все утро проваляться в постели с Мэри.

– Ты едешь завтра утром в банк? – спросил он.

– Завтра понедельник, а я всегда езжу в банк по понедельникам, – ответил Эван.

– Хорошо, это избавит меня от поездки в Питкарран. Найди, пожалуйста, сэра Джона и попроси его выписать ордер на арест Бауэра или хотя бы выяснить, куда тот поехал. Я все напишу.

– Найти судью? А разве он не один из совладельцев отеля? – с сомнением спросил Эван.

– Да, так и есть, и если он беспокоится о процветании своего бизнеса, то посадит своего ручного доктора за решетку, – сказал Алек. – У меня есть свидетели, и этот проныра Прескотт будет сотрудничать с нами, если захочет получить чек. При желании я бы мог вообще закрыть это заведение. Боже, как от тебя воняет!

– Спасибо на добром слове, братец! – Допив одним глотком содержимое стакана, Эван со звоном поставил его на стол. – Пойду, пожалуй, в нашу старую комнату и приму там ванну, если уж я так оскорбляю твое обоняние.

– Нет!

– Нет?

– Там Мэри. Мисс Арден. Мисс Ивенсон, – поправился Алек.

– В твоей комнате три женщины?! Целый гарем! Боже, Алек, я тобой горжусь! Я думал, что ты потерял хватку после смерти Эдит. Мы все так о тебе беспокоились.

– Черт возьми, Эван! – воскликнул Алек. – Наверху только мисс Ивенсон, и я прошу тебя быть с ней любезным. – При мысли о том, что Эван может увидеть нежную кожу Мэри, покрытую веснушками, кровь Алека забурлила. Раньше он до бесчувствия избивал Эвана и готов сделать это снова. Брат глупо улыбнулся, и Алек почувствовал, как его пальцы невольно впиваются в ладони.

– Так кто же эта роковая женщина? Не в родстве ли она с той особой, которая держит печально известное агентство «Ивенсон эдженси»?

Алек рассказывал брату о своем плане, прежде чем поехать в Лондон, чтобы обратиться за услугами к миссис Ивенсон. Эван считал план безумием, однако был уверен в его успехе. Алек всегда был самым большим мыслителем в их семье и старался подходить к делу рационально, хотя ему при его внушительных размерах и неуемном темпераменте было бы проще выйти победителем из любой переделки другим путем.

Но сейчас он забыл о собственном рационализме благодаря Мэри Ивенсон.

– Она работает на свою тетю, – ответил Алек, не желая вдаваться в подробности. Эван взвоет от смеха, если узнает, что Алек ошибочно принял Мэри за ее тетку, независимо от того, насколько убедительными были ее очки с париком, и никогда не забудет этого. Лорд Алек Рейнберн, превосходный знаток женщин с пятнадцати лет, свалял дурака? Алеку казалось, что он уже слышит хохот своего брата.

– И когда же я познакомлюсь с этим образцом совершенства?

– Не раньше, чем приведешь себя в порядок.

– Да ты и сам пока не слишком шикарно выглядишь, – парировал Эван. – У твоих волос такой вид, будто ты расчесывал их взбивалкой для яиц, да и побриться тебе бы не помешало. Побриться! Черт, а где же твоя борода? То-то я смотрю, что в тебе что-то изменилось!

– Я устал от нее, – солгал Алек. Мэри Ивенсон стала для него своеобразной Далилой.

– Но у тебя же так быстро растет щетина! Вот увидишь, ты скоро устанешь бриться два-три раза в день, – заметил брат, напоминая Алеку, почему он отрастил бороду.

– Мак себе на жизнь заработает, брея меня. Он вернулся с тобой?

– Он уже заканчивал – делал последние штрихи, когда я ушел, – сказал Эван. – И сколько времени ты собираешься оставаться в лесу?

– До тех пор, пока не разрешится дело с Бауэром. Если выяснится, что он уехал в Эдинбург к жене и детям, это меня вполне устроит. – Но тогда уедет Мэри, и он будет…

Какого же черта он будет делать летом? Стричь своих овец? Помогать арендаторам с урожаем? Болтаться дни напролет в офисе Эвана и напиваться до бессознательного состояния? Сессия парламента начнется только через несколько месяцев, к тому же политика ему надоела. Он много лет выступал против Англо-бурских войн, и к чему это привело, кроме обвинений в отсутствии у него патриотизма?

Может, ему следует отправиться в путешествие? Попытаться разыскать Ника и притащить его домой.

Домой… Зачем? Красоты Нагорья не компенсировали пустоты в Рейнберн-Корте.

Только, может, пустота не в его доме, а в нем самом?

– Подожди, пока я кое-что напишу сэру Джону. А потом исчезни. Не хочу, чтобы ты напугал мисс Ивенсон. – Алек пошел к письменному столу. Письмо Мэри к ее тете было прислонено к чернильнице. – Это ты тоже можешь взять и отправить по почте, – добавил он.

– Ты уверен, что не хочешь поехать со мной? Было бы лучше, если бы ты лично донес до судьи свои доводы.

– Не хочу оставлять Мэри одну. Бауэр может даже сейчас прятаться где-нибудь в кустах.

Эван подошел к окну.

– Пока его нигде не видно, – сказал он. – Как ездит твоя машина?

– Как мечта. Ты обязательно должен купить себе автомобиль, – ответил Алек, вкратце описывая, что произошло вчера вечером и сегодня рано утром.

– Что? И кататься на ней по дороге от дома вдовы до винокурни? Да там расстояние меньше полумили, и к чему тратить бензин, когда у меня есть свои ноги? К тому же зимой машина бесполезна.

– Поверь моему слову, когда-нибудь начнут производить автомобили, которым никакие стихии не будут страшны. Ну вот, этого достаточно для того, чтобы дело пошло. Скажи сэру Джону, что я, возможно, заеду к нему в среду, если повезу Мэри на станцию.

Эван приподнял рыжеватую бровь.

– «Если»? Только не говори мне, что ты хочешь навсегда оставить в Рейнберн-Корте свою любовницу.

– Мэри мне не любовница, – возразил Алек. – Она… друг, который пережил чудовищный шок. Возможно, к среде она еще не будет готова уехать.

Возможно, и сам Алек еще не будет готов к ее отъезду.

Глава 30

Мэри снова облачилась в свое вышитое белое платье и туго подпоясалась поясом; ее тело под затянутым корсетом все еще было обмякшим, а высокий воротничок тер шею. Волосы она так аккуратно заколола, будто ловкие пальцы Алека никогда не ерошили их. Она отмокла и оттерлась в маленькой ванной комнате, когда-то предназначенной для братьев Рейнберн. Роскошной эту ванную не назовешь, но в ней был современный водопровод и достаточное количество горячей воды для того, чтобы помыться. Вот только Мэри не удалось смыть охватившее ее ощущение вялости.

Перед уходом она попросит Алека показать ей остальную часть дома, ведь, по сути, дальше его комнаты они не продвинулись.

Ей хотелось увидеть его в золотой спальне Эдит. Неужели она любительница наказаний? Будет ли Алек восторженно смотреть на портрет Эдит или отведет от него глаза?

Даже если отведет, это не будет означать, что у него не осталось чувств к умершей жене.

Мэри попыталась вспомнить все нужные повороты в коридорах и наконец нашла Алека в библиотеке. Перед ним стоял пустой стакан. Кажется, он был рад ее видеть, так что, вероятно, она хорошо привела себя в порядок в его ванной комнате.

– Ты буквально на пару минут разминулась с Эваном. Моим братом, – пояснил Алек.

– С тем, который держит винный завод?

– Да. Его заставили приводить в порядок наше новое жилье, и он вместо меня завтра поедет к судье. Ты готова?

– Теперь, когда рабочие ушли, мне бы хотелось посмотреть, что они сделали, – ответила Мэри. – И еще… я бы хотела попасть в башню. Думаю, вид оттуда потрясающий.

Лицо Алека сразу помрачнело.

– Виды здесь ничем не отличаются от тех, которые ты видела из отеля «Форзит пэлас».

Она должна ему сказать… Она же обещала быть честной с ним.

– Я… Вообще-то я уже была сегодня там, – призналась Мэри. – Это ведь комната Эдит, не так ли?

– Но ее комната заперта! – Алек прожигал ее взглядом. – Дай-ка мне догадаться… Запертая дверь – не препятствие для изобретательной мисс Ивенсон.

– Боюсь, что нет. Меня обучал частный сыщик, которому, в свою очередь, давал уроки эксперт по вскрыванию замков. Вообще-то я думаю, что он был преступником. Сейфа мне не открыть, но обычный замок для меня не проблема. – Это было всего одно из ее многочисленных умений, но Мэри сомневалась, что Алек оценит большую часть из них.

– Но раз уж ты побывала там сегодня, тебе этого должно быть достаточно?

– Должно быть. Но – нет.

– Объясни, что ты имеешь в виду.

– Не уверена, что это у меня получится. Мне просто интересно, почему ты не переделываешь ее комнату, раз уж взялся за обновление всего дома?

Вскочив с дивана, Алек еще плеснул себе в стакан золотистой жидкости. Он не предложил Мэри выпить вместе с ним. Опрокинув содержимое стакана себе в горло, он стал наполнять его снова.

Боже! Она вынуждает его пить, хотя должна успокоить его душу!

– Т-тебе не кажется, что для дома было бы лучше, если бы ты изгнал из него дух своей покойной жены? Ты стал бы тогда счастливее здесь, – рискнула предложить Мэри.

Будь Алек ее постоянным клиентом, она говорила бы более решительным тоном. Люди платили ей за ее мнение, в конце концов. Они ждали, что она решит их проблемы – домашние, профессиональные или личные.

Рука Алека замерла в воздухе, не долив виски в стакан.

– Изгнал дух? – переспросил он. – Ты считаешь, что в моем доме водятся привидения?

– Нет, конечно! – Но, кажется, они водятся в его сердце.

Алек поставил стакан, не выпив ни глотка. И повернулся к ней с мрачным выражением лица.

– Мне это кажется… неуважительным, – сказал он. – Трогать ее вещи. Занимать ее комнату. Но, возможно, теперь, когда я отомстил за нее… Наверное, ты права.

– Я знаю, что это так. – Мэри старалась говорить уверенным тоном. Как-то неестественно держать в доме воображаемый музей, посвященный женщине, которая его не любила. Возможно, призрак леди Эдит и не бродил по холодным каменным полам Рейнберн-Корта, но ее несчастье уж точно заняло все сердце Алека.

– Ну хорошо. – Алек подошел к двери. – Давай сходим туда. Не был в ее комнате с тех пор… как она умерла.

Беовульф соскочил с дивана и побежал за хозяином по коридору к лестнице. Мэри с трудом поспевала за длинными шагами Алека. Как только тот принимал решение что-либо сделать, он уже не медлил.

Быстро поднявшись, они оказались перед толстой дубовой дверью. Алек сунул руку в карман и вытащил оттуда кольцо с ключами.

– Может, предпочтешь сама сделать это? Чем ты открывала замок? Шпилькой?

– Да. – Мэри едва сдержала желание вынуть шпильку из своего пучка. Но ей не хотелось хвастаться. – То есть нет. Дверь не заперта, так что ключ тебе не нужен.

Дверь скрипнула на несмазанных петлях. Послеполуденное солнце так и лилось в комнату сквозь множество окон, отчего сверкающие поверхности сияли еще ярче. Сделав шаг вперед, Алек остановился.

– Только после тебя, – сказал он.

Мэри проскользнула в комнату Эдит мимо него. Беовульф вбежал туда следом за ней, прыгнул на кровать, покрутился вокруг подушек с кисточками и лег со счастливым вздохом.

– Он по ней тоскует, – заметила Мэри.

– Да, и, похоже, он – единственный. Эдит была не из лучших хозяек. Но не буду говорить плохо о мертвых. Могу себе представить, что будут говорить обо мне, когда я умру. Да обо мне и сейчас достаточно говорят.

Мэри решила, что должна сделать что-то, чтобы восстановить его репутацию, однако никак не могла придумать, что именно. Как только он выносит, что его подозревают в убийстве?

Это так не похоже на нее – не иметь никаких идей. Но когда она стоит рядом с Алеком, весь ее здравый смысл куда-то улетучивается.

Алек ни разу не поднял глаз на портрет Эдит. Он сунул руки в карманы и весь как-то съежился – вид у него был такой, словно он разобьется на куски, если будет двигаться слишком быстро. В этой комнате такому крупному мужчине, как он, негде было даже присесть – стулья не выдержали бы его вес. А Беовульф, похоже, не был расположен делиться с кем-то кроватью.

– Может, родителям Эдит захочется забрать этот портрет? – спросила Мэри.

– Наверное…

Господи, неужели эта женщина была еще прекраснее? Сердце Мэри упало.

– Думаю, тебе нужно предложить им его.

– Возможно, ты права. – Он еще глубже сунул руки в карманы. Они едва ли на фут продвинулись в комнату. Мэри напомнила себе, что именно она предложила подняться сюда.

– Если только ты не хочешь сохранить его как воспоминание…

– Боже, нет! Я же говорил тебе, что несколько месяцев не заходил сюда. Неужели ты считаешь, что я стою тут, боготворя ее алтарь после того, что она сделала?

Алек был зол. Она зашла слишком далеко, однако Мэри всегда так поступала, когда считала себя правой в чем-то. А это, надо сказать, происходило слишком часто.

– Нет, конечно. Я вовсе не это имела в виду. А ее одежда и личные вещи? Наверное, ее мать могла бы помочь тебе разобраться с ними. Какие-то вещи можно было бы отдать на благотворительность. Ты мог бы открыть мемориальный фонд.

– Так ты и в шкафы заглянула?

– Алек, – тихо проговорила Мэри, – шкаф стоит открытым. – Обе его дверцы были широко распахнуты, словно Эдит искала там что-то и не нашла. Кажется, она любила белый цвет. Многие из ее шелков и атласов были разного оттенка белого – даже удивительно, сколько их существует.

– Мемориальный фонд, говоришь? А что, не такая уж и плохая идея, ее родителям может понравиться. Как ты понимаешь, они сейчас не так уж часто со мной общаются.