Джек Ричер, или Я уйду завтра Чайлд Ли

Глава 76

Это была кошмарная поездка. Невероятная скорость, воющий мрак, оглушительный шум, невидимые препятствия, летящие прямо на меня, угроза предельного физического насилия. Весь поезд раскачивался и подпрыгивал, дергался и норовил уйти в сторону. Каждый следующий стык грозил покончить со мной. Я всеми восемью пальцами намертво вцепился в дождевой желоб, большими упирался вверх, отчаянно напрягал ноги. Ветер рвал одежду. Дверные панели шатались и дрожали. Моя голова стучала по ним, как отбойный молоток.

Так я проехал девять кварталов. Наконец мы добрались до Двадцать третьей улицы, и поезд резко затормозил. Меня бросило вперед на левую руку, и правая нога едва не потеряла опору. И все же я удержался, а еще через мгновение поезд на скорости тридцать миль в час влетел на ослепительно ярко освещенную станцию. Платформа проносилась мимо. Я висел на переднем вагоне, как магнит. Поезд остановился на северном конце станции, я изогнулся, и двери передо мной открылись. Я вошел внутрь и упал на ближайшее сиденье.

Девять кварталов. Может быть, минута. Вполне достаточно, чтобы до конца жизни избавить меня от желания ездить в метро.

В вагоне сидело три пассажира. Ни один из них даже не посмотрел в мою сторону. Двери закрылись. Поезд поехал дальше.

Я вышел на Геральд-сквер на пересечении Тридцать четвертой улицы, Бродвея и Шестой авеню. Было без десяти четыре утра, и я все еще не выбился из расписания. Я находился в двадцати кварталах и примерно четырьмя минутами севернее того места, где сел на поезд на Юнион-сквер. Слишком далеко и быстро, чтобы Министерство национальной безопасности успело организовать сопротивление. Я поднялся на поверхность и зашагал с востока на запад мимо впечатляющего фасада «Мейсис»[54], свернул на юг по Седьмой авеню и дошел до входа в отель, выбранный Лилей Хос.

Ночной портье сидел на прежнем месте. Я не стал расстегивать молнию на куртке, решил, что в этом нет необходимости. Подойдя вплотную к стойке, я наклонился вперед и врезал ему в ухо. Он упал со стула. Я перескочил через стойку, схватил его за горло и поставил на ноги.

– Номера комнат.

Он назвал пять номеров, не обязательно соседних, расположенных на восьмом этаже, и отдельно номер, в котором спали женщины. Мужчины поселились в других четырех. Всего их было тринадцать человек, на восемь кроватей. Пять коротких соломок.

Или пятеро часовых.

Я вытащил из кармана рулон черной клейкой ленты и использовал четыре ярда, чтобы связать руки и ноги портье. Полтора бакса в любом магазине хозяйственных товаров, но столь же необходимый предмет стандартной экипировки спецназа, как винтовки по тысяче долларов, рации, работающие через спутник, и навигационные системы. Последние шесть дюймов я потратил, чтобы заклеить ему рот. Я забрал его универсальный ключ. Просто сорвал со связки. Затем положил портье на полу за стойкой, чтобы его не было видно, и направился к грузовому лифту. Войдя внутрь, нажал кнопку последнего этажа – одиннадцатого. Двери закрылись, и лифт поехал наверх.

В этот момент я расстегнул куртку, поправил автомат так, чтобы тот висел на ремне под удобным углом, вытащил из другого кармана кожаную перчатку и натянул ее на левую руку. У MP5SD нет передней рукояти, в отличие от модели К. Там под дулом находится толстая короткая ручка. Когда ты работаешь с SD, твоя правая рука лежит на пистолетной рукояти, а левая поддерживает дуло. Во внутренней части дула просверлены тридцать отверстий. Порох в патроне не сжигается и не взрывается по отдельности. Это происходит одновременно. Он быстро сгорает, и возникает пузырь перегретого газа. Часть газа уходит через тридцать отверстий, это глушит звук и снижает скорость пули до дозвуковой. Нет смысла снабжать оружие глушителем, если пуля издает хлопок, достигая сверхзвуковой скорости. Медленная, тихая пуля. Как из «Вала». Исходящий газ проникает через тридцать отверстий, расширяется и перемещается по внутреннему пространству глушителя. Потом он проходит через вторую камеру и еще немного расширяется, что приводит к охлаждению газа – один из базовых законов физики. Но газ охлаждается не полностью. Можно сказать, что из перегретого он становится просто горячим. Внешняя часть дула сделана из металла. Вот для чего нужна перчатка. Никто не станет стрелять из MP5SD без нее. А Спрингфилд из той категории парней, которые предусматривают все мелочи.

С левой стороны автомата находится объединенный предохранитель и переключатель ведения огня. В прежних версиях SD, с которыми я был знаком, у переключателя имелось три положения: S, E и F. S – безопасность, E для одиночных выстрелов и F для автоматического огня. Очевидно, немецкие сокращения. E для ein, и так далее, хотя «Хеклер и Кох» уже много лет назад перешел во владение британской корпорации. Наверное, они там решили, что важно сохранять традиции.

Однако Спрингфилд передал мне более новую модель с переключателем на четыре позиции. И никаких сокращений. Только пиктограммы. Для удобства иностранцев или для неграмотных пользователей. Простая белая точка обозначала предохранитель, одна маленькая белая пуля для одиночных выстрелов, три пули для серий по три выстрела, и длинная цепочка пуль для автоматического огня.

Я выбрал серию по три выстрела. Мой любимый вариант. Один раз нажимаешь на курок, и за четверть секунды вылетает три девятимиллиметровых пули. Дуло неизбежно уходит немного вверх, но это минимизируется тщательно подобранным весом глушителя, что приводит к появлению стежков из трех смертельных ранений, составляющих вертикальную линию, каждое из которых разделяет полтора дюйма.

Как раз то, что мне было нужно.

Тридцать патронов. Десять очередей. Восемь целей. По одной на каждую плюс еще две на крайний случай.

Лифт поднялся на восьмой этаж, и я услышал, как зазвучал в моем сознании голос Лили Хос, рассказывавшей о боях, которые много лет назад шли в Коренгале:

«Ты должен оставить последнюю пулю для себя, потому что нет ничего хуже, чем попасть в руки врага живым, особенно в руки женщин».

Я вышел из лифта в тихий коридор.

Стандартная тактическая доктрина для любого нападения: атакуй сверху. Восьмой этаж находился тремя этажами ниже, вниз вели два пути – лестница или лифт. Я предпочел лестницу, в особенности учитывая, что у меня было оружие с глушителем. Естественная предосторожность – поставить человека на лестничной клетке для раннего оповещения о приближении неприятеля. Но для меня он будет легкой добычей. Я знал, что с таким часовым сумею справиться спокойно и без спешки.

Рядом с лифтом имелась ободранная дверь, которая выходила на лестницу. Я осторожно распахнул ее и посмотрел вниз, на пыльные бетонные ступеньки. Каждый этаж был отмечен крупным номером, нарисованным от руки зеленой краской. Я осторожно спустился до девятого этажа и дальше постарался двигаться совсем бесшумно. Остановившись, посмотрел вниз через металлические перила.

Часового на лестнице не оказалось.

Площадка перед входом на восьмой этаж оставалась пустой, что меня разочаровало. Теперь работа, поджидавшая меня по другую сторону двери, становилась на двадцать пять процентов труднее. Пять человек, а не четверо. Если же учесть расположение номеров, то часть из них находилась слева от меня, часть – справа. Три и два или два и три. Долгая секунда, когда ты смотришь не в ту сторону, потом критический поворот.

Совсем не просто.

Но было четыре часа утра. Самый низкий прилив. Универсальная истина. Советы изучали этот вопрос с медицинской точки зрения.

Я помедлил возле двери и сделал глубокий вдох. Потом еще один. Положил руку в перчатке на автомат и поджал спусковой крючок МР5.

И открыл дверь.

Я придерживал ее на сорок пять градусов ногой, левая рука в перчатке сжимала дуло МР5. Я смотрел и слушал. Вокруг меня царили тишина и пустота. Наконец я шагнул в коридор. Повернулся в одну сторону, в другую.

Никого.

Ни часовых, ни охраны – ничего. Только длинный грязный ковер, тусклый желтый свет и два ряда закрытых дверей. Тишину нарушали лишь гул города и вой далеких сирен.

Я закрыл за собой дверь на лестницу.

Проверив номера, я сразу подошел к двери Лили. Приложил ухо к косяку и напряженно прислушался.

И ничего не услышал.

Я ждал целых пять минут, десять. Ни звука. Никто не в состоянии сохранять полную тишину и неподвижность дольше меня.

Я засунул универсальную карточку в щель. Загорелся едва заметный красный огонек, который тут же сменился зеленым. Послышался щелчок, я резко нажал ручку вниз и через долю секунды оказался внутри.

В номере было пусто.

В ванной комнате – тоже.

Однако повсюду остались следы недавнего пребывания. Кто-то пользовался туалетной бумагой. Раковина была влажной. Полотенцем вытирались. На кровати спали. Стулья были сдвинуты.

Я проверил остальные четыре номера. В них тоже было пусто. Они ушли, ничего не оставив. Никаких доказательств своего возможного возвращения.

Лиля Хос опережала меня на один шаг.

Джек Ричер отставал от нее на один шаг.

Я снял перчатку, застегнул молнию на крутке и спустился на лифте вниз. Посадив ночного портье спиной к стойке, сорвал с его рта клейкую ленту.

– Только не бей меня снова, – сказал он.

– Почему? – поинтересовался я.

– Это не моя вина, – прохрипел он. – Я сказал тебе правду. Ты спросил, в каких номерах я их поселил. В прошедшем времени.

– Когда они ушли?

– Примерно через десять минут после твоего первого прихода.

– Ты им звонил?

– Они мне велели.

– Куда они пошли?

– Понятия не имею.

– Сколько они тебе заплатили?

– Тысячу, – ответил он.

– Неплохо.

– За комнату.

– Безумие, – сказал я.

Так и было. За такие деньги они могли бы вернуться в «Четыре времени года». Вот только это было невозможно.

Я остановился в тени на тротуаре Седьмой авеню. Куда они направились? И прежде всего: как они это сделали? Не на машинах. Их было пятнадцать человек, когда они покидали отель. Значит, им требовалось не менее трех машин. Но в старых заведениях, где работает один ночной портье, нет парковок для машин клиентов.

Такси? Вполне возможно, когда возвращаешься из центра поздно вечером. Но выехать в три часа ночи с Седьмой авеню? Восьми пассажирам потребовалось бы по меньшей мере два пустых такси.

Маловероятно.

Подземка? Возможно. Я бы даже сказал, весьма. На расстоянии квартала находятся три станции. Ночное расписание, максимальное ожидание на платформе двадцать минут, но поезда направляются в центр или на окраину. Какое решение они приняли? Они не могли выбрать место, куда далеко идти пешком. Восемь человек, куда-то спешащих в такое время, сразу привлекут внимание. На улицах города находится шестьсот агентов. Единственный известный мне отель, который мог им подойти, располагался сильно к западу от линии, идущей вдоль Восьмой авеню. Им бы пришлось шагать пятнадцать минут или даже больше. Слишком большой риск.

Значит, метро. Но куда именно?

Нью-Йорк. Триста двадцать квадратных миль. Двести пять тысяч акров. Восемь миллионов различных адресов. Я стоял и отбрасывал возможности, как компьютер.

Получалась пустышка.

И тут я улыбнулся.

«Ты слишком много говоришь, Лиля».

У меня в голове снова зазвучал ее голос. Мы сидели с ней в баре «Четырех времен года», и она рассказывала про афганских воинов. Жаловалась на них – ведь тогда она делала вид, что находится на противоположной стороне. На самом же деле она хвасталась ловкостью своего народа и радовалась, вспоминая бессилие Советской армии в борьбе с ним. Она сказала:

«Моджахеды были совсем не дураки. Они обычно проверяли позиции, которые мы объявляли оставленными».

Я направился обратно на Геральд-сквер, к поезду R, решив, что выйду на углу Пятой авеню и Пятьдесят девятой улицы. А оттуда уже совсем близко до старых домов на Пятьдесят восьмой.

Глава 77

Старые дома на Пятьдесят восьмой улице были темными и тихими, что совсем неудивительно в четыре тридцать утра в районе, где до десяти царит спокойствие. Я наблюдал за ними с расстояния в пятьдесят ярдов, из темного дверного проема, находившегося на противоположной стороне Мэдисон-авеню. На дверь самого левого дома из трех, с давно закрытым рестораном на первом этаже и единственным звонком, полиция наклеила желтую ленту, какими ограничивают место преступления.

Свет в окнах не горел.

И я не заметил никаких признаков активности.

Желтая лента выглядела целой. Естественно, на ней должна была находиться печать нью-йоркской полиции – маленький прямоугольный листок бумаги, приклеенный между дверью и косяком на уровне замочной скважины. Скорее всего, он по-прежнему на месте.

Значит, должна быть задняя дверь. И скорее всего, она есть, ведь раньше здесь находился ресторан. А когда ресторан работает, в течение дня образуется куча малоприятного мусора с сильным запахом, который привлекает крыс. На тротуаре отбросы хранить невозможно. Лучше оставлять их в запечатанных контейнерах возле кухонной двери, потом переносить к заднему входу, откуда их ночью увезут специальные машины.

Я прошел двадцать ярдов на юг, чтобы улучшить угол обзора, но не увидел никаких проходов или переулков. Дома стояли вплотную друг к другу на протяжении всего квартала. Рядом с дверью, заклеенной желтой лентой, находилось окно старого ресторана, дальше – другая дверь. Архитектурно она принадлежала соседнему зданию. На первый этаж вела черная дверь без надписей, поцарапанная в нескольких местах, заметно шире обычной, без ступеньки и ручки снаружи, но с замочной скважиной. Без ключа дверь открывалась только изнутри. Я был практически уверен, что она ведет в крытый проход.

Очевидно, в здании, соседнем с рестораном, на первом этаже имелось две комнаты, и на всех остальных – по три. На уровне второго этажа шла сплошная стена. Но ниже находились проходы, которые вели к заднему входу и которые потом заделали. Права на воздух на Манхэттене стоят целое состояние. Город продает себя не только в стороны, но вверх и вниз.

Я вернулся в свой темный дверной проем и принялся считать время. Прошло сорок четыре минуты с того момента, как парни Лили попытались меня схватить. И примерно тридцать четыре после того, как Лиля рассчитывала получить доклад о выполненном задании. Иными словами, миновало двадцать четыре минуты с тех пор, как она потеряла всякую надежду на благополучный исход. Возможно, ей уже четырнадцать минут хочется мне позвонить.

«Лиля, ты слишком много говоришь».

Я стоял в темноте и ждал. Улица передо мной была совершенно пустой. Лишь изредка по Мэдисон-авеню проезжали машины. Однако на Пятьдесят восьмой царили тишина и спокойствие. Я нигде не видел пешеходов, любителей прогулок с собаками или парочек, возвращающихся с вечеринок. Сборщики мусора уже закончили работу. Доставка свежего хлеба еще не началась.

Сердцевина ночи.

Город, который никогда не спит, спокойно отдыхал.

Я ждал.

Три минуты спустя телефон у меня в кармане начал вибрировать.

Не спуская глаз с ресторана, я вытащил телефон и открыл его.

– Алло, – сказал я, поднеся его к уху.

– Что случилось? – спросила она.

– Ты не пришла.

– А ты рассчитывал на встречу со мной?

– Меня она не слишком интересовала.

– Что случилось с моими людьми?

– Они в системе.

– У нас еще есть шансы договориться.

– Как? Ты больше не можешь терять своих людей.

– Мы постараемся что-нибудь придумать.

– Ладно. Но цена выросла.

– Сколько?

– Семьдесят пять.

– Где ты сейчас находишься?

– Рядом с твоим домом.

Последовала пауза.

И я увидел движение в левом из двух окон на четвертом этаже. В комнате было темно, но я все равно заметил слабое призрачное шевеление, с трудом различимое с расстояния в пятьдесят ярдов.

Возможно, чуть сдвинулась занавеска.

Или мелькнула белая рубашка.

Или меня обмануло воображение.

– Тебя нет возле моего дома, – сказала Лиля.

Однако уверенности у нее не было.

– Где ты хочешь встретиться? – спросила она.

– Какое это имеет значение? Ты все равно не придешь.

– Я кого-нибудь пришлю.

– Ты не можешь себе этого позволить. У тебя осталось всего шестеро парней.

Она начала что-то говорить, но замолчала на полуслове.

– Таймс-сквер, – сказал я.

– Хорошо.

– Завтра утром в десять.

– Почему?

– Чтобы вокруг были люди.

– Это слишком поздно.

– Для чего?

– Я хочу получить флешку сейчас.

– Завтра в десять. Другого варианта не будет.

– Оставайся на линии, – сказала она.

– Зачем?

– Я должна сосчитать деньги. Мне нужно проверить, есть ли у меня семьдесят пять тысяч.

Я расстегнул куртку.

И надел перчатку.

Я слышал, как дышит Лиля Хос.

В пятидесяти ярдах открылась черная дверь скрытого прохода между домами, и на улицу вышел мужчина. Маленький, смуглый и жилистый. И очень осторожный. Он проверил тротуар, посмотрел налево и направо. Потом начал вглядываться в противоположную сторону улицы.

Я положил телефон в карман, не прерывая связи. И поднял МР5.

Автоматы созданы для схваток на близком расстоянии, но многие из них и на средних дистанциях обладают точностью не хуже, чем винтовки. «Х и К» надежен по меньшей мере со ста ярдов. У моего автомата имелась железная мушка. Я перевел селектор на одиночные выстрелы и прицелился в самый центр тела боевика Лили.

В пятидесяти ярдах от меня он сошел на тротуар. Посмотрел направо, налево, потом вперед. И, так же как я несколько минут назад, ничего не увидел. Только прохладный воздух и легкий ночной туман.

Он шагнул обратно к двери.

Передо мной проехало такси.

Парень, по-прежнему находившийся в пятидесяти ярдах от меня, толкнул дверь.

Я подождал, когда он собрался шагнуть вперед, спустил курок и выстрелил ему в спину. Точно в цель. Медленная пуля. Заметная задержка. Выстрел, попадание. SD рекламируют как бесшумное оружие. Но это не так. Он издает звук чуть заметнее, чем вежливый легкий плевок, который вы слышите в кино, но не более громкий, чем после падения телефонной книги со стола высотой в ярд, – хлопок, различимый в любом другом месте, но только не в городе.

В пятидесяти ярдах передо мной боевик Лили упал вперед, верхняя часть его тела оказалась в проходе, ноги остались на тротуаре. Я для верности вогнал в него вторую пулю, выпустил автомат и вытащил из кармана телефон.

– Ты на линии? – спросил я.

– Мы считаем, – ответила она.

«Ты недосчитаешься еще одного боевика», – подумал я, застегнул куртку и покинул свое убежище.

Дойдя до Мэдисон-авеню, я перешел на противоположную сторону и только там перебежал Пятьдесят восьмую улицу. Потом снова пересек Мэдисон, свернул за угол и, почти прижимаясь плечом к фасаду дома, двинулся дальше. Лиля не должна была меня заметить. Я миновал первое старое здание, потом второе. Теперь я находился сорока футами ниже, чем она.

– Мне пора, я устал, – сказал я в трубку. – Таймс-сквер, завтра утром, в десять. Договорились?

– Хорошо, я кого-нибудь пришлю, – ответила она с четвертого этажа.

Я сложил телефон, засунул его в карман и втащил мертвеца в проход между домами. Дверь за собой я закрыл медленно и бесшумно.

Глава 78

В проходе на грязном потолке горела одинокая тусклая лампочка в старом патроне. В ее свете я узнал мертвеца – видел его на одной из фотографий в присланных мне Спрингфилдом досье Министерства национальной безопасности. Он фигурировал там под номером семь из девятнадцати, но имени я не запомнил. Я протащил его до конца прохода, в котором пол был залит старым бетоном, вытертым до блеска, и обыскал, но в карманах ничего не оказалось – ни документов, ни оружия. Я оставил боевика номер семь возле маленького мусорного контейнера на колесиках, покрытого такой древней грязью, что она засохла и от нее уже не пахло.

Затем я нашел входную дверь, расстегнул куртку и стал ждать. «Интересно, как скоро они начнут беспокоиться из-за своего исчезнувшего товарища, – размышлял я. – Скорее всего, не больше чем через пять минут». А еще мне было любопытно, сколько человек Лиля отправит на поиски. Наверное, одного, но я надеялся, что их будет больше.

Они подождали семь минут и отправили двух человек. Внутренняя дверь распахнулась, и из нее вышел первый. В списке Спрингфилда он значился под четырнадцатым номером. Человек сделал шаг в сторону выхода на Пятьдесят восьмую улицу, и тут же вслед за ним показался его напарник. Номер восемь.

В этот момент случились сразу три вещи.

Первый парень остановился, когда увидел, что дверь, ведущая наружу, закрыта. Это сразу вызвало у него подозрения, потому что войти снаружи без ключа невозможно. Значит, его пропавший соратник, которого отправили проверить улицу, должен был оставить ее открытой. Однако не вызывало сомнений, что дверь захлопнута. Следовательно, его товарищ находится внутри.

Первый боевик начал поворачиваться обратно.

В этот момент второй также отвернулся, чтобы аккуратно закрыть за собой дверь. Я не стал ему мешать.

Тут он поднял глаза и заметил меня.

Одновременно с первым парнем.

И тогда случилась третья вещь – я застрелил обоих. Две очереди по три выстрела и короткие приглушенные вспышки в четверть секунды каждая. Я целился в основание горла, но позволил дулу подняться к подбородкам. Парни были невысокими – узкие шеи полны артерий и окончаний спинного мозга. Идеальные цели. Звук выстрелов в ограниченном пространстве прохода получился более громким, чем под открытым небом. Достаточно громким, чтобы я слегка забеспокоился. Однако внутренняя дверь, сделанная из массивного куска дерева, оставалась закрытой. Когда-то она служила входом в дом, пока прежний владелец не продал свои права на воздух.

Оба боевика упали на пол. Расстрелянные гильзы рассыпались по бетону.

Я ждал.

Никакой реакции.

Я потратил восемь патронов. Осталось двадцать два. Семеро человек арестованы, трое мертвы, трое еще способны ходить и говорить.

И еще сами Хосы.

Я обыскал обоих мертвых парней. Никаких документов и оружия. И никаких ключей, из чего следовало, что внутренняя дверь не запирается.

Я оставил два тела рядом с первым, в тени мусорного контейнера, и стал ждать. Я рассчитывал, что кто-то еще выйдет через внутреннюю дверь. Вероятно, британцы в Северо-Западной пограничной провинции все же поняли, что лучше не посылать спасательные отряды. В свое время к такому же выводу пришла и Советская армия. Возможно, Хосы знали эти истории. Должны были знать. Светлана сама писала некоторые из них.

Я ждал.

У меня в кармане завибрировал телефон. Я вытащил его и посмотрел на дисплей. «Номер не определяется». Лиля. Я не стал отвечать. С разговорами покончено. Когда я убрал телефон в карман, он почти сразу перестал вибрировать.

Я положил пальцы в перчатке на ручку двери, осторожно нажал на нее, и язычок замка поддался. Я чувствовал себя расслабленным. Три человека спустились вниз. Легко предположить, что любой из них мог вернуться. Или все трое. Если бы кто-то наблюдал за дверью и ждал их возвращения, у него ушла бы фатальная доля секунды на принятие решения – друг перед ним или враг. Так бэттер из высшей лиги отличает мяч, брошенный питчером с максимальной скоростью, от броска по дуге[55]. Пятая доля секунды, может быть, чуть больше.

Но для меня такой проблемы не существовало. Всякий, кого я мог увидеть, был врагом.

Каждый.

Я открыл дверь.

Никого.

Я смотрел на пустую кухню закрытого давным-давно ресторана. Даже в темноте я видел, что все оборудование убрали, остались лишь оболочки старых шкафов и дыры на столешницах в тех местах, где находились кухонные приспособления, которые отправили на продажу в комиссионные магазины Бауэри. Из стен торчали древние трубы, к ним крепились краны. С потолка свисали крюки, на них когда-то подвешивали сковороды. В центре кухни стоял большой каменный стол. Холодный, гладкий, слегка потемневший от долгих лет использования. Может быть, на нем когда-то раскатывали пироги.

И совсем недавно здесь убили Питера Молину.

Я не сомневался, что именно этот стол я видел на DVD. Более того, я даже понял, где именно стояла камера и был установлен свет. И еще я увидел узлы потертой веревки на ножках стола в тех местах, где Хосы привязали руки и ноги Питера.

В кармане у меня завибрировал телефон. Я его проигнорировал и двинулся дальше.

Две вращающиеся двери вели в столовую. Одна внутрь, другая наружу. Стандартная практика для ресторанов – так делают, чтобы исключить столкновения. На дверях на уровне глаз среднего человека пятидесятилетней давности имелись окошки в форме иллюминаторов. Мне пришлось наклониться, чтобы заглянуть в одно из них, и я увидел просторную прямоугольную комнату, пустую, если не считать одинокого стула. На полу лежала пыль и кучки крысиного дерьма. Сквозь большое грязное окно просачивался желтый свет.

Я толкнул входную дверь ногой. Петли тихонько заскрипели, но дверь открылась, и я вошел в обеденный зал, повернул налево и еще раз налево, обнаружил коридор с туалетами: две двери с надписями «Леди» и «Джентльмены». Латунные знаки, правильные слова. Никаких пиктограмм, никаких фигурок в юбках или штанах.

И еще две двери с латунными табличками: «Не входить», по одной на каждой стороне коридора. Одна наверняка вела обратно на кухню, вторая – на лестницу и к верхним этажам.

В кармане у меня завибрировал телефон. Я проигнорировал его.

Стандартная доктрина для любого нападения: атакуй с более высокой позиции. У меня такой возможности не было. В то время, когда израильтяне составляли свое руководство, британские парашютно-десантные части особого назначения разработали способы спуска с крыши в окна верхних этажей; они даже разбивали черепицу или взрывали соседние чердаки. Быстро, драматично и обычно весьма успешно. Я так не мог, мне оставалась лишь тактика пешехода.

Во всяком случае, в данный момент.

Я открыл дверь на лестницу. Она шла дугой над крошечным коридорчиком тридцать дюймов на тридцать дюймов. Прямо напротив меня, так близко, что я мог прикоснуться, находилась дверь, ведущая к входу в дом. Та самая, с единственным звонком, заклеенная желтой полицейской лентой.

Сразу из коридорчика начиналась узкая лестница. Посреди пролета она делала поворот и уходила ко второму этажу, скрываясь из вида.

У меня в кармане снова завибрировал телефон. Я вытащил его и посмотрел на дисплей. «Номер не определен». Я положил его обратно в карман, и телефон прекратил вибрировать.

Я шагнул на нижнюю ступеньку лестницы.

Глава 79

Самый безопасный способ подняться по первой половине пролета такой лестницы состоит в том, чтобы двигаться спиной вперед, как можно шире ставить ноги и смотреть наверх. Идти спиной вперед и смотреть наверх нужно для того, чтобы находиться лицом к грозящей тебе опасности. А широко ставить ноги необходимо, чтобы ступеньки не скрипели – чаще всего они могут тебя выдать, когда ты ступаешь посередине.

Я осторожно проделал путь до середины пролета, после чего смог подниматься дальше уже лицом вперед. Так я добрался до коридора второго этажа, который был в два раза больше коридорчика на первом, но все равно оставался очень маленьким. Тридцать дюймов на шестьдесят. Одна комната слева, одна справа, две прямо впереди. Все двери плотно закрыты.

Я застыл в неподвижности. На месте Лили я бы отправил двух парней в те две комнаты, что находились прямо впереди, и приказал бы им напряженно вслушиваться, держа оружие наготове. Тогда у них имелась бы возможность одновременно распахнуть двери и получить две независимые линии огня. Они могли меня накрыть, когда я поднимался вверх или спускался вниз. Однако я не был на месте Лили, а она не была мной. И я понятия не имел, как она расставит своих людей. И все же, по мере того как количество ее парней неуклонно сокращалось, мне казалось, что она постарается держать оставшихся поближе к себе. В таком случае они должны поджидать меня не на втором этаже, а на третьем. Ведь занавеска дрогнула в окне четвертого этажа. Точнее, левого окна на четвертом этаже, выходящего на противоположное здание, если смотреть снаружи. Из чего следовало, что ее комната находится справа, если смотреть изнутри. Я сомневался, что в планах разных этажей имеются существенные различия. Здание было дешевым и достаточно практичным, без всяких там изысков. Значит, если я зайду в комнату, расположенную справа на втором этаже, то получу представление о комнате Лили на четвертом. Так я смогу понять, как выглядит место предстоящей схватки.

Я поджал спусковой крючок МР5, положил руку в перчатке на дверную ручку, надавил вниз и почувствовал, как язычок замка выходит наружу.

Я распахнул дверь.

Пусто.

Точнее, пустая и частично разрушенная однокомнатная квартира. Она занимала половину длины обеденного зала ресторана внизу, представляя собой длинное узкое пространство: шкаф в дальнем конце, ванная комната, крошечная кухня, гостиная. Я с первого взгляда понял, как здесь все было расположено, потому что разделяющие стены снесли. Однако арматура ванной комнаты сохранилась, и две вертикальные трубы выглядели довольно странно, будто ребра или прутья клетки. Кухня осталась нетронутой. Пол был выложен сосновыми досками, старомодной кафельной плиткой в ванной комнате и застелен линолеумом на кухне. Внутри воняло вредителями и гнилой штукатуркой. Выходящее на улицу окно почернело от сажи. По диагонали его пересекала нижняя часть пожарной лестницы.

Стараясь не шуметь, я подошел к окну. Пожарная лестница имела стандартную конструкцию: узкие железные ступени спускались с верхнего этажа на такую же узкую железную площадку под окнами. Дальше шла другая секция лестницы – как только спасающийся от огня человек на нее вставал, она под его весом складывалась и опускалась на тротуар. У окна была подвижная рама, нижняя панель уходила внутрь верхней. В том месте, где они соединялись, из паза торчал простой латунный язычок. В нижней панели я заметил латунные ручки вроде тех, какие встречаются в старых картотечных шкафах. Ручки красили множество раз, как и оконные рамы.

Я открыл замок, вставил по три пальца в ручки и дернул. Рама поднялась на дюйм и остановилась. Я надавил сильнее, почти так же, как когда сражался с клетками в подвале пожарного участка. Рама дрожала и медленно, по дюйму, ползла вверх после каждого рывка, застревая то слева, то справа и не желая сдаваться. Я сумел засунуть плечо под ее край и выпрямил ноги. Мне удалось отвоевать еще восемь дюймов, поле чего она окончательно отказалась сдвинуться с места. В итоге получился проем примерно в двадцать дюймов. Я отступил на шаг. Ночной воздух холодил лицо.