Зажечь звезду Ролдугина Софья
– Вента Лобейра де Эскесимьенто. На уроках – госпожа Лобейра, – дружелюбно кивнула мне преподавательница. Бр-р, и померещится же! Всё, завязываю с магией в неподобающее время. – Проходи и садись, пожалуйста.
Я деревянно кивнула и отступила за пределы круга света. Глаза автоматически выхватили в заднем ряду блеск разнокалиберных браслетов. Я проскользнула мимо притихших учеников и опустилась на стул рядом с Ками. С другой стороны уже устроилась Ханна.
– Где вы были? – еле слышно прошипел парень. Эмоции хлестанули через край. – Нельзя позвонить, что ли, предупредить? Руки дверью прищемило?
– Нет, голову, капитально и в детстве, – в тон ему ответила я. – С тех пор ужасно боюсь мобильных. Веришь?
– С тебя станется, – буркнул Ками, оттаивая. – И где ты откопала Хани… То есть Ханну?
– В коридоре, – честно ответила я. – Мы случайно встретились. И, Ками, я тебе потом расскажу… Точнее, мы расскажем.
Кайл уставился на меня недоверчиво. Зрачки расширились.
Он догадался? Но как?
– Это связано с тем, что ты не смогла пообещать мне утром?
Накатила усталость. Боги, это утро было так далеко!
– Потом, ладно? Я и так уже Хани разговор должна. Вот вечером все вместе и пообщаемся. Ладно?
Ками кивнул. Так, похоже, он не сердится, просто переволновался за нас.
– А что случилось с Ханной? – Шёпот жаром обдал ухо.
– Ками, вечером, – так же тихо отозвалась я, не поворачивая головы. Голос госпожи Лобейра вкрадчиво шелестел; прерванный урок продолжался.
– …пролетело незаметно, и вновь мы собрались вместе. Кого-то из вас я помню с прошлого года, кто-то – тёплый взгляд в нашу сторону, – присоединился к нам только что. Для тех, кто забывает быстро, напоминаю: здесь царят сказки. Но не простые, а те, что неразрывно связаны с прошлым и настоящим – я говорю о легендах, которые передавались из поколения в поколение у древних народов.
Она замолчала, и в аудитории воцарилась такая тишина, что слышно было, как тикают наручные часы у мальчика с первой парты. Пустота ощущалась почти болезненно. Я невольно прониклась уважением: чтобы так владеть голосом, нужен не просто врождённый талант, а ещё и масса работы.
– Эти сказки не были добрыми, как те, которые мы видим сейчас на экранах телевизоров. Нет, в тех легендах царила жестокость. Тогда мир вокруг был безжалостным, в нём правили кровожадные, но справедливые боги. И даже детям рассказывали только страшные сказки – те, что могли сделать их сильнее. В них смерть могла настигнуть внезапно, бездумная, бессмысленная. С рождения каждый человек приучался слушать мир и быть готовым к тому, что он повернётся своей тёмной стороной… – Лобейра замолчала, внимательным взглядом обводя класс. В свете лампы её глаза сверкнули красновато, точно у кошки в полумраке. Я поёжилась. – В прошлом году мы закончили обсуждать эсхатологические мифы и мифы о сотворении мира. Вы убедились, что даже у разных племён они имели одинаковые детали, а порой и полностью повторяли друг друга. С этого дня мы начнём вспоминать легенды о самом сокровенном – о богах и демонах старого мира. Сегодня я расскажу вам одну, а к следующему разу вы найдёте схожие мифы у других народов. Но это будет потом, а сейчас – слушайте, как на землю пришло зло…
…Давным-давно люди жили в вечном спокойствии, не зная ни войн, ни голода, ни мора. Они смеялись и пели по вечерам у костров так задорно, что порой сами боги спускались на землю и танцевали среди простых смертных. И в одной деревне женщины возгордились и решили, что стали равны богам. Злые духи увидели этот изъян и смешались со слабыми душами. Вскоре те женщины стали рожать детей, сплошь девочек, наделённых даром совершать чудеса. Но так как сила их происходила от злых духов, то и чудеса не приносили миру ничего хорошего, лишь подрывая его основу. К несчастью, ни женщины, ни мужчины деревни не хотели этого замечать. Они решили, что достойны такой силы и сумеют её обуздать. Однако боги были могущественны и видели всё. Когда они узрели, что творят люди в деревне и жутких детей с противными миру силами, то наслали на зверей вокруг деревни безумие, а чтобы волшебство злых духов не причинило им вреда, осыпали животных звёздной пылью. Звери врывались в дома и загрызали всех, кого находили. Тогда жрец обратился к богам и спросил, что делать, чтобы прекратить истребление. И был ответ – истребить детей-духов. Жрец объявил людям волю богов. Многие жители деревни согласились, и тогда и их боги осыпали пылью звёзд. В назначенный день согнали к кострам всех нечестивых женщин, впустивших в себя духов, и их мерзких дочерей, и отрубили им головы, а тем, кто пытался колдовать, отрубили кисти рук и вспороли животы – так повелели боги. Тела отдали на съедение зверям – волкам и койотам. А головы сложили на алтаре как подношение богам. И тогда безумие отпустило животных, и люди снова смогли охотиться и собирать урожай. А новых жён они взяли в другой деревне…
Всё время, пока госпожа Лобейра рассказывала легенду, я почти не дышала. Было в простых словах нечто жуткое, но трудноуловимое. Вспомнился старый кошмар, преследовавший меня в детстве. Будто бы прихожу я к своему дому и не могу найти входную дверь. И вдруг поднимаю глаза и понимаю, что дом вывернут наизнанку. Снаружи болтаются занавески, обои размокли от дождя, крыша впивается в землю вместо фундамента, а коммуникации, как вспухшие вены, корчатся по стенам… И я с криком просыпалась – не столько от ужаса, сколько от мерзкого чувства неправильности, искажённости происходящего. Этот сон приходил ко мне ещё два или три раза, а потом я забыла о нём… до сегодняшнего вечера.
– Итак, как вы думаете, о чём эта легенда? – непринуждённо спросила преподавательница. С её лица не сходила доброжелательная улыбка. Я невольно сгорбилась. Сама госпожа Лобейра была мне симпатична, но то, что она рассказывала… пожалуй, более жуткое впечатление в своё время произвели на меня только стихи Творящей – эстаминиэль Мелиссы из Замка-на-Холмах. – Ну, сразу, как я понимаю, ответить вам сложно, можете посовещаться с одноклассниками. Минуты две вам хватит?
– Да, да, – крикнул кто-то с другого конца аудитории. Это словно послужило сигналом. Класс наполнился восхитительно живым шумом – испуганно-восторженными шепотками, шорохом бумаги, скрипом стульев. Я с облегчением вздохнула. Люблю тишину, но не эту, потустороннюю, а такую, как в непроснувшемся городе на рассвете или в доме Дэриэлла по вечерам – тишину спокойствия.
Ками слегка отодвинулся от парты, чтобы мы с Ханной могли друг друга видеть.
– Ну, и что вы об этом думаете? – нетерпеливо спросил он.
– Впечатляет, – осторожно произнесла я, поглядывая на Ханну. Девочка хмурилась, опустив глаза в пол. Ками хмыкнул, закладывая руки за голову.
– Да, неплохо старушка рассказывает. – Ханна вскинулась и прожгла его возмущённым взглядом. К счастью, парень этого не заметил, потому что смотрел в мою сторону. – Но готов поспорить, что она эту историю только что выдумала.
Я вздрогнула. Почему-то мгновенно поверилось в то, что он прав.
– Ты так считаешь, о великий экстрасенс? – ядовито поинтересовалась Ханна. – Тоже мне, нашёлся специалист по мифам. Не понял ничего, так и скажи.
– Ну, я, конечно, не спец, но легенд знаю достаточно, – возразил Ками. Вид у него был странно задумчивый. – И в этой явно что-то не то.
– И что же? – хмыкнула Семтемор. Похоже, для неё госпожа Лобейра – идеал. Несмотря на искреннюю приязнь к преподавательнице, сейчас я скорее согласилась бы с Ками. Легенда, вроде бы и простая с виду, вызывала слишком странное ощущение. И ещё, вдруг подумалось мне, ведарси очень остро чувствуют фальшь. А у Ками в жилах течёт не совсем человеческая кровь…
– Не знаю, – признался парень.
– Ну вот и…
– Тише, – прошептала я. – Мы одни остались, все закончили обсуждать. Давайте слушать.
В аудитории действительно уже некоторое время стояла тишина. Многие с любопытством поглядывали в нашу сторону. Лобейра также наблюдала за нами с добродушным интересом. Когда я шикнула на друзей, она приглашающе кивнула мне:
– Может, ты выскажешь мнение, Ната?
– О чём эта легенда, да? – Я потянула время, прокручивая миф в голове. Память, конечно, не аллийская, но жаловаться не на что.
– Да, милая.
– Думаю, о гордости. – Единственное, что пришло на ум. Да и в начале легенды что-то говорилось о «возгордившихся женщинах»… По классу пробежал одобрительный шёпот – многие, видимо, сделали тот же вывод.
Госпожа Лобейра задумчиво улыбнулась. Шаль снова сползла вниз, открывая трогательно пушистый серый свитер. Надо же, у меня в детстве был почти такой же – мягкий и тёплый, пропахший дымом. Я частенько надевала его на вечерние вылазки с Дэриэллом.
– Вижу, большинство из вас согласно с этим мнением… А между тем легенда называется «Беспечные женщины».
– Почему? – вырвался у кого-то вопрос. – При чём здесь беспечность? Разве не гордыня во всем виновата?
– Нет, – серьёзно покачала головой преподавательница. Очки сверкнули, ловя оранжевый отсвет лампы. – Те, древние племена не считали гордость плохим качеством, да и гордыню… Не было у них такого слова. Скверным считалось неповиновение богам, непочтительность. А одной из самых больших слабостей – беспечность. Если ты небрежен и позволяешь врагу подобраться к тебе близко – не миновать тогда беды. Будь хитрым, беспощадным и готовым жертвовать малым ради большого – вот чему учили легенды молодых.
– А сейчас говорят, что из двух зол выбирает только тот, кто не в состоянии справиться с обоими. Получается, теперь люди стали сильнее? – высказалась девочка с передней парты. Я с интересом посмотрела на неё. Похоже, новенькая, либо ей не нравится Лобейра. По крайней мере, вопрос прозвучал как провокация.
– Ну, я бы не сказала, – возразила женщина. Калейдоскоп провернулся – губы её сложились в жёсткую линию. – Скорее, сейчас они более идеалистичны и мечтательны. Хватаются за всё сразу, а на деле не способны защитить даже себя. Нет, древние были разумнее и рациональнее, понимая, что лучше синица в руках, чем журавль в небе.
– А как же прогресс? Компьютеры и ракеты? – пискнула девчонка. На фоне слов Лобейры её высказывание показалось почти нелепым.
– Ах, милая, – ласково улыбнулась преподавательница. – Ну при чём здесь техника и оружие? Я говорю о силе духа, о способности принимать решения. Понимаешь теперь?
– Ну… да, – растерянно согласилась ученица.
В этот момент где-то невообразимо далеко, почти на другом конце света, заиграла классическая мелодия. Я на мгновение растерялась, не сообразив, что это всего лишь звонок с урока. Лобейра со вздохом покосилась на часы и разрешила собирать вещи. Я заметила, что многие покидают кабинет неохотно и останавливаются рядом со столом, чтобы перекинуться с учительницей парой слов. Похоже, здесь она стала кумиром для многих.
Да и на меня эта женщина произвела сильное впечатление.
Она казалась очень цельной натурой, полностью подчинённой внутренним принципам и законам. Да и доброжелательное отношение, чуть сдобренное таинственностью, располагало к себе… Но в то же время её личность, характер – всё это подавляло. Я чувствовала, что даже за время этого урока с трудом удерживалась от того, чтобы остаться при своём мнении, а не перенять чужой взгляд на жизнь. Я, равейна, у которой инакомыслие и свобода в крови! Хм, было бы весьма неприятно… А может… может, это просто зависть? До её силы характера, уверенности в себе мне далеко…
– Эй, Найта, ты идти собираешься или корни здесь пустила? – Горячее дыхание щекотнуло ухо. Я дёрнула плечом. Кайл захихикал. Что ещё у него в крови, кроме генов лоста, – так это неистребимое желание играть на чужих нервах. Почти как у Максимилиана…
По спине пробежали мурашки. Ксиль так и не…
Бездна, подумаю об этом потом. Да, точно.
Когда мы вышли из здания школы, оказалось, что уже стемнело. Я на полном автомате скользнула на другой уровень восприятия, осматривая переплетение нитей на сотню метров вокруг. Убедившись, что поблизости нет ни одного ведарси, кроме Кайла, так же машинально прищёлкнула пальцами, активируя внешний сигнальный контур защиты.
– Ой! – подпрыгнула на месте Ханна. – Что это было?
– Где? – в унисон откликнулись мы с Ками. Он – удивлённо, я – обречённо. Если мои предположения не ошибочны, то Ханна уже вплотную подошла к грани.
– Да здесь же, – с сомнением протянула девочка. – Сначала такая зелёная вспышка вокруг тебя, а потом лимонами запахло.
– И сейчас пахнет? – Мне стало любопытно. Похоже, наша маленькая равейна воспринимает магию как запахи и световые образы. Забавно… Я чувствую колдовство как колебание нитей и иногда – как звуки.
– Ну… да, – рассеяно кивнула Ханна. Ками подозрительно водил носом из стороны в сторону, пытаясь почуять пресловутый запах. – И вокруг тебя искры такие… Как будто в воздухе электричество пробегает. Изжелта-зелёные…
Всё интереснее и интереснее.
Кажется, она видит не только момент возникновения волшебства, но и само заклинание в действии… причём не переходя на другие уровни восприятия. Хотелось бы знать, это индивидуальная способность Хани, или любые сёстры Иллюзиона могут так? Ох, видимо, список вопросов к Айне увеличился на один пункт.
– Ты можешь показать границу?
Девочка сощурила глаза, оглядывая пространство. Потом сделала несколько уверенных шагов и взмахнула рукой:
– Здесь. Дальше искр нет, пусто.
Вот как! Значит, она может увидеть только активированные заклинания.
– Правильно, – медленно кивнула я.
Ками покрутил пальцем у виска:
– Искры, запахи… Вам что-то в колу подмешали, девочки из Салема?
– Я за обедом сок пила, ты разве не помнишь? – на полном серьёзе ответила я, любуясь выражением демонстративного бешенства на лице Ками. Ишь, как глазами вращает. Нет, в нём определённо пропадает великий актёр. – Да ничего особенного не случилось, Ками. Хани разглядела моё заклинание, только и всего.
– Заклинание? – округлила глаза юная равейна. – Это что, правда? А они всегда так выглядят? А почему пахло лимонами? А Ками действительно не видел? А когда я успела этому научиться? А ещё что-нибудь смогу сделать? Ой… – Она виновато оглянулась на парня. – Я зря спросила, да? Это секрет был?
– Не волнуйся, – успокоила её я. – Ками в курсе, в некотором роде. Так уж получилось. Насчёт ответов… Да, это было заклинание. Выглядят они по-разному, у всех равейн восприятие индивидуально. Я, например, то же самое заклятие вижу как узор из нитей. Такое кружево… Очень красиво, между прочим. А ты – как свет и запах. Учиться? Нечему здесь учиться. Единственный путь для равейны – это самосовершенствование. То есть можно, конечно, подогнать теорию, но главное – творческий порыв. Ну, как поэт пишет стихи лучше, когда знает про виды рифм и размеры, но главное-то – талант и практика.
– Даже творческим людям нужна теория, – недовольно буркнул Ками. Ему эти разговоры про магию явно не нравились. Хотя тогда, в кафе, он слушал с удовольствием. Может, дело в том, что сейчас парень чувствует себя исключённым из нашей компании? – Без учёбы никак. Много нарисует художник, который не владеет техникой? И что это будут за картины? Мазня? Нет, ну разные гении-таланты могут и сами научиться, но почти нереально – изобрести все велосипеды заново, да и времени это отнимет до чёрта…
– Ну, Кайл, подумай сам, какое может быть обучение, если мы даже заклинание видим по-разному? – терпеливо вздохнула я. – Максимум, что в моих силах – сотворить магию и дать Ханне в ней разобраться. Самой. А что касается изобретения велосипедов и иже с ними… От подобного предохраняет память матерей.
– А это что такое? – тут же влезла Хани.
Я с сожалением оглянулась.
– Потом расскажу. Знаете, ребята, мне не кажется, что болтать о таком, стоя посреди улицы, – хорошая идея. Может, найдём место поуютнее? Да, и домашним надо сообщить, что задержимся. Что скажете?
Ками задумался.
– Ну, к тебе мы вряд ли пойдём – что-то я не горю желанием увидеться с нашим красавчиком Диком. Красавчиком диким, хи… Ханна тоже не ждала гостей, так? – дипломатично переспросил он. Девочка покраснела, пролепетав что-то про заболевшего отца. – Кафе на этот раз тоже не прокатит, разговор будет долгий. Короче, предлагаю завалиться ко мне. Клара не будет против, да и телефон у нас есть. Кстати, я здесь недалеко живу.
– Это точно будет удобно? – переспросила я. Навязываться в гости на ночь глядя не хотелось, но такие разговоры не откладывают, а на улице я чувствовала себя по меньшей мере неуютно. Конечно, заклинание никуда не исчезает, но в доме, даже чужом, и стены помогают.
– Да без проблем, – отмахнулся Кайл. – Клара меня обожает, а мистер Кларсен у этой дамочки под каблуком. Так что все о’кей.
– Тогда идём, – согласилась я. – Хани, а ты-то сможешь задержаться?
– Да, – коротко ответила девочка. – Не думаю, что папа заметит, даже если я вообще не приду.
– Не говори так, – мягко возразила я. – Он наверняка тебя любит, просто сейчас твой отец действительно болен. Но когда-нибудь ему станет лучше.
Хани отвернулась.
– Эй, ну вы идёте? – нетерпеливо крикнул Кайл от поворота. Я осторожно подхватила Ханну под руку и последовала за ним. Плечи девочки чуть вздрагивали. От холода ли?
Миссис Кларсен оказалась невысокой худой женщиной с обесцвеченными волосами. Внимательный прищур, сурово поджатые губы, ранние морщины на лбу и в уголках глаз – всё говорило о том, что в жизни ей пришлось нелегко, и в первую очередь от этого пострадал характер… и мистер Кларсен. Он тоже подошёл к двери, чтобы поздороваться с друзьями приёмного сына – полный, уже пожилой мужчина среднего роста с жидкими волосами, зачёсанными вбок, чтобы скрыть пробивающуюся лысину. Взгляд у него был потухший, как у человека после очень нудного и долгого рабочего дня. Постояв немного у входа и кивнув в знак приветствия, отчим Кайла удалился, оставив жену разбираться с гостями.
– Добрый вечер, Ками. Ты сегодня поздно, – бросила миссис Кларсен, оценивающе разглядывая нас с Ханной. Особенно долго её взгляд задержался на моих вызывающе распущенных волосах. Наверное, нечасто здесь видят такую гриву – ниже талии, да ещё аккуратно уложенную. Спасибо маминой магии. – Твои подружки?
– Ага, сразу обе. Ханна и Найта, к твоим услугам. Знаешь ведь, какой я сердцеед… – Если бы у Ками были лисьи уши, он бы сейчас точно одно опустил. – Девочки, это Клара, знакомьтесь. Привет, мам. Ты сильно устала после работы?
– Денёк был трудный, – кивнула она. – Этот идиот-директор, ну, Куст, опять наворотил дел. В тот раз он завалил речь перед иностранными партнёрами, перепутав Австрию с Австралией, теперь не глядя подмахнул бюджет… А кому приходится вытягивать ситуацию? Правильно. Ату, Клара! Честно говоря, я думала, что дурнее старого папаши не найдёшь, но Куст-младший его переплюнул. Династия, мать её.
Во время этой прочувствованной речи я не удержалась и хихикнула: теперь понятно, от кого Кайл перенял манеру общения.
– Короче, ты уходишь отдыхать, – подвёл итог Ками. – Понятно. Получается, гостиная занята. Ладно, моя комната тоже сойдёт, надо только захватить бутерброды и чего-нибудь запить.
– Сынок, ты что, какая мать позволит своему чаду питаться всухомятку? – патетически провозгласила Клара, сцеживая зевок в ладонь. И неохотно добавила: – Мы за здоровую пищу… Иди, что ли, разогрей пиццу.
Я сдавленно хрюкнула, глотая смешок. Определённо, миссис Кларсен – это нечто.
– Ну, как скажешь, – с притворным огорчением согласился Ками, прыгая на одной ноге в бесплодных попытках сдёрнуть ботинок. Шнурки развязать парень не удосужился. – Так, девушки, проходите вон за ту дверь, там будет диван, Билли и телефон. – Ботинок наконец-то поддался и отлетел в угол, где уже лежал другой. – Вам нужен телефон, так что смотрите не перепутайте. Я за пиццей! – Он махнул рукой и понёсся по коридору галопом – видимо, на кухню. Миссис Кларсен ещё раз зевнула, пробурчала нечто среднее между «чувствуйте себя, как дома» и «я сваливаю» и последовала за сыном.
Со звонками мы разобрались быстро: у Ханны трубку так никто и не снял, а мне ответил мистер Грэймен, равнодушно отнёсшийся к тому, что я задержусь. Затем Ками просунул лохматую голову в комнату и позвал нас наверх.
– Располагайтесь! – Он широким жестом бросил куртку на кресло. – Мои шикарные апартаменты.
– Да уж, – пробормотала я, с осторожностью обходя горы книг на полу.
Комната Ками оказалась… примечательной. Впрочем, странно, если бы это было не так.
В дизайне интерьера преобладало два цвета – чёрный и серый. Чёрная рельефная краска на стенах, угольного цвета потолок с наклеенными звёздами из фольги, коврик, смахивающий оттенком и фактурой на волчьи шкуры, и такое же покрывало на кровати. Два книжных шкафа и платяной, стол для компьютера, стул и два кресла – всё непроглядно-тёмное, как январская ночь. И везде разложены книги: стопками, баррикадами, развалами, неустойчивыми башнями, увенчанными немытыми кружками и смятыми бумагами. На столе – некое подобие порядка. Тетради и учебники разложены по разным углам, карандаши смирно отбывают службу в стаканчике, не пытаясь уйти в самоволку.
Между монитором и кактусом, покрытым нежно-голубыми цветочками, стояла фотография в металлической рамке. Я хотела рассмотреть получше, но Ками буркнул: «Извините» и быстро положил её лицом вниз.
– Это старая, всё забываю выкинуть, – равнодушно пояснил он. – Мне не нравится, как я на ней получился. Урод уродом.
Парень улыбнулся как ни в чём не бывало и плюхнулся на сиденье, положив одну ногу на подлокотник, всем видом своим показывая, что ничего особенного не произошло. И почему-то мне показалось, что лучше бы нам притвориться, что мы ему верим.
– Ну что, рассказывай, – с предвкушением ухмыльнулся Ками, вальяжно развалившийся в кресле. Я устроилась в таком же напротив, кутаясь в серое мохнатое покрывало, а Ханна задом наперёд оседлала стул за компьютерным столом. – Что сегодня случилось с нашей храброй Семтемор?
«Храбрая Семтемор» одарила Ками испепеляющим взглядом.
– Не сегодня, – педантично поправила я. – Почти месяц назад. Сегодня всего лишь стали очевидны последствия.
– Подожди-подожди, так вы же всего месяц, как познакомились? – Парень нахмурился. – Или я чего-то не понимаю? Объясните убогому.
Мы с Ханной переглянулись. Похоже, девочка начинала осознавать.
– Тогда, в столовой. Когда Эшли ко мне прицепилась, а ты вмешалась в ссору… Что тогда произошло? – Ресницы задумчиво опустились, скрывая холодный блеск в серебряных глазах. – Знаешь, как я тогда удивилась, когда среди столовой вдруг запахло сиренью? В первый момент мне даже показалось, что это мама вернулась.
Ками, до сих пор беспечно покачивавший ногой, застыл, как изваяние.
– Это была инициация, – медленно произнесла я. – Первая ступень – признание старшинства и верховного ранга, осознание своего места в системе мира и подчинённости более сильным.
Хани подбросило на стуле, как от удара электрическим током:
– Не признавала я ничей верховный ранг!
– А о чём ты думала, когда стояла перед Эшли, стиснув зубы и пытаясь не заплакать?
Ханна гневно открыла рот… и растерянно закрыла его, так ничего и не сказав. Предельно аккуратно опустилась на стул, утыкаясь лицом в сложенные на спинке ладони.
– Я думала… я думала тогда: хоть бы это прекратилось. Хоть бы пришёл ну кто-нибудь и прекратил это. Кто угодно. Мне всё равно было, – убитым шёпотом призналась она.
Ками дёрнулся было, но я жестом попросила его молчать. Не тот это разговор, в который может влезть посторонний. Тем более – посторонний парень, понятия не имеющий о равейнах и их заморочках.
– Ты позвала, Хани. – Объяснение прозвучало как извинение. – И я откликнулась. Ты просила защиты – значит, не могла справиться сама, оказалась слишком слабой. Это не хорошо и не плохо, просто так получилось. Для того и существуют сильные, чтобы защищать слабых.
– Я – слабая? – растерялась Семтемор. Несколько тяжёлых локонов-пружинок выскользнули из причёски и теперь топорщились сердитыми змейками. Аура девочки всё меньше напоминала человеческую. Сейчас мало кто из способных видеть не сумел бы разглядеть в ней равейну, сестру Иллюзиона.
– Ты – не слабая, ты просто слабее меня, – подчеркнула я. Ох, эти разговоры по душам явно мне не даются. Кажется, всё только запуталось ещё больше. – Теоретически и номинально. А практически… у тебя даже больше возможностей совершенствовать свою магию.
– А от чего это зависит? От опыта? – не утерпел Кайл. Мы с Ханной синхронно вздрогнули: кажется, и она тоже успела забыть, где и с кем находится.
– Нет, не от опыта. От стихии, – вздохнула я. Признаваться не хотелось, но без этого, к сожалению, не обойтись. – Я – тьма и свет. Это очень опасные сферы. Разрушительные. Не думаю, что рискну когда-нибудь взяться за освоение своих возможностей всерьёз. А ты, – я сощурилась, – принадлежишь Эфемерату Девяти Отражений.
– Чего? – недоумённо протянула девочка. Я внутренне содрогнулась. Ну почему здесь нет Айне или хотя бы мамы! Уж они-то смогли бы разъяснить всё так, что ни одного вопроса не возникло бы.
Ладно, придётся выкручиваться, как умею.
– Эфемерат Девяти Отражений… По сути дела, это управление слоями реальности. Нижний слой – первичные материалы, из которых состоит окружающий мир. Нечто неодушевлённое, не имеющее ни формы, ни памяти, ни особенностей. Из этой самой первичной формы можно создать всё, что угодно, любое вещество. Второй слой – мир предметный. Стул, стол, потолок – это всё принадлежит второму слою. А вот зеркало, например, находится сразу в нескольких слоях, потому что оно отражает одновременно и вещественный слой, и первичный, и третий, наш, в котором существуют одушевлённые живые и неживые объекты, создавая этим слой четвёртый – зазеркальный. Вот дальше уже сложнее. – Я поморщилась. – В верхних пяти слоях разбираются только сами сёстры Иллюзиона, как ещё называют равейн, у которых такой же талант, как у тебя. На пятом слое, если память мне не изменяет, обитают Древние и Вечные, то есть, проще говоря, демоны и боги. Ещё этот слой называют «тонкий план» или чаще – «тонкий мир». На шестом – мечты, сны, воплощённые фантазии. На седьмом – смешение разумов или что-то в этом духе. – Я нервно поёрзала на стуле. Не люблю углубляться в теоретические дебри. Особенно те, которые касаются чужих стихий. – То есть мечты и сны, общие для всех… архетипы, что ли, или то, что называют менталитетом… Не знаю. Всё сложно. Восьмой… восьмой, кажется, занимают изначальные стихии, кроме Иллюзиона, пронзающего все слои. О девятом отражении, или слое, не знаю ничего. А что касается магии Эфемерата… Айне как-то говорила, что она манипулирует реальностью на том уровне, который легче поддаётся влиянию разума и воли – четвёртом, пятом, шестом… А эффект проявляется на реальных слоях.
– Так запутанно, – разочарованно протянула Ханна. – Я думала, что магия – это волшебные палочки и длинные слова на латыни. Ну, и всякие там чёрные коты и совы.
– Не так уж ты и ошиблась, – улыбнулась я. – Палочки, кольца и другие артефакты действительно существуют. Например, этот браслет, – я демонстративно потрясла перед её носом Мэйсоном. – Или нитка с бусинами у Ками на руке… да, эти зелёные камешки, правильно, Кайл. А многие заклинания из классической некромантии и магии действительно произносят по традиции на мёртвых языках. И ничего это вовсе не запутанно, разберёшься. – У меня вырвался смешок. – В конце концов, разве музыкант понимает, откуда к нему приходят мелодии? И всё равно музыка звучит.
В комнате воцарилось молчание.
Я прокручивала в голове разговор, ругая свой корявый язык. Ками внимательно разглядывал злополучный браслет с таким видом, будто бы боится, что магическая вещица его вот-вот покусает. Ханна закрыла глаза, погрузившись в себя. Интересно, о чём она думает? Для меня магия и разговоры о ней естественны, как дыхание, а эта девочка всю сознательную жизнь считала, что волшебство – это сказка. Повезло же ей родиться равейной… Даже магам и ар-шакаи в этом плане легче: они могут наставлять новеньких. Классическая магия понятна и больше смахивает на науку. Стараешься – значит, можешь, и никакой мистики.
– А для чего ты подарила мне браслет? Он правда волшебный? – вдруг спросил Кайл, катая пальцами бусину по запястью. Искры в глубине зелёного камня вспыхивали и гасли, как далёкие отсветы фейерверка. Красиво…
– В нём защитное заклинание, – ответ сразу на оба вопроса. – Активируется автоматически, если поблизости оказывается существо, желающее тебе смерти, и передаёт сигнал мне. А если потереть друг о друга два соседних камешка, то окажешься под куполом вроде того, о который обломал зубы Жадный.
– Кто там жадный? – мгновенно среагировала Ханна. Ками вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула.
Пусть поговорит, а я отдохну. К тому же интересно будет послушать, как это выглядело со стороны.
Кайл не обманул моих ожиданий, превратив сухую череду событий в красочную историю. Иногда приходилось поправлять его или давать пояснения, вроде того, кто такие дриэйры и почему лосты – это не люди. Но в принципе рассказ его был достаточно полным. Единственное, о чём парень умолчал – собственное вероятное нечеловеческое происхождение.
Впрочем, именно на этой детали я не настаивала.
Потом разговор снова незаметно свернул на равейн и их магию. Давно у меня не было таких масштабных лекций об истинном лице мира: о Вечных и Древних, о множестве Старших, живущих среди людей, о Младших, подобных ведарси, о непознаваемых Изначальных силах… Когда я, в очередной раз увлёкшись этимологией, пространно расписывала происхождение термина «равейна», Ханна ощутимо напряглась.
– Эй, в чём дело? – осторожно поинтересовалась я, касаясь её плеча. Девочка отстранилась и одарила меня сумрачным взглядом.
– Получается, мы дети «беспечных женщин»?
Поначалу я оторопела. Какие ещё «беспечные женщины»? Элен уж никак нельзя назвать беспечной, как и любую равейну, достигшую четвёртой эпохи – власти. А в ином возрасте матерями не становятся.
– Слушай, и правда, – протянул Ками, откидываясь на спинку. – Эти твои Изначальные и равейны – копирка со сказок старушки Лобейры.
В голове щёлкнуло. Вот оно. Раздражающий фактор в рассказе. И как я сразу не просекла аналогию?
– Это не копирка. – Зубы у меня ощутимо скрипнули. – Та идиотская легенда – и есть извращённый пересказ того, как равейны пришли в мир.
Кайл задумался. Ханна сидела так же напряжённо, ловя каждое моё слово:
– Хочешь сказать, что всё было немного по-другому?
– Конечно, – раздражённо откликнулась я. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы успокоиться. Лобейра всего лишь пересказала местную легенду. Неприятную, но интересную. Это совпадение. – Никакие духи не входили в матерей первых равейн. Изначальные просто смешались с кровью умирающих женщин и вернули их к жизни. К слову, это были аллийки, а о людях тогда никто и слыхом не слыхивал. И наша магия вовсе не приносила зла. Да, порой она разрушает, порой бывает излишне жестокой, но никакая сила изначально не несёт негативной окраски. Это просто дар, талант. Он не может быть злым или добрым. Всё зависит от того, какому человеку он достанется, только и всего. Можно снести мир, а можно его спасти.
Облегчённый вздох.
Кажется, Хани приняла ту легенду слишком близко к сердцу.
– Наверное, ты права, – согласилась она, кривя губы в полуулыбке. – Но, знаешь, я всё-таки рада, что оказалась слабой равейной. Не хотелось бы в запале, э-э, снести мир.
Я невольно прыснула от смеха:
– Вообще-то вызвать глобальную катастрофу может любая равейна. Например, если это будет её последнее желание.
– Последнее желание? Что, в смысле?.. – Кайл выразительно черканул по горлу ребром ладони. Я кивнула.
– Да. Говорят, что перед смертью равейна может загадать желание – всего одно, но оно обязательно исполнится. Это ещё называют «бесполезным даром».
Парень смешно наморщил лоб:
– А почему бесполезным-то?
– Потому что любой, кто точно знает, что пришла пора умирать, желает только одного – жить. А с того света никто не возвращается. Даже самые сильные равейны.
– Мрачно это как-то, – пожаловалась Ханна. – Нет уж, не надо мне такого, лучше заниматься безобидными фокусами.
– А покажи какой-нибудь фокус! – загорелся идеей Ками. – Что-нибудь простое, чтобы Хани сразу сообразила, что к чему! Ну, и красивое, конечно.
Красивое, значит… и простое. Ну-ка, вспомним… Проблема в том, что у нас с Ханной разные понятия о «простом» волшебстве. У неё должны легко получаться иллюзии. Мне их создавать достаточно сложно, но можно попробовать.
Нити послушно заскользили в пальцах, принимая новую форму. Кружево чем-то напоминало снежинку… Так, вроде то, что нужно. Осталось только добавить силы. Хм… Получилось?
– Это что такое? – Кайл глупо хлопнул ресницами, разглядывая рой тёмно-красных мохнатых бабочек. Мелкие какие-то они вышли и зловещие. Ладно, иллюзии – не мой конёк.
– Образы бабочек, – вздохнула я, озвучивая очевидное. – Ну что, Хани, разобралась, что к чему?
– Ну… вроде да, – вдумчиво кивнула девочка. Одна из летуний присела к ней на плечо, расправив крылышки, словно перламутровая брошь. – Сама вряд ли сделаю, но как оно работает, кажется, понимаю. Только запах меня смущает… Горелый какой-то, а должен быть яблочный.
– Горелый?! – Ками подскочил, как укушенный. – Пицца!
Он буквально вывалился из комнаты на лестницу и сбежал вниз с жутким грохотом, перескакивая зараз ступеньки по три.
– Бедняга, без ужина остался… – сочувственно вздохнула Ханна.
– Думаю, всё в порядке, – улыбнулась я, скользнув вниз по нитям. – По крайней мере, Ками просто излучает облегчение. Интересно, он хоть с нами пиццей поделится? Чего-то не хочется мне греметь дома кастрюлями, Грэймены наверняка уже спать ложатся.
Ханна удивилась:
– Уже? А не рано ещё?
– Так половина одиннадцатого, – пожала я плечами. – Томас точно спит, а значит, и Габриэла. Ричард – вряд ли, но он не в счёт.
Девочка побледнела и начала собираться:
– Мне пора.
– Эй, куда так быстро? – Ками спиной толкнул дверь и осторожно вошёл. В руках у него был поднос с горячей пиццей и запотевшими стаканами с газировкой. – Ты не хочешь поужинать?
– Нет, – поджала губы девочка. – Мне пора домой.
– Может, тебя проводить? – предложил парень, отряхивая ладони. – Темно, время неспокойное.
– Справлюсь, – отрезала она. – Спасибо, конечно, но мне недалеко идти, – добавила уже мягче. – Простите, мне правда пора. Увидимся в школе!
– Да подожди ты! – Ками выбежал за ней из комнаты. Через некоторое время хлопнула входная дверь, и он вернулся – с кислым выражением лица.
– Не понимаю, что с ней такое, – пробурчал Кайл, запуская руку в разноцветные пряди. Взгляд у него был озадаченный. – Не могла подождать, что ли… Я бы её проводил. Нет, сорвалась с места!
Ками опустился на ручку моего кресла, кутаясь в свободный конец покрывала. Ситуация мальчику явно не нравилась. Вообще, он близко к сердцу принимал происходящее с Ханной. Чувствовал ответственность за неё?
– Слушай, а тебе не приходило в голову, что она просто беспокоится за отца? Ведь тогда мы ему так и не дозвонились, – осторожно предположила я.
Кайл оглянулся почти зло:
– А чего ей волноваться за такого придурка? На её месте я бы его ненавидел. Он же ничтожество!
– Но всё равно он отец, какой бы ни был. – Я дотронулась до его руки под покрывалом. Он меня оттолкнул, но вроде бы успокоился.
– Всё равно не понимаю, – пробурчал он.
Эх, Ками, Ками… Какой же ты всё ещё ребёнок…
– Скажи, ты ведь любишь Клару? – Он кивнул, скосив на меня глаза. – Но почему? Она ведь не твоя настоящая мать?
– И какая разница? – вздёрнул он брови. – С настоящей я, может, никогда и не увижусь. А Клара очень добрая, хотя бывает так, что с ней лучше не связываться. Она любит меня!
– Отец Ханны тоже любит её. И он наверняка хороший человек, просто слабый. На него свалилось много, и вот… не выдержал, – тихо проговорила я, глядя ему в глаза. – И тем не менее он всё, что есть у Ханны. Сестра уехала, братья тоже с ней не живут. Они бросили её. Хотя могли забрать с собой, если бы действительно любили.
Ками отвернулся.
– А ты тоже пойдёшь домой? – чуть слышно спросил он. – Или посидишь со мной?
У меня вырвался вздох:
– Пойду, наверное. Габриэла наверняка переживает. Удивляюсь, как она ещё не начала звонить. Я говорила мистеру Грэймену, что вернусь в десять. Но заговорилась, как видишь… Ты не обижаешься?
Парень мотнул головой.
– Нет, конечно. – Он повернулся ко мне. На губах у него играла странная улыбка, мечтательная и светлая. – Завтра поговорим. К тому же я уроки не сделал… Тебя-то проводить?
– Давай, только недалеко, – согласилась я. – Раз тебе ещё уроками заниматься.
– Да ладно, – махнул рукой Ками. – Я пойду Кларе скажу, что прогуляюсь, а ты спускайся пока.
Он вышел из комнаты. Я хотела последовать за ним, но внимание привлекла перевёрнутая фотография на столе.
Гм, вроде в коридоре Ками не видно… Посмотреть или нет? Это ведь всего лишь неудачная фотография. Просто не скажу ему, и всё.
Я осторожно протянула руку к металлической рамке.
Всего один взгляд.
…Порог незнакомого дома. Деревянные ступеньки вызолочены солнечным светом. Кайл смеётся, широко, счастливо. В рыжеватых волосах пока только несколько цветных прядей, а вот руки до локтей унизаны браслетами, как и сейчас. Он сидит на ступенях вполоборота, опираясь спиной на чужое плечо, и, запрокинув голову, смотрит в лицо светловолосому старшекласснику с серо-голубыми глазами. Незнакомец сощурившись глядит в объектив, обнимая Кайла за плечи, и выглядит до безобразия радостным. Он улыбается…
Я со стуком опустила фотографию на место и быстро вышла из комнаты. Сдаётся мне, что сейчас я сунула нос во что-то очень личное. И очень грустное. Не думаю, что решусь теперь спросить у Кайла, что это за высокий парень там изображён.
Ками проводил меня почти до школы. «Конечно, против тех чудиков я слабоват, но так спокойнее», – сказал он, прощаясь. Дорога до дома заняла почти час, так что знакомая калитка показалась уже ближе к полуночи. Я тихо прикрыла её, стараясь не скрипеть петлями, и на цыпочках прокралась в дом. Свет нигде не горел, так что до лестницы в гостиной пришлось добираться почти на ощупь. Я уже заносила ногу над ступенькой, когда вдруг щёлкнул выключатель. От неожиданности меня выбросило на другой уровень восприятия.