Джек Ричер, или Я уйду завтра Чайлд Ли

Глава 80

Свинцовую обшивку вокруг люка обработали молотками так, что стыки стали гладкими. Я подсунул пальцы в перчатке под край люка, противоположный петлям, и сильно дернул. Никакого результата. Тогда мне пришлось взяться за дело всерьез: две руки, восемь пальцев, согнутые ноги, глубокий вдох. Я закрыл глаза. Мне не хотелось думать о Питере Молине. Поэтому я представил безумную улыбку Лили Хос, которая появилась на ее повернутом к камере лице, когда она проверяла пульс у умершего водителя такси из Кабула.

Я рванул крышку.

И тут ночному покою и тишине пришел конец.

Я надеялся, что вылетят болты засова или он сам оторвется. Но все произошло одновременно. Замок вместе с засовом с оглушительным грохотом, словно кто-то ударил в барабан, упали на деревянный пол с высоты в десять футов, и раздался низкий, резонирующий, чистый звук, который сопровождался бренчанием засова и шести болтов.

Плохо.

Очень плохо.

Я опустил крышку люка, встал на четвереньки и принялся внимательно смотреть и слушать.

Секунду ничего не происходило.

Потом я услышал, как на четвертом этаже открывается дверь.

Я прицелился из МР5.

Мне пришлось подождать еще секунду, и я увидел голову мужчины с темными волосами. В руке у него был пистолет. Он уставился на лежащий на полу замок, и в мозгу у него завертелись колесики: замок, пол, болты, вертикальное падение. Он посмотрел наверх, и я сумел разглядеть его лицо – одиннадцатый номер из списка Спрингфилда. Он заметил меня. Облако надо мной освещалось сиянием города, и, вероятно, мой силуэт был вполне отчетливым. Он колебался. Я – нет.

Я прострелил ему голову почти вертикально, выпустив очередь из трех пуль. Раздался тройной звук и короткое приглушенное урчание. Он покатился вниз, громко стуча ногами и руками; последние два удара, когда ступеньку задели его простреленная голова и упавший рядом пистолет, получились более отчетливыми. В течение долгой секунды я наблюдал за лестницей, потом прыгнул в открытый люк и приземлился на ноги рядом с телом – еще один громкий стук.

Теперь о факторе внезапности можно было забыть.

Одиннадцать патронов я израсходовал, осталось девятнадцать, четверо врагов повержено, еще двое живы.

И Хосы.

Телефон завибрировал в моем кармане.

«Не сейчас, Лиля».

Я подобрал пистолет, распахнул дверь, ведущую в переднюю комнату слева, и отступил в тень. Прислонившись плечом к стене, выглянул вниз на лестницу.

Наверх больше никто не поднимался.

Патовая позиция.

Я посмотрел на пистолет, которым был вооружен мой последний противник. «ЗИГ-Зауэр Р-220» с толстым глушителем. Швейцарское производство. Патроны «парабеллум», девять миллиметров, в обойме девять штук. Такие же, как те, которыми пользовался я. Я вытащил магазин и большим пальцем вытолкнул патроны в карман; пустой пистолет аккуратно положил на пол. Вернувшись в коридор, я нырнул в переднюю комнату справа. Там было голо и пусто. Планировка такая же, как внизу: кладовка, ванная комната, кухня, гостиная. Я встал в самом центре и сильно топнул ногой. Потолок в одной квартире является полом в той, что этажом выше. По моим прикидкам, Лиля находилась прямо подо мной и слушала. Я хотел ее испугать, повлиять на животную часть ее мозга. Самое страшное ощущение из всех возможных. «Там кто-то есть».

Я стукнул еще раз.

И получил ответ.

Ответ пришел в форме пули, расщепившей паркет в трех футах правее от меня. Она пробила дыру и застряла в потолке надо мной, воздух наполнился дымом и пылью.

Выстрела я не услышал, значит, у них глушители.

Я выстрелил в ответ, вертикально вниз, через образовавшуюся дыру, очередью из трех патронов, и перешел в то место, где у них находилась кухня.

Четырнадцать патронов потрачено. Осталось шестнадцать. И девять болтаются у меня в кармане.

Еще один выстрел сквозь пол. В семи футах от меня. Я ответил тем же.

Выстрел с их стороны.

Мой ответ.

Тут я понял, что они начинают просчитывать схему моих действий, и вышел в коридор, к началу лестницы.

Там я обнаружил, что они пришли к такому же выводу: я уловил ритм их стрельбы. Ко мне крался номер два из списка Спрингфилда. В руке он держал еще один «ЗИГ-Зауэр Р220» с глушителем. Он увидел меня первым. Выстрелил один раз и промахнулся. В отличие от меня. Первую пулю я всадил ему в переносицу, вторая и третья угодили в лоб; кровь и мозг забрызгали стену у него за спиной, и он рухнул вниз.

Вместе с пистолетом.

Мои отработанные гильзы застучали по полу.

Потрачено двадцать три патрона. Осталось семь плюс девять россыпью.

Один враг – и Хосы.

В кармане завибрировал телефон.

«Слишком поздно для торговли, Лиля».

Отвечать я не стал.

Я представил, как Лиля сидит на полу на корточках, рядом с ней Светлана. Теперь между нами остался один парень. Как они собираются его использовать? Они неглупые женщины. Наследницы древних жестоких традиций. В течение двухсот лет они умудрялись выживать в горах и знают, что делают. Нет, они не пошлют последнего боевика наверх, не станут повторять свои ошибки. Они постараются обойти меня с фланга и отправят его по пожарной лестнице. И попытаются отвлечь меня при помощи телефона, чтобы их человек получил возможность выстрелить мне в спину через стекло.

Когда?

Прямо сейчас или после значительной паузы, чтобы либо застать меня врасплох, либо дождаться, когда мне станет скучно и я отвлекусь.

Они выбрали первый вариант.

У меня в кармане завибрировал телефон.

Я вернулся в комнату, расположенную слева, и выглянул в окно. С этой точки пожарная лестница поднималась справа налево. Значит, я увижу голову своего врага, когда он начнет подниматься снизу. Хорошо. Однако угол получался не слишком удачным. Улица была узкой. Девятимиллиметровые патроны «парабеллум» предназначены для пистолета и считаются вполне подходящими для работы в городе. Такие пули – в отличие от винтовочных – должны оставаться в жертве, а не мчаться дальше. Ну а пули «парабеллум», летящие с дозвуковой скоростью, еще более безопасны. И тем не менее гарантий никаких нет. На противоположной стороне улицы за окнами спален находятся невинные люди, спят дети в своих постелях. В них могут попасть пули, которые пробьют тело жертвы насквозь. Или случайные рикошеты, фрагменты. Не говоря уже о возможных промахах.

Сопутствующие потери вполне возможны.

Я прокрался по комнате и, прижавшись к стене с окном, выглянул наружу. Ничего. Тогда я вытянул руку, откинул оконную задвижку и попробовал его открыть. Раму заклинило. Я выглянул еще раз. Ничего. Я подошел к окну, взялся за ручки и с силой рванул вверх. Рама сдвинулась с места, остановилась, снова поползла наверх. Наконец мне удалось преодолеть сопротивление, окно с грохотом распахнулось, и стекло треснуло по всей длине.

Я снова отпрянул к стене. И стал напряженно прислушиваться.

И уловил приглушенный шорох резиновых подошв по железу. Четкий размеренный ритм. Мой враг быстро поднимался наверх, но не бежал. Я не стал вмешиваться и позволил ему проделать весь путь до конца и засунуть голову и плечи в комнату. Темные волосы и темная кожа: номер пятнадцать из списка Спрингфилда. Я встал параллельно передней стене здания. Он посмотрел налево, потом направо и увидел меня. Я спустил курок. Раздался тройной повторяющийся звук. Он повернул голову.

Я промахнулся. Может быть, первая или последняя из трех пуль оторвала ему ухо, но он остался жив и не потерял сознание, наугад выстрелил в ответ и выскочил наружу. Я услышал, как он упал на узких железных ступеньках.

Теперь или никогда.

Я бросился вслед за ним. Он с трудом бежал вниз. Ему удалось добраться до четвертого этажа; там он повалился на спину и попытался поднять пистолет, словно тот весил сотню фунтов. Я спустился за ним по лестнице, отклонился от стены дома и всадил ему очередь из трех патронов в лицо. Его пистолет, с грохотом ударяясь о железные ступеньки, полетел вниз и остался лежать на земле в десяти футах от тротуара.

Я выдохнул.

Потом вдохнул.

Шестеро убиты. Семеро арестованы. Четверо вернулись домой. Двое в тюрьме.

Девятнадцать из девятнадцати.

Окно четвертого этажа было открыто, занавески отдернуты. Однокомнатная квартира. Очень старая, но в приличном состоянии. Лиля и Светлана Хос стояли рядом за кухонной стойкой.

Двадцать девять патронов израсходовано.

Остался один.

В моем сознании вновь зазвучал голос Лили:

«Ты должен оставить последнюю пулю для себя, потому что нет ничего хуже, чем попасть в руки врага живым, особенно к женщинам».

Я перелез через подоконник и шагнул в комнату.

Глава 81

Расположение квартиры ничем не отличалось от той, что я изучал на втором этаже. Сначала гостиная, затем кухонька, ванная комната и кладовка. Однако здесь все стены и штукатурка сохранились. Горели два светильника. В гостиной у стены поставили складную кровать. И два жестких стула. Больше ничего. В кухне имелись две параллельные стойки и стенной шкаф. Крошечное замкнутое пространство. Лиля и Светлана стояли рядом, бедро к бедру. Светлана слева, Лиля справа. На Светлане было коричневое домашнее платье, на Лиле – свободные черные брюки с большими накладными карманами и белая футболка из хлопка. Брюки из немнущегося нейлона. Наверное, такой материал должен шуршать при движении. Как и прежде, ее красота поражала воображение – длинные темные волосы, ярко-голубые глаза, превосходная кожа и насмешливая полуулыбка. Причудливая сцена. Словно модный фотограф решил снять свою лучшую модель на фоне городских окраин.

Я направил на них МР5, черный и жуткий. Еще горячий после стрельбы. От него пахло порохом, смазкой и дымом.

– Положите руки на стойку, – сказал я.

Они молча выполнили мой приказ, и я увидел четыре руки: две коричневые и узловатые, две бледные и изящные. Они лежали, как морские звезды, – две неуклюжие и коротковатые, две удлиненные и тонкие.

– Сделайте шаг назад и наклонитесь вперед так, чтобы опираться на руки.

Они повиновались. Теперь им будет труднее сделать неожиданное движение. Опасность стала меньше.

– Вы не мать и дочь, – сказал я.

– Совершенно верно, – ответила Лиля.

– Так кто же вы?

– Учитель и ученица.

– Хорошо. Мне бы не хотелось убить дочь на глазах у матери. Или мать на глазах у дочери.

– Но ты готов застрелить ученицу на глазах учителя?

– Возможно, сначала учителя.

– Ну, так давай.

Я стоял неподвижно.

– Если ты собираешься это сделать, сейчас самое время.

Я наблюдал за их руками. Ждал напряжения, движения сухожилий, увеличения давления на пальцы. Искал признаки того, что они собираются пошевелиться.

И ничего не видел.

У меня в кармане завибрировал телефон.

В тихой комнате звук был едва слышен: жужжание, легкое гудение, ритмичная пульсация. Телефон дергался и гудел у моего бедра.

Я посмотрел на руки Лили. Ладони неподвижно лежали на стойке. Никакого телефона в них не было.

– Может быть, тебе стоит ответить, – сказала Лиля.

Я перебросил МР5 в левую руку и вытащил телефон. «Номер не определен». Я открыл его и поднес к уху.

– Ричер? – сказала Тереза Ли.

– Что? – ответил я.

– Проклятье, где ты был? Я уже двадцать минут пытаюсь тебе дозвониться.

– Я был занят.

– Где ты?

– Откуда у тебя этот номер?

– Ты ведь мне звонил на сотовый, помнишь? Твой номер остался в памяти.

– Почему твой номер не определяется?

– Я звоню из участка. По городскому телефону. Проклятье, где ты?

– В чем дело?

– Слушай меня внимательно. Ты получил неполную информацию. Люди из Министерства национальной безопасности снова с нами связались. Один человек из отряда Лили Хос опоздал на их встречу в Стамбуле. Он прилетел сюда через Лондон и Вашингтон. Всего их было двадцать человек, а не девятнадцать.

Лиля Хос пошевелилась, и из ванной комнаты вышел двадцатый боевик.

Глава 82

Ученые измеряют время даже пикосекундами – это одна триллионная доля секунды. Они считают, что за этот крошечный интервал могут случиться самые разные вещи: рождаются вселенные, ускоряются частицы, расщепляются атомы. Со мной, за первые несколько пикосекунд, произошло сразу несколько событий. Во-первых, я уронил телефон, который все еще оставался открытым. К тому моменту, когда он находился на уровне с моим плечом, в сознании у меня вспыхнули целые строчки из разговоров с Лилей. Мы беседовали по этому телефону несколько минут назад, когда я еще находился на Мэдисон-авеню.

«У тебя осталось всего шесть парней», – сказал я.

Она собралась ответить, но в последний момент передумала. Лиля хотела ответить: «Нет, у меня осталось семеро». Как в прошлый раз, когда она сказала: «Ты не так уж близок ко мне». Фрикативный согласный звук. Однако она промолчала. Она кое-чему научилась.

На этот раз она не выдала ничего лишнего.

А я слушал недостаточно внимательно.

К тому моменту, когда телефон находился на уровне моего пояса, я сосредоточился на двадцатом парне. Он выглядел как предыдущие четыре или пять и мог быть их братом или кузеном, вполне возможно, между ними действительно существовали родственные связи. Во всяком случае, он был на них похож. Маленький, жилистый, темные волосы, морщинистое лицо, быстрые агрессивные движения. А еще темные брюки от трикотажного спортивного костюма и темная трикотажная куртка. Правша. В руке он держал пистолет с глушителем, который описывал длинную дугу. Двадцатый боевик наводил его на цель, собираясь выстрелить мне в грудь, и его палец уже начал нажимать на спуск.

Я держал МР5 с пустым магазином в левой руке. Последний патрон уже находился в стволе, и я понимал, что его следует израсходовать правильно, и хорошо было бы поменять руку. Не хотелось делать последний выстрел со слабой стороны.

Но выбора у меня не было. Мне бы потребовалось полсекунды, чтобы сменить руку. Пятьсот миллионов пикосекунд. Слишком долго. Правая рука двадцатого боевика уже почти заняла нужное положение. К тому моменту, когда телефон находился на уровне моих колен, моя правая рука легла на дуло. Я повернулся и выпрямился, и рукоять автомата оказалась у меня на уровне груди. Правая ладонь сжала дуло, а левый указательный палец с каким-то преувеличенным спокойствием нажал на спусковой крючок. Лиля, которая перемещалась влево от меня, шагнула в комнату. В этот момент мой указательный палец закончил движение, раздался хлопок, и последняя пуля ударила боевику в лицо.

Телефон упал на пол. С таким же звуком рухнул замок. Громкий деревянный стук.

Последняя гильза вылетела из затвора и покатилась по полу.

Двадцатый боевик упал, потеряв способность владеть руками, ногами и пистолетом. Пуля пробила основание черепа, и он умер еще до того, как его тело коснулось половиц.

Выстрел в голову. Попадание. Неплохо для левой руки. Вот только целился я в центр масс.

Лиля, продолжая двигаться, стремительно и изящно наклонилась вниз.

И тут же выпрямилась, держа в руке пистолет убитого парня. Еще один Р220 с глушителем.

Швейцарского производства.

Со сменной обоймой на девять патронов.

Если Лиля бросилась за пистолетом, значит, другого оружия в квартире нет. В таком случае из него стреляли в потолок не менее трех раз.

Значит, осталось шесть патронов.

Шесть против нуля.

Лиля навела на меня пистолет. Я наставил на нее свое оружие.

– Я быстрее, – сказала она.

– Ты так думаешь? – поинтересовался я.

– От твоего автомата пользы никакой, – сказала Светлана, все это время остававшаяся на месте.

– Ты говоришь по-английски? – спросил я, посмотрев на нее.

– Довольно прилично.

– Я перезарядил наверху.

– Чепуха. Я вижу отсюда. Ты переключил его на стрельбу очередями по три. Однако сделал только один выстрел. Значит, это был последний патрон.

Мы стояли друг напротив друга довольно долго. Рука Лили с пистолетом казалась твердой, как скала. Нас разделяло пятнадцать футов, у нее за спиной истекал кровью мертвец. Светлана оставалась на кухне. Воздух был полон самыми разными запахами, из открытого окна тянуло свежим воздухом. Получился легкий сквозняк из-за открытой двери на лестницу и распахнутого люка, ведущего на крышу.

– Положи автомат, – сказала Светлана.

– Вы ведь хотите получить флешку.

– У тебя ее нет.

– Но я знаю, где она находится.

– Мы тоже.

Я не ответил.

– У тебя ее нет, но ты знаешь, где она. Значит, ты воспользовался дедукцией. Ты полагаешь, что твой талант уникален? Что другие так рассуждать не могут? Нам известны те же самые факты, и мы способны прийти к таким же выводам.

Я молчал.

– Сообщив нам, что ты знаешь, где флешка, ты заставил нас задуматься, – продолжала Светлана. – Ты нас пришпорил. Не нужно так много болтать, Ричер. Теперь ты больше никому не нужен.

– Положи автомат, – сказала Лиля. – Веди себя достойно, не стой, как идиот, с пустым автоматом в руке.

Я не шевелился.

Лиля опустила пистолет градусов на десять и выстрелила в пол между моими ногами. Она оказалась превосходным стрелком и попала в точку, равноудаленную от носков моих ботинок, – не самый простой выстрел. Пуля расщепила половицу, и я слегка отступил. Глушитель у «ЗИГа» был не таким надежным, как у «Х и К», и у меня возникло ощущение, будто кто-то со злостью швырнул трубку на рычаг. Над тем местом, где пуля прожгла дерево, поднимался завиток дыма. Гильза описала дугу и со звоном откатилась в сторону.

Осталось пять патронов.

– Положи автомат, – сказала Лиля.

Я снял ремень с шеи и теперь держал свой «хеклер» за рукоять. Я опустил его вдоль тела, потому что он перестал иметь для меня ценность как огнестрельное оружие и превратился в металлическую дубинку весом в семь фунтов. Но я решил, что лучше воспользоваться собственными кулаками. Конечно, тяжелая металлическая дубинка – это хорошо. Однако человеческая дубинка в двести пятьдесят фунтов лучше.

– Отбрось его в сторону, только аккуратно, – сказала Светлана. – Если ты попадешь в кого-то из нас, то умрешь.

Я медленно качнул автоматом и по плавной дуге запустил его в стену. Он ударился дулом и с грохотом упал на пол.

– А теперь сними куртку, – сказала Светлана.

Лиля навела пистолет мне в голову.

Я подчинился, стащил куртку и бросил ее через комнату. Она упала рядом с МР5. Светлана вышла из-за стойки, быстро проверила мои карманы и нашла девять патронов «парабеллум» и остаток рулона клейкой ленты. Она аккуратно расставила патроны в ряд на стойке, положив рядом с ними рулон с клейкой лентой.

– Перчатку, – сказала она.

Я вновь подчинился, стащил перчатку зубами и бросил на куртку.

– Ботинки и носки.

Я прислонился спиной к стене, развязал шнурки, снял ботинки и носки и швырнул в общую кучу.

– Теперь рубашку, – скомандовала Лиля.

– Только после тебя, – сказал я.

Она снова опустила руку на десять градусов и выстрелила в пол у меня между ног. Хлопок глушителя, расщепленное дерево, звон катящейся по полу гильзы.

У нее осталось четыре патрона.

– В следующий раз я выстрелю тебе в ногу, – спокойно сообщила она.

– Снимай рубашку, – велела мне Светлана.

Во второй раз за последние пять часов я раздевался по требованию женщины. Продолжая опираться спиной о стену, я стянул футболку и кинул ее поверх кучи своей одежды. Некоторое время Светлана и Лиля разглядывали мои шрамы, и у меня сложилось впечатление, что они им понравились. В особенности тот, что остался от ранения шрапнелью. Лиля даже высунула кончик влажного розового язычка.

– Теперь брюки, – сказала Светлана.

Я расстегнул пуговицу и потянул за язычок молнии. Спустил обтягивающие брюки, и они упали на пол. Я перешагнул через них, отбросив ногой в общую кучу и продолжая стоять спиной к стене. Светлана подняла брюки, вынула все, что лежало в карманах, и разложила рядом с патронами и рулоном клейкой ленты. Купюры и несколько монет, просроченный паспорт, кредитную карточку, карточку метро, визитку Терезы Ли и складную зубную щетку.

– Не слишком много, – заметила она.

– Все, что мне нужно, – сказал я. – Ничего лишнего.

– Ты бедный человек.

– Нет, я богатый человек – обладание всем, что тебе нужно, и является, по определению, богатством.

– Что ж, ты близок к осуществлению американской мечты – умереть богатым.

– Такая возможность имеется у всех.

– Там, откуда мы пришли, у нас есть больше, чем у тебя.

– Мне не нравятся козы.

В комнате было тихо, сыро и холодно. На мне остались лишь новые белые трусы. За все время пистолет ни разу не дрогнул в руке Лили, и я видел, как напряжены сильные мышцы ее пальцев. Возле ванной комнаты продолжал истекать кровью мертвец. Наступило пять часов утра, и город за окном начал просыпаться.

Светлана поспешно наклонилась, собрала с пола мои вещи и перебросила их за кухонную стойку. За ними последовали два жестких стула. Потом она подняла мой телефон, сложила его и небрежно швырнула в угол. Я понял, что она освобождает пространство. Мы находились в комнате размером двадцать футов на двенадцать. Я стоял, прижимаясь спиной к середине одной из длинных стен. Лиля расположилась напротив, продолжая держать меня на прицеле, потом по дуге отошла в дальний угол, к окну, и теперь смотрела на меня под острым углом.

Светлана вышла на кухню, и я услышал, как открывается какой-то ящик. Потом она его закрыла и через мгновение вернулась.

С двумя ножами.

Длинные лезвия, какими пользуются мясники, когда потрошат и разделывают туши или отделяют мясо от костей. Черные рукояти, стальные клинки, жутковатые тонкие режущие кромки. Светлана бросила один из ножей Лиле, и та ловко поймала его свободной рукой за рукоять. Светлана тут же отправилась в другой угол; получилось, что мы образовали треугольник. Лиля стояла под углом в сорок пять градусов слева от меня, Светлана занимала симметричную позицию справа.

Лиля развернула плечи и уперла глушитель пистолета в угол между стенами. Затем нащупала большим пальцем защелку на рукояти, нажала, и обойма упала на пол. Я увидел, что в обойме три патрона – значит, еще один остался в стволе. Лиля бросила пистолет в тот угол, где стояла Светлана, и теперь обойму и пистолет разделяло двадцать футов, пистолет лежал за спиной одной женщины, обойма за другой.

– Нечто вроде охоты за сокровищами, – сказала Лиля. – Пистолет не будет стрелять до тех пор, пока ты не вставишь обойму на место, чтобы исключить случайный выстрел, если патрон по ошибке остался в стволе. Швейцарцы очень осторожные люди, поэтому ты должен сначала поднять пистолет, а потом обойму. Или наоборот. Но прежде, естественно, тебе придется пройти мимо нас.

Я не ответил.

– И если в этой безумной кровавой борьбе тебе будет сопутствовать успех, используй первую пулю для себя.

Потом она улыбнулась и сделала шаг вперед. Светлана последовала ее примеру. Обе держали ножи низко, четыре пальца на нижней части рукояти, большой – сверху, как уличные бойцы, мастера своего дела. Длинные клинки поблескивали в лучах света.

Я стоял неподвижно.

– Ты даже не представляешь, какое удовольствие мы получаем, – проговорила Лиля.

Я не двигался.

– Задержка – это чудесно, предвкушение только усиливает наслаждение.

Я не шевелился.

– Но если нам станет скучно, мы тебя прикончим.

Я не отвечал и не двигался.

Потом я засунул руку за спину и вытащил «Бенчмейд 3300», который держался на клейкой ленте у меня на пояснице.

Глава 83

Я нажал на кнопку, и наружу с легким щелчком выскочило лезвие – громкий звук в тихой комнате, неприятный для меня. Я не люблю ножи и никогда не любил. У меня нет настоящего таланта для владения ими.