Прятки со смертью Мастерман Бекки

Глава 45

Я проснулась в шесть, приняла душ, переоделась и привела себя в порядок, чтобы не выглядеть и не пахнуть как женщина не в себе. При этом была как на иголках — не терпелось скорее попасть в больницу, но мое появление там раньше восьми вызвало бы подозрения. Чтобы убить время, пошарила в холодильнике Коулмен и обнаружила маленькие бутылочки жидкого йогурта со словом «пробиотик» на этикетке. Взяла три и выстроила в ряд, как шкалики с водкой, что дают в самолетах. Я срывала фольгу с горлышка каждой и выпивала, сидя за столом в тенистом заднем дворике с мобильным телефоном под рукой на случай, если она все-таки позвонит и скажет, что я все придумала.

Телефон зазвонил. Меня искал Макс. Когда мобильник умолк, я послушала голосовое сообщение. Он побывал в моем отеле — хотел убедиться, что я снимала там номер. Я вытащила из телефона батарею.

У Коулмен в ванной обнаружилась жидкость для полоскания рта, дезодорант и косметика. Я замазала тональным кремом темные круги под глазами и выбрала помаду с тусклым названием «Карамель». Причесалась и привела в порядок волосы, уложив их в стиле твист. Футболку заправила в джинсы, затем снова вытащила ее. Под ней надо будет спрятать пистолет.

Вот они, преимущества быть маленькой и… увядшей. Отражение в зеркале подсказало, что я легко сольюсь с больничным фоном. Положила журнал с путевыми листами поездок Линча в августе 2004-го в сумку и отправилась в больницу, купив по пути в Макдоналдсе кофе и сосиску в тесте.

Тусонский травматологический центр на Кэмпбелл представляет собой четырехэтажное здание, оборудованное вертолетной площадкой на крыше для доставки пациентов. По указателю в регистратуре я узнала, что первый этаж целиком занимает администрация. Я остановила волонтера, сказала, что здесь лежит муж после тяжелой аварии. Меня трясло. Она сочувствующе поцыкала.

Я поинтересовалась, нет ли какой опасности для мужа, ведь к ним в больницу положили серийного убийцу. При этом на всякий случай уточнила, что супруг лежит на четвертом этаже. Волонтер уверила, что за безопасность мужа мне волноваться не стоит: киллер убивал только женщин, и из того, что она слышала, его нынешнее плачевное состояние просто не позволит ему сейчас убить кого-то еще. Не скрывая, что это у нее величайшее событие за год, она шепнула, что Линч лежит на третьем этаже — туда все время шастают полицейские, — но в какой палате, она не знает.

А узнать просто: у дверей палаты должен стоять полицейский. Я поднялась на лифте. В вестибюле повернула направо, увидела коридоры, уходящие в обоих направлениях, но не обнаружила никого, внешним видом напоминавшего сестру.

Вернулась к лифту и пошла в другую сторону. Все правильно: примерно на полпути по коридору торчал охранник из муниципальной полиции, по сторонам не глядел, и вид у него был такой, будто простоял он здесь всю ночь и мучительно ждал смены. Только непонятно, в какой именно палате Флойд, поскольку охранник стоял между двумя дверями — одной открытой, другой закрытой. Если попытать счастья, поставила бы на ту, что закрыта.

Я нырнула в дверь ближайшей палаты по противоположной стене, к счастью пустой, так что не пришлось сочинять очередную историю, и нашла чистый больничный халат. Натянула его и закатала джинсы выше колена. Сунула путевой журнал за пояс джинсов спереди, а сумку спрятала за дверь, предварительно вытянув из нее сотовый и карманное зеркальце. Батарею поставила назад в телефон. Теперь больше похожая на пациентку, я остановилась на пороге открытой двери и выставила зеркальце произвести разведку, прежде чем отправиться дальше.

Однако не успела я опустить зеркальце, круглолицая сестра с полными ногами и жирными волосами вынырнула, словно утка, из лифта с пакетом внутривенного раствора. Боясь быть замеченной, я отпрянула в тень комнаты и, едва успев шагнуть за дверь, увидела, как она прошествовала вразвалочку мимо. Я проследила за ее отражением в зеркальце: сестра открыла дверь в палату Линча, вошла и прикрыла ее за собой. Теперь я знала, что палата не заперта.

Я терпеливо ждала три или четыре минуты, пока сестра не вышла с опустевшим наполовину пакетом. Она кивнула охраннику, который даже глаз на нее не поднял, и скрылась на лестнице справа от лифта.

С мобильного я позвонила на номер справочного больницы и попросила соединить меня с сестринским постом на третьем этаже. Когда дежурная сестра ответила, я сказала:

— Полиция Тусона. Будьте добры, передайте, пожалуйста, трубку офицеру Джо Бтфсплку.

— Вы имеете в виду полицейского, который охраняет четыреста двадцать шестую? — спросила она.

— Верно. Спасибо.

— Офицер Бт… Офицер, тут вам звонят по местному, — услышала я через мгновение ее голос.

Тот, похоже, растерялся, но проглотил наживку. Из комнаты, где пряталась, я прихватила стойку на колесиках с капельницей и, подковыляв поближе, привалилась к стене — изобразила обычную пациентку, которая вышла немного поупражняться в ходьбе. Я проскользнула в дверь прежде, чем охранник успел выяснить, кто его спрашивал, и повесить трубку. Какое-то время у него займет звонок в управление, чтобы справиться, кто же хотел поговорить с ним.

Линч лежал на кровати — спина чуть приподнята, голова повернута набок, руки поверх покрывала. Когда я увидела его впервые, он был худым, но тюрьма и последующие двадцать четыре часа вынужденного голодания превратили его в тень. Трубки несли его телу жидкости и выводили их. Одна из них вела к калоприемнику, что, возможно, указывало на степень серьезности его ранения. Кислородная трубка шла из его носа, а к руке тянулась трубка от капельницы с внутривенным, восполняя потерю телом жидкости и неся мегадозы антибиотиков, чтобы предотвратить перитонит. Кроме мониторов, по которым сестры следили за состоянием больного со своего поста в конце коридора, Линч также был подключен к двум аппаратам, снабжавшим его обезболивающим: первый — дозатор морфина, который он мог включать самостоятельно, а второй — через катетер напрямую в позвоночник.

Все эти приспособления мне хорошо знакомы — в таком же положении была когда-то и я сама. Если не попадет инфекция, Линч будет жить. Я бросила сумку на единственный стул у кровати, стряхнула с себя больничный халат, опустила закатанные штанины джинсов и вынула журнал путевых листов.

Он как будто спал.

— Эй, Флойд, — позвала я и, подавив неприязнь к этому человеку, легонько толкнула его в плечо.

Он сонно посмотрел на меня:

— А? — Морфин немного осложнит мне задачу. — Кто вы?

— Бриджид Куинн. Мы встречались. Я работаю с агентом Лаурой Коулмен.

— Ну да, теперь, когда меня подстрелили, все хотят встречи со мной, — проговорил он.

Я сделала паузу.

— А кто еще?

— Вчера приходил мой отец. Ему плевать, что я пришпилен к этому мешку с дерьмом. Единственное, что он хотел знать, так это что я сделал с его чертовой собакой. Господи, надеюсь, я не буду таскать с собой эту штуку всю оставшуюся жизнь, да?

— Я не думала, что к вам вообще кого-то пускают.

— А он пролез. Коп вышвырнул его.

Линч хихикнул, смех больше напоминал икоту, от которой ему стало больно.

— Рука болит, — пожаловался он и задвигал пальцами, нащупывая кнопку своего дозатора морфина.

Вместо того чтобы продолжить разговор об отце или о нынешнем состоянии его здоровья, я поднесла распечатку к его глазам.

— Я хочу, чтобы вы взглянули вот на это. Узнаете?

В глазах Линча мелькнула тревога — то ли от загадочного появления этой женщины в его палате, то ли от просыпающейся боли. Он смочил языком рот изнутри, затем облизал губы:

— Жажда замучила…

— Это оттого, что вам ничего нельзя пить. Ответьте на мой вопрос, и я смочу вам рот влажным тампоном.

— Где охранник? — Он потянулся к кнопке вызова сестры, но я накрыла его руку своей.

— Секундочку. Послушайте, Флойд. Я пришла не для того, чтобы причинить вам боль. По большому счету мне на вас наплевать. Мне плевать на то, что вы трахали мумий, плевать на вашу колостомию, даже на то, посадят ли вас пожизненно. Просто сейчас для меня есть кое-что поважнее.

Он посмотрел на меня помутневшими глазами, взгляд которых был еще чуть расфокусирован, однако я почувствовала, что завладела его вниманием.

— Вот эта распечатка увозит вас очень далеко от места убийства Джессики Робертсон. У меня все ваши путевые журналы. Я не стала терять время и отслеживать по ним все убийства на Шоссе-66, но, скорее всего, в местах, где они совершались, вас и близко не было. А это значит, вы кого-то покрываете. Я думаю, тот, кого вы покрываете, пытался убить меня и похитил Лауру Коулмен, потому что мы подвергли сомнению ваше чистосердечное признание. Мне нужны ответы на кое-какие вопросы, и я знаю, что вы можете их дать.

Линч снова облизал губы, прежде чем смог говорить.

— Почему вы решили, будто я что-то знаю?

— А можно сейчас я буду задавать вопросы? Откуда вы знаете Джеральда Песила?

— Никакого Джеральда Песила я не знаю.

— Тогда попробуйте ответить на этот вопрос: уши у кого?

Линч побледнел точно так же, как на видеозаписи допроса. Он начал ковырять иглу капельницы на своей руке, как обычно ковырял свою бородавку. Я чувствовала, что он очень не хочет говорить, но морфин, возможно, действовал, как сыворотка правды.

— Блин, да он убьет меня. Он сказал, что убьет, если я откажусь от признания.

— Он. Вы говорите об убийце «Шоссе-66»?

Линч кивнул.

— Черт, как огнем жжет. Как пчела ужалила… — Он снова хихикнул. — Эх, твою мать! Все, чего я хотел, — это приговор к пожизненному. Жить! Я что, блин, многого просил?

— Может, и нет, но, похоже, сейчас для этого все складывается неблагоприятно. Вы в опасности. Мы все в опасности. Даже если вы вернетесь в тюрьму, он вас достанет и там, потому что оттуда вам не убежать. В тюрьме убить человека проще, чем на воле.

Хихиканье резко сменилось хныканьем. Когда их ставят лицом к лицу с правдой, они частенько хнычут.

— А ведь вы не убийца, Флойд Линч, верно?

— Нет. Я лузер. — Он посмотрел на меня большими грустными глазами так, будто извинялся. Затем потянулся рукой схватить мою, которая лежала на бортике опускающейся койки, но вдруг отдернул ее, словно испугался перспективы коснуться живой плоти. — Вы же знаете, как иногда хочется думать, что кто-то хуже тебя. Я думал, что смогу быть осторожным и осмотрительным, а потом все пойдет как по маслу. Понимаете?

Несколько мгновений я смотрела на него, затем вернулась к теме:

— Флойд, а теперь скажите мне правду.

И этот парень, который чувствовал себя виноватым за то, что ему не хватало духу убивать людей, заговорил. Причем как пьяный, который увидел во мне нового друга.

— Я познакомился с ним, «Шестьдесят шестым», на одном из интернет-чатов. Потом мы вышли из чата и начали переписываться. Я отправлял ему послания с компьютеров в интернет-кафе на паркингах грузовиков. Он писал чисто мне. Просто мне. Это было как… настоящее дело, то, что надо. Сначала я не поверил ему, мол, не может быть, чтобы он был киллером с Шоссе-66. Он взбесился. Он хотел доказать, что был им. Рассказывал мне всякие подробности, которые не попадали в новости, и тогда я убедился. Я прикинулся, что тоже убиваю женщин, но на самом деле не убивал. Я делал мумий. Мне было стыдно рассказывать ему, что был просто… просто… Ох, что-то худо мне…

Будто ставшая слишком тяжелой для шеи, голова Линча вдруг откинулась на подушку. Веки задрожали. Когда он почувствовал, что я вынула из его руки кнопку морфийного дозатора, он вернулся ко мне:

— Я никого не убивал, но то тело, что я нашел… Сделать из него мумию было моей идеей. По Интернету я заказал химию: натрий там, всякое такое. Никто до этого не додумался, я дошел до всего сам.

— Так что насчет «Шестьдесят шестого», что вы еще о нем знаете?

— Нчво… — невнятно промямлил он. Я надеялась, никто из персонала не зайдет сюда подстроить подачу обезболивающего и даст нам договорить. — Мне просто надо было… еще немного… времени… чтобы сделать это.

— Флойд, да ладно, он же возил вас на свалку показать тела.

Линч вновь покачал головой и проговорил устало:

— Нет. Только сказал, что спрятал их в старом брошенном «додже» на горной дороге. О той машине я знал и съездил посмотреть… она это или нет.

— Значит, вы никогда не видели его лица?

Флойд покачал головой, на этот раз решительно.

— Я видел тела и… пользовался ими. Но я устал мотаться каждый раз на эту гору. — Он показал пальцами на своей груди, как ходил пешком, и слабо улыбнулся.

— Взяли б да перенесли одно из тел в свой грузовик. Что мешало?

— Да я пытался. Но когда я взялся за тело, оно развалилось. В таком виде оно мне не нравилось.

Неужто некрофилы тоже обладают чувством прекрасного?

— Вы пользовали оба тела? И то самое, которое называли «плечевой»?

— Угу, — нараспев протянул он.

— Не говорил ли он вам, как или когда убил ее?

— Не-а, — так же напевно ответил он и сделал рукой детский жест, как бы застегивая рот на молнию. — На эту тему он особо не распространялся. Просто сказал, она была другая.

Я насторожилась. Убийца выбалтывал едва ли не каждую деталь всех злодеяний, но об этом говорить не хотел. И если не хотел, то, может, потому, что с этой жертвой все пошло не так, как всегда. Возможно, он знал, что совершил какие-то ошибки, сделал что-то, что могло связать его с ней.

— Другая? Это как?

— Ну, просто, друг… — не договорив, Линч умолк.

Жаль, я не знала, какие комбинации нужно было набрать на клавиатуре, чтобы отключить ему подачу лекарств, а кроме того, чтобы выдернуть эпидуральный ввод у него из спины, что наверняка вызовет вонь, мне ничего в голову не шло.

— Флойд, что значит другая? Физически? Умственно? Скажите что помните!

Линч не обращал на меня никакого внимания и просто продолжал выкладывать правду. Может, он испытывал от этого удовольствие.

— А потом, когда я научился делать мумию, я собрался убить кого-нибудь, честное слово, но времени придумать, как это сделать, у меня не было. Я распечатал его сообщения и притворился, будто я и есть тот, кто убивал. Отправил несколько открыток отцу агента ФБР, как делал он. Даже сделал надрез на теле, которое нашел, — якобы это была одна из его жертв. А потом меня взяли. В тюрьме я получил от него сообщение. Он написал, что, если я откажусь от показаний, он меня убьет.

— «Шестьдесят шестой».

Линч приложил палец к губам:

— Ш-ш-ш! Не надо вслух. — Флойд хихикнул.

Господи, времени у меня совсем не оставалось.

— Я уверена, агента Коулмен похитил он. Флойд, а ведь она была добра к вам. Она пыталась добиться честной сделки с вами. Неужели не поможете мне найти ее?

Линч вновь облизал полость рта, словно хотел говорить, а язык цеплялся за зубы.

— Больше я ничего не знаю… Очень хочется спать… Можно я… — Глаза его закрылись, нижняя челюсть отпала — слышно стало дыхание.

Я поразилась, что оно было поверхностным и очень, очень медленным. Внезапно забеспокоившись, я легонько шлепнула его по лицу.

Словно в ответ на мое прикосновение к его лицу, громкий импульсный сигнал от одного из мониторов у койки заставил меня подпрыгнуть. Как будто некий таймер дал мне знать, что интервью окончено.

Через пару секунд в палату вошел врач в сопровождении двух сестер. Одна из них быстро глянула в мою сторону, но тут же, как и остальные, сосредоточилась на состоянии Флойда.

Врач посветил в глаза Линчу:

— Флойд, вы меня слышите? Реакции нет. Дыхание?

— Поверхностное, шесть в минуту, пульс частый, нитевидный.

— Так, похоже на передозировку. — Доктор пробежался пальцами по панелям как морфинового дозатора, так и эпидурального, отключая подачу. — Сестра, проверьте внутривенное. Вы — за реанимационной бригадой.

Одна из женщин выскочила из палаты, другая осталась, проверила капельницу.

— Я сама повесила пакет, но полностью не открывала его. А сейчас он весь раскрыт. Может, закупорка? — предположила сестра.

Вертела пакет в руках, стараясь быть полезной, пока не прибудет реанимационная бригада.

— Он жаловался, что ему жгло руку, — вмешалась я, но никто не обратил на меня внимания.

В палату влетели три парня, вкатив металлическую тележку, обвешанную реанимационной аппаратурой. Не спрашивая указаний, один из них схватил доску, двое других тем временем приподняли пациента так, чтобы третий мог подсунуть доску под него. В то самое время, как Линча опускали на доску, парень, который положил ее на кровать, схватил с тележки шприц и воткнул его в грудь преступника. Очевидно, адреналин. Никакого эффекта.

Они начали снимать с тележки дефибриллятор, когда в дверь просунул голову охранник с мобильным телефоном в руке. И он был явно растерян. Его, по-видимому, не снабдили инструкцией на такой вариант развития событий. У стены он заметил меня.

— Вы кто? — спросил охранник.

— Его мать.

Я наблюдала за героическими усилиями бригады медиков, хотя что-то подсказывало мне: будучи последней живой душой, которая видела Флойда Линча в стабильном состоянии, я должна со всех ног удирать из больницы.

— Понятно.

У кровати стояли две медсестры, не в силах помочь. Ни одну из этих женщин я не видела прежде.

Я подумала о той сестре, которая недавно входила в палату. У нее в руках был пустой пакет из-под физраствора. Нет, не пустой. Ополовиненный. Никто и никогда не переключит капельницу на второй пакет, пока не иссякнет первый. Потом вспомнила, как Линч жаловался, что руку жжет, словно пчела ужалила, и как он будто бы сильно захмелел за ту недолгую минуту, что я говорила с ним.

— Это в пакете! — Я указала на стойку с капельницей, продолжавшей выдавать ему внутривенное. — В его капельнице! — закричала я и попыталась пробиться к Линчу, чтобы вырвать иглу из его руки или, по крайней мере, сбить стойку на пол.

Но добраться мне удалось только до края кровати. Один из реанимационной бригады, который не был занят с дефибриллятором, удержал меня.

— Выведите отсюда эту женщину! — рявкнул доктор. — Немедленно!

А капельница продолжала свое дело. Если Флойд останется в живых, это облегчит мою участь, но не поможет найти Коулмен. Наверняка он рассказал мне все, что знал. Выйдя из палаты, я беспрепятственно миновала охранника, растерянного и сбитого с толку драматичным развитием событий.

Глава 46

Если выстроить вертикаль приоритетов на данный момент, то получалось, что на весах спасение Лауры против моей свободы. Высший приоритет — поиск Коулмен. У меня оставался только один способ заставить Макса поверить и помочь мне. Все обстоятельства сложились против меня, но я должна попытаться.

Я поехала в парк Сабино-Каньон на северо-востоке города. У парка можно бросить машину и проехаться на трамвае, идущем около трех миль в гору. Здесь очень красиво: стены каньона по обеим сторонам и вода, бегущая по дну. В это время года, в период муссонов, трамвайные пути были залиты в тех местах, где они пересекали поток. Я заплатила десять баксов, села в трамвайчик и отправилась вверх до девятой остановки, последней. В трамвае народу сидело немного: день был адски жарким.

Порылась в сумке в поисках телефона — не своего, а того, что взяла в комнате Песила. Я сошла с трамвая и присела на низкую стену, выходившую на каньон и утес за ним.

— Анонимная информация, — сказала я, услышав голос Макса.

— Бриджид, я узнал тебя.

— Догадалась, я же умнейшая из умных. Флойд Линч мертв?

— Да. Меня вызывали к нему в палату, потому что я его им и привез.

— Его убили, — сказала я.

— Знаю. По описанию охранника я понял, что это ты.

— Не я.

— Мотив твой мне ясен: месть. Потенциальная возможность: ты находилась в палате, когда он умер. А как насчет способа убийства?

— Повторяю, я не убивала его. Скажи Манрикесу, пусть проверит на токсичность содержимое пакета с внутривенным. Какой-то наркотик. Его отравил убийца «Шоссе-66».

— То есть, с твоих слов, способ убийства — отравление?

— Макс, черт тебя побери, послушай меня! Настоящий маньяк, похоже, задергался и готов на все. Он каким-то образом узнал, что Коулмен и я подвергли сомнению искренность признания Флойда Линча и начали свое расследование. Мы подобрались слишком близко.

Я быстро рассказала ему, как видела сестру, входившую с полным мешком и выходившую с полупустым. Как Линч жаловался на жжение в том месте, где в вену на руке была введена игла. И что состояние Линча напоминало сильное наркотическое опьянение перед самой остановкой дыхания. Как медленно развивалось это состояние, давая возможность убийце уехать как можно дальше от больницы, прежде чем кто-нибудь что-то заметит. Интересно, подумала я, попытался Макс засечь мой телефон?

— Никто не видел той сестры, входившей в палату. Даже охранник, — сказал Макс.

— Да если и видели, то будут отрицать. Прикрывают свои задницы. Охранник еще зеленый и боится потерять работу. Но это все не важно. Важно, что Линч признался мне. На этот раз дал настоящее признание. Он не совершал убийств «Шоссе-66», но поддерживал связь с настоящим маньяком. Я все больше и больше убеждаюсь в том, что агент Коулмен в руках настоящего убийцы.

— И почему я должен тебе верить?

Я сделала глубокий вдох сквозь зубы, понимая, что отдаю последний козырь:

— Потому что Джеральда Песила убила я.

Макс молчал. Я знала, у меня очень мало времени до того, как этот телефон засекут.

— Зачем? — наконец спросил он.

— Ты был прав. В старом русле Песил напал на меня. Я дала ему затащить себя в фургон — хотела выяснить, сколько женщин он изнасиловал и убил. Чтобы узнать такое, нужно допрашивать не один день, если вообще узнаешь. Мы боролись, и я случайно убила его. А немного позже поняла, что он был не просто серийным убийцей. Его целенаправленно послали убить меня.

— И почему ты говоришь это только сейчас?

— Ты невнимателен. Все дело в Коулмен. Слишком много часов прошло с тех пор, как в последний раз видели Коулмен. Я не знаю, как еще убедить тебя, насколько все серьезно, кроме как рассказать правду о Песиле.

— Расскажешь нам все, что знаешь. Мы объявим розыск.

— Здорово. Сначала тебе придется объяснить все своему боссу и потратить часов десять, чтобы допросить меня, но, если интуиция не обманывает, времени на это у нас нет. Начинай розыск прямо сейчас. А я продолжу со своего конца. Когда ее найдете, я сдамся.

Молчание.

— Бриджид, вроде как складывается безвыходная ситуация, а? У меня нет причины для объявления в розыск Лауры Коулмен только потому, что я поверил тебе на слово. Сдаваться ты не собираешься, и у меня нет выбора, кроме как доложить начальству. Я больше не имею права молчать. — В голосе Макса не было ни нотки торжества, только грусть.

— Прости, Макс. Мне очень жаль, что я поставила тебя в такое положение.

— Да.

— Честное слово. Слушай, если ты не поможешь найти Коулмен, сделай одолжение, просто придержи собак до завтрашнего утра. Обещаю: я не сбегу. Этому ты можешь поверить?

— Извини, не могу.

Я надеялась, это сработает, но на всякий случай имелся у меня и план «Б». Так что я не стала терять время на уговоры Макса.

— Хорошо. Я сдаюсь. Выезжаю.

Вот и следующий трамвайчик. Прежде чем у Макса появилось время озвучить свое «не верю», я отключилась и спрятала телефон за низкой стеной, где его не заметят туристы, но найдет Макс. Ясно, что он не поверит мне: скорее отследит телефон и примчится сюда, вместо того чтобы сидеть и ждать, когда я приду к нему сама.

Как только я узнаю, что мобильник у него, попрошу его поискать стертые номера. Если со мной что-то случится, может, он так и сделает. Но я не была уверена, что сделает это сразу же. Будет он проверять телефон конфиденциально? Или доложит о нашем разговоре начальству? Дадут они ориентировку на меня всем постам? Вполне возможно. Ведь предоставить мне часов восемнадцать, которые я просила, — это нарушить протокол. Теперь я была уверена, что Макс на это не пойдет.

Однако у меня оставалось достаточно времени, чтобы вернуться в дом Коулмен и выяснить, имеется ли в материалах дела протокол результатов вскрытия «плечевой». Этот документ сузит круг поисков в «NamUs». Интересно, куда это меня приведет?

Глава 47

Пятнадцатиминутный спуск на трамвае из каньона плюс езда на машине по объездным дорогам, чтобы никому не попасться на глаза, дали мне немного времени обдумать услышанное от Флойда Линча.

В убийстве он виновен не был.

С настоящим убийцей познакомился в чате. Все мы знаем, что Интернет сотворил рай для педофилов и других извращенцев. Гуглишь «чат-форум серийные убийства» — и получаешь полмиллиона обращений к страницам таких сайтов. Я говорю со знанием дела: в свое время мы пытались мониторить их. Увы, с несметным количеством информации ничего нельзя сделать, не говоря уже о том, чтобы попытаться отличить фантазии на бессчетных страничках от реальности.

Подвергнув сомнению признание Линча, Коулмен и я столкнулись с чем-то, что создало угрозу реальному убийце, и он послал за мной Джеральда Песила. Возможно, он познакомился с Песилом так же, как и с Линчем, снабдил его информацией, зная, что тот питает пристрастие к пожилым женщинам.

Когда нападение провалилось, он попытался убить меня своими руками в парке, а затем похитил Коулмен.

Даже если мне удалось убедить Макса, что Коулмен похитили, если все усилия полиции округа и ФБР брошены на ее розыск, не было гарантии, что они добьются большего, чем я. К тому же поиск может спугнуть убийцу. Откуда-то он знает, что мы предпринимаем, и просто зароется глубже, чем был. Прятаться он умел очень хорошо. И если еще не убил Лауру, то сделает это сейчас.

Но кто мог знать о расследовании Коулмен и нашем с ней поиске? Даже Моррисону было известно не все, что мы делали. Даже Роялу Хьюзу. Я представить не могла, кто знал, чем мы занимались неофициально, не говоря уже об утечке информации к тому, кто желал нам зла.

Кто этот человек — связанный с нами обеими, а также с Флойдом Линчем и Джеральдом Песилом?

Имеющийся ответ вовсе не являлся ответом: настоящий убийца «Шоссе-66».

Я перемалывала эти мысли с беспрерывной систематичностью поршней, молотящих в двигателе моей машины. «Мы все ходим круг за кругом, и конца тому не видно», — бормотал геронтофил, когда мы сцепились в его фургоне. Разница лишь в том, что мы все-таки остановились — Песил и я. А загадка бега по кругу после его смерти так и осталась.

Единственная зацепочка, за которую нужно потянуть, — это факт, что первая жертва, опознанная только как «плечевая» проститутка, была, со слов Флойда, «другая». Здорово.

К полудню я вернулась в дом Коулмен. Вошла через заднюю дверь, взяла в буфете на кухне коробку хлопьев, насыпала немного на стол поклевать и раскрыла одну из папок на закладке «Жертвы».

Сначала я едва не взвыла: материала бездна, а я в цейтноте. Как жаль, что сейчас со мной не было Зигмунда. Лучше всего у меня получалось в духе задать-жару-добыть-сведения, а уж он-то смог бы понять, что такого особенного в одной из жертв. Он бы увидел ту часть картинки, которой не хватало. Зиг бы не чувствовал, что на него давят, не паниковал бы, не дергался. Он ничего бы не чувствовал. Я представила старого друга: сидит, опустив взгляд на документы, моргает. Дальше фантазия не работала.

Я переворачивала страницы, не читая. Слова прыгали перед глазами, я ничего не понимала, только чувствовала, как ускользает время. Потом добралась до фотографий, и все вдруг словно упростилось. Я не стала задерживаться на мумии Флойда — гналась за другой Джейн Доу. Когда передо мной оказались фотографии мест давнишних преступлений, снятые за те пять лет, что совершались убийства «Шоссе-66», я остановилась и позволила ответу самому прийти ко мне, а не гнаться за ним. Возможно, я найду принцип сходств или отличий, который поможет мне выяснить, что же особенного было в той Джейн Доу.

Несмотря на различия в цвете волос или длины, эти недавние жертвы были в некоторых аспектах похожи: молодые белые девушки, у всех веки чуть приоткрыты, на лицах застыло одно и то же выражение. Кто-то другой мог бы назвать его мирным, но я бы назвала финальной покорностью, отказом от борьбы. Покрытая кровавой коркой рана на месте правого уха и, конечно, их нагота. Но прежде чем все это с ними произошло, они не были ни жертвами, ни вещественными доказательствами, ни развлечением и зрелищем в криминальной драме, они были людьми, и мне не надо было смотреть на подписи под снимками: имя каждой я помнила наизусть.

Патриция Стэнбоу, найдена 26 июня 1999 года. Ее брат-близнец подтвердил, что платинового цвета волосы сестры были натуральными. Скорее выброшенная в спешке из машины, чем оставленная в странной позе на обочине, первая жертва.

Анна Мария Карраско, найдена 12 августа 2000 года. Учительница нулевого класса частной школы. Она отправилась проверить маршрут, по которому собиралась путешествовать со своими учениками. Вторая жертва. Больше всех остальных потеряла крови.

Китти (в самом деле Китти, а не Катрин) Воут, найдена 30 июня 2001 года. Помолвлена, и эта поездка перед свадьбой была ее последним парадом. Третья жертва.

Арлин Блюм, найдена 19 июля 2002 года. Худенькая, как тростинка, еврейская девочка, но с тату египетского анха, символа вечной жизни, на лодыжке. Четвертая.

Мэри Сниди, найдена 4 июня 2003 года. Из Арлингтона, Виргиния. Ее похороны были самыми многолюдными, на которых мне приходилось бывать. Пятая.

И еще, и еще… Повторяющиеся, как литания в тех новенах в церкви Святого Антония, на которые мама вечно таскала меня после школы по понедельникам. Запах ладана, звон носимого колокольчика, благоговение толпы, унылое пение «Тантум эрго», невнятное бормотание молитв за упокой душ усопших. И я слышала, как говорят в ответ усопшие.

Помилуй нас.

Помилуй нас.

Помилуй нас.

А мне ничего не приходило в голову, черт возьми. Я стиснула снимки, словно могла выжать из них что-то полезное. Помогите мне, девочки!

Наконец я добралась до фотографии Джессики. Исчезла 1 августа 2004 года. Это фото отличалось от других тем, что сделано спустя годы, а не дни после смерти, и тело напоминало коричневую скорлупу. Ничего на этом снимке не было от той женщины, которую я знала. И он не был последним. Вот фото другой мумии, которую нашли в брошенной машине. Единственная жертва убийцы «Шоссе-66», оставшаяся неопознанной, безымянной. Я вспомнила, как гадала, кто она и почему никому не было до нее дела.

Теперь мы знаем, что первой была ты, а не Патриция Стэнбоу. У тебя остались оба уха, и сухожилия не перерезаны. Тебя убили до того, как киллер придумал свой модус операнди и почерк. Здесь все другое. Не об этом ли различии говорил убийца? Слишком очевидно.

А ты погибла до того, как маньяк узнал, что ему удастся убивать безнаказанно. Может, твоя смерть не была запланированной и все произошло спонтанно? Или вы встречались. Знай я тебя, возможно, могла бы узнать, кто он.

Мне вспомнился Джордж Манрикес в то утро, когда Зак приехал взглянуть на тело Джессики: как добр был Джордж к нему. И как он сказал со вздохом, что переехал сюда из Флориды, чтобы сменить образ и темп жизни, но единственное, чего добился, — поменял гаитянских утопленников на мексиканских мумий. Манрикес явно страдал от этого. Он был одним из тех людей, которые не остудили свое сердце. И возможно, ему было не все равно, была ли эта женщина проституткой или нет. Я быстро отыскала в папке отчет судмедэксперта. Наверняка он произвел полную аутопсию Джейн Доу.

Органического заболевания не выявлено никакого.

Метод причинения смерти: удушение. В этом тоже нет отличий.

Рентген показал, что лечение зубов производилось, и в случае обнаружения его записей жертву можно идентифицировать по зубной формуле. Джордж зафиксировал, что ее зубы и состояние челюсти соответствуют хорошей гигиене и питанию. До сих пор такое не являлось характерным для проститутки «нижнего класса». И она определенно не наркоманка. В этом плане никаких отличий — все жертвы были физически здоровы.

Тело долго пролежало в брошенной машине и естественным образом мумифицировалось в сухом жаре пустыни. Отличие.